Волчица и пергамент. Том 11

Ханаан, стоявший рядом с Газэтто, добавил:

— Вы втроём согласились оставить вопрос язычества без рассмотрения. Однако люди, считавшиеся когда-то язычниками, могут стать пятном на вашем пути и источником политической слабости.

Особенно если это путь предполагал обрушить молот справедливости на неправедность Церкви.

Проблемы с верой наносят ущерб символу веры.

На обратном пути к особняку, щурясь из-за ослепительно сиявшего солнца, Миюри произнесла:

— Похоже на то, что все люди в стране овец в основном хорошие.

Судя по лицу Клевенда, он после этих слов не знал, плакать ему или смеяться. Как будто его расстроило, что удар пришёлся точно в цель.

— Юная госпожа, сколько лет ни было бы мужчине, он всё равно будет хотеть, чтобы его считали немного плохим.

Миюри ухмыльнулась, показав клыки, и многозначительно посмотрела на Коула.

— Ну, я тоже конечно, — продолжал Клевенд, — Но моя сестра тоже на редкость добрый человек при королевском дворе. Не будь она такой, она не стала бы с такой наивной честностью противостоять неправедности Церкви.

— Значит, в королевстве все такие?

— О, да. Мои братан и старик — самые ужасные из всех. И наши домашние ужины обычно проходят в том же духе, что и раньше.

Именно из-за того, что он с такой небрежностью сыпал подобными высказываниями, ходили слухи, что принц замышлял захватить трон. Однако Миюри лишь пожала плечами и рассмеялась, глядя на стоявшего перед ней доброго, заботливого человека.

— Я видела их в сражении на рыцарском турнире, но первый принц не оставил такого впечатления.

— Ладно, этот принц выглядит обходительным и действительно кажется немного хрупким. Это приносит ему поддержку знатных дам аристократических семейств.

— Дам?

— Старые аристократы, которые на людях держат себя так важно, дома сидят под каблуками своих толстозадых жён. А он крутит старой знатью через уста этих дам.

Миюри широко распахнула глаза, она выглядела так, будто услышала что-то хорошее.

— Ну, господин Газэтто, так, кажется? Как я понимаю, у тебя есть причины быть недовольным, — сказал Клевенд, переводя взгляд на старика, в отличие от Барриндо и Жьяддо заговорив с ним. — Ты можешь выскочить босиком перед их каретой, но их это не тронет, так их головы устроены. Если б я вмешался, было бы только хуже.

И принц пожал плечами.

Газэтто понурился, тогда заговорил Ханаан:

— Место для переселения будет располагаться на земле выборщика Дюрана. Место, где прежде располагалась деревня Фоонан, похоже, было частью той территории, которая примыкает к Убану. Так что можно будет рассудить так: хотя переселение означает уход с земли ваших отцов, зато это будет официальное обретение родины. Ну, вроде как переместить в деревне дом.

Всё зависело от того, с какой стороны на это смотреть.

Одно дело, если бы их переселяли в место, с которым они никак не связаны, но если переселение происходило из одной части владений Дюрана в другое, им будет спокойней, так как это тоже будет частью их родины.

— Ещё я изучу обстоятельства проводившегося против вас расследования по обвинению в язычестве. Думаю, всё может измениться, когда мы узнаем, к каким выводам пришли в Церкви. И если вы будете признаны невиновными, то, поскольку вы хорошо знаете то место, должен будет найтись способ доверить вам управление теми землями.

— Ну же, не вешай нос, — сказала Миюри, беря Газэтто за руку.

Лицо старика приняло такое выражение, будто он увидел радугу после дождя. Миюри усмехнулась.

— Примите мою благодарность, — произнёс Газэтто и тоже, наконец, смог неловко улыбнуться.

Рано утром Ханаан и его охранник отправились к папскому престолу. Коул, проследив за его отъездом, пошёл в церковь, где провёл всё утро вместе с Барриндо.

