Игра вслепую (Стальная опора 3)

— Это-то и печально, — вздохнул я.

Вертер бросил на меня непонимающий взгляд.

— По следам пыли можно было бы определить какие книги читал герцог перед отъездом, — пояснил я.

— Пыли? Пыли здесь отродясь не бывало.

Я прошел вдоль стеллажей, уставленных фолиантами, отметив идеальный порядок их расположения. На отдельной полке были сложены все номера издаваемой нами "Вести", что не могло не радовать. Ни одна книга не лежала отдельно, не выступала из общего ряда. Вот и догадайся, что именно читал Фагуа.

— А названия книги, которой интересовался Его Светлость, Вы не видели? — спросил я у управляющего.

— Нет, — тот развел руками. — Я даже не знаю, была ли это именно книга. У его светлости хранится здесь немало исторических документов.

Мы подошли к столу. Он был пуст. Никакой зацепки.

— Придется все-таки пройти в кабинет.

— В кабинет Его Светлости? — с почтением спросил управляющий.

— Понимаю, это некоторое нарушение, но здесь случай особый.

Минутное сомнение отразилось на лице управляющего.

— Ну хорошо, только ради герцога — согласился Вертер. — Сейчас я схожу за ключами.

В кабинете был идеальный порядок. Я подошел к большому письменному столу.

— Давайте поищем то самое письмо, которое получил Его Светлость.

Управляющий возмущенно фыркнул.

— Обещаю Вам, я возьму все на себя, — добавил я, — и другие письма просматривать не буду.

Тревога за герцога и жгучее любопытство — гремучая смесь. Перед таким трудно устоять.

Мы перебрали письма, но среди них не было послания от императора, не было в столе и книги, которую мог бы читать герцог перед отъездом.

— Так, а это что?

Передо мной был рисунок. Нечто вроде нарисованной от руки карты. Точнее — недорисованной до конца. Пустыня, горы, большая клякса в левом нижнем углу. Случайная помарка заставила художника отложить лист в сторону. Не было никаких указаний на отправную точку маршрута, не были обозначены стороны света. Но герцог держал эту схему в столе. Судя по всему, он пытался перерисовать что-то самостоятельно. Или перерисовал, отложив испорченный лист в сторону.

Кроме недорисованного плана ничего интересного не нашлось. Но план перерисованный лично... Очень любопытно.

— Не знаете, что это за бумага? — обратился я к Вертеру.

— Нет, раньше мне не приходилось видеть нечего похожего.

— Герцог перерисовывал карту, надо найти оригинал.

— Где ж мы его найдем? — удивился Вертер. — Возможно, Его Светлость вообще взял этот оригинал с собой.

— Это вряд ли. Если бы он собирался взять карту с собой, то не стал бы ее перерисовывать.

— Возможно. Но где ее искать?

— Если здесь ее нет, то, следовательно — она в библиотеке. Найдите ее, Вертер. Найдите, прошу Вас. Это единственный след, ведущий к правителю Занту.

— Я попробую, — пообещал управляющий.

— Судьба герцога в Ваших руках, — я решил его немного подбодрить, заранее сочувствуя, представив ту работу, что ему придется провести. В герцогской библиотеке тысячи фолиантов, сотни документов — поиски могут затянуться.

— Я постараюсь, виконт, — заверил управляющий.

— Надеюсь на Вас. Я остановился в нашем представительстве. Если что-то станет известно, шлите гонца туда.

Я зашел за Сонъером, который ждал меня у герцогских гвардейцев, и мы отправились по заранее определенному маршруту. А именно — на почту.

— Пусть скована коварным льдом,

Не прерывает она бега.

Упорным занята трудом.

Человек обмакнул перо в чернильницу и задумался над последней строчкой.

— Вот как проводят рабочее время работники почты, — сказал я улыбаясь.

— Мастер Вик! — поэт вскочил на ноги и сделал несколько шагов навстречу. — Как я рад, что Вы в Занту, мастер!

