Стоит Свеч книга 2

— Они были нашими друзьями детства — сказал я, затягивая время. — Я прибыл из маленького города в Соединённых Штатах, из штата Канзас.

Продолжая думать, я болтал о Бамблфак, выдавая лишь те детали, которые, как я надеялся, совершенно не значимы.

Если бы я был Данжн Мастером, какой бы я сделал магию иллюзий? Что, на фундаментальном уровне, я считал интересным или привлекательным в иллюзиях? В какие швы я хотел бы засунуть пальцы? Фундаментальная суть иллюзии — в соотнесении чувств с реальностью, что означает, что иллюзия — не просто проекция света и звука, суть в том, как разум взаимодействует с чистой физической реальностью. И тем не менее, Валенсия не говорила ничего о том, что не видит Мастерса, что означает, что или он был в комнате со мной, или что магия иллюзий каким-то образом способна одурачить даже нонаниму, что не должно быть возможно, если ему нужно воздействовать на разум. Валенсия входила в комнату со мной?

(Я говорил Мастерсу о своих друзьях из дома, что приходило на ум, и существенное, и мелочи. Вы ездили на байках через местный парк после школы, пока я не сломал руку, пытаясь проделать трюк на маленьком пандусе, сделанном ребятами постарше. Летом я работал на дядиной ферме, бегая перед трактором, чтобы подбирать с поля камни. Это было тяжелой, потной работой, на которой я зарабатывал двадцать долларов в день, целое состояние для молодого меня. Тифф была в команде пловцов. Родители Реймера развелись, когда ему было десять. Отец Тома умер в инциденте на ферме. Несмотря на все мои усилия, я считал, что вполне очевидно, что всё это не имеет значения для судьбы Аэрба, однако Мастерс позволил мне продолжать. Я старательно избегал темы настолок, роли Артура как игрока, и моей собственной роли ДМ).

Как я провёл бы конструкцию и деконструкцию иллюзии, если бы я это делал? Зрение — достаточно просто, можно просто излучать, поглощать, и отражать фотоны без присутствия реального объекта... но это было более-менее то, как можно создавать иллюзии тщательно проработанными и сформированными оберегами, так что получалось дублирование. И иллюзорный звук так не сделать, поскольку фальшивые звуки, достигающие ушей, это всё ещё звуки, это иллюзия не больше, чем бумбокс производил иллюзорные звуки. Бумбокс как основа магической системы... в этом есть нечто Джуниперячье, но всё-таки не подходит.

Я всё возвращался к идее сенсориума как абстрактной концепции, или сенсорного гомункулуса как более буквального существа, живущего во мне, вместо просто представления органов чувств. Это всё ещё не объясняет, каким образом оно могло повлиять на Валенсию... но, возможно, в этом и нет нужды, если на неё не повлияло. Проблема была в том, что я не знал, когда иллюзии начались. Мастерс всё ещё был в комнате со мной? Были ли остальные? Была ли реальна сама комната?

Чем бы ни была магия иллюзий, она меня чертовски бесила. И чего я был таким дурнем, что радовался карантину магии иллюзий? Почему я был настолько дурнем, чтобы произнести это вслух? "О, магия иллюзий под карантином, прекрасно, можем о ней больше не беспокоиться, ха-ха", это было дурацким предзнаменованием из отстойного фильма.

Был один аспект сенсориума, к которому, в теории, никакой маг иллюзий не мог иметь доступа, и это был системный интерфейс, который я по большей части игнорировал. Насколько я пока что мог проверить, ничто не может видеть или взаимодействовать с информацией, предоставляемой мне игровым слоем, будь то устаревший сейчас лист персонажа, появляющиеся сообщения, или (по большей части бесполезные) показатели статов в углу моего поля зрения. Это, по крайней мере, позволяло кое-какое тестирование.

— И это был Бамблфак, Канзас — наконец, закончил я. — Это откуда Утер, это откуда я, и это место не было ни в чём особенным, не в контексте тысячи других точно таких же городов. Нет причин для меня быть особенным.

