Безграничная власть надежды

Возможно, я так до конца и не поверила, что мой ночной собеседник — существо вполне себе реальное. Защитный механизм психики, так сказать.

Единственное, что страдало от моего такого полного и плотного 'погружения в жизнь' — это творчество. Писать я стала реже и не так, чтобы уж совсем много. Но читатели мои особо не зверствовали. Кому надоедало ждать — уходили, самые же верные — оставались и терпеливо ждали.

А я порой вообще не могла писать, вот нападал на меня такой злобный неписун и всё! Хоть головой об стенку бейся, а руки до клавиш верного рабочего ноута никак не донести. Но дело, хоть и медленно, однако же продвигалось — впереди уже отчётливо замаячило окончание первой большой книги. Это очень радовало.

Подготовка к игре тоже временно замерла, оставив пока только переговоры с игротехами, региональщиками, игроками нашей локации и иными заинтересованными во взаимном сотрудничестве лицами. Информационная подготовка, одним словом.

В общем, жизнь бурлила и радовала, не прося никаких глобальных жертв с моей стороны за нечаянную радость такого, наполнившегося вдруг до краёв, бытия.

Иногда всплывали смутные воспоминания и ранее виденных снах. Теперь я уже понимала, что я видела там Анастаса: в разных ситуациях, за разными делами, но без сомнения именно его. В кабинете за работой, на балу, в каких-то тёмных подворотнях и даже, пардон, в борделе.

Последнее воспоминание мне особенно не понравилось, но я успокоила себя тем, что это всё было задолго до нашего знакомства. А он всё же мужчина живой и со своими потребностями. Хотя, какое мне до этого должно быть дело? Мы же просто общаемся. Даже без намёка на флирт.

Гипотез, почему такое происходило — у меня не было, да я и не старалась особо докапываться, боясь спугнуть нечаянное счастье. Даже Лабрису ни полсловечка не сказала о том, что чуде, что нежданно вошло в мою жизнь.

Быть может, это было опрометчиво и недальновидно, настолько довериться внезапному, странному, волнующему знакомству. Но, вокруг начиналась весна, земля просыпалась, пели всё ещё подмерзающие по утрам птицы в соседней берёзовой роще и мне, как и любой женщине, хотелось чего-то волшебного и романтического.

Тем более, что самый главный критерий: безопасность и комфорт детей — не были нарушены. А в остальном, уже решила не заморачиваться. Как говорится: 'Молодость дана нам для безумств, а не для нытья!'. Старой я себя, хоть убейся, не чувствовала! Значит безумства и порывы мне ещё очень даже по плечу и по разуму.

Моим девизом по жизни вновь стала замечательная фраза: 'Хотите чудес в жизни — начинайте чудить!'. Увы, не помню, кто придумал столь точное и мудрое наставление, но следовать ему было одно удовольствие.

Наши встречи во снах продолжались. Сообразно желанию менялись и декорации: то зимний лес, наполненный солнечным светом, искрящимся снегом и редкими птичьими пересвистами. То — уютная комната с горящим камином и расстеленной перед ним шкурой какого-то мохнатого зверя. Мягкая и уютная, на которой было так удобно сидеть, болтая о разном и заворожено глядя на блики танцующих на дровах огненных лепестков.

Иногда — тёплая ночь, кружащая голову сладким ароматом распустившихся ночных цветов и россыпь звёздных жемчужин на чёрном бархате неба. А в следующий раз — скалистый уступ, с ровной площадки которого открывается воистину захватывающий вид на расстилающуюся внизу чашу горной долины. Сильный, почти шквальный ветер треплет одежду, бросает волосы в лицо и, если бы не надёжная рука спутника, крепко прижимающая меня к себе за талию, то сдуло бы в пропасть почти наверняка.

Надёжный он какой-то. Я давно уже отвыкла от того, что мужчины могут быть надёжными. А жаль. Ни с чем не сравнимое чувство. Надо будет его обязательно запомнить.

