Впрочем, говорить правду о том, кто он есть таков, Макс бы не стал: ни к чему травмировать хрупкую женскую психику: и так бабушка пережила тяжелое потрясение, недавно муж погиб в автокатастрофе... Хорошо, что они с Вадимом появились у родителей: их часто возили к бабуле, — для отвлечения последней от грустных мыслей. Однако, что будет, если он объявится точно в тот момент, когда к ней нагрянут его родители вместе с детьми, среди которых будет он сам, крошечный пищащий Максик?...
Чума порешил назваться именем сына бабушкиного брата, военного моряка, ранее жившего в далёкой Находке. У того имелись жена и двое детей, но, после развода, вышедшего в отставку и начавшего на почве пенсионной тоски пить запоями младшего брата с красавицей-женой, Агафья Тимофеевна, — так звали бабушку Максима Мазаева, более не видела. Все контакты Агафьи с братом и его бывшей семьей прекратились. Не по вине бабушки: та продолжала писать письма по прежнему местожительству брата, но письма возвращались назад непрочитанными: "адресат выбыл".
Ближе к концу девяностых пришла телеграмма о скоропостижной смерти брата от инсульта. Телеграмму, очевидно, писали соседи: указан был и новый адрес младшего брата. Однако, бабушка в конце лихих девяностых получала столь забавную пенсию, что просто не смогла поехать на похороны родной кровиночки.
Позже она не раз писали письма соседям брата, стремясь отыскать его семью, надеясь, что бывшая жена брата захочет поддерживать родство. Однако, соседям ничего не было известно о детях покойного моряка, так бабушке и не удалось более повидать подросших племянников.
Вот сейчас Максим и решил сыграть на факторе поразительного сходства брата с бабушкой: их разница в возрасте составляла всего ничего, а старшему сыну брата в начале девяностых должно было исполниться как раз двадцать лет, почти как самому Максиму, которому осталось несколько месяцев до двадцати одного года. Оказалось: он — ровесник своей чудаковатой попутчицы, у них всего четыре месяца разницы, у Максима день рождения был 4 августа...
Максим сидел и мечтал, как он явится в гости к бабуле и заявит, что он — Максимка, старший сын её брата Тимохи. Едет домой после армии, вот, решил к родной тётке заехать, повидаться. Адрес сберёг еще со времён совместной жизни родителей, и таежные леса с детства никак забыть не может... Скажет, что по пути у него документы похитили. В деревнях — житьё-бытьё простое: выпишут ему какой-никакой паспортишко новый через сельсовет, — и начнётся у Максимки новая жизнь при Советах, которым уже недолго осталось. А что будет дальше, так про то один Бог ведает, даром, что Макс ни одной молитвы не знает, а вот послал же ему нормальную девчонку: и не выдала, и накормила-напоила, и спать уложила, даром, что не рядом с собой... Но это уже совсем из области фантастики, большей, чем пространственно-временная флуктуация...
Когда Мышка вернулась, наконец, с обратным билетом, выстраданным в нелёгкой борьбе, в ходе которой у неё начали почти "отваливаться" ноги, задрожали руки и очень захотелось убить одного из "блатных", растолкавшего всю "честнУю" очередь на основе "телефонного права", — Чумы на прежнем месте не оказалось.
Старая цыганка всё так же спокойно и терпеливо сидела на своём сиденье, в окружении многочисленного потомства, но место Чумы пустовало. И никто его не занял. А попутчик Мышки исчез, как сквозь землю провалился.
Мышка удивилась, но сперва нашла этому исчезновению естественное объяснение: ну, пошел её знакомый по экстренной необходимости. Ну, с кем не бывает? Особенно после поезда...
Однако, прошло несколько минут, но попутчик не появлялся. Мышка начала нервничать: вместе с попутчиком пропала и её сумка, — с женскими тряпками, маленьким ноутбуком и прочими финтифлюшками.
