Гареммыка

Так.

Она сказала, что лежит в ванне, так?

Так!

А ведь шнур у аппарата короткий, всего полтора метра, и его явно не хватит от телефонной розетки до ванны... Значит, она соврала... опять соврала... Блин, я уже со счёта сбился, сколько её было этой лжи. Полный холодного негодования, я придавил кнопку дверного звонка раз, другой, третий. И на пятый звонок мне открыли. Катька нетвёрдо стояла на ногах, растянув лицо в пьяненькой улыбке.

— А, примчался! Я ведь знала, что ты сразу прилетишь, если тебя припугнуть как следует. А ты и поверил, да? Бог мой, какой ты глупый, Серёжа...

Я не стал слушать, что ещё она будет молоть своим заплетающимся языком. Молча повернулся и ушел злой как демон, раздираемый обидой на Катьку и на собственную доверчивость, глупость, нерешительность, на неспособность своевременно поставить крест. В самом деле, прояви я год назад твёрдость, отшей Катьку сразу, когда она только заикнулась о кооперативе, то ничего бы не произошло. Жил бы себе не тужил с Иришкой и с Юленькой.

Юля. Маленький чудесный человечек. Для меня она стала чем-то очень дорогим, настоящим источником радости и умиротворения. Пожалуй, даже Ира не могла сравниться с дочерью по успокаивающей силе воздействия на мою психику. Стоило мне оказаться рядом с моими девчонками, как я отстранялся от всего на свете. Даже Катькины выходки убегали далеко на второй план, не то, что мелочи вроде Абрамыча или профкома.

— Сережа, что случилось? — Ира смотрела на меня в упор, не отводя взгляда. — Я тебя не узнаю после моей болезни. Скажи, почему ты меня сторонишься? Я стала некрасивая, да?

— С чего ты это взяла, малышка? — я обнял Иру за талию и притянул к себе. — Ты ошибаешься, я к тебе отношусь ничуть не хуже, чем прежде, наоборот, стал ещё больше ценить тебя.

— Тогда почему ты не обращаешь на меня никакого внимания? Мы с тобой видимся по два часа в неделю, а и ты те стараешься провести с Юлькой, а не со мной...

— Ба! Солнышко, да ты никак ревнуешь. Впервые слышу, чтобы мать ревновала отца к дочери!

— Не надо, Серёжа, мне сейчас не до твоих шуток. — покачала головой Ирина.

— Так и мне тоже. — я стал серьёзен, как и она. — Ты думаешь, легко было видеть стайки нарядных девчонок на новогодних вечерах? Еженедельно встречаться с Катькой, затмевающей собой любую красотку из модного журнала, а потом обнимать тебя, такую до боли желанную, и... останавливать себя, осаживать, запрещать себе даже думать о тебе? Я ведь мужчина, а не пень бесчувственный. У меня тоже есть желания. Вполне понятные, естественные желания. Но, скажи, где? Где нам уединиться? И Абрамыч, гад, во вторую смену выпускать не хочет. Вот и терплю до начала дачного сезона, когда родители на выходные уедут.

Ирина смутилась, спрятала лицо на моей груди, потом откинулась и бросила на меня лукавый взгляд.

— Бедный мой монашек, соблазняют его со всех сторон. — тут она что было сил обняла меня, прижалась, и прошептала на ухо: — Ничего, скоро мы твой целибат нарушим, я ведь тоже по тебе соскучилась, и ты даже не представляешь, как сильно.

— Ир, ты только глянь на Юлю. Устроила побоище в песочнице, вон как пацанов совочком охаживает, валькирия малолетняя! — Поспешил я перевести опасный разговор на более актуальные проблемы.

Но напрасно я думал, что избавился от подозрений. Ирина замолчала, но не забыла. Женщины, если что-то втемяшат себе в голову, то никакой логики, никаких убеждений не слышат, а уж тем более, если их подозрения хоть как-то обоснованы. Тут они горы свернут, стремясь докопаться до истины. Не мытьём, так катаньем, не в лоб, так хитростью.

— Скажи, а твоя Катя действительно красивая? — Недели через две огорошила меня Ира вопросом.