— Но вы не отрицаете, что являетесь таковым — сказал Мастерс.

— Нет — сказал я. — Но это не значит, что у меня есть ответы. Меч, кинжал, верёвка, феи, кости. Я на самом деле не хотел сражаться с ним, и потому, что он на самом деле не выглядел активно злым (помимо удержания меня в заложниках), и потому, что он обладает неизвестными способностями, предположительно могущественными. — Чего вы от меня хотите?

Мастерс осмотрел меня, взвешивая свой ответ.

— Я хочу знать, почему мир такой, какой он есть.

— О — сказал я. Вздохнул. — Всё, что у меня есть, это догадка, или возможно теория.

Мастерс кивнул.

— Этот мир был подготовлен для Утера — сказал я. — Помимо пяти богов, есть сущность столь могущественная, что могла бы вытереть пол всеми угрозами, с которыми когда-либо имел дело Аэрб, вместе взятыми, и сделать это так, что никто никогда и не узнал бы. Утер был избранным, но не просто избранным, поскольку это подразумевало бы, что его выбрали для этого. А оно было не так. Весь Аэрб, вплоть до его глубокой первобытной истории, был создан, чтобы служить его потребностям, и потребностям его жизни. Но только это было на самом деле не для Утера, это было из-за того, что эта сущность... Я не знаю. Сущность была сфокусирована на Утере. Оно не ненавидело его, и не мучало его намеренно, я так не думаю, но... ему и не было дела до того, счастлив ли он, и по крайней мере не было дела до того, чтобы он был всегда счастлив, или даже по большей части счастлив.

На мой взгляд, всё это в сущности правда, даже если я опускаю некоторые детали.

— Мог Утер проиграть? — спросил Мастерс. (пр. переводчика: lost — это и "проиграл", и "потерялся" во всех смыслах)

— Проиграть... в каком смысле? — спросил я.

— Вы знаете, сколько раз он едва избегал смерти? — спросил Мастерс.

— Много? — спросил я.

— Сотни раз — ответил Мастерс. — Иногда это можно было объяснить, иногда нет. У него были трюки в рукаве, и арсенал магий, коим нет счёта, но шансы всё равно были настолько против него, что и не подсчитать, и это были те случаи, которые он считал стоящими упоминания, те, которые он мог упоминать. Он никогда не проигрывал. Ни разу. Были сложности, это да, и победы бывали горько-сладкими, но никогда не бывало поражений, не на долго. Когда сей муж исчез, можно честно сказать, что у него был идеальный счёт.

— Нет — сказал я. — Он не смог остановить смерть Вервина.

— Утер сам убил Вервина — сказал Мастерс.

Я не знал, как это воспринять. Для смерти старейшего друга и ближайшего ментора Утера, подробностей о кончине Вервина было крайне мало. Большинство историй начинались уже после, и были о том, как Утер пытался вернуть Вервина, снова и снова проваливаясь, прежде чем снова взять меч и встать на защиту царства. Я пытался изучить этот вопрос насколько мог, и спрашивал Амариллис, но максимум, что удалось узнать — что Вервин умер в некоей важной миссии вдали, что означало, что никто ничего не знает.

— Зачем ему убивать своего ментора? — спросил я.

— Никто не знает — сказал Мастерс. — Очень, очень немногие знают, что это было сделано рукой Утера. Он ничего не объяснял. Лишь сказал, что он поступил правильно. Идея предательства фигурой наставника была повторяющейся темой в его работах и том, что он писал, ещё до смерти Вервина.

— В таком случае, Далия — сказал я. — Его единственная дочь.

— Пропавшая в возрасте одиннадцати лет? — спросил Мастерс. Он безэмоционально рассмеялся. — Ещё один из маленьких обманов Утера. Она стала его сквайром, Хелио, а позже облачилась в Красную Маску. Меня всегда поражало, какие истории остаются в коллективном сознании. В те времена было общеизвестно, что она его дочь.

