Птенцы Бедвира

Потом пришлось забыть о любых воспоминаниях.

Бежали-то по очень широкой тропе — той самой, по которой поборники-палачи привозили к древу смерти приговорённых к казни. Неудивительно, что даже Орния, сосредоточенная на личном, вздрогнула, когда обнаружила: в кустах по бокам тропы бесшумно мчатся серые тени. Насчитала троих — и мгновенно припомнила слова Дуана: "... троих!" Вожак оборотней дал магам в дорогу сопровождение — трёх оборотней. Это сопровождение, как ни странно, Орнию не только успокоило, но и заставило думать о том, что их всех ожидает вот-вот, а не о прошлом.

Глава девятая

Едва стихли шаги уходящих к лодке магов, Кенион обернулся к Риннон, а потом бросился из помещения. Девушка решила, что он хочет умолить Бедвира взять его с собой. Раздражённо вздохнула: "Он думает — там легко будет?" и поспешила за мальчишкой. Всё-таки его оставили на её попечение.

Но выяснилось, он и не думал догонять магов. Риннон нашла его прячущимся между громадными камнями и наблюдающим, как маги садятся в лодку. На шаги девушки Кенион оглянулся, и его лицо мгновенно приняло неприятное выражение, как будто он готов начать злобно ругаться с нею. Но Риннон подошла ближе и устроилась с другой стороны камня, из-за которого мальчишка наблюдал за магами.

Молча, разве что пару раз насторожённо переглянувшись, они проследили, как лодка по взволнованной лёгким ветерком воде доплыла до берега и пропала в прибрежных кустах.

Риннон оттолкнулась от камня первой и позвала:

— Кенион, идём! Я познакомлю тебя со всеми.

По дороге в их новое пристанище девушка осторожно спросила:

— Мне сказали, это ты снял со всех заклятие глубокого сна. Это так?

— Так, — угрюмо ответил мальчишка. — А это ты наложила его?

— Да! — огрызнулась Риннон и ожесточённо добавила: — Из-за тебя!

Кенион на ступенях чуть не споткнулся.

— Почему?!

Риннон остановилась. Вынужденно посмотрела на него сверху вниз: она-то уже добралась до верхней ступени лестницы в жилой этаж маяка. Сейчас она неожиданно для себя сильно жалела, что сын рыбака, Сиджи, уехал с Бедвиром. В последнее время ей было гораздо спокойней рядом с ним, хотя до того она постоянно огрызалась на него и старалась демонстративно напоминать ему, кто по положению он и кто она. Неглупая девушка, она понимала, что их, Сиджи и её, уравняли условия жизни. Из пышечки, которую дома ласково поддразнивали из-за её пристрастия к сладкому, в замковых руинах она превратилась в худую черноволосую ведьму. Не из-за отсутствия привычной еды. Ели часто вдоволь именно потому, что рядом всегда был Сиджи, умевший не только ловить рыбу, но и охотиться вместе с тёмным магом на богатую в здешнем лесу дичь. Нет, она похудела, потому что Бедвир учил её пользоваться магией, контролируя или пуская в ход личные силы. Риннон никому не говорила, но ей нравилось быть ведьмой. И часто невольно улыбалась, ощущая себя лёгкой, как своевольный ветер. А ещё ей нравилось быть магом, которого растил из неё Бедвир. Иной раз, в одиночестве, она училась тем приёмам, которые он преподавал своим странным ученикам. Училась, фанатично повторяла их, потому что порой в мгновение, не всегда уловимое даже ею самой, девушка чувствовала, как за спиной вырастают громадные и страшные крылья.

Но этот мальчишка, Кенион, заставил её пожалеть о прошлой Риннон.

Он двигался скованно, всё ещё не понимая, что он уже окунулся в иную жизнь. Он всё ещё подавал девочкам руку и учтиво склонял перед ними голову. И у него пока ещё были округлые щёки и мягкие черты домашнего ребёнка. Домашнего! И Риннон... как она завидовала ему!

Поэтому говорила с ним резко, не щадя.

