Птенцы Бедвира

— Если дашь нам парочку оберегов, чтобы защитить наши логова, мы возьмём этого парня к себе до вашего возвращения. — И, помешкав, тише добавил: — Если вы, конечно, вернётесь.

Юные маги уставились на Бедвира: о чём это они? Последняя-то фраза понятна, но зачем Дуан собирается держать у себя принца Стиану до их возвращения? И почему маг и оборотень совместили два соображения — о проникновении саранчи в город и о привозе принца на расправу?..

Орния же дрожала от ужаса: поборники должны были знать, что её старший брат не маг! Они легко определяют человека, как мага — или как обычного человека! Но почему?! Почему они решили его убить?! Она представила в воображении, как брат, одетый в парадное королевское одеяние, веселится на балу: как его коварно похищают и, напоив сонным зельем, увозят сюда. А на балу его никто не ищет, потому что во дворце поднимают тревогу: напала чёрная саранча! А брат приходит в себя — и первое, что видит, это несущихся на него псов-людоедов.

— Что происходит, Бедвир?! — вскрикнула она.

— Пока я только предполагаю, — сухо ответил тёмный маг. — Но, боюсь, когда саранча уйдёт, принца Стиану во дворце сочтут погибшим в бою с ней.

— Но... — начала девушка.

— Хватит! — резко оборвал её обычно невозмутимый и терпеливый Бедвир. — Ты знаешь главное: сейчас твой брат будет вне опасности! А мы... Мы не знаем, что именно происходит. Что бы мы ни думали, всё будет домыслом.

— Но...

— Орния, даже здесь я чувствую запах дыма с пожарищ! (Дуан хмуро кивнул.) Пока не стало совсем поздно... Дуан, держи. Чёрная саранча обычно приходит по тропе, сильно утоптанной. Найди две такие тропы к своему логову и повесь эти цепочки над ними. Не забудь предупредить о них своих волков, чтобы те не сорвали их из любопытства. Всё. Мы идём далее.

Орния понимала правоту Бедвира, но никак не могла заставить себя отойти от изодранного псами брата, спящего под действием трав. Клемент шагнул к ней и, взяв её за руку, силой заставил двигаться вперёд.

Кажется, сосредоточенная на брате и на его состоянии, она что-то пропустила из последнего обмена репликами между Бедвиром и Дуаном. Только услышала брошенное оборотнем: "...троих!"

Пришла в себя на бегу, когда веткой ближайшего куста её хлестнуло по щеке. Рядом бежал Клемент, то и дело вопросительно поглядывавший на неё. Кажется, проверял, как долго продлится её отстранённость. Поняла, что бежит сразу за тёмным магом, и начала размышлять, уже не впадая в состояние оглушённости, когда кажется, что все события и мысли плывут в бредовом сне.

Первое, что отчётливо увидела она перед глазами, — это воспоминание из раннего детства: Стиана обожал носить маленькую сестру-принцессу, посадив её для удобства себе на руку. Орния для того же удобства обнимала брата за шею. Этот беспечный образ будто застрял в памяти, потому что девушка невольно снова и снова вызывала его перед внутренним взором. Лишь бы не вспоминать об израненном, изодранном теле, прислонённом к дереву.

Потом пришлось забыть о любых воспоминаниях.

Бежали-то по очень широкой тропе — той самой, по которой поборники-палачи привозили к древу смерти приговорённых к казни. Неудивительно, что даже Орния, сосредоточенная на личном, вздрогнула, когда обнаружила: в кустах по бокам тропы бесшумно мчатся серые тени. Насчитала троих — и мгновенно припомнила слова Дуана: "... троих!" Вожак оборотней дал магам в дорогу сопровождение — трёх оборотней. Это сопровождение, как ни странно, Орнию не только успокоило, но и заставило думать не о прошлом, а о том, что их всех ожидает вот-вот.

Глава девятая

Едва стихли шаги уходящих к лодке магов, Кенион обернулся к Риннон, а потом бросился из помещения. Девушка решила, что он хочет умолить Бедвира взять его с собой. Раздражённо вздохнула: "Он думает — там легко будет?" и поспешила за мальчишкой. Всё-таки его оставили на её попечение.

