За полынь-рекой

Хопеш пошёл по рукам. Тузам и, особенно, королям, изме-нила их напускная важность, глаза разгорелись, они цокали языками, разглядывали лезвие, узоры на удобной рукояти, взма-хивали оружием.

Туз бубен: -Отличная штука, чего уж там. Как понимаю, ты и других налепить сможешь? Таких же красавцев? Топоров там, мечей всяких?

-Чашек, -подхватил я, -браслетов, серёжек, колечек для ниггеров и их баб... Не только медных и бронзовых, но еще и зо-лотых и серебряных.

Трефовый король: -О, как! Не только художник, а ещё и ювелир, да?

Я со скромной многозначительностью склонил голову, внутренне ощущая, как курс акций моей личной ценности в гла-зах начальства устремились ввысь. А червонный туз Бурхард просто сиял, чуть ли не затмевая блеск лезвия.

-Понятно, что полной цены за такой товар нам не полу-чить, -продолжал я, -но, полагаю, то, что ниггеры дают сейчас — раз эдак в пятьдесят меньше ценности даже теперешнего наше-го товара. А высококачественные изделия можно оценить еще до-роже. Впрочем, в делах обмена и расценках вы смыслите куда больше моего.

Туз треф: -Смыслим, успокойся. Конечно, сразу взвинчи-вать наши запросы в сто раз нельзя, лучше это делать плавно. Но отчего бы не попробовать, скажем, сегодня потребовать за такой качественный товар вдесятеро. Конечно, за одно надо наращивать оплату побольше, за другое — поменьше. В зависимо-сти от спроса, так сказать...

Туз бубен: -Советуешь, поторговаться, стало быть? Ммм... А вдруг не получится?

Туз треф: -Получится. Чутьём чую.

Туз черв: -Значит, так... Попробуем... Но учтите, художник-ювелир — в червонной масти!

Пиковый король: -Сейчас начнёшь права качать?

Туз черв: -Уже начал. Всю прибыль с торговли делим на пять частей. Каждой масти — по части, червам — две.

Бубновый король: -Не жирно будет?

Туз черв: -Ювелир-художник — в нашей масти.

Туз бубен: -Ладно-ладно, обсудим, проголосуем.

Туз треф: -Эй... как тебя... Гай, пока можешь идти рабо-тать, мы тут потолкуем.

Червонный король (подойдя, прошептал на ухо): -Готовься вечером к сходняку масти, переговорю с Бурхардом будем тебя в десятки подымать.

04

Вот так я одержал вторую локальную победу в Этом Свете.

Да, оставался рабом-каторжником, заключённым Подгорья. Но не простым, а эдаким карикатурным подобием Леонардо да Винчи в подгорном исполнении. Да, работал по семь часов из десяти. Однако, не махал киркой в шахте, не таскал на загрив-ке тяжеленных корзин с рудой и сланцем, не ловил в ручьях ры-бу, норовящую откусить пальцы рыболова и не тыкал копьём в невесть откуда выползающих в поиске жратвы подземных мон-стров. Сидел в персональной мастерской, с завтрака до обеда колол тонкой медной иголкой в кожу татуируемых клиентов или расписывал стены в пещерных столовых мастей, а с обеда до ужина лепил из горного воска макеты оружия, посуды, украше-ний. Эти макеты литейщики осторожнейшим манером обмазывали глиной, потом заливали внутрь расплавленный металл или сплав. Получали эталонное изделие, с которого, в свою очередь делали глиняные формы для серийного производства.

Дебют по презентации авторской продукции художника и ювелира Гая оказался просто блестящим. Тузы и короли довольно долго совещались, сочиняя письмо наверх чёрным рабовладель-цам. Чем-то, кстати, напоминая при этом запорожцев, пишущих письмо султану, со знаменитой картины Репина. Наконец десять сочинённых ими строк улеглись на кожу подгорной ящерицы, в которую запаковали хопеш. Подъёмник с оброком подгорцев, скрипя, уполз наверх. Ждать ответа пришлось целые сутки. Зато ответная партия продовольствия, спущенная сверху, оказалась значительно больше. Особенно много в ней было коксовых оре-хов, из скорлупы которых изготавливали практически всю основ-ную посуду, а также желтой кукурузной муки мелкого помола.

