Безграничная власть надежды

Пролог.

— И она заявляет мне, что всё между нами кончено, потому что она выходит замуж. Замуж! Представляете себе? И за кого? За какого-то разорившегося мелкопоместного дворянчика! Хоть он и не ровня простолюдинке, даром что дочери знаменитого портного, одевающего весь королевский двор, но, вероятно, размер её приданного компенсирует позор от подобного мезальянса.

Я сделал ещё один глоток и с грохотом поставил глиняную кружку с каким-то забористым пойлом на столешницу. Внутри меня кипело раздражение, требующее выхода и последние два часа старательно заливаемое спиртным, при горячей поддержке двух моих близких друзей.

Один из них — Кларенс ди Стойн — мой однокашник, ещё со времён обучения в Тиремской боевой академии, а теперь и сослуживец, пожал плечами и тоже приложился к своей кружке. Хотя, на мой взгляд, ему уже пора было остановиться, если в его планы не входило остаться ночевать прямо в этом занюханном трактире. Лёжа на плохо выскобленном столе среди остатков нашей гулянки. Или под ним. Не самая здравая мысль для этого злачного района столицы.

— Анастас, ты же всё равно не собирался сам на ней жениться. К чему тогда подобные волнения? — этот вопрос, заданный чуть заплетающимся языком, принадлежал второму моему товарищу. Милтон дир Нарис — маг — менталист уже не первый год работал третьим членом боевой триады, командиром которой я являлся. И за это время мы успели не только наладить плодотворное сотрудничество, но и крепко подружиться.

Его вопрос был больше похож на риторический, но я досадливо сморщился и всё же пояснил:

— Да не волнения это. Просто зло берёт! Что она вообще о себе возомнила? Оставить меня ради какого-то... — я на мгновение замешкался, ища подходящее слово, — молокососа!

— А-а-а.. так всё дело в попранном самолюбии... — пьяненький смешок явно показал, что и этому собутыльнику уже пора остановиться с потреблением горячительных.

— Да не только в самолюбии... — я снова взял кружку в руки. Заглянул в неё, с сомнением поболтав содержимым, и отставил на стол, так и не пригубив. — Вообще этих женщин понять не могу. Кажется же вот, нормальные есть. Не может не быть. А оглянешься по сторонам, так одни капризные дуры или холодные стервы кругом. Адекватных — по пальцам одной руки пересчитать можно. Да и те, почти все из родственниц.

Досадливо вздохнув и поставив локоть на столешницу, я опёрся щекой о ладонь. Разум туманила пьяненькая обида и тоска.

— Так и хочется иногда воздать им по заслугам, чтобы перестали держать тебя за идиота, набитого деньгами и живущего лишь для того, чтобы потакать их дурацким капризам!

Кларенс тяжело покачнулся. Медленно опускаясь, он коснулся головой сложенных на столе рук и негромко всхрапнул, наглядно подтверждая, что этот вечер для него подошёл к своему логическому завершению.

Вообще, друзья у меня — что надо! По первому зову отложили все дела и собрались здесь со мной, прогонять моё дурное настроение. Первые полчаса мы просто пили, смывая усталость прошедшей весьма напряжённой недели. Затем пошли задушевные разговоры: тут-то они и вытянули из меня причину нашего внезапного 'праздника'.

Сама причина была глупа и банальна: моя последняя любовница, очаровательная Миранда Эстин сегодня заявила мне, что она разрывает наши отношения, так как ей поступило предложение руки и сердца от молодого провинциального дворянчика, кое она благосклонно приняла. Потому, что он её любит и определённо сможет составить её жизненное счастье. Возмутительно! Бред какой-то.

Мысли мои, снова направившиеся по кругу нежно лелеемой обиды, прервал решительный стук кружки о столешницу и звенящий нездоровым энтузиазмом голос друга:

— Слушай, а давай им всем отомстим?! — смотрящие на меня горящие азартом глаза, заставили поморгать и зажмуриться, в надежде заставить голову работать, чтобы понять чего от меня хотят.

— Всем? — озадачился таким предложением ни на шутку. Как бы я ни был пьян, но это показалось мне уже перебором.

— Ну, можно не всем, — тут же пошёл на попятный он. — А какой-нибудь одной... дуре.

Мысль внезапно стала мне нравиться и я подался вперёд, хватая Милтона за плечо.

— Романтичной! Такой, что верит во всякую чепуху типа любви до гроба и суженых.

Маг предвкушающее ухмыльнулся, икнул и потёр ладонью лоб, заставляя себя сосредоточиться.

— Есть у меня одна идея. Но делать это нужно не здесь. Давай ко мне в лабораторию.

Тут наши нетрезвые взгляды скрестились на безмятежно похрапывающем собутыльнике и решение пришло сразу:

— Давай. Только сначала завезём Кларенса домой.

— Да. Лишние свидетели нам не нужны, — и новый пьяный смешок.

Дальше помню только то, как мы поймали наёмный экипаж, отвезли спящего друга к нему домой, сдали с рук на руки дворецкому, и направились к Милтону. Пока добирались, хмель успел немного выветриться, но добавленные к выпитому очередные две бутылки превосходного вина, быстро исправили это упущение. По-крайней мере, мстить мне по-прежнему хотелось!

Глава 1.

Ирина.

Мне кажется, что я давно уже смирилась с тем, что жизнь моя устаканилась, уплотнилась, как-то поистёрлась даже... и совсем потеряла тот неповторимый ореол простого счастья и ожидания великого чуда. А может оно потерялось, потому что и не было его никогда? Была ли я вообще когда-нибудь по-настоящему счастлива? У меня нет ответа на это вопрос. Но я старалась быть счастливой... очень старалась. Видимо недостаточно.

Теперь я уже взрослая женщина с двумя маленькими детьми. Разведена, не устроена и совершенно без дальнейших грандиозных перспектив. Этакая серая грустная мышка. С длинными клыками, язвительным языком и премерзким характером. Кажется, именно такие сейчас в чести у авторов фэнтезийных романов про попаданок и иже с ними? А вот и нет! Ибо я не молода, не красива, и что самое печальное, совершенно не умею проваливаться в иные миры.

А вот надежда живет. Нет, даже не так... Где-то живёт моя Надежда! Именно с большой буквы. Потому, что мы с ней не знакомы ещё. Просто я знаю, что где-то Она есть. А она знает, что я очень её жду. И, может быть даже, ищу. А в ожидании и поиске, знаете, чем занимаюсь? Пишу те самые сентиментальные любовные фэнтезийные романы! И бережно лелею в глубине души... где-то очень-очень глубоко... ожидание Чуда.

И так, как перечитала я книг подобных уже превеликое множество, то со всей ответственностью могу сказать: что такие как я, НИКОГДА уже не смогут найти своего счастья с прекрасным незнакомцем! А в довесок к нему ещё кучу верных друзей, коварных врагов и новых удивительных и увлекательных событий. Хотя без врагов, честно говоря, я прекрасно бы обошлась. В последнее время и простые, нейтрально-настроенные ко мне, люди отчего-то не слишком радуют.

И есть мне только одна дорога для мечтаний: просто постараться стать хорошей мамой и так воспитать своих замечательных дочек, чтобы уж у них-то ну, ОБЯЗАТЕЛЬНО в жизни случилось то самое замечательное Чудо!

Но и с этим я, похоже, плохо справляюсь. Я упоминала уже про мерзкий характер, да? А про лень, наступающую апатию и страшный недосып, не? Ну, так они тоже, как ни странно, присутствуют.

В общем, можно сказать, наслаждаюсь по полной!

Предновогодние дни выдались несколько суетливыми, зато сам Новый Год и последующие за ним праздники прошли на удивление спокойно, неторопливо и богато на гостей: как приезжающих ко мне, так и зазывающих к себе на огонёк. Я немного отъелась и повеселела, перестав напоминать печальную от длительного истощения, скелетонушку.

Вновь пробудившаяся жажда жизни, вкупе с заметно улучшившимся физическим состоянием требовала подвигов и свершений! Каких-нибудь дурачеств, чудачеств или безумств, а может быть, всего и сразу.

Такое состояние лёгкости и бесшабашности присуще затяжным зимним праздничным каникулам, когда люди стараются престать думать о работе, насущных делах, горестях и проблемах. И полностью погружаются в феерию сверкающих и искрящихся дней, наполненных смехом, весельем, тёплыми встречами и шумной бестолковой суетой.

Ёлки в игрушках, блестящая мишура, разноцветные гирлянды, мандариновые шкурки в вазочке на столе и бенгальские огни. Кто может представить себе один из, наверное, самых любимых праздников без этой обязательной атрибутики? Создающей настроение, возвращающей в беззаботное детство и позволяющей забыть обо всём на свете: ловя открытым ртом падающие с неба снежинки, самозабвенно лепя с друзьями снежные крепости, распивая горячий глинтвейн. И пылая единым сердцем с окружающей тебя толпой, созерцать фантастически прекрасные огненные иллюзии, рождаемые оглушительными взрывами салютов.

Именно в таком настроении, неизбежно наступающие Святки, и заставляют нас отбросить любые опасения, суеверия и врождённую осторожность, чтобы с головой окунуться в таинственный мир духов и предсказаний. Прикоснуться к тонкому миру, пересечь запретную грань, в надежде узнать что-то ещё не существующее, сокровенное, скрытое от нас завесою будущего. Или же оживить призраки прошлых свершений, в надежде дать успокоение всё ещё мятующейся душе.

Проще говоря: гадать, гадать и ещё раз гадать! Да здравствуют Святки!

И в этом деле я не стала исключением: с энтузиазмом, достойным лучшего применения, зазывая подруг посидеть как-нибудь вечерком в чисто женской компании со свечами и гаданиями. Ну, и чем-нибудь вкусненьким, разумеется.

Но, как нередко бывает в подобной ситуации: кто-то оказался занят, кто-то забыл о предложении, кто-то просто и банально заболел. Так бывает. Или это просто у меня мало настоящих подруг? Не знаю.

Однако же, в чистом итоге, для гадания я имела пусть одну, но зато одну из самых близких подруг и море нездорового энтузиазма. Предвкушение играло в крови и заставляло весь день глупо улыбаться в ожидании вечера.

Списавшись ещё загодя вечером, наметили с Викой основные варианты гаданий и озаботились наличием необходимой атрибутики. Собственно, много гадать не планировали и особо извращаться тоже. Так, по мелочи... Гадание с блюдечком и листком с буквами, книжка и ножницы, простое вопрошание на книге, ну и что-нибудь ещё простое по желанию.

Серьёзные гадания решили в этот раз не использовать. Зеркального коридора, к примеру, я просто откровенно боялась. Так ни разу и не решилась таким образом погадать: наслушалась страшных баек о последствиях при неудаче или рассеянности. Один раз почти попробовала, но, оказавшись одна в темноте напротив зеркала, плюнула и свернула всю это жуть нафиг! Не таким уж критичным делом показалось узнать внешность предполагаемого будущего мужа. Нервы резко стали дороже. Но это было давно.

Ещё одно гадание, которое я категорически отказывалась больше пробовать — вызов Пиковой Дамы. Чего и вам КАТЕГОРИЧЕСКИ не советую делать, поверьте моему опыту. Ибо, да, вызывается и приходит. И это действительно страшно. Не говоря уже о последствиях подобной глупости. Оба раза, когда я ещё в детстве на это согласилась, чуть не окончились трагедией. С тех пор шутить с этим персонажем у меня желания не возникало. Более того, я зареклась никогда этого не повторять. Ни за какие тайны мироздания. С подобными силами шутки плохи.

Остальное на этом фоне казалось просто безобидным детским лепетом, не доставляющим никаких неудобств. Разве что, чуточку щекотавшим нервы. Мда... Ключевое слово — 'казалось'.

Намеченный для гадания вечер, начался замечательно! Вместе с пришедшей в гости подругой попили душистого травяного чая с различными вкусностями и поболтали о своём о девичьем. Ибо в последний раз встречались мы с ней уже довольно давно. Сразу даже и не вспомнить, когда именно.

Бывают такие друзья, с которыми можно не видеться очень долго, но не испытывать из-за этого дискомфорта. А при следующей встрече испытывать ощущение, будто расстались вы только вчера. И это прекрасно! В некотором роде, такие люди — действительно очень близкие по духу соратники, единомышленники. И замечательные друзья.

Дети были загодя предусмотрительно заняты: младшую уложила спать в соседней комнате, а старшую я усадила на кухне за мультики с ноута. В нашей же комнате, приготовление к спиритическим сеансам, а как ещё назвать действо по вызыванию духов, шло полным ходом.

Для красоты, антуража и усиления погружения в атмосферу были расставлены свечи в стеклянных разноцветных рюмках-светильниках. Они образовывали максимально ровный круг, в центре которого разместились мы с Викой, а так же большой лист с нарисованными символами и небольшое блюдечко.

В руках у меня была, принесённая подругой, распечатка шпаргалки с подробным описанием гадания и правильным последствием действий.

В данных вопросах я уже давно поняла, что матчасть — это наше всё! Если не хочется лишних, трудно решаемых проблем на свою любопытную... хмм, пусть будет — голову.

— Итак, что тут у нас понаписано...

Прищурившись, вгляделась в мелкий шрифт, плохо различимый в неровном свете свечей и негромко зачитала вслух:

— 'Для гадания с вызовом духов с давних времён использовались специальные деревянные планшетки, которые назывались: Спиритическая доска, Ведьмина доска или Доска Уиджи. Они приобрели большую популярность в середине 18 века, когда были очень модными и получили большое распространение спиритические сеансы. Эти планшетки дошли до наших дней, почти совсем не изменившись, и они нередко представляют из себя произведение искусства.'

Приостановилась ненадолго и проморгалась, давая глазам отдохнуть, а затем снова вернулась к тексту, бормоча себе под нос:

— Это, конечно, всё очень интересно, но прямо сейчас историческая справка нам не нужна. Где-то тут само описание должно было быть... Ага, вот, нашла!

Прокашлялась, прогоняя возникшую из-за волнения сухость в горле, и начала чётко, с выражением, читать:

— 'Людей при гадании на блюдце должно быть, хотя бы, трое — четверо. Но можно и вдвоём. Чем больше людей, тем больше силы для вызова и тем легче духу напитаться ею, чтобы обрести возможность двигать блюдце. Ибо духи питаются нашей энергией. Перед гаданием нужно тщательно подготовиться. На ватмане или большом листе картона рисуем большой круг из всех букв алфавита, написанных по часовой стрелке. Внутри больного круга выписываем ещё один, поменьше, состоящий из цифр от нуля, до девяти. В цифровом круге необходимо сверху написать слово 'ДА', снизу — 'НЕТ', разделив их горизонтальной чертой, а в центре поставить, перевёрнутое донышко вверх, блюдце. Буквы и цифры можно расположить и по-другому, вписав их в один большой круг. Тонкости оформления магической фигуры не играют принципиальной роли, главное, чтобы она представляла собой большой круг со всеми вышеперечисленными элементами. Блюдце нужно взять лёгкое лучше фарфоровое, чтобы оно могло легко скользить по бумаге или картону.'

Прервав чтение на этом моменте, я критически осмотрела подготовленную получасом ранее 'магическую атрибутику'. На листе формата А3, лежащем на полу между нами, имелся нужный рисунок и блюдце. И пусть буквы в круге были чуть кривоваты, а вместо фарфорового блюдечка имелась довольно толстостенная детская пиалочка с рисунком, результат осмотра меня вполне удовлетворил.

— Так, тут у нас полный порядок! Что там ещё дальше требуется? — снова внимательно всмотрелась в мелко распечатанный текст.

Следующий небольшой абзац гласил: 'До начала гадания необходимо снять с себя весь метал, кольца, цепочки, кресты. Алкоголь пить нельзя. Совсем. Вообще. Даже для храбрости. А то духи не будут говорить правду и, вообще, может прийти злой дух. При электрическом свете гадать нельзя. Должно гореть 1-2-3 обычные свечи, не церковные.'

Я снова прервала чтение, подняла голову и пересчитала, расставленные по кругу, свечи — получилось восемь. Красиво так. Тихо хмыкнула и решила, что много — не мало. Сойдёт! Затем, критически осмотрев молчащую до сих пор подругу, вынесла вердикт.

— Р-р-раздеваемся, солнце! Сымай свои цацки красивые, а я и так ничего украшательного не ношу. Разве, что сейчас одежду проверю.

Внимательно оглядев простенькую домашнюю тунику и бриджи, следов металлической фурнитуры я не обнаружила, поэтому снова удобно устроилась в круге. Ожидая, пока подруга закончит подготовку, проводила глазами отложенную в сторону заколку для волос и улыбнулась пришедшей в голову мысли:

— А давай я тоже волосы распущу? Будет всё, прям, по науке: простоволосые, нервные, но любопы-ы-ы-ытные — аж жуть!

Сдавленный смешок подруги вызвал ответную заговорщицкую улыбку с моей стороны, а руки уже привычно стягивали резинку и расплетали куцую косичку русых, чуть секущихся на кончиках волос.

— Готова?

— Ага.

Получив утвердительный ответ, немного поёрзала на жёстком полу, устраиваясь поудобнее, и снова вернулась к изучению инструкции.

— 'Блюдце должно быть тёплое, лёгкое. Нужно нагреть его над пламенем свечи и положить донышком вверх в центр алфавитно-цифрового круга/кругов. Вызывающие духа, растирают ладони, чтобы они были тёплыми и садятся вокруг листа с магической фигурой. Каждый из участвующих кладёт по два пальца одной руки на, перевёрнутое кверху, донышко блюдца, распределяясь равномерно по кругу.'

— Угу. Значит так, Вик, бери и грей пока блюдце над свечкой. Что там у нас дальше по списку?

'После этого, один из участников начинает вызывать духа: 'Дух такой-то, приди к нам!' Обычно вызывают дух известного поэта или писателя: Пушкина, Есенина, Маяковского, Ахматову. Но можно вызвать дух и любого другого умершего человека.'

— Мда, давай выбирать, кого мучить дурацкими вопросами будем. — я с любопытством посмотрела на подругу. Почему-то начинало уже слегка потряхивать от волнения и общей таинственности атмосферы. — Есть какие-нибудь предложения или предпочтения?

— Неа-а.. — тихий, тягучий, чуть вкрадчивый голос подруги добавил атмосферности, но, вместе с тем, заставил меня несколько нервно поёжиться.

Вика любила говорить именно так. Это не было позёрством или изысканной издевкой, как могла бы показаться на первый взгляд. Просто она вся была такая: тоненькая, воздушная, мечтательная немного не от мира сего. Хотя порой казалось, что всё это лишь ширма, обманчивое впечатление. Всё потому что иногда в глазах её проглядывало истинное Знание. Она была весела и спокойна, изящна и красива внешне. Мужчинам она нравилась, но, ни один, надолго не мог остаться с нею рядом. Возможно, она была слишком неземная для них. А может причина в чём-то совсем ином. Не знаю. Хотя романов, на моей памяти, у Вики было не так уж и много. А знакомы мы с ней были уже больше шести лет.

— Я лично точно уверена, что не хочу взывать всех только что перечисленных. А ещё вдобавок к ним: Вангу, Ельцина, Горбачёва и Гитлера. Калигулу с Нероном тоже нафиг! — не удержалась от ехидного, пусть и несколько нервного смешка. — Страшно подумать, как их, наверное, задолбали за всё это время гаданий на Святки. Особенно Пушкина, да. Он у нас вообще почему-то всегда крайний получается. Тяжела судьба гения: бедолаге и в посмертии покоя нет! Я бы на месте этих духов уже заранее злая приходила бы. Мне их уже просто жалко. Надо кого-нибудь такого вспомнить, чтобы: и известный и гениальный и, вроде, не слишком 'заезженный'.

— Эмм... Хемингуэй? — задумчиво протянула Вика, не отрывая взгляда от мерцающего огонька свечи.

— Не-не-не... поэтов и писателей пропускаем. Им и так достаётся по самое 'не хочу'! Давай кого-нибудь другого.

И, как назло, в голове не единой толковой мысли. Видимо, они все мандражировать в другое место ушли. Куда-то.

— Тогда... Леонардо да Винчи? — новое предложение подруги, неожиданно встречает бурный отклик в моей душе.

— Гениально! Солнце, ты просто молодец! А ведь, и правда, вариант хороший: мировой был мужик, головастый и. вроде даже не злобный совсем. А уж гениальность его и сомнению не подлежит. Берём! Заверните, пожалуйста, нам два!

Предложенная кандидатура нравилась мне всё больше и больше, разжигая и без того неслабый энтузиазм до совсем уж неприличных размеров. Я радостно потёрла руки, предвкушая незабываемое гадание.

— Нукась, чего там дальше делать надо, чтобы с этим чудным дядечкой поговорить?

Быстро нашла глазами место, на котором остановилась и зачитала:

— 'Обязательно заранее обдумайте и сформулируйте свои вопросы к духу. Когда всё начнётся, вам будет не до этого'.

— Эммм... проблемка, — я озадаченно посмотрела на сидящую напротив подругу. — Ты свои вопросы подготовила? Список есть?

— Нет, — безмятежный взгляд и рассеянная улыбка были мне ответом.

— Кхм... ладно, придумаем, — философски пожала плечами я. — В крайнем случае, начнём вопросы по очереди задавать. Будет время быстренько подготовиться.

— Тоже верно, — согласно склонила голову чуть на бок Вика, и я продолжила чтение:

— 'Когда дух пришёл, надо спросить: 'Дух такой-то, ты здесь?'. Он покажет стрелочкой на блюдце 'Да'. Вы спросите: 'Ты хочешь с нами общаться?' Если ответит 'Нет', извинитесь и сразу попрощайтесь с ним, а если ответит 'Да', то уже можно начинать задавать вопросы. Не смеясь, не ругаясь, тихо. Духам нравится корректное, вежливое обращение. И главное — настрой! Тогда всё получится. Иногда духов приходится довольно долго вызывать и, порой, их непросто прогнать. Но такое бывает редко. Как правило, астральные сущности желают общения, иначе, зачем бы они покидали свой сумеречный мир.'

Дочитав абзац до конца, я подскочила и метнулась к секретеру за фломастером.

— Эк, мы лопухнулись-то со стрелочкой! Забыли нарисовать, — а вернувшись обратно, протянула маркер Вике. — Так, ты рисуй, а я пока дальше читаю.

И пока подруга старательно выводила красивую и жирную стрелку на перевёрнутом кверху донышке блюдца, озвучила следующий абзац:

— 'Если дух начнёт писать что-то плохое, его нужно сразу выгонять словами: 'Дух такого-то, уйди!' И так несколько раз. Потом переспрашиваете: 'Дух, ты ушёл?' Если он ушёл, то блюдце будет стоять на одном месте, совсем не двигаясь. А если не ушёл, то блюдце покажет или 'Нет' или 'Да'. Всегда спрашивайте у духа: 'Вы шутите?'. Духи очень часто шутят! В таком случае можно вызвать другого духа, чтобы продолжить гадание на блюдце.'

Остановившись, выдохнула и устало проморгалась, давая глазам отдохнуть.

— Уф, последний абзац остался. Осилим и в бой! Главное инструкцию правильно запомнить. Поехали... 'Когда пообщаетесь с духом, поблагодарите его и скажите: 'Дух такого-то, мы тебя отпускаем.', то есть, заставьте его покинуть наш мир. В конце задайте контрольный вопрос: 'Дух, ты ещё здесь?'. Если ответа не последует, считайте, что дух ушёл. Для того, чтобы окончательно отпустить духа нужно перевернуть блюдце. За один сеанс лучше не вызывать больше двух духов. После сеанса нужно принять душ, чтобы восполнить свою энергию. Или, хотя бы, помыть руки в проточной воде.'

— Всё-ё-ё... — выдохнула я с облегчением, опуская листок на колени и переводя дух. — Вик, ты всё запомнила, как с духами общаться и что делать, если надо будет выгонять?

— Не-е-е-т... — такого ответа я, прямо скажем, от неё не ожидала.

— Ладно, вот тебе листок, пробеги сама ещё раз текст глазами, а потом, если что, будем держать его под рукой. И быстро посмотрим в шпаргалку, если растеряемся.

— Хорошо.

Её спокойствию я могла только позавидовать. Вновь усмехнувшись, подвела итог:

— Мда... вопросы не придумали, слова нужные не запомнили. Начали, что ли? Кто вызов читает?

— Давай ты.

А я боюсь. Подстава.

— Ну, я — так я. Давай сюда свою шпаргалку.

Последующее осталось в моих воспоминаниях, словно подёрнутое туманной дымкой, за которой скрывается то, о чём совсем не хотелось бы вспоминать. Само гадание рваными обрывками, всплывающими в памяти кусками диалога на фоне переплетения сильнейших эмоций: предвкушение, волнение, веселье, недоумение, страх.

Убедившись, что все правила соблюдены и мы готовы начать, осторожно произношу формулу вызова:

— Дух Леонардо да Винчи, приди к нам!

Отклик приходит тут же: блюдечко начинает само двигаться по листку, вертя стрелочкой и отвечая на наши последующие вопросы.

— Дух, ты здесь?

— 'Да'.

— Будешь отвечать?

— 'Да. Жал...'

Недоумение, непонимание. Переглядываемся с Викой. Продолжаю спрашивать.

— Дух, ты шутишь?

— 'Да. Жал...'

Снова непонимание. Попытка прояснить ситуацию.

— Дух, это мы жалкие?

— 'Нет. Жал...'

Внезапно приходит догадка.

— Тебя так зовут?

— 'Да'

Ошарашено смотрим с подругой друг на друга. После чего осторожно уточняю:

— Дух, ты Леонардо да Винчи?

— 'Нет'

Тихое ругательство сплетается с нервным смешком, срываясь с губ и падая в напряжённую тишину.

— Приехали... — шепчу еле слышно. И новый вопрос:

— Кто ты?

— 'Инкуб'.

Ещё только когда блюдечко начинает своё путешествие по буквам, догадываюсь об ответе и, уже не контролируя свой голос, волнуясь, начинаю быстро-быстро говорить:

— Нет-нет-нет-нет! Я пошутила! Это шутка была дурацкая. Не надо! — Встретив удивлённый взгляд подруги, жестом дала понять, что расскажу ей всё потом.

А что там рассказывать: о чувстве юмора своём неуёмном? О том, что буквально вчера на сообщение друга в сообществе, приглашающее на праздник и обещающее знакомство с суккубами, посмеялась. И подколола на тему: 'А нет ли у вас там инкубов бесхозных, случаем? Я бы взяла одного.'

Теперь сижу, смотрю на блюдце, и хоть за голову хватайся. Да нечем — руки заняты. Почему-то стало страшно. И неуютно. Очень.

Видя моё несколько неадекватное состояние, подруга тоже начинает диалог:

— Скажешь нам своё полное имя? — и снова я сигнализирую ей мимикой, что нельзя такие вопросы задавать. И облегчённо вздыхаю, когда в ответ приходит короткий отказ:

— 'Нет'.

— Что не так? — тихо спрашивает Вика, опасливо косясь на замершее блюдце.

Отвечаю ей так же шёпотом:

— Бытует поверие, что нельзя спрашивать полное имя демона, ибо узнав его, можешь обрести над ним полную власть.

Шёпот выходит несколько драматическим, но мой нервенный смешок тут же портит всё впечатление.

— Короче, лучше не задавай таких вопросов, если не хочешь, чтобы всё было, как в том анекдоте про Деда Мороза.

— Это ты про тот, в котором: 'Ты меня увидел. Теперь я должен тебя убить!', да?

— Угу, тип того. Так что поосторожнее там. Вдруг, и правда не врут?

Мда, надо признаться, что по части демонов я вообще полнейший дилетант. Поэтому предпочла не развивать щекотливую тему дальше, и предложила вернуться к прерванному занятию.

Новый Викин вопрос:

— Сколько вас бродит в Святки в нашем мире?

— 'Сто девяносто шесть', — мы молча впечатлились.

Теперь моя очередь. Что-то смутно не даёт мне покоя. Пытаюсь это прояснить.

— К кому ты пришёл ко мне или к Вике? — затаив дыхание жду ответ.

— 'К тебе'.

— Зачем?

— 'Секрет'.

Медленно выдыхаю, стараясь чуть ослабить нервное напряжение. Ещё один важный для меня вопрос:

— Ты для меня опасен?

— 'Нет'.

Облегчённо вдыхаю: не хотелось бы иметь в активе враждебно настроенного духа или демона. Уф, с этим, кажется пронесло.

Что странно, на тот момент я даже не задумывалась, почему так верю всему происходящему. Так волнуюсь. Так боюсь.

Желая подумать о новых вопросах, даю отмашку подруге, чтобы перенимала эстафету. Та задаёт несколько вопросов о своих друзьях и остаётся вполне довольна полученными ответами.

А мне, почему-то, уже совсем не хочется задавать личных вопросов о мужьях-детях и всяческом прочем личном. Вике, похоже, тоже: затягивает со следующим вопросом. Но и прервать гадание отчего-то не можем.

Поэтому выбираю, на мой взгляд, вполне нейтральный вопрос. О планируемой летом поездке на полигонную ролевую игру, в которой мне московская подруга пообещала 'одолжить' названного брата 'в мужья'.

— Будет ли интересно на игре с 'мужем' играть?

— 'Нет'.

Разочарование. А я так надеялась. Не удержавшись, продолжаю:

— А что интересного будет на игре?

— 'Я'.

Ступор? Мягко сказано.

— Ты тоже будешь на игрушке? — осторожненько так.

— 'Да'.

Нервы вдруг не выдерживают и я срываюсь:

— Нет, я так не играю. Нафиг!

Что именно я тогда имела в виду под этой фразой и сама сейчас затрудняюсь объяснить. Но такого ответа я точно не ждала:

— 'Придётся'.

— Что придётся? — уточняю опасливо.

— 'Спать'.

— Да пошёл ты! — Вопль в сердцах, а пальцы уже дрожат: так хочется убрать их поскорее с блюдца и прекратить всё это. Но нельзя. Сначала духа надо отпустить. С такими делами не шутят.

— Чёрт! Прощаемся, быстро! — пододвигаю коленом поближе к подруге листок-шпаргалку. Сама сейчас вся на нервах, не смогла бы всё правильно прочитать. А она явно воспринимает всё гораздо спокойнее. — Вик, читай завершение срочно! Прощаемся.

Не успела произнести фразу до конца, как блюдце фактически метнулось вниз, увлекая за собой наши руки.

— 'Нет'!

— Вика, прощаемся! — говорю резко, с нажимом, добавляя в голос металлические нотки, чтобы скрыть внезапно охватившую панику.

Подруга тут же откликается, завершая наше странное гадание.

— Дух Жала, уйди!

Пара мгновений тишины и осторожное:

— Дух, ты ушёл?

Блюдце недвижимо стоит на листе бумаги. Донышком вверх. Убираем с кромки пальцы.

Я устало выдыхаю:

— Переворачивай.

Глава 2.

Анастас.

Утром ожидаемо накрыло похмельем. Проснувшись, я, наученный горьким опытом, не торопился открывать глаза и делать резкие движения. Медленно и очень осторожно повернул голову в одну сторону, затем в другую и не смог сдержать страдальческого стона. В голове — словно битое стекло пересыпалось, сводя на нет все мои надежды о более или менее терпимом самочувствии.

Не желая больше причинять себе боль, я замер и постарался понять, где именно сейчас нахожусь. Мысли были вязкими и тягучими, память затуманена, воспоминаний с момента приезда в дом Милтона — никаких. Глаза открывать по-прежнему не было никакого желания, поэтому я решил сосредоточиться на других своих ощущениях.

Лежать было мягко. Кончиками пальцев я чувствовал приятную шершавость льняных простыней, было сухо и тепло. Похоже, я всё ещё в доме Милтона и даже на кровати. Замечательно! Учитывая количество выпитого вчера, всё могло бы закончится гораздо хуже.

Сбоку от меня раздалось какое-то шебуршание, затем шелест одежды и прерывистый вздох. Раздираемый любопытством я с величайшей осторожностью всё же приоткрыл один глаз и покосился в сторону источника странных звуков.

Как я и заподозрил, их производил мой друг, спящий в неудобном, даже на вид кресле. Он снова беспокойно вздохнул, поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и внезапно резко открыл глаза. Увидев, что я за ним вполглаза наблюдаю, маг резко вскочил на ноги и метнулся к кровати, чтобы потрогав мне лоб, осмотрев зрачки и пощупав пульс, с видимым облегчением опуститься на постель рядом.

— Демоны, Анастас! Больше не смей меня так пугать! — каким-то рваным жестом Милтон взлохматил себе, и без того пребывающие в полном беспорядке, волосы и нахмурился. — Я уж думал, ты копыта отбросишь, а меня за это в каталажку посадят, со сроком пребывания — Вечность!

Выглядел он, прямо скажем, неважно. Покрасневшие от злоупотребления спиртным и недосыпа глазами, растрёпанные волосы и мятая одежда явно свидетельствовали о проведённой бессонной ночи. А общее нервное поведение — ещё и о том, что ночь была беспокойной и богатой на события.

Я страдальчески поморщился, тяжело реагируя на несколько истеричные нотки в голосе друга. Было заметно, что он чем-то очень сильно напуган. Или крайне боялся... совсем недавно. Это было настолько несвойственно для него, что наверняка вызвало бы во мне недоумение и жгучее любопытство. Если бы так зверски не болела голова.

— Милтон дир Нарис, а ну-ка отставить панику! И живо тащи сюда своё чудодейственный эликсир от похмелья. Я его выпью, стану снова живым человеком, и вот тогда уже ты мне всё расскажешь: что мы тут с тобой натворить успели. Потом, Милтон! — отрезал я, видя, что он собирается мне что-то возразить. — Сейчас мой мозг совершенно не способен воспринимать какую-то ни было информацию. Ты меня понял?

Немного успокоившийся маг, кивнул и встал, направляясь к двери в коридор. Но у самого косяка он вдруг остановился, обернулся и тихо пробормотал:

— И всё же, я хочу, чтобы ты знал, я не специально. Это всё совершенно случайно вышло...

— Милтон! — я позволил раздражению проявиться в словах и взгляде, — Зелье! Сейчас же! Поторопись. Все разговоры позже.

Я редко когда позволял себе такой тон в отношении своих друзей, но сейчас меня медленно, но верно начинало накрывать смутной тревогой. Я знал, что Милтон не обидится и поймёт, хотя в данном случае вообще сомневаюсь, что он обратил внимание на такую мелочь. Мысли его явно были занята какой-то случившейся неприятностью. Надеюсь, в скором времени, и я узнаю: есть ли нам чего бояться, чего стыдиться и кому, в случае необходимости, возмещать нанесённый ущерб?

В горле моём после пробуждения и без того было сухо, а после такой длинной речи, першить стало просто невыносимо. Где уже там этот гениальный копуша?

Ожидая возвращения мага со спасительным противопохмельным эликсиром, я прикрыл глаза и сосредоточился на дыхании. Глубокий вдо-о-о-ох... вы-ы-ы-ыдох... И главное, никаких резких движений!

Вообще, такое мерзкое состояние меня несколько настораживало. Давно уже я не чувствовал себя настолько отвратно, после ночной попойки. Да, и правду сказать, выпито было не так уж и много. Хотя, и не мало тоже. Мда.

Топота ног возвращающегося коллеги я не услышал, благодаря коврам, устилающим пол и глушащим стук каблуков, шарканье подошв, топот и прочие подобные звуки. Однако, стоило ему войти в комнату, как я тут же почувствовал его присутствие. И, всё так же лёжа, даже не потрудившись открыть глаза, протянул руку за приготовленным для меня чудодейственным зельем. Кое и было вручено мне в стакане с холодной живительной влагой.

— Пей, — поторопил меня Милтон, всё таким же непривычно нервным тоном. — Разговор серьёзный есть, лучше не откладывать.

Я искренне проникшись его тревогой приподнялся на локтях и забрал стакан из его рук. В пару глотков выпил содержимое, тут же почувствовав долгожданное облегчение, и с удовлетворённым вздохом откинулся обратно на подушки. Дневной свет, льющийся из большого окна, больше не резал глаза, а в голове наступила блаженная тишина. Однако, если верить моей вдруг проснувшейся интуиции, расслабляться сейчас было ещё рановато.

— Рассказывай, давай, что тебя так взволновало?

Маг вытащил у меня из руки пустой стакан и, поставив его на прикроватную тумбочку, тяжело опустился в кресло. Несколько мгновений помолчал, а потом, видимо, всё же взяв эмоции под контроль, с глубоким вздохом откинулся на спинку кресла, запрокидывая голову и закрывая покрасневшие от недосыпа глаза. Руки его расслабленно лежали на подлокотниках, а весь внешний вид выражал собой обманчивую расслабленность. Однако, когда он заговорил, голос его звучал глухо:

— Я не знаю, Анастас, что произошло. Точнее, знаю, что именно, но не знаю, почему так получилось. Всё же было сделано правильно и в нужных условиях. Хотя, помнится, мы были так пьяны, что вполне могли что-то и напутать. И, на кой-чёрт, спрашивается, нас вообще понесли спьяну магичить? — голос его выдавал неподдельное раскаяние и явно ощутимое чувство вины..

— Ты сам предложил, — не переминул напомнить ему я.

— Но ты меня не остановил! — вскинулся он было, но тут же безразлично взмахнул рукой. — Чего уж теперь. Давай просто порадуемся, что всё закончилось благополучно. И постараемся не допускать подобного в будущем.

Терпение моё медленно, но верно, начало подходить к концу.

— Так, Милтон, объясни ещё раз, но чётко, ясно и понятно: что именно случилось? А то от твоих причитаний мне уже начинает становиться не по себе.

— Хочешь правды — пожалуйста! Ты умирал, Анастас. Демоны тебя побери, да ты, действительно, чуть не умер!

Напускное спокойствие слетело с него, как шелуха и маг вскочил на ноги, стремительно расхаживая по комнате и нервно выговаривая:

— Мы всё делали правильно, всё учли, хорошо подготовились. Но почти сразу обряд почему-то изменился, вышел из-под контроля. Помнишь, мы хотели просто понаблюдать со стороны за чьим-то гаданием и в процессе запустить туда какой-нибудь страшненький фантом или звуковую иллюзию. Я должен был работать с заклинаниями, а ты, с помощью зеркала, выбрать подходящий объект, следить за гаданием, и в нужный момент дать отмашку на пугалку. Но на деле, как только ты зашёл в центр защитной пентаграммы, а я активировал поисковое заклинание, сразу пришло ощущение, что заклинание начинает меняться и ускользать из под моего контроля. Я изо всех сил пытался удержать и вернуть потоки в нужное русло, поэтому даже окликнуть тебя не смог — боялся потерять концентрацию. Ты же, увидев что-то в зеркале, радостно вскрикнул, ткнул в изображение пальцем, и свалился на пол, как подкошенный. Зеркало упало и покатилось по полу, а я увидел в нём изображение тёмной комнаты и горящих свечей.

