Макс вдруг понял, что ревнует девушек к этому гипотетически возращенному Эдику. Вот никогда с ним такого не было, всегда легко сходился, легко расставался, когда взаимное влечение угасало. Были в его жизни и долгие романы с замужними женщинами, но чувства ревности не возникало никогда. Может потому, что там были законные мужья, которых его подруги сами выбрали, и еще задолго до него? А вот сейчас он собирался сам, своими собственными руками отдать своих девушек кому-то другому. Ради чего? Ради их спокойствия или ради своего? Или в качестве компенсации Эдику за то, что его вырвали из мира с не совсем светлым будущим, где он после унизительного процесса получения аусвайса на владение госязыком мог бы стать широко известным на рынке торговцем секонд-хендом или даже старшим помощником менеджера по клинингу? Конечно, Эдик мог стать и олигархом местного разлива и разлететься на куски во взорванном Мерседесе. А мог и в Германию эмигрировать, отец у него какой-никакой, а немец. Или в Израиль, по матери.
Нет, девчонок я ему просто так не отдам, компенсацию Эдик получит какую-нибудь другую. Подкину ему потом что-нибудь материальное, квартиру, например, или сберкнижку с моим июльским выигрышем в Спортлото-2. И не за то, что я его выдерну из его замечательного мира с отличными перспективами в отличном будущем, а за риск получить непоправимый вред здоровью. Могут ведь девушки его хорошенько побить втроем за мою неудачную шутку? Могут. Не втроем, конечно, Ленка то из института уволилась, в другой поступила, на учебу, в сентябре уже фундаментальные знания получать начнет, как надо правильно собирать картошку. Ну ничего, вернется Ленка через месяц из колхоза, добавит она Эдику все им недополученное. А всякие его шуры-муры с моими девушками я уж как-нибудь не допущу, средства для этого у меня есть.
Из какого времени Эдика выдергивать? Как выдернуть — это понятно, "шел, упал, потерял сознание, очнулся — гипс", вроде все тот же мир вокруг, тот же, но немного другой.
Предположим, займусь я этим пятого сентября. На ум приходят три варианта, откуда выдернуть. Первый — тоже из пятого сентября, чтобы хотя бы в датах у него в голове путаницы не было. Второй — из двенадцатого июля, даты его пропажи в этом времени. Или из того же девятого мая, дня его смерти здесь.
Рассмотрим первый вариант. Сырцов и психиатры находят у него ложные воспоминания за целых 4 месяца. Это уже не просто потеря памяти, это что-то другое. Проверяют на логику. Вроде все будет логично, Эдик ведь о реальной жизни своей расскажет. Назовет всех лабораторских ребят и девчонок. Стоп. А если он там, за 4 месяца к моим девчонкам клинья успел подбить? И не только подбил, это то он при желании мигом сделал бы, но и сам влюбился? Может, он там, у себя, на ком-то из них даже жениться успел? И что, он от таких своих ложных воспоминаний когда-нибудь отречется? Нет, опять совратит. Во всяком случае, будет пытаться опять совратить, снова замуж позовет. Нет, ну его к лешему, такой вариант. И двенадцатое июля не рассматриваем по этой же причине. По причине незнания мной ни точного будущего, ни даже точного прошлого той реальности, начиная, конечно, с девятого мая. И потом, где мне искать его в том времени? У института поджидать? А вдруг он там с Зинкой не расстается или с Ленкой? Что, мне его на их глазах похищать? Ведь расстроятся девчонки, пусть не мои, но точно такие же, как мои. И будут потом долго страдать, ведь не будет же там никто Эдика искать так рьяно, как искал его здесь Сырцов. Нет, решено, всё, начиная с 10-го мая той реальности запретное время. Мое личное запретное.