Абсолютно ничего ценного, кроме ноутбука, способного представлять некоторую ценность в этом времени благодаря своей необычности и миниатюрности, — в сумке не было. Во всяком случае, для мужчины. Все деньги и документы она заранее переложила в черную сумку, висевшую на ее плече и придерживаемую рукой. Поэтому мысль, что бывший спутник благополучно смылся вместе с ее сумкой, Мышка отбросила как стыдную и ошибочную. Не мог Чума так поступить с ней, ведь Мышка ему доверилась!
От беспокойства девушка готова была начать ногти грызть: глупая привычка босоногого детства, — но вспомнив, что на руках полно микробов и вокруг тьма народу, остановила нелепый порыв. И начала судорожно стискивать руки, не зная, что делать: то ли оставаться на месте, ожидая возвращения Макса, то ли признать факт его исчезновения вместе с её вещами?
— Ты, девочка, мальчика ждёшь? — вдруг спросила Мышку сидевшая рядом цыганка, почти не поворачивая к ней головы, словно в разговоре принимали участие только губы цыганки. — Того, что сидел здесь, тебя поджидая?
— Да! — подтвердила Мышка тревожно. — Вы его видели? Куда он пошёл? Подскажите, пожалуйста, что Вы видели? Я так беспокоюсь!
— Ты, цветочек, не дрожи зазря, не дрожи... Жив, здоров твой богатырь сибирский...
— Но где же он, в таком случае?!
— Да придёт скоро твой голубь синеглазый, лапонька! Ты успокойся! Забрали его для проверки документов, забрали... Вот проверят докУменты и отпустят.
— Забрали? Куда забрали? — Мышка сама не ожидала, что будет так тревожиться о судьбе недавнего своего знакомца. — Зачем забрали? Он разве хулиганил?
— Да нет... Просто тут парнишки из местного опорного пункта милиции ходили: все выискивают бездомных, кто днюет да ночует на вокзалах. Ну, значит, подошли они ко мне, думали, что и я такова. А я им и говорю: мужа ожидаю, должен приехать скоро, поезд его задерживается. Они у меня спросили номер поезда и время прибытия, — я ответила.
Но милиционеры, сама знаешь, душечка, — люди недоверчивые: так им и кажется, что я тут народ приезжий окучиваю да обгадываю... Стали паспорт требовать, я им показала. Придрались, что, мол, фотокарточка — старая в паспорте: мне— то уже сорок пять несколько месяцев как исполнилось, а новую карточку всё недосуг было вклеить. Сама подумай: девять детей у меня, да восемь внуков, и все к нам с мужем едут... Где уж тут по паспортным столам мотаться с этими карточками?
Я им так-то и толкую: мол, с детьми сижу, не идти же мне в паспортный стол с этакой-от оравой. Начали они ко мне, значит, придираться: мол, сейчас задержим тебя, тётка, за нарушение паспортного режима! Я говорю: да ради Бога, задерживайте, но только со мной восемь душ детей и все они сейчас такой вой поднимут в вашем опорном пункте, — три ночи потом не заснёте
А только пытались они меня со скамьи поднять да тащить к себе разбираться, но тут, спасибо, Гулюшка вот плач подняла, заревела так-то громко... а твой-то красавец не выдержал, голос подал: не троньте, говорит, мамашу! И добавил что-то вроде: "Только и знаете, что к слабым цепляться!"... Да, хороший у тебя мальчик, хорошенький, но только — искренний, что думает, то и говорит, а это — большой недостаток, ты его учи сдержанности! Власть уважать надобно, и будешь жить спокойно...
— Но куда они забрали парня? — не выдержала Мышка. — Тётенька, милая, покажи хоть направление: куда они повели моего "мальчика"?
