— Для колдовства. Это книга заклинаний. Их слишком много, наизусть все выучить невозможно, поэтому маги создают для себя такие книги. У каждого свой набор заклинаний и, бывает, по десятку книг на разные случаи. Эта вообще покупная. Базовый набор ученика. Держи, — Андин протянул мне обсуждаемую книгу. — Тебе пригодится, а я отсюда всё и так знаю. Жалко, что не мастер в яму угодил.
Я взяла толстый томик и внимательно его осмотрела. Вчера такой возможности не было. Первая магическая книга, увиденная в этом мире, меня разочаровала. Плотная обтянутая кожей обложка, уже несколько истрёпанная, не имела надписей, только сложный геометрический рисунок. Названия не было и внутри. Книгу стоило бы назвать тетрадью. На серых листах грубой бумаги, сшитых толстой нитью, сразу начинался текст. Аккуратным крупным почерком всю первую страницу занимало введение. На остальных листах, а их оказалось не так много, несмотря на толщину книги, текста было мало, по одному-два абзаца. Основную часть занимали рисунки. Их можно было бы назвать произведениями абстракциониста-кубиста, и они несли явные следы разлиновки. Дальнейшее изучение рисунков показал, что это всё-таки результат работы начинающего чертёжника, который где-то что-то слышал про перспективу, но не знал, как рисовать невидимые линии. Подписи у этих художеств объясняли, что же там хотели показать. Каждый рисунок представлял из себя изображение контура какого-нибудь заклинания, но как он изображался, я сходу не разобралась. Что эта книга предназначалась на продажу, явствовало из введения. В нём, написанное несколько высокопарным слогом, было напутствие читателю с пожеланием выучить заклинание и стать настоящим магом.
— А что, книгопечатание ещё не изобрели? — я критически осмотрела несколько мест, где автор то ли сделал ошибку, то ли поставил кляксу, после чего старательно, едва ли не до дыры затирал это место.
— Изобрели, — невозмутимо ответил Андин. — Ещё лет двести назад. Но адептам ведь надо тренироваться в записи контуров, почему бы, заодно, не заработать? К тому же, на такие книги с начальными заклинаниями спрос небольшой, а что-то серьёзное вот так, в массу, маги не выпустят.
— А они не боятся, что чернила расплывутся и покупатель наколдует что-нибудь на свою голову? — Я как раз наткнулась на лист со старательными исправлениями.
— Видишь рисунок на обложке?
— Ага, симпатичный, — я закрыла книгу и посмотрела на рисунок.
— Это печать неизменности. Когда книгу заканчивают, то ставят эту печать. После чего вносить изменения в написанное становится невозможным. Побочным эффектом у него защита от внешних воздействий.
— Или наоборот, — пробормотала я, заинтересованно рассматривая геометрические линии на обложке. — Защита основное, а положение только для чтения — побочный.
— Может и так. Результат всё равно один — покупателю гарантирована неизменность текста, и если есть ошибки, то они, увы, внесены переписчиком.
— А что, ошибку исправить при этом печати совсем нельзя? — не верю, что нет лазеек для исправлений. Вон, даже в детстве правили оценки в дневниках тараканами. Метод элементарный, но долгий — ловишь тараканов, сажаешь в банку. Исправляемую оценку аккуратно обводишь смоченной в сахарной воде заострённой спичкой и подкладываешь под банку. Через некоторое время голодные тараканы выедают сахарные места вместе с чернилами почти без следа. С этими книгами заклинаний такое вряд ли прокатит, но мало ли.
— Почему нельзя исправить? Можно, — Андин забрал у меня книгу и, усевшись на полено, положил её на колени печатью вверх.
— Смотри, если создать щуп и через него направить силу вот в эти узлы, — он одновременно показывал, что и как делать. Щупом называлась сильно вытянутая пирамидка, через которую подавалась сила во все заклинания. — Тогда печать становится простым рисунком, и с текстом можно делать, что хочешь. Заново защитить можно направлением силы в другие узлы. Вот в эти. Но, стоит печать сорвать, то она сразу меняет форму и защищать будет хуже. И по ней станет видно, что вносились изменения.