Значит, брать Эдика надо девятого мая, этот его день мне более-менее известен. Утром он пойдет в магазин, вернется домой, а вечером поедет салют смотреть и, скорее всего, после салюта окажется в общаге. Может быть, он там даже с тем сволочным комсоргом снова поцапается, может снова с балкона упадет, кто его знает. Эх, знать бы, открыл на пути падения портал, и, как только они сюда влетят, в тот же момент отправил взамен готовые трупы. Живого комсомольца сразу к Горбачеву, у него там уже интересная компания подобралась, а живого Эдика Сырцову подкинуть. Может быть, даже новая реальность не образовалась бы, ведь никакого информационного возмущения на основной ветке не произошло бы, так, краткий миг отсутствия двух почти готовых умереть тел.
А так мне о будущем более-менее достоверно известны только три момента — во сколько Эдик подойдет к магазину, во сколько он из него выйдет, чтобы пойти домой и во сколько вечером назначена встреча у часов. Вечер мне не подходит, слишком много народа кругом. Конечно, можно подослать к Эдику парочку сотрудников КГБ и отвести его в сторонку, но зачем идти сложным путем, когда есть более простые? И потом, в этом случае ушлый Сырцов может и на ту общагу выйти, про которую ему знать вовсе не обязательно, да и кто знает, к чему еще может привести наличие у Эдика подобных воспоминаний о событиях, непосредственно предшествующих "провалу в памяти". Поплывет Эдик, еще чего лишнего про себя расскажет.
Значит, выдергиваем Эдика именно утром, с маршрута дом-магазин-дом. Самое удобное в плане отсутствия свидетелей место этого маршрута — это как раз та полоска леса, между железной дорогой и застройкой. Да, к тому же там на тропинке есть корень сосны, за который все цепляются. Очень удачно вышло, что в его письме в Белогорск я тот корень упомянул как раз в свете первой потери памяти. Как в воду глядел. Насколько я помню, споткнуться о тот корень можно, только если идти со стороны станции. Было бы наоборот, с чего бы тогда Эдик предупредил меня именно по пути к дому?
Итак, слышишь, грэйв, появляемся в основной реальности девятого мая этого года через пару минут после открытия того магазинчика. Как только Эдик поравняется с корнем, сделай так, чтобы он за этот корень зацепился и полетел головой в дерево. Это он потом должен твердо помнить. За несколько сантиметров до дерева устрой ему временную остановку сознания и останови падение, а то еще действительно голову разобьет. Вытаскивай тело с вещами сюда, в бункер, вещи убери, из карманов все убери, часы и ветровку убери, под стельку обуви положи визитку, которую Брежнев мне в Белогорске дал, только состарь так, как будто она много дней там провела. Подсади имплант, обеспечь, чтобы голова у него в месте якобы удара денёк поболела. Внешне ничего не должно быть заметно, а будут врачи какой-нибудь рентген делать или еще что, обеспечь им на снимках какую-нибудь небольшую гематому или как там это называется. Одежду, которая на Эдике останется, наверняка криминалисты исследовать будут. Сделай так, чтобы ничего не противоречило легенде длительного путешествия от Хабаровска, лишнюю грязь и пыль из одежды убери, нужную добавь. После этого перемещаем Эдика в лесок и кладем возле дерева, о которое он якобы ударился. И все, можно сознание возвращать. Куда направится Эдик, когда очухается без денег и ветровки, не угадаешь. Скорее всего на станцию вернется и оттуда в милицию позвонит, мол, обобрали. Но вполне может и домой отправиться, тогда обеспечь, чтобы тот полоумный стукач, которому Сырцов связной телефон дал, обязательно его увидел. В общем, будем действовать по обстановке. Да, уточняю — в другое время и в лесок я лично не пойду, подготовь для этого дела каких-нибудь неприметных киборгов. Отмашку по дате я дам дополнительно.