Но, выяснилось, он и не думал догонять магов. Риннон нашла его прячущимся между громадными камнями и наблюдающим, как маги садятся в лодку. На шаги девушки Кенион оглянулся, и его лицо мгновенно приняло неприятное выражение, как будто он готов начать злобно ругаться с нею. Но Риннон подошла ближе и устроилась с другой стороны камня, из-за которого мальчишка наблюдал за магами.

Молча, разве что пару раз насторожённо переглянувшись, они проследили, как лодка по взволнованной лёгким ветерком воде доплыла до лесистого берега и пропала в прибрежных кустах.

Риннон оттолкнулась от камня первой и позвала:

— Кенион, идём! Я познакомлю тебя со всеми.

По дороге в их новое пристанище девушка осторожно спросила:

— Мне сказали, это ты снял со всех заклятие глубокого сна. Это так?

— Так, — угрюмо ответил мальчишка. — А это ты наложила его?

— Да! — огрызнулась Риннон и ожесточённо добавила: — Из-за тебя!

Кенион на ступенях чуть не споткнулся.

— Почему?!

Риннон остановилась. Вынужденно посмотрела на него сверху вниз: она-то уже добралась до верхней ступени лестницы в жилой этаж маяка. Сейчас она неожиданно для себя сильно жалела, что сын рыбака, Сиджи, уехал с Бедвиром. В последнее время ей было гораздо спокойней рядом с ним, хотя до того она постоянно огрызалась на него и старалась демонстративно напоминать ему, кто по положению он и кто она.

Неглупая девушка, она понимала, что их, Сиджи и её, уравняли условия жизни. Из пышечки, которую дома ласково поддразнивали из-за её пристрастия к сладкому, в замковых руинах она превратилась в худую черноволосую ведьму. Не из-за отсутствия привычной еды. Ели часто вдоволь именно потому, что рядом всегда был Сиджи, умевший не только ловить рыбу, но и вместе с тёмным магом охотиться на богатую в здешнем лесу дичь. Нет, она похудела, потому что Бедвир учил её пользоваться магией, контролируя или пуская в ход личные силы. Риннон никому не говорила, но ей нравилось быть ведьмой. И часто невольно улыбалась, ощущая себя лёгкой, как своевольный ветер. А ещё ей нравилось быть магом, которого растил из неё Бедвир. Иной раз, в одиночестве, она училась тем приёмам, которые он преподавал своим странным ученикам. Училась, фанатично повторяла их, потому что порой в мгновение, не всегда уловимое даже ею самой, девушка чувствовала, как за спиной вырастают громадные и страшные крылья.

Но этот мальчишка, Кенион, заставил её пожалеть о прошлой Риннон.

Он двигался скованно, всё ещё не понимая, что он уже окунулся в иную жизнь. Он всё ещё подавал девочкам руку и учтиво склонял перед ними голову. И у него пока ещё были округлые щёки и мягкие черты домашнего ребёнка. Домашнего! И Риннон... как она завидовала ему!

Поэтому говорила с ним резко, не щадя.

— Если бы не ты, мы с Морганом не сбежали бы. — А потом тише закончила, стараясь, чтобы он не расслышал её шёпота: — И наши младшие, возможно, не выжили бы.

— Я не понимаю тебя, — несмело признался мальчишка.

— Когда тебя привела Орния и мы узнали, что ты младший брат Клемента, мы поняли, что и наши младшие братья и сёстры могут стать тёмными магами, а потому попасть на древо смерти. Из-за тебя мы наслали заклятие сна на всех. Ведь Бедвир не позволил бы нам уйти за нашими младшими.

Он опустил голову, обиженно морщась от подступающих слёз — и, кажется, стараясь понять, насколько огромна его вина.

Утешать его Риннон не стала, хотя понимала, что её обвинение несправедливо. Слишком многие противоречивые события сплелись в эти ночь и утро. А потому уже мягче сказала:

— Пойдём в наш нынешний дом. Тебе надо привыкать к новой жизни.