— Так в опорный пункт же! — показала в нужном направлении старая цыганка. — Эка ты о нём беспокоишься, добрая душа... Они, значит, ему тогда и говорят: "Предъявите ваши документики, гражданин!" Он отвечает: "Не обязан я вам ничего показывать! Я же ничего не сделал, просто девушку свою жду!" ну, они его подхватили его под белы рученьки и повели в свой опорный пункт для проверки документов, — личность устанавливать...Не понравилось им, как твой дружочек одет, они его еще хиппарём штатовским назвали... Да, при нём еще сумка имелась, хорошая такая сумка, на двух колёсиках...
Твоя, что ли, сумка? Больше как на женскую похожа... Ты того, и впрямь поспеши, чтобы ничего, значит, из сумки-то не пропало... А то, знаешь, мало что они захотят в качестве вещдоков вписать... — Похоже, цыганка была дамой ушлой и по жизни знала немало.
Мышка всплеснула руками и понеслась выручать Чуму и свою сумку...
Глава 4
То утро для старшего лейтенанта милиции Петра Кошкина началось неудачно: старый будильник забыл прозвонить, и Пётр проспал точно так же, как случалось в блаженной памяти годы его учёбы в Астраханской средней школе милиции. Есть средь советских учебных заведений и такая...
Эту школу милиции, к примеру, не сравнить с Волгоградской высшей школой: и срок обучения — короче, и программа для курсантов — не в пример легче. Поступить оказалось просто, после отличной службы в армии, где Пётр отличался особой старательностью при выполнении полученных заданий и угодливостью по отношению к любому начальству. В то время в следственную школу тех, кто в армии не отслужил, не принимали: будущий милиционер должен был пройти армию! Как иначе проверить его пригодность к службе? Толщиной толстого отцовского кармана? А только учёба в "слежке" Петру Кошкину далась не слишком легко, — не любил он учиться и попусту мозги забивать всякой ерундой. Пётр верно полагал: в любой работе главное — это опыт. А что там ваша теория? Да ерунда! Без практики теория — нуль без палочки... Поэтому экзамены он сдавал с "Божьей помощью", зато к работе приступил с гораздо большим энтузиазмом, тем более, что дядька, москвич с хрущевской поры, помог племяннику получить комнату в общежитии, и место достойное помог получить по распределению.
Родители Петра, простые крестьяне-совхозники, ничем сыну помочь по служебной линии не могли, а он уж так стремился жить иначе, не так, как мать с отцом. Не хотел на селе грязь месить да коровам хвосты крутить... Впрочем, Пётр бы не отказался, по окончании учёбы, стать на селе участковым, да только место было к тому времени занято местным "Анискиным", подвинуть которого не было никакой возможности молодому амбициозному выпускнику.
Поселившись в московском общежитии, молодой лейтенант порешил, что такая жизнь ему не нравится, и стал усиленно оглядываться по сторонам, в поисках подходящей партии. Знал хорошо, что москвички — дамы гордые, за квартиру крепко держатся, но людей в форме любят и уважают, несмотря на скромную их зарплату, которую, понятное дело, не сравнишь с зарплатой того же токаря или, скажем, знатного фрезеровщика. И нашёл-таки подходящий вариант: милую девушку, трудившуюся закройщицей в одном из московских ателье. Особой интеллигентной Галочка не была, но Пётр и сам любовью к отечественным и зарубежным книгам, как и к фильмам Феллини и Антониони не отличался... Зато Галочка очень неплохо подрабатывала: она заказчиков и на дому обслуживала, имея на том столь приличные деньги, что почти заканчивала платить взносы за однокомнатный кооператив... Она, конечно, не была коренной москвичкой, приехала в столицу из Твери, но неплохо устроилась, со своей нужной профессией. Еще она была старше Петра на целых шесть лет, но подобная мелочь не остановила предусмотрительного милиционера: подобная мелочь, как разница в возрасте, способна влиять лишь на глупцов, которые, глядя на другого, вечно думают о своём отражении в зеркале. А Пётр думал о будущем, и не уставал хвалить Галочку с утра до вечера, как и полагается любящему мужу... Впрочем, и сойдясь с очаровательной портнихой, Кошкин не выписался из общежития, в надежде получить в будущем еще одну квартирку: тогда Галочкину халупу под Домодедово можно было бы сдавать и жить обоим припеваючи...