-Сensored. -задумчиво сообщил червонный туз Бурхард, скребя толстыми пальцами щетину на щеках и пристально глядя мне в глаза. -Сensored), конечно, (censored)и(censored), но ты оказался прав. На твоё рукоделье спрос оказался огромным, сверху стали снабжать нас в разы лучше и больше.

-Оказался прав, угу-угу. -согласился я с ним. -Рад, что твоё величество изволило оценить Гая по достоинству. Защити-ло, десяткой сделало, спальное место определило просто заме-чательное, вот в гости пригласило после работы, за что низкий тебе поклон...

-...и беспредельная признательность. -перебил туз. -Полезный ты для масти мужик, Гай, вот только очень вредный. Ядовитый, когда молчишь и язвительный, когда рот разеваешь. Видать, совсем хреновой у тебя первая жизнь была. Ладно, да-вай выпьем, поговорим, получше друг друга поймем.

Он разлил по кокосовым чашкам перебродивший мутный сок пещерных опят, щедро сдобренный жгучим перцем, водрузил на столешницу из толстых тёсаных досок тарелку с кукурузными ле-пешками, маринованными мидиями и печёной рыбой.

-Понеслись! За здоровье!

На вкус грибовуха, сверх ожиданий, неожиданно оказалась вполне приемлемой: обожгла горло, приятной горячей струйкой скользнула в желудок.

-Это верно, прежняя жизнь шибко радостной никогда не была. -оставив ерничество, сказал я. -Хреновой первую полови-ну не назову, вторую половину весёлой тоже не признаю, так, тянул лямку помаленьку... Не поверишь, туз, но самое насыщенное событиями время началось после смерти на том свете и с нача-лом второй жизни на Этом. Вот только события такие, что никак не могу понять — хихикать или хныкать.

-Я тут сто двадцать третий год мотаю, -хмыкнул Бурхард, -а до сих пор с этим не определился. Да ты закусывай плотней, Гай, грибовуха, она того требует. На мидии налегай, сытно и вкусно.

Я кивнул и положил на лепешку слизистые тельца житель-ниц местных водоёмов.

-Спрашивай. -разрешил туз. -Вижу ведь, с языка рвётся.

-Рвётся. -признался я. -Только опасаюсь.

-Чего?

-Вопрос неделикатный, по живому резанёт.

-Валяй, режь по живому.

-На свободу вырваться не хочется?

-По живому резанул. -Бурхард, тяжко вздохнув, залпом опустошил чашку грибовухи. -Учти, никогда никого об этом не спрашивай, можешь сразу в ухо получить. Но сейчас отвечу. Тут об этом думает каждый и постоянно. Постоянно и безрезультат-но. Безрезультатно и мучительно.

-Попытки были?

-А как же. Десяток до меня, две — при мне.

-Подробнее можно?

-Можно,(censored).

Бурхард рассказал.

Я проникся.(Сensored)! (Сensored), (censored) и (cen-sored)-(censored)

Вариант "Монте-Кристо" отпадал сразу. Прорубить туннель в гранитной толще горы? Горький смех сквозь жгучие слёзы! Чтобы проложить ход, по которому можно продвигаться хотя бы на четвереньках, потребовалось бы от двух с половиной до трёх тысяч лет. И это при том, что на работу было бы замкнуто всё население Подгорья. Казалось бы, что такое три тыщи лет по сравнению со ста пятьюдесятью миллиардами, маячащими в пер-спективе... Но ведь эти три тысячелетия требовалось чем-то пи-таться. А весь корм подгорцам отпускали сверху чёрные хозяе-ва. И не за просто так, а за неукоснительное выполнение со-всем других работ... Вряд ли ниггеры согласятся снабжать пропи-танием шестьсот сорок трёх мужиков, прогрызающих путь на во-лю.

Были попытки обезумевших одиночек прыгнуть в протекав-шую под горой реку, чтобы вынырнуть за пределами подземной каторги. Но у любой психически здоровой особи эти шизофрени-ческие устремления вызывали лишь содрогание.