— Да как сказать... На вкус и цвет, сама понимаешь. Но видел не раз, как мужики ей вслед оглядываются, чуть шеи не сворачивают. А что это ты про неё вспомнила?

— Так, к слову пришлось.

Вот попробуй, пойми, к какому слову она это припомнила. Ладно, если бы у нас хоть что-то подобное перед тем всплыло. Так ведь нет, мы с ней про дачу моих родителей говорили, где она находится, и как далеко расположена от электрички.

Ох, чую, что это "ж-ж-жу" неспроста, как говорил старина Вини Пух. Явно что-то у Иришки в голове вертелось, покоя ей не давало. А что? Поди угадай. На осторожные вопросы она не отвечала, довольно ловко уходя от них, а давить и настаивать я опасался, поскольку совершенно не представлял, на какой скользкий лёд нас может завести подобная беседа. Видя мою настороженность, Ирина притихла, перестала меня пытать. Хитрюга, она выждала время, чтобы я успокоился, а потом по новой вогнала в шок невероятной просьбой: познакомить её с Катькой...

— Ира, зачем тебе это знакомство? Пойми, у нас с Катькой всё в прошлом, что амурные, что деловые отношения.

— Не надо, Серёжа, не обманывай меня. И себя не обманывай. — Покачала головой Ира, потом задумалась, накрутила себя мрачными мыслями, и, как у неё случалось раньше, замкнулась в себе окончательно.

А ведь верно говорят, что беда одна не ходит! Стоило мне поссориться с Катькой, как наши отношения с Ириной тоже стали покрываться сетью мелких трещин. И пусть бы между нами случилась какая-нибудь серьёзная размолвка, так ведь нет, одни пустые обиды и банальное недопонимание. Зато в изобилии, буквально на каждом шагу. Если для какой-нибудь мелочи можно быть найти несколько толкований, то Ира непременно выбирала самое негативное из возможных. А ежели таковых не находилось, то она их с лёгкостью придумывала. Само собой, положительных эмоций мне подобное её поведение не добавляло, я начинал злиться, а Ирина моё раздражение истолковывала по-своему.

Многим влюбленным свойственно идеализировать своего избранника, вознося его на пьедестал, но у Ирки эта черта граничила с настоящей маниакальностью. С какого-то перепугу однажды посчитав меня чуть ли не подарком небес, она здорово преуспела в самоуничижении. Эта приниженность и этот порою заискивающий взгляд снизу вверх недолго приводили меня в умиление, очень скоро превратившись в очередные поводы для зубовного скрежета. Словно нам было мало собственных сложностей, окружающие так же стремились внести свою лепту в надвигающийся разрыв.

Я уже говорил, что после Катькиного вмешательства мой внешний вид стал удостаиваться внимания со стороны молодых девчонок. Так вот, и более старшее поколение заводских сплетниц не могло пройти мимо. Приплюсовав к модной одежде моё участие во всех вечерах, и добавив девичий интерес, кумушки вынесли вердикт — бабник и ловелас! Узнав от родственницы гуляющие обо мне по заводу сплетни, бывшая Иришкина свекровь тут же "соскучилась" по внучке и пришла проведать малышку. А заодно "открыть глаза" глупой невестке на нового избранника. Проще говоря, облить дерьмецом меня и неблагодарную Ирину, отвергнувшую её ненаглядного сынка. Елена Станиславовна только посмеялась над такими откровениями, а вот в Ирке кое-какие сомнения зародились.

— Скажи, Серёжа, это правда, что о тебе говорят на заводе?

— Нет, конечно! Могла бы и сама догадаться, что в тех сплетнях сплошной вымысел.

— Но ведь люди зря говорить не станут...

— Да-а? А ты вспомни, что о тебе самой говорили одноклассники с однокурсниками. Что, в их словах было много правды?

— Нет, но ведь она говорила, что ты ходишь по заводу всегда в окружении девушек. Это как понимать?