Милтон остановился, вновь запуская руки в свою многострадальную шевелюру, и почти с отчаянием посмотрел на меня.

— Ты представить себе не можешь, как я испугался в этот момент! Ты был бледный до синевы и не дышал. Как будто душа твоя враз покинула тело. Хотя, быть может так оно и случилось, ведь, судя по отражению в зеркале, мы имели неосторожность напороться на призыв духа. Вероятно, поэтому твою душу вытянуло из тела и отправило к тем, в чьё гадание мы столь неосмотрительно вмешались.

Что было дальше, я не знаю, концентрация требовала огромного напряжения. Я почему-то чувствовал что, если сейчас упущу вязь, и заклинание рассыплется, то ты уже точно не сможешь вернуться обратно. Но в какой-то момент в зеркале резко погасли свечи, а ты вздрогнул и снова начал дышать. Увидев, что ты вернулся, я развеял заклинание и сам свалился в недолгом беспамятстве из-за магического перенапряжения.

Даже предположить не могу, почему этот не сложный, по сути, ритуал забрал у меня столько сил. Я же провалялся без сознания около двух часов, а потом ещё до утра приходил в себя, необычайно медленно восполняя резерв. Я тебе больше скажу: он до сих пор у меня полон только наполовину! И продолжающееся восстановление идёт по капле. А продержи я заклинание хоть чуточку дольше, была бы высокая вероятность полного выгорания.

Что касается тебя, то могу точно сказать: пробудь ты там, где был ещё немного, и твоя душа уже не смогла бы вернуться в родное ей тело, настолько истончились связующие нити. Поэтому, можешь смело поблагодарить богов, за столь быстрое завершение гадательного ритуала. И, фактически, за начало новой жизни. Второй.

Закончив объяснение, маг снова рухнул в кресло, вытягивая ноги и устало прикрывая глаза. А я всё так же лежал на кровати, закинув руки за голову, и в задумчивости изучал потолочную лепнину, пытаясь 'переварить' полученную информацию. Выходит, мы чуть не угробились по пьяни из-за дурацкого надуманного предлога? Мстители демоновы! А ещё взрослые мужики, называется.

Общее моё состояние, после снятия похмельного синдрома, было на удивление хорошим. Тело звенело от переполнявшей его энергии, а душа требовала великих свершений! Хотя бы позавтракать для начала. Или сейчас уже обеденное время?

Обратившись с этим вопросом к другу, я услышал, что время и вправду давно уже перевалило за полдень, а внизу нас ждёт сервированный к обеду стол.

— Обед — это хорошо! Просто замечательно, я бы сказал. Голод такой, что готов сожрать и дракона! — сев на кровати я потянулся, разминая затёкшие после длительного сна мышцы. — Сейчас немного освежусь, и пойдём — поедим. А случившееся обсудим уже после трапезы, согласен?

— Хорошо, так и сделаем. Пойду тоже приведу себя в порядок.

С этими словами он покинул гостевую комнату, сказав напоследок, что через десять минут ждёт меня в столовой.

Обед прошёл в спокойной атмосфере: во время еды мы, в большей степени, молчали, погруженные каждый в свои мысли. По окончании трапезы перешли в кабинет, где после недолгого обсуждения и условились, что пока о случившемся никому говорить не будем. Кроме того Милтон, как только его резерв полностью восстановится, проведёт со мной сеанс ментального сканирования, чтобы постараться восстановить воспоминания о произошедшем. Сам я о случившемся не помнил вообще ничего.

Вскоре я, простившись с другом, уже направлялся к себе в особняк. День обещал быть насыщенным: несколько мелких дел, традиционный воскресный семейный ужин, а ещё требовалась детальная подготовка к завтрашнему дню.

Ибо на завтра у нас намечалась Охота.

Ирина.

Ночью мне ничего не приснилось, чему я, признаться, была безмерно рада. Особенно, если учесть всю ту инфу, которую я бешеным темпом прочитала перед сном про инкубов. Мда... Что тут скажешь? Приятного мало. И, как назло, почти все поверия, суеверия и 'факты' связывают данную пренеприятнейшую нечисть именно с миром снов. Ну, по крайней мере, на первом этапе.

Объясняет ли это мою радость из-за отсутствия каких-либо сновидений в эту ночь? О, да!

Даже вспоминать не хочется, как вчера после этого злополучного гадания проводила, уходящую домой подругу до двери, и в тихой панике позвонила знакомому товарищу, не понаслышке знакомому с эзотерикой и всякими прочими околомагическими науками.

Лабрис — маг, некромант, талантливый кузнец и просто замечательный, умнейший человек с занятным чувством юмора, которого я может и несколько наивно, но считаю своим другом. И вот этот самый друг в процессе телефонного разговора устроил мне такую нахлобучку, что уши ещё долго горели от стыда за собственную глупость и беспечность.

Он не орал и не ругался матом — о, нет! Это совсем не в его стиле. Он просто своим мягким, тягучим, вкрадчивым голосом с бархатистыми интонациями популярно, как для дурочки объяснил: почему мне нельзя было без предварительной подготовки проводить такие гадания и что теперь со мной может случиться.

Честно говоря, я впечатлилась. Причём настолько, что явственно почувствовала, как моя тихая паника, медленно, но верно перерастает в неконтролируемую. Да-да.. Ту самую, которая с беготнёй по квартире, выдиранием волос откуда придётся и паническими воплями. Останавливало только присутствие рядом детей, перед которыми я просто не имела права показывать свою слабость... и безголовость, чего уж там.

Так что, пришлось ограничиться нервными смешками и философским пожатием плеч: чему быть — того не миновать.

Выключила мозг, усилием воли подавила истерику, прибралась в комнате, убирая последние напоминания о собственной безалаберности и пошла готовить детей ко сну. Неча тут, товарищ мама, выделываться... неча. Не ко времени и не по статусу вовсе. Бли-и-и-ин...

Ну, и ложилась я тоже, хм... взволнованная. Правда, сном забылась почти сразу. Ещё бы, после такой-то дневной физической усталости и вечернего нервного напряжения.

А утро... Утро было ослепительно прекрасно. И пусть за окном не светило солнце. А снеговые тяжёлые тучи, повисшие над высотными домами и казалось, цепляющиеся своими сизыми брюхами за антенны, обещали очередную продолжительную метель, я была рада.

Рада тому, что ничего не было. Рада тому, что ничего не будет. Кто-то обо мне позаботился. Спасибо ему за это большое.

День промелькнул, а может протащился, как обычно: усталость, сонливость, редкие всплески весёлой активности, снова усталость, ночью долгое сидение за компом и спа-а-а-ать.

'Открыв глаза, я осознала себя находящейся в странном месте. Странном и непривычном, хотя какие-то стойкие ассоциации оно вызвало у меня почти сразу же. И не даром! Я всегда любила всяческие исторические фильмы и вестерны советских времён. И, что характерно, именно в них нередко фигурировали сцены с салунами и борделями, непременными атрибутами которых являлись: пьяные посетители, расстроенное дребезжащее пианино и весёлые, густо накрашенные, полуголые девицы.

Хотя, правды ради, стоило бы отметить, что на дешёвый салун это место походило мало. Скорее его можно было назвать элитным борделем, кои, полагаю, когда-то наверняка имелись в каждом крупном европейском городе пару-тройку веков назад. И это ещё не вспоминая про эпоху Ренессанса. Эпоха Возрождения, ну-ну... пожалуй помолчу об этом.

Обводя взглядом помещение, в котором я немыслимым образом оказалась, я вынуждена была отметить несколько вычурную, порой даже кричащую роскошь оформления интерьера. Почему-то в голове всплыло слово 'барокко'.

Мужчины, окружающие меня и сидящие на диванах были богато и со вкусом одеты. Наличие большого количества ювелирных украшений так же свидетельствовало о достатке и высоком социальном статусе посетителей Дома Свиданий.

Девицы, продающие свою любовь, тоже не выглядели вульгарными потаскушками. Может излишне открыто одеты, судя по моде тех времён. Но, положа руку на сердце, приходилось честно признать, что современные девушки, даже из приличного контингента, носят на себе намного меньше одежды. Так что, в вопросе облачения сих нимф, ханжество с моей стороны было просто неуместно. И смешно.

Удивительным и одновременно весьма приятным было то, что меня никто не замечал. Словно я была духом бесплотным, этакой беспокойной, но очень любознательной привиденькой. Сквозь меня не ходили, совсем нет, просто неосознанно огибали, проходя мимо, сторонясь того места, которое я занимала в пространстве.

При этом, сама я прекрасно всё видела и слышала. Вот, в углу богато обставленной залы, вокруг низкого кофейного столика из тёмного полированного дерева с инкрустацией, расположилась в креслах компания из трёх довольно молодых мужчин. Красивые, богатые, породистые, беспечные.

Весь их вид кричал о том, что они являлись самыми обычными прожигателями жизни. Богатенькими сынками, возможно наследниками громких титулов. Вместо кофейных чашек на столике стояли бокалы с вином и несколько блюд с лёгкой закуской. Троица азартно резалась в карты, попутно приобнимая одной рукой сидящих у них на коленях или на подлокотнике кресла, красоток.

Вот, один из них ликующе воскликнул, знаменуя свою победу и друзья, судя по их довольным улыбками и беззлобному подтруниванию, закончили игру. Залпом допив оставшееся в бокалах вино, мужчины поднялись и в сопровождении своих 'дам' направились к широкой мраморной лестнице на второй этаж. В номера, полагаю. Куда же ещё?

Один из мужчин вдруг неловко покачнулся, но тут же восстановил равновесие, крепко ухватившись за кромку перил и поддерживаемый своей спутницей под другую руку. Быстрый обмен смешливыми репликами, смачный поцелуй в губы, заливистый, немного визгливый смех жрицы любви и отставшая было парочка, скрывается в коридоре второго этажа.

Больше ничего любопытного я здесь не вижу. Словно всё интересное и стоящее внимания уже произошло. Как ни странно, я чётко осознаю, что я сейчас нахожусь во сне и сон для меня медленно, но верно теряет свою привлекательность и интерес.

Вяло проскальзывает в сознании мысль, что может быть это как-то связано с тем инкубом? Он повлиял на мой сон, переместив в 'гнездилище разврата и порока'? Хе-хе-хе... Нашёл чем испугать! Я невидима и бесплотна, следовательно, — в полной безопасности. А ещё я полностью контролирую свои действия, поэтому могу в любой момент выйти из этого сна. Что и делаю, развернувшись и неторопливо выходя в приоткрывшуюся парадную дверь. Надоело.

Картинка мутнеет, расплываясь туманной дымкой, истончаясь с каждым мгновением. И вскоре меня поглощает уютная и мягкая темнота.'

Проснулась я утром с сильной головной болью. Что тому было причиной — хрен поймёшь. Может быть то, что старшая доча дёргала за волосы в попытке добудиться маму. А может и то, что младшая на эту самую голову упорно старалась залезть. Вот, вообще без разницы! Результат-то один.

Встала, вяло отбрыкиваясь от мелких захватчиков моего личного пространства, и поплелась умываться в ванную. В голове настойчиво крутилась мысль о чём-то важном, но позабытом. Мелькали какие-то хаотичные кусочки растаявшего сна, несущие больше смутные отголоски эмоций, нежели чёткую и упорядоченную информацию о том: где, с кем и когда? Но, вскоре, ушли и они.

Вот и вторая ночь после гадания прошла, ничего криминального, страшного или противоестественного не выявлено. Значит, перестаём бояться, забиваем и забывает. Проехали.

А дальше дни снова потянулись однообразной серой чередой, изредка расцвечиваясь приездами друзей и моими точечными вылазками за вкусненьким. Сладкоежка я, да, ничего не поделаешь. Но я этому рада.

Анастас.

Вернувшись домой из борделя уже только под утро, я зашёл в кабинет и тихо закрыл за собой дверь. Голова опять начинала болеть, словно с похмелья, что было довольно странно. Ничего крепкого, да ещё и в больших количествах, я последние сутки точно не пил.

Налив себе бокал гранатового сока, устало опустился на диван и закинул ноги на подлокотник прямо в сапогах. Расслабился и, медленно потягивая сок, прикрыл глаза. Всего на несколько минут.

Усталость была не то, чтобы очень сильной, но неприятной, тягучей: делающей разум заторможенным, а тело слабым и уязвимым. Надо бы пойти и хорошенько выспаться.

Вот, только с силами соберусь, ополоснусь под душем и рухну в кровать. Слуги у нас опытные и понимающие: без нужды беспокоить не будут, так что буду спать пока сам не встану. Я это заслужил.

На сегодня всё равно дел важных не планировалось. По-крайней мере, в первой половине дня. Основная свистопляска с отчётностью, совещаниями и проработкой дальнейшей стратегии начнётся только завтра. Так, что сначала отдых. Потом вечером — семейный ужин, на который родители давно уже меня зовут, обижаясь на систематические пропуски воскресного сбора родни.

А тут, ещё и праздник Излома Зимы только прошёл, значит, планируется нечто грандиозное. И ведь не пропустишь никак — Традиция. Одна из тех незыблемых вещей, с которыми как ни бейся, а всё без толку: только время, силы и нервы впустую потратишь. Да и обижать отца с матушкой совсем не хотелось. Значит, остаётся только смириться и послушно исполнить свой сыновний долг.

Я нехотя спустил ноги на пол, поставил пустой хрустальный бокал на низкий столик, и почему-то ещё более нетвёрдой и усталой походкой покинул кабинет и направился по лестнице на второй этаж.

Ирина.

'Я стояла внаклонку с лобзиком в руках и уже с каким-то остервенением пилила, прижатый к табуретке, штапик'. О да, именно так я могла бы написать от лица героини в одной из своих книг, то, что я сама сейчас делала. Если бы, конечно, ей вздумалось заняться таким странным и неблагодарным делом. В реальности же всё было намного проще, как впрочем, и всегда. Я, с вполне себе философским видом, вазюкала зубчатым полотном лобзика поперёк узкой круглой палки. Мне были нужны древки! Так нужны, что уж дальше просто некуда!

Точнее, мне нужно было сделать стрелы, потому что я страшно, ужасно и просто неимоверно хотела опять взять в руки свой любимый текстолитовый лук. Взять его, засунуть с колчан штук десять стрел и выйти на улицу. На пустырь. Установить мишень. И расстрелять, наконец, к чёртовой матери, свою затяжную депрессию!

Но для этого нужны были стрелы. А их не было. Все, что ранее закупались и делались собственноручно, уже давно были или сломаны или потеряны. Да-да, как в том самом анекдоте. Впрочем, вполне себе обычная судьба самой обыкновенной стрелы, гуманной или боевой — неважно. Из-за отсутствия стрел лук застоялся в кладовке, я расслабилась, обленилась и растеряла, наверное, все свои навыки лучной стрельбы. И это надо было срочно исправлять.

Именно поэтому я сейчас стояла и пилила штапик. Тихо, ибо ночь. А что вы хотели? Не при спиногызиках же пилить? Чтобы тут же все опилки были старательно нечаянно разнесены по всей квартире, а штапик, в лучшем случае, просто растащен, и спрятан в неизвестных местах. В идеале, чтобы ещё и без травм обошлось.

Поэтому привычные звуки тихой сонной ночи, типа шума работающего холодильника и завывания сработавшей машинной сигнализации под окном, нарушались неторопливым, размеренным 'вжик-вжиик-вжик-вжи-и-ик'.

Это я делала стрелы.

А детки сладко спали.

Или не спали. Чёрт! Ну, почему тихий и ненавязчивый звук пилки лобзиком их будит? Так же, как и пропиливание пяточки стрелы маленькими фигнюшками, название которых, как нарочно накрепко вылетело из моей головы. Стамеска — не стамеска... напильник или нет. Не-пом-ню!

После третьего укладывания младшей дочки, и наконец-то засыпания старшей, понимаю: что сегодня, видимо, допилить — не судьба.

Ничего страшного, можно ещё чем-нибудь бесшумным заняться, например. К стыду своему, сегодня поняла, что ВООБЩЕ не помню, как из скотча делается оперение для стрелы. Вот, как делается классическое: из перьев, клея и ниток — помню. А ширпотебно-ролевое из серебристого скотча — нет!

Совсем. Абсолютно. Блин! Докатилась.

Ничего не поделаешь, придётся вспоминать. Точнее, напрягать мозг и придумывать, как сделать это наилучшим образом при наличии имеющихся материалов.

— Ничего-ничего... 'Глаза боятся, руки — делают! — сказал онанист, ставя перед собой фотографию крокодила...' — вздохнув, пробурчала себе по нос одну из любимых переделанных поговорок и взяла в руки ненужный уже короткий кусок круглого штапика. — Вот на тебе-то, родной, мы сейчас тренироваться и будем.. Скотч, ты где?

Спустя каких-то пару часов, прерываемых на беготню к вновь просыпающимся детям (опять там вспышки на солнце, что ли?), чаепитие и мелкие домашние дела, более или менее приличный экземпляр оперения был готов.

Теперь, по уму, надо сделать несколько стрел и провести уже полигонные испытания. Краш-тест, так сказать. Если выживут и будут хоть как-то держать траекторию полёта по прямой, то можно будет уже с чистой совестью наштамповать себе целый колчан. И стрелять в своё удовольствие.

Хе-хе... сели, делаем!

Напиленный круглый штапик, подь сюды! Монетка, утеплитель для труб. Всё укладываем нужным образом и тщательно обматываем скотчем. Получается симпатичненький такой и мягонький набалдашничек. Летает из-за этого стрела, может, и не слишком быстро и далеко, зато безопасность здесь точно стопроцентная!

Доделываем оперение и осматриваем всю получившуюся конструкцию. Хм-м... а ничего. Очень даже приличненько вышло. Осталось только добавить в нескольких местах по ободку из цветного скотча, чтобы потом в опознавании своих стрел проблемы не было, и сделать ещё парочку пробников.

— Трям-тарям! — занимаясь изготовительным рукоблудием, я с нежностью посмотрела на стоящий в углу зачехлённый лук и расплылась в предвкушающей улыбке. — Потерпи милый, скоро мы с тобой повоюем... ух, постреляем по деревьям и добровольцам, да! Жду не дождусь уже, наконец, когда будет возможность выбраться на тренировку.

Глава 3.

Анастас.

Стоя на закрытом испытательном стрельбище, я критически осматривал новую разработку, выданную в пользование всем мобильным триадам. Артефакт накопитель, имеющий форму довольно массивного кастета, испещрённого несколькими повторяющимися магическими символами.

С внутренней стороны, соприкасающейся с пальцами носителя, в сплав были утоплены несколько парных камней накопителей-распределителей заряда.

Как нетрудно догадаться, один из них имел функцию регулировки исходящего количества магсилы, преобразованной в пульсары парализаторы.

Второй же парный являлся накопителем магической энергии, что позволяло работать с артефактом не только магам, но людям, полностью лишённым Дара. Вроде меня.

Лишь бы осуществлялась своевременная подзарядка накопителей.

Судя по предварительным испытаниям, при экономном использовании полного заряда накопителей хватало на довольно долгий срок. Либо где-то на 2-3 крупные заварушки, при активном его использовании по назначению.

Это было не столько боевое оружие, сколько защитное. Направленное на обездвиживание и обезвреживание противника, с целью его дальнейшего захвата или устранения. В зависимости от ранее поставленной задачи.

Как именно работал артефакт, знали только его создатели. Остальным такие тонкости не объяснялись. Да, и правду сказать, не всем это было бы интересно. С моей точки зрения главное в артефакте — это качественное изготовление и возможность хорошего бесперебойного использования по заданным параметрам. А уж как именно маги добивались воплощения поставленных задач, мне было глубоко безразлично.

Видимо, наделив меня младшим братом магом, увлечённым исследователем, практически фанатиком от науки, Боги решили, что для одной семьи этого вполне достаточно.

В детстве мой еле теплящийся Дар, был так мал и не значителен, что развивать его не было ни смысла, ни возможности. Магом у меня всё равно стать шансов почти не имелось. Лишним подтверждением тому было то, что как ни странно, в отрочестве Дар окончательно рассеялся и потух. Словно свечу порывом ветра загасило.

Такое случалось не часто. И, как правило, внезапная полная потеря Дара считалась невосполнимой потерей. Но не для меня. С ранних лет не имея склонности к магическим наукам, я видел в своей кривобокой одарённости скорее недостаток, чем преимущество перед простыми людьми.

Меня манила иная стезя, совсем другая карьера. И я сделал всё возможное, чтобы моя мечта смогла воплотиться в реальность.

От размышлений о прошлом меня оторвал голос подошедшего Кларенса: друга и соратника, третьего члена подвластной мне триалы. С ди Стойном мы познакомились давно, ещё на первом курсе обучения в Тиремской боевой академии. Вместе учились, шалили, ввязывались в неприятности.

Вместе же проходили практику в Диких пустошах в составе разведывательно-исследовательских групп, наравне с профессиональными боевиками обеспечивая защиту исследователям и их сопровождающим.

— Анастас, дружище, рад, что ты снова с нами. Давненько тебя не видал. После того вечера через день зашёл к тебе, так мне ваш дворецкий сообщил, что ты уехал. Что-то случилось?

Я поморщился, вспоминая последние не слишком приятные для меня дни.

— Скверно себя чувствовал после рейда. Решил отдохнуть немного в загородном поместье, тем более, что и начальство возражений не имело. В бумажной работе они уже могут и без нас разобраться. Свою задачу мы выполнили чисто.

— Да уж, развлеклись на славу, — весело хохотнув, Кларенс многозначительно подвигал бровями.

А я снова вспомнил тот день и предшествующие ему события.

От высшего руководства, стараниями аналитического отдела, в нашу службу пришло предписание о захвате и аресте группы лиц, подозреваемых в шпионаже в пользу одного из наших южных соседей.

Задание было выдано мне и ещё двум командирам боевых триад, но именно нашей группе предстояло стать основными исполнителями. Две другие триады обеспечивали прикрытие, оцепление и блокировку периметра с тем, чтобы ни один из подозреваемых не смог ускользнуть и затеряться среди населения столицы.

Ситуация усугублялась тем, что вся операция должна была быть проведена максимально скрытно, ибо, учитывая весьма специфическое место её проведения, лишняя огласка могла повлечь за собой весьма неприятные последствия.

Местом действия был элитный столичный бордель. Роскошное заведение, удовлетворяющее самый взыскательный вкус, клиентами которого являлись в основном самые сливки столичного высшего общества.

Состав преступления и исполнители оригинальностью не отличались. Двое 'девочек' опаивали клиента и вытягивали из него необходимую информацию, делая это таким образом, что впоследствии никто даже не вспоминал о проведённом воздействии.

Причиной передачи этого дела в наше ведомство, являлось наличие ясно различимого магического следа воздействия, которое рассеивалось слишком быстро, и было только чудом замечено один единственный раз. Семейство 'пострадавшего' было достаточно известно и влиятельно, чтобы поднять все свои связи в соответствующих службах. Что и повело за собой расследование и дальнейшую разработку фигурантов. Как оказалось, не зря.

В результате расследования выяснилась прелюбопытнейшая вещь: то внушение, что было принято за любовный приворот, в реальности являлось краткосрочным ментальным воздействием совсем иного порядка. А 'жрицы любви' оказались магичками-самоучками, тут же заподозренными в шпионаже.

Схема была проста: клиента, поднимавшегося в номера с двумя девушками, заблаговременно опаивали неким составом, увеличивающим ментальное восприятие жертвы к внушению, а так же снимающим часть природных и поставленных блоков. А затем, воздействуя на затуманенное сознание жертвы, аферистки вытаскивали из клиента всю интересующую их информацию, не забывая при этом заниматься своими непосредственными обязанностями. Затем 'выпотрошенному' клиенту слегка подправляли память, затуманивая воспоминания о сути проведённого разговора и перекрывая его эмоциями от полученного наслаждения. Так, что жертва даже не подозревала о своём невольном предательстве. А полученная информация, уходила по отлаженным каналам заинтересованным людям, которые готовы были весьма щедро за неё платить.

Оставалось непонятно, как именно могли, весьма посредственные, в плане магических таланов девки, так виртуозно проворачивать фокусы с направленным метальным воздействием, считавшимся одним из сложнейших курсов обучения в Высших магических учреждениях подобного профиля?

И как им столь долгое время удавалось так виртуозно затирать за собой все следы? Предстоящая операция по захвату всех участников этого сговора и их последующий допрос в застенках Тайной канцелярии должны были прояснить все эти и некоторые другие моменты.

Охота прошла успешно. Моя триада, под видом трёх неразлучных друзей, (кем мы, собственно, и являлись даже вне работы) заявилась в вышеозначенный бордель с явной целью хорошенько покутить и испробовать новых изысканных удовольствий.

Дело в том, что данный бордель, кроме классических услуг, так же специализировался на не совсем традиционных развлечениях. Отчасти, это и явилось причиной того, что ни один пострадавший, даже если кто-то что-то и вспомнил, не обратился за помощью, опасаясь за свою репутацию. Вместо этого любой из них скорее попытался бы, как можно быстрее замять и забыть сей досадный инцидент.

И если бы не вмешательство счастливая случайность, то деятельность предприимчивых шпионок ещё долгое время могла бы безнаказанно приносить богатые плоды.

Работа по захвату и обезвреживанию преступников была выполнена безукоризненно. Перед самой операцией всем участвующим триадам были выданы соответствующие амулеты, гасящие ментальные атаки, и универсальный антидот к ядовитым, а так же подавляющим волю зельям.

Милтон, как опытный маг-менталист страховал нас от непредвиденных сюрпризов.

Но видимо что-то пошло не так. Что именно было тому виной: какие-нибудь личные особенности обмена веществ в организме или недавние события, имевшие место в моей жизни в результате пьянки, вкупе с феерическим по своей глупости экспериментом — сложно сказать.

Однако результатом явилось то, что подлитое в самом начале попойки зелье для ослабления ментальной защиты вызвало у меня сильное недомогание, раскоординацию движений и острую мигрень. И всё это при абсолютно ясной, холодной голове и возросшей до неожиданного состояния внутренней защите от постороннего вмешательства.

Призвав всю свою сил воли и выдержку, я смог всё же доиграть свою роль до конца и выполнить поставленную перед нашей триадой задачу. Однако, вскоре, стало ясно, насколько тяжело подобное усилие далось моему организму.

Сначала, сразу по возвращении домой, накатила безумная усталость, сменившаяся затем жаром, беспамятством и горячечными видениями. Срочно вызванные семьёй лекари только разводили руками, не видя знакомых симптомов известных им заболеваний. А использовать магическое вмешательство попросту не могли, ввиду того, что даже при простейшей попытке сканировании внутренних органов пациента с помощью магии, наступало резкое ухудшение его самочувствия и общего состояния больного.

Пришлось, фактически, положиться на милость богов, совмещая тревожное ожидание с лечением традиционной народной медициной. Отвары, обтирания, припарки, компрессы.

Сам я, увы, мало что помню из тех дней. Но, как мне рассказали позже родные, лишь только в состоянии моём появилось хоть какая-то стабильность, меня спешно перевезли в загородное родовое поместье.

Ко всем плюсам чудесной природы и свежего воздуха, добавилось ещё два: наша старая няня Ланта, доживающая свои дни в поместье и не вылезающий из своей лаборатории младший брат.

Громкая слава о Ланте, как об умелой знахарке гремела на всю округу, привлекая порой немало страждущих к порогу её небольшого домика. Она не отказывала никому. И денег не брала. Говорила, что у неё и так всего достаточно, а за грань с собой всё равно с собой сокровища не унесёшь, всё здесь останется.

Занялась нянюшка и мной, довольно быстро добившись стабильного улучшения и прекращения приступов горячечного бреда. На все вопросы о причине происходящего, лишь качала головой и посылала за разъяснением к богам. Мол, она только симптомы снимать пытается, а за что уж меня так наказали — только Всеведующим Всевластным и ведомо.

Спустя несколько дней после приезда, когда я уже почти полностью пришёл в себя, меня начали мучить странные сны. И, вроде, ничего страшного или неприятного в них не было. Точнее сказать, не было дурных ощущений при пробуждении, самих снов я просто не помнил. Но давило и не давало покоя какое-то навязчивое чувство важности увиденного во сне. Оттого порой просто бесила невозможность вспомнить хоть что-то.

Бесила и выматывала, заставляя напрягаться и стараться нащупать хоть какую-то зацепку. Что в свою очередь приводило к усилению головных болей, резкому поднятию температуры и усилению общей слабости. Словно эти бесплодные усилия раз за разом выпивали часть моих жизненных сил.

Однако мне, почему-то казалось очень важным достучаться до своих воспоминаний. И я пробовал делать это снова и снова под неодобрительное ворчание нянюшки и немой укор в глазах брата. Пока, наконец, их терпение не кончилось, и они не напоили меня какой-то успокаивающей настойкой алхимического происхождения. Наверняка, одной из разработок Малкольма, страстного изобретателя и экспериментатора. Надеюсь только, что я был не первым, на ком он её опробовал.

В результате их сговора, последующую неделю я почти всю беспробудно проспал, просыпаясь лишь для принятия пищи и очередного нянюшкиного лекарства. Давая, таким образом, возможность организму самостоятельно восстановиться, а себе — время успокоиться и отдохнуть на год вперёд.

Ну, ничего, я этим интриганам ещё припомню их подлый сговор! Умом я понимал всю целесообразность их действий, но душа требовала мести. Кою я пока благоразумно отложил в долгий ящик, давая ей хорошенько остыть, а себе — придумать достойный план отмщения.

Погрузившись в воспоминания, я пропустил момент, когда Кларенс расчехлил свой лук и надел тетиву, готовясь к ежедневной тренировке, резко возвращаясь в реальность от его вопроса.

— Снова нас новомодными штучками балуют? — скривил губы в кислой улыбке друг, кивнув на находящийся на моей руке, артефакт. — Не доверяю я этим изобретениям, хоть ты тресни! По мне, так нет ничего лучше, чем старый добрый лук и острые стрелы. Вот уж и правда, великолепное надёжное оружие.

— В чём-то ты прав, Ренс. Только, сам понимаешь, иногда требуется совершенно иной результат, исключающий смерть или даже ранение объекта. Вот для этих целей нас и снабжают этими, так называемыми тобой, 'штучками'.

При этих словах, я наглядно показал ему кулак с надетым 'кастетом' и, прицелившись, выпустил серию пульсаров, по уже пришедшим в движение мишеням.

Что-то недовольно бурча себе под нос, мой друг натянул на лук тетиву, проверил удобство висящего на бедре колчана со стрелами и тоже приступил к тренировке. То, что он стрелял из лука, а не осваивал новый артефакт, вовсе не говорило о его халатности.

Наоборот, я был абсолютно уверен, что нужного навыка владения им он достигнет довольно быстро и стрелять в боевых условиях будет наиболее эффективно из нас троих. Просто этот человек страстно обожал всё, связанное именно с лучной стрельбой. Абсолютно всё.

Эта страсть передавалась у них в роду из поколения в поколение. В загородном поместье семейства ди Стойнов даже было оборудовано огромное и довольно современное стрельбище.

Вот только у каждого из членов их большого клана страсть была своя. У мужчин: арбалет, лук, духовая трубка. Встречались так же любители баллисты и даже катапульты. Женская половина традиционно тяготела к метательному оружию. Ножи, звёзды, а порой и топорики, с успехом осваивались и совершенствовались в использовании на том же общем многофункциональном семейном полигоне.

А ещё в довольно древнем роду ди Стойнов никогда не было магов. Без исключений. Вот, вообще! Возможно, именно поэтому из них получались самые искусные стрелки империи. Слава, присущая их семейству, обязала подрастающего Клаенса ди Стойна получить хорошее образование и поступить в Тиремскую боевую академию. Которую он, к слову, как и я, окончил с отличием. Разве, что факультеты у нас были разные.

Однако совместное проживание довольно сильно сближает людей, особенно, если у них есть схожие увлечения. А так же обоюдная любовь к шалостям и проказам. Иногда, уже и не совсем безобидным. Так что наряды за провинности тоже нередко отрабатывают вместе.

Так и мы, деля одну комнату на двоих, и начав с простого соседского общения, постепенно крепко сдружились. И пронесли эту дружбу через годы, особенно радуясь тому, что работать нам тоже посчастливилось вместе.

Когда я подбирал людей в свою триаду и встал вопрос о стрелке, то я, не колеблясь ни минуты, назвал имя Кларенса ди Стойна. Третьим в нашей команде стал Милтон дир Нарис. Маг-менталист.

И сейчас, глядя, с какой точностью, лёгкостью и изяществом наш снайпер поражает быстро сменяющиеся мишени, я готов был простить ему некоторый консерватизм и снобизм по отношении к магии и её производным.

Полюбовавшись некоторое время на его виртуозное владение луком, я вернулся к освоению своего 'кастета', как я уже мысленно окрестил этот новый артефакт. Около получаса мы молчали, занимаясь каждый своим делом.

Но вот, Кларенс, опустил свой длинный лук, и повесил его на крюки, специально врытого в землю для этих целей, столба.

— Ты закончил? — он обернулся ко мне и, увидев утвердительный кивок, отправился собирать стрелы.

Стоило ему выйти на поле, как мишени тут же остановились и выстроились в ряд, приблизившись на расстояние двадцати шагов от барьера из-за которого шла стрельба.

Пока друг был занят сбором стрел с мишеней, ни она из них не ушла мимо, я снял с руки свой новенький 'кастет' и посмотрел на камень-накопитель, впаянный сбоку со стороны мизинца. Он служил так же индикатором, который показывал уровень заряда артефакта. И менял насыщенность цвета по мере разрядки, ясно показывая, когда артефакт потребует очередного вливания магической энергии.

Всё это было подробно описано в прилагающейся к оружию инструкции. Осталось только привыкнуть к нему и 'набить руку' в использовании.

Судя по интенсивности окраса камня, резерв был истрачен едва ли на треть, что приятно порадовало. Хотя стрелял я много и вдумчиво, не пытаясь экономить энергию и предпочитая поскорее освоить новую разработку наших умельцев. В работе, подобной нашей, случайности вполне возможны, а вот халатность и лень совершенно недопустимы. Если, конечно, дорожишь собственной жизнью. А так же хочешь прожить её долго и, по возможности, счастливо.

Услышав недовольное бурчание я поднял взгляд на Кларенса, хмуро вертящего в руках одну из стрел и придирчиво её осматривающего. Видимо, нашёл какое-то повреждение или дефект изготовителя. Подобные вещи он страшно не любил, не раз уже заявляя, что оружие всегда должно быть надёжно, проверено и в идеальном порядке.

Можно подумать, что остальные были на этот счёт иного мнения. Впрочем, к его чудачествам мы с Милтоном относились с пониманием, сами не без страстей и увлечений. И были вполне готовы ни раз и не два услышать он лучника нашей триады прописные истины. Ему это прощалось, ибо стрелком он был воистину великолепным! Сразу видно было: Дар богов не обошёл его стороной.

Но сейчас, при взгляде на его сосредоточенное лицо и то, как он вертит в пальцах древко стрелы, меня накрыло странным ощущением. Узнавание? Нет, не то. Ощущение. Что где-то это уже видел? Да, сколько угодно раз! Мы же не впервые вместе на стрельбище тренируемся. Тогда почему только сейчас меня так взволновали его действия?

В груди поселилось какое-то то ли тревожное, то ли беспокойное чувство, вкупе с чем-то тёплым. Но непонятным. И всё это перекрывалось ощущением направильности. Не происходящего, нет. Тщательно сосредоточившись на этом ощущении, я попытался ухватить его 'за хвост', подтянуть к себе поближе и хорошенько рассмотреть со всех сторон.

И когда это удалось, то с удивлением понял, что невнятное беспокойство и чувство неправильности вызывает именно стрела. Точнее, почему-то её форма. Вот это и вовсе уже было невероятно: что неправильного может быть в обычной боевой стреле?

Я попытался углубить анализ восприятия и начал перебирать варианты, глядя перед собой невидящим взглядом. Всё моё внимание в этот момент было сосредоточено на решении поставленной себе задачи.

Итак, что может быть неправильным в обычной стреле? Древко? Прислушался к ощущениям: нет. Древко хорошее, надёжное, совсем даже не кривое. Самое обычное древко для самой обычной стрелы.

Идём дальше. Оперение? Представил перед мысленным взором самое простое оперение из гусиного пера. И вот тут стало интереснее. Накатило ощущение удовлетворения и довольства при мысли о перьевом оперении, но вместе с ним пришло и знание, что оперение можно делать из чего-то ещё. Из чего это, интересно? Металл? Нет. Дерево? Тоже нет. Кожа, плотная бумага, пергамент? Нет, нет и нет. Всё не то. Оставим пока это.

Остался только наконечник. И, вот тут-то, меня совершенно накрыло ощущением несоответствия и неправильности исполнения. И это было до того странно и сильно, что я даже растерялся на миг, не зная как и подступиться к этому странному чувству.

Затем начал методично в уме перечислять известные мне варианты наконечников для стрел, чутко следя за изменением ощущения. От обычных боевых, до тонких игольчатых, охотничьих срезней и даже гранёных бронебойных. Всё было не то.

На втором десятке вариантов мне это дело наскучило. Я явно выбрал неправильный путь анализа. Или подход неверный. Попробуем совсем по-другому.

Что именно смущает меня в наконечнике своим несоответствием? Хм... ощущением угрозы? Но, это же, логично! Стрела-то, как-никак, боевая, ей и положено быть опасной — это же оружие. А что должно быть на противоположном оперению конце древка по моим ощущениям? Безопасность, качество и уют? Что за бред вообще творится? Неужели я схожу с ума?

Из яростно-панических мыслей меня вырвало резкое встряхивание за плечи и громкий окрик прямо в лицо:

— Стас! Приди в себя уже, слышишь?

Сбросив наваждение и сфокусировав взгляд, я увидел перед собой обеспокоенное лицо друга и непонимающе моргнул.

