Омегаверс Пусть в унисон звучат сердца

— Когда... он умер? — Риан смотрел и слушал с крайне потрясённым видом. Напряжение всё больше уходило...

— В канун Нового Года. — Гиллиан оперся о дерево спиной и крепко стиснул свои вещи в руках. — Он был уже на четвёртой луне. Умер утром.

Рука Риана медленно поднялась и коснулась его плеча.

— Ты... любил его?

— Да. Сириус был моим близким другом, а я — его. Больше таких друзей среди ровесников и других ребят моего круга у меня не было.

— Мне... так жаль... Я не знал...

— Откуда тебе было знать? И в нашем кругу иногда попадаются хорошие люди. Вот только кроме Сириуса я больше никого не встречал.

Ладонь Риана скользнула вниз по руке и сжала трясущиеся пальцы. Гиллиан, очнувшись от нелёгких мыслей, недоумённо опустил глаза. Пальцы омеги сжались чуть сильнее. Следов непривычного для омеги гнева уже совсем не осталось.

— Прости... я не думал... что такое бывает где-то ещё, кроме омежьих романов.

— Оказывается... бывает.

Риан мягко улыбнулся... и прижался лбом к его плечу.

— Теперь буду знать.

Чувствуя его так близко, Гиллиан несмело протянул свою руку к лицу своего омеги, осторожно убрав с лица подсыхающие волосы. Риан не отстранился, а только чуть повёл головой, и ладонь Гиллиана опустилась ниже, ласково проведя по щеке.

— Ты... позволил мне... дотронуться?

— Заслужил.

ГИЛЛИАН

Когда они разошлись — Риан снова спешил домой, чтобы не пропустить новое задание от отца — Гиллиан долго сидел на скамейке в парке, переводя в голове всё то, о чём они разговаривали сегодня.

Выслушав подробную историю Сириуса, Риан задал несколько кратких вопросов, и больше эту тему не поднимали. Помолчав под деревом, они снова вернулись к пруду и полезли купаться. Потом, обсыхая на травке, долго рассказывали друг другу о жизни, которую наблюдали вокруг себя. Гиллиан вскоре заметил, что Риан откровенно недоговаривает, но не стал выпытывать, боясь спугнуть то хрупкое чувство доверия, которое возникло у Риана к нему. Молодой альфа с ужасом слушал о том, что творится за стенами шикарных особняков, богатых кварталов и закрытых школ. То, что он видел сам, было лишь малой частью, причём не самой худшей. Риан говорил то тихо и невыразительно, то горячо и эмоционально, поливал негодяев отборной бранью... Омега то и дело приваливался к его плечу, опуская на него свою лохматую голову, брал за руку, задумчиво поглаживая ладонь... и от этого внутри всё обмирало. Гиллиан снова и снова напоминал себе, что Риана нельзя принуждать, иначе он просто исчезнет... и Риан не отстранялся. Он даже начал по-другому улыбаться — тепло и искренне, без издёвки.

Когда они разошлись — Риан вновь очень уклончиво пообещал придти, если не будет срочного поручения — Гиллиан подумал и отправился в ближайшие трущобы. А именно — в самый глухой столичный район, о котором слышал, чтобы собственными глазами увидеть то, о чём сегодня рассказывал Риан. И увидел гораздо больше того, что хотел. Первым делом он напоролся на стайку шпаны, потрясающую выкидными ножами, однако хватило предостерегающего рыка, чтобы юнцы отступили и бросились наутёк. Потом он наткнулся на компанию выпивох-омег, которые долго смотрели на него, а потом предложили выпить какой-то бурды. Они уже были в полувменяемом состоянии и пахло от них отвратительно. А ведь десятка полтора лет назад они были, наверно, очень даже ничего... Потом был какой-то притон, драка, закончившаяся полной победой Гиллиана. Рубашка — дорогая, брендовая — была безнадёжно испорчена, и Гиллиан без колебаний её выбросил. Брюк, заляпанных какой-то дрянью, тоже было не жалко, но не разгуливать же здесь без штанов. Купив у какого-то парня тёмно-серый мешковатый балахон с капюшоном, Гиллиан напялил его на себя и пошёл дальше. И в этих гиблых местах ему то и дело мерещился дивный аромат Риана.