— Если бы не ты, мы с Морганом не сбежали бы. — А потом тише закончила, стараясь, чтобы он не расслышал её шёпота: — И наши младшие, возможно, не выжили бы.

— Я не понимаю тебя, — несмело признался мальчишка.

— Когда тебя привела Орния и мы узнали, что ты младший брат Клемента, мы поняли, что и наши младшие братья и сёстры могут стать тёмными магами, а потому попасть на древо смерти. Из-за тебя мы наслали заклятие сна на всех. Ведь Бедвир не позволил бы нам уйти за нашими младшими.

Он опустил голову, обиженно морщась от подступающих слёз — и, кажется, стараясь понять, насколько огромна его вина.

Утешать его Риннон не стала, хотя понимала, что её обвинение несправедливо. Слишком многие противоречивые события сплелись в эти ночь и утро. А потому уже мягче сказала:

— Пойдём в наш нынешний дом. Тебе надо привыкать к новой жизни.

На этот раз мальчишка подчинился сразу и поспешил проскочить мимо неё, уступившей ему дорогу и выждавшей, когда он исчезнет в "доме". Когда его торопливый шаг затих, Риннон взглянула на небо, то сиявшее лазурью, когда облака разбегались, уступая солнцу, то хмурившееся, когда ветер нагонял облачную муть...

Бедвир сказал приглядеться к защите. Девушка и сощурила глаза, изменяя обычный взгляд на магическое видение.

Берег каменистого островка, на котором высились развалины Аодха, Бедвир защитить счёл необязательным. Магическая завеса начиналась в пяти-шести шагах от уцелевшего строения маяка. Присматриваясь к этой завесе, Риннон нехотя улыбнулась: среди возникших для неё в пространстве буквенно-цифровых формул лениво плавали жуткие морские монстры. Понятно, кого привлёк Бедвир к укреплению защиты маяка. Сиджи пользовался любой возможностью вписать придуманные им заклинания, которые зиждились на основе его личной магии, а в ней-то и отражались морские чудища.

Глазам стало горячо, и Риннон сердито утёрла слёзы, вспоминая, как ранним утром её и Моргана с младшими нашли Бедвир и Орния с Сиджи; как Сиджи с мечом наголо сторожил раненого поборника и Моргана, которые, как выяснилось, могли превратиться в чёрную саранчу и убить их всех. Освобождённый от страшной стражи, Сиджи присел к ней помочь с детьми, а она после той жуткой ночи вдруг неожиданно для себя потянулась к нему сама — и не увидела, а прочувствовала: мальчишку буквально колотило крупной дрожью. И велела сесть рядом с ней. Так близко, чтобы соприкасаться и передавать ему силы — свои он тратил впустую от пережитого страха стать убийцей для своих...

Риннон снова подняла глаза к бесконечному небу с беспокойными облаками, мчавшимися по нему, и быстро отвернулась. Высоко летевшие облака завораживали, но в жилых помещениях маяка её ждали дети, которых надо приучить к мысли: теперь это строение и впрямь их дом. И убежище. Надолго. Возможно, навсегда.

...Ожидалось, что неожиданно спасённые от нападения дети сидят на указанной им кровати и тихонько что-то обсуждают. Но, едва Риннон спустилась в помещение, её встретили не только плач, но и рыдания.

Пока что только удивлённая, девушка подбежала к младшим, возле которых стоял растерянный Кенион.

Младшие полностью пришли в себя от подчиняющей ворожбы чёрной саранчи, осознали, что находятся не просто в незнакомом, но очень мрачном, скудно обставленном месте. Девочки рыдали в голос. Мальчик, брат Моргана, кусал губы и, отворачиваясь от всех, чтобы не видели, яростно отирал слёзы... Риннон огляделась во внезапной панике: где Этель?! С трудом нашла её — малышка присела за кровать поборника Кахира, откуда жалобно и поблёскивала на всех глазами, полными слёз. Тоже на грани? Или...

Вот в чём дело...

Риннон положила руку на плечо резко обернувшегося к ней испуганного Кениона.

— Иди к Этель. Она прячется за кроватью Кахира. Успокой её. А я успокою этих.

— Но я не знаю, как её успокоить!

