Стартап "Русь" (написанные главы вместе)

— Тю, так ты булгарин али из казар? Хотя, не похож. И по церковному ладно говорить. Откуда ж ты тут взяться такой?

— Из тех ворот, откель и весь народ.

Олегу начал надоедать этот бессмысленный допрос.

— Как? — опешил воевода, а потом расхохотался.

Смеялся он долго, до слез, а потом враз как-то посерьезнел и грохнул кулаком по столу.

— Не дерзить мне! Я не посмотреть, что ты Светлый, к коню привязать, да по улицам таскать, пока без кожи не остаться.

Олег поморщился от начинавших утомлять инфинитивов.

— При всем уважении, боярин, меня там люди ждут.

— Подождут, — повторил воевода правильную форму глагола. — Ко мне намедни казарский тархан приезжать. Жаловаться люди его в вашей стороне пропадать с данью. Знать про то что?

Воевода подался вперед и недобро прищурился.

— Откуда ж мне про то знать? Мокрое наше на отшибе стоит, на самом краю земли княжеской, в которой ты, боярин, волю княжескую блюсти поставлен. Только не понимаю я — воля, вроде, княжеская, а дань казары собирают. Вот, как так?

— А я тебе про то обсказать, — улыбнулся воевода, поднимаясь из-за стола.

Росту в нем было даром, что не два метра. Он легким пружинистым шагом, не сочетавшимся с его габаритами, обошел стол, приблизился к Олегу и коротко, без замаха, впечатал ему свой кулак в живот. Тот, как стоял, так и повалился кулем на деревянный пол.

— Не вровень тебе дела князя размысливать, Светлый, — проговорил воевода. — Людишкам — людское, князю — князево. Понимать меня?

Если Олег что и понял, то только то, что к Светлым тут власти пиитета не испытывают. Он осторожно сел, пытаясь отдышаться, и молча кивнул.

— Смотри Светлый, если решить своей волей жить, то лучше тебе сразу вереву на сук накинуть. За обоз с данью каган казарский с князя спросить, а князь с кого?

— С тебя, боярин, — прокряхтел Олег, с трудом поднимаясь с пола.

— Во, — поднял воевода указательный палец. — Ить не дыролобый, сообразить, хоть и Светлый. А я с тебя спросить и тех людишек лихих.

— А только ты ведь, боярин, не только за этим за мной посылал?

Олег пристально посмотрел в глаза воеводы, который к тому моменту вернулся обратно за стол. Тот сначала усмехнулся, но потом, видимо, разглядел что-то во взгляде гостя. Так разглядел, что даже невольно отшатнулся.

— Вижу, правду говорить, ить запрям Светлый, — проговорил он. — За стол иттить, говорить станем.

Когда Олег усаживался на лавку напротив воеводы, тот неожиданно гаркнул:

— Микитка, одолеть тебя лишай, тащить брагу мне и гостю! Да пожрать собрать!

Когда чуть погодя мальчонка лет двенадцати, с любопытством разглядывая Олега, расставил на столе нехитрую закуску и кувшин с чем-то вроде хмельного кваса, воевода сказал:

— Звать меня Мстислав. Дело, Светлый, к тебе ить такое...

Глава 17

У воеводы Олег пробыл часа три. На дворе окончательно стемнело, и вновь ударил легкий морозец. На том месте, где находилось временное становище односельчан, никого не было. Он покрутился, раздумывая, да двинул к единственным воротам, ведущим из Городища. Думал расспросить караульного, но у ворот его ждал Андрейка, Варькин кузен, стало быть. Пацан держал под уздцы трофейного коня.

— Чего не дождались? — хмуро буркнул Олег, раздосадованный ловким исчезновением своих силовиков при появлении бойцов воеводы и поспешным оставлением его односельчанами.

— Кузьма сказал ехать, ждать нельзя. Добр ругаться с ним, но потом решить ехать.

— Ехать они решить, — ворчал Олег, взбираясь в седло и помогая Андрейке устроиться позади на крупе коня.