Вчерашний разговор подвёл Коула к мысли, что искренняя вера Барриндо была, вероятно, показной, результатом холодного расчёта, но теперь эта вера показалась ему действительно искренней. Как бы то ни было, немногие сумели бы при больных ногах молиться на коленях на каменном полу.

Вера в нём определённо была, но Коулу можно было только надеяться, что она будет использована в праведных целях.

Окажись Барриндо откровенно плохим человеком, с ним можно было бы жёстко разобраться, но, как и следовало ожидать от выборщика императора, он такой глупости не допустил. Подобно неудержимой, скользкой змее пытался он заползти в самую душу собеседника.

Коулу было очень утомительно выискивать нечёткие формулировки в ответ, иногда притворяться, что что-то не расслышал или не понял увязывания тех или иных обстоятельств.

С Миюри, бросавшейся в открытую атаку — "Сделай меня своей женой!", справиться было гораздо легче.

Освободившись, наконец, от Барриндо, Коул вернулся в особняк, где застал оставленную в одиночестве Миюри в дурном расположении духа, но готовую выйти в город. Она немедленно сунула ему в руки повседневную одежду на смену:

— Быстрее, пошли обедать!

Коул принялся безропотно переодеваться, вызвав, кажется, некоторую её растерянность.

Он рассказал про разговор в церкви, и Миюри предложила:

— Может, написать письмо сестрице Ив и попросить её поскорей приехать? Уверена, сестрица Ив интересно проведёт с ними время.

В том зале Ив, конечно, чувствовала бы себя, как рыба в воде, её было бы трудно отличить от остальных.

Коул усмехнулся, представив себе это.

— Если бы госпожа Ив присоединилась к ним, трудностей бы только прибавилось.

В их комнате, без посторонних Миюри не прятала волчьих ушей и хвоста, сейчас она подняла вверх глаза, словно ей на ухо села бабочка, и весело рассмеялась.

— Похоже, если она вместе с ними может придумать что-то действительно ужасное.

— Госпожа Ив — очень справедливый человек.

Судя по затрепетавшим волчьим ушам, Миюри, кажется, понравился его обтекаемый ответ.

— Мой брат всегда так заботится обо мне.

— Да-да...

Переодевшись, Миюри показала ему нагнуться. Когда он так и сделал, она развязала ленту, которой были схвачены его волосы на затылке, и перевязала заново.

— Ты должен завязывать аккуратней. Мой брат такой же неловкий, как и всегда.

— Жаль, что ты не поднялась, чтобы завязать мне волосы до того, как я пошёл на службу.

Миюри сердито дёрнула Коула за волосы.

Она как-то умудрилась проснуться достаточно рано, чтобы проводить Ханаана, но, судя по всему, устоять перед искушением снова лечь она была не способна.

— Кстати, как там господин Газэтто?

Судя по вчерашнему разговору на встрече у Дюрана, не было похоже, чтобы кто-то собирался наказывать его людей за то, что они неправомочно поселились в лесу. Но всё же отношение Дюрана и остальных собеседников оказалось не тем, на какое надеялся Газэтто. Отсюда вытекал вопрос, удастся ли убедить жителей деревни.

— Похоже, он сидит в своей комнате, погрузившись в свои раздумья. Ест нормально, думаю, он в порядке.

Коул не мог не улыбнуться — у Миюри еда служила мерой того, насколько кто-то в порядке. Он не удержался и погладил её по голове.

— Э? Чего? — не поняла она.

Коул чуть подтолкнул Миюри в спину и сказал:

— Наверное, и нам стоит пообедать.

Город Убан действительно был намного более оживлённым, чем когда они впервые здесь оказались. Перед кузницей столпились солдаты, сопровождавшие Барриндо и Жьяддо, они внимательно рассматривали оружие, перед таверной сидело и обедало много людей.

У Коула мелькнула мысль, что кто-нибудь мог за еими наблюдать, но пока Миюри не проявляла беспокойства, волноваться не стоило и ему.