— Подойди к ней, возьми за руку и скажи, что надо приготовить чай на всех.

— Я не умею готовить чай!

— Зато Этель умеет. Главное — она должна держаться за твою руку.

Он неуверенно пошёл было к топчану Кахира — и остановился.

— А почему?

— Что — почему? — сквозь зубы переспросила девушка, чувствуя, как изнутри поднимается самая настоящая злоба, и немедленно хватаясь за оберег Бедвира, контролирующий непроизвольный выплеск тёмной магии.

— Почему она успокоится?

— Ты растерян, — уже расслабившись (вопрос лёгкий и нужный), ответила Риннон. — Но среди нас всех самый спокойный. Она это почувствует и сразу успокоится. Иди же!

С места не тронулась, наблюдая, как он с сомнением идёт к Этель, а та постепенно поднимается на ноги — и не потому, что устала сидеть на корточках, а потому что сообразила: он идёт к ней. Пусть она, Риннон, запутала Кениона и заставила ощутить вину, которой он не достоин, потому что ни в чём не виноват, мальчишка и в самом деле был спокойнее всех в новом для них жилье. А это очень важно. Этель имела стихийную особенность, которую ученики Бедвира привыкли смирять лишь одним — а именно тем, что брали её за руку. Если малышка чувствовала себя плохо, она немедленно не то чтобы специально, но всё же распространяла вокруг себя волну этого настроения. И только прикосновение Этель к живому теплу помогало ей избавиться от страха или одиночества.

Поэтому плакали дети, спасённые Риннон и Морганом, — что Этель непроизвольно гнала на них волну собственных страхов, а не потому, что сами чувствовали тот страх.

Риннон дождалась, пока Кенион протянет Этель руку, а та вцепится в неё, и подошла к троим испуганным. Встала рядом, разглядывая их.

Младшая сестра, сидевшая на краешке топчана, похлопала мокрыми глазами на старшую. Риннон не стала утешать её. Когда-то, очнувшись в замковых руинах от насланного Бедвиром магического сна, как во сне видевшая, что на неё несутся кровожадные псы-убийцы, и не сумевшая пошевельнуть ни рукой, ни ногой; потом, узнав в одном из странных учеников тёмного мага недавно "умершую от страшной болезни" принцессу Орнию, а потом узнав и подоплёку происходящего, она навсегда переступила границу из одной жизни в другую. Никогда не думала о себе, что сумеет так преобразиться, но пухленькая и нежная барышня Риннон, привыкшая к роскошной и лёгкой жизни, уяснив, что с нею сделали, будто сломалась, а потом собрала себя в одно мгновение — из чёрных, обугленных костей. Будто закрыла глаза барышня Риннон, а открыла их уже озлобившаяся ведьма...

Даже сейчас она нехотя ухмыльнулась, вспоминая, как терпеливо уговаривала её Орния не злиться на весь мир.

Но первые дни ученичества у тёмного мага были наполнены для неё жадным стремлением узнать как можно больше о тёмной магии — причём практически. Злоба её выразилась в том, что Риннон мечтала разрушить весь недавно родной город, предавший её. И в первую очередь она мечтала взорвать храм поборников. Она засыпала с мечтами о том взрыве и просыпалась с ними. Правда, помалкивала о том.

Орния поначалу её удивляла своим спокойствием. Уж принцесса-то должна была чувствовать гнев не меньший и даже сильнейший, если вспомнить, чего лишилась она. Но Бедвир на одном из уроков как-то мимоходом и почти безразлично сказал:

— Не живите сиюминутными страстями. Живите в данном вам мире, живите миром, прислушивайтесь к нему.

Соединив значение этой фразы и состояние принцессы Орнии, Риннон решила последовать примеру её высочества и постепенно примирилась с предательством недавней жизни. Но злоба внутри продолжала тлеть, словно огонёк, пробегавший по гаснувшей деревяшке.

Сейчас Риннон обнаружила, что нисколько не сочувствует ни своей младшей сестре, ни двум другим детям. Им легче. Они не успели понять, что могли бы стать жертвами фанатичных поборников. Их вовремя выдрали из той жизни...