Вот, собственно, и все альтернативы единственному пути в Подгорье, по которому все сюда попадали и никто пока что не выходил. Да-да, она самая — Вертикаль, более чем стадвадцати-метровый вертикальный колодец с отвесными и до блеска гладки-ми гранитными стенами. Наверху Вертикали находится примитив-ное, но достаточно прочное подъемно-опускное устройство. При помощи рычагов и колёс на канатах вверх-вниз перемещается ограждённая перилами квадратная деревянная площадка. На ней опускают вниз новичков-рабов и продовольствие, поднимают про-изведённое подгорцами добро.

Туз поведал мне о нескольких попытках каторжников с оружием взгромоздиться на "лифт" и таким образом добраться до заветного выхода. Всё закончилось так, как и следовало ожи-дать.

-Самострелы? -догадался я.

-Да. -кивнул червонный туз. -Уже метров за двадцать сверху можно отлично разглядеть, что на площадке подъёмника вместо разложенного товара толпятся озверевшие рабы с ножами и кирками, не спеша, расстрелять всех из арбалетов и сбросить раненых вниз. Практически все проткнутые стрелами и шмякнув-шиеся на дно Вертикали за пару месяцев мучительно восстанав-ливались, причём отлично усваивали урок и категорически отка-зывались повторять упражнение.

Бурзард подлил в чашки грибовухи, мы выпили и закусили рыбой.

-Пробовали также цепляться за днище подымающейся пло-щадки, чтобы прикрыться ею от стрел. Однако у чёрных с чув-ством юмора всё в порядке: останавливали на пару-другую часов подъёмник на высоте ста метров. Так, чтобы у висящих снизу затекали и немели руки и они сами сваливались.

-Весело. -признал я.

-Обхохочешься. -подтвердил Бурхард. -Вырубить в стенах Вертикали что-то вроде ступенек тоже нельзя. Там жуткое эхо и стук кирки о гранит превращается в грохот, отлично слышный наверху.

Мы помолчали.

-Ещё раз предупреждаю, художник, -строго заметил туз, -не только в нашей, но и в других мастях очень не любят бес-предметной болтовни на эту тему.

-А если не беспредметной? -тут же поинтересовался я. Бурхард тяжело уставился на меня.

Круг 03 Caput mortuum

01

Да что это мне сегодня не спится-то? Воспоминания ни с того, ни с сего полезли, словно местные тараканы из-под лома-ных сталагмитов в Длинной Пещере. Я поворочался с боку на бок на тут же откликнувшихся тихим шелестом сушеных тонких водо-рослях.

...Прошло около месяца с повышения меня до десятого ран-га. Привычный режим работы (лепка воскового макета будущего серебряного кубка) был нарушен неожиданным визитом червонного валета Махалая. Он поставил меня старшим над бригадой, от-правленной в Вонюрную Нутрь.

-Знаю, что тебя приказано не трогать, художник, -хмуро сказал он, -да тут ситуёвина такая... совсем хреновая... Ну, не-кого больше назначить! Представляешь, вот совсем некого, все десятки, кроме тебя, хрен знает где на нижних ярусах, сам по-нимаешь, вернутся, в лучшем случае, к ужину. Так что давай, покомандуй малость часик-полтора. Заодно отдохнёшь от художе-ства.

Без особого восторга я согласился.

-Ты этого... в смысле — не того... -продолжал валет настав-ления, пока я обувался. -Там тебе — не тут, болтают, будто, было дело, Отшельника видали. Не то, чтоб я в него шибко ве-рил и боялся, дык ведь, хрен его знает... Без ума и осторожно-сти в Подгорье делать нехрен, а, как раз, у тебя и того, и другого до хрена. Вот и на всякий случай... того... поначальствуй толково над этими хренами, а то ж у них мозгов ни хрена не наблюдается, только и умеют, что кирками долбать. В общем, удачи, художник.