— Ты меня уже просто пугаешь, дружище. — Кларенс убрал руки с моих плеч и отошёл на шаг, всё так же, с подозрением и тревогой глядя на меня, словно ожидая каких-то странных и необдуманных действий с моей стороны. — Я тебя звал, звал... а ты, как в себя провалился. Вообще не реагировал на внешний мир. Я несколько раз тебя звал — всё без толку.

— Прости, задумался крепко. Ты что-то хотел?

Отчего-то не хотелось посвящать его в свои странности и проблемы. Не то, чтобы я сомневался в нём, как в друге, но здесь было что-то личное, сложно объяснимое даже для меня самого.

Такое я мог бы обсудить только с Милтоном. И то, наверное, только потому, что его специализация в ментальной магии могла помочь мне разобраться с такими странными 'приступами'. Кажется, это у меня уже не в первый раз. Не помню, возможно, что-то было, пока меня лечили в поместье?

Особенно, если учесть, что странности начались как раз после нашего с ним достопамятного эксперимента.

— Да, нет, вроде. Просто сказал, что мне пора уходить. Сегодня у нас какое-то семейное торжество: глава собирает всех в родовом гнезде и отказов не принимает. Даже опаздывать крайне не желательно. Демоны, как же я не люблю эти семейные посиделки! И, ведь никак не отвертишься — традиция.

Пока Кларенс возмущался, он успел собрать и упаковать своё вооружение. Надеюсь, он не придал большого значения моему странному поведению. И быстро выкинет его из головы, заваленный новыми впечатлениями от общения со всей своей многочисленной роднёй.

А мне было необходимо, как можно быстрее, навестить Милтона. Странные эмоции и ощущения сменились постепенно нарастающей головной болью, грозившей перерасти в полноценную тяжёлую мигрень. И помощь мага могла оказаться как нельзя более кстати. Хоть его специализацией было не целительство, но необходимый минимум для оказания первой помощи или снятия последствий воздействия на разум менталистам при обучении тоже начитывали.

Вскоре, мы с Кларенсом разошлись каждый по своим делам. Я, подгоняемый всё усиливающейся головной болью, быстро добрался до особняка Милтона и, к счастью найдя его там, быстро и чётко выразил суть своей проблемы.

Вся расслабленность слетела с мага в одно мгновение. Вскочив с кресла в библиотеке, где я нашёл его за чтением какого-то толстого фолианта, он быстро двинулся в сторону лаборатории, утянув и меня за собой. Там уложил на кушетку и долго что-то делал, еле слышно бормоча себе под нос ругательства. А может это были и заклинания — кто ж их там разберёт?

Меня эти тонкости не интересовали совершенно, потому что состояние моё уже было совершенно отвратительным, стремительно приближаясь к отметке 'хуже некуда'.

Внезапно боль и тошнота резко отступили, как будто их и не было вовсе. Но я пока не торопился открывать глаза и вставать, просто лёжа и наслаждаясь хорошим самочувствием. Спрашивать, что именно сделал маг, я даже не собирался, всё равно в этом ничего не пойму.

Хотя, в иной ситуации я мог бы и полюбопытствовать, чем он мне так эффективно помог. Но видят Боги, сейчас мне было на это абсолютно наплевать. Главное — что подействовало. За что я искренне был благодарен своему другу.

— Анастас... — тихий зовущий голос и лёгкое прикосновение к моим вискам чутких пальцев мага, заставили меня, пусть нехотя, но всё же приоткрыть глаза.

Помещение лаборатории тонуло в полумраке, лишь чуть в стороне на столе горели несколько свечей, рассеивая темноту комнаты лишённой окон. Отсутствие яркого света благотворно повлияло на моё зрение, не заставляя болезненно щуриться, и я открыл глаза целиком, сфокусировав взгляд на сидящем рядом со мной Милтоне.

— Ты пришёл в себя, хорошо, — он убрал руки от моего лица и встал, нервно меряя шагами пространство перед кушеткой. — Как себя чувствуешь?

Я прислушался к своим ощущениям и уверенно выдал:

— Хорошо. Спасибо тебе большое за помощь. Кстати, что это было?

Интерес мой, в данный момент, был каким-то вялым. И хотелось не столько разобраться с причиной волнующих видений и ощущений, сколько увериться, что подобных болезненных приступов больше не будет.

Друг как-то неопределённо махнул в воздухе рукой, явно сосредоточенно размышляя о чём-то. Но, всё же, ответил на мой вопрос, хоть и несколько отстранённо.

— Да, была там парочка блоков неясного происхождения. Раньше у тебя они не стояли. Я снял, — и продолжил, опережая мой следующий вопрос: — Что касаемо снов, теперь препятствий к их запоминанию быть не должно. Но, если они снова будут мучить тебя и не вспоминаться, обращайся — будем вместе думать, что делать. Есть разные варианты и техники. А теперь прости, но тебе лучше вернуться домой и хорошенько отдохнуть. А у меня, кажется, появилась новая любопытная тема для исследования.

И уже не глядя на меня, он направился к письменному столу, взял чистый лист бумаги и начал на нём что-то быстро писать. Помехой не стало даже отсутствие нормального освещения. Такое бывало с ним, когда его увлекала очередная идея или эксперимент.

Поэтому, я лишь понимающе хмыкнул и поднялся на ноги, собираясь отправиться к себе домой. Меня ещё чуть качало от слабости, но общее состояние было уже довольно приличным. Хотя сон бы точно мне сейчас не помешал. А Милтона теперь и за уши от его расчетов не оттащишь.

С этими мыслями я покинул подвальную лабораторию друга. Вернувшись домой, отмахнулся от предложенного дворецким обеда, наскоро принял душ и провалился в глубокий, оздоравливающий сон без сновидений.

Глава 4.

Ирина.

Отшумели зимние длинные праздники, вернулись будни. Мне, в принципе, как сидящей дома с детьми, было всё равно: что вторник, что воскресенье. У меня, как и у любой молодой и не очень мамы, рабочий день был круглосуточно и семь дней в неделю. Так что, особой разницы я между ними не видела и не старалась делать.

Разве что если требовался выход в 'большой мир', то тогда брала календарик и мучительно пыталась сопоставлять даты, дни недели и предполагаемые события.

Но такое случалось не часто.

Я вообще чувствовала себя этакой улиточкой, запершейся в домике и пославшей всех лесом (да-да, тем самым: дальним, тёмным, страшным) и спрятавшейся от всего мира.

Однако мир и не думал оставлять меня в покое. И пусть делал он это только с помощью двух весёлых, активных и непоседливых деток, но с их помощью получалось вытягивать меня, из вновь начинающей засасывать апатии, просто прекрасно!

График сна? Помилосердствуйте! О чём вы? Я вообще забыла, что такое спать ночью, тем более: о, ужас! — целых восемь часов. Говорят — это минимум, необходимый организму для здоровой жизнедеятельности.

Нагло врут! Ну, либо у меня организм уже насквозь больной. Тьфу на вас ещё раз, товарищи здоровяки и любители долго поспать. И таки да я завидую вам. Чистой, незамутнённой искренней завистью человека, у которого хронический недосып переходит с стадию яркого и феерического бреда.

В те краткие и редкие промежутки, когда мне удавалось ухватить хоть немногим более пары-тройки часов сна, вырубающих организм нафиг, как только голова прикасалась к подушке, мне снились сны.

Ну, это я так думаю, что снились. Ничего же не помнила на утро, кроме каких-то неясных эмоциональных отголосков и смутного ощущения, что снилось что-то важное и интересное.

Как-то вспомнила, что была на приёме. Потом куда-то бежала и от кого-то пряталась. Это вообще был странный сон, на грани страшного, но меня успокаивало чувство какой-то незримой поддержки, почти уверенность в собственной безопасности. Потом ещё, вроде как была охота или просто скачки: вообще не помню, хоть убей!

Наутро осталось только удивительное чувство нежности к лошадям и ностальгия по тому времени, когда меня учили верховой езде. С удовольствием бы повторила снова этот опыт и даже научилась бы большему, но сейчас, увы, просто не потяну финансово.

Вообще, многие увлечения пришлось урезать или забросить именно из-за этого 'мало денег'. Но я не теряю надежды, что когда-нибудь всё устаканится и наладится. И вот тогда, я обязательно смогу исполнить, если не все, то уж большую часть своих мечтаний желаний обязательно.

Ещё в одном из снов я точно видела море! Не вспомнила бы и его, но слишком сильно в душу запало видение белых крыльев парусов, парящих в вышине над плавными обводами великолепного судна. Сразу вспомнилось, что с парусным спортом я тоже немного знакома: управлению яхтой класса 'Варьен' меня когда-то тоже учили. Правда, ещё в юности.

Вот так начнёшь вспоминать и ужаснёшься, сколько всего умела, оказывается. И сколько всего безвозвратно забыла. Кажется, что вряд ли уже когда-нибудь сможешь научиться этому вновь. Хотя с последним утверждением можно ещё и поспорить.

Жизнь — она штука совершенно непредсказуемая и длинная. И такая же непредсказуемая. Всё в ней может случиться, и ты никогда не узнаешь, почему же вышло так, а не иначе. И почему ТЕБЕ дали шанс, а у кого-то его безжалостно и безвозвратно отняли.

В снах же было ещё кое-что, что меня очень смущало. Неясной, неопределённой тенью сквозь эти незапоминающиеся сны, шло чьё-то присутствие. Волнующее, смутное, закрытое и совершенно размытое. Как и не было ничего. Но, что-то определённо было!

И так, путая сон и явь, продираясь сквозь дни и ночи, уже почти на автомате выполняя все необходимые домашние дела и уход за детьми, я и жила. Мечтая только о сне, но в глубине души, надеясь на настоящее, хотя бы маленькое, но Чудо!

Спасали книги: необходимость написания очередной проды, нетерпеливые просьбы-требования читателей поторопиться и писать ещё и ещё. Да и вообще сама радость Созидания и Творения.

Доходило до того, что я после особо удачного кусика в проде, ходила как пьяная с глупой широкой улыбкой на лице. Или летала в эйфории по квартире, исполняя обычные домашние дела, едва ли не поминутно подбегая к ноуту в ожидании очередных комментариев.

Хотя, такое состояние тоже долго не удерживалось: слишком уж оказывалось энергозатратным. И незваные слабость вкупе с апатией вновь занимали своё незаконное, но уже такое привычное место.

Анастас

Несколько дней ничего не происходило: ни хорошего, ни плохого. Вспомнить я так ничего и не вспомнил, но и мигрени меня больше не беспокоили. Не было даже ни одного 'приступа'. Это радовало, но и беспокоило почему-то тоже. Ведь, ничего не случается просто так и не исчезает без причины.

Значит, причина всё же была и, в одну из ночей, я получил этому яркое подтверждения.

Этой ночью мне приснилась женщина.

Мне показалось, что я видел её уже раньше. И место было мне совершенно не знакомо. Но я был здесь. Сон? Неужели это всё сон. Повторяющийся? Нет. Продолжающийся.

Внезапно, неудержимой волной нахлынули воспоминания о предыдущих снах-встречах. О том, что сначала я вообще принял её за мальчишку-подростка. Худенькая, в бриджах чуть ниже колена и вечно широких растянутых туниках с короткими рукавами. Они висели на ней балахоном до середины бедра, полностью скрадывая очертания фигуры. Грубоватые черты слегка измождённого лица и короткая тонкая косичка до середины лопаток. У нас так ходят мальчишки-прислужники, в этом нет ничего удивительного. Примелькалось уже. Даже довольно большие глаза неуловимого серо-голубого цвета с длинными ресницами, но с припухшими от усталости веками, не навели меня на нужную мысль. И лишь в одну из ночей, когда она одела фартук и стала перемывать гору оставленной на столе посуды, я с удивлением увидел в ней женщину.

Тонкая талия, широкие крутые бёдра, небольшая, но аккуратная грудь. Казавшиеся раньше тонкими губы вдруг оказались довольно полными и приятными на вид, когда она переставала их сосредоточенно поджимать. А перевитые странной короткой лентой волосы, собранные на затылке в неаккуратный пучок, открыли неожиданно изящную линию затылка и шеи.

Острые линии скул, являющиеся явным признаком общего истощения организма, придавали лицу, в нормальном состоянии овальной формы, несколько кукольную форму плавного треугольника, ещё больше подчёркивая выразительность удивительных глаз. Тонкие светлые брови, чуть великоватый нос и аккуратные ушки, забавно заострённые в верхней части, и делающие её похожей на проказливого эльфёныша, завершали общую гармоничную картину в целом весьма симпатичной женщины. Если бы она не была так... больна? Устала? Измождена? Я не мог подобрать нужного слова.

И ещё несколько раз я заставал её ночью за работой по дому. Сначала принял за служанку, но быстро понял свою ошибку. В небольшом доме, где она жила было всего несколько комнат и кроме неё и детей, слишком похожих внешне, чтобы быть чужими, там больше никого не было.

В доме явно чувствовалось отсутствие мужчины. Точнее мужских рук в хозяйстве: мелкие поломки, недостаток каких-то очевидно нужных вещей, отсутствие мужских вещей и предметов обихода. Вдова? Просто одинокая мать, но с двумя детьми, похожими друг на друга и на неё? Не знаю. Запутался...

Я часто видел её ночами и с интересом наблюдал, пытаясь угадать, почему она не спит. Когда она занималась уборкой или готовкой, можно было предположить, что с двумя маленькими детьми ей просто не управиться со всеми делами днём и потому она вынуждена часть их доделывать ночью. Кстати, никогда не видел, чтобы она стирала: просто клала грязное бельё в какой-то большой ящик, а спустя какое-то время доставала уже влажное и чистое.

Но, иногда она садилась перед большой чёрной книгой, положенной на бок и светящейся изнутри и долго читала появляющиеся там незнакомые символы. Или аккуратно стучала пальцами по маленьким чёрным квадратикам с изображением тех же символов, проявляя их на светлом фоне. Или просто танцевала, полностью отдаваясь движениям с мечтательным выражением лица, плавно скользя по свободному пространству комнаты или кухни. Что она делала? Почему не отдыхала перед новым трудным, полным забот днём? И так было видно, что она находится на грани. Грани выдержки, сил, возможностей.

Вторую часть головоломки я получил через неделю, когда после довольно бурно проведённой на балу ночи заснул только под утро и проспал большую часть дня. Я снова увидел её. Днём! Разве такое возможно? Видимо — да.

И ни намёка на того, пусть и усталого, но энергичного человека. Апатия, полный упадок сил, вялость движений и мыслей исходили от неё тяжёлой волной. Минимум дел, минимум движений и даже эмоции, казалось, тщательно приглушены, словно накрытые сверху тяжёлой пуховой периной. Почти через силу исполнение необходимых обязанностей по уходу за детьми и большая часть времени уделённая опять же той самой чёрной книге: безвольное тело лежащее на диване и опирающееся на большую подушку, остановившийся взгляд, застывшие черты лица.

Чёрт возьми! Да, что с ней такое?! Как будто совсем другой человек. Куда уходят её силы. Что с ней стряслось?

И, несмотря на такое состояние, всё равно же пытается уделять внимание детям: играет, кормит, обихаживает исправно в случае необходимости. Даже шутит, но слишком быстро устаёт. При таком состоянии вообще понять не могу, откуда у неё берётся энергия на всё это? Оживает только ближе к вечеру, да и то ненадолго. Может ночью станет лучше? Но этого я не уже увидел — проснулся.

Она не относилась к тому виду людей, что бодрствуют ночью, засыпая поздно и так же поздно просыпаясь, я просто чувствовал это. Да и не чувствовала бы она себя так плохо, поле ночных бдений. Всё же, что с ней такое? Или дело тут не только в образе жизни? Странно всё это, не мешало бы посоветоваться с Милтоном.

Ирина.

Дело медленно, но верно двигалось к весне. И пусть за окном безумствовал февраль: то скаля ледяные клыки снежной вьюги, то выдыхая сырую морось кратковременных дождей и густых молочных туманов. Но разум понимал, что перелом зимы уже минул, поэтому дальше будет продолжаться только ещё большее потепление и... осветление.

А сердце просто пело ожидания скорейшего прихода весны.

Такое состояние держалась всего насколько дней, а потом, видимо уставая, падало опять в, казалось бы, безвозвратные глубины депрессии, чтобы спустя какое-то время, вновь вознестись на вершину искрящейся эйфории, сдобренной кратким периодом трудового энтузиазма.

Я снова стала петь, танцевать — это возвращало мне подобие душевного равновесия, словно раскрывая на несколько мгновений мои прозрачные крылья за спиной. И даже становилось немного легче.

Но всё равно это не шло ни в какое сравнение с прежней огненной феерией стремительного танца: идеально выверенного слияния звука и движения, упоения самим фактом существования и радостью бытия.

Силы таяли всё быстрее, но хотя бы худеть так стремительно я перестала: что сказалось на этом, я и не знаю, если честно. Но результат меня вполне устраивал: не Скелетонушка уже угловатая, ну и ладно. А остальное поправим, подтянем чуток на тренировках и просто плюнем и будем себя любить такими, как мы есть.

Мутные, неясные сны продолжались. Возможности что-то с ними сделать или понять, тоже не представлялось: Лабрис снова не отвечал на мои настойчивые звонки и сообщения в инете. Вероятно, снова отправили в командировку за границу или же заслали в дальние дали нашей необъятной Родины.

А больше спросить было некого. Поэтому я просто постаралась на них забить и забыть, тем более, что имелись и более важные насущные дела. К примеру те, что сидели сейчас прямо передо мной, озорно поблёскивая глазенками и улыбаясь во весь рот.

— Так, дети мои, смотрим на маму внимательно: слушаем и запоминаем!

Я постучала черенком ложки по столу и, дождавшись пока внимание моих крох обратится в нужную сторону, продолжила:

— 'Когда я ем, я — глух и нем. А так же: быстр и дьявольски хитёр!' Понятно? — обернулась к младшей, — Мила, можешь пока не запоминать, ты ещё маленькая. Повторю тебе потом, ещё через годик другой. А ты, Лучик — взгляд в сторону старшей дочери, — бери на вооружение, пригодится! А теперь дружненько начинаем есть эту вкусную молочную рисовую кашу.

Анастас.

До Милтона я пока так и не добрался, его срочно отозвали по делам семьи в дальнее родовое поместье и испросив разрешения начальства, он укатил туда незамедлительно. В подробности случившегося он посвящать никого не стал, а у нас не принято было лезть в душу без спросу, для удовлетворения банального любопытства.

А так, как на задания отправляли только полностью укомплектованными триадами, то нам с Кларенсом тоже выпал небольшой незапланированный отпуск. Чем я поспешил воспользоваться, в тот же вечер покинув столицу и вернувшись в загородное поместья к нянюшке и окопавшемуся в тамошней лаборатории брату.

Захотелось просто побыть одному, разобраться в себе, в этих странных снах. Попробовать вычислить какую-то причину, закономерность, я не знаю! Сделать хоть что-нибудь. А что — непонятно.

В полном душевном раздрае я принял решение постараться увидеть как можно больше снов, если это хоть как-то зависит от меня. Узнать эту незнакомку получше: понаблюдать за ней, понять, запомнить до мельчайших деталей.

Зачем мне это потребовалось — я не знал. Просто было нужно. И всё.

И результат не заставил себя ждать, постепенно складывая общую картину из маленьких, но порой таких значимых мозаичных фрагментов.

Удивительная всё-таки музыка у неё играет. Я не могу понять, откуда? Неужели опять из этой самой книги? Странная вещь, наверняка магическая. Хотя, кроме неё и небольшой коробочки, прижав к уху которую, она явно разговаривала с кем-то, я вообще не видел магических вещей у неё в доме. И заклинаниями она не пользуется. Может, просто не умеет? Но как она тогда пользуется Книгой? Общедоступный артефакт? Тогда он должен стоить больших денег, а она совершенно не похожа на зажиточную горожанку. И уж тем более точно не аристократка. Пусть обстановка в доме у неё довольно добротна и местами даже уютна.

А вот петь она любит, хотя делает это не так часто, как и танцует. Однако если уж отдаётся любимому делу, то всей душой. И меня за душу берёт, когда вижу её плавно кружащуюся, медленно изгибающуюся в танце или наоборот стремительно двигающуюся, чудом лишь не задевая предметов окружающей обстановки. Или поёт, голосом выплетая кружева и вязи: однажды просто потрясла меня, спев песню на ДВА голоса! Как такое возможно без магии? Ничего не понимаю...

Это был единичный случай, больше мне такого слышать не довелось. Но больше она и не впадала в подобие лёгкого транса, когда казалось, что она вовсе и не здесь, или же здесь кто-то ещё, кроме неё. Будь у меня хоть капля магических сил, я бы смог увидеть, что это было. А так мне осталось лишь наблюдать, слушать и изумляться столь невиданному голосовому эффекту.

Когда-то мне рассказывали, что подобное возможно только при работе магов-менталистов с духами, путём соединения двух душ в одном теле. Или при откровениях богов, озвученных Оракулами. Тогда создаётся эффект одновременного наложения двух голосов друг на друга, порождающее ни на что непохожее звучание.

Кто она? Что же она такое: менталист, одержимая?

И, кстати, я ошибался. Её дом просто напичкан всяческими странными вещами с самыми необычными свойствами. Я бы мог предположить, что это проявления бытовой магии. Но, не понаслышке зная все последние разработки в различных областях, и имея брата, одной из основных специализаций которого как раз является бытовая магия, я мог с уверенностью сказать — эти вещи мне не знакомы. Как такое возможно? Неужели всё-таки другой мир?

В пользу этой гипотезы были и странная одежда и непривычный вид жилья. Да даже письменность и звуки речи — всё, решительно всё было странным и доселе мне незнакомым.

Глава 5.

Ирина.

Ничего нового не происходило. Всё, как всегда. Сплошная бытовуха. Я развернула фантик и закинула кубик жевательной резинки в рот. У меня такой целая коробка-ассорти. Эта попалась бананово-клубничная. М-м-м.. вкус голозадого детства! Хотя, всё же, наверное, юности. Впрочем, кому какое дело до этого? Не торопясь, развернула фантик с нарисованной на нём девочкой в окружении цветов и нот и прочитала очередную надпись: 'Любовь — это музыка в твоём сердце'. Я не сдержала ехидной улыбки и хмыкнула. Ну да, как же, конечно! Только, вот, песня тут у каждого своя. Кому-то только: 'Я свобо-о-оде-ен... словно птица в небесах...' надо. А кому-то и: 'За столом сидели, мужики и ели...' — лучше не придумаешь... Любо-о-овь — она такая, тудыть её растудыть, разная!

Анастас.

Сегодня, после очередного странного сна, я решил всё-таки встретиться с Милтоном и попробовать прояснить ситуацию. Неведение мучило меня и я хотел разобраться, что же такое вошло в мою жизнь после того достопамятного ритуала.

Поэтому, едва только проснувшись утром, я ему отправил по маг-почте записку, с предложением встретиться где-нибудь для приватного разговора. Я успел позавтракать и даже просмотреть несколько свежих газет, когда наконец-то пришёл ответ от моего друга. В котором он сообщал, что если дело срочное, то он будет рад видеть меня у себя дома, ибо покинуть его он пока не может, по причине важного и пока ещё незавершённого эксперимента. На это возражений у меня не нашлось, поэтому я немедленно отправился к нему.

Позднее утро солнечного зимнего дня было наполнено гомоном и суетой столичных будней. Имея дом в центре города в самом респектабельном районе, я был ограждён от шума и сутолоки, царящих в торговых и мастеровых кварталах, но даже здесь жизнь кипела ключом.

Неподалёку шумел разноголосьем выкриков и общего гомона, расположенный рядом с парком, рынок. Раздавались звуки ударов молота по наковальне со стороны кузнечного квартала. Над мостовой плыл соблазнительный аромат свежей выпечки и жаренного а углях мяса из в изобилии разбросанных то тут, то там ресторанчиков, булочных и кондитерских. Всюду смех, шумная толкучка, деловитая суета.

Видно было, что люди соскучились по ясной погоде и, пусть не греющему ещё, но такому, уже по-весеннему яркому, солнышку. Всю прошлую неделю погода была ветреной и снежной, у тут такой чудесный денёк случился. Вот и высыпал народ на улицы: и по делам и просто — побродить прогуляться.

Поймав наёмный экипаж, я назвал нужный адрес, откинулся на спинку сидения и развернул прихваченную с собой ежедневную газету. Неясное волнение одолевало меня, как будто я скоро узнаю что-то удивительное или страшное. Мысли и предположения изводили, нарушая душевное равновесие и приводя меня в несколько нервное состояние. И случайно прихваченная с собой из дома газета оказалась как нельзя кстати.

До дома Милтона, находящегося ближе к окраине города, я добрался довольно быстро. Расплатился с извозчиком и, поднявшись по трём довольно истёршимся ступенькам, постучал по медной ярко начищенной пластине дверным молотком.

Вид важного пожилого дворецкого, чинно открывшего мне дверь и принявшего верхнюю одежду, вызвал улыбку. Семейство дир Нарисов не было родовитыми наследными дворянами, как явно было видно из приставки к фамилии, но являясь потомственными магами, дела которых процветали, могли позволить себе весьма достойный образ жизни. Крупное загородное поместье с довольно обширными землями, не особо большой, но добротный и уютный дом в столице, личная лаборатория в нём же, важный дворецкий и сервиз столового серебра — были неотъемлемыми их атрибутами.

Едва я успел раздеться, а дворецкий удалиться с вещами, как откуда-то из глубин дома до меня долетел радостный крик:

— Анастас, дружище, проходи в кабинет! Я скоро приду. Мне нужно тут ещё кое-что закончить. — Почему-то он всегда называл меня полным именем, избегая каких-либо сокращений.

Давно привыкший к увлечённости и непосредственности своего друга, я лишь усмехнулся и прошёл в знакомый мне кабинет. Пройдя внутрь, обвёл взглядом привычную мне обстановку в чисто мужском стиле. Тёмные дубовые панели на стенах, в тон им массивная деревянная мебель, лишённая излишних украшений и завитушек, но оттого не менее дорогая и изысканная.

Большой письменный стол, пара стульев напротив него, стеллажи с книгами вдоль стен, два кресла и небольшой столик между ними — напротив камина. Кованная, но достаточно изящная люстра на потолке и несколько бра в том же стиле развешены по стенам, перекликаясь прихотливым узором с каминной решёткой.

Пара высоких окон, с обрамляющими их плотными портьерами, дают достаточно света, чтобы днём обходится без дополнительных источников освещения.

Одним словом, практически стандартная обстановка мужского рабочего кабинета.

Присев в кресло у горящего камина, я задумался о своём друге. Милтон чем-то очень напоминал мне младшего брата: тоже маг, исследователь, увлечённый фанатик своего дела и совершенно отличный парень! Может поэтому мы с Милоном смогли так быстро сработаться и помимо деловых отношений ещё и крепко сдружиться.

Маг не заставил себя долго ждать и вскоре я уже мог лицезреть его слегка встрепанную шевелюру, лихорадочно блестящие глаза и общий небрежный внешний вид. Друг явно был чем-то очень сильно увлечён, а в такие моменты он полностью погружался в работу, иногда напоминая мне: то ли безумного учёного, то ли рассеянного мечтателя, а то ли ярого трудоголика.

Но это лишь в свободное время. Стоило нам взяться за очередное задание, как более чёткого, собранного и вдумчивого специалиста своего дела надо было ещё поискать.

Упав в соседнее кресло, Милтон с блаженной улыбкой вытянул ноги вперёд и откинул голову на подголовник, практически растекаясь в кресле. На лице его играло самое умиротворённое выражение, как у человека только что сделавшего трудную работу. И сделавшего её хорошо.

Подавив смешок, я лишь улыбнулся краешком рта и дежурно поинтересовался:

— Как там твой эксперимент?

Дежурно — потому, что друг терпеть не мог рассказывать о своих работах и изысканиях до того, как достигнет нужного ему результата. Или не достигнет. Тогда тем более не о чем было бы говорить.

Но внимание к любимому делу от посторонних и особенно друзей — любому человеку приятно. А мне было не сложно выразить свою действительно искреннюю заинтересованность в его разработках. Тем более, вдруг он уже закончил и я первым смогу узнать, чего нового он смог учудить на этот раз?

— Да, почти закончил уже! Скоро похвастаюсь. Но ты, ведь, не за этим пришёл, да? — он хитро скосил на меня взгляд и ухмыльнулся. — Рассказывай уже, что там у тебя получилось со снами? Мне самому любопытно уже стало. Иначе ни за что бы не прервался на этом этапе исследований.

У меня от удивления поползли наверх брови.

— С чего ты взял, что я пришёл именно по поводу снов? Может я...

— Ой, да ладно! Я тебя умоляю... — перебил он меня и уселся в кресле поудобнее, уже открыто глядя мне в лицо и многозначительно улыбаясь. — Слишком взволнованный тон записки выдал тебя с головой своей нарочитой небрежностью. К тому же, после получения ответа ты примчался сюда в кратчайшие сроки, даже не задержавшись, чтобы неспешно прогуляться пешком в такой замечательный денёк. Значит, предмет разговора для тебя значим и волнителен. А я не припомню в твоей жизни, за последнее время ничего волнительного и странного, кроме нашей с тобой идиотской выходки и последствий, что она повлекла за собой.

В ответ на это я мог лишь покаянно склонить голову, признавая его правоту. На что маг ответил удовлетворённой улыбкой, 'игрой' бровями и чуть ехидным дополнением:

— А последнее, с чем ты ко мне приходил — были головные боли и смутные сны. Как я вижу, выяснилось что-то интересное. Выкладывай, давай!

После такого чёткого анализа моих действий мне не оставалось ничего иного, как честно и откровенно, а так же максимально подробно, поведать о своих продолжающихся снах. Снах, на диво реальных, детальных и последовательных. И о незнакомке, являющейся центом, смыслом и, похоже, причиной этих снов.

Спустя полчаса рассказов, от моей скованности и неловкости не осталось и следа. Наоборот, я еле сдерживал себя, чтобы не вскочить на ноги и не начать ходить по кабинету взад-вперёд, продолжая разговор. Усилием воли я всё же удержал себя на месте.

— Представляешь, у неё солонка с перечницей в форме пузатых боровичков, а фарфоровая маслёнка и корзиночка для печенья в форме корзинки с грибами. Праздничные тарелки — стеклянные прозрачные кленовые зелёные листья и жёлто-коричневые ясеневые лодочки. Так неожиданно мило и трогательно. Я уже понял, что она считает себя грубой и резкой, но эта мелкая деталь... Она выдаёт её с головой, заявляя всему миру о том, что где-то в глубине души это всё та же маленькая девочка, верящая в чудеса и очень-очень мечтающая побывать на пиру у фей.

К слову о феях, они тоже есть: картинки на двери, шкафах, статуэтка на полочке, заводная музыкальная кукла с крылышками, сидящая на шкафу. Милые красивые девочки, с изумительными крылышками и счастливыми живыми лицами. Они словно застыли во времени — очень качественное изображение. И, вот скажи мне, Милтон, какие ещё нужны доказательства отчаянной жажды чудес?

— Хмм... всё это весьма занятно и интересно. Но только я не вижу таких уж серьёзных причин для беспокойства, — он снова словно читал мои сокровенные мысли и душу. — Случилось что-то ещё? Связанное с ней.

Мог бы и не уточнять.

Я глубоко вздохнул, налил себе из графина, стоящего на низеньком столике между креслами, вина и сделал неторопливый глоток. Затем ещё один. Словно желая протянуть время и отсрочить неизбежное. Хотя, чего именно я боялся, я и сам бы не смог себе внятно объяснить. Возможно, меня страшила возможность услышать неутешительный вердикт, подтверждающий мои собственные худшие опасения.

Друг терпеливо ждал, не поторапливая и давая мне время спокойно собраться с мыслями. Он тоже налил себе вина в бокал и теперь крутил его в руках, изредка пригубливая, но больше любуясь игрой света на гранях хрусталя, нежели его благородным содержимым.

Было очевидно, что он намеревается сохранить ясную голову, впрочем, как и я. Поэтому, допив вино, я отставил пустой бокал на столешницу и откинулся на спинку кресла. Прикрыл глаза, чтобы более полно сосредоточиться на своих воспоминаниях и ощущениях.

— Понимаешь, Милтон, есть тут кое-что, заставляющее меня беспокоиться. Ты меня знаешь, я к ложной панике не склонен, как и к скоропалительным выводам. Но тут... В общем, суди сам.

И, как мог, посвятил его в суть проблемы.

Спустя ещё некоторое время, в течение которого я перечислят другу все тревожные симптомы и свои наблюдения, в кабинете повисла задумчивая тишина.

За оком слышались счастливые взвизги резвящейся в снегу соседской малышни, а мы молчали, погружённые каждый в свои мысли. Я ждал вердикта профессионала, а он, видимо, сопоставлял все данные и делал выводы.

— Говоришь, днём засыпает, ночью умеренно бодрствует, истощена, одинока, проявляет странные способности и ощутимо излучает чувство тяжести и давления. Я всё правильно перечислил? — маг в задумчивости постукивал длинными тонкими пальцами по подлокотнику кресла.

— Совершенно верно. Разве что добавить, что негатив идёт не от неё, а как бы довлеет над ней, понимаешь? Словно стороннее вмешательство. Причём, учитывая его интенсивность, я вообще поражаюсь, как она до сих пор находит в себе силы не только жить, но ещё и смеяться, строя планы и надеясь на лучшее.

— А оно постороннее и есть, — припечатал уверенно друг.

Впрочем, я не особо удивился, уже ожидая чего-то в этом роде.

— Что ты имеешь в виду? Поясни, пожалуйста, — подробности лишними не бывают.

— Судя по симптомам, напрашивается вывод, что кто-то её активно жрёт. Энергетическую её составляющую, я имею в виду.

Я содрогнулся, представив себе подобную перспективу.

— Кто? Можно ли это как-то узнать? — может, получится что-то сделать? Как-то облегчить её состояние.

— Да, кто угодно: от простого энергетического вампира в человеческом воплощении, до какой-нибудь... — он неопределённо взмахнул рукой — твари иного порядка.

— Что-нибудь можно сделать, как-то помочь? — крепко сжав зубы, я с волнением ожидая ответа.

— От чего ж нельзя? Можно. Только здесь дело не простое. Судя по тому, что ты рассказал — вы действительно находитесь в разных мирах. И могу предположить, что она родом из немагического мира.

— Немагического? Как такое возможно?! — подобная информация просто не укладывалась у меня в голове. Жить в мире, где нет магии — это... это же просто невозможно!

— Элементарно, друг мой, — Милтон улыбнулся, явно подражая кому-то интонацией. — Тебе простительно этого не знать, но последние исследования в направлении паутины сопредельных миров дали основания полагать, что есть миры, практически начисто лишённые магии. Почему такое стало возможным — неизвестно. Ясно лишь, что поле планеты лишено магического слоя, а в обитателях мира остались лишь крохи, как правило, неразвитых способностей, да и то не у всех. Почему магия ушла из тех миров и связано ли это с приоритетным выбором технического развития, или же технологический путь — это следствие исчезновения магических источников, не представляется пока возможным узнать. Вывод один — наша магия может там тоже не сработать.

— Но как же... — я остановился, не зная, что возразить на это. Какая-то мысль упорно крутилась в голове, намекая на то, что путь есть, но я никак не мог ухватить её за хвост и связно облечь в словесную форму.

— М-м-м? — друг с интересом следил за моими потугами и терпеливо ждал, не перебивая.

— Давай рассуждать логически, — я устало потёр виски, в надежде, что это поможет мне лучше сосредоточиться. — Если там есть какие-то энергетические... хмм... жруны, значит или в некоторых людях действительно присутствуют уже развитые способности. Или же магического остатка в мире всё же достаточно для того, чтобы различные сущности иных планов могли безбоязненно в него проникать. Я прав?

— Предположим, — кивнул маг и ободряюще улыбнувшись, почесал кончик носа — И что дальше?

— Дальше... — я нервно взъерошил волосы, составляю последующую логическую цепочку. — Судя по её состоянию и внешнему виду — негативное воздействие ведётся довольно давно, но при этом она пока ещё умудряется не только, хоть как-то сопротивляться, но и периодически накапливать силы. Пусть понемногу, пусть циклично, но ей это удаётся, я сам был тому свидетелем. Хотя вообще не понимаю, как она это делает. Но может же! Значит и сама, пусть неосознанно, но использует свой Дар? А если использует, значит он есть и у неё?

Некоторая сумбурность мыслей вызвала мимолётное раздражение, но оно тут же ушло, вытесненное волнением в ожидании ответа специалиста. И он меня не разочаровал.

— С наличием у неё Дара, я согласен. Но скажи мне, мой друг, ты уверен, что она использует его неосознанно?

— Поясни, — от стрельнувшей в голову догадки я не смог больше сидеть в кресле и встал, расхаживая вдоль камина и пытаясь совладать с собой. Я вообще не понимаю, почему обсуждение этой женщины стало для меня столь волнительно: и не важно, говорим мы о ней, о её мире или об её нешуточных проблемах.

— Прежде чем я подробно объясню тебе свою теорию, ответь мне, пожалуйста, ещё на один вопрос. Какое время года сейчас в её мире?

Я на минуту задумался и уверенно выдал:

— Зима. Середина или конец зимы, если быть точным. Думаю, примерно, начало февраля.

— Точно? На чём основывается твоя уверенность? — Милтон приподнял одну бровь, с лёгкой иронией наблюдая за моими метаниями.

— На банальной логике. Время суток у нас совпадает, периоды биологического бодрствования и сна — тоже. Логично будет предположить, что и время года в наших мирах идентично. Тем более, что я видел у неё на вешалке тёплое пальто и шапки, а на странном настенном календаре было помечено начало месячного цикла.

— Вполне допустимо. Примем это за рабочую версию. Тогда моё предположение становится всё более похожим на правду, — он недовольно поморщился и резко прикрикнул: — Анастас, присядь уже! Надоел тут мельтешить, думать мешаешь. Где твоё хвалёное хладнокровие? Совсем на себя не похож.

В раздражении передёрнув плечами, я всё же последовал его совету и опустился в кресло, ожидая дальнейшего пояснения.

— Итак, — продолжил маг, — объясняю коротко и на пальцах. При наличии у разумного существа магического Дара, его энергетический резерв нуждается в постоянном пополнении, независимо от того, практикует ли магическое искусство разумный или нет. Просто иногда у даровитых и неинициированных случаются спонтанные всплески Дара, воздействующие на окружающую действительность и вызывающие разные события вокруг такого одарённого. Это может быть всё, что угодно: от счастливых случайностей и странных событий, до настоящих маленьких чудес, в зависимости от уровня одарённости и осознания своих способностей. Умение, хоть небольшое, пользоваться собственными силами — тоже влияет на уровень внешнего воздействия.