Сначала пустил рысью, но трясло на рысях прилично, а наездник из него пока аховый. Да и раскатали разъезжавшиеся с ярмарки подводы то, что здесь называлось доромгой. Морозец сверху грязь прихватил, а под корочкой льда все равно слякоть, того и гляди, конь ноги переломает. Решил ехать шагом, авось нагонит. А не нагонит, так и хрен бы с ними. И подумать на неспешном ходу можно, не рискуя свернуть шею. А подумать было о чем.

Воевода просил разыскать княжьего человека, который отправился куда-то в сторону болот почти два месяца назад, да и пропал. Что за человек, за какой надобностью шел в одиночестве в унылые те места, и какая в нем ценность для князя, про то Мстислав темнил. Олег так понял, что воевода и сам не очень в курсе дела. Описал только внешность, да имя назвал — Глеб.

— Благодарность от князя получить то дело великое, — говорил Мстислав. — Справить наказ, так князь наш тебя не обидеть. Суров он, но справедлив.

Как понял Олег из некоторых разговоров, да помнил из своей истории, князей тут было, что губернаторов в его времени. При том, что располагались они на довольно небольшой территории. Это если считать те земли, где жило сейчас население условно будущей Руси. Собрал банду, отжал несколько населенных пунктов, вот ты уже и князь.

— Да, вот еще что от себя сказать, — добавил воевода, когда отпускал Олега. — Человек тот не прост. Могет, блаженный, а могет, ведун. Я его когда видеть, мураши по спине. Сторожко с ним будь, Светлый.

В общем, поди туда, не знаю куда. Сказочные у них тут... квесты. Из задумчивости Олега вывел конь, вдруг всхрапнувший и рванувшийся вперед. А вслед за этим из чащи слева раздался протяжный волчий вой. Олег чуть из седла не вывалился, Андрейка сзади вцепился в него двумя руками.

— Держись! — крикнул он и всадил пятки в бока лошади.

* * *

Своих нагнали к утру третьего дня, когда до Мокрово оставалось всего ничего. Припасов им в седельную сумку положили, но питание всухомятку холодной пищей не способствовало и без того отвратному настроению Олега. Он молча пристроился в хвосте обоза, отправив пацана вперед к родне. Вскоре с подводы соскочил и подошел Добр.

— Ты, Светлый, не серчать на нас, — пробасил он без всякой, впрочем, вины в голосе. — Знать нас с Кузьмой люди воеводы. Нехорошо знать.

Понятно, дезертиры или выгнанные из дружины штрафники. А то и лихие людишки, за которых награда положена.

— То дела ваши, — проворчал Олег. — Чего не дождались-то?

— Дурные люди вокруг крутиться. Нельзя было ждать. Чего воевода звать?

— Немец как?

— Да, что ему сделаться? Ехать странь, лопотать что-то по-своему. На отдыхе точить, да строгать.

— Воевода просил человека княжьего сыскать, который где-то в наших болотах сгинул.

Добр присвистнул.

— Э, если на блата кого занести, то искать без пользы, только сам душу нежити отдать.

— Я так и велел князю передать, чтобы по ерунде не беспокоил.

— Да итить ты, — вытаращился здоровяк.

— Во, — поднял палец Олег, — понимаешь, что отказаться никак нельзя было. Сам пойду, как снег станет.

Он с тоской поглядел вперед, где за поворотом показался кривой недострой частокола вокруг их села.

* * *

Жернова выгрузили прямо возле худой избы Олега, окончательно завалив ему и без того наполовину повалившийся плетень. Он забрал из телеги кузнеца Ивана свои покупки и мешок с выручкой от торговли. Покупки покидал в избе, поежившись от царящего здесь холода и неуюта.

— Дом, милый дом, — пробормотал он и отправился к Афанасию.

Сперва надо было сдать по счету кассу, потом присмотреть, чтобы ничего не ушло из товара, закупленного для торговли в сельпо. Народ тут был честный и не вороватый, но простой. Если что плохо лежит, чего бы не взять? Да еще надо определить этого Иоганна с женой и девочками на постой хотя бы на первое время. Короче, дел много, а время уже позднее.