Разговоры текли спокойно и неторопливо: будто бы ни о чём и одновременно обо всём сразу. Они помогали нам узнавать друг друга лучше. Попытаться понять собеседника: прочувствовать, чем он живёт, чем дышит, как воспринимает мир. Его мечты и желания, потребности и печали.

Не было абсолютной откровенности, нет. Но иногда затрагивались и весьма щекотливые темы. Или многозначительные. Или очень личные. Больше всего наше общение напоминало задушевные разговоры со случайным попутчиком, едущим с тобой в одном купе поезда дальнего следования. Когда говоришь много и охотно, с интересом слушаешь собеседника, пытаешься найти вот ту самую истину рассуждений и общие точки соприкосновения интересов и понятий.

И в то же время, прекрасно осознаёшь, что как только каждый из вас достигнет места своего назначения, вы проститесь навсегда и забудете друг друга, эту случайную встречу и все прошедшие беседы и откровения.

Единственное, чего мы по умолчанию не касались в разговорах — это того, как и почему мы здесь оказались. Я не хотела докапываться до причин, словно боясь узнать, что все эти встречи — лишь иллюзия, сказка рождённая в недрах уставшего от рутинной повседневности разума.

Собеседник мой, как я заметила, тоже особо не стремился прояснять этот момент, что иногда напрягало безмерно, а иногда наоборот успокаивало. В общем, мотыляло меня в эмоциях и страхах, порой, из крайности в крайность.

Но, несмотря на это, вести я себя старалась спокойно и ровно. Не хотелось показаться в ЕГО глазах нервной истеричкой или тупой грубиянкой. Очень хотелось соответствовать ему... стать или хотя бы казаться почти леди.

Это, увы, выходило не всегда: и всё из-за моей привычки к некоторой непосредственности и прямоте в разговорах, эмоциях, поведении и некоторой странности восприятия реальности. Ничего не попишешь, видимо не стать мне утончённой, изысканной и изящной — не моё это. Не судьба.

Стас же, так я стала называть его мысленно, был всегда сдержан, предупредителен и галантен. Всегда чисто выбрит, аккуратно причёсан и одет с иголочки, хоть на бал его прямо отсюда отправляй. В противовес мне, чаще появляющейся в различных вариантах одежды домашнего или спортивного стиля. Всегда немного встрёпанной и улыбчивой.

Он был как принц из сказки: прекрасен, безупречен и даже физически для меня весьма притягателен. Хотя эту сторону вопроса я тщательно фильтровала даже в свих мыслях, не желая, чтобы он заподозрил что-то такое хоть мимолётно.

Что это было — не знаю. Может когда-то, давно ещё, данное себе обещание больше никогда не 'бегать' за мужчинами и не проявлять интерес первой? Может просто банальный страх быть отвергнутой и осмеянной. Может ещё что-то неучтённое. Но то, что комплексы здесь правили и бал — это факт.

Не хотелось ничего менять. Общение со Стасом меня полностью устраивало в том виде, в котором оно существовало на данный момент. Остальное — уже было бы лишним. 'Лучшее — враг хорошего!', как говорится. И с этим я была полностью согласна.

Мне было хорошо и спокойно с ним. Уютно как-то. А ещё любопытно, до жути: как он, с такой точностью и реалистичностью смог воссоздать все окружающие нас пейзажи и интерьеры.

Однажды, не удержавшись, попросила его научить и меня этому. На что получила спокойный и понятный ответ, что создавать свой подпространственный карман я ещё не могу, вряд ли хватит умений и навыков. А вот попытаться изменить внутреннее иллюзорное содержание можно попробовать. Сам он никогда ещё такого не делал с кем-нибудь. Но с удовольствием готов поэкспериментировать, если мне так этого хочется.

А мне хотелось, и ещё как!

— Тогда закрой глаза, так поначалу легче сосредоточиться. Прочувствуй себя, свои ощущения.

Объясняя он осторожно, словно опасаясь нарушить мою концентрацию, взял меня за руку.