На этот раз мальчишка подчинился сразу и поспешил проскочить мимо неё, уступившей ему дорогу и выждавшей, когда он исчезнет в "доме". Когда его торопливый шаг затих, Риннон взглянула на небо, то сиявшее лазурью, когда облака разбегались, уступая солнцу, то хмурившееся, когда ветер нагонял облачную муть...

Бедвир сказал приглядеться к защите. Девушка и сощурила глаза, изменяя обычный взгляд на магическое видение.

Берег каменистого островка, на котором высились развалины Аодха, Бедвир защитить счёл необязательным. Магическая завеса начиналась в пяти-шести шагах от уцелевшего строения маяка. Присматриваясь к этой завесе, Риннон нехотя улыбнулась: среди возникших для неё в пространстве буквенно-цифровых формул лениво плавали жуткие морские монстры. Понятно, кого привлёк Бедвир к укреплению защиты маяка. Сиджи пользовался любой возможностью вписать придуманные им заклинания, которые зиждились на основе его личной магии, а в ней-то и отражались морские чудища.

Глазам стало горячо, и Риннон сердито утёрла слёзы, вспоминая, как ранним утром её и Моргана с младшими нашли Бедвир и Орния с Сиджи; как Сиджи с мечом наголо сторожил раненого поборника и Моргана, которые, как выяснилось, могли превратиться в чёрную саранчу и убить их всех. Освобождённый от страшной стражи, Сиджи присел к ней помочь с детьми, а она после той жуткой ночи вдруг неожиданно для себя потянулась к нему сама — и не увидела, а прочувствовала: мальчишку буквально колотило крупной дрожью. И велела сесть рядом с ней. Так близко, чтобы соприкасаться и передавать ему силы — свои он тратил впустую от пережитого страха стать убийцей для своих...

Риннон снова подняла глаза к бесконечному небу с беспокойными облаками, мчавшимися по нему, и быстро отвернулась. Высоко летевшие, стремительно изменяясь, облака завораживали, но в жилых помещениях маяка её ждали дети, которых надо приучить к мысли: теперь это строение и впрямь их дом. И убежище. Надолго. Возможно, навсегда.

...Ожидалось, что неожиданно спасённые от нападения дети сидят на указанной им кровати и тихонько что-то обсуждают. Но, едва Риннон спустилась в помещение, её встретили не только плач, но и рыдания.

Пока что только удивлённая, девушка подбежала к младшим, возле которых стоял вконец растерянный Кенион.

Младшие полностью пришли в себя от подчиняющей ворожбы чёрной саранчи, осознали, что находятся не просто в незнакомом, но очень мрачном, скудно обставленном месте. Девочки рыдали в голос. Мальчик, брат Моргана, кусал губы и, отворачиваясь от всех, чтобы не видели, яростно отирал слёзы...

Риннон огляделась во внезапной панике: где Этель?! С трудом нашла её — малышка присела за кровать поборника Кахира, откуда жалобно и поблёскивала на всех глазами, полными слёз. Тоже на грани? Или...

Вот в чём дело...

Риннон положила руку на плечо резко обернувшегося к ней испуганного Кениона.

— Иди к Этель. Она прячется за кроватью Кахира. Успокой её. А я успокою этих.

— Но я не знаю, как её успокоить!

— Подойди к ней, возьми за руку и скажи, что надо приготовить чай на всех.

— Я не умею готовить чай!

— Зато Этель умеет. Главное — она должна держаться за твою руку.

Он неуверенно пошёл было к топчану Кахира — и остановился.

— А почему?

— Что — почему? — сквозь зубы переспросила девушка, чувствуя, как изнутри поднимается самая настоящая злоба, и немедленно хватаясь за оберег Бедвира, контролирующий непроизвольный выплеск тёмной магии.

— Почему она успокоится?

— Ты растерян, — уже расслабившись (вопрос лёгкий и нужный), ответила Риннон. — Но среди нас всех самый спокойный. Она это почувствует и сразу успокоится. Иди же!