Под влиянием магии рисунок печати плавно сменился. Теперь он был в форме квадрата со сглаженными углами, а не круга. Его линии заметно побледнели, а внешняя граница стала выглядеть пунктирной.
— Вот, сейчас можно изменять содержимое, — прокомментировал маг, меняя положение управляющего щупа. — А сейчас опять нельзя, — печать вновь стала прежнего тёмного цвета, но квадрат обратно в круг не преобразовался.
— А если я хочу только временно защитить книгу. Скажем, отвлекаюсь часто при написании, то как быть?
— Тогда наносишь только вот эту часть, без контролирующего контура. Также влил силу — пиши, вновь влил — не пиши. Закончишь — добавишь контур. Всё просто.
— Какими же чернилами оно нарисовано?
Я уткнулась носом в книгу, рассматривая мельчайшие детали обложки, но следов чернил или царапин от пера на месте прежнего круглого контура не увидела. А сама печать в истинном зрении казалась нарисованной тонкими каналами силы. Андин усмехнулся.
— Чернила тут не нужны. Печати сила проявляет, как твой знак ученика, — он взглядом указал на мою руку с татуировкой. — Когда печать ставишь, как бы силой пишешь "сия книга закрывается от внесений изменений", а линии сами проявятся. Складывай вещи. Экспериментировать будешь потом, и так уже сколько времени потеряли! — Андин недовольно покосился на дугу Дороги богов. Я тоже кинула на неё взгляд. Не так уж и много прошло времени. С рассвета не больше диска, но спорить не стала. Иногда лич становился невыносим, и тогда с ним лучше не спорить, а то нагрузит чем-нибудь условно полезным и будет нудеть полдня. Или потребует рассказать ему всю классификацию нечисти с примерами и указанием их слабых и сильных мест. За время нашего путешествия я успела выучить и про нежить, и про нечисть, и про некоторых обычных зверей, которых часто ошибочно относят к последним. А регулярные проверки знаний довели до того, что можно меня среди ночи разбудить и спросить, всё отвечу.
* * *
Через несколько дней мы вошли в портовый город Жемчужный. Своё название он оправдывал не только до сих пор не прекратившейся добычей жемчуга в заливе, но и своим внешним видом. Его центральный район с городской ратушей жемчужиной возвышался над остальной частью — неприглядной и пованивающей тушкой моллюска. И, чем ближе к воде, тем грязнее и вонючей становился город.
Мы сняли комнату в гостинице примерно посередине. Уже не трущобы, но ещё не богатые кварталы. Как раз место для тех, кому интересен комфорт без переплаты за вычурность и лизоблюдство, но кто готов всё же смириться с рядом неудобств. В таких местах останавливаются небогатые путешественники в ожидании подходящего судна или погоды для продолжения путешествия.
Хозяин гостиницы недовольно скривился, увидев запылённые несмотря на чистящее заклинание одежды и отсутствие багажа, но ничего не сказал, получив задаток за три дня. В конце концов, у него останавливались и совсем бродяги, снимая угол на чердаке.
Наказав мне сидеть тихо и никуда из гостиницы не выходить, Андин ушёл на поиски ювелира или менялы, которому можно продать часть сокровищ. А также разузнать о местах на корабле до Карстена. А уже из той страны лежал путь в желанный Эйгест. Бюрократические заморочки относительно документов и прав на пересечение государственных границ учитель обещал взять на себя, активно сыпля непонятными фразами и ссылаясь на какое-то соглашение о магии. Про первоначальную легенду охотника за нечистью он, казалось, уже забыл. Мне и самой не внушала доверия бумажка, выписанная полуграмотным старостой в глухой деревне, хотя она уже выручала нас, избавляя от неприятных расспросов, будучи предъявленной на некоторых сторожевых постах.