— Моя рука — это якорь, который поможет тебе помнить о цели упражнения. Теперь представь себе ту обстановку или место, в котором хотела бы оказаться. Желательно, максимально подробно. Чем больше будет мелких деталей, тем полнее и реалистичнее выйдет конечный результат. Представила?

Я медленно кивнула, старательно удерживая в сознании нужную мне картинку. С визуализацией у меня, если честно, всегда было не очень удачно. Мне тяжело давалось что-то детально представить. Намного легче было ощутить и прочувствовать, тогда сама собой появлялась 'картинка'.

Словно в ответ на свои мысли, я почувствовала, как его пальцы ласково погладили мою руку и переплелись с моими, заставляя дыхание сбиться от волнения и рассыпая по телу непривычно-сладкую дрожь. Эт-т-то ещё, что такое?

— Теперь, почувствуй себя неотъемлемой частью этого места. И меня рядом с собой, — его пальцы вновь несильно сжались, в очередной раз сбивая мне дыхание. Нет, ну что за дела? Словно девчонка наивная на него реагирую. Ерунда какая-то...

А Стас, словно чувствуя моё волнение и забавляясь, теперь осторожно поглаживал подушечкой большого пальца тыльную сторону моей ладони. Всё так же держа наши пальцы сплетёнными.

От такой незамысловатой ласки у меня вдруг закружилась голова, напрочь сметая всю, с таким трудом достигнутую, концентрацию, Сердце почти болезненно стучало в груди. А я мысленно костерила себя последними словами, пытаясь взять себя в руки и перестать так странно на него реагировать.

Это было невероятно сложно. Тогда я постаралась представить ту квартиру, где я сейчас живу, своих спящих в комнате детей: их умильные во сне мордашки и тихое посапывание. Помогло.

Затем, решив таки закончить начатое упражнение, представила соседнюю с комнатой кухню. Полупустую, просторную. Как раз накануне чисто отдраенную и приведённую в относительный порядок.

Мой личный учитель-искуситель терпеливо ждал, всё так же вырисовывая что-то на моей руке, но я уже смогла взять эмоции под контроль. Следующим этапом было создание ощущения присутствия на своей кухне. Нас обоих: меня и его.

— Получилось, — голос у меня оказался немного хриплым, и я легонько прокашлялась. — Что дальше?

— А дальше, наполни получившуюся картину энергией. Оживи её. Сделай нас её неотъемлемой частью.

Стараясь сделать всё, как он говорил, я даже прижмурилась от напряжения и вскоре мои усилия были вознаграждены его довольным:

— Замечательно! Ты просто молодец! Всё сделала как надо.

Я открыла глаза, с некоторым удивлением и вправду обнаруживая себя стоящей вместе со Стасом на такой знакомой мне кухне. А он отпустил мою руку и с любопытством оглянулся по сторонам, с явным интересом изучая предметы расставленные и разложенные вокруг.

Как только он отпустил меня, душу затопило ощущение потери и необоснованного одиночества. Что за бред? Я постаралась незаметно потереть руку, которой она касался, словно стирая былые ощущения и наполняющие меня сейчас противоречивые и неадекватные эмоции.

Было немного обидно, что он так легко отстранился и вновь стал вежливым, спокойным и отстранённым, будто совсем ничего не произошло. А произошло ли? Ведь нет! И что я тогда себе голову морочу и выдумываю что-то несусветное?

Стараясь отвлечься от своих бредовых мыслей, спросила у отошедшего к окну мужчины:

— А ты долго этому учился? — мне и вправду было очень интересно.

— Да уж, пришлось поднапрячься и освоить это умение в кратчайшие сроки, — он как-то неопределённо и несколько насмешливо хмыкнул, складывая руки на груди. И мне, почему-то показалось, что он не желает дальнейшего развития этой темы. В растерянности, не зная, что ещё можно сказать я замолчала, глядя на его широкую спину и тайком любуясь тем, как тонкая ткань рубашки обрисовывает скрывающиеся под ней рельефные мышцы.

Анастас.