Он бродил по лабиринту грязных улиц до поздней ночи и вернулся домой в полном замешательстве. Силас, который обеспокоенно слонялся по гостиной, со слезами бросился ему навстречу.

— Великие предки... Гиллиан! Ты где был?

— Гулял. Ничего, пап, я в порядке, только помыться бы надо... — Гиллиан осторожно обнял омегу, чтобы не замарать трущобной грязью.

— Почему так поздно? Где твоя рубашка?

— Всё в порядке. Поесть найдётся чего-нибудь? А то я жрать хочу...

— К-как ты сказал? "Жрать"? — Удивлению Силаса не было предела. — Где ты этого нахватался?!

— Неважно... Пап, я устал. Давай завтра утром об этом поговорим?

— А ты виделся с Рианом?

— Да, он с утра меня ждал в парке. Мы отлично провели время... — Гиллиан улыбнулся, вспомнив улыбку Риана при виде цветка — растерянную и такую... милую... Как они купались, потом долго сидели в кафе... — И он разрешил до себя дотронуться. И, знаешь... кажется, он начал мне доверять.

— Вот и хорошо, — одобрил Силас. — Ладно, иди и помойся, а то от тебя какими-то трущобами пахнет. И балахон этот выбросить надо...

— Нет, не выбрасывай. Отстирай, насколько получится — я его себе оставлю. Очень удобная вещь.

— Гиллиан, милый, если твой отец его увидит...

— Выкручусь. Правда, классная шмотка!

— "Классная шмотка"? — Силас нахмурился. — Ты где таких слов набрался? От своего Риана?

— Да. Просто ничего не могу с собой сделать — он так здорово этими словами жонглирует! И так гораздо веселее.

Силас только головой покачал.

— Может, и веселее, но твоему отцу знать о пополнении твоего словаря этими словами знать не стоит. Всё, иди мыться, а я ужин разогрею.

— Балахон не выбрасывай!

— Иди уже.

РИАН

Риан уходил из парка, скрипя зубами. Второй день только добавил мучений — Гиллиан потряс его снова, рассказав о своём умершем друге-омеге. Вспышка злости моментально сошла на нет и забылась, будто её и не было. И Риан, видя искреннюю скорбь, сам прикоснулся. Просто не мог не прикоснуться... и это принесло нечеловеческое облегчение. Лежать рядом с Гиллианом на травке после купания, вдыхая его чистый солнечный аромат, теребя и поглаживая его руку, было замечательно. Кто бы мог подумать, что он настолько склонен к романтике? Сначала цветок этот... потом это... Такого Риан от самого себя совершенно не ожидал. И снова подумалось, что этому альфе... можно сдаться. Даже стоит сдаться.

Расставаться с Гиллианом дико не хотелось, но и быть рядом Риан не мог. На плечи по-прежнему давил приказ. Поэтому он и ушёл снова пораньше, хотя Гиллиан просил погулять ещё. Но в этот раз Риан не ушёл в свою комнатушку в ночлежке, а затаился напротив парковых ворот. Он заметил, что его рассказы взволновали Гиллиана, и хотелось узнать, что он будет делать после всего услышанного. Увиденное потом превзошло все ожидания — Гиллиан ушёл в трущобы. Он же погибнет там!.. И Риан последовал за своим Истинным.

Следуя за своим альфой, Риан несколько раз едва не выдал себя. Только упорные тренировки, основанные на исследованиях отца и древних знаниях, сохранённых предками, позволили ему укрыться от нюха Гиллиана и смешаться с разношёрстной публикой трущоб. Сколько раз омега порывался броситься Гиллиану на помощь... и убеждался, что тот вполне способен постоять за себя. Гиллиан был силён, и привыкшие к выживанию местные быстро это понимали. Первыми испытали на себе эту силу гопники с ножами, затем — завсегдатаи притона на углу. Наблюдая за дракой, Риан зажимал себе рот, чтобы не выдать себя нечаянным криком. Гиллиан был великолепен! Казалось невероятным, что парень из богатого квартала способен драться на равных с такой публикой... На своих что ли тренировался? И где? В той драке Гиллиан отделался испорченной рубашкой, которой просто обтёрся, после чего рубашка попала в мусорный бак. Дождавшись, когда Гиллиан, подтягивая брюки, которым тоже досталось в драке, скроется за углом, Риан вытащил изгвазданную, местами пропоротую ножами рубашку, вдохнул смесь запахов, исходящих от неё, и уловил солнечный аромат, окрашенный налётом гари — признаком ярости. Рубашку он унёс собой.

