Хольмград'76. Шаг Третий. Ключи и калитки

В общем, интересно получалось... И нет, понятное дело, что не всю эту информацию мы получили непосредственно от характерника. Что-то опознали по зубодробительным связкам руноставов на памятном камне, какое-то количество сведений извлекли из нескольких книг, доверенных нам Мирославом, после того, как сам характерник убедился, что мы не станем драть из его личных инкунабул страницы, и использовать их вместо лопуха в "скворечнике"... Правда, там информация оказалась подана едва ли не так же завуалированно, как в рассказанных нам Мирославам легендах, но... разобрались же. И более того, получивший тот же объём информации, профессор Грац был вполне согласен с нашими выводами. А князь Старицкий...

Князь безапелляционно потребовал, чтобы мы со Светой не вздумали искать "беглецов"! С чего он взял, будто мы только и мечтаем пообщаться с этими реликтами, я так и не понял, но на всякий случай заверил его сиятельство, что иных идей, кроме мыслей о возвращении домой, в Хольмград, мы не питаем. Убедил или нет, не знаю, но более с неоправданными обвинениями князь к нам не приставал. И то хлеб.

А четвёртый день нашего пребывания в Усть-Бийском остроге ознаменовался сразу несколькими новостями. Первой из них стало вручение обещанной подорожной от полусотника, и это было замечательно. Точнее, было бы, если бы не другая новость, принесённая к порогу дома Стояна Смеяновича, аккурат к обеду. Ворвавшийся в трапезную запыхавшийся стрелец, сорвав на ходу шапку, всучил опешившему Хлябе выуженную из неё записку и, получи из рук подскочившего мальчишки корец, забулькал холодной колодезной водой, только кадык задёргался. Отвлекать гонца от питья, полусотник не стал, и, развернув письмо, углубился в чтение. По мере того, как взгляд Стояна скользил по строкам, оказавшегося довольно большим послания, выражение лица полусотника менялось от спокойного до недовольного. А к концу чтения, хозяин острога и вовсе выглядел будто хмурая туча, готовая разразиться громом и молниями.

Отбросив на стол прочитанное письмо, Стоян обратил внимание на опустошившего корец гонца.

— Вот что, Гремич, прежде чем отправишься домой отдыхать, кликни десятников. Будем совет держать, — медленно произнёс он. Стрелец молча кивнул и, отдав посуду вновь подскочившему мальчишке, так же молча направился к выходу. Но не успел он шагнуть за порог, как его догнал голос начальства: — и не вздумай болтать об увиденном до окончания совета! Слышишь? Выйдем к полусотне, сами всё поведаем!

— Понял, воевода, — обернувшись, проговорил стрелец и, отвесив короткий, но вежливый поклон, исчез из виду.

— Что там стряслось, сокол мой? — поинтересовалась Неонила, едва дверь в трапезную захлопнулась.

— Чуры учуяли лесных находников, — глухо произнёс Стоян. — Здесь, по эту сторону Бия.

Оценить новость смогли даже мы со Светой, знать не знающие, кто такие чуры и с чем их едят. В остальном же, невелика загадка. Если уж самы пересекли необъятный Бий и оказались на землях словени, фактически под самыми стенами их порубежных острогов, значит, дело идёт к развязке и вскоре стоит ожидать прямой атаки находников на крепость. Вопрос лишь в одном, на какую из них?

— Понятия не имею, — пожал плечами Стоян, в ответ на этот вопрос. — Вестников по ближайшим острогам я разослал сразу по возвращении, чуров обновили не только мы, но и соседи Поклест с Миряном прислушались к моим словам. А там, глядишь, и другие полусотники и сотники о том же озаботились. Но сведения о потревоженных чурах, пока получили только мы трое. Или сведения об иных тревогах до нас ещё не дошли. Так что... не знаю.

— И что делать-то, батюшка? — явно встревожилась Неонила.

— А вот придут десятники, обсудим новости, да и решим, — улыбнулся жене Стоян. — Не горюй, Нилушка, рано. Повоюем мы лесников...