Я с силой сжал руки в кулаки, напрягая мышцы почти до боли и стараясь создать при этом внешне вид расслабленного спокойствия. Чего мне стоило не схватить её в объятия и не прижать к своей груди — одним Богам известно. Но я боялся её спугнуть, да и что врать самому себе? Боялся сам окончательно потерять голову. Почему-то её присутствие рядом всегда оказывало на меня сильнейшее воздействие, хотя я и не могу во снах чувствовать её полноценно: уловить присущий только ей запах или в полной мере ощутить тепло находящегося рядом женского тела.

Стоя у окна и глядя на улицу её иллюзорного мира, я не видел ровным счётом ничего. И не потому, что там была пустота — вовсе нет. Просто, перед внутренним взором до сих пор стояло её сосредоточенное лицо с закрытыми глазами и хмурой вертикальной чёрточкой, залёгшей между бровями.

Чёрточкой, по которой так хотелось провести кончиками пальцев. Разгладить, стирая со лба её след, поцеловать. Чтобы потом спуститься ниже, покрывая нежными лёгкими поцелуями её лицо: брови, щёки, нос, подбородок, дразня себя и не давая сразу добраться до самого желанного.

А затем, медленно, осторожно, растягивая удовольствие, коснуться её приоткрытых в удивлении губ. И завладеть ими: жарко, страстно, выпивая её дыхание и даря немыслимое удовольствие обоюдного обладания. Наглядно показывая и доказывая, что теперь она... моя? Моя! Отныне и навсегда.

Желание сплести не только пальцы наших рук, но и жар податливых тел в древнем танце всепоглощающей страсти, заставляло мою кровь буквально вскипать в жилах.

Боги, я точно схожу с ума! Откуда эти мысли и столь сильные, и хлещущие через край эмоции, туманящие голову и заставляющие совершать несвойственные мне поступки? Где моя хвалёная выдержка и ясный, холодный разум?

Почему, в наши краткие встречи мне столь сложно держать себя в руках, изображая идеально-галантного кавалера? Хотя, чем дальше, тем больше хочется... Стоп! Так нельзя. Нужно срочно приходить в себя, ибо это уже просто какое-то нездоровое наваждение!

Вспомнилось вдруг, как я стремился сюда, к ней. Как через 'не могу' рвал жилы, тренировался до изнеможения, часами медитировал. Как почти насильно раздувал тот, еле теплящийся ещё внутри меня огонёк магии, крохотную искорку, мерцающую и вот-вот готовую погаснуть. Не способную почти ни на что.

Но и её хватило на то, чтобы подчинив эти жалкие крохи давно оставившего меня дара, совершить почти невозможное — в кратчайшие сроки не только овладеть основами снохождения, но и научиться создавать собственный подпростанственный карман. Место, почти неотличимое от реального мира, гибкое к воздействию иллюзорного изменения и позволяющее не только находиться там самому, но и пригласить, призвать желающего встречи человека. Почти во всей полноте передающее тактильные ощущения и визуальные образы. Это пока всё, чего удалось добиться.

Над этим мне уже помогали работать Милтон вместе с Малкольмом, без лишних расспросов подключившимся по моей просьбе к разработке необходимых усилителей и амулетов, призванных не только стабилизировать мои возрождающиеся магические потоки, но и повысить общую концентрацию. По совместительству они являлись так же магическими накопителями, что в принципе сделало возможным всю эту затею и увеличило длительность пребывания в иллюзорной реальности. Последним, что на меня навесили — был амулет-переводчик, гарантирующий, отсутствие языковых барьеров.

Сил и времени на всё это ушло немало, но результат того стоил!

Научившись создавать и прочно удерживать свой кусочек будущего рая, я стал ждать. И звать. Так, как мог, мысленно, стараясь передать всё желание встречи и тоску одинокого сердца. Говорят, женщины это чувствуют даже на расстоянии. Мне оставалось только надеяться на это, ведь без встречного желания встречи и хоть какого-то усилия для её достижения, ничего бы не вышло. И я звал.