Мирна снова подняла на старшую сестру испуганные глаза.

— Риннон? — тоненько спросила она.

Девушка стояла перед ней, ничего не чувствуя. Родная сестра, а почему-то не хочется ни утешить, ни приободрить... Когда Риннон вошла в спальню сестрёнки в когда-то родном доме, некоторое время она вглядывалась в детское лицо спящей и даже колебалась: стоит ли "похищать" Мирну? А вдруг у неё не будет тёмного магического дара? И поймала себя на мысли, что думает о сестре, как о... знакомой когда-то девочке. Не как о родной.

— Риннон... — прошептала девочка и шмыгнула носом, не отрывая от неё робкого взгляда и принимаясь сползать с края топчана, на котором сидела. — Риннон... Ты живая, Риннон! Ты живая!

Младшая сестра спрыгнула на каменный пол и в прыжке обняла старшую за талию, прижимаясь к ней, вжимаясь в её живот лицом и оттого мыча:

— Риннон! Живая! Миленькая! Риннон! Ты живая!

Сначала заледеневшая, девушка оцепенела, только слушая тоненький вопль девочки вперемешку с новыми слезами. Потом она всем телом ощутила, как будто с её кожи тает и осыпается ледяная, заснеженная корка. Задрожав от нового, до сих пор неизведанного чувства, Риннон неловко опустилась на колени и обняла Мирну, и теперь слёзы младшей катились и по её лицу.

— Да... Да... Я живая, Мирна! Я не умирала! — Она сама взглянула на жавшихся друг к другу на топчане сестрёнку Лукаса и братишку Моргана. — Никто из нас не умирал!.. И Лукас живой, и Морган! Мы все живые, Мирна! И ты... вы все будете жить!

Полтора года, как в семье её считают мёртвой... А Мирна её узнала и вспомнила?! Её — отощавшую, как драная чёрная ворона?! Узнала?!

Вскоре они все сидели за столом, у камина, потягивая чай из грубых кружек, и слушали Риннон. Чай, как и предполагала девушка, Этель собрала из ароматных и успокаивающих трав.

Прежде чем рассказать о своей смерти и "воскрешении", Риннон внимательно оглядела своих маленьких слушателей: да, пелена, которая недавно застилала им глаза, совсем пропала. Наверное, помогло осознание, что их похитили не какие-то разбойники. Девушка снова вспомнила, как наслала на спящую Мирну заклятие временного подчинения, чтобы не было сложностей с младшей сестрой в пути; как взяла её за руку и повела за собой — покорную... А начала она рассказывать после поразившего её вопроса, который прозвучал от Морганова младшего брата:

— Это был Морган?!

Так выяснилось, что на маяке, даже придя в себя после подчиняющего давления чёрной саранчи, дети не узнали своих старших братьев и сестру. Или узнали, как давно забытых знакомых.

Встрепенулась и сестрёнка Лукаса:

— Лукас?! Он тоже здесь?! Он живой?!

На мгновения Риннон опустила глаза: девочке ещё предстоит узнать, что самый старший брат погиб. Лучше, если скажет ей об этом сам Лукас. И начала вполголоса рассказывать сначала свою горестную историю, а потом истории всех своих вынужденных соучеников. А закончила, глядя на вход в жилище:

— Думаю, они скоро вернутся. И тогда...

— Клемент тоже был на древе смерти? — немного отстранённо спросил Кенион и, не дожидаясь ответа, задумчиво пожал плечами: — Значит, если бы не чёрная саранча, меня бы завтра похоронили...

Риннон только вздохнула.

Грэм, такой же белокурый и остроносый, как Морган, — почти его слепок, только очень детский, — внезапно оглянулся. Следом — за Кенионом. Тот оказался чувствительным к движению в пространстве, как его старший брат, — машинально отметила Риннон, тоже оборачиваясь к топчану с поборником Кахиром. Впрочем, ощутила кое-что и она. На слух. В их нынешнем жилище, пока не уставленном необходимыми магам и бытовыми предметами, ощутимо гулко... Риннон немного напряглась. Если поборник проснулся давно, он слышал всё, о чём они говорили.