С места не тронулась, наблюдая, как он с сомнением идёт к Этель, а та постепенно поднимается на ноги — и не потому, что устала сидеть на корточках, а потому что сообразила: он идёт к ней. Пусть она, Риннон, запутала Кениона и заставила ощутить вину, хотя он ни в чём не виноват, мальчишка и в самом деле был спокойнее всех в новом для них жилье. А это очень важно. Этель имела стихийную особенность, которую ученики Бедвира привыкли смирять лишь одним — а именно тем, что брали её за руку. Если малышка чувствовала себя плохо, она немедленно не то чтобы специально, но всё же распространяла вокруг себя волну этого настроения. И только прикосновение Этель к живому теплу помогало ей избавиться от страха или одиночества... Именно так нашёл её Бедвир — по волне безнадёжного одиночества.

Потому и плакали дети, спасённые Риннон и Морганом, — что Этель непроизвольно гнала на них волну собственных страхов, а не потому, что сами чувствовали тот страх.

Риннон дождалась, пока Кенион протянет Этель руку, а та вцепится в неё, и подошла к троим испуганным. Встала рядом, разглядывая их.

Младшая сестра, сидевшая на краешке топчана, похлопала мокрыми глазами на старшую. Риннон не стала утешать её. Когда-то, очнувшись в замковых руинах от насланного Бедвиром магического сна, как во сне видевшая, что на неё несутся кровожадные псы-убийцы, и не сумевшая пошевельнуть ни рукой, ни ногой; потом, узнав в одном из странных учеников тёмного мага недавно "умершую от страшной болезни" принцессу Орнию, а потом узнав и подоплёку происходящего, она навсегда переступила границу из одной жизни в другую. Никогда не думала о себе, что сумеет так преобразиться, но пухленькая и нежная барышня Риннон, привыкшая к роскошной и лёгкой жизни, уяснив, что с нею сделали, будто сломалась, а потом собрала себя в одно мгновение — из чёрных, обугленных костей. Будто закрыла глаза барышня Риннон, а открыла их уже озлобившаяся ведьма...

Даже сейчас она нехотя ухмыльнулась, вспоминая, как терпеливо уговаривала её Орния не злиться на весь мир.

Но первые дни ученичества у тёмного мага были наполнены для неё жадным стремлением узнать как можно больше о тёмной магии — причём практически. Злоба её выразилась в том, что Риннон мечтала разрушить весь недавно родной город, предавший её. И в первую очередь она мечтала взорвать храм поборников. Она засыпала с мечтами о том взрыве и просыпалась с ними. Правда, помалкивала о том.

Орния поначалу её удивляла своим спокойствием. Уж принцесса-то должна была чувствовать гнев не меньший и даже сильнейший, если вспомнить, чего лишилась она. Но Бедвир на одном из уроков как-то мимоходом и почти безразлично сказал:

— Не живите сиюминутными страстями. Живите в данном вам мире, живите миром, прислушивайтесь к нему.

Соединив значение этой фразы и состояние принцессы Орнии, Риннон решила последовать примеру её высочества и постепенно примирилась с предательством недавней жизни. Но злоба внутри продолжала тлеть, словно огонёк, пробегавший по гаснувшей деревяшке.

Сейчас Риннон обнаружила, что нисколько не сочувствует ни своей младшей сестре, ни двум другим детям. Им легче. Они не успели понять, что могли бы стать жертвами фанатичных поборников. Их вовремя выдрали из той жизни...

Мирна снова подняла на старшую сестру испуганные глаза.

— Риннон? — тоненько спросила она.

Девушка стояла перед ней, ничего не чувствуя. Родная сестра, а почему-то не хочется ни утешить, ни приободрить... Когда Риннон вошла в спальню сестрёнки в родном доме, ставшем почти незнакомым, некоторое время она вглядывалась в детское лицо спящей и даже колебалась: стоит ли похищать Мирну? А вдруг у неё не будет тёмного магического дара? И поймала себя на мысли, что думает о сестре, как о... знакомой когда-то девочке. Не как о родной.