— Что ты сочиняешь, Зирит? Статью для газеты?

Новоявленный поэт покраснел.

— Нет, это стихи о нашей реке.

— Одно другому не мешает.

— Мои бестолковые вирши недостойны быть напечатанными, мастер.

— Кто знает. Быть может, минут годы и их будут читать и перепечатывать.

— Разве такое бывает? — удивился Зирит.

— Почему бы такому не быть.

— Что будет с нашей газетой, мастер? Курьеры с северо-востока принесли тревожные вести. Говорят, Вы вынуждены были срочно покинуть поместье.

— Должен тебя огорчить — очередного номера "Вести" не будет. Кстати, каковы новости из поместья?

— Королевские гвардейцы покинули поместье, но их патрули стоят на всех дорогах. У Кулана осталась едва ли половина людей, но с момента нападения на Вас, мастер, поместье больше не тревожили. Чем я могу помочь, виконт?

— Не бросай газету. Я отпишу письмо гномам, они изготовят новый печатный станок и доставят его в Занту с ближайшим караваном. Они же объяснят тебе, как им пользоваться.

Перемещать типографию из поместья было рискованно — к нему сейчас приковано слишком пристальное внимание.

— Я буду издавать газету?! — с восторгом воскликнул парень.

— Да, издавать "Весть" теперь будешь ты.

— Но я не умею, — на лице поэта было написано истинное огорчение.

— С техническими вопросами тебе помогут разобраться, а с тем, что писать, определиться тебе придется самому.

Зирит мечтательно задумался.

— А можно будет разместить в "Вести" небольшой стих? Самыми мелкими буквами.

— Тебе решать. Да, вот еще что — первоначально организация печати потребует затрат.

— Да, верно, — согласился парень, — а я и не подумал.

Я улыбнулся — ну, истинный поэт.

— Дай перо и бумагу.

С пером и бумагой — отдельная история. Кто не пробовал писать гусиным пером, меня не поймет. Это что-то! Искусство это требует куда большего умения, чем владение авторучкой. Можно сказать, мне пришлось учиться писать заново.

— Держи, — я протянул парню бумагу. — По этому распоряжению в нашем торговом представительстве тебе выдадут сотню золотых. Для начала хватит, ну а потом переходи на самоокупаемость.

— Я буду издавать газету, — мечтательно произнес Зирит.

— Отвлекись на минуту, — вернул я парня с небес на землю.

— Да. Слушаю, мастер, — тут же отозвался работник почты.

— Есть какие-нибудь новости из Абудага?

— Новостей много, — голос у парня сорвался, когда он посмотрел на меня. — О леди Найи ничего не известно. Наверняка она просто не знает, куда слать курьера.

— Может быть.

— Мастер, а что вообще происходит? Как могли гвардейцы напасть на Вас — дворянина, известного человека?

— Лучше не спрашивай, Зирит. И вообще, держись от этой истории подальше.

— Мастер, а давайте напишем обо всем этом в газете, — предложил поэт.

— Мысль хорошая, но этого мы делать не будем.

— Но почему?

— Мне жалко газету. Это первый росток и будет досадно, если он погибнет. Газету пока не трогают, но это только пока. Стоит нам включит ее в борьбу и по ней нанесут удар. Пусть она несет людям новости и не вмешивается в политику.

Для императора закрыть наше издание ничего не стоит, и никто не посмеет оспорить это решение. Общественное мнение? При средневековой монархии его значимость сильно преувеличена. К тому же неясно кто затеял против нас игру и против кого может быть нацелен ответный удар. Нет, не стоит терять газету, меняя ее на холостой выстрел.

— Вы уверены, мастер? — переспросил Зирит.

— Да. Сейчас мы не можем использовать возможности газеты против наших врагов.

Мы обговорили текущие дела, и я вернулся в торговое представительство.

Не успел я как следует расположиться в комнате, как в дверь постучали.

— Позволите войти, виконт?

— Проходите, Апунт.