И вот еще что. Обдумал я все, что ты по моей родне раскопал. Раз даже анализ ДНК родство подтверждает, что на фотографии действительно моя бабушка, то надо мне с родственниками ближе знакомиться. Тем более что у Алены через три дня знаменательная дата и отметить ее надо широко. Буду внуком здешней бабушкиной сестры, пропавшей в 1941-м. Старший сын у нее родился в 1936-м, добавляем хотя бы восемнадцать лет, плюс еще годик, получаюсь я пятьдесят пятого года рождения и мне сейчас всего двадцать два года. Маловато, конечно, но все же лучше, чем девятнадцать. По возрасту выходит, что я только-только институт закончил и должен три года отработать по распределению. Отпуск, следовательно, я еще не заработал и разъезжать по стране никак не могу. И откуда у нищего выпускника капуста на дорогие подарки? От родителей? Кстати, им то сейчас всего по сорок лет должно быть. Вдруг дядя с двоюродным братиком увидеться захочет? Значит, жить они должны где-нибудь ну очень далеко отсюда, в Норильске, например, или лучше в Певеке. И, раз я не могу быть человеком с высшим образованием, значит, придется побыть мне простым рабочим, не привыкать. Значит, два года армии, там же, на Чукотке, на какой-нибудь дальней погранзаставе. А деньги — старателем три года поработал, опять же на Чукотке. Как у Высоцкого — "Нету золота богаче, люди знают, им видней". Надоело там, деньги не на что потратить и тепла хочется, хотя бы летом. Как раз ответ из архивов пришел, насчет родственников бабушки. Вот и поехал сюда, повидаться, и заодно завербовался на строительство какой-то новой дороги, дали пока место в общаге, потом, через пару лет, и квартиру обещали.
В общем, грэйв, давай оформляй мне везде все документы под эту легенду и о местечке в общежитии КВД у моих чертей похлопочи. Без живых соседей по комнате, естественно. Да, и машина мне нужна, "шестерка", купленная и зарегистрированная в Благовещенске. Не кататься же мне с сестрами по городу на автобусе. Этой ночью спать буду в медкапсуле, сделаешь мне мое собственное тело согласно возрасту в паспорте, только не забудь, что я почти три года на прииске работал, почти год до армии и два после нее. Длинные волосы не люблю, но прическа тоже должна лохматой моде соответствовать. Только пожалуйста, сделай ее все же покороче. Да, залей мне в мозг информацию и по старателям, и по чукотским погранцам, вдруг расспросы пойдут, а я ни сном, ни духом.
Д
— Да так и живем, не хуже, чем остальные, — рассказывал полковник, в который раз рассматривая документы и архивные справки. — С Москвой, конечно, не сравнить, но и здесь свои прелести есть. Жизнь кипит, этот август вообще богат на события. Недавно вот потрясло нас изрядно. В эпицентре, восточнее Байкала, землетрясением целый горный хребет раскололо. Да не один хребет, а несколько. Не читал в газетах?
Посетитель отрицательно покачал головой
— Не беда, все равно в газетах почти ничего не написали. Разрезало все Становое нагорье как по линейке, с северо-запада на юго-восток и эта линия кое-где еще на сотни километров в сторону Хабаровска продолжилась. Эпицентр какой-то не обычный, а линейный. Фактически там были десятки эпицентров и произошла какая-то интерференция колебаний, вот основная волна за десятикилометровую полосу и не вышла. Что там в эпицентре творилось и представить сложно, коли местами горы километровой высоты в щебень растрясло и раскидало по линии разлома. В общем, светопреставление какое-то. А на расстоянии всего каких-то двадцати километров от линии разлома уже почти и не трясло, все дома выстояли, за редким исключением. Я-то, когда это землетрясение случилось, сам ничего не почувствовал, но сейсмологи говорят, что даже у нас почти четыре балла было, от нас ведь до этого Станового нагорья по прямой всего километров восемьсот. Но что удивительно — в поселках, что у самой линии разлома, разрушения минимальны. Так, заборы гнилые кое-где повалило, да несколько старых сараев рухнуло. Сам я, конечно, не видел, но там из одного лагеря, когда трясло, зеки разбежались, и пришла разнарядка часть личного состава отправить тамошним в помощь, ловить их. Вот мои командированные что-то сами увидели, что-то вынюхали у геологов, про масштабы и причины. Геологов там сейчас пруд пруди, те края вообще богатые на полезные ископаемые, а сейчас всем интересно стало, что там из рассыпавшихся гор наружу повылезало. Геологи, надо признаться, сами до конца не все понимают, спорят чуть ли не до драки, про интерференцию это только так, их основная версия.