Оставшись одна, я не рискнула спускаться в общий зал, оставив без присмотра вещи, тем более, что делать там было нечего. Немного поскучав, и изучив обстановку снятого номера, я применила заклинание уборки и чистки. Если чистка создалась уже автоматически, без запинок и раздумий, то уборку пришлось вспоминать, в походе же редко убираются. Здесь убирались тоже редко. Бельё на постели хоть и чистое, но основательно застиранное постелено на грязный тюфяк. Полы мыли постояльца четыре назад и только на видимом пятаке пола, под кровать не заглядывали, наверно, со дня основания гостиницы. Полюбовавшись на кучу пыли и мусора, собравшуюся посреди комнаты, я запустила ещё и блохогон. Это заклинание изгоняло всех насекомых из зоны действия, но называлось по наиболее часто встречающимся на постоялых дворах, где его обычно и использовали. Второе название заклинания было клопогон.
Через меру, когда поток насекомых, марширующих из номера в коридор иссяк, я отважилась сесть на кровать и рассмеялась, вспомнив анекдот про изгнание клопов: завелись у мужика в доме клопы, и никакая зараза их не брала. Подсказали тогда ему действенное средство — с самым решительным и серьёзным видом встать посреди комнаты и скомандовать "в колонну по одному стройся! Марш из дому!" И ни в коем случае даже не улыбаться до самого конца. Ну, мужик так и сделал. Построились клопы и ровным строевым шагом пошли прочь. А последним шёл маленький хромоногий клопик и смешно подскакивал. Мужик не удержался, разулыбался, а клопик в этот момент повернулся, увидел улыбку и как заорёт "Ребята! Возвращаемся! Он пошутил!"
Вот один в один про блохогон. Тоже стоишь как идиот посреди комнаты с серьёзным видом — заклинание держишь. А отвлечёшься, так вся работа насмарку, и уйдут не все твари, и результат не закрепится.
Стоило бы с хозяина стребовать оплату за изгнание, но я отработала только одну комнату, к тому же по собственному почину. Ну и ладно, от десятка медяков не обеднею. Опять немного поскучав, я занялась книгой заклинаний. Вернее, её защитной печатью. Очень уж её свойства мне понравились, а у меня как раз есть тетрадь, где такая печать просто необходима. Мне ведь тоже стоит начать свою книгу, пусть и пока с примитивными ученическими заклинаниями.
С первой печатью я возилась почти половину диска. И то, мучилась бы и дольше, но вовремя сообразила, что не обязательно помещать на лист сразу всю печать, предварительно создав её в воображении, её ведь можно начертить остриём пустого пера, как обычный рисунок. После этого дело пошло веселее, и под конец на печать уходило доли по три или четыре. К возвращению Андина где-то пятая часть страниц в тетради была украшена аккуратной незакрытой печатью в углу на полях.
Лич вернулся вечером, довольный. Он не обратил внимания на мою деятельность и сразу поделился новостями.
— Нашёл я корабль. Капитан согласился взять нас за два кольца, цепочку и четыре имперских золотых. Дорого, но на продаже и обмене тоже много потеряем. Завтра на рассвете надо быть на борту.
— С чего такая спешка? — я ожидала, что в порту проведём минимум дней пять. А хозяин гостиницы к тому же предполагал много больший срок, почти в три месяца, уверяя, что стоящие в порту корабли раньше не выйдут.
— Скоро начнётся сезон штормов и в Мёртвое море скоро только каботажники осмелятся выходить. Сегодня в порт пришёл торговец, говорит, уже становится неспокойно, вот наш капитан решил сразу вернуться, остальные могут начать пережидать непогоду и, возможно, ещё полтора или два месяца ждать будут, пока сезон не закончится. Так что собирай вещи, выйдем ещё затемно.