Наверняка купец пришел не просто так.

— Ваше распоряжение выполнено. Семьи гвардейцев опрошены. Подарки им розданы, — отрапортовал пришедший.

— Неужели всех успели обойти? — удивился я.

— Не всех, — смутился купец. — Но кое-что удалось узнать.

— Излагайте.

— О том, куда именно направляется герцог, никто ничего не знает, но он должен был вернуться к концу лета.

— Вот как?

Это были еще более сжатые сроки чем те, что назвал управляющий замком.

— Это подтвердили несколько человек.

— Спасибо, Вы мне помогли. Если будут новости, дайте знать.

— Непременно. Я вот что подумал, — купец замялся.

— Говорите.

— Не связано ли исчезновение герцога с исчезновением караванов, идущих на юг.

— Ну-ну, поподробнее.

Эта новость обошла меня стороной. Неужели опять караваны начали пропадать по пути к вольным городам?

— Точных сведений у меня нет, но люди болтали о двух небольших караванах, не вернувшихся с юга.

— Насколько этому можно верить?

— Думаю, с достаточной долей вероятности. Небольшие караваны организованные вскладчину купцами, живущими ниже по реке, пропали бесследно.

— Странно, что я об этом не слышал.

— Слухи стали распространяться лишь осенью, когда движение по реке прекратилось.

— Досадно. Это может подвигнуть купцов к сокращению торговли с югом.

— Вряд ли. Десятки удачно завершенных походов и два пропавших каравана. Прибыль от торговли с югом слишком велика, чтобы о походах забыли. Думаю, караваны будут укрупняться.

Что же все-таки произошло с караванами? Опять взялись за свое люди-рыбы, проживающие в низовьях Ропы? Но их тактика хорошо известна, как и меры противодействия ей. Вряд ли они могли придумать что-то новое. До караванов все-таки удалось добраться кочевникам? Это более вероятно — тилукмены не оставляют попыток захватить корабли, идущие мимо их кочевий. Некоторые их вылазки могли увенчаться успехом. Исчезновение караванов — тревожная весть, но меры, которые следует предпринять, известны. Апунт их сам и озвучил — это укрупнение караванов. Надеюсь, это ясно и другим.

Известие было тревожным, но оно мало объясняло, при чем здесь герцог. Он отправился к вольным городам? К чему бы? Торговые караваны из Занту ходят на юг три года без участия Его Светлости. Да и найденная в кабинете Фагуа испорченная копия карты говорила против такого предположения — нет по дороге к вольным городам местности, хотя бы близко похожей на то, что пытался изобразить герцог.

— Это полезные сведения. Спасибо, — поблагодарил я Апунта, — О бароне Липеце ничего не удалось узнать?

— Нет, пока ничего, но младшие купцы предупреждены, они расспрашивают всех приезжих.

— Будьте осторожнее. Это очень опасный человек.

— Я передам, чтобы расспросы вели аккуратно. Будут еще какие-нибудь распоряжения?

— Пока нет.

Купец исчез так же тактично, как и появился.

Следующий день выдался спокойным, и это было ужасно. Тревога за близких, которую удавалось немного отогнать текущими делами, навалилась в полной мере.

Как там Нийя, Лесли? Удалось ли им добраться да Абудага. Удалось ли Нимли разыскать их?

Тоска и беспокойство приняли просто угрожающие размеры. Надо было срочно что-то предпринять. Я разыскал Сонъера.

— Пойдем, прогуляемся.

— Как скажете, мастер. Лук брать, или только меч?

— Меча хватит, за город я сегодня не собираюсь.

Через пять минут мы вышли за ворота представительства, миновав обычную толпу зевак у входа.

Поход этот не ознаменовался бы ничем интересным, если бы не одна неожиданная встреча.

— А ты паразит! Что наделал негодник!

Я невольно оглянулся. Такая темпераментная тирада не могла остаться незамеченной. Дед весьма почтенного вида схватил хворостину и самым решительным образом направился к юному отроку лет двенадцати отроду. Тот испуганно отскочил в сторону, но совсем убегать не спешил.