Таких людей даже далёкому от магии человеку довольно просто заметить и выделить из толпы. Ощущение, исходящее от них, ни с чем не спутаешь, различается оно лишь по полярности сил, присущих разумным. В данном случае — расе людей. От человека тёмной направленности зачастую исходит ощущение властности, неизбежности или тяжести. Иногда бывает так же ощущение неприятия, инородности и злобы. Последнее — это уже от энергетически грязных 'людей', не брезгующих в достижении своих целей любыми средствами.

Носители же светлого дара зачастую поражают окружающих своей 'солнечностью', теплом, уютом, исходящим от человека или его жилища. Причём, совершенно не важно, что сам человек может быть неуравновешен и переменчив, а его дом будет далёк от идеального — важно само ощущение. К таким людям тянутся другие, ищут тепла, участия, делятся своими проблемами и горестями и, как правило, почти всегда получают поддержку и помощь.

Но, если тёмные могут получать энергию: путём энергетического вампиризма, специальных дыхательных упражнений и использования определённого рода ритуалов. То светлым одарённым из перечисленного доступны лишь: медитации с использованием правильного дыхания или создание у окружающих приятных светлых эмоций и их последующее поглощение — аналог, кстати, энергетического вампиризма, только совершенно безобидный для окружающих. Ещё одна возможность — это восполнение резерва с помощью природной энергетики окружающей среды: деревьев, рек, ветра, дождя и тому подобного.

В условиях же, в которых оказалась твоя незнакомка, неудивительно, что варианты пополнения резерва у неё крайне ограничены: нерегулярная и нечастая возможность общения со знакомыми доброжелательно настроенными людьми; энергетически скудное время года — ибо природа сейчас спит и сама копит силы к весне. Плюс к тому, отсутствие времени и возможности для плодотворных медитативных практик и как закономерный итог — попытка добрать недостающее путём творчества или... высшей помощи.

На последней фразе Милтон запнулся, но, тут же, тряхнул головой, словно отгоняя крамольные мысли и рассеянно улыбнулся.

— Нет, это вряд ли. Практически исключено. Не думаю, что она могла бы решиться. Да и возможностей... нет.

Мне показалось, что последнее слово он произнёс с еле уловимой вопросительной интонацией и я не преминул тут же уточнить:

— О чём ты?

— Не важно, — он снова принял расслабленную позу, руки замерли на подлокотниках кресла, — слушай дальше.

Я недовольно нахмурился, но всё же смолчал, не желая сбивать его с мысли и прерывать стройный и до сих пор понятный рассказ. Однако, мысленно сделал себе заметку вытрясти из этого упрямца ВСЮ правду.

— Итак, песни, танцы, странные телодвижения, творческие порывы — это то, что помогает твоей таинственной незнакомке хоть немного пополнять неустанно опустошающийся резерв. Почему это происходит ночью? Возможно потому, что именно ночью влияние извне несколько ослабевает и появляется возможность хоть что-то предпринять для своего спасения. И именно этот выбор времени суток наводит меня на мысль, что мы имеем дело именно с человеком со склонностью к энергетическому вампиризму. Именно поэтому, когда он спит, влияние на отток энергии у женщины ослабевает и она успевает хоть как-то поправить положение, повышая тем самым свои шансы на выживание.

Но этого всё равно мало. На физическом уровне её потери могут выражаться не только общим истощением организма, но и рецидивом недавно перенесённых заболеваний или обострением хронических. Лечить-то её лечат, но это всё без толку. Лишняя трата времени, сил и средств. Устранят нужно именно первопричину: перекрывать постороннее воздействие, латать повреждённую ауру и активно накапливать недостающую организму энергию.

— Мы можем чем-то помочь? — после всего услышанного меня продрал нервный озноб, как только я представил, что однажды эти мои сны могут прекратиться и я пойму, что всё! Она не справилась. Не смогла. И я никогда её больше не увижу.

Хотя, что мне за дело до этой незнакомки из другого мира, с которой я даже не разговаривал и которая совсем ничего не значит в моей жизни? Не было и не будет, какая разница? На последней мысли сердце болезненно сжалось и я решительно прервал размышления, вернувшись в реальность и с нетерпением ожидая ответа от задумчиво постукивающего по подлокотнику мага.

— Отчего бы и нет? Можно попробовать, хуже уже точно не будет. Для начала, нужно перекрыть канал оттока энергии. Так сказать, обрубить хвосты вампиру,— на губы его скользнула озорная мальчишеская улыбка. — Заодно и проведём эксперимент по возможности работы наших артефактов в условиях технического безмагического мира. Может, я потом на этом даже учёную степень защитить смогу! — мечтательно закатил глаза и стремительно встал. — Подожди меня здесь, скоро вернусь.

И уже от двери до меня донеслось задумчивое:

— Феечек, говоришь, любит...

Час спустя я уходил от него, унося в кармане небольшой свёрток. Слова напутствия детально врезались в память:

— Попробуй передать это ей во сне. Это сложно, почти невозможно. Но, полагаю, если у кого и есть шанс провернуть подобное, так это у тебя. И только из-за вашей связи. Когда будешь ложиться, крепко зажми подвеску в кулаке и, как только осознаешь себя в её мире, представь, что вещь, сжимаемая в твоём мире у тебя в руке, существует и здесь. Положи где-нибудь рядом с ней. Если найдёт и сможет носить, тогда есть шанс, что это поможет. Главное, чтобы никто, кроме неё первым не дотронулся до амулета.

Возможность оказать реальную помощь, вселяла надежду в благополучный исход этой маленькой авантюры. А на губах сама по себе расплывалась широкая довольная улыбка.

Скорее бы ночь. Надеюсь, сегодня смогу увидеть её опять.

Глава 6.

Ирина.

Дни слились в одну мутную, непрерывную полосу полуяви полубреда, периодически прерываемую чуть более чёткими моментами реальности повседневных дел. А затем снова апатичное существование, наполненное лишь чтением ярких историй чужих жизней, сна урывками, вялого копошения и полного душевного и телесного дискомфорта. К счастью, это не могло продолжаться бесконечно долго и однажды я, отправив старшую дочку к отцу на выходные, наконец-то выспалась, встала уже во второй половине дня и пришла в себя. Маленькая хоть и капризничала из-за первого прорезавшегося зуба и связанного с этим недомогания, но вполне могла посидеть и вполне самостоятельно поиграть, давая мне возможность заняться домашними делами. Посадив мелкую на раскрытый диван и обложив её подушками, высыпала в центр этого импровизированного манежа кучу разнообразных игрух-погремух и начала неторопливое кружение по квартире, то тут, то там замечая мелкие беспорядки и крупные бардачные развалы.

Честно сказать, не люблю убираться последовательно: сначала одна комната полностью, потом другая. Меня вечно что-то сбивает с мысли и темпа. И гораздо проще и эффективнее выходит просто хаотичное передвижение по всей площади квартиры с постепенным приведением в порядок отдельных мест-столов-углов.

За ночь успела проделать просто колоссальную работу, особенно учитывая, что дочка то и дело просыпалась и капризничала. Приходилось прерываться и уделять ей внимание: кормить, менять памперс и снова укладывать. В одну из побудок она даже решила, что хочет поиграть, хмм... почему бы и нет? Полпервого ночи для игр — самое то! Философски пожала плечами, снова покормила-подмыла-переодела, дала в руки пластмассовый молоток и понесла на кухню.

— Значит так, ты сиди на стульчике и стучи, а я пока чаю выпью. С бутербро-о-одиком.

Очень душевно, надо сказать, провели время. Ну и что, что я раз пятнадцать нагибалась доставать улетевший в очередной раз молоток из различных труднодоступных мест, главное — что дитё довольно!

Сытая и почти счастливая, я решила немного отдохнуть и совместить полезное с приятным, так сказать. Поставила на ноуте последнюю серию одного из любимейших фильмов по роману Джейн Остин, уютненько устроилась на диване, взяв дочу на руки, открывая ей доступ к груди, и почти на час выпала из реальности, сопереживая героям романа 'Разум и чувства'. 'Гордость и предубеждение' я смотрела вчера. Мр-р-р... как же эти фильмы мне нравятся.

Кино досмотрела, ребёнка спать уложила, оставшаяся же часть ночи прошла за глобальными разборками, намываниями практически всех попадающихся в поле зрения поверхностей, стиркой, развешиванием чистого белья и даже собственным купанием.

Иногда меня что-то, как будто, вштыривало. В голове начинали формироваться ситуации и диалоги одной из моих пишущихся книг, и тогда я бросала всё и неслась к ноуту, записать появившуюся мысль, пока она не убежала. Заканчивалось, как правило, после того, как было написано не менее листа свеже-навеянной проды.

В очередной раз, уже ранним утром покормив ребёнка и дописав очередной неотложный кусь, я счастливая свалилась на кровать, с наслаждением вдыхая свежий запах чисто постельного белья. Поворочавшись немного, забылась беспокойным сном. Видимо, даже в мыслях и снах всё никак не могла остановиться: хотелось куда-то бежать, что-то делать.

Мир сказал мне доброе утро спустя ровно час!

И радости моей не было предела, ни эквивалента, ни чёткого выражения.

Ну, раз утро — значит утро, погнали, что ли?

После утренних мероприятий, завтрака и кормления младшего карапузика овсяной кашей, просто рухнула поперёк дивана в расслабленной позе дохлой морской звезды. Сытая доча, что-то гукая себе под нос, активно пилила проклюнувшимися уже нижними зубками, резиновые кусалки.

— Аы-ы-ы-ы-ы.... — широко зевнула я от всей души. Сил, деликатно прикрыть рот рукой в себе не нашла и плюнула на это с высокой колокольни. Всё равно красоваться не перед кем, а я опять слишком устала, чтобы ещё и рефлексовать по поводу своего вопиющего бескультурия.

— Ёлки-иголки, как же я хочу спа-а-а-ать... Чёта мне сегодня часа сна оказалось мало. С чего бы это? — позубоскалила сама над собой и повернула голову к играющей рядом дочке. — Ну, что, Милок, и ты считаешь, что маме должно было хватить этого времени на исцеляющий и восполняющий силы сон?

Малышка что-то радостно гукнула, отбросила в сторону активно трясомую в ручках погремуху и бодро поползла в мою сторону.

— Ну, вот, армия Тьмы на подходе... — застонав, сделала неубедительную попытку отползти с пути следования неумолимо приближающейся дочери, но снова была побеждена усталостью и наваливающейся апатией. — А, ну его нафиг. Солнце, я вся твоя! Только, пожалуйста, не прыгай по мне очень сильно, лады? И за волосы не дёргай... Аууууч!!! Ну, я же просила. — С тяжким вздохом постаралась максимально аккуратно отцепить от своей, и так уже значительно поредевшей шевелюры, цепкие детские пальчики — В следующий раз составим письменный договор.

Только что радостно улыбающаяся во все свои почти два зуба доча, вдруг вздрогнула, скатилась с меня и зашлась в капризном плаче.

— Ох, уж мне эти детки...ох уж мне эти зубки... — страдальчески покряхтывая, ползком-ползком приняла полу сидячее положение и взяла малышку на руки.

— Ну, что, ещё покушать и спать?

Получив доступ к груди, Мила жадно к ней припала, почти сразу же закрывая глаза. Спустя каких-то пару минут, она уже тихо-мирно посапывала у меня на руках.

— Вот и ладненько, вот и хорошо... — уложив дочку в кроватку, сцедила очередной зевок в кулак и окинула взглядом комнату. — Чёрт! Да, неужели ж я, наконец-то всё сделала? Кхм... ну, или почти всё, самое основное, так сказать. Значит тоже быренько баиньки, пока одна маська спит, а старшинку ваш папа ещё не привез от бабушки. — Бодрой походкой зомбика потрюхала к дивану. — Подуууушечка.

Хмм.. и когда у меня появилась эта причина разговаривать самой с собой? После первых родов или после вторых? Не помню. Наверное, тогда, когда я стала слишком редко видеть людей, с которыми хочется поговорить. Не важно! Ыыыыыы... Спать-спать-спать-спать!!!

День прошёл, в общем, неплохо. Особенно, по сравнению с предыдущими. Днём я успела урвать ещё несколько часиков сна, пока спала маленькая, поэтому к моменту возвращения старшей дочери, была вполне себе отдохнувшей и довольно весёлой. Вечер с детьми пришёл тоже замечательно. Посмотрели на ноуте фильм-сказку 'Варвара краса — длинная коса'. Точнее, начали смотреть. Дёвчонки ещё маленькие, полностью такой фильм осилить ещё не могут, но начало им понравилось. И мне очень понравилось сидеть всем вместе рядком: я в середине, а по бокам мои звёздочки притулились, как цыплятки у мамы-курицы под крылом.

Спать легли рано, как ни странно, я даже до утра не сидела. И пусть младшенькая, мучимая прорезающимися зубками, несколько раз за ночь поднимала меня, требуя внимания и ласки, раздражения это не вызвало. Да и выспаться совершенно не помешало.

Утром, рядом с подушкой я обнаружила маленькое чудо: небольшую, но изящную металлическую подвеску в форме танцующей феечки.

Анастас.

Чего мне стоило пронести сквозь сон материальный предмет — даже вспоминать не хочется! При одной мысли о повторении подобного, прямо нервная дрожь продирает. Полное напряжение всех душевных, эмоциональных и даже физических сил.

Но я, всё-таки, сделал это! И успел вовремя. По какой-то странной закономерности, я могу приходить в её мир только, когда она бодрствует. Стоит ей лечь в постель и заснуть, как меня тоже выкидывает обратно. Так происходило всегда.

Поэтому, едва придя к ней и увидев, что она уже ложится спать, причём, намного раньше обычного, я сначала слегка запаниковал. Волновался, что не успею передать нужную ей вещь. Но потом, всё же, взял себя в руки и приступил к материализации захваченного с собой обережного украшения.

Я еле успел воплотить предмет в этом мире и положить его рядом с её подушкой, как меня выкинуло обратно. Неимоверно усталого, но довольного собой, как никогда!

Тянутся дни, единым броском проносятся ночи. Как ни странно на работе сейчас затишье: лишь тренировки, да бумажная волокита, время от времени. Поэтому ничто не мешает мне сосредоточиться на более приятных делах.

Например, на моих странных снах-не-снах.

Но теперь они, к сожалению, приходят не каждую ночь. А может быть и к счастью, так и свихнуться недолго на грёзах непонятных да странных мыслях.

Прошёл уже почти месяц с тех пор, как я оставил в подарок странной женщине кулончик в виде танцующей феечки. Не знаю, что именно там намудрил с ним Милтон, но судя по всему, артефакт прекрасно выполняет свои функции.

За это время хозяйка кулона заметно похорошела. Набрала в весе и перестала, наконец, походить на измождённого мальчишку и усталую старуху в одном флаконе. Сейчас это была вполне молодая женщина с искренней улыбкой на губах и явно повеселевшими глазами.

С лица наконец-то ушло выражение усталой обречённости и страха, сменившись спокойной уверенностью. А иногда — проказливыми гримасками, за которые её хотелось назвать хитрющей девчонкой и от души накормить сладким.

Побочным эффектом её улучшающегося самочувствия было то, что встречи наши стали реже и короче, потому как ночами она теперь бодрствовала не так часто, да и ложиться спать старалась теперь раньше.

Так что, как бы я ни был рад наметившимся положительным подвижкам, но именно этот аспект наших 'встреч' начал меня заметно нервировать. А, вдруг, она совсем прекратит бдеть ночами? Это значит, что я её больше совсем не увижу? Или придётся самому переходить на ночной образ жизни, чтобы спать днём?

Ну, уж нет! Я не согласен с такой постановкой вопроса. Не то, чтобы это было мне жизненно необходимо... Но, почему-то, очень важно уже.

Важно видеть её, наблюдать за жизнью, любоваться. Она начала мне нравиться? Странно, ведь не красавица, и вовсе даже не в моём вкусе. Меня всегда тянуло к молодым, красивым, эффектным женщинам. А на такую, у себя в городе, я бы и не взглянул второй раз, случись нам пройти мимо друг друга в толпе.

Хотя, кто знает? Было что-то в её глазах, какое-то особое выражение, которое заставляло задерживать не ней взгляд, а искренняя улыбка и явно ощущающееся обаяние, почти сразу же заставляли забыть о недостатках внешности и просто наслаждаться её обществом. Точнее, своим незримым присутствием рядом.

Несколько раз замечал у не дома постороннего мужчину. Ночью! Правда одного и того же. Да, и близких отношений между ними я, если честно, не заметил. Даже не особо друзья. Странно это всё это смотрелось, но злило просто неимоверно!

Так она скоро дохорошеет до того, что у неё кто-то постоянный появится. И почему эта мысль была мне столь неприятна, не берусь сказать. Однако, её очевидно одинокое и, практически даже, монашеское поведение меня более чем устраивало.

И это при наличии уже двух детей. Странно. Впрочем, учитывая её недавние проблемы со здоровьем, это как раз таки было легко объяснимо.

Но сейчас-то всё стремительно менялось! А мне тут чужие мужики у неё в доме совершенно не нужны.

Значит надо принять меры. А вот какие, пока не очень-то и ясно. Может, попробовать каким-то образом встретиться во сне осознанно? Чтобы пообщаться, поговорить, познакомиться, наконец!

Только вот осуществимо ли это? Надо потрясти Милтона на предмет реализации этой задумки.

И ещё один вопрос разжигал моё любопытство: а видит ли она во сне меня? Я же тоже порой не сплю ночами, находясь на светских приёмах, с друзьями в кабаке, а то и вовсе на задании. Хотя, последними нас, за эти два месяца, особо не баловали. Даже странно немного. Впервые такое глобальное затишье на службе.

Может, грядёт какая-то глобальная заморочка? Скоро узнаем. А пока — пора к Милтону за ответами!

Ирина.

Устала я... устала-устала-устала. Что-то опять идёт не так. Просто преследует ощущение, что я делаю что-то не то в плане воспитания детей. Похоже, я вообще всё неправильно делаю! Спокойно... Вдох-выдох, панику прочь! Пойду лучше почитаю книгу, которую мне недавно вернула сестра. Из серии 'Родительская библиотека'. Похоже, время пришло.

Подойдя к книжной полке, взяла с неё тонкую книгу в мягкой обложке невыразительного болотного цвета, зато с интригующим названием: 'Чего не стоит делать родителям, но что они всё равно делают' за авторством Марины Анатольевны Зажигиной.

Замечательная, между прочим, вещь! И наш, не забугорный, автор. Когда-то давно, ещё года три назад я её читала и даже пыталась запомнить. Очень уж понравилась. Как показала практика, прочтение помогло лишь тем, что я смогла чётко различать свои ошибки: где и когда накосячила и в чём именно была не права. А, вот, что с этим делать и как поступить иначе, чтобы не повлечь за собой негативных поведенческих реакций детей, переходящих в скрытые комплексы, в памяти не отпечаталось. Увы.

И тут на глаза попалась одолженная тётушкой Людой книга Павла Павловича Глобы 'О чём молчит Луна?' с описанием лунных дней рождения. Глянуть что ли? Она давно мне рекомендовала просветиться. Глядишь, и приобщусь к какой-нибудь вселенской мудрости.

Взяв обе книжки с собой, пошла на кухню и засела за изучение. Ночь на дворе, самое время заняться саморазвитием, пока детки мирно спят.

Сначала открыла про лунные дни. Там читать меньше. Всёго-то и собиралась просмотреть поподробнее, в какой я там самый дурацкий день лунного месяца родилась? Это, кстати, я не просто так ругаюсь. Он действительно самый дурацкий! Меня, в своё время тётя именно так от упрёков матери и спасла, мол: 'Она не раздолбай по жизни, просто ей с лунным днём рождения не повезло. Бывает.' И мама, как ни странно прониклась и стала ко мне снисходительнее в суждениях. Иногда.

Итак, где он там мой родной двадцать девятый лунный с подробностями? Ага, вот. Читаем:

'ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ

Символ — гидра, спрут.

Один из самых опасных и страшных сатанинских дней. Время воплощения Люцифера и Майи (космической иллюзии). День, когда над людьми сгущается астральный туман, и любые сны,

любые пророчества будут обманчивыми и ложными. День разгула бесов. Приходятся на дни Гекаты — темные дни, когда Луны не видно. В этот день необходима ответственность и устроение надежной защиты от сатанизма, противостояние ему. Нужно соблюдать пост, воздержание, практиковать смирение и покаяние, целительство. Нельзя делать ничего нового (даже планировать), кроме самых необходимых бытовых и житейских дел. Лучше всего заниматься домом и хозяйством.

Следует обрубать фальшивые связи, гнать прочь назойливых людей и назойливые мысли, проводить очистку организма. Перед сном полезно провести очищение водой, подержать в очень холодной воде ноги. Рекомендуется жечь лампады и свечи, окуривать помещения багульником. Мутные воды, темноту и темные помещения надо избегать.

Нельзя носить изделия из кости и рога.

Пища должна состоять главным образом выпеченных изделий — пирогов, блинов и т.д. Их важно печь в доме. 'Когда люди пекут хлеб — дэвы убегают в горы' — гласит индийская пословица, которая, как нельзя лучше подходит к этому дню.

Плохой знак — слышать вопли, призыв трубы. Протяжные музыкальные звуки — это предупреждение, что вы что-то в жизни делаете неверно.

Люди, рожденные в 29-й день Луны, — козлы отпущения всего Зодиака. Часто бывают бесноватыми. Всю жизнь с кем-то сражаются. Долгожители, но неудачники.

Им можно дать только один совет: пройти через все иллюзии и искушения, набить все возможны шишки и постараться выйти из испытаний живыми и с достоинством.

Если 29-й день — последний в лунном месяце, в него можно подводить итоги месяца.

Камни — черный жемчуг, перламутр, обсидиан, кахолонг, белый опал, лабрадор, цветная яшма.'

— За-а-а-амечательно! Я неудачница и коза отпущения всего Зодиака!

Нервный смешок дополнился тихим протяжным стоном и звуком лёгкого удара лбом о покрытую скатертью столешницу. Ладно, хоть кармическое задание простое — выжить. Раз плюнуть! Это же, в конце концов, не основать собственный Род и не достигнуть в чём-то совершенства. Надо всего-то не сдохнуть, как говорится! Проще пареной репы, ага.

Ведь ещё и шишки набивать не запретили. А очень даже наоборот: вот, мол, вам сто двадцать восемь видов грабелек — наслаждайтесь, пожалуйста! Ни в чём себе не отказывайте. Тьфу на них ещё раз!

Блин, больше я подобную литературу не читаю, а то совсем завыть хочется.

Пойду, лучше искупаюсь, пока все спят. Часок покайфовать под контрастным душем — одна из тех немногих радостей, что мне доступна сейчас в полной мере.

Глава 7

Анастас.

— Чёрт! Вот объясни мне, Милтон, почему, как только она выходит из купальни практически голышом, меня тут же выносит из сна! Успеваю заметить только часть соблазнительной стройной ножки и край полотенца на бедре, — рычал я вне себя от негодования.

После этого ночного инцидента случившегося, надо заметить, уже не в первый раз, настроение было просто отвратительным.

Друг, едва успевший переступить порог библиотеки, посмотрел на меня непонимающим взглядом и вдруг весело расхохотался.

— Ну, Анастас, ты попал! Поздравляю, твоя иномирная тётка, оказывается всё-таки ещё и сноходец!

— Не называй её так! — взревел я, грохнув кулаком о столешницу. Настроение и без того паршивое, скатилось до совершенно мерзкого.

Милтон тут же замолк, несколько ошарашено глядя на меня, словно не понимая причины моей гневной вспышки.

— А как же ещё назвать? Взрослая женщина, средних лет. С двумя детьми... ты сам рассказывал.

В голосе его проскальзывали извиняющие нотки, а лицо выражало искреннее недоумение и чуточку опаски:

— Наверняка ещё и далеко не красавица, раз одна с детьми осталась. К тому же после всего перенесённого...

— Я не называл её тёткой, — процедил я мрачно, успев взять себя в руки и волевым усилием не отреагировав грубостью на предположение о её внешности. — Молодая женщина: стройная, привлекательная, пусть и не уделяет своей внешности должного ухода, но тут её можно понять. Выжить бы, какая уж там красота.

— Ну, вот и я о том же... — начал было маг, но я его резко оборвал.

— И она не дурнушка. Просто тяжело ей пришлось. А сейчас уже выздоравливает и, не поверишь, хорошеет с каждым днём. Вот, что значит — убрали паразита энергетического. Её бы ещё нашим лекарям показать, — вздохнул, понимая всю невозможность осуществления данного пожелания — Классической красавицей ей, конечно не быть, но некая прелесть в ней всё же присутствует. Да, это и не главное: внешность, как ты знаешь — вторична. Но есть в ней что-то... — я прикрыл глаза, вспоминая, и постарался максимально точно передать своё ощущение: — Какой-то шарм... живость, очарование непосредственности и теплота. Я бы даже сказал: солнечность.

От пришедшей вдруг в голову мысли улыбнулся.

— Это её светлый Дар так влияет на восприятие, да?

Милтон смотрел на меня широко раскрытыми глазами, как будто увидел чудо чудное или невидаль какую редкостную.

— Дружище, ты меня откровенно пугаешь такой резкой сменой настроения и общего эмоционального фона. Очнись! Мы с тобой говорим всего лишь о снах. Пусть они и реальны, но между вами граница миров. И, судя по твоему описанию, мы с этим миром ещё вообще не знакомы. А в реальности, может, и не соприкоснёмся никогда, понимаешь?

От его слов мне стало не по себе, но я тут же отринул недобрые мысли и наигранно легкомысленно улыбнулся.

— Не бери в голову. Так что ты там говорил о способности к снохождению? Можно узнать поподробнее: как это влияет на то, что я раз за разом лишаюсь соблазнительного зрелища?

Друг посмотрел на меня, как на откровенного умалишённого, но потом, видимо махнув рукой на мои закидоны, выдохнул и, упав в гостевое кресло стоящее напротив моего стола, скучным лекционным тоном произнёс:

— Так как вы встречаетесь во сне и тебя выкидывает из него в самый... кхм-м... неподходящий, с твоей точки зрения, момент, остаётся предположить, что у твоей... м-м-м... незнакомки есть способностью к снохождению. Осознанно или нет, но она умеет контролировать свои сны, хотя бы иногда. И по той же причине может сделать так, чтобы чужие сны никак не вмешивались в её личное пространство, — на этом месте он не удержался от ехидной усмешки: — Проще говоря, Анастас, дама не хотела, чтобы за ней подглядывали после купания. И ты получил по заслугам!

Ирина.

Самочувствие моё улучшалось день ото дня. Не скажу, чтобы так уж совсем и стремительно, но несомненные подвижки явно имели место быть. Оставалось только удивлённо разводить руками и валить всё на наступление весны, удлиняющийся световой день и общее повышение позитивного настроя.

Ничем не хуже любого такого же невнятного, но явно оптимистичного бреда. Потому, что я НЕ ЗНАЛА, что именно послужило толчком к выздоровлению и медленному, но верному обретению прежних сил. Как физических, так и душевных.

Но самым замечательным было то, что проснулся нешуточный интерес к жизни. И даже как-то сразу поверилось, что мечты достижимы, планы исполнимы, расчёты верны, а надежды реальны. Даже дети оказались со всех сторон замечательны, любимы, а иногда — удивительное дело! — управляемы.

Ну, а сомневающиеся и негативно ко мне настроенные — это, как в шутливой присказке нарытой недавно в инете: 'На большом воздушном шаре (всё равно, какого цвета) улетели дружно нафиг все, кто мне мозги выносит!' Ну, вы поняли по смыслу, да?

Резко вспомнилось желание участия в большой полигонной игре и немного поплохело от представленного объёма работ при подготовке необходимого антуража и снаряжения для себя и дочек. Да-да-да... ехать на игру, я тоже решила с ними. Самоубийца, знаю. Но опыт походничества и совместных игр нарабатывать как-то надо.

Изредка, когда позволяла погода, я стала выбираться на тренировки. Редко, но хотя бы раз-два в месяц — уже кое-что. Мышцы болели немилосердно, но душа пела от восторга и наполнялась недостижимым ранее покоем. Ещё бы, так старательно мечами с двух рук по, стоящим вертикально, шинам лупить, выпуская на волю раздражение и злость — это вам не шутки. Ко мне в этот момент вообще сотоварищи подходить боялись. Ещё бы: лицо спокойное, только чуть от напряжения физического подрагивает, а в глазах то ли пустота, то ли бешенство. И только руками сильные, методичные и беспощадные движения-удары. Зато помогало пар сбросить, да.

Постепенно, даже дом приходил в относительный порядок, требуя меньше сил на ежедневные дела и с каждым днём приобретая всё более уютный вид.

И, словно в ответ на все эти изменения, а может, и в награду, стали вновь объявляться старые друзья: заглядывать в гости подруги и строиться новые интересные совместные прожекты. Даже помощь предлагали иногда сами. Удивительное дело, но факт. И, чего греха таить, я с радостью её принимала.

Я вообще радоваться стала намного больше. И смеяться. И даже петь и танцевать. Забавно, но это отразилось и на дочках: потому, как вскоре я заметила у старшей явные попытки сольных выступлений. А, уж танцевали-то они вместе с младшей как... Закачаешься!

Оставалось только с умилением смотреть на моих музыкально развитых крох, радоваться их одарённости и с удовольствием хвастаться об этом родным и подругам.

В общем, если подвести итоги, то забот не стало меньше, совсем нет! Даже наоборот. Просто, наверное, восприятие их изменилось и намного улучшилось физическое состояние. Хотя, где-то в глубине души всё так же жил страх, что это лишь временное цикличное явление, как уже бывало иногда раньше. И вскоре всё вернётся на круги своя. Но я безжалостно гнала его прочь, запирая в самом дальнем уголке души, пока не найду силы окончательно от него избавиться. Хватит мне уже беспочвенных страхов. Отбоялась уже своё. Надеюсь. И верю. Нет, знаю! Вот так и буду думать впредь.

Позитивное мышление — наше всё! Самое время начать использовать теоретические знания в этой области. Просто время пришло.

Анастас.

Услышав шаги возле двери кабинета, я поднял голову от изучаемой последние несколько дней книги и встретился глазами с проницательным взглядом Милтона.

— Я смотрю, ты всё же решил серьёзно заняться этим вопросом. — Вместо приветствия он усмехнулся и кивнул на фолиант, лежащий передо мной на столешнице.

— Что мне нужно сделать, чтобы попасть в осознанное сновидение и встретить там её по-настоящему? Не наблюдать со стороны, а именно полноценно пообщаться, поговорить...

— Ну, судя по всему, с основными техниками обучения снохождению ты уже ознакомился. Следующий немаловажный этап — это, естественно, практика. Сразу тебе скажу, этап не быстрый, требует на освоение много времени, терпения и сил. Упорства, как тебе и так не занимать, сам с кем-нибудь поделиться можешь. — Друг по-доброму усмехнулся, словно не до конца веря, что мне хватит выдержки дойти до конца, не сворачивая с дороги к желанной цели.

— Сомневаешься во мне? — ухмыльнулся в ответ, откидываясь на спинку кресла и потирая, ноющую от усталости глаз, переносицу.

— Не в тебе. Скорее в твоих способностях, — он хмыкнул и сел, наконец, напротив меня, так же вальяжно располагаясь в кресле. — Ты сам прекрасно знаешь, что магия — это не твоё. И никогда особо не было. То, что при рождении тебе был дан слабый Дар, впоследствии практически сошедший на нет — ещё не предполагает того, что у тебя может получиться работа хотя бы с потоками сырой силы. Хотя... при должной заинтересованности и желании достигнуть цели, можно и не такое провернуть.

Наткнувшись на мой заинтересованный взгляд, он хмыкнул и сделал неопределённый жест рукой:

— Прелесть навыков снохождения в том, что, по сути, развить их может любой желающий, при должной старательности, конечно же. А ещё лучше — опытном руководстве. Наличия какой-либо предрасположенности и даже Дара — совершенно не обязательны. Так что, объективно говоря, у тебя есть шанс всему научиться. Через годик-другой, — не удержался он от подколки.

— Не вариант. Надо быстрее, — отрезал я, недовольно покачав головой. — Ты составишь мне расписание экстренного курса и поможешь с наставлениями.

И игнорируя поползшие вверх брови, онемевшего от такой напористости мага, невозмутимо продолжил:

— Так что нужно, чтобы создать осознанное сновидение с обоюдным присутствием?

Ответом мне был весёлый хохот, сидящего напротив, мага.

— Вот баран упёртый! И шустрый, — кое-как справившись со взрывом веселья, друг несколько покровительственно на меня посмотрел. — Сначала освой азы снохождения: теорию и практику. Создание своего собственного сна, в который можно пригласить кого-то — это же довольно высокий уровень сложности.

— Милто-о-он... — в нетерпении постукивая пальцами по корешку лежащей на столе книги, протянул я. — Не увиливай. Расскажи, хотя бы в общих чертах, к чему мне нужно стремиться.

— Ну, если в общих чертах, то тебе потребуется создать в сновидениях что-то наподобие отдельного пространственного кармана. Внешний вид заданного место и его содержание сможешь менять на собственное усмотрение, это будет не так уж и сложно потом. Главное — не терять концентрацию и чётко представлять, что ты хочешь получить в итоге.

— Значит, как только я достигну такого уровня, я смогу осознанно встретиться с ней во сне?

Нетерпение усилилось, рождая зуд в кончиках пальцев желание немедленно приступить к обучению, а затем, уже и к практике. Но как можно скорее. Странное ни на что не похожее ощущение смеси азарта, волнения, зарождающегося чувства триумфа и малой толики страха. Я знал, чувствовал, что у меня всё обязательно должно получиться.

Но следующие слова сидящего напротив мага, заставили меня недовольно нахмурить брови.

— А, вот тут, мой дорогой друг, есть небольшая сложность. Заковыка, я бы даже сказал. Дело в том, что для такого рода сновидений нужно ОБОЮДНОЕ желание встретиться во сне и хоть небольшие, но существующие навыки снохождения у противоположной стороны. Как ты собираешься решать эту проблему?

— По мере возникновения проблемы. Пока что, основная сложность в полном отсутствии должных навыков и умений у меня. Так что займусь пока этим. А там уже видно будет. Надо будет — к Богам в храм схожу, попрошу о милости. Не переломлюсь.

От такой новости лицо друга приняло прямо таки потрясённое выражение и он, не стесняясь, присвистнул.

— Эк, тебя разобрало-то... к Богам, ну надо же! Ты! И к Богам... Циник неверующий.

В ответ на такую вопиюще нелестную характеристику, я лишь равнодушно пожал плечами и криво улыбнулся:

— 'В любви и на войне, все средства хороши!' — процитировал с умным видом книжную мудрость.

— В любви?! — поперхнулся воздухом Милтон. — Когда успел-то только, Анастас?

Хмм... а я думал, что шире глаза открыть невозможно. Ошибался видимо. И в другое время, я не упустил бы случая пошутить на эту тему над потрясённым другом. Но сейчас мои мысли были заняты совершенно другими вещами.

— Не придирайся к словам! Давай уже, показывай, с чего нужно начинать тренировки? Теорию я уже, вроде как, всю прочитал. И даже что-то понял. Не будем тратить время на пустую болтовню.

Глава 8

Ирина.

Время летело вскачь, сменяя дни сплошной чередой. Иногда так, что и не заметишь, как только начавшись — день уже прошёл. И не из-за того, что спишь много и часто. Нет, вовсе нет. Просто целый день чем-то занята: то тут покрутилась, то там подсуетилась, глянь — а уже и вечер настал!

Дни, наконец-то, стали ощутимо длиннее. До "белых ночей, правда, ещё далеко. Но то, что темнело позже, а солнышко вставать стало ранее, словно бы вливало новые силы в уставшее, за долгую и непонятную зиму, тело.

Настроение тоже медленно, но верно ползло вверх, этакой оптимистично настроенной улиткой. Оттого и дел стало делаться больше. Да и вообще, похорошело на душе как-то. Повеселело.

На фоне явно улучшившегося самочувствия, я поняла одну удивительную вещь: дети действительно приносят много радости! Нет, я и раньше любила своих девочек. И никогда не жалела, что они у меня есть. Просто... тяжело давалось всё. Одной-то с двумя детьми без отдыха и смены. Оставалось только надеяться, что это временно, пока они совсем ещё маленькие. А дальше будет легче — подрастут.

Как оказалось, терпение моё было оправдано и вознаграждено сторицей. Чем старше становилась маленькая Мила и взрослее Лучик, тем легче было мне управляться по хозяйству. И интереснее наблюдать за этими маленькими хулиганками, уверенно сплотившимися в хитрую банду!

Сознательно с самого начала я прививала дочерям мысль: что ближе сестрёнки у них никого нет. Ну, за исключением мамы и папы, естественно. А так же бабушек, куда уж без них с такой любовью и опекой? И всё же сестра — это друг и товарищ, самый близкий человек на свете. Так правильно.

Для меня это было особенно важным. Ибо, вырастя в семье, где нас детей было трое, никогда не замечала особой душевной теплоты между нами. И со старшей сестрой и с младшим братом всё детство дрались не переставая. Родители в наши ссоры не лезли, как правило, без разбору наказывая всех: не утруждаясь поиском правых и виноватых. Правда брата ремнём не били никогда, ибо младшенький, а так же долгожданный сын и наследник.

Так что основную 'берёзовую кашу' делили мы с сестрой напополам по принципу: 'Мне плевать, кто там виноватый — получите обе!'. Обидно было — не передать. Особенно, если ты тут почти и не причём, вроде как.

А потом сестра выросла, и из нас двоих с братом попадало теперь за ссоры только мне, "потому, что старшая". Парадоксально, но факт. Логики родителей я так и не поняла. Зато раз и навсегда сказала себе, что моих детей ни я, и никто другой ремнём бить не будет! И слово своё сдержала.

Только повзрослев, и обзаведясь семьями с детьми, мы стали немного ближе друг к другу. Хотя о подлинной душевной теплоте речи всё равно не шло. Тут скорее была этакая крепкая семейная солидарность и полу деловые отношения. Где-то взаимовыгодные, где-то вполне себе бескорыстные.

А мне было этого мало. Душевное тепло — оно вообще бесценно, как и материнская любовь. И много его никогда не бывает. Поэтому, проведя детство и юность рядом с эмоционально-холодной матерью, я, в свою очередь, постаралась дать своим дочерям всё, что могу от самого сердца.