Они нашли себе место в таверне, которую посоветовал им Ваден, Миюри заказала суп из оленины, щедро приправленный знаменитым местным сыром. Глядя на сидевшую напротив Миюри, Коул ощутил умиротворяющее спокойствие этого места и вздохнул.

— Устал? — спросила Миюри.

— Нет, я... — произнёс Коул и поправился. — Есть немного.

Миюри оторвала два куска пышного, мягкого хлеба, намазала невероятно толстым слоем масла и протянула один кусок Коулу.

— Я проголодался, — признался он.

В начале их путешествия он бы не сказал бы такого. Но теперь он принять это как должное.

Только откусив, он сразу кое-что заметил.

— Хлеб стал вкуснее...

— Даже мой брат смог это распознать. Пшеница, которую привезли в город, очень высокого качества.

Миюри открыла рот так широко, что было видно её горло, и откусила большой кусок. Со счастливым видом она быстро прожевала его и нетерпеливо проглотила. Потом, прежде чем откусить снова, она сказала:

— Это всё благодаря твоим стараниям, брат. Город ожил.

Коул ошеломлённо замер.

— Разве не так? — спросила Миюри, с дерзкой улыбкой глядя ему в лицо.

Надо же, какая нахальная девушка, мелькнуло в голове Коула.

— Даже для моей мамы есть то, что она может сделать, и то, что не может. Я думаю, что мой брат делает всё, что может.

Миюри понимала его лучше, чем он понимал её, или ему казалось, что понимает.

Словно сдавшись, Коул принялся за хлеб, который дала ему Миюри.

— В будущем нас ожидает ещё немало событий вроде вчерашней встречи, — сказал он чуть позже.

Вероятно, такое не следовало говорить младшим сёстрам, ещё не повзрослевшим, но через стол от Коула сидел единственный в мире преданный ему рыцарь с изображением волка на гербе на его поясе.

— Именно, — отозвалась Миюри. — Так можно будет привлечь на свою сторону много важных людей, которые потом одновременно атакуют юг с того утёса.

Поданное в виде шутки, это высказывание было не так далеко от истины.

— Я делал всё, что мог, ради достижения великой цели, но... — заговорил Коул, но тут принесли большую деревянную миску с супом, и Миюри, просияв, принялась с восторгом перекладывать из неё куски оленины в свою миску. — Но невозможно проглотить всё, ничего не оставив.

Даже ненасытная Миюри не могла обгрызть всё мясо с костей оленя. Конечно, вернувшись к волчьей форме, она могла бы съесть всё вместе с костями, и здесь напрашивалась явная аналогия с борьбой против Церкви.

— Всё потому, что мой брат — мечтатель. Ты хочешь, чтобы все действовали ради одной общей цели, разделяя одни убеждения, без каких-либо сомнений, чтобы все трудности решались, чтобы ничего не было упущено, чтобы движение вперёд шло по прямой линии, так ведь?

Хрумп, хрумп — трещал хрящ оленя под её острыми зубами.

Вероятно, что-то из того, что она сказала, проникло глубоко в его душу, когда он в затерявшейся в горах Ньоххире представлял себе варианты идеального мира.

— Так, всё верно, — признался он.

Миюри, ухмыльнувшись, отгрызла ещё кусок хряща.

— Я тоже задумывалась над этим.

— Задумывалась?

— Мм, — подтвердила Миюри, она уже расправилась с первым куском оленины и, обмакнув в суп кусок хлеба, отправила его в рот. — Смотри, брат, ты же говорил мне об использовании своей силы такими существами, как я, точнее, что её нельзя запросто использовать, так?

Коул начал волноваться, но Миюри, казалось, не собиралась переживать по этому поводу. Более того, вероятно, заметив его волнение, она не удержалась и хихикнула.

— Вечно один лишь мой брат страдает одним и тем же.

Это прозвучало довольно грубо, но ответить Коулу было нечем.