На первых порах у Петра имелся внушительный оклад в сто двадцать рэ да пайковые в виде продовольственного пакета, да мизерная надбавка за первое его офицерское звание. Не разбежишься... Зато родители неплохо помогали и материально, и натурой: зарежут кабанчика, да привезут сыночку и окороков, и колбас домашних, и отец от себя горилки передаст, трижды прогнанной, — вот и зарплата почти целехонькой останется. И Галинка неплохо готовила...
Но основной статьей дохода Петра Кошкина был он сам: высокий, подтянутый, миловидный сероглазый блондин, несколько женоподобный, но в форме напоминающий этакого степенного немецкого офицера. Голос лейтенанта Кошкина звучал ласков, вкрадчиво, проникая в самую душу собеседника. Еще Пётр умел держать многозначительную паузу, для пущей убедительности. Его даже начальство хотело к себе в РОВД перевести на другую работу, такую, где способности к убеждению могли бы большую пользу принести советскому народу и партии. А только Пётр от перевода отказался, мотивируя тем, что хочет именно на доставшемся ему по распределению месте отслужить положенный срок. Очень уж не хотелось Кошкину расставаться с тёплым местечком, которое дядька ему помог выбить всеми правдами-неправдами... Место было и впрямь исключительным: опорный пункт милиции на Павелецком вокзале. Работа, с одной стороны, нервная, неприятная, нарушителей общественного порядка немало, зато — доходная... Ну, для тех, кто понимает что-то в этом мире и умеет лавировать. А уж Пётр-то умел: и начальству польстить вкрадчиво, и поклониться вовремя, и подарок преподнести в знак уважения. Выслуживаться он был рад, имея такие способности в крови: дед Петра был энкавэдэшник, погибший в момент задержания преступника.
Жаль, что отец не пошёл по стопам деда: влюбился в канцеляристку сельскую и остался работать завгаром в её селе. Охота ему была технику чинить да кабанчиков разводить на вольных просторах... Однако, способности отца к технике для Петра обернулись неплохим подарком: к двадцатипятилетию лейтенант получил быстроходный автомобиль, Жигули шестой модели, модифицированный самолично отцом и превращенный в настоящего гоночного "зверя". Когда Пётр срывался с места на простеньком, стареньком с виду драндулете, все диву давались...
Только вот получение очередного звания руководство, благоволящее к Петру, — по виду, — что-то задерживало. Требовалось совершить нечто: раскрыть на подведомственной территории готовящееся преступление, задержать вора в экстремальных условиях, выявить организованную банду или... что еще мог сделать Пётр на родном вокзале? Да ничего... Он даже опасался присвоения очередного звания, которое могло означать неминуемый перевод в РОВД и другую, менее доходную должность. То ли дело — опорный пункт: сидишь в своё дежурство с помощником, никакое начальство тебя не тревожит, не дергает почем зря неуставным видом или отеками под глазами, возникшими вследствие принятия на ночь трёх бутылочек "Жигулёвского" по 33 копейки...
Галка, конечно, права: вредно пиво часто пить, но как летом откажешься от такого удовольствия? И потом, он же не водку пьёт, — всего лишь пиво...
Вот и вышло, что проспал: тут будильник испортился, тут пиво сон продлило, а только вскочил Пётр аккурат за полчаса до начала смены. В гараж за машиной бежать, — не успеешь: до гаража еще пятнадцать минут ходу, и потом по переполненным улицам гнать, брр... Правда, Москва 1991 года не похожа на штатовский Нью-Йорк: в киножурнале, перед кино, раз показывали американские автомобильные пробки, — у нас такого столпотворения машин сроду не будет...