И пусть у них не было много модных игрушек и шкафов, битком набитых красивыми платьями, зато они всегда могли рассчитывать на мои крепкие объятия, нежные поцелуи такое простое и тёплое: 'Я тебя люблю, моя радость! И тебя, моё солнышко! Ты у меня самая любимая старшая дочка. А ты у меня самая любимая младшая.'

И, глядя, как загораются счастьем их личики, и крепко-крепко обнимают мен их маленькие, но крепкие ручонки, я лишний раз, вновь и вновь, убеждалась, что всё материальное — это временная блажь. А искренняя безусловная детская любовь — это именно то чудо, ради которого стоит жить. Восхитительное, но очень хрупкое, и сломать его, растоптать, взрослый может пусть не сразу, зато навсегда.

Возможно, для кого-то со стороны я казалась не очень старательной матерью, ибо не соблюдала чёткий выверенный режим дня, гуляла не ежедневно в любую погоду, да и с полноценным правильным питанием иногда косяки случались. Но честно говоря, мне было на это глубоко наплевать!

Потому, что я видела результат: здоровые, весёлые шустрые и неистощимые на выдумку дети. Которые радовали меня каждый день и не давали остановиться и похандрить в своё удовольствие, утопая в жалости к себе, несчастной. Как частенько случалось до того, как появились у меня они.

И да, не всё было сладко и сахарно. У нас начинался прямо таки аццкий период, когда у младшей во всю полезли зубы. А старшая только-только вступила в первый мозговыносящий 'кризис трёхлетнего возраста', когда ребёнок начинает осознавать в мире СЕБЯ. Отдельно от мамы и всех остальных. Просыпаются желания, противоречия, капризы и, о ужас! — самостоятельность.

С младшей — перманентно бессонны ночи, много слёз, соплей и иногда даже температура и кашель. Да-да, это не простуда, это — зубы. А ещё малышка всё грызёт и по большому счёту, ей почти всё равно, что это будет: от специальных кусалок, до родной маминой груди с молочком. И тут уж, если сразу не дашь укорот и не объяснишь ребёнку "можно— нельзя", то так и будешь ходить вся обргрызенная и несчастная.

У старшей же ещё веселее: ребёнок всё хочет делать САМ! И не важно, умеет он это делать или нет. А маме остаётся только вооружиться терпением, пониманием и, как минимум, большим количеством бумажных полотенец. И чем больше, тем лучше. Ребёнок капризничает по любому поводу. Ибо зачастую сам не может внятно понять и объяснить, что же с ним не так: спать он хочет, есть или просто трусы у него наделись криво.

И тут самое сложное, наверное, задавить в себе желание устало наорать на свою милую сердцу зар-р-р-разинку. Вовремя остановить замах руки, уже готовой на автоматизме, хлопнуть истерящую чадушку по попе и тем самым на деле доказать своё главенство, силу и власть. Подкрепляя тем самым вопль взорванного детским криком мозга: "Да, перестань ты уже, наконец!"

Совсем не просто вместо этого спокойно вдохнуть-выдохнуть и постараться понять своего ребёнка. Искренне попытаться ему помочь устранить причину дискомфорта или просто хотя бы не лезть с ненужной инициативой, когда ребёнок хочет сделать что-то САМ.

Не буду врать, что получалось всё всегда и так, как надо. Но, ведь главное — это знать над чем надо работать и стараться по мере сил и возможностей, не так ли? Идеальных родителей, как и людей, вообще — не бывает. Может быть лишь субъективное мнение детей о воспитавших их людях. И для каждого из выросших крох идеальность — это что-то своё: абсолютно ни на что не похожее, разное.

Зато, какая же гордость переполняет, при взгляде на желание ребёнка помочь маме или поиграть с сестрой. Или просто самостоятельно занимающегося чем-то и дающего тебе несколько бесценных минут отдыха.

А, уж когда дети подрастают достаточно, чтобы уметь к общему удовольствию занять игрой друг друга. Или вместе, сидя рядком, смотреть со старенького ноута любимые мультики, то и вовсе мамино сердце не нарадуется, а руки быстро-быстро делают всё недоделанную работу по дому.

Так и освобождается ночь на сон. Или на творчество. По желанию. И это — прекрасно!

Поэтому жаловаться на жизнь становилось даже как-то неудобно: с такими-то сокровищами на руках. И это несмотря на распроклятый грохнувший кризис, поднявший цены на продукты чуть ли не втрое.

Ничего, потуже затянули пояса и стали почаще доставать картотеку с рецептами. Особенно раздел "Сладости". Вот, где разгуляться-то можно и на сравнительно скромную денежку. И как много можно всего сделать! Как по разнообразию, так и по количеству.

В результате, совсем потерявшись в этих уютных домашних хлопотах, я не сразу смогла заметить и опознать смутное беспокойство, змейкой свернувшееся на сердце и изредка поднимающее голову, чтобы явственно напомнить о себе.

А присев и задумавшись крепко, поняла, что беспокоит меня то, что не помню я снов своих, обычно таких ярких и реалистичных. Что действие там есть и преинтереснейшее — помню. А больше ничего, как отрезало. Или шторкой отгородило непрозрачной и непроницаемой.

Да ещё и кулончик этот таинственный, появившийся ниоткуда и сначала напугавший до дрожи. Но прикосновение к нему дарило удивительное тепло и умиротворение, поэтому поначалу я вообще носила его, почти не снимая, наплевав на все предосторожности и сомнения. А потом, как начало всё налаживаться, просто повесила его на ручку шкафа в комнате, чтобы всегда был на глазах.

Откуда он взялся и мог ли как-то повлиять на моё самочувствие — я не знала. Но узнать было страсть, как любопытно. И, по-хорошему, как можно быстрее.

Так что, улучив момент, когда можно было детей раздать на полдня по бабушкам, и заранее договорившись о встрече, пошла я снова на поклон к Лабрису. За советом и консультацией, так сказать, ага.

Друг встретил меня сдержанно. В обычной своей неторопливой и степенной манере: пропустил в квартиру, подождал, пока я сниму верхнюю одежду и проводил к себе в комнату. Он как всегда был невозмутим и спокоен, внешне чем-то очень напоминая большого пушистого и добродушного кота. Чёрного, как смоль, с длинной, густой шёрсткой.

В такое сравнение само приходило на ум, стоило только услышать его спокойный, вкрадчивый, а порой и полный мурчащих ноток голос. Голос, которым он владел в совершенстве: мог рассказывать о чём-то тепло и с улыбкой, вызывая улыбку в ответ. А в следующее мгновение резануть по нервам жёстким, холодным и хлёстким словом. Или заставить сжаться от леденящего душу абсолютно равнодушного тона.

Небрежность, скука, азарт, интерес, расположение и даже обольщение — десятки оттенков и эмоций, выверенных и возможно тщательно отработанных, всегда достигали своей цели, производя нужное впечатление на собеседника.

Единственное, чего я никогда не слышала от него — это крик. Даже на пике возмущения и негодования, голос его оставался спокоен. Разве что добавлялось в нём силы и резкости. Или наоборот, подчёркнутого безразличия, с коим, он порой говорил воистину страшные для меня вещи.

На моё счастье, именно ко мне Лабрис всегда был терпим и снисходителен. Какие бы глупости я не творила и не говорила, он неизменно объяснял: в чём именно состояла моя дурость на этот раз и почему этого никогда не стоит делать впредь. И за это я всегда была ему очень благодарна.

За своевременные советы, понятные ответы на разнообразнейшие мои вопросы, за помощь и наставления. За то, что всегда находил для меня пусть минутку, но тогда, когда я больше всего нуждалась в совете или поддержке.

Наверное всегда буду рада, что однажды, мы совершенно случайно познакомились с ним и пронесли нашу странную дружбу-не-дружбу сквозь годы. Даже несмотря на то, что в последнее время, в силу разных причин, видеться и общаться у нас получается очень редко.

Но сам Лабрис был великолепен! Да-да, тот самый 'стальной кулак в бархатной перчатке' — в этом известном сравнении скрывалось, возможно, самое точное описание его внутренней сущности. Одной из многих. Ибо многогранностью своей, как и разнообразными талантами, он порой просто поражал моё воображение

— Ну, рассказывай, с чем пришла? — спросил маг, как только я привычно устроилась у него в комнате на диване, забравшись на него с ногами и опершись щекой на руку.

Сам мужчина вольготно развалился в компьютерном кресле, выжидательно глядя на меня, пытающуюся собраться с мыслями и выдать однозначный и внятный ответ.

— Ты мне сегодня погадаешь? — почему-то спросила я невпопад, на самом деле мыслями витая далеко и не особенно надеясь на положительный ответ. В последнее время он постоянно отказывался гадать мне на Таро. Почему — не знаю. Вроде, я не часто его об этом и просила.

— Нет, — ну, кто бы сомневался? Хотя попробовать всё же стоило. — Нет настроения сегодня. Да и не надо тебе пока.

— Не надо, так не надо. — рассеянно пожала плечами я, водя пальцем свободной руки по узорчатому покрывалу.

Мысли разбегались и упорно не хотели складываться в единую осмысленную картину. Я просто не знала, с чего начать рассказ. Особенно, помня его реакцию после нашего с Викой эксперимента с гаданием. Боялась, что будет продолжать ругаться? Возможно. Но, скорее, опасалась, что разочаруется или ещё что-нибудь бредовое в таком же стиле.

Да, кто ж их поймёт эти страхи иррациональные? Странные, бессмысленные по сути своей заставляющие крепче сжимать зубы и замыкаться в себе, боясь неизвестно чего, фиг знает почему.

— Как дети? — видимо поняв моё состояние, он дал мне возможность отвлечься на что-то приятное и положить начало разговору хоть таким способом.

И, как всегда, оказался прав в удачном выборе темы. При упоминании о моих малышках, я невольно расплылась в нежной и гордой улыбке и, забыв своих сложностях с подбором слов, радостно затараторила:

— Да как они... замечательно! — весело хохотнула, отмахнувшись рукой. — Растут потихонечку, а уже такая банда! Ты себе просто не представляешь! Младшая ещё не ходит. А уже мечом деревянным машет со старшей на пару, да обе ещё в компьютерные гении подались. И мучают бедный старенький мамкин ноут, стоит мне ненадолго расслабиться или отвлечься. Хорошо, хоть, в своё время запаролила доступ. Но, как оказалось, и это не панацея. Потому что даже не имея возможности входа в систему и на рабочий стол, можно оказывается СТОЛЬКО настроек изменить... Потом сидишь, разгребаешься, чего там наворотили и молча про себя новые слова придумываешь абстрактно-ругательного толка. В общем: задорные, весёлые, находчивые, шебутные и талантливые. Все в мамку! А уж как танцуют и поют... м-м-м... я, прямо, не нарадуюсь.

— Да уж, точно в маму, — усмехнулся каким-то своим мыслям, глядя на меня с затаённой теплотой.

Тоже вспомнил мои бесшабашные танцы белыми ночами: в лёгком длинном сарафанчике, босиком по траве... на разделительной полосе, меж двух пока ещё не очень оживлённых дорог?

— Вот, — решилась вдруг я, снимая с шеи шнурок с нанизанной на него подвеской в виде танцующей феечки и передавая магу. — Что можешь сказать мне об этом кулончике, Лабрис?

Он аккуратно принял из моих рук украшение и некоторое время внимательно его осматривал. То так повернёт, то этак. Врать не буду, на зуб не пробовал, но вот мне показалось, что даже металл из которого кулон был сделан постарался определить.

У меня аж сердце ёкнуло, когда он попробовал его слегка погнуть. Но упрямая вещица не поддалась, словно была стальная. Хотя по мне, так больше серебро напоминала, но я в металлических сплавах дилетант абсолютнейший. Могла и ошибиться.

— Занятная вещица, — вынес он, наконец, свой вердикт, отдавая кулончик обратно в мои нетерпеливые руки.

Как только украшение вернулось ко мне, я тут же повесила его обратно на шею. С ним было намного уютнее и спокойнее.

— И что же в нём такого занятного? — в недоумении подняла я брови.

— А, всё! И сплав, из которого он сделан. К слову сказать, понятия не имею — какой. И функции, и то, как он к тебе попал, — в задумчивости, он посмотрел мне прямо в глаза. — А как, кстати?

— Я слегка замялась, не зная, как объяснить то, о чём понятии не имела, опираясь лишь на смутные догадки и поверхностные умозаключения. — А можно сначала поподробнее о функциях услышать? Я потом тебе всё расскажу. Хотя тут и рассказывать-то особо не о чем. Только ты первый, ладно?

— Ну, хорошо, — он безразлично пожал плечами, расслабленно откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, словно вспоминая то, что недавно увидел. — Итак, если коротко и по существу, то кулон несёт в себе защитную функцию: оберегает от энергетического вампиризма и гасит направленные атаки негативной энергии, так называемое в народе, наведение порчи или 'дурного глаза'. Это две основные его функции.

— Основные? — тут же с любопытством уцепилась я за это слово.

— Да. Приоритетные.

— А есть и другие, получается? Ну же, Лабрис, не тяни! Мне же жуть как интересно. Какие там ещё функции есть?

Он открыл глаза и покачал головой, с лёгким осуждением глядя на нетерпеливо ёрзающую на диване, меня.

— Взрослый человек, а ведёшь себя до сих пор, как ребёнок непоседливый. Не торопись, Сола.

Я замерла, как и сидела, молча умоляюще глядя ему в глаза. Не знаю почему, но в его присутствии во мне и вправду, порой, словно просыпалась та самая девчонка — егоза, которой я была давным-давно, и которая так и осталась частью меня. Вопреки всем всему.

Мужчина лишь вздохнул коротко, глядя на мою просительную мордаху, и нехотя признался:

— Насчёт остального я не уверен. Это всего лишь догадки.

Я сидела всё так же: молча и, всем своим видом показывая интерес в ожидании продолжения рассказа.

— Ещё раз повторюсь. Что материал из которого изготовлен кулон — мне неизвестен. Аналогов у нас я таких тоже не встречал. Наложенные заклинания вижу впервые и могу отследить только общую направленность. Итак, кроме перечисленного ранее, тут ещё есть что-то связанное со сноходчеством и, как ни странно, языковым восприятием или наоборот барьером: так сразу и не разберёшь. А теперь рассказывай, что у тебя там опять случилось, неугомонная.

О такого вопроса и белее от тона, в котором явно прозвучала снисходительная усмешка, я поёжилась и обняла колени руками, утыкаясь в них носом и недовольно бормоча:

— А что сразу случилось-то? Ничего у меня больше не случилось после того гадания. Но за него я свою нахлобучку от тебя уже получила, повторять её не обязательно.

— Сола, а теперь вынырни и из коленей и скажи громко и внятно. А главное — правду! — в голосе мага предупреждающе прозвучали настойчивые почти жёсткие нотки.

— Какую тебе правду? И так всё правдиво рассказала, — я снова поджала под себя ноги и заговорила громче и увереннее: — Вот, разве что... из странностей... Сны какие-то стали непонятные сниться. Мутные. Точнее, сны-то может и хорошие, только вот я их не помню. Напрочь! От слова вообще. Потом ещё, здоровье в последнее время улучшилось, силы появились, общий настрой и работоспособность подскочили... Что ещё...?

В задумчивости остановилась, не зная, что можно ещё добавить по теме. Наверное, то, что после того, как появился кулон (а он просто взял и появился — утром на подушке нашла) у меня и стали силы прибывать.

— Просто появился, говоришь, — Лабрис задумчиво нахмурился. — Похоже, на перемещение материального предмета сквозь сон. Но... это безумно тяжело, почти невозможно. Я бы на твоём месте начинал беспокоиться, что на меня обратил внимание НАСТОЛЬКО исключительный и крутой человек. Хотя, кто бы то ни был, зла он тебе не желает — и это радует просто безмерно. Ладно, поживём — увидим!

Он поднялся на ноги и махнул мне на выход их комнаты.

— Пойдём, чаю попьём с плюшками, да на выход. У меня сегодня ещё много дел намечено было.

В ответ я лишь молча кивнула, погружённая в своим мысли, вертя слова сказанные Лабрисом в голове так и этак. Страшно почему-то не было. Ну, не чувствовала я зла или угрозы от подвески и всё тут! Значит, нечего пока и голову забивать лишним.

Успокоившись на этом, я с удовольствием попила чаю со вкусненьким, изредка перекидываясь с Лабрисом фразами об общих знакомых. Вскоре мы вышли из дома, вместе дошли до метро и разошлись в разные стороны.

Пока чапали по весенней земле-грязи, я успела обогатиться знаниями о некоторых простейших техниках снохожения. И перво-наперво, как ни странно, здесь надо было заняться дыхательной гимнастикой, призванной научиться концентрации и стабилизировать энергетические потоки внутри тела.

Значит, с неё, родимой, мы и начнём!

Лень... лень... лень. Какая же жуткая штука — эта необоримая лень! И, ведь, сколько даёшь себе слово начать с ней бороться — всё впустую! Ну, или с малым эффектом. Взять, хотя бы ту же зарядку: как ни хотела заниматься ею каждый день, но всё равно то одни дела отвлекают, то другие, то — ле-е-ень.

Вот и получается, что я даже зарядкой плотно начинала заниматься, лишь когда утром вставала совсем разбитая и ни в какую сторону не гнулась. А всё от того, что детки за ночь с двух сторон притулились и тело инстинктивно замерло без движения, чтобы ненароком никого не придавить во сне.

Но в этот раз больно уж интересно было поглядеть на результат моих стараний. Да и времени особо много это не занимало, вот и выкраивала время на дыхательную гимнастику и некое подобие медитации.

А если учесть, что ещё один мой хороший друг — Лёня начал учить меня основам рукопашного боя, проведя перед этим подробный лекбез на тему: движения, осознания и правильного восприятия, то заниматься, совмещая дыхательные и двигательные подготовительные техники, стало вдвойне интереснее.

Спустя недолгое время я уже явственно ощущала небольшие, ещё не совсем понятные, но сдвиги. Как в физическом самочувствии, так и в эмоционально-энергетическом.

А ещё меня прямо таки охватил азарт, перерастающий в огромное желание, всё же узнать, ЧТО происходит с моими снами. Или, правильнее будет сказать — во снах?

Меня как будто гнало что-то, тянуло, подталкивало идти навстречу. И я не сопротивлялась этому чувству. Угрозы в нём я не ощущала, а в остальном, всё новое казалось мне ужасно интересным!

И вот, в одну из ночей, стоило только закрыть глаза и провалиться в зыбкий мир между сном и явью, меня словно что-то захватило и дёрнуло, увлекая за собой. Я и испугаться-то толком не успела! 'Держали' меня уверенно и ласково, да и 'путь' закончился стремительно, оставляя меня стоять в одиночестве на крутом холме.

Осматриваясь, вдруг почувствовала, что я здесь не одна и резко развернулась в сторону, откуда, как мне показалось, за мной наблюдали.

Я узнала его, как только он вышел из-под сени огромного старого дерева, раскинувшего свои ветви почти над всем холмом, на вершине которого я стояла. До боли знакомое и почти родное лицо, которое я никогда прежде не видела в жизни. Улыбчивое и, вместе с тем, немного настороженное выражение глаз.

Он приближался нарочито неторопливым шагом, словно не желая пугать или давая возможность рассмотреть себя получше. Чем я с немалым интересом и занялась, вдумчиво изучая внешность нежданного участника сна.

Одежда его была, мягко говоря, несколько старомодна, делая его похожим на героя какого-нибудь исторического фильма. Или героя столь любимых мною женских любовных романов в стиле фентэзи. Второй вариант, признаться честно, мне был бы больше по душе.

Хотя, это зависело бы от того, какой именно герой пожаловал ко мне в сон: галантный рыцарь без страха и упрёка или обаятельный мерзавец, полный порочного очарования?

Бр-р... что-то оба выдуманных варианта как-то не вдохновляют. Посмотрим, каким окажется оригинал, про которого я тут уже успела нафантазировать всяких глупостей.

Возвращаясь к изучению идущего навстречу мужчины, не могла не отметить его спокойные, выверенные движения, полные какой-то небрежной грации, как бы глупо и избито не звучало данное определение. Но другого у меня нет. В дамских романах в таких случаях писали что-нибудь вроде: 'Он двигался с грацией хищного зверя'. Или: 'В его движениях и жестах таилась скрытая звериная мощь, пленённая обманчивым видом стройного мужского тела'.

Хм-м... мда. Кстати, насчёт тела: тут тоже было на чём глазу отдохнуть в восхищении. Высокий, как минимум на голову выше меня, рост. Широкие, но не перекаченные плечи, на которые, наверно, так удобно закидывать руки, нежно оглаживая рельефные мышцы плечевого пояса.

Тпр-р-р, стоять, Зорька! Это всё гормоны. Сосредоточься и заканчивай по-быстрому с осмотром, пока слюни до пояса не потекли. А то сбежит перепуганный таким приёмом кавалер из сна и полюбоваться не успеешь толком. На явно тренированное гибкое тело, узкую талию и бёдра.

Мр-р-р... по сравнению с широкими плечами — просто завораживающий контраст — смотреть приятно. А если ещё добавить сюда длинные ноги, элегантную одежду и общий уверенный в себе вид, то мужчина прямо таки превращался в идеал наивно-восторженных девочек от пятнадцати до тридцати лет включительно.

А я тётя взрослая, меня такое сонно-нежданное чудо только насторожило. Надо бы получше его лицо и глаза рассмотреть, как только приблизится. Да-да, вот такое я подозрительное создание: глазами уже ем, а сама себе на уме остаюсь, недоверчивая.

Хотя, стоп! Я ведь уже читала выражение его глаз: улыбка недоверие... откуда? Я же с такого расстояния ещё не вижу нифига! Просто интуиция? Вероятно. Ну, не внушение же, в конце-то концов? Это же сон, здесь же такое невозможно, правда?

Ох, ладно, разберёмся по мере возможности. Вот оно чудо, на подходе уже. Надо взять себя в руки и постараться не стесняясь его хорошенько дорассмотреть. Тем более, что и стоит он уже напротив и улыбается. И сам с интересом по моему лицу и фигуре глазами скользит, знакомится визуально значицца, ага. Будем пользоваться моментом.

Почему всё же, его лицо кажется мне столь знакомым? Ведь уверена, что никогда в жизни не видела его раньше. Хм-м... в жизни. В реальной жизни, я хотела сказать. Может, я встречала его именно во сне? Недаром хоть и не помнилось мне содержание моих снов, но в присутствии там мужчины я почему-то совершенно не сомневалась. Отчасти, это и было одной из причин, почему я так рьяно взялась за поиски объяснения своей непонятной забывчивости. Очень уж интересно было узнать, что именно решило скрыть от меня моё подсознание?

Или это не подсознание было вовсе? Снится мне этот мужчина, являясь лишь плодом моего воображения? Или же он тоже, как и я, реальный человек, просто увлекшийся сновидчеством и теперь вытащивший в осознанный сон и меня? Любопытно будет проверить.

А он, кстати, симпатичный: тёмно-русые волосы, длинной чуть недостающие до плеч и постриженные в подобии неровного каре. Правильные, мужественные, почти аристократические черты лица, лишённые модной нынче слащавой красоты: прямой нос, чуть полноватые чувственные губы, упрямый подбородок. И удивительно красивые, выразительные глаза: серого, почти стального цвета, отливающие в серебро.

Никогда не думала, что может быть у радужки такой невероятный оттенок. И при этом их совершенно не хотелось назвать рыбьими, водянистыми или белёсыми. Скорее, острыми и пронзительными, словно блики на лезвии полированного стального клинка. Воистину завораживающее зрелище.

А с выражением глаз я угадала. Только, стоило нашим взглядам встретиться, как в них полыхнула неподдельная радость и странный азарт, заставивший меня неосознанно насторожиться. Ишь, какой счастливый стал при виде меня, с чего бы это такая честь? Надо бы разобраться.

Пора уже, наверное, и прервать затянувшееся молчание, а то я как-то себя уже неловко начинаю ощущать. Только, вот, не помню, допустимо ли женщине по этикету первой начинать разговор в такой ситуации? Ай, да ну и нафиг! Чай, я не на балу, а он — не принц. И я сюда не напрашивалась, кстати, тоже. Сам притащил, может вообще, тренировался просто, а я так, под руку случайно подвернулась.

Что-то меня на этот счёт терзают сму-у-утные сомнения. Значит пора их разрешать. Ага, только слюни подберу и глаза на минуточку прикрою, с мыслями собираясь. Вот, получается, кажется. Радость-то какая!

— Здравствуйте, — начала я было универсальное стандартное приветствие, но потом решила не затягивать с политесами и напрямую в лоб выдала: — А вы, собственно, кто?

Он лишь улыбнулся на такую прямоту, граничащую с грубостью и коротко, но весьма изящно поклонился. Словно герой женского сентиментального рыцарского романа. Или галантный кавалер розлива позднего Средневековья.

— Меня зовут Анастас, — голос его был довольно низок, но весьма приятен для слуха. Показалось даже, что в интонации его присутствуют те самые, широко известные всем любителям любовной биллетристики, бархатные нотки. — Пожалуй, обойдёмся без титулов и родовых имён. Могу ли я узнать ваше прекрасное имя, очаровательная знакомая незнакомка.

Честно говоря, от такого странного заворота во встречном вопросе я слегка выпала в осадок, пытаясь сообразить, что он хотел сказать термином 'знакомая незнакомка'. Но так ничего и не придумав, лишь легонько пожала плечами и коротко проронила терпеливо ожидающему ответа мужчине:

— Ирина.

— Ирина... — он словно на вкус пробовал моё имя, смакуя звук и перекатывая его на языке, чем вызвал во мне некоторое чувство неловкости и смущения. — Ирина. Какое краткое, красивое и необычное имя.

Спокойно улыбнувшись, лишь снова пожала плечами и чуть занудным учительским тоном дала разъяснительную справку:

— Ирина — имя, имеющее греческое происхождение, и в переводе означает: 'мир', 'мирная'. В моей стране довольно сильно распространено и входит в первую пятёрку самых популярных женских имён.

Хмыкнула чуть слышно в ответ его лицо, принявшее весьма заинтересованное выражение.

— Так что, как видите, не такое уж оно и редкое и необычное. Ах, да! Судя по звучанию вашего собственного имени, ближе к вашему привычному звучанию будет более адаптированные варианты имени Ирина. Такие, например, как: Айрин, Айрини, Ирэна или Эрин. Вам знакомо что-нибудь из этого списка?

— Да, — ответил... и всё.

Ни пояснения, ни уточнения. Бедное моё любопытство! Придётся помучиться немного, переспрашивать и развивать эту тему дальше мне почему-то не хотелось. Для себя я уже окрестила его Стасом, сократив изначально непривычное и забавное имя.

И теперь меня больше интересовало кто он? И откуда я знаю его, хоть и не могу толком вспомнить. Так, только какие-то обрывки воспоминаний мутными клочками плавают в до сих пор слегка ошарашенном сознании.

Но больше я спросить ничего не успела. Внезапно реальность сна чуть дрогнула и словно пошла лёгкой рябью. Уловив тот же сигнал, мой спутник вновь вежливо с улыбкой поклонился мне и мягко сказал:

— Увы, но нам пора прощаться. Буду с нетерпением ждать новой встречи, Ирина. Быть может, нам удастся поговорить о большем. И познакомиться чуть ближе.

— Возможно, — от такого поворота я, право слово, растерялась и не смогла блеснуть ни красноречием, ни остроумием. Только краткостью, которая, как известно, та самая: 'сестра таланта и тёща гонорара'. — До свидания.

И всё. Померкло дивное видение, переходя в глубокий и здоровый сон.

Глава 9.

Утром я с изумлением поняла, что помню сон целиком, до малейших подробностей. Неужели, только недавно начатые, тренировки уже смогли дать такой ошеломляющий результат? Феерично, но верится почему-то с трудом. Ладно, разберёмся с этим чуть позже, когда информации для анализа накопится хоть немного больше.

Блин, ну вела я себя опять при первом знакомстве, как... как лопух полный, короче! В последние пару лет появилась странная привычка излишне стесняться людей, робеть, впадать в периодический ступор и все прочие прелести неадекватной реакции на нового в общении человека.

И сама параллельно пугаю собеседника нелогичным поведением: или подкалываю, или умничаю или занудствую. Нет, чтобы как все: по-простому, по-человечески. Вдумчиво и спокойно, с чувством, с толком, с расстановкой. Ведь не зря же говорят: 'Будьте проще, сядьте на пол — и люди к вам потянутся!'

Так, нет же! Я, судя по этой аллегории, пафосно с застенчивой улыбкой раскачиваюсь на люстре, цитируя по памяти Вергилия... в оригинале. Хотя, куда мне? Я на латыни только петь умею и то совсем чуть-чуть, а о декламации и речи быть не может. Мда, довыпендриваюсь я когда-нибудь.

Вот, и при этой первой (хм-м... первой ли?) встрече я повела себя как какая-нибудь недалёкая хамоватая девица с полным незнанием правил хорошего тона и не сумевшая проявить хотя бы элементарной вежливости к собеседнику.

Стыдно? Да, без сомнения. Но тут уже ничего не изменишь, впечатление произведено. Осталось только дождаться ночи и посмотреть, будет ли сниться ещё что-то подобное? Или это был единичный эксперимент, так сказать, принимающей стороны?

Размышляя таким образом в течении дня я привычно делала положенные дела и занималась своими детьми и иными непосредственными обязанностями.

Попутно пыталась поймать и понять ускользающее, и в то же время такое чёткое, ощущение родства с тем мужчиной из сна. Не родства по крови, но скорее родства душ, как бы пафосно это не звучало.

Вроде припомнилось смутное ощущение, что видела его уже раньше и не раз. Во сне? Может в одном из тех, что никак не могла вспомнить поутру? Или даже не в одном. Но что там снилось — до сих пор, хоть убей, не помню! Есть только подсознательное доверие и полное отсутствие чувства угрозы с его стороны. Для меня — уж точно.

Прямо и не знаю, как весь этот букет невероятностей и объяснить можно логически. Хотя, какая логика, о чём я вообще? Мистика сплошная и эзотерика, чтоб её!

Вот и опять я реагирую неадекватно: когда смущена или растеряна, начинаю себя вести нарочито грубовато и цинично. Защитная реакция психики, что ли? А ведь когда-то была искренним, открытым, солнечным человеком. Этакая славненькая девочка-цветочек. Меня ещё называли так нежно и ласково: Солушка-солнышко наше.

И где те времена золотые? Погибли безвозвратно в суровых реалиях будней, наверное. Хотя всё же стоит снова становиться помягче и поласковее. И я над этим сознательно работаю.

Никогда не хотела быть этаким генералом в юбке, стервой или прожженной феминисткой. Слишком уж это пошло и утомительно. А я, признаться, порой становлюсь ужасно ленивой, задумчивой и добродушной. Не от мира сего, как говорят. Пусть говорят — завидуют, наверное. Почему бы и нет?

Но, если ещё хоть одна встреча во сне состоится, надо будет вести себя поприличнее и всё же познакомиться по-нормальному. Самой ведь страшно интересно: кто этот человек и что ему от меня нужно?

Кстати, хоть встреча и была сумбурно-мимолётной, но не отметить, что мужчина был чертовски обаятелен и как раз в моём вкусе, я попросту не могла. Ещё один соблазн нежданный. Может, это просто игры подсознания одинокой женщины, истосковавшейся по сильному мужскому плечу и галантному общению?

Ну, а даже если и так, надо воспользоваться моментом по полной и получить удовольствие от созерцания и общения пусть даже и во сне. Хотя жаль будет, если это всё совсем понарошку. Сердце и душа, глупые, просят чуда. Надеются и верят. А во что? Да, кто ж поймёт? Наверное, просто в Чудо. Самое чудесное в мире и именно такое, как надо. И чем быстрее, тем лучше, конечно же. Да!

Когда пришла ночь, уснули дети, и наступило, наконец, время ложиться спать — меня уже слегка потряхивало от гремучей смеси из страха, волнения и нетерпения. Очень хотелось поскорее попробовать закрыть глаза и упасть в новый странный сон.

И, вместе с тем, было страшно: страшно разочароваться, если ничего не получится. Страшно убить это волнительное и такое хрупкое ощущение воплощающегося чуда. Ужасно не люблю разочаровываться. Даже не важно: в чём или в ком... От этого всегда становится грустно, холодно, а ещё, почему-то, очень одиноко.

Но опасалась я совершенно зря. Ибо, стоило мне закрыть глаза, как я тут же снова ухнула в наведённый сон, словно в глубокий колодец. 'Вынырнула' я на том же самом месте, только на этот раз тут уже был не день — ранний вечер.

Зной отступил, в воздухе висело ощущение бодрящей прохлады и свежести. Не понимаю, откуда я это знала? Возможно, сработала ассоциативная память. Ведь запахов в мире снов я, почему-то, не ощущала. Температуру — да, хоть и не в полной мере, а запахов — нет. Все чувства были словно приглушены, а восприятие — несколько размыто.

Очень необычное состояние для человека, привыкшего ориентироваться в мире с помощью своих ощущений и эмоций. Странное и непривычное, но не сказать, чтобы сильно дискомфортное. Можно, в принципе, и потерпеть.

Мой вчерашний собеседник сидел на расстеленном под деревом клетчатом красном пледе и читал какую-то книгу в кожаном переплёте. Хотя при моём появлении он тут же её отложил и поднялся, с приветливой улыбкой подходя ближе. Легко поклонился, здороваясь.

— Рад нашей новой встрече, Ирина, — голос его снова был негромок, но проникновенен до щекотных мурашек по коже. С трудом сдержалась, чтобы не передёрнуть плечами от этого странного ощущения.

И в свою очередь, помня о данном себе накануне обещании, постараться быть максимально вежливой и адекватной. Я старательно изобразила что-то вроде неглубокого книксена и несколько смущённо улыбнулась в ответ.

— Здравствуйте, Анастас. Признаться, я тоже рада видеть вас... вновь.

На последнем слове я споткнулась и, ощутив в себе настоятельное желание наболтать ещё кучу всяких глупостей и оправданий, заставила себя быстренько заткнуться. Адекватность — наше всё! 'Молчание — золото!' 'Краткость — сестра таланта и тёща гонорара!' И всё такое прочее. Какие там на этот счёт ещё поговорки есть. Ах, да: 'Молчи побольше — может, за умную сойдёшь.' Кажется, как-то так по смыслу. Что-то я совсем разволновалась.

А он стоял и больше ни слова не говорил, чем смущал меня уже, ну просто неимоверно! Только рассматривал... всю: внимательно, цепко, не упуская ни единой детали. На какой-то момент даже почувствовала себя подопытной изучаемой зверушкой, но сморгнула и странное ощущение тут же прошло.

Внезапно пришедшая в голову мысль заставила суматошно себя оглядеть. Уф, слава абрикосам, хоть не в пижамке здесь дефилирую. Вполне себе обычно-привычные домашние бриджи и туника. Не платье для визитов, конечно, но и не полный бомж, как говорила моя подруга. Миленько так, скромно и вполне себе по-домашнему.

Ну, я с ним поздоровалась и себя уже оглядела — вроде всё в порядке, а он всё молчит. Какие нам там поговорки и умные цитаты ещё в помощь для поддержания адекватного состояния подойдут? 'Не знаешь, что делать — упал, отжался!' Не-е, не мой вариант. Боюсь, кавалер не оценит открывшийся вид сзади: враскорячку на трясущихся руках. И вообще, это фраза из мультика, а не народная мудрость!

Ну, что же ты молчишь-то, а? Герой любовник! Соберись уже, избавь даму от неловкого положения!

Чёр-р-рт, опять хрень всякая в голову лезет. Сейчас совсем загрущу или что-нибудь отколю весёленькое, но не в тему.

Словно услышав мои последние мысли, стоящий напротив меня мужчина вдруг отмер и протянул мне руку, предлагая на неё опереться, а другой указал на, расстеленный на земле, плед.

— Прошу простить мои дурные манеры, прекраснейшая. Позвольте проводить вас к моей скромной стоянке и предложить отдохнуть в этом уютном месте, наслаждаясь прекрасными видами окрестностей.

Выдавив из себя доброжелательную улыбку, благосклонно кивнула и приняла его руку, позволив сопроводить себя согласно предложенному маршруту. Правда вся выверенная чинность моего поведения полетела к чертям, когда усевшись на замечательно тёплый, мягкий и совершенно не кусючий шерстяной плед, я послала этикет в дали дальние и, скинув босоножки, забралась на него с ногами. С блаженным вздохом откинулась спиной на широкий и немного шершавый ствол дерева и глубоко вздохнула.

Как же мне было хорошо-о-о в этот момент. Закрыв глаза и забыв обо всём на свете, я замерла, прислушиваясь к тихому шелесту кроны на лёгком ветерке и ловя на лице последние тёплые лучи, неуклонно опускающегося к горизонту солнца.

Умиротворение, покой, почти абсолютное счастье — вот, что я чувствовала, сидя в тишине и полностью отдавшись своим ощущениям, пусть и не в полной мере способным воспринять окружающую меня реальность. Реальность... или правильнее будет сказать иллюзорность? Иллюзорная реальность? Реальная иллюзорность? Да, кому какая разница, что это такое и как правильно называется, если от этого можно получить такую колоссальную массу удовольствия и положительных эмоций!

Сложно сказать, сколько я так сидела, полностью растворившись в окружающем меня мире, знакомясь с ним и впитывая в себя его неповторимую атмосферу. Анастас мне не мешал, за что я была ему очень благодарна.

Да, я вообще, если честно, забыла о его присутствии рядом. Поэтому, очнувшись от этого своеобразного транса и открыв глаза, даже вздрогнула, наткнувшись на его спокойный, изучающий взгляд. В нём не было насмешки или укора, только задумчивый интерес и что-то ещё такое, непонятное и сложно определимое словами.

Расслабленная и словно обновлённая общением с этим миром, я совершенно успокоилась и перестала нервничать в присутствии чужого мне, по сути, человека. Вновь вернулось ощущение его надёжности и отсутствия опасности для меня.

Я мягко, умиротворённо улыбнулась. Открыто, без стеснения глядя в его, удивительного цвета, глаза:

— Простите, просто не смогла удержаться. У вас тут так замечательно... где бы это 'тут' ни было.

В ответ он лишь еле заметно покачал головой и тепло улыбнулся, становясь каким-то более настоящим и живым.