С Гансом, кстати, все легко обошлось. Тот за время пути в обозе сошелся с кузнецом Иваном на почве железоделательного производства. Ваня, добрая душа, и пригласил немца пожить у себя — бабы в избе, а мужики в кузне, где от печи все равно тепло. Только покончив со всеми делами, Олег понял, насколько проголодался — с утра маковой росинки во рту не было. Но не пойдешь же сейчас в ночи по избам побираться. Он вернулся к себе в дом, залез в сумку и обнаружил там горбушку подсохшего хлеба. Запалил лучину, развел огонь по-черному, да так и сидел, кутаясь в подаренный немцем тулуп, жуя черствую корку и запивая холодной водой, бездумно уставившись в почерневший угол сруба. Думал он о том, что по местным меркам он сейчас олигарх, пусть и закредитованный по уши. А какой олигарх у нас, скажите, не закредитован и не заложен в банки десять раз? И вот сидит он в гнилой избе с худой крышей голодный и замерзший. На носу зима, жизнь в селе встанет, как это обычно и бывает в деревнях, а весной придут казары. Только до весны ему еще предстоит справить княжью волю и отыскать незнамо кого незнамо где.

От невеселых дум и голода его спасла Варька. Она пришла чуть позже с Дарой, с узелком снеди, собранным матерью, да так и осталась с Олегом на ночь.

* * *

Крики он услышал еще издалека, когда утром подходил к кузне. Ругались Ганс с Иваном. Причем, один орал на местном русском, а другой голосил на немецком, но, что интересно, диалог у них каким-то образом складывался, и как-то они друг друга понимали, потому что иногда даже кто-то из них задавал вопросы, а второй вроде отвечал. Олег постоял-постоял в дверях кузни, ничего из их дискуссии не понял, убедился, что друг дружку не поубивают, да и пошел себе по делам дальше в сопровождении Дары. Сначала спустился к реке и прошел вдоль берега, выбирая, где весной можно будет сделать отводной канал для мельничного колеса. Места весенних подтоплений были хорошо видны по наносам ила, поэтому Олег наметил пару подходящих участков. Затем проинспектировал работу в обхозе, где народ вроде начал понимать пользу разделения труда и обобществления орудий производства. Подумал о том, что не мешало бы перераспределить земли, чтобы не было черезполосицы, и обхозники могли обрабатывать свой участок одним куском. Вопросы земли, они, конечно, одни из самых чувствительных. Не один и не два народных бунта в истории связаны именно с ним. Но рано или поздно к этому все равно придется приходить.

В очередной раз Олег пожалел об отсутствии бумаги, чтобы сделать заметку на память. А потому, за неимением гербовой и вообще никакой бумаги, взял в обхозе свободную телегу, запряг коня и отправился к мужикам, плотничающим на строительстве домов для новых жителей и частокола. У них он выменял три широкие плахи, что использовались тут вместо досок. Правда, непонятную монету, пусть и серебряную, они брать в уплату отказались наотрез. Договорился, что отдаст мылом. Затащив доски в дом, две прислонил к стене, а одну оставил на расширение полатей, потому что Варька просто и без претензий, но твердо заявила, что останется у него жить.

— Мать-то знает? — спросил он ее ночью.

— Она и послать, — потянувшись, ответила девушка.

— А сама как?

— Что, сама?

— Ну, не против?

— Люб ты мне, — заявила Варька, отворачиваясь под тулупом к стене на узкой лавке и прижимаясь к нему голым задом. — Спать давай.

— Мала ты еще, — сказал Олег, понимая, что несколько запоздал с этим заявлением.

Потом обнял Варвару, ощутив в ладони упругую округлость, и подумал, что не так уж и мала. А по местным меркам, может, уже и припозднилась в девках.

Сейчас прислоненные к стене плахи он мазал остававшейся у него известкой, намереваясь одну использовать для заметок и чертежей, а вторую — для обучения грамоте внезапно образовавшейся невесты. Раз уж им вместе жить, то пусть хоть говорить по-человечески научится. А то Олег сам уже скоро неопределенными глаголами изъясняться начнет.