— Во-первых, далеко не всегда, а во-вторых, если иногда пройдусь с девчонками из самодеятельности по пути от столовой, то что из этого? Они ведь из других отделов, а к нам в цех, сама знаешь, без допуска не пустят. Где им ещё меня отлавливать, как не в проходах, на виду у кумушек?

— А зачем им тебя ловить?

— Ир, что ты везде ищешь подвох, в самом-то деле? Девчонкам репетировать надо, а ключи от актового зала один у меня, второй в охране. И ежу понятно, что этим плясуньям проще со мной договориться, чем с ВОХРом.

Не раз и не два затевала Ира подобные разговоры, потом перестала. Я-то, дурак, порадовался, думал, что она поняла, успокоилась. Чёрта с два! Погрузившись в самокопание, Ирка убедила себя в том, что её Серёженьке суждено всегда быть в центре женского внимания, а ей придётся до конца жизни смиренно нести этот крест, регулярно закрывая глаза на многочисленные интрижки. И ладно, если бы она остановилась на этом выводе. В конце концов, её готовность прощать будущие измены ещё не заставляет меня их совершать, правильно? Но на решимости заранее объявлять амнистию, полёт Иришкиной мысли не закончился. Человек с высшим образованием, она выстроила чёткую логическую цепочку относительно будущего наших с ней отношений. Вот только факты этой цепи она толковала по-своему, зачастую путая причину со следствием. Вначале её рассуждения ни на йоту не грешили против истины, но чем дальше она забиралась в лес, тем толще становились партизаны.

Она любила меня, я к ней относился во сто крат лучше её бывшего мужа; Юля тянулась ко мне, я в девчонке души не чаял, а если ещё сюда добавить мои неоднократные высказывания о стремлении к семейным отношениям, то лучшего варианта для себя и дочери Ирина просто не видела. Проанализировав охлаждение и потепление наших с ней отношений, она с неудовольствием отметила влияние на них моей бывшей. Казалось бы, связь на лицо — стоит мне поссориться с Катериной, как у нас с Ириной сразу наступал разлад. А когда Катька мирилась со мной, то и с Иркой всё тут же налаживалось.

Ире было очень нелегко признать подобную зависимость, но спорить против очевидного ей казалось глупо. Поэтому-то она не стала сильно упираться, когда Катька предложила мне работать в её кооперативе. Ирина решила, что мои встречи с Катей в небольших, гомеопатических дозах благотворно скажутся на наших с ней отношениях. И, казалось бы, этот расчет полностью оправдался. Постепенно мои чувства к Ире становились всё нежнее, а после колхозной разлуки я по собственной инициативе познакомился сначала с дочкой, потом с мамой, словом, верной дорогой брёл к свадьбе. Пока опять не поссорился с Катькой. И опять началось недопонимание, наши с Ирой размолвки на пустом месте...

Панически страшась окончательного разрыва, Ирина в отчаянии решила переступить через собственную гордость и, не больше не меньше, как помирить нас с Катькой. Вот для этого она и просила меня познакомить её с рыжей занозой, а после моего категорического отказа, двинулась обходными путями. Поставив на уши коллег по работе, она через знакомых их знакомых раздобыла-таки в исполкоме телефон кооператива "Екатерина". Затем сгребла в кучу последние копейки, купила на них отрез ткани и записалась на пошив платья.

Вот так они и познакомились, Ира и Катя. Но останавливаться на достигнутом Ирина не собиралась. Решив, что ситуацию гораздо легче контролировать, находясь внутри неё, Ирка решила закрепить эффект и подружиться с соперницей. Сделать это оказалось не сложно. Придя на вторую примерку, Ира увидела, как Катька, ежесекундно матерясь и чертыхаясь, тычет одним пальцем в клавиши печатной машинки. Ирина рассмеялась и попросила уступить ей место у агрегата. Издав несколько пулемётных очередей, пишущая машинка через десять секунд исторгла из себя документ, над которым Катя билась уже больше получаса. И без единой ошибки!

Рейтинг Ирины мгновенно подскочил от отметки "просто клиент" до "нужный человек". А когда Катька узнала, что Ирина не понаслышке знакома с бюрократическим делопроизводством, и в принципе не против помимо основной работы потрудиться на благо кооператива, взяв на себя всю бумажную волокиту, то планка поднялась ещё выше — "спасительница"!