Я нахмурился. Это было висящей нитью в жизни Утера, которая сейчас оказалась аккуратно подтянута, ещё одна сюжетная линия, которую можно считать закрытой, что означало, что когда Утер отправился в свой Финальный Квест, он действительно закрыл все хвосты, что только мог.

— Так вы не знаете, мог он проиграть или нет — сказал я.

— Мнения различаются — сказал Мастерс. Усмехнулся. — Оглядываясь назад, это можно назвать девизом того периода, "Мнения Различаются". Некоторые считали, что его исчезновение — очередной шаг в большой игре его жизни, другие думали, что его удача, или возможно судьба, наконец иссякла. Оно кажется слишком рассчитанным для этого. Утер ушёл один, без своих Рыцарей, разобравшись с делами. Вы знаете, куда он отправился? Что намеревался сделать?

— Нет — ответил я. Пытался вернуться домой, вероятно. Мне мало что можно было добавить к этой теории.

— И вы не знаете, мог ли он проиграть? — спросил Мастерс. — Он всегда, казалось, старается изо всех сил, даже с весом тысячи побед за его спиной. Было это потому, что усилия всегда были нужны, или потому, что он сам не знал, насколько вселенная прогнётся в его пользу?

— Я честно не знаю — ответил я. — Верните моих друзей, что бы вы с ними не сделали. Отпустите меня. Я буду рад поговорить с вами на нейтральной территории, где-то, где мне не придётся задаваться вопросом о природе реальности. С меня этого уже достаточно.

Мастерс посмотрел на меня. Я увидел в его взгляде оценку.

— А вы? — спросил он. — Возможно ли вам проиграть?

Часть меня хотела честно задуматься об этом вопросе, но у меня было очень скверное чувство относительно того, куда всё это идёт. Я не забыл преамбулу этого разговора. Часть народа во внутреннем круге Утера считали, что он был истинным источником всех проблем Аэрба, притягиватель всего жуткого дерьма, что он в итоге побеждал. Мастерс заявил, что хочет лишь ответы, и ничего больше. Он определённо играл роль человека, долго ищущего смыслы, и наконец поймавшего нить, за которую можно потянуть. Однако, если он получит свои ответы, какие действия он предпримет? Будет ли рационально убить следующего Утера Пенндрайга в колыбели, если будете считать, что это предотвратит неуправляемое скатывание мира по спирали? Меня беспокоило, что Мастерс может посчитать, что ответ "да".

Я извлёк меч.

— Пожалуйста — сказал Мастерс. — Я не сделал вам ничего плохого. Я лично видел, какова судьба врагов Утера. Я прекрасно знаю, что не стоит говорить, что у вас здесь нет шансов на победу, но...

Я ринулся вперёд, крутанувшись, чтобы добавить больше веса своего тела клинку, кровь и кость наделяют одиночный удар сокрушительной силой. Меч прошёл через Мастерса. Он лопнул, словно мыльный пузырь, полностью исчезнув. И вновь возник в пяти футах от меня, ничуть не пострадавший.

— Вы вообще были здесь? — спросил я.

— Мне придётся сообщить остальным — сказал Мастерс. — Некоторые из них захотят избавиться от вас, или по крайней мере заточить. Другие захотят вам помочь. Нас осталось очень немного, как можете понимать, учитывая, сколько времени прошло.

— Вы собираетесь рассказать тем, кто хотят моей смерти? — спросил я.

— Утер хранил секреты — сказал Мастерс. — Я был в курсе больше чем парочки. "Секретность" была его ключевым словом, даже от его рыцарей. Несмотря на наши различия, среди выживших распространился договор, что мы будем держать связь, чтобы не начинать войну друг с другом.