— Подкаменский воевода в прошлом году тако же мыслил, — хмуро заметила та. На что полусотник только головой покачал.

— Дурной он, воевода-то, молодой да резвый. Хотел удаль свою боярскую показать, да полез в пасть к медведю, рогатины не изготовив, — произнёс Стоян Смеянович всё с той же улыбкой. — На том и погорел. Но то в лесу самы-охотники сильны, а под стенами острога лесникам раздолья не будет. Зря мы, что ли, вокруг крепостицы весь лес на два перестрела извели, матушка? Не-ет, шалишь! Подойдут они к Усть-Бийску или тому же Хвалын-городку, так все у стен и лягут. Так что, не переживай, Нилушка, справимся мы с этой напастью. Не впервой.

— А кайсаки? — вздохнула та.

— А что, кайсаки? — пожал плечами полусотник. — Ежели и пойдут они в сговоре с самами, так и им здесь поживы не будет. Нешто конникам степным сподручнее крепости воевать, чем лесным находникам? Пустое, Неонила. Конь на камень не полезет, а леснику в стерне не скрыться. А с боевых галерей, что кайсака, что сама, стрельцам из ружей куда как способно бить будет. Сдюжим, милая. Не переживай.

— Ты вой, муж мой, я тебе верю, — после недолгой паузы, произнесла супруга полусотника и, поднявшись из-за стола, павой поплыла прочь из трапезной. А следом за ней, слиняла и Света. Из солидарности, или просто наелась... чёрт её знает.

— Вот-вот! И бабам нашим о том же скажи, — пробурчал в спину уходящей жене Стоян, на что Неонила кивнула на ходу, мол услышала, да и скрылась за дверью под ручку с моей подругой. Проводив взглядом жену, полусотник одним глотком осушил серебряный кубок с холодным взваром и, недовольно цокнув, пробормотал: — одной бедой меньше. Уж Неонила жёнок от бурленья удержит... Дело за нами.

— А что есть повод для беспокойства? — осведомился я.

— Находники всегда повод для беспокойства, — скривился Стоян. — Острог им, конечно, взять не под силу. Но какое-то количество людишек побьют. Хутора да погосты пожгут, а самое главное, всю торговлю здешнюю порушат и сообщение меж крепостями перекроют. А от того большой убыток не только воеводству, но и казне. И кого государь виноватить будет? Острожников, вестимо. Не уберегли, не отстояли, службу не справили! А такой укор от государя уже совсем худым делом обернуться может.

На совещание с десятниками я не остался, да меня и не звали. Вместо этого, я отправился вновь тиранить характерника. А там мы с Мирославом заговорились настолько, что вышли из длинного дома лишь на закате, аккурат к тому моменту, когда Стоян Смеянович закончил свой совет с десятниками, и оглашал принятое ими решение перед собравшейся на его дворе толпой обитателей острога.

Казалось бы, ну решили стрельцы ставить в крепости временные убежища для окрестных жителей. Так ночь на дворе, чего суетиться? Ан нет. Часть острожников, несмотря на темноту, отправилась ладить те самые навесы да сараи для гостей, а десяток стрельцов уже через полчаса стоял у ворот крепости, в ожидании, когда для них поднимут решётку и выпустят гонцов по ближайшим хуторам да погостам, с вестью для их обитателей о непременном и скором сборе в остроге.

Ночь-полночь, а крепость на берегу Бия всё никак не хотела засыпать. Слышался стук топоров и визг пил, плясали огненные отблески по стёклам домовых окон, да метались тени от раздуваемого речным ветром пламени факелов. Острог гудел.

А к утру, к его стенам начали подтягиваться окрестные жители. Да не пешком, по одному, с котомками в руках, а на телегах, заваленных скарбом, да семьями в полном составе. Впрочем, нет... среди прибывавших гостей я вообще не видел стариков! Старые женщины, нет-нет, да цепляли взгляд, а вот их мужей не видал. Совсем.