Мне тоже не давали покоя наши трения с Ириной. Последние две недели месяца у нас на заводе выдались напряженными, с долгими сверхурочными работами, без выходных, так что возможности увидеться с девчонками у меня не было. Зато лёжа по вечерам в постели я мог от души покопаться в себе и по мере сил постараться понять свои ошибки. Я вдруг с кристальной ясностью осознал, что тянуть дальше нельзя, а надо идти и делать Ирине официальное предложение.

Понедельник, ставший для нас первым выходным за недели пахоты на нивах оборонной промышленности, я постарался провести с максимальной пользой. Для начала как следует выспался, провалявшись в кровати аж до десяти утра, потом собрался и поехал в ювелирный магазин. После долгого разглядывания витрин и тяжелых сомнений, я выбрал довольно-таки миленькое колечко, при всей своей скромности потянувшее на довольно ощутимую сумму. Особенно для простого работяги. Но цифры на ценнике сразу убежали далеко на второй план, стоило мне представить это кольцо на тоненьком пальчике Иришки. Гордый своей покупкой, я вернулся домой, пообедал, довёл стрелки на брюках до бритвенной остроты, ещё раз умылся, причесался и вечером направился к Юлькиному садику. Мне почему-то казалось правильным сделать предложение матери в присутствии дочери. "Речь ведь идёт о создании семьи, значит надо принимать решения всем вместе." — репетировал я про себя предстоящую речь. Но, если честно признаться, я больше рассчитывал, что Юльчик поможет мне уговорить Ирину, если та вдруг начнёт сомневаться. Ну, не было во мне той уверенности, которую я демонстрировал всем своим видом, не-бы-ло! Сомнения роились в голове как пчёлы в улье. А вдруг как когда-то Катька, Ирина мне заявит, что ей первого раза хватило за глаза, и вступать в повторный брак она отнюдь не стремиться? Одним словом, откровенно трусить я не трусил, но мандражировал изрядно.

Уже возле самого садика, за несколько минут до часа "икс", я вдруг с ужасом вспомнил, что напрочь забыл про букет. Как я себя материл в тот момент, каких только эпитетов не подбирал! Но дёргаться и куда-то бежать было уже поздно. Я собрался, сделал торжественное лицо, и впился взглядом в двери садика, приготовившись к краткому, но такому томительному ожиданию. И вот свершилось! Из-за двери вышла Юля и... Елена Станиславовна. У меня всё упало.

— Силёза плишёл! — завопила Юля, повиснув у меня на шее.

— Здравствуйте, Елена Станиславовна. А что случилось, где Ира? С ней всё нормально?

— Здравствуй, Серёжа. Да, не волнуйся, с ней всё хорошо. Она после работы к портнихе поехала, платье себе шьёт. Наверно, хочет поразить тебя. Да и ты, я смотрю, при полном параде.

— Ну, так ведь на свидание шел, ни куда-нибудь! — Нашелся я с ответом.

— Тогда пойдём к нам, вместе Ирину подождём.

Я согласился, хотя и несколько расстроился, ведь моё предложение руки и сердца бесспорно откладывалось. А делать его в присутствии Елены Станиславовны я откровенно стеснялся. Мы погуляли, поиграли с Юлей, втроём попили чаю с домашней выпечкой, опять поиграли, а Ирины всё не было. За окнами сгустившиеся сумерки превратились в настоящую ночь, недвусмысленно намекая на необходимость прощаться.

На следующий день история повторилась, с той лишь разницей, что за выходом Юли с бабушкой из садика я наблюдал схоронясь за углом соседнего дома. Я не стал к ним подходить чтобы не показаться назойливым с одной стороны, а с другой, что бы не ставить Елену Станиславовну в неловкое положение, вынуждая оправдываться за дочь. Почему оправдываться? Да завертелись в моей голове тревожные мыслишки, стали возникать различные подозрения, сомнения навалились, хотя вроде бы Ирина никогда не давала мне повода для ревности...