Гиллиан, купив у какого-то типа мешковатый балахон с капюшоном не торгуясь, оделся и продолжил гулять по не самому, но всё-таки гиблому месту в столице. Он с болью смотрел на наркоманов, проституток и грязных детей, жмущихся к стенам... и о чём-то думал. Риан, тихой тенью следуя за ним, понял, что никогда не сможет выполнить полученный приказ. Просто не сможет. Как теперь объясняться с командованием? Отец поймёт... он не может не понять... но вот остальные... Что, если они подошлют кого-то другого? Риан понимал, что если приказ на смерть Гиллиана всё же будет выполнен, то он собственными руками убьёт того, кто всё же выполнит этот приказ, после чего даже отец не сможет его выгородить перед своими. Убийство своих, если они не были предателями в худшем смысле этого слова, в подполье никогда не прощали.

Проводив Гиллиана до дома, Риан вернулся в ночлежку, где свернулся клубком на койке, прижимая к груди грязную рубашку своего альфы, ещё хранящую его запах. На подушке алел уже изрядно потрёпанный подаренный цветок. Хотелось плакать, биться в истерике... но это было бесполезной тратой сил и времени. Нужно было принимать решение и выполнять его. Только под утро омега забылся тревожным сном, и снился ему Гиллиан — прекрасный и яростный.

Проснувшись, Риан не пошёл на новую встречу. Смотреть в глаза Гиллиану было бы слишком тяжело... Этот день Риан потратил на то, чтобы отстирать и зашить рубашку, которая заметно растеряла лоск, но не перестала быть менее ценной для омеги. Глядя на своё сокровище, Риан принял решение. Он вернётся в штаб с повинной, и пусть делают с ним, что хотят. Но перед этим... Духа по-прежнему не хватало, а времени оставалось мало. Риан подсчитал. Крайний срок наступал через полторы недели. Потом начинались вступительные экзамены. Значит, надо набраться смелости, попросить у Гиллиана даже не случку — ночь любви, провести с ним эту ночь и тихо исчезнуть из его жизни. Может, сам Гиллиан и согласился бы уйти с ним, но что он, выросший в совершенно других условиях, будет делать в подполье? Его же не примут — хватит одной только фамилии... и его отец так всё не оставит. Да и как можно такого чистого и неиспорченного человека окунать в грязь, в которой они все варятся, с головой?

ГИЛЛИАН

На следующий день Риан не появился. Гиллиан прождал его всю первую половину дня, пока не вспомнил про торжественный приём в доме отца. Очередные смотрины. Боги, опять вокруг будут крутиться эти пустоголовые омежки, напрашиваясь на случку... Их было жалко, но даже жалость не могла перебить отвращения. Гиллиан сидел в парке под их с Рианом деревом до последней минуты, после чего со вздохом поднялся и вернулся домой, воткнув в трещинку коры очередной цветок.

— Гиллиан, скоро начнут прибывать гости, а ты даже готовиться не начал! — налетел на него Силас. — Давай, быстро в душ, бриться и одеваться... Что-то не так? — Омега заметил, что его подопечный чем-то огорчён. — С Рианом поссорился?

— Нет, папа. Он просто не пришёл. Наверно, появилась какая-то работа... он говорил об этом вчера...

— Ну, ничего, позже появится. Давай, быстро в душ... и сними ты этот балахон скорее! Ты что, весь день в нём ходил?

— Хотел показать Риану... Я быстро.