— Прекрасно вас понимаю. Я и сам, признаться, очень люблю это место, так что извинения совершенно излишни. И я очень рад, что вам пришлось здесь по душе. Не стоит стесняться своего порыва — искренность вам очень к лицу.

Всё, молодец, вот теперь он меня точно засмущал! Даже не знаю, куда и глаза деть от такого тёплого, лучащегося серебристыми хитринками взгляда. Уф, лучше на закат посмотрю. Во всех смыслах восхитительное зрелище.

Пока я плавала в нирване, облокотившись на дерево, он успел присесть на плед рядом, держась однако на 'пионерском' расстоянии. И сейчас я очень чётко чувствовала присутствие рядом молодого, симпатичного мужчины. Чёр-р-ртовы гормоны!

Так мы просидели рядом довольно долго. Молча, не стремясь нарушить тишину, повисшую между нами — в ней не было неловкости — и любуясь яркими, сочными красками отгорающего заката.

Когда погасли последние отголоски солнечных лучей на, всё стремительнее наливающемся синевой, небе и сумерки поглотили окрестности, приглушая краски и добавляя происходящему таинственной многозначительности, Анастас поднялся. И молча с мягкой улыбкой, скорее угадывающейся на его лице, чем чётко видимой, протянул мне руку.

— Я получил незабываемое удовольствие от нашей сегодняшней встречи, прекраснейшая. Благодарю вас. Позвольте же предложить вам небольшую прогулку перед тем, как нам придётся расстаться.

— С удовольствием!

Его церемонное обращение и это странно нелепое по отношению ко мне 'прекраснейшая', вызвали ответную улыбку, и я спокойно вложила свою руку в его широкую тёплую ладонь. Жёсткая и сильная, успела заметить я, пока он одним слитным движением, потянув меня к себе, помогал подняться. И мозоли на ней чувствуются характерные. Явно не сохой да плугом наработанные.

А, вот любопытно, неожиданно пришло в голову мне: одет, как средневековый дворянин, манеры соответствующие, значит и холодным оружием должен уметь владеть, не так ли? Меч там, или хотя бы шпага, рапира, сабля, палаш. Что там у них сейчас в ходу? Кинжал, как минимум!

Но на нём я никаких признаков вооружения не заметила, даже парадного. Может скрытое есть? Хотя, к чему такая таинственность? Тоже загадочка. Надо будет потом как-нибудь ненавязчиво его расспросить на эту тему, если наши встречи продолжаться. А в этом я уже была почти уверена. Интуиция, наверное. Или просто моё горячее желание того, чтобы это необычное знакомство не оборвалось внезапно и навсегда.

Встав на ноги, я огляделась, пытаясь понять и куда в такой темени угулять можно, желательно по пути ещё и ноги не переломав. Но, оказалось, что опасения мои были преувеличены. Свет неполной, но удивительно крупной и яркой луны, мягким сиянием заливал всё вокруг, делая хорошо видимой неширокую тропинку, уводящую вниз с холма.

По обеим сторонам от неё росли невысокие кустики какой-то неизвестной мне растительности. Бучи высотой где-то до середины икры, они были сплошь усыпаны крохотными, неожиданно фосфорицирующими в темноте цветами. А сама тропинка была посыпана то ли белым песком, то ли мелко дроблёным гравием того же цвета, успешно отражающим лунный свет и делающим дорожку под ногами хорошо видимой.

Такие тонкости навели меня на мысль, что местность явно окультурена и, скорее всего, является частью какого-нибудь парка. А отсутствие толп праздных прохожих и таких же, как мы любителей насладиться прекрасными видами — давали основание заподозрить, что парк частный. И, вероятно, является частью какого-нибудь загородного поместья.

Все эти размышления промелькнули в голове за несколько секунд, пока меня, галантно предложив опереться на свою руку, подводили к тропинке. Но с вопросами я лезть не торопилась, успеется ещё. Сейчас, судя по всему, времени осталось не так уж и много. Посему, гораздо приятнее будет просто насладиться неспешной прогулкой в таком завораживающем месте и в таинственной компании.

Потом мы просто гуляли по сумеречному парку, переходя с одной тропинки на другую и изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Создавалось впечатление, что мой спутник знакомит меня со своим миром. Даёт возможность прочувствовать, ощутить себя его частичкой, понять и принять окружающее во всей его полноте и многообразии. Словно приручает.

Зачем ему это? А, впрочем, не всё ли равно.

Мне очень понравилась эта прогулка, всё в ней до малейшей детали. И причудливые пятна лунной светотени на встречающихся среди деревьев полянках с коротко стриженной травой. И такой уютный, ненавязчивый шум листвы в кронах деревьев, обласканных лёгкими порывами ночного ветерка. И пение — перекличка ночных птиц, надёжно прятавшихся среди ветвей и лишь звуком своих чарующих голосов позволяющих узнать их примерное местоположение.

Все дорожки были обрамлены тем самым низким кустарником с цветами-звёздочками, своим мягким свечением чётко обозначая затейливое переплетение кружева парковых дорожек, тропинок и небольших полян.

Порой парк выглядел, как дикий лес: густой, почти нехоженый, прекрасный в своей естественной первозданности. И тут же спустя какой-то десяток шагов панорама могла полностью измениться, представляя изумлённому взгляду парковую строгость и ухоженную красоту выверенного ансамбля.

И я впитывала в себя всё это великолепие, беззастенчиво отбросив правила приличия, требующие поддерживать лёгкую беседу, просто и неприкрыто наслаждаясь внезапно выпавшим волшебством.

Последние возможные угрызения свести были раздавлены тем, что Анастас, судя по его поведению, совершенно не был против моего вопиющего бескультурия. Он просто шёл рядом, поддерживая меня под руку и задавая направление движения. И так же смотрел по сторонам, слушал пение птиц.

Но иногда мне казалось, что он подолгу задерживал свой взгляд на мне. Молчаливый, задумчивый, изучающий. Хотя, вполне возможно, что мне это просто показалось. Чего только, бывает, не придумаешь в компании такого интересного кавалера. А желание привлекать внимание и быть объектом интереса мужчин — свойственно каждой женщине, независимо от её возраста и положения.

Пара часов пролетели как один миг. И уже знакомая лёгкая рябь окружающего мира дала понять, что время нашего такого странного, но фантастически прекрасного свидания истекло.

Церемонный прощальный поцелуй руки, моё внезапное смущение, его улыбка — и вот, я снова просыпаюсь в своей собственной кровати. А в лицо мне, склонившись, с интересом смотрит старшая дочка, любопытно сверкая глазёнками.

— Доброе утро, Лучик! Ты чего? — со сна голос оказался хрипловатым, а на губы сама собой выползла счастливая улыбка.

Но дочка лишь весело засмеялась, вскочила и прямо в пижаме убежала в соседнюю комнату — рисовать. Младшая пока всё так же тихо спала под боком, умильно посапывая и чему-то солнечно улыбаясь во сне.

А на моём лице всё так же сияла глупая улыбка. Мир словно стал ярче и полнее. Настроение было просто великолепным! Казалось, сейчас я могу свернуть горы!

Глава 10

С этого дня для меня словно новая жизнь началась. Дни и ночи стали равноценны и одинаково ожидаемы, деля моё внимание между дорогими сердцу детьми и пришедшимся по душе мужчиной.

Я даже перестала засиживаться допоздна за компьютером, спеша как можно быстрее переделать необходимые домашние дела и вновь погрузиться в мир волшебных снов и задушевных разговоров.

И не сказать, что у меня было раздвоение личности, как принято подозревать в таких случаях. Я не стремилась что-то изменить и не тосковала по несбыточному. Я просто жила, наслаждаясь тем, что дарила мне жизнь, не задумываясь о возможности внесения глобальных корректив в существующую реальность.

Возможно, я так до конца и не поверила, что мой ночной собеседник — существо вполне себе реальное. Защитный механизм психики, так сказать.

Единственное, что страдало от моего такого полного и плотного 'погружения в жизнь' — это творчество. Писать я стала реже и не так, чтобы уж совсем много. Но читатели мои особо не зверствовали. Кому надоедало ждать — уходили, самые же верные — оставались и терпеливо ждали.

А я порой вообще не могла писать, вот нападал на меня такой злобный неписун и всё! Хоть головой об стенку бейся, а руки до клавиш верного рабочего ноута никак не донести. Но дело, хоть и медленно, однако же продвигалось — впереди уже отчётливо замаячило окончание первой большой книги. Это очень радовало.

Подготовка к игре тоже временно замерла, оставив пока только переговоры с игротехами, региональщиками, игроками нашей локации и иными заинтересованными во взаимном сотрудничестве лицами. Информационная подготовка, одним словом.

В общем, жизнь бурлила и радовала, не прося никаких глобальных жертв с моей стороны за нечаянную радость такого, наполнившегося вдруг до краёв, бытия.

Иногда всплывали смутные воспоминания и ранее виденных снах. Теперь я уже понимала, что я видела там Анастаса: в разных ситуациях, за разными делами, но без сомнения именно его. В кабинете за работой, на балу, в каких-то тёмных подворотнях и даже, пардон, в борделе.

Последнее воспоминание мне особенно не понравилось, но я успокоила себя тем, что это всё было задолго до нашего знакомства. А он всё же мужчина живой и со своими потребностями. Хотя, какое мне до этого должно быть дело? Мы же просто общаемся. Даже без намёка на флирт.

Гипотез, почему такое происходило — у меня не было, да я и не старалась особо докапываться, боясь спугнуть нечаянное счастье. Даже Лабрису ни полсловечка не сказала о том, что чуде, что нежданно вошло в мою жизнь.

Быть может, это было опрометчиво и недальновидно, настолько довериться внезапному, странному, волнующему знакомству. Но, вокруг начиналась весна, земля просыпалась, пели всё ещё подмерзающие по утрам птицы в соседней берёзовой роще и мне, как и любой женщине, хотелось чего-то волшебного и романтического.

Тем более, что самый главный критерий: безопасность и комфорт детей — не были нарушены. А в остальном, уже решила не заморачиваться. Как говорится: 'Молодость дана нам для безумств, а не для нытья!'. Старой я себя, хоть убейся, не чувствовала! Значит безумства и порывы мне ещё очень даже по плечу и по разуму.

Моим девизом по жизни вновь стала замечательная фраза: 'Хотите чудес в жизни — начинайте чудить!'. Увы, не помню, кто придумал столь точное и мудрое наставление, но следовать ему было одно удовольствие.

Наши встречи во снах продолжались. Сообразно желанию менялись и декорации: то зимний лес, наполненный солнечным светом, искрящимся снегом и редкими птичьими пересвистами. То — уютная комната с горящим камином и расстеленной перед ним шкурой какого-то мохнатого зверя. Мягкая и уютная, на которой было так удобно сидеть, болтая о разном и заворожено глядя на блики танцующих на дровах огненных лепестков.

Иногда — тёплая ночь, кружащая голову сладким ароматом распустившихся ночных цветов и россыпь звёздных жемчужин на чёрном бархате неба. А в следующий раз — скалистый уступ, с ровной площадки которого открывается воистину захватывающий вид на расстилающуюся внизу чашу горной долины. Сильный, почти шквальный ветер треплет одежду, бросает волосы в лицо и, если бы не надёжная рука спутника, крепко прижимающая меня к себе за талию, то сдуло бы в пропасть почти наверняка.

Надёжный он какой-то. Я давно уже отвыкла от того, что мужчины могут быть надёжными. А жаль. Ни с чем не сравнимое чувство. Надо будет его обязательно запомнить.

Разговоры текли спокойно и неторопливо: будто бы ни о чём и одновременно обо всём сразу. Они помогали нам узнавать друг друга лучше. Попытаться понять собеседника: прочувствовать, чем он живёт, чем дышит, как воспринимает мир. Его мечты и желания, потребности и печали.

Не было абсолютной откровенности, нет. Но иногда затрагивались и весьма щекотливые темы. Или многозначительные. Или очень личные. Больше всего наше общение напоминало задушевные разговоры со случайным попутчиком, едущим с тобой в одном купе поезда дальнего следования. Когда говоришь много и охотно, с интересом слушаешь собеседника, пытаешься найти вот ту самую истину рассуждений и общие точки соприкосновения интересов и понятий.

И в то же время, прекрасно осознаёшь, что как только каждый из вас достигнет места своего назначения, вы проститесь навсегда и забудете друг друга, эту случайную встречу и все прошедшие беседы и откровения.

Единственное, чего мы по умолчанию не касались в разговорах — это того, как и почему мы здесь оказались. Я не хотела докапываться до причин, словно боясь узнать, что все эти встречи — лишь иллюзия, сказка рождённая в недрах уставшего от рутинной повседневности разума.

Собеседник мой, как я заметила, тоже особо не стремился прояснять этот момент, что иногда напрягало безмерно, а иногда наоборот успокаивало. В общем, мотыляло меня в эмоциях и страхах, порой, из крайности в крайность.

Но, несмотря на это, вести я себя старалась спокойно и ровно. Не хотелось показаться в ЕГО глазах нервной истеричкой или тупой грубиянкой. Очень хотелось соответствовать ему... стать или хотя бы казаться почти леди.

Это, увы, выходило не всегда: и всё из-за моей привычки к некоторой непосредственности и прямоте в разговорах, эмоциях, поведении и некоторой странности восприятия реальности. Ничего не попишешь, видимо не стать мне утончённой, изысканной и изящной — не моё это. Не судьба.

Стас же, так я стала называть его мысленно, был всегда сдержан, предупредителен и галантен. Всегда чисто выбрит, аккуратно причёсан и одет с иголочки, хоть на бал его прямо отсюда отправляй. В противовес мне, чаще появляющейся в различных вариантах одежды домашнего или спортивного стиля. Всегда немного встрёпанной и улыбчивой.

Он был как принц из сказки: прекрасен, безупречен и даже физически для меня весьма притягателен. Хотя эту сторону вопроса я тщательно фильтровала даже в свих мыслях, не желая, чтобы он заподозрил что-то такое хоть мимолётно.

Что это было — не знаю. Может когда-то, давно ещё, данное себе обещание больше никогда не 'бегать' за мужчинами и не проявлять интерес первой? Может просто банальный страх быть отвергнутой и осмеянной. Может ещё что-то неучтённое. Но то, что комплексы здесь правили и бал — это факт.

Не хотелось ничего менять. Общение со Стасом меня полностью устраивало в том виде, в котором оно существовало на данный момент. Остальное — уже было бы лишним. 'Лучшее — враг хорошего!', как говорится. И с этим я была полностью согласна.

Мне было хорошо и спокойно с ним. Уютно как-то. А ещё любопытно, до жути: как он, с такой точностью и реалистичностью смог воссоздать все окружающие нас пейзажи и интерьеры.

Однажды, не удержавшись, попросила его научить и меня этому. На что получила спокойный и понятный ответ, что создавать свой подпространственный карман я ещё не могу, вряд ли хватит умений и навыков. А вот попытаться изменить внутреннее иллюзорное содержание можно попробовать. Сам он никогда ещё такого не делал с кем-нибудь. Но с удовольствием готов поэкспериментировать, если мне так этого хочется.

А мне хотелось, и ещё как!

— Тогда закрой глаза, так поначалу легче сосредоточиться. Прочувствуй себя, свои ощущения.

Объясняя он осторожно, словно опасаясь нарушить мою концентрацию, взял меня за руку.

— Моя рука — это якорь, который поможет тебе помнить о цели упражнения. Теперь представь себе ту обстановку или место, в котором хотела бы оказаться. Желательно, максимально подробно. Чем больше будет мелких деталей, тем полнее и реалистичнее выйдет конечный результат. Представила?

Я медленно кивнула, старательно удерживая в сознании нужную мне картинку. С визуализацией у меня, если честно, всегда было не очень удачно. Мне тяжело давалось что-то детально представить. Намного легче было ощутить и прочувствовать, тогда сама собой появлялась 'картинка'.

Словно в ответ на свои мысли, я почувствовала, как его пальцы ласково погладили мою руку и переплелись с моими, заставляя дыхание сбиться от волнения и рассыпая по телу непривычно-сладкую дрожь. Эт-т-то ещё, что такое?

— Теперь, почувствуй себя неотъемлемой частью этого места. И меня рядом с собой, — его пальцы вновь несильно сжались, в очередной раз сбивая мне дыхание. Нет, ну что за дела? Словно девчонка наивная на него реагирую. Ерунда какая-то...

А Стас, словно чувствуя моё волнение и забавляясь, теперь осторожно поглаживал подушечкой большого пальца тыльную сторону моей ладони. Всё так же держа наши пальцы сплетёнными.

От такой незамысловатой ласки у меня вдруг закружилась голова, напрочь сметая всю, с таким трудом достигнутую, концентрацию, Сердце почти болезненно стучало в груди. А я мысленно костерила себя последними словами, пытаясь взять себя в руки и перестать так странно на него реагировать.

Это было невероятно сложно. Тогда я постаралась представить ту квартиру, где я сейчас живу, своих спящих в комнате детей: их умильные во сне мордашки и тихое посапывание. Помогло.

Затем, решив таки закончить начатое упражнение, представила соседнюю с комнатой кухню. Полупустую, просторную. Как раз накануне чисто отдраенную и приведённую в относительный порядок.

Мой личный учитель-искуситель терпеливо ждал, всё так же вырисовывая что-то на моей руке, но я уже смогла взять эмоции под контроль. Следующим этапом было создание ощущения присутствия на своей кухне. Нас обоих: меня и его.

— Получилось, — голос у меня оказался немного хриплым, и я легонько прокашлялась. — Что дальше?

— А дальше, наполни получившуюся картину энергией. Оживи её. Сделай нас её неотъемлемой частью.

Стараясь сделать всё, как он говорил, я даже прижмурилась от напряжения и вскоре мои усилия были вознаграждены его довольным:

— Замечательно! Ты просто молодец! Всё сделала как надо.

Я открыла глаза, с некоторым удивлением и вправду обнаруживая себя стоящей вместе со Стасом на такой знакомой мне кухне. А он отпустил мою руку и с любопытством оглянулся по сторонам, с явным интересом изучая предметы расставленные и разложенные вокруг.

Как только он отпустил меня, душу затопило ощущение потери и необоснованного одиночества. Что за бред? Я постаралась незаметно потереть руку, которой она касался, словно стирая былые ощущения и наполняющие меня сейчас противоречивые и неадекватные эмоции.

Было немного обидно, что он так легко отстранился и вновь стал вежливым, спокойным и отстранённым, будто совсем ничего не произошло. А произошло ли? Ведь нет! И что я тогда себе голову морочу и выдумываю что-то несусветное?

Стараясь отвлечься от своих бредовых мыслей, спросила у отошедшего к окну мужчины:

— А ты долго этому учился? — мне и вправду было очень интересно.

— Да уж, пришлось поднапрячься и освоить это умение в кратчайшие сроки, — он как-то неопределённо и несколько насмешливо хмыкнул, складывая руки на груди. И мне, почему-то показалось, что он не желает дальнейшего развития этой темы. В растерянности, не зная, что ещё можно сказать я замолчала, глядя на его широкую спину и тайком любуясь тем, как тонкая ткань рубашки обрисовывает скрывающиеся под ней рельефные мышцы.

Анастас.

Я с силой сжал руки в кулаки, напрягая мышцы почти до боли и стараясь создать при этом внешне вид расслабленного спокойствия. Чего мне стоило не схватить её в объятия и не прижать к своей груди — одним Богам известно. Но я боялся её спугнуть, да и что врать самому себе? Боялся сам окончательно потерять голову. Почему-то её присутствие рядом всегда оказывало на меня сильнейшее воздействие, хотя я и не могу во снах чувствовать её полноценно: уловить присущий только ей запах или в полной мере ощутить тепло находящегося рядом женского тела.

Стоя у окна и глядя на улицу её иллюзорного мира, я не видел ровным счётом ничего. И не потому, что там была пустота — вовсе нет. Просто, перед внутренним взором до сих пор стояло её сосредоточенное лицо с закрытыми глазами и хмурой вертикальной чёрточкой, залёгшей между бровями.

Чёрточкой, по которой так хотелось провести кончиками пальцев. Разгладить, стирая со лба её след, поцеловать. Чтобы потом спуститься ниже, покрывая нежными лёгкими поцелуями её лицо: брови, щёки, нос, подбородок, дразня себя и не давая сразу добраться до самого желанного.

А затем, медленно, осторожно, растягивая удовольствие, коснуться её приоткрытых в удивлении губ. И завладеть ими: жарко, страстно, выпивая её дыхание и даря немыслимое удовольствие обоюдного обладания. Наглядно показывая и доказывая, что теперь она... моя? Моя! Отныне и навсегда.

Желание сплести не только пальцы наших рук, но и жар податливых тел в древнем танце всепоглощающей страсти, заставляло мою кровь буквально вскипать в жилах.

Боги, я точно схожу с ума! Откуда эти мысли и столь сильные, и хлещущие через край эмоции, туманящие голову и заставляющие совершать несвойственные мне поступки? Где моя хвалёная выдержка и ясный, холодный разум?

Почему, в наши краткие встречи мне столь сложно держать себя в руках, изображая идеально-галантного кавалера? Хотя, чем дальше, тем больше хочется... Стоп! Так нельзя. Нужно срочно приходить в себя, ибо это уже просто какое-то нездоровое наваждение!

Вспомнилось вдруг, как я стремился сюда, к ней. Как через 'не могу' рвал жилы, тренировался до изнеможения, часами медитировал. Как почти насильно раздувал тот, еле теплящийся ещё внутри меня огонёк магии, крохотную искорку, мерцающую и вот-вот готовую погаснуть. Не способную почти ни на что.

Но и её хватило на то, чтобы подчинив эти жалкие крохи давно оставившего меня дара, совершить почти невозможное — в кратчайшие сроки не только овладеть основами снохождения, но и научиться создавать собственный подпростанственный карман. Место, почти неотличимое от реального мира, гибкое к воздействию иллюзорного изменения и позволяющее не только находиться там самому, но и пригласить, призвать желающего встречи человека. Почти во всей полноте передающее тактильные ощущения и визуальные образы. Это пока всё, чего удалось добиться.

Над этим мне уже помогали работать Милтон вместе с Малкольмом, без лишних расспросов подключившимся по моей просьбе к разработке необходимых усилителей и амулетов, призванных не только стабилизировать мои возрождающиеся магические потоки, но и повысить общую концентрацию. По совместительству они являлись так же магическими накопителями, что в принципе сделало возможным всю эту затею и увеличило длительность пребывания в иллюзорной реальности. Последним, что на меня навесили — был амулет-переводчик, гарантирующий, отсутствие языковых барьеров.

Сил и времени на всё это ушло немало, но результат того стоил!

Научившись создавать и прочно удерживать свой кусочек будущего рая, я стал ждать. И звать. Так, как мог, мысленно, стараясь передать всё желание встречи и тоску одинокого сердца. Говорят, женщины это чувствуют даже на расстоянии. Мне оставалось только надеяться на это, ведь без встречного желания встречи и хоть какого-то усилия для её достижения, ничего бы не вышло. И я звал.

Наблюдать за своим наваждением во снах я уже не мог, тратя все силы на нахождение в месте назначенной встречи. Раздваивать сознание для присутствия одновременно и там и тут для меня было вовсе уж непосильной задачей. Сомневаюсь, что даже Милтону это удалось бы легко. Разве что после длительных тренировок. А ведь он профессионал, каких поискать.

Ожидая, я продолжал экспериментировать, создавая различные виды пейзажей и мест, уже предвкушая, как покажу всё это ей. И порой не страх, но сильное волнение заставляло сжиматься сердце в груди при мысли о её руке в моих ладонях... В такие моменты я себя совсем не узнавал. Пора юности миновала давно и столь романтичные, эмоциональные и трепетные порывы были для меня совершенно чужды.

Одновременно, с помощью моих талантливых добровольных помощников-магов, не прекращалась работа над улучшением качества иллюзий и ощущений. Со временем удалось добавить и обонятельную составляющую. Но вкусовое восприятие так и осталось пока за гранью возможного.

А жаль. Я не отказался бы узнать вкус её манящих губ и гладкой соблазнительной кожи. Прошёлся бы по ней нежными касаниями, чуть прикусывая, словно ставя свою метку. Покрыл дразнящими поцелуями изящный изгиб шеи, спустился по спине вдоль позвоночника, оглаживая ладонями тонкую талию и крутой изгиб бёдер. А затем... Демоны! Да что со мной такое опять!

Я беззвучно выругался и крепко зажмурился, старательно беря под контроль разбушевавшиеся мысли и желания. Иначе так и повернуться смогу к ней не скоро, а она, чего доброго, решит, что я её игнорирую. Надо сосредоточиться на чём-то нейтральном, отрезвляющем таком.

Но, помимо воли, краем глаза, всё же, зацепил её отражение в оконном стекле и с неприятным удивлением увидел, как она легонько трёт руку в месте нашего соприкосновения, словно желая его стереть. Неужели ей было настолько противно?

Эта мысли отрезвила, как нельзя лучше, но и разозлила не на шутку. Вообще, такие перепады настроения начали меня уже откровенно напрягать. Поэтому, призвав на помощь всю свою силу воли, я глубоко вздохнул, натянул на лицо нейтральную улыбку и развернулся.

— Что это? — кивком указал на давно занимающую мои мысли Книгу.

— Это ноутбук. Компьютер, — она улыбнулась. — Сложно объяснить. Ты не поймёшь. У вас там нет такого, наверное.

Меня немного покоробило её уверенность в нашей отсталости, и я тут же попытался прояснить этот момент:

— Магическая самописная книга, позволяющая слушать музыку, узнавать ответы на вопросы и разговаривать на расстоянии?

— Можно сказать и так. Но это лишь некоторые из множества её функций.

— Понятно.

Лёгкое подрагивание пространства, не заметное, а скорее ощутимое только мной, дало понять, что время нашей встречи уже на исходе.

Боясь наделать ещё каких-нибудь глупостей, я вскоре попрощался и откланялся, развеивая общий наведённый сон и возвращая нас в наши миры. Расставание вышло несколько скомканным и неловким, но я успокаивал себя тем, что это не последнее наше свидание.

Последующие несколько встреч воспринимались уже не так остро. Но всё равно держали в немалом напряжении, заставляя держать себя в руках и тщательно следить за своими словами и поступками.

Но зато появилось навязчивое непреодолимое желание, рассказать ей, что стало причиной, связавшей наши сны. Словно это могло что-то изменить или упростить для нас обоих.

Глава 11

— Что-то ты какой-то нервный стал в последнее время, друг мой. В себе замкнулся, витаешь где-то постоянно, да то и на служащих срываться начал. Уж не сходит ли нам в бордель, по старой памяти, расслабиться хорошенько, а? Что скажешь? Хоть сейчас повернём.

Милтон хитро подмигнул и многозначительно ткнул меня локтём в бок. Теснота сидений наёмного экипажа, в котором мы возвращались после очередного светского приёма, вполне позволяла это сделать.

— Спасибо, не хочу,— буркнул я недовольно, и сам не понимая, почему при одной только мысли о данном увеселительном заведении меня передёрнуло от неприязни, граничащей с отвращением. Раньше я за собой подобной реакции не замечал. И это отчего-то разозлило.

— Хочешь. Ещё, как хочешь! Я эти симптомы наизусть знаю. Можешь врать себе на здоровье, но со мной у тебя этот фокус не пройдёт.

Весёлый хохот друга разнёсся по пустынным улицам спящего уже города. Мне казалось, что он не столько выпил, чтобы вести себя подобным образом. Может, конечно, у него просто хорошее настроение или я действительно кажусь ему смешным? А действие спиртного ослабило внутренние тормоза, позволяя говорить и делать то, на что в трезвом состоянии сдержанный и обычно весьма тактичный друг не способен?

Лишним доказательством, в пользу моего последнего предположения, послужила ехидная улыбка мага и новый тычок в бок.

— Или дело в другом, а? Давай перефразируем. Ты не хочешь ехать в бордель. Но хочешь чего-то ещё. Точнее — кого-то... Кого-то, кого не можешь получить. Иначе, ты ходил бы довольный и полный сил, а не нервный и измождённый.

— Кто, я — измождённый? — возмущение явно проскользнуло в моём голосе. Уж что-что, а усталой развалиной я себя совсем не ощущал. Подумаешь, слегка натянуты нервы. Ну, так работа у нас тоже не из спокойных и приятных. Бывает. А с Милтоном я больше секретами не делюсь. Так, на всякий случай. Для профилактики. Слишком уж догадливый стал, засранец!

— Так во-о-от... — словно не слыша меня, продолжал развивать свою мысль он. — А если учесть твои достоинства: социальное положение, уровень состояния, а так же добавить сюда весьма недурную внешность, харизму и личное обаяние, то можно с уверенностью сказать, что отказов ты в своей жизни не знал. По-крайней мере, что касаемо последних лет жизни — точно. Ты же не думаешь, что я слепой и не замечаю всех этих вьющихся вокруг тебя ярких птичек? Таких разных, но в чём-то очень похожих: жадных, расчетливых, романтично-наивных и похотливых, но одинаково жаждущих привлечь твоё высочайшее внимание. И поверь мне, Анастас, многие из них не побрезгуют ничем, если почувствуют в тебе слабину и доступность.

Точно, потянуло нашего мага на пьяненькие размышления и длинные монологи. Всё бы ничего, стерпеть можно. Но не посреди же города обсуждать мои личные дела?!

— Милтон... — попытался остановить его я, но как-то вяло. Тоже что ли перебрал лишнего на приёме?

— Погоди, я ещё не закончил свою мысль. Надо довести её до логического завершения, — он важно поднял палец вверх и состроил умствующую гримасу, но тут же сам всё испортил, не к месту хихикнув и рыгнув.

— Прошу прощения, лейр, — ещё один пьяненький смешок. — Итак, подведём итог. Хочешь, но не можешь, значит, или девчонка тебе отказала, во что, лично мне, довольно сложно поверить. Потому что при таком варианте развития событий, у тебя самого взыграл бы охотничий инстинкт. А ты всегда добиваешься того, что тебе по-настоящему интересно. Да и настрой тогда был бы другой. Или, что более, на мой взгляд, вероятно — она просто физически для тебя недоступна. А из таких недотрог в твоей жизни мне известна только одна...

— Ещё слово, мой друг, и я разобью тебе лицо, — внешне спокойно, но внутри пылая от внезапно взметнувшейся ярости, выжигающей в крови остатки опьянения, проговорил я. — Одно только слово на эту тему. Или о ней. Ты меня понял.

Ошарашено глядя на меня, Милтон кивнул тоже, кажется, стремительно трезвея и приходя в себя.

— Прости, Анастас, я забылся, — склонил он голову в покаянном кивке, но тут же резко сменил тему: — Кстати, а почему мы остановились?

Посмотрев в боковые окна, мы синхронно, с чувством, выругались.

Экипаж стоял на каком-то тёмном и безлюдном пустыре, явно где-то в районе городских трущоб. Возницы и след простыл, а нас уже бесшумно окружали фигуры в тёмных плащах, с надвинутыми на лицо глубокими капюшонами.

— Это что ещё за клоуны? — Милтон прищурился, вглядываясь в одну из медленно приближающихся фигур. — Хм-м... да ещё с такой хорошей ментальной защитой.

— Совсем ничего не сможешь сделать? — я уже успел сосчитать количество наших противников и оценить общую ситуацию, как паршивую. Впрочем, и не из таких передряг выбирались.

— Магически, увы, нет, — хмыкнул он, доставая из потайного кармана парадного камзола точно такой же, как и меня 'кастет', и одевая его на руку. — Сигнал отправишь?

— Уже, — кивнул я, всё ещё держа в пальцах каплевидную подвеску серьги, выданную недавно в качестве артефакта экстренной связи всем ведущим триад.

В этом году столицу захлестнула мода на подобного типа побрякушки, поэтому мы не сильно выделялись на фоне остальных в пух и прах разряженных щеголей.

Капелька дымчатого опала заметно потеплела в руке, показывая, что сигнал принят и помощь скоро придёт. Поэтому я оставил подвеску и поспешил тоже приладить к руке свой 'кастет'.

— Отклик пришёл, значит, нам надо продержаться минут пятнадцать — двадцать максимум.

— Продержимся! Почему он медлят? — маг сосредоточенно всматривался в правое окно кареты, оставаясь в тени и стараясь особо не высовываться.

— Не знаю. Вероятно, чего-то ждут, — я взял под наблюдение левое окно и мы замерли, готовые к любому развитию событий. Ну, насколько это было возможно.

Нападающее и правда не торопились переходить к активным действиям, удовольствовавшись тем, что перекрыли нам малейшие пути к отступлению, взяв в плотное кольцо и находясь на расстоянии не более пяти метров. При таком раскладе покидать хоть условную, но защиту стен кареты и пытаться прорваться с боем, смысле не имело. Мы становились слишком лёгкой мишенью. Хотя и в таком положении, как сейчас, создавалось ощущение нахождения в мышеловке.

— Что с лошадьми? — не нравилось мне это уязвимое положение, совсем не нравилось.

Милтон выглянул в крошечное окошечко, смотрящее в сторону козел, и хмыкнул:

— Увели. Постромки обрезаны.

Уже лучше, хоть с этой стороны неприятностей можно было не ждать. Куда хуже, если бы они решили вдруг напугать лошадей, чтобы неуправляемая карета помчалась по городу, не разбирая дороги. Теперь наша 'крепость' хотя бы неподвижна. Немалый плюс в сложившемся положении.

— Мне вот одно непонятно, — шёпот напарника и друга отвлёк меня от собственных размышлений. — Как мы-то с тобой проморгали всё это? И то, что завезли нас демоны знает куда. И то, что лошадей убрать успели. Это по меньшей степени непрофессионально. Может нам уже на курсы повышения квалификации пора?

Шутник. Но в чём-то он прав. Это мы с ним опростоволосились по полной.

— Выпутаемся из-за этой передряги — разберёмся: почему и как. Сдаётся мне, не всё так просто объясняется. Но сейчас не время раздумывать. Смотри, решились таки! — и вправду, в рядах противника началось какое-то шевеление. — Не забудь, надо бы кого-нибудь из этих ряженых с собой прихватить для допроса.

— Понял.

Одновременно с этим раздался скрежет извлекаемых из ножен мечей. Но с места злоумышленники пока всё ещё не двигались, словно ожидая приказа. Это несколько озадачило: почему организуя нападение, они заранее не позаботились обнажить оружие? Или вовсе не ожидал сопротивления? Вдвойне странно.

У нас с Милтоном, конечно, из-за посещения официального ежегодного приёма в особняке министра иностранных дел не было с собой оружия, парадно-церемониальные кинжалы не в счёт. Но, не думали же они, что мы даже при таком раскладе сдадимся без боя? Ведь ясно, что нападение заранее тщательно подготовлено. Знали на кого охотиться шли.

И, что характерно, устроили именно засаду, а не несчастный случай. Хотя могли. В том состоянии, что мы находились во время поездки, не думаю, что мы сразу заподозрили бы неладное. Да ещё эти странные апатия и вялость. Неужели на приёме опоили? Хотели захватить? Зачем?

Ладно, довольно вопросов, поймем одного, а лучше нескольких, допросим, и всё узнаем из первых рук. Теперь важно не подпустить их слишком близко, иначе расклад окажется совсем не в нашу пользу. Пришедшая в голову мысль, заставила действовать чётко и быстро.

— Милтон, воздействовать на них совсем не можешь? — больше для проформы уточнил я.

— Ментальной магией — нет, как я уже говорил, — в его голосе не было раздражения, лишь интерес к тому, что я задумал.

— А на нас?

— В смысле?

— Малкольм рассказывал, что вы с ним уже работали над модификацией 'кастета'. Пытались встроить в него функцию защитного щита. Что-нибудь получилось?

— Да, но разработка пока экспериментальная, мы ещё и не тестировали его толком. Но предварительные прогнозы хорошие. Что ты задумал, Анастас?

— Надо не подпустить их на близкое расстояние. Оружия у нас нет, а пульсары 'кастета' лишь парализуют противника, не убивая его. Как только они это поймут, у нас не останется и шанса — будут переть напролом и давить массой. Терять им при этом нечего. Полежат чуток и отомрут. А вот нам придётся туго.

— Но, чем нам тут поможет щит? Предупреждаю, он двусторонний. Мы ещё недоработали его. То есть: нам ничего не сделают, но и мы будем бессильны сопротивляться. И они точно так же смогут задавить нас массой, скрутить и унести, куда им вздумается.

— А сможешь растянуть защитный полог на всю карету? — времени на поиск выхода почти совсем не осталось, противники, видимо получив таки приказ, пришли в движение, медленно сжимая кольцо.

— Могу попробовать. Но не гарантирую — напарник сосредоточенно нахмурился. — Но как мы тогда захватим пленных.

— Времени нет, действуем по такой схеме. Одновременно разбиваем оконные стёкла. Я делаю несколько выстрелов в разные стороны и парализую, сколько удастся. Надеюсь, остальных это отпугнёт и заставит притормозить. А ты готовишь полог. По моей команде, активируешь его, или хотя бы пытаешься. Если не получится, будем отстреливаться. Помощь скоро придёт. Других вариантов нет. Начали!

Последняя команда совпала с двойным звуком бьющегося стекла и окриками со стороны нападающих. Выпустив пару прицельных пульсаров с одной стороны и успев парализовать двоих, я метнулся к другому окну и повторил серию выстрелов. Здесь, однако, были уже настороже, поэтому подстрелить удалось только одного, слишком близко подошедшего к карете. Он свалился почти рядом с дверцей.

Но своей цели мы достигли, заставив противников рассредоточиться и залечь в укрытия. Стрелять в ответ почему-то не стали: либо было нечем, что сомнительно, при таком уровне подготовки, либо действительно хотели захватить живыми.

— Анастас, прикрой!

Милтон вдруг рванулся наружу, распахивая дверцу, чем вызвал мгновенное оживление в стане нападающих и попытку новой атаки. Быстро, впрочем, погашенную ещё одной серией моих прицельных выстрелов. Приходилось вертеться на оба фронта, но надолго это, к счастью, не затянулось.

Подхватив лежащее рядом с каретой обездвиженное тело, Милтон быстро запихнул его в карету, запрыгнул сам и захлопнул дверь. Спустя пять секунд раздалось его резкое: 'Не стреляй!', которому я подчинился без промедления и вокруг нашего убежища мыльным пузырём замерцала плёнка защитного полога.