— Да их у нас и нет почти, — пожал плечами в ответ на мой вопрос полусотник, устало развалившийся в кресле за столом, и чуть не клевавший носом в опустевшую тарелку. Его можно понять. Стоян с ночи был на ногах, контролировал работу плотников, принимал доклады гонцов и разведчиков, а вот теперь, после сытного обеда, приготовленного руками жены, полусотника разморило. Тем не менее, он всё же нашёл силы, чтобы развернуть свой ответ. — Остроги-то бийские, почитай, все новые, и полусотни лет не каждому наберётся. Что уж тут про хутора да заимки говорить? Основавшие иные селения, мужики только-только семьями обзавелись, да детей тетешкать начали. Откуда ж тут старикам-то взяться? Ну... а те что есть, часто не желают в остроге хорониться. Дескать, хозяйство присмотра требует, а в крепости от них никакой пользы, только рты лишние, что во время осады совсем негоже.

— А если самы на них наскочат?

— Пару болтов из самострела пустят, ежели хоть одного татя положат, уже благо, — со вздохом отозвался полусотник. — Говорят, так и помирать легче.

Жестоко? Да. Но... видел я здесь в остроге, ещё по прибытии, пару дедушек. Один на деревянной ноге ковылял, а у другого лицо будто тигры драли. И оба они тренировали стрельцов на огороде. Первый огненному бою молодняк учил, а второй размахивал деревянной саблей так, что ученики словно кегли от него разлетались. Если и те старики, что на своих хуторах остались, такие же, то ничего удивительного в их решении остаться в родном доме и дать последний бой врагу, нет и быть не может.

Если ночью острог напоминал разворошённый улей, то сейчас, здесь и вовсе было вавилонское столпотворение! Мужские голоса сплетались с женскими, крики ребятни перемежались с мычанием и блеяньем скотины, кудахтаньем птиц и всё вместе это порождало такую какофонию, что на площадь перед длинным домом лучше было вообще не выходить. Оглохнуть можно.

Народ прибывал в крепость весь день и всю ночь. Я, честно говоря, думал, что расселение такого количества людей в маленькой крепости должно неизбежно привести к скандалам и неразберихе, но ошибся. Подчинённые Стояна дело своё знали туго, и свары прибывающих "гостей" гасили влёт. А уж как растаскивали хуторян да селян по построенным для них на скорую руку обиталищам, любо-дорого посмотреть. Скотину, с которой прибывшие не желали расставаться, из боязни лишиться её навсегда, опытные помощники полусотника тут же метили специальными клеймами, и выдавали хозяевам бирки с аналогичными метками, после чего, не слушая ругани и причитаний владельцев, расталкивали их хрюкающую, мычащую, квохчущую и блеющую собственность по стойлам, загонам и птичникам. А шибко резвым, не желающим расставаться с имуществом, тут же отвешивали зуботычину, после которой недовольных уводил патруль... в длинный дом. А уж там, задолбавшийся Мирослав, объяснял непонимающим политику партии и правительства. Спорить с характерником хуторяне не рисковали, и, выходя из его обители, вели себя куда спокойнее. Всё же, авторитет у хранителей памятных камней был на высоте. Чем и воспользовался ушлый полусотник, скинувший на Мирослава объяснения с самыми горластыми из "гостей".

Ввиду творящегося вокруг бедлама, требовавшего от хозяина острога постоянного внимания и контроля, мы со Светой оказались не у дел. Неонила тоже нашла себе заботу. Она "строила" жён прибывших селян. Те, оказавшись вне родного дома, и лишившись необходимости вести хозяйство, поначалу неприкаянными тенями метались по острогу, а чуть пообвыкшись, начали выяснять отношения между собой, вовлекая в это действо и родню. Естественно, Стояну такой поворот событий по душе не пришёлся. Он разобрал одну жалобу гостей, другую... третью... А после не выдержал, рявкнул на очередных жалобщиков и, велев собрать весь новоприбывший женский коллектив перед длинным домом, вывел к ним супругу.

— Видишь, лада моя, этих баб? — громко, так чтобы слышали все присутствующие, спросил он. Неонила не подвела.

— Вижу, муж мой, — кивнула она, обводя взглядом стушевавшихся от вида роскошно одетой женщины "гостий" острога.