Но то землетрясение — это так, природа, стихия. У нас и другие события произошли, по сути такие же землетрясения. И Брежнев приезжал, и сынок этот, и глины наши какие-то особенные оказались, завод поставили перерабатывающий, и жилье бешеными темпами строить собираются, и какой-то новый институт закладывают. А теперь еще одно землетрясение, — улыбнулся полковник. — Ты. Мать сразу после войны несколько лет искала, и никаких следов. А тебе, через треть века, всего за один месяц всё нашли.
— За полтора. Плюс время, пока письма с Чукотки и обратно добирались.
— Какая разница, месяц, два, три. Все равно очень быстро. Столько ведь лет прошло. Ах да, ты же с другого конца искал, и твой отец сам в том поезде ехал. Сколько ему тогда было?
— В детдоме возраст на глазок записали — шесть лет, сам он не знал, сколько именно. И дату рождения поставили как раз ту, когда его из развороченного бомбой вагона вытащили. А теперь, судя по этим документам, оказывается, ему только пять должно было исполниться. Хорошо хоть бабушка на всех вещах фамилию вышила, иначе ни за что не нашли бы. А так цепочка выстроилась, где папу нашли, когда нашли, оставалось только списки погибших от бомбежек около этой даты просмотреть. Дальше тоже повезло, наверное, и что у бабушки паспорт в одежде был, и что с него все данные перенесли в ведомости погибших. Ну а сейчас, по этим паспортным данным архивариусы узнали девичью фамилию, по ней на сестру бабушкину вышли, ну а потом уже и на вас.
— Да какой там паспорт в сорок первом? Это сейчас у всех поголовно паспорта должны быть. А тогда у большинства не было нормальных документов. Максимум профсоюзный билет, или комсомольский, ну еще пропуск на завод.
— Ну, возможно, что какой-нибудь листок с автобиографией в паспорте лежал, то есть в комсомольском билете или профсоюзном. Как бы там ни было, но фамилию, дату и место рождения все-таки записали. Похоронили бабушку, конечно, все равно вместе со всеми, в братской могиле. Ну а отцу после детдома не до поисков было. Ни кола, ни двора, ни родни. завербовался на Север, меня вот родил, новые заботы. А я этой весной решил, что надо бы обязательно следы бабушки найти.
— У тебя еще дед живой остался, сразу после войны нам от него письмо пришло — спрашивал, не объявилась ли жена с сыном. Потом он пропал навсегда, наверное, женился по новой.
— Я знаю. Его мне тоже в архивах разыскали. Он в сорок седьмом погиб. Бандеровцы.
Полковник сочувственно кивнул.
— Жениться по новой он действительно успел, не успел только с детьми. В общем, Вы сейчас единственный наш родственник по отцу.
— Не единственный. У меня две дочки есть. Так что у тебя еще и сестры есть, пусть и троюродные. Уже на выданье. Одной столько же, сколько тебе, второй завтра шестнадцать исполняется. Красавицы. Да ты скоро сам увидишь. Вещи твои где?
— В общежитии.
— Как так? У тебя что, здесь знакомые есть? Ничего не хочу слышать, забирай вещи и давай к нам. У нас три комнаты, будет тебе персональный диван. Ты вообще надолго к нам? Обратные билеты есть? Если нет, то раньше, чем через две недели я тебя не отпущу. Запрещу в кассах тебе билеты на более ранние поезда продавать и все дела, а другого транспорта от нас нет. Моей власти для этого хватит. Теплынь до сих пор стоит, покупаешься, позагораешь, вон, бледный какой со своей Чукотки приехал. Фруктов южных поешь, сейчас самый сезон. Или ты проездом, в Крым или на Кавказ, пузо у Черного моря погреть?