— Смотри-ка, всё же хватило мощности на всю карету. И даже наш случайный гость поместился, — голос мага был спокоен, но в нём явно угадывались довольные нотки. — Надо будет Малкольму рассказать об этом. Можно сказать, провели незапланированные полевые испытания.

Он знал, что отчитывать за инициативу я его не собираюсь. Вылазка была пусть и спонтанна, но вполне оправдана. Риски рассчитаны, выполнение безукоризненно. В таких случаях я допускал самовольные действия, хорошо зная, кто в моей триаде на что способен. В свою очередь, я требовал от подчинённых, в таких случаях, тщательного продумывания своих шагов, чтобы исключить возможность провала всей операции. И безусловного подчинения во всех остальных моментах.

— Ты выберись сначала из этих испытаний, а уж потом рассказывай, — напряжённо отозвался я. И было с чего: нападающие, видимо поняв, что попытка захвата провалилась, да к тому же один из участников сам оказался в плену, прекратили миндальничать и попытались поджечь карету боевыми огненными пульсарами. Видимо, и такие амулеты у них нашлись. Лучше бы магов с собой прихватили, дилетанты!

Но защита держалась крепко, не отражая, а словно бы поглощая в себя направленные магические удары и тем самым, становясь ещё более прочной.

— Выберемся. Теперь уже точно выберемся. Наши на подходе.

Словно в ответ на его слова, откуда-то со стороны раздался пронзительный свист, заставивший нападающих моментально свернуть атаку и отступить: рассредоточиваясь рассыпаться в разных направлениях. Активировав напоследок амулет дымной завесы, они успели прихватить и своих парализованных товарищей,.

Как только дым чуть рассеялся, мы увидели выехавший на пустырь конный отряд городской стражи и сопровождающую их триаду Лемейра, с которой мы частенько работали в спайке. Похоже, им сегодня повезло быть на дежурстве, но оно даже к лучшему.

Пока стража быстро рассредоточивалась по пустырю, осматривая его на предмет посторонних и подозрительных, Лемейр подошёл ближе к карете и весело крикнул:

— Анастас, дружище, во что ты опять умудрился вляпаться? — наигранная весёлость голоса меня не обманула, в нём всё же чувствовались и нотки тревоги.

Мы с Лемейром не были чужими, являясь однокашниками одного года выпуска из Тиремской боевой академии. Там мы довольно хорошо ладили, поэтому остались хорошими товарищами и поступив на службу в Тайную канцелярию. По возможности, стараясь прикрывать друг друга, и чаще выполнять задания в спайках именно усилиями наших триад.

— Дезактивируй полог, — коротко приказал я Милтону. Как только защита спала, открыл дверцу и вышел наружу.

Уже ступив на землю, я привычно отмахнулся от очередных подколок боевого товарища.

— Да так, нас с Милтоном, похоже, с чьей-то невестой перепутали и нагло попытались украсть. А как жених новоявленный своё счастье увидал, так в обморок и свалился. От огорченья, наверное.

Я кивнул на карету и стражники понятливо приняли от моего напарника пленного, споро его повязав и перекинув через седло одной из лошадей.

— Надо бы его допросить хорошенько: кто такой, чего хотел. Надеюсь, дознаватели его быстро разговорят.

— Сделаем в лучшем виде, не сомневайся, — весёлость вдруг сменилась сосредоточенностью и цепким вниманием. — Сколько их было?

— Пятнадцать. Троих подстрелил из 'кастета', одного из них удалось захватить.

— А остальные?

— Ушли буквально за минуту до того, как вы появились. И своих парализованных прихватили. Кто-то предупредил.

— Понятно, — тут к нему подошёл один из его триады — Кайл — и что-то тихо сказал.

Лемейр молча кивнул и, нахмурившись, снова обратил своё внимание на меня.

— Вы сейчас куда планируете: по домам?

— Нет, в Ведомство. Сам знаешь, что нужно ещё отчёт по случившемуся написать. Да и провериться нам обоим не помешало бы, на магическое вмешательство и наличие в крови наркотических веществ. Есть нехорошие подозрения.

— Тогда не стоит медлить. Тут, в ближайшем переулке найдены лошади от вашей кареты и при них мёртвый возница. Тело заберёт стража, а лошади, полагаю, вам сейчас пригодятся. Правда, без сёдел, уж не обессудь.

— Обижаешь, Лемейр, когда меня неосёдланной лошадью напугать было можно? И так справимся.

— Тогда до встречи в Ведомстве. Отвезу ваш подарочек дознавателям. И как только с целителями закончите, дайте знать. Может, к тому времени, какая интересная информация уже и появится.

Кивнув на прощание, Лемейр, его триада и несколько стражников вместе с пленным, покинули поле несостоявшегося боя, оставив нас ожидаться обещанных лошадей. Кои и были подведении к нам почти сразу же.

Как оказалось, надеялись мы зря: допрос пленника не дал ничего. Точнее он и начаться-то толком не успел, как допрашиваемый почти тут же скончался. Целители определили обширное кровоизлияние в мозг и только руками разводили, не понимая причины случившегося у молодого ещё и здорового мужчины.

Впрочем, маги-дознаватели в ответе не сомневались. Сработала кодовая комбинация слов, запустившая процесс самоуничтожения. И воспрепятствовать этому было невозможно. Мда, весьма жестокий, но, надо сказать, действенный способ сохранения информации. На этом дело зашло в тупик. Во всяком случае, пока.

Что касаемо наших подозрений, то целители подтвердили наличие в крови остаточный след использования отвара редких трав, ослабляющих концентрацию внимания, притупляющих рефлексы и слегка дезориентирующие в пространстве. Все симптомы лёгкого опьянения, могущие, впрочем, многократно усиливаться при повышении концентрации зелья в крови.

Так что мы ещё легко отделались. Да и резкая эмоциональная вспышка с обеих сторон сработала 'отрезвляюще', мощным выбросом адреналина в прямом смысле выжигая отраву из крови. И всё же, для надёжности нам дали выпить какое-то практически безвкусное зелье и отпустили на все четыре стороны.

С Лемейром тоже особо поговорить не удалось: успели только перекинуться парой слов, как его триаду снова куда-то погнали. Да уж, беспокойное у них сегодня выдалось дежурство. Впрочем, и нам досталось не меньше.

Кларенса было решено не вызывать, раз уж в заварушке поучаствовали только мы двое. А для возвращения по домам был предоставлен казённый экипаж, который потом должен был вернуться обратно на ведомственную конюшню. У них тоже были распределены ночные дежурства, на случай всякой неотложной необходимости.

В эту ночь мы с Айри, как я давно уже стал называть её про себя, так и не встретились. Отчёты и разбирательство случившегося заняли всю оставшуюся часть ночи. Освободился я только тогда, когда уже забрезжил рассвет. Общее состояние было преотвратным, видимо сказывались остатки всё ещё бродившей в крови отравы.

Целители сделали всё, что могли, и единственной их рекомендацией было: как следует отдохнуть, давая телу самому справиться с лечением. Когда вернулся домой, даже есть не хотелось. Сил осталось только на то, чтобы раздеться, наскоро умыться, и рухнуть на постель, проваливаясь в глубокий сон без сновидений.

Весь следующий день прошёл в праздном ничего неделании. Я занимался документами, читал, спал, копил силы.

А ночью я, наконец, решился и рассказал Айри всё, как было: о том, когда и почему состоялось наша первая встреча. Без недомолвок и прикрас. Опустил, разве что, первопричину пьянки, а именно, эпизод с бывшей любовницей. Это, было бы уже лишним.

Зря я, наверное, это сделал.

Глава 12

Ирина.

— Так это был ты?! — возмущённо возопила, всегда такая спокойна с ним, я.

— Да, я. Извини, — и мягкая, чуть виноватая, улыбка в ответ.

— Святые мандарины! Если бы ты знал, как я тогда испугалась! — пришлось срочно сцепить руки в замок и положить на колени — так велико было искушение сомкнуть пальцы на шее этого бессовестного индивида. — Даже спать боялась ложиться, пока меня один хороший друг не успокоил.

— Не понял... А что этот хороший друг делал у тебя ночью? Тоже, что ли вместе с вами гадал? Я вроде его среди присутствующих в круге свечей не припоминаю.

Подозрительный прищур его глаз заставил меня поёжиться, ибо он явно не сулил ничего хорошего в случае неверного ответа.

— Да нет, что ты! — нервный смешок чуть подпортил картину рассеянной невозмутимости. — Какие ночёвки мужчин? У меня же дети...

Снова запнулась под его подозрительным взглядом.

— Да и вообще, я не из таких!

— Каких именно? — вот докопался-то, а?

— Ветренных! — говорю, гордо задрав нос. — И вообще, мы отклонились от темы. Кто-то там извиняться собирался.

— Я УЖЕ извинился, — не дал сбить себя с толку мужчина. — А кто тогда приходит к тебе иногда и остаётся на ночь? — увидев мой искренне непонимающий взгляд, пояснил. — Блондин среднего роста. С рыжей бородой.

Сказал, как припечатал, а мне вдруг так смешно стало. То ли от всей этой ситуации нелепой, то ли... а чёрт его знает, от чего. Но широкую ехидную улыбку, помимо воли расплывающуюся на моём лице, я скрыть не смогла. Оставалось только честно сознаться.

— А это бывший муж. Ему можно. Он по делу, — и даже кивнула в подтверждение правдивости своих слов.

Но получилось, кажется, только хуже.

— Что значит — ему можно? Какие могут быть дела ночью в доме чужой уже ему женщины? — неприкрытый гнев, полыхающий в его глазах, заставил меня отползти от него на пару шагов. Даром, что сон. А вдруг и здесь может в неадекват впасть и учудить чего-нибудь? Кто их, иномирян этих, знает?

— Тихо-тихо... чего завёлся-то так? Какие такие дела... обычные: с детьми там, поиграть... лекарство мне привезти, или ещё чего... — под его горящим взглядом я окончательно смешалась и замолчала.

— Или ещё чего, говоришь? — яд в его голосе можно было разливать по бутылочкам и оптом в аптеку сдавать, угу, в рецептурный отдел.

— Да, не было ничего! — не выдержала я, срываясь на крик. — Не было, доволен? Он даже, когда у меня остаётся, спит отдельно. И вообще, я не поняла, какая тебе-то разница, есть у меня кто-то или нет? Тоже мне, надсмотрщик нашёлся! Сам-то по девкам ходил, небось, не стеснялся! Я же видела ту ночь в борделе!

И чего меня так понесло, сама себе объяснить не в силах, наверное, накипело просто. Я с вызовом посмотрела в лицо Стасу и на несколько жутких мгновений мне, вдруг, показалось, что он меня сейчас ударит. Но нет, мужчина лишь прожёг меня ответным взглядом, судорожно, до побелевших костяшек, сжал кулаки. А затем, молча встав, развернулся и вышел из нашего общего сна.

И, вот, что это сейчас с нами было, позвольте узнать, непонятливой?

С чего я-то так завелась? Ну, ходил по девкам. Так мы тогда ещё толком и знакомы не были. Какое мне-то до этого дело?

Хотя, признаться честно, дело есть. И вот это уже настораживает. Вообще вся эта ситуация ненормальна! Сны какие-то, мужчина таинственный, разговоры, чувства странные.

Нет, пора это прекращать. Это мы пока ещё мало общаемся и то, вон, какие страсти и обиды кипят. А что будет, когда совсем друг к другу привыкнем? Это же просто тупиковая ветвь отношений. Да и какие вообще отношения могут быть: он — там, а я — здесь?

Хватит. Пора уже остановиться. Сказка сказкой, но он становится мне слишком дорог.

Утром я созвонилась с Лабрисом и обогатилась знанием, что в данной ситуации у меня есть только два варианта: провести определённый ритуал или разжиться нужным амулетом. Плюсами данных телодвижений должна стать полная защита конкретной территории, в моём случае — квартиры, от присутствия всякого рода бестелесных сущностей. Сноходцев в том числе. Минусами же значились: необходимость довольно частого самостоятельного повторного проведения ритуала или периодическая подзарядка амулета и обновление его свойств. Я выбрала амулет.

И сны сниться перестали.

Точнее снилось, конечно, что-то, как всегда. Бывало даже, яркое и интересное. Но тех самых желанных совместных снов со Стасом больше не было. Кончились. Всё.

Анастас.

Спустя неделю, когда основные эмоции уже немого перекипели и улеглись, я снова попытался выйти в наш общий сон. Но неожиданно наткнулся на преграду. Нет, в самом своём подпространственном сне, я мог менять всё, что захочу. Но вот пробиться к Айри у меня не получалось ни под каким видом. Впрочем, как и просто подсмотреть незамеченным, словно в старые добрые времена, ещё до первого знакомства.

Нить установившейся между нами прочной связи не оборвалась. Она всё так же тянулась от меня, сквозь толщу подпространства, куда-то в неизвестность, но при попытке последовать за ней, я словно в стену упирался. И всё.

Хоть головой бейся, хоть зови или криком кричи. Безрезультатно. Совсем. Вообще.

Злости моей не было предела, а в глубине души зрела большая обида, и начали появляться отголоски, пока ещё зарождающегося, отчаяния.

Начальство, видя моё не совсем адекватное состояние, спешно услало меня, вместе с моей триадой, на инспектирование в какой-то дальний, всеми Богами забытый, приграничный гарнизон.

Поездка в эту глушь несколько привела меня в чувство: помогла справиться с эмоциями, взять себя в руки и перестать делать глупости, что очень пригодилось мне по возвращении.

Сидя в ведомственном рабочем кабинете и составляя отчёт по поездке, я настолько углубился в процесс, что не сразу заметил маг-вестника, ткнувшегося мне в руку. Но 'птичка' была на диво настойчива и не угомонилась, пока я не принял посланника и не открыл конверт.

После передачи сведений, вестник привычно рассыпался горсткой искр, а я вчитался в строчки письма и негромко, но забористо выругался. Друзья, составляющие в том же кабинете, свои отчёты, заинтересованно переглянулись и уставились на меня.

— Что-то случилось, Анастас? — осторожно поинтересовался Милтон.

— Случилось, — я ещё раз вчитался в немногочисленные строчки письма. Но, не увидев там ничего нового, скомкал послание и крепко сжал его в руке. — Малкольм пропал. Родители его уже ищут. Пока безрезультатно.

Поиски брата, начатые мною сразу же после того, как было получено известие от родителей, не привели ни к чему. Точнее, результаты были, но они совершенно ничего не объясняли, ставя в тупик и заставляя лишь раздражённо ругаться от осознания собственного бессилия.

Как стало известно, Малкольм выехал ранним утром понедельника из нашего загородного поместья, где он в последнее время жил, окопавшись в лаборатории и проводя какие-то свои эксперименты. В том числе и очередные тестовые проверки артефактов, предоставленных нашим ведомством. Альк состоял при Тайной канцелярии внештатным консультантом по магическому направлению.

Направлялся он в соседний городок на заседание городского Совета, где он исполнял роль одного из представителей магического сословия.

И именно в этот же день, помимо обязательного присутствия на заседании он должен был обязательно встретиться с одним из курьеров ведомства. Чтобы передать, как пару своих новых разработок, так и казённые, принадлежащие Тайной канцелярии артефакты, прошедшие экспертизу и ряд испытательных тестов.

Но на встрече он не появился, равно, как и на заседании Совета.

Впоследствии выяснилось, что до города он так и не добрался, вернувшись с полороги обратно в поместье. Почему он это сделал, так и осталось неизвестным. Слуги сказали, что молодой хозяин вернулся в спешке. Не рассёдлывая коня, он оставил его у порога и зашёл в дом. Поднялся в свой кабинет. Больше его не видели. Никаких следов и улик тоже не осталось.

Вроде как в то время в поместье обретался его ученик, но никакого вразумительного ответа от парня добиться тоже не удалось. Он вообще вел себя несколько странно: дичился и испуганно смотрел на дознавателей, явившихся на место необъяснимого исчезновения мага. Особо к парню не придирались: мало ли, какие они — подмастерья да ученики у магов. Иные и с придурью случайной встречаются. А иные на всю жизнь... хм... странные.

Инцидент, произошедший со мной и Милтоном после приёма, был взят на особый контроль и тщательно расследовался. Я со своей стороны без зазрения совести привлёк к проработке гипотез своего старшего брата — Рудольфа. В данном случае его немалый дипломатический опыт, холодный аналитический ум и обширные деловые связи могли сослужить хорошую службу и помочь общему делу. Отказа я, как и полагалось, не услышал. Ибо в нашей семье принято было крепко держаться за своих и оказывать им повсеместную поддержку любыми средствами. За очень редким исключением.

И дело тут совсем не в чести рода или боязни навредить репутации каким либо скандалом, вовсе нет. Просто мы любим друг друга, заботимся и дорожим каждым членом довольно многочисленной семьи. Нас так воспитывали с детства, и это делало нас уверенными в себе, создавая чёткое ощущение непоколебимого тыла и дома, где тебе всегда рады и тебя всегда ждут. Каким бы ты ни был. Потому, что ты — это просто ты.

В заботах, делах и хлопотах прошёл ещё один месяц. Младшенький сам неожиданно, но благополучно вернулся домой, чем немало порадовал родителей и теперь был полностью погружён в какие-то свои дела: как личные, так и рабочие. Это радовало.

Хотя особо я в это не вдавался, изматывая себя до такой степени, чтобы придя домой просто упасть на кровать и забыться тяжёлым сном без сновидений. Если не достаточно уставал на работе, то дополнительно посещал стрельбище, полигон, фехтовальный зал. Снова стал завсегдатаем легкомысленных балов и приёмов, на которые меня старательно вытаскивали мама и невестка.

С одной лишь разницей: я больше не искал мимолётных и необременительных знакомств. Просто танцевал, общался, шутил, обсуждал политику, экономику и другие мужские темы, часто понимаемые вне досягаемости очаровательных женских ушек.

И всё это для того, чтобы не думать о ней, своей девочке из грёз. Своей Айри. Чтобы перестать в отчаянии пытаться пробиться сквозь непроницаемый заслон к ней. Хоть одним глазком увидеть её, ощутить рядом. Узнать, как она там сейчас: чем живёт, чем дышит, о чём мечтает и что ещё интересного успела претворить в жизнь, пока мы были в размолвке.

Помнится, во время наших бесед, она рассказывала о каких-то грандиозных идеях и задумках. С воодушевлением, горящими энтузиазмом глазами и верой в обязательное чудо: что всё обязательно получится, всё удастся. Именно так, как хотелось бы. Или немного иначе, но всенепременно наилучшим образом.

Каюсь, я тогда не особо вслушивался в её слова, завороженный блеском её удивительных глаз, живой мимикой и ощущением исходящего от неё потока искромётного счастья и щедрой жизненной силы, делающей всё вокруг необычайно прекрасным и живым. Даже в мире снов. Я не объяснял ей это, но немалая заслуга в том, что картинка окружающая нас была так потрясающе реалистична, принадлежала именно ей.

Тому, как непринуждённо она напитывала энергией окружающий её мир, вплетая в сложившуюся картинку разнообразные эмоции и ощущения. Оживляя всё вокруг и придавая окружающее природе невообразимое очарование.

Которое теперь пропало, растворилось, прошло. Родные косились на меня, но вопросов не задавали и в душу не лезли, за что я был им отдельно очень благодарен. Я совершенно не был готов им что-либо объяснять об этом странном, непонятном, но таком волнующем приключении, затронувшим какие-то струнки в моей душе.

Исключение составил только Малкольм. И то, только после того, как в очередную ночь, забывшись тревожным сном, я увидел что-то плохое и страшное. Что-то, что нависло над моей Айри и готово было вот-вот поглотить её и тот волшебный свет, которым она озаряла всё вокруг себя.

Подробностей этого сна я не помню, после пробуждения осталось лишь тягостное чувство надвигающейся беды, заставившее меня поутру, рвануть к Милтону с просьбой о помощи. По-моему у него уже вошло в привычку смотреть на меня, как на идиота или на безнадёжно больного, когда речь заходила о моей таинственной иномирянке.

Тем не менее, на мою мольбу он откликнулся, видимо уже попросту боясь за моё душевное здоровье. Но поставил условием поделиться всей историей с Малкольмом, дабы тот смог оказать ему консультативную и практическую помощь в разработке способов удовлетворения моих просьб, пожеланий и запросов.

Так и сказал, язва ментальная недомагиченная. Даже на субординацию плюнул. Прямо заявил, что разрешение проблем в моих сердечных делах в его компетенцию, как сотрудника Тайной канцелярии, не входит. Но, как друг, он готов мне оказать любую посильную помощь и содействие. Однако, теперь уже не в одиночку.

В общем, пришлось всё Малкольму рассказывать и просить его присоединиться к нашей тёплой, и немного сумасшедшей уже, компании. Брат согласился не раздумывая и, отложив практически все дела, надолго заперся с Милтоном в лаборатории. Мама была крайне недовольна таким исходом, а молодая жена Малкольма лишь понимающе улыбалась. У него не было от неё секретов. На редкость приятная девушка, да и пара из них получилась просто прекрасная, на зависть многим.

Спустя ещё неделю, братцы-магики объявили мне, что предварительное решение проблемы найдено и остались только мелкие доработки, коими и продолжил заниматься Милтон. Малкольм же, в качестве извинения за вынужденное долгое отсутствие подхватил свою Эльханну в охапку и укатил в загородное поместье, чтобы побыть там с ней наедине, полностью посвящая себя любимой женщине.

Недовольных не было. Все искренне радовались за них. Я же, хоть и разделял общую точку зрения, но сейчас был не в состоянии отвлекаться на что либо иное. Я томился в ожидании момента, когда Милтон, наконец-то, закончит все расчеты и у меня появится хоть какой-то, пусть призрачный, но шанс увидеть, так неожиданно ставшую мне необходимой, женщину. Мою Айри.

Глава 13.

— Ну, что, ты готов?

Вопрос Милтона настиг меня, когда я переступал порог его подземной лаборатории, плотно прикрывая за собой дверь. Сам маг сидел на полу около сложной гексаграммы, начертанной в самом центре помещения и испещрённой многочисленными заковыристыми знаками.

Он что-то перепроверял, иногда слегка подправляя то или иное начертание, постоянно сверяясь с лежащим неподалёку на полу куском пергамента. И вообще, создавалось впечатление, что маг больше волнуется перед началом нашего эксперимента нежели действительно считает, что какие-то детали рисунка требуют более чёткого исполнения.

Не желая затягивать с подготовкой, я хмыкнул, скрывая своё волнение за маской лёгкой иронии, и подошёл к нему ближе.

— Всегда готов, ты же знаешь. Что мне надо делать?

Милтон в последний раз оглядел получившуюся магическую фигуру, с удовлетворением кивнул сам себе и поднялся, наконец, с пола. Отряхнув полы рабочей мантии, он сунул в глубокий карман мелок, сложенный в трубку пергамент и указал мне на узкую кушетку, стоящую в центре нарисованной гексаграммы.

— Проходи и ложись сюда. Только, ради Богов, постарайся ничего не повредить в рисунке. Иначе последствия будут воистину непредсказуемы. И так многим рискуем с этой твоей навязчивой идеей и моей экспериментальной разработкой. Всё, хватит болтать, устраивайся скорей. И поудобнее.

Его командный тон вызвал у меня чуть заметную улыбку, но я в точности исполнил все его инструкции. Пока устраивался на не очень-то удобной кушетке, пытаясь принять наиболее комфортное положение, друг задумчиво меня разглядывал.

— И всё же не понимаю, зачем тебе это надо? — не удержался от вопроса он.

— Что именно? — уточнил я. — Ты имеешь в виду: зачем я настоял на том, чтобы хоть на пару мгновений, но увидеть её?

— Да, именно это. Мне казалось, ты злишься на неё. Помню, каким ты был после вашей последней 'встречи'.

Маг едва уловимо скривился, выражая своё отношение к этим нашим 'свиданиям во сне', в целом, и моей упёртости в частности.

— Ты прав, Милтон, я злюсь на неё. Причём, сильно и до сих пор, — не стал отрицать очевидное я. — Но, в то же время, я просто обязан убедиться в том, что у неё всё хорошо. Не могу объяснить свою уверенность в необходимости этого. Просто знаю, что нужно. Точнее, очень-очень важно. Понимаешь? И я искренне благодарен тебе, что ты нашёл способ помочь мне в решении этой проблемы.

В ответ на мою не блещущую логикой, риторикой и здравым смыслом речь друг лишь коротко кивнул и вздохнул, беря со стола странной формы медальон с искрящимся синим камнем. Наверняка магическая штучка.

— Расскажи мне, что сейчас будет? — быть в курсе всего происходящего, из имеющего отношение к важным для меня вещам, давно стало привычкой. — Если можно, с подробностями.

— С подробностями не буду, — неожиданно отмахнулся настраивающийся на работу маг. Для этого он тоже аккуратно пересёк начертанную на полу фигуру и присел на кушетку рядом со мной, стараясь, однако, нигде не соприкасаться, за исключением его прохладных пальцев, лёгших мне на виски.

— Устроился? Удобно лежишь? — получив в ответ мой ели заметный кивок, он продолжил: — Так вот, подробности рассказывать не буду: долго это, да ты ничего и не поймёшь. Не на мага же учился. А из того, что тебе нужно знать, объясняю следующее. Сейчас ты погрузишься в глубокий транс и сможешь ненадолго увидеть свою ненаглядную. Где бы она ни была. Без ограничений.

Мою, помимо воли расплывшуюся на лице похабную улыбочку, и мелькнувшую мысль о купальне, пресёк его сердитый окрик:

— Анастас, пошляк несчастный, прекрати мечтать и слушай меня внимательно! Это действительно важно.

Усилием воли, я выгнал из головы все фривольные мысли и снова сосредоточился на объяснениях.

— Повторяю, сеанс будет совсем недолгим. И ни поговорить, ни как-то обозначить своё присутствие там ты не сможешь. Только наблюдение, понял?

— Да, понял-понял, не нуди. Давай уже начинать скорее.

В крови играло какое-то шальное предвкушение, а кончики пальцев от волнения чуть подрагивали. Что это со мной? Откуда столь не свойственное, бесшабашное, почти мальчишеское поведение?

Тихая ругань под нос и усилившееся давление чутких пальцев на виски дали понять, что маг готов приступить к ритуалу. Или это уже были первые заклинания?

Как бы то ни было, я постарался максимально расслабиться. И уже через несколько долгих мгновений почувствовал, как тело становится невесомым и меня, словно ветром уносит в тёмный беспросветный тоннель. Только не горизонтальный, а вертикальный.

Лёгкое чувство дезориентации в пространстве и снова мир вокруг меня расцветает цветами и звуками.

И тут я увидел такое, от чего мои волосы действительно встали дыбом, а душу захлестнул панический ужас!

Где-то в редком и каком-то голом лесу, на небольшой полянке шло самое настоящее сражение.

Огромный громила, в поношенной одежде и странном шлеме, раз за разом нападал с мечом на мою девочку, а она, вместо того чтобы убегать, громко зовя на помощь, снова и снова бесстрашно отражала его атаки, и даже иногда контратаковала в ответ.

Юркая и ловкая она старалась, как могла, но чувствовалось, что ей просто не хватает физической силы и выносливости против такого врага.

Я замер, каменея от осознания, что развязка близка, фатальна и я НИЧЕГО не могу с этим поделать.

В момент, когда она ожидаемо пропустила удар и чужое оружие полоснуло её по плечу, вызывая болезненный стон, меня скрутило судорогой возвратного перемещения. И оставило на той же кушетке, где я и лежал с широко открытыми глазами и бешено бьющимся пульсом.

Я даже кричать не мог, не то чтобы пошевелиться! Сознание затапливала нестерпимая горечь потери пополам с отчаянием. Неужели я никогда больше не увижу эту неугомонную женщину, ведущую себя порой, как девчонка. Не помечтаю о том, чтобы хотя бы прикоснуться к её руке? Неужели, это... всё?

— Эй, Анастас, что стряслось? Ответь мне! Ну, же, говори со мной? — Из прострации меня вывел взволнованный голос друга, трясущего меня за плечи, и готового уже, похоже, начать раздавать отрезвляющие оплеухи.

Заметив мой более или менее осмысленный взгляд, он облегчённо выдохнул и более спокойно произнёс:

— Вот так, хорошо. А теперь расскажи мне, что ты там увидел такого страшного. Она тебе что, изменила?

Последнее слово он произнёс с таким непередаваемым выражением лица, что мне даже почти захотелось улыбнуться. Почти. Но не смоглось.

— Нет. Её там убивали... — голос помимо воли дрогнул, дыхание вновь перехватило.

— Убивали? — друг был искренне изумлён. — Но как? И за что?

— Не знаю... не уверен... ничего не понимаю, — я лихорадочно взлохматил себе волосы двумя руками, пытаясь сосредоточиться на анализе увиденного в кратком видении. — Меня слишком быстро выбросило назад. Но я успел увидеть, как на неё нападал какой-то бандит. А она защищалась. И он смог ранить её мечем в плечо. Наверное, потом добил.

Слова падали в пространство, как сухие горошины, почти не вызывая эмоций. Словно всё уже выгорело изнутри.

— Но ты не видел её смерть, не так ли? — маг нашей триады всегда отличался вдумчивостью и рассудительностью. — То есть, возможно, её ещё могли спасти. Или она смогла убежать. Или ещё тысяча других вариантов развития дальнейших событий. Откуда тебе знать, что она действительно мертва?

Его вопросы заставили меня воспрянуть духом и с надеждой уставиться ему в глаза, ожидая продолжения размышлений. Мучительно мечтая, чтобы все его умозаключения оказались правдой, я молился лишь об одном: лишь бы она была жива!

И, заметив этот отчаянный взгляд, Милтон поспешил продолжить свои рассуждения вслух:

— Анастас, ты говорил, что между вами установилась некая связь. Слабое подобие соединяющей нити. Прислушайся к себе. Прямо сейчас. Что ты чувствуешь: обрыв, натяжение, ощущение утраты? Что?

Я сделал так, как он велел, прислушиваясь к себе и жадно ловя то самое ощущение сопричастия, которое всегда накатывало на меня при мысли о ней. Моей странной незнакомке из снов.

И снова, как и прежде, перед мысленным взором появилась тонкая переливчатая нить, тянущаяся от моего сердца и уходящая куда-то далеко. Лёгкая, мерцающая и чуть подрагивающая, словно в такт биения наших сердец. Она никуда не делась! И цвет и ощущения от неё были всё теми же.

Я открыл глаза и ошарашено посмотрел на Милтона.

— Ничего не понимаю. Всё осталось без изменений, вот совершенно всё! Но как такое может быть?

Моя растерянность и робкая, ещё пока недоверчивая, радость вызвала на губах друга ответную улыбку облегчения.

— Ну, вот видишь, всё не так плохо, как ты себе уже напридумывал. Она жива и. судя по всему, не очень-то пострадала. Так что можешь расслабиться и хорошенько отдохнуть после этого весьма энергозатратного эксперимента.

Но я уже не слушал его. Мною завладело единственное желание: увидеть её вновь, убедиться самостоятельно, что всё хорошо. Что она в безопасности и жизни её ничего более не угрожает.

— Милтон, — перебил я увещевания мага, — верни меня туда ещё раз! Хоть ненадолго. Я должен убедиться, понимаешь?

Друг от возмущения даже рот открыл.

— Нет, это ты понимаешь, о чём говоришь, Анастас?! — возопил он, справившись с минутным шоком. — Ты только что прошёл через сложный и крайне энергозатратный ритуал. И повторное его использование, пусть и на совсем короткий срок, может крайне негативно сказаться на твоём здоровье. Ты же не маг! Тебе опустошённым резервом не отделаться. Пойдёт отток сил из ауры. Ты же, после такого слечь можешь почти на неделю! — разорялся он.

Но мной уже полностью овладела навязчивая идея и отступать я был не намерен.

— Верни меня туда ещё раз. Немедленно! — отчеканил жёстко, но тут же смягчился, увидев оскорблённое лицо друга. — Милтон, пожалуйста, сделай, как я прошу. Я полностью отдаю себе отчёт в своих словах и действиях. Но я, действительно, должен убедиться, что с ней всё хорошо. Это для меня очень важно, пойми!

Тяжко вздохнув, маг лишь кивнул в ответ и вновь положил руки на мои виски, всем своим видом выражая недовольство и сомнения.

И вновь провал, словно падение в тёмный колодец. Но в этот раз переход занял больше времени и, в результате его, я не появился на месте событий, а словно оказался у подобия большого экрана, на котором можно было увидеть знакомое уже мне место и людей. Создавалось ощущение, будто что-то сопротивлялось и выпихивало меня обратно. Однако я всё же смог почти на минуту задержаться у экрана и даже уловил короткий обрывок разговора.

Изумлению моему не было предела. Всё та же парочка. Но уже мирно стоят друг напротив друга и разговаривают, как ни в чём ни бывало. Нигде ни крови, ни иных подтверждений разыгравшейся, не так давно на моих глазах, трагедии.

— Тэсс, в следующий раз не бей так сильно, пожалуйста. Ты крупный, силу соизмеряй, а? Больно.

— Что делать, Сола, ты тоже больно бьёшь.

— Но я стараюсь помягче! Просто не всегда хватает сил придержать удар. Совсем руки ещё слабые. Извини.

— Хорошо. И ты извини. И тренируй руки.

Она рассеянно кивнула, отходя в сторону. И тут я заметил, что её оружие вовсе даже не стальное: какой-то плотный твёрдый материал. Дерево? Покрытый металлической или серебряной краской, уже чуть облупившейся на кромке совершенно тупого лезвия. Без малейшего намёка на заточку.

В груди начало подниматься и расправлять крылья какое-то тёмное чувство.

Очередная судорога перехода. И вновь та же кушетка и тот же бешенный пульс, и ток крови в ушах. Но на этот раз от холодного бешенства. Всепоглощающей ярости. И облегчения.

Сел. От резкого движения закружилась голова и мир вокруг поплыл, заставляя на несколько мгновений прикрыть глаза, чтобы побороть дурноту. Но эмоций моих это совершенно не пригасило.

— Я убью её! Я своими, вот этими вот руками, сверну её нежную шейку! Раз и навсегда, чтоб не мучилась больше, сумасшедшая девчонка! Так меня напугать! Меня! До одури просто! — мои яростные вопли могли бы переполошить весь дом, если бы лаборатория не была так хорошо защищена и звукоизолирована.

Я метался, порываясь вскочить: куда-то бежать, что-то делать. А Милтон изо всех сил сдерживал меня и пытался уложить обратно, монотонно повторяя, что мне нужно обязательно отлежаться, ибо резкие движения сейчас для меня очень нежелательны. И могут иметь весьма неприятные последствия, сказывающиеся и на работе, в том числе.

В конце концов, его слова достигли моего сознания и я, резко замолчав, откинулся на кушетку, хоть и с трудом, но всё же беря эмоции под контроль. Закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. И только окончательно убедившись в том, что уже полностью контролирую себя, вперил в друга мрачный и решительный взгляд.

— Милтон, думай, как хочешь. Делай всё, что в твоих силах. Но убери немедленно эту идиотскую блокировку, которая мешает мне приходить в её мир и создавать наши общие сны.

Голос мой был холоден и спокоен, но друга этим показным спокойствием было не обмануть.

— Анастас, ты уверен...?

Но договорить я ему не дал, с нажимом повторив приказание:

— Я сказал: думай, делай, решай. Советуйся с кем хочешь, трать какие угодно деньги: финансовая сторона вопроса мне абсолютно безразлична — выплачу, сколько потребуется. Но сделай так, чтобы я снова смог её нормально увидеть. Поговорить. А, в идеале, и прикоснуться. Ты меня понял?

Маг в ответ лишь сокрушённо покачал головой и с сожалением выдал:

— Ты совсем потерял разум с этой девушкой, Анастас. Ты действуешь и мыслишь неадекватно, когда речь заходит о ней. Убеждать тебя всё оставить, как есть, я не буду, пытался уже. Сдаётся мне, что проще сделать так, как ты хочешь. Может, тогда ты успокоишься и потеряешь к ней, наконец, интерес. И всё снова вернётся на круги своя. Всё будет, как прежде.

Как прежде? Нет, мой друг, как прежде не будет уже никогда! Так и хотелось сказать ему это, но я промолчал, вновь закрывая глаза и, к удивлению своему, тут же проваливаясь в глубокий сон без сновидений.

И уже не видел, как Милтон, убедившись что я окончательно отключился, поднялся и прошёл в дальний угол лаборатории. Там, встав напротив стеллажей с книгами, он в задумчивости беззвучно зашевелил губами, видимо читая названия на корешках. А затем, выбрал несколько томов и перенёс их на стоящий неподалёку стол, явно использующийся именно для чтения и конспектирования. На это указывали: большая лампа под стеклянным абажуром зелёного цвета, удобная наклонная подставка под книгу, набор письменных принадлежностей в уголке и стопка чистой писчей бумаги.

— Ну, и задачку ты мне задал, Анастас. Вот удружил! — бормотал мужчина себе под нос, усаживаясь в глубокое, но удобное даже с виду, кресло перед столом и открывая первую книгу. — Но я всё равно помогу тебе друг. Обязательно. Правда, боюсь, всё же придётся обратиться к нескольким мастерам своего дела за помощью.

Глава 14.

Ирина.

Отойдя в сторону, я потёрла пострадавшее плечо и поморщилась: ларповое-то оружие — оно, конечно, ларповое. То есть гуманное — сделанное из относительно мягких материалов. Но, если им в горячке боя по тебе лупит здоровенный мужик, то как-то уже совершенно теряется ощущение безопасности и безвредности данного вида оружия. Во всяком случае, синяки и от него получаются всем на заглядение. Разве что риск поломать себе что-нибудь ощутимо снижается по сравнению с использованием текстолита. Прямо таки в разы. Хотя, как и везде, от нелепых случайностей, увы, никто не застрахован.

Сегодняшняя тренировка, на которую я выбралась после очередного долгого пропуска, порадовала возможностью активно позаниматься. Правда погода совсем не баловала разнообразием, всю последнюю неделю радуя хмурыми тучами, довольно ощутимым ветром и, перманентно накрапывающим дождиком, временами перерастающим в полноценный ливень. И это — конец мая!

Презентация грядущей осени, не иначе.

Впрочем, и у такой погоды были свои плюсы. Например: отсутствие удушающей жары, приятная свежесть и, самое главное — уютная сонливость. Это я к тому, что дочки мои, взятые с собой на тренировку, заранее убегавшись по парку, сейчас мирно посапывали в колясках, давая мне возможность полноценно позаниматься боёвкой.