Снаружи донесся заливистый лай Дары, а затем влетела Варька с выпученными глазами.

— Там это, — зашептала она, — боярин верхами. Тебя спрашивать.

— Чего хотеть? Тьфу ты, хочет.

В этот момент, не с первого раза отворив покосившуюся дверь, из сеней в избу шагнул добрый молодец. Вот реально, это были первые слова, которые пришли Олегу на ум при виде гостя. Росту высокого, в плечах, что называется, косая сажень. Одет в богатый, по всему видно, кафтан с меховой поддевкой. Соболиная шапка с хвостом лихо сдвинута набок. Аккуратная бородка с усами, из-под черных бровей смотрят внимательные и чуть насмешливые голубые глаза. Из оружия на поясе только кинжал, но видно, что не рядовой работы. Вошедший мигом окинул взглядом обстановку и посмотрел на Олега.

— Ты что ли Светлый Олег будешь? — спросил он без всякого вызова.

— Я, — признался тот, кидая на пол кусок ветоши, которым размазывал известь.

Гость стрельнул взглядом в сторону Варьки.

— Хозяйка, сделай милость, прими коня. А то зверь ваш невиданный совсем животину запугал.

Варька выскочила из избы, а гость кивнул ей вслед и показал большой палец:

— Девка у тебя — огонь.

Олег прищурился — незнакомец говорил нормальным языком, который тут принято было называть церковным. Тоже попаданец? Но собаку вроде не признал.

— Меня Мороз звать, — гость протянул руку.

Олег продемонстрировал ему свои ладони в побелке, но тот лишь отмахнулся, и они скрепили знакомство рукопожатием. Хозяин дома красноречиво обвел взглядом свое скромное жилище, где негде даже было принять приличного гостя, и Мороз понял его без слов.

— Пойдем к наруже, поговорить надо, — сказал он, шагая за порог.

Устроились на небольшой лавке, сидя на которой Олег раньше варил мыло.

— От князя я, — начал гость. — С тобой пойду Глебку искать. Не поспел к воеводе, ты уж утек, когда я с охоты вернулся.

— По-церковному где говорить наловчился? — задал Олег интересовавший его вопрос.

— Так из монахов я, — хохотнул Мороз.

Олег молча оглядел его совсем не монашеское одеяние снизу вверх.

— Расстрига, — пояснил тот. — Извергла меня братия в мир.

— А за что?

— Долгая сказка. Случится — расскажу. Когда идти думаешь?

— Не решил пока. Не разъяснишь, зачем князю этот Глеб нужен?

Гость помолчал, и лицо его как-то разом посерьезнело.

— Вот что, Светлый, воевода сказывал, что ты хоть и чудовый, но с разумением. Не баламошка какой. Дело тайное, язык держи за зубами.

— Могила, — сказал Олег.

— Какая могила? — не понял Мороз.

— Молчать буду, как могила.

— Ты таким не шуткуй. Слово, оно ить силу имеет. Ваще, есть у нашего князя Ингвара сестра любая Инга. Муж ея погиб в походе, оставил сына малолетнего, Родослава. Стало быть, племянник княжий. Только положили на мальца сглаз або порчу лютую, кровь у него в жилах жидкая, не застывает в ранах. Смекаешь?

Чего ж тут не смекнуть? Гемофилия у княжьего родственника.

— Княжья кровь? — сказал Олег.

— Во, — поднял палец Мороз, — смекаешь, значит. Оно, как бы и не прямой наследник, но все ж племя княжеское. А кровь, прости господи, гнилая. Глебка этот незнамо откуда взялся — калика перехожий на двор к Инге забрел за подаянием. Только как-то прозналось, что умеет он кровь заговаривать. Так и прижился при князе, да сестре его. А луны две назад получил он весть от человека странного, да засобирался в путь. Князь и так его ломал, и эдак, только без толка. Плетей ему не вложишь и под замок не посадишь, мужик тот Глеб твердый и своенравный. Оно, конечно, можно и четвертовать — князь уж хотел было, да Инга вступилась.