Что их собирать? Я только тетрадь и достала. Все сборы — завернуть её в пакет и положить вместе с книгой во внутренний карман рюкзака. За время путешествия вещами не обросли.
Корабль выглядел старым, но крепким. На потемневших от времени досках палубы светлели вытертые ногами тропинки. Выделенная нам каюта была не больше купе в поезде. У остальных пассажиров каюты были не больше, за исключением молодой девушки, путешествующей с дуэньей и сопровождающим — дамам досталось сдвоенное "купе". Капитан не ограничивался перевозкой одних грузов и переоборудовал часть трюма под пассажиров, принимая на борт желающих поменять деньги и прочие ценности на проезд через море. Почти всю первую палубу под верхним настилом разбили на пассажирские каюты-клетушки, видать, прибыльное дело. Кроме нас и уже упомянутой дамы на борт взошли ещё три пассажира — художник с подмастерьем, переезжающие в Карстен в поисках лучшей жизни и заработка, и мелкотравчатый дворянчик с кислой надменной физиономией.
По самым оптимистическим прогнозам, если ветер будет всегда попутным, если получится поймать течение, если не случится ничего неожиданного, то в пути проведём около пяти-семи дней. Но, так как такая везучесть маловероятно, особенно перед самым началом сезона штормов, капитан предложил ориентироваться минимум на десять дней. А то и на все пятнадцать.
На рассвете корабль осторожно, стараясь не задеть более мелких или, наоборот, более крупных трёхмачтовых пузатых собратьев, во множестве стоявших недалеко от причала, покинул гавань. Не успела земля не то, что скрыться за горизонтом, а хотя бы покрыться голубой дымкой расстояния, как половина пассажиров попряталась по каютам, сославшись на недомогание. Среди заболевших оказался и Андин. Конечно, личу на качку было наплевать, но наличие огромного количества открытой воды вокруг сильно уменьшало магический фон. Смерть от магического истощения ему не грозила, ведь даже месяц в полностью изолированной от магии камеры ему не повредил, но он решил перестраховаться. К тому же, чем меньше он появлялся на людях, тем меньше вероятность признания в нём нежити. Странный он какой-то. То спокойно называется поднятым слугой, то наоборот, всеми силами скрывает своё неживое состояние.
Я морской болезнью ещё в детстве перестала болеть и теперь с интересом наблюдала за слаженной работой команды. Вопреки ожиданиям, на мачты разворачивать паруса никто не полез. Все манипуляции с ними производились многочисленными верёвками с палубы.
— В первый раз в море? — команда закончила работу, корабль лёг на курс, и получивший свободное время повар подошёл познакомиться.
— В первый. Необычно всё. Мне казалось людей должно быть больше, — я взглядом указала на оставшихся на палубе матросов.
— Так, то с прямыми парусами люди нужны. А у нас, видишь, косые. Весь экипаж в двадцать человек укладывается. И, к тому же, круче к ветру можем идти! В Мёртвом море это критично.
— А почему море Мёртвое? — мужчина явно не против поговорить, а мне хотелось удовлетворить любопытство.
— Так это, сколько кораблей в нём потонуло. И людей погибло не считано. Поначалу так вообще Гиблым звали. Тут если не шторм, то штиль, и течения постоянно на мели гонят.
Мы немного поговорили, вернее, говорил больше повар, а я кивала и поддакивала. Он оказался интересным рассказчиком, и по вечерам на корме собирались матросы, послушать его байки. К ним с интересом присоединились художники и сопровождающий девушку пожилой мужчина. Сама девушка с экипажем не общалась, по статусу не положено, хотя, по ней было видно, что если бы не дуэнья, то и она с удовольствием посидела вечерами на корме. "Низшее общество" также игнорировал и дворянчик, считая ниже своего достоинства общаться со слугами и всяким сбродом. Это я случайно услышала его разговор с девушкой в первый же день. После чего у меня пропало желание с ним познакомиться, появлялась такая мысль в начале путешествия.