Стоя перед распахнутым шкафом в одном полотенце, Гиллиан поморщился. Для него была куплена самая дорогая и изысканная одежда, но прежде Гиллиан не обращал на неё особого внимания. Просто один из атрибутов его круга... но сейчас он смотрел на эту роскошь совсем по-другому. Дорогие вещи известных торговых марок и сшитые на заказ... А ведь потраченные на них деньги могли бы помочь кому-то. И зачем носить это каждый день? Почему нельзя было купить ему что-нибудь простое и подешевле? Гиллиан покосился на свой балахон, и ему дико захотелось спуститься к гостям в нём, позлив отца и шокировав потенциальных женихов. Балахон, купленный с рук в трущобах, нравился ему всё больше и больше.

— Гиллиан, дорогой, ты уже оделся? — Силас вбежал в комнату молодого альфы и всплеснул руками. — Ну, что ты стоишь и выбираешь, как омега?! Как будто это первый твой приём!

— Я... не хочу идти в этом.

— Почему?

— Это... слишком дорого. Я только сейчас понял, что мне это не нравится.

— Но тебе всё это очень идёт... и так положено, ты же знаешь. Одежда является признаком...

— Да мне нас...ать, признаком чего она является! — не выдержал Гиллиан, с грохотом захлопывая дверцу шкафа. — Я в этом не пойду. И пусть отец говорит, что хочет, потом. Пойду в своём балахоне. Только рукава поддёрнуть и надо... Риан же ходит в самом дешёвом шмотье и совершенно не парится по этому поводу. И оно ему очень идёт.

— Гиллиан... — Силас в ужасе прикрыл рот ладонью. — Как ты говоришь? Если твой отец услышит... или гости... Так говорят только... Чему ты только учишься у этого мальчишки?!

— Можно подумать, что другие этих слов не знают! — огрызнулся альфа, натягивая свой балахон прямо на голый торс и поддёргивая широкие рукава. — Это только на светских раутах они все вежливые до поносу, а стоит только выбраться в какой-нибудь кабак, как вся их деликатность прямо из ушей льётся! От этого лицемерия уже блевать тянет!

— Гиллиан... благовоспитанному юноше не пристало так говорить... Это слишком грубо...

— Зато очень точно. Прости, пап, но я сделаю по-своему, не обижайся. И пусть думают, что хотят. Мне это уже надоело.

Гиллиан торопливо натянул трусы, те же брюки, в которых слонялся по трущобам, с удовольствием отметив, что пара пятен не отстиралась, а сами брюки заметно поистрепались. Вытащил из обувного ящика пару спортивной обуви, надел, подтянул шнурки, оглядел себя и остался доволен. Причёсываться толком не стал — провёл по волосам расчёской три-четыре раза, растрепал и повернулся к Силасу.

— Ну, на кого я похож?

Силас ошеломлённо оглядел его... и вдруг улыбнулся.

— На мальчишку из рабочего квартала, собравшегося на танцы.

— Тебе нравится?

— Да, очень. Так ты больше похож на обычного мальчика, не испорченного большими деньгами... и таким ты мне нравишься больше.

— А как ты думаешь... Риану я таким понравлюсь? — Гиллиана удивила такая резкая перемена.

— Думаю, что так ему будет проще с тобой общаться. Он же, как я понял, из не самой зажиточной семьи... Только твоему отцу это не понравится.

— Ну и пусть не нравится.

Внизу уже начали собираться гости. В гомоне голосов Гиллиан разобрал немало знакомых, расправил капюшон своего балахона и быстро сбежал вниз по лестнице. Первым, кто его заметил, был Кёрли, сын самого дорогого адвоката в столице. Этот омежка обожал экстравагантные наряды, балансирующие на гране приличия, и постоянно щеголял в дизайнерских украшениях. Вот и сегодня в его ушах сверкали крупные бриллианты, на полуобнажённой груди покоился кулон с сапфиром, обрамлённом теми же бриллиантами, а пальцы буквально унизаны золотыми кольцами. Естественный запах Кёрли откровенно забивали эксклюзивные духи, и смесь получилась поистине убойная.

— Гиллиан, прелесть моя, ты что сегодня на себя напялил? — жеманно всплеснул омега руками. — Разве ты забыл, что сегодня приём?