— Мои клыки и когти могут решить большую часть проблем, вставших на моём пути. Проблема женить моего брата на мне выглядит более сложной, но и она не из тех, которые мои когти и клыки не могли бы решить.

Коул криво усмехнулся, вызвав улыбку и у Миюри.

— Однако ты сказал, что следует быть осторожными при использовании нами нашей силы. Потому что она слишком невероятна, подобна чуду.

Не-люди отличались от людей, потому их так и назвали. С силой их когтей и клыков не могла спорить мощь даже наёмников, упорно нарабатывавших и оттачивавших её, это поистине сверхчеловеческая сила. Не-люди — другие существа по своей сути, именно поэтому они могли чудесным образом решать те или иные проблемы человеческого мира.

Осознав это, Миюри была ошеломлена, её испугала глубина пропасти между ней и её братом-человеком.

Однако сейчас она наливала в свою миску суп, не выказывая ни тени тогдашнего беспокойства.

Коул не мог понять, почему она заговорила об этом сейчас.

— Но то, вчерашнее, совсем не подходит моему брату, в то же время брату ещё придётся сталкиваться со сложными ситуациями, верно?

— Ну... да.

— Более того, я так чувствую, что будет ещё много ситуаций, в которых нам придётся мириться и с более неприятными исходами.

Коул посмотрел на Миюри, представив себе, как она, подобно хлебу в её руке, разрывает пухлого Барриндо, размачивает его в речной воде и разгрызает клыками. В случае крайней ситуации, как самое последнее средство.

Пока он смотрел на Миюри, волчица обратила на него свои красноватые, унаследованные от мамы глаза.

— Брат, что касается нашей силы при решении осложнений, встречающихся на нашем пути, ты же говорил об этом, верно? — спросила она, особо выделяя слова, потом запихнула остатки хлеба в рот, отряхнула руки и, проглотив, продолжила. — Вчера, когда мой брат делал всё, что мог, в том зале с плохими типами, я задумалась. Я подумала, что просто искусать плохих типов, чтобы идти вперёд, не будет единственным способом помочь моему брату.

Коул словно вживую увидел Миюри в форме волчицы, вставшую между ним и его угрозой, пригнувшую голову к земле и рычащую.

Образ был знакомым, но Миюри говорила о другом.

— Я уверена, что в будущем стаи таких, как сестрица Ив, могут приходить и нападать на нас. Я уверена, что ты будешь делать всё, что сможешь, но рано или поздно окажешься в слишком трудном положении. И тогда, несмотря на все усилия и старания, ты подумаешь, что, вероятно, уже ничего не получится.

Коулу припомнилась вчерашняя встреча, то, как Барриндо прилип к нему в церкви, и ему подумалось, что такое, конечно, могло произойти. Их внутренняя сила могла посрамить самого Господа, их могущество было способно двигать горы.

Сможет ли Коул прорываться через их паутину и дальше, зависело только от Божьего благоволения. Но его удивило то, что об этом заговорила девушка-сорванец, всегда отличавшаяся невероятным оптимизмом, не считавшая никакие препятствия непреодолимыми.

Глядя на замешательство брата, Миюри мягко улыбнулась.

— Поэтому я подумала над альтернативой. Когда положение станет непоправимым, в этот момент единственное, что мне надо будет сделать, — это пробить тебе путь.

— Мм... что?

— Вместо того чтобы расчистить путь вперёд, я расчищу путь назад, — Миюри прищурила глаза, унаследованные от мамы, и показала в улыбке свои острые клыки. — Если придёт время всё бросить и бежать — у тебя есть родные горы, верно? Там можно будет делать всё, что захочешь. Вот тогда я и вмешаюсь.

Это был бы совершенно отчаянный поступок, в то же время он выглядел вполне прагматичным.

Потому что...

— Так что, брат, смотри вперёд и иди вперёд, просто иди вперёд. Какие бы плохие типы тебе ни поджидали, делай то, что ты хотел сделать. Не стесняйся давать отпор этим злобным старикам, вставшим перед тобой.