Нужно ли ему находиться в одной комнате со мной, чтобы использовать магию иллюзий? Это казалось логическим ограничением магии иллюзий. А ещё это казалось проблемой, которую можно решить, если у тебя есть пятьсот лет для работы над проблемой. Нет, больше того, если у тебя есть пятьсот лет и ты работаешь в месте, посвящённом сбору, изучению, и анализу магических предметов. Обычно в карантинных зонах содержалась проблематичная магия, способная вызвать конец света, и можно было предположить, что тут не исключение.

Но должны быть некие лимиты, не так ли? Если возможно с помощью магии иллюзий создать иллюзию пули, движущейся на одной десятой от скорости света в паре дюймов от чьей-то головы... ну, тогда в любой другой магии не было бы нужды, не так ли? Это могло стать хорошей причиной для того, чтобы по ней приложило принципом отчуждения, но никакая из других отчуждённых магий не была настолько проблемной или экстремальной, даже та, что вокруг Фел Сида.

Я повернулся и подошёл к стене, там, где была дверь. С мечом в одной руке я поднял кулак и ударил изо всех сил, вкладывая в это всё. Мой кулак ударил в стену, и я ощутил шок жаркой, словно удар молнии, боли, когда сила удара разорвала кожу и сломала кость. Я вложил меч в ножны и сжал руку, задыхаясь от боли, продолжающей распускаться. Я взглянул в нижнюю левую часть моего поля зрения. Шкала здоровья совсем не изменилась, несмотря на нанесённую себе существенную травму. Я задумался, ударил ли я вообще что-нибудь в реальности.

Я потянулся к патронташу и достал одну из безжизненных марципановых фей, воспользовавшись здоровой рукой. Я слегка дрожал от боли, но у меня был план; я оттянул голову феи и глубоко занюхнул шею, внимательно наблюдая за своей рукой. Как я и предполагал, моя рука принялась исцеляться.

Всё это указывало на захват сенсориума. Что бы ни произошло с моей рукой в реальности, я не сломал её, когда ударил. И так же, как Мастерс не мог обеспечить, чтобы иллюзия Фенн знала, как ответить на ключ, у него не было способа узнать, что делают феи. Он мог лишь предположить.

Я выронил фею на пол; моя рука продолжала медленно исцеляться.

Мастерс мог заставить меня ощущать боль и обратную связь от применения силы, и очевидно мог вносить правки в зрение и слух. Чувство движения тоже, полагаю, учитывая, что если моя рука вообще двигалась, никакая стена её не останавливала. Ударила она в дверь? Пробила её? Возможно, моё реальное тело и отображаемое иллюзорное рассинхронизированы? Или так, или я просто в коме, пока иллюзия работает.

— Сбежать невозможно — сказал Мастерс.

— Невозможно из этой комнаты, или из иллюзии? — спросил я.

— Я могу подождать, пока вы прислушаетесь к здравому смыслу — сказал Мастерс. — У меня есть ещё вопросы, если хотите подумать об этом какое-то время. Вы знаете больше, чем говорите. Расскажите мне о своих Рыцарях.

На самом деле, стоит отбросить вариант с коматозным состоянием, не потому, что это невозможно, а потому, что если это так, то хрена с два я что-то смогу сделать. Худший вариант, в котором я ещё мог бы что-то сделать, это полная рассинхронизация моего тела и моего восприятия моего тела. Полагаю, в этом случае со стороны я выгляжу как игровой персонаж, чья анимация никак не соответствовала происходящему.

— Почему квадратный стол? — спросил я.

— Вы пытаетесь что-то сделать — сказал Мастерс, нахмурившись.

— Возможно — сказал я. — Тем не менее, сделайте мне такую поблажку, пока я пытаюсь вырваться отсюда.

— Я так не думаю — сказал Мастерс.

— Это важно — сказал я. — На Земле квадратный стол имел определённое значение, я хочу знать, какое было на Аэрбе.

Я старался войти в свою душу, никак не выдавая этого, но в итоге закрыл глаза, когда не вышло. Изменение, что я хотел проделать, было простое, снизить Луки на двадцать, и повысить Эссенциализм на столько же.