— Так вот, Нилушка, как я беру под своё начало их мужей, братьев и отцов, так и тебе следует взять сих квочек в свои руки, да назначить каждой урок. Дабы не достало у них времени на склоки, дрязги и драки. Пусть смотрят за детьми и скотиной. Ткут, готовят, хоть бесов в ступе толкут! Но чтоб всё было тихо и ладно, как в нашем доме, — произнёс полусотник в полной тишине.

— А ежели кто из них решит артачиться или урок мной назначенный не исполнит? А паче и вовсе от дела лытать начнёт? — вроде как исподволь поинтересовалась Неонила, и Стоян зло ощерился.

— Выдашь мне на правёж, — рыкнул он. — Раз уж мужья вбить ум им неспособны, я сам о том позабочусь, но потом пусть не плачут о слезшей с жопы коже!

Этот спектакль двух провинциальных актёров, толпа "гостей" встретила гробовой тишиной. Поверили. И расползались с "представления" под огромным, я бы даже сказал, сильнейшим впечатлением.

Смех смехом, но с того момента как Неонила взяла в свои руки управление бабским войском, гвалта и шума в остроге значительно поубавилось, и положение в городке наконец перестало напоминать пожар в борделе во время наводнения. Хуторянки и селянки были разбиты супругой хозяина острога на десятки, по очереди занимающиеся присмотром за детьми, готовкой на весь гостящий в крепостице табор, и уходом за скотиной. Кроме того, Неонила привлекла молодых девчонок из прибывших семей к работе в травной избе, и тоже в определённой очередности. Кто-то помогал травникам формировать лекарственные сборы, кто-то ухаживал за растущими в огороде травами, а кто-то постигал науку врачевания. Дело нашлось всем.

Полусотник тоже не оставил мужиков без забот. В остроге кипела стройка, на которой любые руки, даже самые кривые, оказались в цене. Не можешь сруб сложить, будешь брёвна таскать, не способен комель удержать, будешь тачку с землёй толкать... и так далее. Честно говоря, хоть Стоян Смеянович и не говорил ни слова, и ни к чему нас со Светой не принуждал, но в этой вот атмосфере всеобщей занятости на благо одного отдельно взятого острога, я сам не удержался и тоже нашёл себе занятие.

Мальчишки в возрасте тринадцати-пятнадцати лет из селян и хуторян, как-то незаметно оказались не у дел. Нет, в строительных артелях их приняли бы без проблем, но больше чем на "принеси-подай-пшёл вон-не мешайся", ребяткам рассчитывать не приходилось. Да и силёнки у них, признаться, ещё не те. Не угнаться мальчишкам за старшими. К тому же хотелось им военного дела, а не подвизаться на стройке, получая оплеухи за слабость и нерасторопность! Вот и висли недоросли в любую свободную минутку на перекладинах ограды воинского огорода, подсматривая как тренируются стрельцы и новики. Подсматривая и завидуя.

Там, собственно говоря, я и нашёл себе занятие. В прямом смысле слова наткнулся на него. Шёл уже привычным маршрутом к Мирославу и, проходя мимо воинского огорода, буквально, споткнулся о выкатившееся в распахнутую калитку, тело. Оно, тело, в смысле, вскочило на ноги, утёрло рукавом домотканной рубахи кровянку из-под носа и, поддёрнув широкие порты на завязках, погрозило мелким кулаком в сторону гогочущих за оградой голосов, после чего собралось было припустить бегом, развернулось и... правильно, наткнулось на меня. Отскочив резиновым мячиком в сторону, мальчишка поднял взгляд, но, тут же насупился и, отвернувшись, поплёлся куда-то прочь, ссутулив плечи.

Я бы, наверное, так и прошёл мимо, забыв этот эпизод уже через несколько минут, если бы из той же калитки, не выскочили двое лоботрясов из стрельцовых детей, принятых в новики, о чём говорил их наряд, почти полностью копирующий одежды отцов, служащих под началом Стояна Хляби, но отличающийся цветом. Уставные кафтаны им не положены, а потому одежда новиков была не серо-зелёного цвета, как положено, а просто серой, некрашеной.