У меня сложилось мнение, что эпос об Отшельнике являлся более, чем стопроцентным продуктом извращенной фантазии оби-тателей Подгорья. В каждой из мастей рассказывали разительно противоречащие друг другу легенды о появлении этого персона-жа, его облике, характере, деяниях. Общим было лишь то, что он представал в байках существом совершенно сверхъестествен-ным, мистическим, непредсказуемым и неприятным. Отшельника, значит, там замечали... ну-ну...

Бригада состояла из дюжины червонных семерок и восьме-рок и невесть как оказавшейся там девятки. Все получили ин-струмент, светильники, сумки и рабочее тряпье и выдвинулись в указанном направлении.

Ага-ага, направленьице еще то, да и указанное местечко в полном соответствии с названьицем. Вонюрная Нутрь — верени-ца карстовых пещер на четвертом уровне с массой ручьев и озе-рец, мощными сталактитами, обильными зарослями бледно-зеленого мха и здоровенными слизнями, совершенно неопасными и абсолютно несъедобными. Бодрящим бонусом к обстановке стало достаточно яркое голубое свечение с потолка, испускаемое сплошным покровом фосфоресцирующих тараканов и густой серово-дородный аромат, источаемый ими же. Пару раз в сутки в каждую тараканью башку приходила свежая творческая идея: -"А не сва-литься ли с потолка?" Поскольку насекомых наверху было не-сметное число, редкий дождь из тараканов никогда не завершал-ся. Упавшие мгновенно устремлялись, шурша лапками, к стенам, чтобы по ним вновь взобраться на потолок и отыскать там стар-товую позицию для очередного падения. Именно в такой обста-новке бригаде предстояло наковырять из сталагмитов корзину-другую полупрозрачных опалов. За них сверху опускали щедрое по местным подгорным меркам вознаграждение, вплоть до крепко-градусной выпивки.

Я расставил подчиненную мне дюжину червонных восьмерок и семерок по рабочим местам, распределил задачи, а сам отпра-вился в боковой отнорок на разведку. Именно там и услышал за спиной громкий треск ломающегося камня.

Обрушение произошло (было устроено распорядителями Это-го Света?) с дьявольской изощренностью и сатанинской изобре-тательностью. Гранитные глыбы осели так, что размозжили мои ноги, придавили руки и тело, лишили всякой возможности дви-гаться, притом самым издевательским способом оставив невреди-мой голову, торчащую из-под глыбы.

Так что было больно. Адски. Однако же, в спасительную бессознательность я не впадал. Наверное, и это было преду-смотрено — чтобы сполна ощущал всю болевую гамму. Так же, как запланирована была невозможность сойти с ума от нестерпимой боли. Как неспособность даже кричать.

Я лежал, хрипя, давясь липкой кровавой слюной, слушая глухие голоса бригады по ту сторону завала. Насколько мог со-ображать раздираемой болью головой, подчиненные горячо обсуж-дали ситуацию, пока не сошлись во мнениях:

а)начальства нет, его завалило, вытащить нет возможно-сти

б)чего делать — неясно, разъяснить некому

в)придется вертаться взад и получать новое начальство с подробными инструкциями.

После чего голоса червонных стихли, надо полагать, они, последовательно исполняя принятое решение, покинули Вонюрную Нутрь.

Окликнуть удалявшихся кретинов я не мог, сил на шевеле-ние языком не было, багровая муть застилала глаза.

Вот они, жестокие чудеса Этого Света — через полчаса кровопотеря прекратилась, часов через пять неописуемых мук процесс регенерации моего размозжённого и раздавленного тела сравнялся с процессом его угасания и вытекания жизненных сил, стало чуть полегче. Еще через три часа восстановительные про-цессы возобладали. Боль сменилась полным онемением придавлен-ного тела. Но что толку, ведь выбраться из-под камня я по-прежнему не имел никакой возможности! Стонать и жаловаться уже получалось, вот только было абсолютно не к кому обращать-ся.

Далеко не сразу начал хоть как-то соображать и с воз-вращением этой способности ситуация представилась настолько ужасной и безнадежной, что поначалу я просто оцепенело пялил-ся в озаренный тараканьим светом неровный потолок. Каковы ва-рианты дальнейшего развития событий?