— Получишь у меня дрына! Опять из-за тебя забор красить!

— Деда, так же красивее, — тонким голосом оправдывался парнишка.

— Я тебе покажу "красивее"! Где это видано, чтобы забор был размалеванный?

— Смотри, Сонъер, а неплохо получилось.

Малолетний художник изобразил на заборе углем того самого деда, что приближался сейчас к нему с хворостиной. Сходство было заметно с первого взгляда. На картине дед гнал хворостиной козу. Юному художнику даже удалось передать удивленное выражение на морде животного.

— Да, похоже, — согласился охотник.

— Талант.

— Извините, милсдарь, остановился, — дед. — Сейчас этот талан хворостин у меня получит.

— Отчего так строго? Красиво же получилось.

— На заборах рисовать не порядок, — как отрезал дед.

— А где мне еще рисовать? — юное дарование шмыгнуло носом.

— Иди, закрашивай, — бросил дед. — И когда только успел набедокурить.

Парнишка отправился за кистью и краской.

— Так говорите, он быстро это нарисовал?

— Сладу с ним нет, милсдарь. Только успеешь отвернуться...

Парнишка вернулся, упрямо шмыгая носом.

— А еще что-нибудь нарисовать сможешь? — спросил я.

— А то как же. Могу животных или деревья. Или людей. Хотите, Вас, мисдарь, нарисую?

Я улыбнулся.

— Меня, пожалуй, не надо. Со слов человека ты сможешь нарисовать?

— А это как? — оживился парнишка.

— Ну, я тебе буду говорить, как выглядел человек, а ты рисуй.

Парнишка опасливо оглянулся на деда.

— За покраску забора мы заплатим. Сонъер, дай этому почтенному горожанину полсеребрака.

Охотник полез в кошель и достал требуемую сумму. Дед слегка поклонился.

— Угля принести? — поинтересовался он. — Вати с детства малеваньем балуется. Только это пока никому не было надо.

— Тебя значит, Вати зовут? — спросил я у юного художника.

— Да, мисдарь, так меня назвали.

— И родители тебе рисовать не разрешают?

— Нет у меня родителей. Мы вдвоем с дедом живем.

— Ладно, потом расскажешь. Нарисуй нам человека. Форма лица примерно такая, — я кивнул на одного из прохожих. — Нос прямой длинный. Вот как у моего спутника, только еще длиннее.

— О ком это Вы, мастер? — спросил Сонъер.

— Скажи, дружище, ты хорошо рассмотрел человека, друзья которого оставили тебе вот эту царапину?

Рана Сонъера была неопасной, но была хорошим напоминанием о нашей недавней стычке.

— Еще бы, такого, пожалуй, забудешь!

— Вот его-то я и хочу увидеть нарисованным. Волосы прямые длинные, глаза глубоко посаженные.

— Это как? — переспросил художник.

Я оглянулся в поисках подходящего примера.

Парнишка изрисовал весь забор прежде чем мы получили то, что надо.

— Ну вот. Не хватает одной детали. Вот так проходил косой шрам.

Вати изобразил шрам. Сходство было поразительным, на нас смотрел Допр. По крайней мере, так тот человек представился.

Случайные прохожие с любопытством заглядывались на эту галерею лиц.

— А графитовым стержнем на бумаге ты такой портрет нарисовать сумеешь?

— Не знаю, милсдарь. Кто ж мне даст бумагу? Они слишком дорога.

— Вати, у меня к тебе будет предложение. Как ты смотришь на то, чтобы получить работу?

— А сколько платить будете? — отозвалось юное дарование.

— Гхм. И тебя не интересует, какая именно это будет работа?

— Поди, посыльным нанимаете. А об оплате я спрашиваю потому что хочу купить настоящие краски, а он, милсдарь, недешевы, — парнишка печально вздохнул, заставив меня улыбнуться.