Но практика показала, что до фехтовальных высот мастерства мне ещё далеко. Примерно как до Москвы пешком. То есть, теоретически возможно, но дело не быстрое и придётся очень-очень сильно постараться. Пусть навыки свои я за время перерыва в занятиях, потраченное на две беременности и роды, не растеряла. Но общая физическая подготовка в целом и развитость некоторых групп мышц — оставляли желать много лучшего.

К тому же уставала я теперь много быстрее, оттого и заработала сегодня несколько принеприятнейших ударов, часть из которых пришлись по нехитовым зонам. Молокозаводику, аж три раза подряд досталось. Причём от человека, ранее отличавшегося повышенной аккуратностью и гуманностью в бою. Обидела я его, что ли чем-то?

Всё, теперь буду мечтать о бронелифчике! И кольчужных трусах в комплект. Хотя... Или лучше таки цельнокованый пояс верности? Хех, видала я эти экземплярчики на ярмарке Выборгского фестиваля. Там на причинном месте та-а-а-акие железные 'зубы'! Бр-р-р-р... ну, его! Обойдусь как-нибудь без этих ретро-извращений.

Что-то мне опять какая-то бредятина в голову лезет. Непорядок. В лесу же сейчас нахожусь, пусть не полноценном, но всё же лесопарк — это кусочек когда-то дикой природы, всё ещё не сдавшийся под яростным напором отдыхающих и расслабляющихся казуалов.

И если спортсмены: всякие там бегуны-велосипедисты и собратья по разуму и оружию, хоть как-то вписывались в естественный фон парка, то орды любителей шашлычно-пивного досуга обыкновенно взрывали мозг в кратчайшие сроки! Полной бессмысленностью и беспощадностью своего времяпрепровождения.

К своему немалому удивлению, в этом году я таких товарищей в Сосновке ещё не видела. Может, наконец, запретили здесь подобный гастрономический отдых? Или просто они откочевали в более лесистые и укромные парковые уголки? Подальше от площадок и наиболее популярных, среди гуляющих горожан, пешеходных аллей.

А сегодня в парке благодаря изменчиво-капризному характеру погоды было совсем малолюдно. Сосновые насаждения дышали свежестью и пахли влажной хвоей. С неба сыпалась еле заметная морось. И хотелось чего-то... чего-то такого... необыкновенного! Родного.

Чего-то, что даст толчок к новому витку событий. Наполнит силой и жаждой жизни.

Хм-м-м... знакомые симптомы. Как же давно я не сливалась с лесом? Не танцевала под дождём, расправляя слежавшиеся и чуть помятые от безделья крылья? Не пила энергию окружающего мира, пьянея от искрящегося чувства полноты жизни?

Похоже, пришло время всё это наверстать.

Остальным ребятам на тренировке не до меня, дождь потихоньку усиливается, а спарринги становятся всё более интересными. Вероятно, скоро и общая боёвка начнётся, если только ливень в полную силу не пойдёт. Надо поторопиться.

Я без лишней суеты оставила свой меч прислонённым к сосне, у которой были сложены мои вещи и стояли коляски со спящими детьми. Прислушалась к ровному дыханию дочек, явно показывающему, что скоро они не проснутся. Поправила дождевые чехлы на колясках и пошла на соседнюю полянку, отделённую от нашей лишь небольшой прослойкой подлеска да высокими кустами сирени.

Встала между тремя равноудалёнными друг от друга корабельными соснами, образующими треугольник, подняла лицо к небу и закрыла глаза. Постояла так немного, прислушиваясь к себе и к окружающему меня миру. А потом начала пока ещё медленное вращение по кругу.

Поворот, ещё поворот, плавное движение рук над головой, очерчивая широкий возрастающий круг. Ещё плавнее... Поворот за поворотом, круг за кругом. Держать равновесие... держать! Так, ещё плавнее, но не сбавляя темпа и настраивая своё тело, что движется и дышит словно единый чуткий принимающий инструмент, резонирующий с внешним миром, наполняющийся его Силой и сплетающий её со своей собственной.

Энергия плавно и неудержимо вливается в кровь, кружит голову, вызывает желание громко смеяться и, распахнув свои огромные крылья, обнять весь этот чудесный мир. Но нельзя! Нельзя останавливать вращение, нельзя обрывать эту странную и лёгкую, звенящую мелодию взаимодействия тонких энергий. Пока ещё рано. Просто опасно.

Чувство лёгкости и переполненности одновременно зашкаливает, ноги начинают заплетаться, а в руках-крыльях назревает тянущая усталость. Они почти выполнили свое предназначение. Почти, но ещё не совсем. Замедляю вращение, ни единым жестом не нарушая общую гармонию движения тела. Ухожу на последний разворот.

Завершающее замысловатое движение руками, словно собирающее, скатывающее в единый клубок всё то, что собрано сверх нужного, лишнее, слишком много. Почти всё. Таким же плавно-невесомым движением обволакиваю, словно ласкаю кончиками пальцев последний раз перед расставанием.

И отпускаю. С неба на землю. Из духа в материю. В жизнь. Бессильно оседая следом на подгибающихся от напряжения ногах. На душе царит мир и покой. Единение. С кем? Разве это важно? Наверное, с самой Жизнью.

Поднявшись на ноги, я облокотилась спиной на ствол растущей рядом сосны и запрокинула лицо к небу. Навстречу серой непроглядной хмари и мелко моросящему дождю. Давно я так не делала. Не отпускала свою сущность, позволяя быть самой собой. Без шаблонов, прикрас, тревог и усталости.

Всё бежишь куда-то, торопишься, привыкаешь быть и жить как все: в уюте, комфорте и безликости однотипных существ-потребителей. Фальшиво, однообразно, шаблонно...

Хотя, положа руку на сердце, стоило всё же признаться, что частью однотипно-серой массы мне быть никогда особо и не удавалось. От слова 'совсем'. А, если я настойчиво пыталась таки встать в наезженную другими колею, то Жизнь быстро обрубала ненужные мне хвосты. А меня наказывала: больно, безжалостно, но доходчиво. Мол, это не твоя судьба — не суйся! Логично, если учесть, что в молодости во мне упрямства порой было больше, чем догадливости.

Что теперь об этом вспоминать, ворошить старое? Для взгляда со стороны, сейчас моя жизнь странна и неупорядочена. Мать-одиночка, без своего жилья, нормальной работы, мужчины рядом и хоть каких-то приличных перспектив в будущем.

Со стороны. Это, наверное, главный критерий. Тот, который давно уже не имеет для меня никакого значения. Да, иногда всё же зацепит и растревожит злое или обидное слово, но со временем я научилась давать отпор. Не лягаться, кусаться, громко истерить и рвать противника едкими словами на жалкие ошмётки, как положено сейчас любой современной, считающей себя независимой, женщине.

Вовсе нет. Спокойная уверенность, доля мягкого ироничного скепсиса и много-много так называемого счастливо дзен-пофигизма. Ну и вера в лучшее, конечно же. Искренняя радость жизни, спонтанные добрые дела по зову сердца, общий позитивный настрой.

А для самых въедливых и настырных любителей дёгтя: непробиваемый игнор, искренняя жалость и острое слово.

К сожалению, наш мир порой проверяет нас на прочность. Гипотез происхождения подобных ситуаций много, у каждого — своя. Не буду останавливаться на этом подробно. Назову их просто — Уроки. И, зачастую они не так безопасны, как хотелось бы.

На этот случай, когда слова, эмоции и жесты уже бессильны, заготовлено у меня универсальное средство: умение управляться с подручными материалами, вкупе с уроками самообороны от хорошего друга.

Столкнувшись раз с ситуацией, когда идя на тренировку чуть не была вынуждена обнажить меч, чтобы защитить себя и спящего в коляске ребёнка от нападения бешенной тётки, я быстро уяснила, что одним лишь позитивом и доверием этот мир не осчастливишь. Иногда надо порадовать звонкой оплеухой.

В тот раз, к счастью, всё обошлось примитивной демонстрацией физической силы, моим спокойным ударом ей в ухо и вмешательством ошарашенных прохожих. Тётка с позором удалилась. А я незамедлительно позвонила другу.

Лёня на просьбу о занятиях откликнулся сразу и, не откладывая в долгий ящик, показал базовые движения и разминочные элементы. К моему огромному удивлению, всё оказалось не так уж и сложно, особенно, если 'отключить' на время голову и довериться своему телу и его инстинктам.

Тренировались по ночам, на кухне, когда дети уже спали. Нескольких занятий вполне хватило, чтобы осознать, что к чему и получить достаточно информации и практического материала для самостоятельной отработки. Потом, по возможности, хорошо бы и совместную практику провести. Хм-м... может, удастся его как-нибудь затащить к нам на тренировку в парк? А перед её началом хорошенько с ним размяться, вспоминая, чему он меня учил. Полезно будет наработать практические навыки и механическую память тела.

Эх, а если ещё и ножевой бой вспомнить — вообще было бы здорово! Когда-то давно, ещё до замужества, я занималась немного со знакомыми ребятами и получала ни с чем не сравнимое удовольствие от ловкости и скорости собственного тела.

Поединок, соревнование, почти танец — в этом есть что-то завораживающее, дикое, первобытное. Взывающее к далёкой генетической памяти. Я, наверное, действительно пацанка, как и была всё детство, юность и молодость. Это неизлечимо. И бабушкой, когда стану — буду, наверняка, продвинутой и неугомонной. По-крайней мере, очень хочется на это надеяться.

Бедные дети, как говорят их волнующиеся бабушки. А нам с дочками нравится, всем троим! И то, что мы танцуем и поём, когда вздумается. И то, что гуляем вместе. И в магазине можем спонтанно устроить гонки в тележке. И уроки фехтования и совместная готовка, и многое-многое другое.

Это ли не счастье?

Когда в семье царит тёплая, пусть и несколько необычная атмосфера. Когда все заботятся друг о друге и, даже если капризничают или срываются, то обязательно потом просят друг у друга прощения и скрепляют перемирие крепкими объятиями и поцелуями в щёчки.

А остальное? Остальное наладится. Особенно, когда есть талант, умелые руки, голова на плечах и море креативных идей. Найти бы только время. Но и оно отыщется, как только будет пора.

Писательство захватило меня с головой, помогая выныривать из непрекращающейся вереницы домашних дел и забот. Давая возможность вдохнуть воздух дальних странствий и познакомиться с новыми интересными людьми.

Я давно уже привыкла, что герои моей книги живые и настоящие: они думают, говорят, действуют так, как хотят сами. Я только успеваю записывать да корректировать сюжет согласно задумке. Если успеваю.

Зато потом, после очередной выдачи кусочка читателям, на душе царит удивительное чувство правильности происходящего и странной свободы. Даже, невзирая на то, что время, уходящее на написание, я с боем отрываю у сна. Ибо, как правило, пишу ночами, когда дети уже спят, а основные домашние дела переделаны.

Сегодня поймала себя на мысли, что автор — он, как больной панкреатитом: для успешной жизнедеятельности и снятия острого приступа (читай Вдохновения) нуждается в холоде, голоде и покое. Потому, что если автора накормить, согреть и растормошить, то он тут же подобреет, разморится и блаженно рухнет спатеньки. Не добудитесь потом! И плакала ваша долгожданная утренняя прода.

А ещё нужно бы найти время на рукоделие. За хэнд-мейд в наше время неплохо платят, надо лишь знать: что требуется и куда всё это можно сдать на реализацию. Я знала.

Но это пока были только планы, и планы требующие осмысления, тщательной подготовки, информации и свободного времени. А вот его-то у меня сейчас практически не было. Внезапно возникшие многочисленные дела с различными государственными организциями, подготовка к грядущей игре и забота о доме-детях, пожирали всё моё время.

Даже на тренировке давным-давно уже не была. И этот раз, скорее всего, уже последний перед выездом. Этого требовали меры подстраховочной безопасности. Хотя оружие для боя в клубе использовали и ларповое, а всё одно вероятность получить травму оставалась достаточно высока. Рисковать я не собиралась.

И нет ничего глупее, чем накануне игры получить сильное растяжение, вывих или, что неизмеримо хуже — перелом. В данном случае даже перелом пальца был бы фатальной неудачей, автоматически закрывающей мне возможность выезда на Столетнюю войну.

А поехать хотелось. Нечеловечески прям! Казалось, что эта игра что-то сильно изменит в моей жизни, привнесёт что-то новое, неизведанное и обязательно волшебное. К тому же хотелось и детей, наконец-то, посвятить в ролевики. Да-да, я в курсе, что это диагноз.

На трудности связанные с выездом я не закрывала глаза, просто искала вероятности, возможности, альтернативы. Сил на всё это уходило немеряно. Денег — ужатых, поднакопленных, сэкономленных — тоже. Но больше всего подготовка поглощала именно время.

Тут вам и пошив антуража, и закупка снаряжения, и всякие там сборы-списки-упаковки. И согласования с мастерами, проработка роли, налаживание доигровых контактов. Как я до сих пор на ногах держалась, урывая на сон не более пяти часов в сутки — сама понять не могу. Иногда, правда, получалось и выспаться: семь часов сна — настоящий, хоть и редкий, праздник! Видимо, действительно, сила самовнушения и энтузиазма — ни с чем не сравнимый двигатель прогресса.

И, если честно, мне сейчас даже думать не хочется, чем придётся за это расплачиваться ПОСЛЕ игры.

Тучи темнели, а дождь, судя по всему, собирался превратиться в полноценный летний ливень. Хорошо ещё, что у меня был с собой зонт, а коляски прикрывали дождевые чехлы. Но как одной довезти обе коляски обратно? Подруге, сопровождавшей меня на тренировку, пришлось срочно уйти, ещё час назад.

Вдруг зазвучала мелодия моего мобильника. Достала его из заднего кармана джинс и с удивлением услышала голос бывшего мужа:

— Ир, ты сейчас на тренировке?

— Да, — хм-м... и что ему надо?

— С детьми?

— Конечно, — куда же мне их девать-то? Всё своё ношу с собой, как улитка. Чего ещё спросит?

— Я тут недалеко от вас, со своей трены возвращаюсь. Зайти, помочь отвезти дочек домой? Погода портится.

А вот это уже неожиданно, но своевременно, тут уж не поспоришь. Надо соглашаться, не время для демонстрации независимости и глупой гордости. Главное — детей не простудить. Будет потом время — порефлексирую себе в удовольствие. Но только одна, в сухости и тепле.

— Было бы очень кстати. Спасибо.

— Тогда жди, скоро буду.

— Хорошо. До скорого.

Так и остались мы стоять под дождём: отключившийся вызов, тишина в трубке и моё недоумение. Что это, интересно, в нём вдруг такая ответственность проснулась? Случайное совпадение? Или всё же решил сделать над собой волевое усилие и хоть немного позаботиться о дочерях сверх обычных алиментов и встреч по выходным?

А, впрочем, какая разница! Придёт, поможет — вот и славно. А мне пока лучше поторопиться со сборами, чтобы к его приходу быть уже готовой идти.

Кстати, под зонтик прятаться давно пора. Мне же тоже болеть нельзя, категорически: должность не позволяет, подменить меня некому. Поэтому мы, мамы-одиночки, и не болеем. Нам, просто-напросто, некогда!

Едва я закончила сборы, как на поляне появился Антон. Обменявшись приветствиями и рукопожатиями с ребятами, он повернулся ко мне:

— Ну что, готова?

— Всегда готова, — устало усмехнулась я, раскрывая зонт над головой. Дождь зарядил уже не на шутку.

— Тогда пошли.

Разобрав каждый по коляске, мы двинулись через парк в сторону железнодорожной станции. В нашем случае, электричка была наиболее быстрым способом оказаться дома. Жизнь за городом имеет свои преимущества, если ты можешь быстро добраться до нужного транспорта. Мне с этим повезло.

До дома доехали без приключений. Разве что дети по дороге к станции проснулись и было принято решение зайти в небольшой уютный ресторанчик, чтобы всех там обогреть и накормить. Всех из нас четверых, естественно. Ну, ещё памперсы мелким поменять, или чего надо по мелочи.

Время у нас ещё было: электрички в воскресенье ходили довольно часто, а вот нервы стоило поберечь. Как оказалось, решение было мудрым. Дочки, нагулявшись и выспавшись на свежем воздухе на еду накинулись с волчьим аппетитом, помимо своих тарелок, пытаясь залезть ещё и в наши с Антоном. И порой им это даже удавалось. Приходилось держать ухо востро. Но помогло это мало.

В результате, мы с бывшим мужем доедали то, что осталось после, теперь уже сытых и довольных, деток горестно вздыхая и мечтая о добавке. Тренировки — они, знаете ли, тоже способствуют появлению волчьего аппетита. Который пришлось забивать остатками еды и большим количеством купленного тут же по дороге хлеба. Денег на повторный заказ банально не хватало.

Потом была поездка на электричке, дорога до дома (спасибо, Антон проводил до дверей), поспешное раздевание и запихивание детей в тёплую воду в ванне. Для сугреву, так сказать, и профилактики простудных заболеваний.

Переполненные впечатлениями после многочасового гуляния, плотной еды и купания, дети уснули быстро. А я сидела на кухне, обхватив руками свою любимую пол литровую кружку с горячим чаем и полусонно хлопала глазами в экран ноутбука.

По-хорошему, надо бы тоже идти спать, устала я за этот день знатно: тут и сама тренировка, и танец, и дорога туда-обратно. Не говоря уже о детях.

Но так хотелось просто посидеть в тишине. Побыть, наконец-то, наедине с самой собой: своими мыслями, своими мечтами. Что ради этого даже казалось не такой уж и большой жертвой упустить несколько часов сна. Сладкого сна, почти без сновидений, желанного и скоротечного.

В детстве, будучи совсем маленькой, глядя на маму, я не понимала, как она может так быстро засыпать? Едва коснувшись головой подушки. Особенно в дни, когда отец оставался на ночное дежурство, а она куковала с нами троими дома одна.

Мне самой тогда требовалось время, чтобы поёрзать, повозиться, устроиться получше, подумать, позевать. В общем, засыпание было не таким уж и простым занятием. А мама — раз! — и спит уже. Невероятно, но факт. И даже завидно немного было как-то.

Теперь вопросов 'Почему?' и 'Как?' у меня уже не возникало. Потому, что сама стала такой же, как мама тогда. И непонятным осталось только одно: 'Когда?'. Когда я смогу, наконец, полноценно высыпаться? Когда дети подрастут настолько, что я смогу, раздав их по бабушкам, наконец-то куда-то съездить одна? И не важно, куда именно: на недельную полигонную ролевую игру или просто в кино на дневной или вечерний сеанс. Когда я обрету хоть какую-то финансовую стабильность и независимость, чтобы иметь возможность реализовать свои мечты и планы? В том числе и о путешествиях вместе с детьми.

Вообще, тема путешествий, выездов и походов волновала меня, в последнее время, невероятно. Видимо, совсем я дома засиделась за последние три года. Оно и неудивительно. Куда с грудничками или беременная поедешь? А одновременно беременная и с годовасиком на руках? Вот то-то и оно!

Так жизнь и проходила в четырёх стенах с нелюбимым и не любящим уже, в общем-то, мужем и полным ощущением безрадостности будущего бытия. Хорошо, что вовремя нашла в себе силы и мужество разорвать этот замкнутый круг и дать свободу нам обоим.

В конце концов, мы оба: я и Антон, ещё довольно молоды, интересны и определённо заслужили право каждый на своё личное счастье. Пусть у нас отношения не сложились удачно: любовь ли прошла, рутина ли заела — уже, по сути, не столь важно. Но оставаться рядом с тем, кто уже не заставляет твоё сердце радостно биться в груди, кто утерял твоё доверие и уважение, только лишь из-за привычки и страха перед большими переменами в жизни — как-то глупо, и эгоистично. Особенно по отношению к детям. Особенно, если день ото дня чувствуешь, как черствеет твоя душа, а сердце потихонечку заполняют равнодушие и нарастающее раздражение. Чувства, готовые рано или поздно прорваться мощным неконтролируемым взрывом яростных эмоций и разрушительных действий. Действий, о которых впоследствии можно сильно пожалеть, да как бы не было поздно.

Мы с мужем оба были 'боевиками'. Занятия истфехом — историческим фехтованием — так просто не даются. И склад характера тут нужен особый. Так же, как и физическая подготовка. Навыки при этом получаешь весьма своеобразные, и в некотором роде опасные, особенно при пошатнувшемся самоконтроле.

Эту опасность я разглядела разу, едва почувствовав в себе натяжение и глухую вибрацию тех самых струн, что соединяли мою волю с благоразумием, свободолюбие с агрессией, природное добросердечие с холодным разумом и расчетливостью. Равновесие было нарушено. И не у меня одной. Без принятия экстренных мер всё могло закончиться весьма плачевно.

И чуть было не закончилось. Не хочу об этом вспоминать. Знаю, лишь одно: двум 'боевикам' не место в одной семье, если в ней нет любви, гармонии и понимания. Слишком опасно, слишком непредсказуемо. И детям в таких семьях приходится нелегко. Поэтому я сделала свой выбор без сожаления. Расстались мы мирно.

Более или менее спокойно сосуществуем и до сих пор, но уже в качестве почти-друзей, со скидкой на обстоятельства.

Бывший муж остался вполне себе доволен сложившейся ситуацией. В моей же душе наступило подобие мира и покоя: дышать стало легче, всплески неконтролируемой ярости ушли в прошлое, появились мечты о будущем. И я вновь научилась улыбаться. И даже искренне смеяться. Громко, счастливо, в голос. Просто так, от удовольствия и радости жизни.

Небеса вы мои высокие синие, с облачками барашками белыми... как же давно этого не случалось! Зато за три года замужества заметно прибавилось седины, а во взгляде поселилась усталость. И это в мои-то тридцать с хвостиком! Кошмарище просто! Ну, прямо 'ужас-ужас-ужас!', как говорилось в том самом анекдоте.

Считала ли я брак заранее гиблым делом? Нет! Просто мне не очень повезло. Или я поторопилась. А, может просто не судьба была, чего теперь гадать?

Но одно обстоятельство прочно и непоколебимо опровергало все попытки назвать себя неудачницей с кучей потерянного времени за плечами. Точнее не одно, а целых два: мои дочки. Две ясные звёздочки моей души, два маленьких чуда, за которые я готова была простить этому миру всё его, надуманное людьми, несовершенство.

Я ничего, слышите, ничего не хотела бы изменить в своей жизни! Оттого, что любая из этих перемен повлекла бы за собой то, что у меня могло бы никогда не родиться таких чудесных детей. Никогда — какое страшное слово. Потому, что именно за своих детей я готова была воевать со всем миром безжалостно и беспощадно, до последней капли крови, до последнего вздоха.

И это не просто красивые слова. Это — суровая данность. Природа не просто так наделила женщину материнским инстинктом, в полной мере раскрывая и укрепляя его после рождения ребёнка. Никогда не стойте на пути между матерью и её сокровищем. Не пытайтесь несправедливо обидеть её дитя или намеренно причинить ему вред. Пощады не будет, ибо даже самая кроткая и добрая вмиг станет безжалостной фурией, когда ребёнку её угрожает серьёзная опасность!

Не зря народ сложил столько сказок и былин о самоотверженности матерей и подвигах ими свершаемых за детей своих. Всё — правда. Всё — истина. Верьте!

Чашка, удерживаемая в руках, с глухим стуком опустилась на стол, мгновенно вырывая меня из полусонного-полубредового состояния. Чёрт! О чём это я тут только что думала?!

Мысли разбежались перепуганными тараканами, оставив голову звеняще-пустой и невероятно-лёгкой. И ВООБЩЕ никаких воспоминаний о том, что это только что было.

Так бывает на границе реальности: между явью и сном.

Но вспомнить почему-то казалось важным. Что-то там, кажется было, про яростный бой. Про детей... и путешествия. Об игре я, что ли, думала, на которую собираюсь с детьми? Про Столетнюю войну? Ничего, блин, не помню!

Я отцепила руки от остывших уже боков чашки и устало потёрла ладонями лицо. Недосып, в моём случае — это уже диагноз. Бросила мимолётный взгляд на циферблат настенных часов. Стрелки показывали уже полвторого ночи. И куда время так быстро делось?

Пойти спать? Нет, посижу ещё немного, муторно как-то на душе, надо чем-то перебить это ощущение, иначе утром только хуже будет.

Неторопливо встав, я подошла к раковине и, вымыв чашку, поставила её на сушилку. Вытерла полотенцем руки. Привычные, доведённые до автоматизма действия, немного разогнали сонную муть. Тихонько сходив проверить спящих детей, вернулась обратно на кухню и вновь села перед ноутом. Таймер на нём показывал уже без пятнадцати два.

Ночь — странное время. Особенно для меня. И особенно в последнее время. Хочется и спать и бодрствовать. И помнить и забыть. О чём? О том, о чём сознательно запрещала себе думать и вспоминать, безжалостно прерывая самое только начало мыслей. Воспоминаний. О нём. О своём прекрасном и мимолётном несбыточном сне. Снах. Счастливых и беззаботных. Прерванных мною волевым усилием и потребовавшим немало душевных сил на то, чтобы перестать тосковать. Перестать помнить.

Получалось не всегда. Точнее, нет, не так. Если честно, то совсем не получалось. Ну, как, скажите мне на милость, можно взять полностью под контроль все свои мысли? По-моему, такое вообще только в книжках бывает. А мы люди простые, соблазнам подверженные. И памятливые.

Поэтому я помнила. И скучала. Тосковала неимоверно, вновь и вновь запрещая себе вспоминать и надеяться. Он больше не придёт. Я сама приложила к этому руку и отступать от принятого решения была не намерена. Достаточно мне разочарований и иллюзий в жизни. Не в том я сейчас положении. Да и не принадлежу только лишь сама себе. Пора становиться серьёзнее. И практичнее.

Но как же тоскливо... и больно... терять надежду на Чудо — свою собственную волшебную и удивительную Сказку. Вот именно, сказку — несбыточное, мифическое, эфемерное. Это уж точно не для меня. Старовата я уже для подобных наивностей.

Что-то я опять не в ту степь укатила. Надо бы срочно отвлечь себя от этих ненужных, безрадостных и, в чём-то даже опасных, мыслей.

Я открыла на ноуте папочки со своим рукопечатным творчеством подвида 'роман фэнтезийный обыкновенный' и в задумчивости уставилась на экран.

Писать проду не хотелось. Вот вообще. Особенно романтическую, коя по сюжету сейчас и должна была бы иметь место быть. Какая нафиг романтика, когда на душе кошки скребут и просто плакать хочется от несбыточности своих собственных стремлений и фантазий?!

Может попробовать настрочить что-нибудь другое, отвлечься? А что, например? Хм-м... помнится, недавно хотела составить на память небольшой цитатник собственных забавных афоризмов. Даже ведь придумалось что-то. Осталось только вспомнить, что именно?

А, вот, одно в голове всплыло! Спешно открыла новый вордовский документ и быстро запорхала пальцами по клавиатуре, вводя нехитрый текст:

'1. Из любой ситуации требующей обязательного разрешения, у вас есть, как минимум, два выхода: Первый — поднапрячься, как следует и сделать то, что нужно. Второй — расслабиться и поплакать от жалости к себе. А потом всё равно поднапрячься и сделать.'

— Мда... не гениально, конечно, но мысль вроде как доходчиво донесла, по пути не расплескала. По крайней мере, для себя самой точно хорошая напоминалка будет. Что-то я там ещё хотела... заумное такое... о морали и нравственности. Ну-ка, ну-ка...

Следующие полчаса пролетели, как единый миг, под тихий стук клавиш ноутбука и моё неразборчивое бормотание. Мысль шла и шла, даже не собираясь останавливаться, а я только и успевала торопливо записывать то, что, видимо, давно накипело в душе. И теперь просилось на волю, облекаясь в чёткие, иногда даже жесткие в своей прямолинейности и откровенности слова:

'2. В наше время почему-то упорно считается, что всё самое лучшее — это новое. Новые технологии, новые моральные устои, новые знакомства и впечатления. Даже авторскую среду это поветрие не обошло стороной, вылившись в страсть к ломке шаблонов и поиску новых креативных путей развития сюжета.

И это само по себе, в общем-то, неплохое стремление, под давлением жаждущих новиса и экстрима читателей, мутировало в странную смесь аморальной беспринципности и наивной глупости, отлично маскирующейся под самодостаточность, самостоятельность, свежесть идеи и логическую закономерность. Конечно, я имею ввиду не всех авторов поголовно, но, увы, большинство на сегодняшний день именно таковы.

Чего только они не придумывают, чтобы привлечь, шокировать, взволновать читателя и удержать его интерес на как можно более долгий срок. Оставим сейчас вопросы финансового вознаграждения за кадром, рассмотрим только стремление к популярности и признанию.

И тут уже авторская фантазия не знает границ, а порой и банального чувства меры. В ход идёт всё: подмена понятий добра и зла, обесценивание чувств и чистых эмоций с одновременной популяризацией секса, полигамии, БДСМа, жестокости, цинизма, интриганства и 'умеренной подлости'.

Последние пункты даже можно вынести отдельно, как нечто теперь уже совершенно естественно воспринимаемые частью образа современных, успешных, уверенных в себе людей. Стервозность, капризность и хамоватую понтоватость, повсеместно выдаваемую за смелость и остроумие, кидаем в ту же яму и обязательно присыпаем опилками, чтобы ароматами перед едой аппетит не попортило.

Сначала было перебрано, казалось бы, всё: изменены характеристики классических рас, создано множество новых миров, прописаны тонкости магических техник и всевозможных ритуалов. Академии, попаданцы, космооперы и даже альтернативная история — востребовано всё, не говоря уже о ставшем обыденным: пришёл-увидел-победил-дошёл-всех-спас/захватил. Казалось бы, вот он — рубеж, за которым уже мало, что можно придумать нового? Ан — нет!

И самые 'смелые, свободолюбивые и креативные' идут дальше: полигамные/гаремные межрасовые истинные браки (читай: узаконенная групповуха), оборотни/вампиры — геи (считай пропаганда би— и гомосексуальных отношений), непреодолимая взаимная телесная тяга к родственникам/опекаемым/ученикам (оправданное узаконивание практики педофилии и инцеста). А так же, вынужденная жестокость или желаемая перчинка из смеси острых волнующих ощущений (подробнее описание применяемых пыток и популяризация БДСМ практик в личных отношениях, как нормальная завязка для серьёзных чувств и длительных отношений. Повальный Стокгольмский синдром, не иначе.).

И всё это в красивой, яркой обёртке кипения страстей и эмоций на фоне лихо закрученного сюжета и множества волнующих приключений. Это как тот самый кетчуп, вкус которого напрочь забивает вкус основного блюда, но всё вместе кажется очень вкусным и гармоничным: от еды фактура и насыщение, от приправы — острота и необычность.

Осуждать их — смысла нет, как, впрочем, и пытаться научить делать что-то с твоей точки зрения правильное. Они так же, как и все люди, имеют право на публичное высказывание своих мыслей и фантазий. Жаль только, что мало кто задумывается, что кроме прав, на них ложится ещё и ответственность. Ответственность за читателя, который придёт насладиться трудом автора, впитать в себя его идеи и представления. Записать их где-то глубоко на подсознательном уровне. А потом, пусть неосознанно, пусть частично, но всё же воплотить в жизнь прочитанные модели поведения, сулящие колоссальный успех и обязательный хэппи-энд. Ну, или хотя бы славу и признание.

В свою жизнь, дорогие мои. Именно в свою. И сам. Причём модели, которые априори не работают в реальных условиях за пределами фантазии авторского мира. Зато чудесно позволяют набить наивному исполнителю чужих задумок свои собственные болезненные шишки. И, в лучшем случае, извлечь из них хоть какой-то урок. В худшем — будут думать, что так и должно быть: жизнь — боль, кругом чернуха, а светлое и доброе — только для дураков и наивных провинциалов.

Есть ли выход из этого замкнутого круга? На мой взгляд — да. Оглянитесь, милые авторы. Стремясь всё вперёд и вперёд, открывая новые пути и прорывая затейливые тоннели, вы не заметили, как отгородились от всего, что многократно было описано и востребовано ранее, но до сих пор не утратило ни актуальности, ни важности , ни смысла. Верность, честь, целомудрие, дружба, следование своим принципам и данному слову, сила воли, нравственность, доброта, тактичность, любовь, наконец-то — вот неполный перечень того, что как-то совсем незаметно и неуклонно теряет свой изначальный смысл и исчезает из нашей жизни, становясь просто ничего не значащими словами. Пустым звуком, фантомным образом, нелепицей.

Ломайте эти стены за своей стеной, дорогие авторы, используйте свой талант и силы на то, чтобы добраться до истинно необходимых и значимых вещей и подарить их своему читателю. Делая и его добрее, светлее, умнее и достойнее. Дайте тем, кто читает вас, шанс обратиться к Миру открыто: с чистой душой и помыслами и он откликнется всем своим многообразием красочных чудес, эмоций и чувств. Покажет, что счастливые сказки вполне могут исполниться и наяву.

Но это моё личное мнение и, возможно именно этот рецепт многим придётся не по вкусу, ибо применить его на практике гораздо сложнее, чем просто штамповать уже привычные и доказавшие свою окупаемость образы. Решение зависит от каждого из нас. Но, хотелось бы верить, что любой из пишущей братии, сможет привнести какой-нибудь полезный вклад в общее непростое, но такое интересное и ответственное дело'.

Поставив последнюю точку, я с удивлением окинула взглядом получившийся текст, покачала головой, да призадумалась серьёзно:

— Эк, меня на откровенности, да нравоучения потянуло нежданно-негаданно. Цитатку, называется, хотела сочинить, да в ворде увековечить, гений непризнанный. Выложить, что ли, сей опус к себе на страничку в виде размышлятельной статьи? Или не стоит всё ж?

Ещё раз внимательно перечитала получившееся: то ли статью неизвестно куда, то ли крик души, а то ли послание человечеству и мрачно усмехнулась:

— Блин, меня за такое точно закидают какашками все любители вышеперечисленных жанров. Особенно молодые, горячие и невоздержанные в эмоциях. Не говоря уже о выражениях. Так, что с выкладкой пока повременю. Хотя бы до тех времён, как мне не надоест мир и покой в моих полусонных комментариях и душа не запросит трэшевого холливара!

А пока: спать-спать-спать...

Утро расставило всё по своим местам, смыв остатки непонятной ночной то ли хандры, то ли тоски неизвестно по чему, и вновь погрузило с головой в ежедневные хлопоты. Теперь уже многократно увеличенные нарастающими темпами подготовки к игре.

Сделать предстояло многое: тут и пошив игровых костюмов на всех нас, и составление списков собираемых вещей, и общение с мастерами-игроками-всеми нужными людьми. Про заказ и выкуп билетов, и приобретение всего недостающего снаряжения, типа: палатки, горелки, надувного матраца и прочая-прочая-прочая и говорить страшно. Откуда взять столько денег?! Да ещё и взносы игровые надо платить.

В самую пору за голову хвататься и отменять все продуманные планы. За неимением достаточного финансирования, так сказать. И тихо-мирно уговаривать себя, что: 'так оно даже лучше.. и неизвестно, как бы оно там, что ещё обернулось.. и маленьких детей зачем так далеко тащить'. И так же тихо чахнуть от жалости к себе и несбывшихся надежд-мечтаний. Ведь я так давно уже хотела поехать на большую игру-тысячник. А тут ещё и такая тема: Столетняя война!

Что не дало мне окончательно опустить руки — не знаю. Может, природный оптимизм и надежда на лучшее. А может, то странное чувство, что прочно поселилось во мне недавно и уже не отпускало, настойчиво нашёптывая, что всё будет хорошо. И что этот этап — очень важен, а потому обязательно должен быть пройден, как бы сложно и тяжело не пришлось.

Бывают такие вехи в жизни каждого человека — знаковые события. Порой неожиданные или давно ожидаемые, но всё же внезапные. И всегда немного страшные. Что-то, на что нужно решиться, собрав всю свою волю в кулак, отбросив страхи и рванувшись навстречу своей мечте. Не слушая никого. Пропуская мимо ушей чужие опасения, отговоры, увещевания и даже угрозы.

Оставить за спиной всю суетную шелуху старого мира и с головой погрузиться в волшебные ощущения незабываемого приключения!

Что-то похожее, мы частенько переживаем в обычной жизни, когда перебарываем очередной свой страх или сомнение, совершаем правильный поступок или просто делаем то, что нам нравится. Эти маленькие победы тоже окрыляют и дают передышку душе и разуму, погрязшим в ворохе повседневных установок, обязанностей и неотложных дел.

Но знаковые события — это уже совершенно иной уровень. Словно прорыв на очередную ступень. Хотя, почему 'словно'? Это и есть прорыв. Если решишься, рванёшься и сделаешь!

Такие события легко распознать заранее, ибо при их приближении душу не оставляет ощущение волнения, предвкушения и ожидания чего-то необычного, волшебного и совершенно потрясающего. Оно-то и даёт силы идти вперёд, преодолевая всё возрастающее на последнем рубеже, сопротивление. Сопротивление, словно встающее последним барьером на пути, проверяющим твою решимость, смелость и силу воли.

Когда наталкиваешься на такое событие, в душе прочно поселяется и не отпускает ощущение, что ты стоишь на перекрёстке, развилке своей судьбы. И пройдя его, изменится что-то важное, что-то нужное придёт в твою жизнь. И уже не существенно, какими именно будут эти перемены, главное то, что изменишься ты внутри, став сильнее, увереннее, счастливее. И это обязательно отразится потом и на физическом плане, меняя реальность вокруг тебя, подстраивая её под новые нужды и стремления.

Ну, а если испугаешься и опустишь руки... Ничего критичного не произойдёт. Ты просто останешься там, где и был. В своём вот этом уроке, в котором варишься, по сей день. И скорее всего, уйдешь на новый круг: работа над ошибками, так сказать, и более плотное усвоение не пройденного материала.

Каждый выбирает свой путь сам.

Я всей душой стремилась к переменам. И почему-то верила, что всё будет, всё получится! Поэтому решила разбираться с проблемами последовательно, по мере их возникновения.

И тут начали твориться самые настоящие чудеса! Антон вдруг расщедрился, свозил меня в магазин снаряжения и оплатил всё, что нам требовалось для комфортной жизни в походных условиях. За полтора часа до закрытия магазина мы метались по огромному спортивному гипермаркету, перманентно мучая консультантов и набирая большую корзину 'всего самого-самого нужного'.

Повезло ещё, что буквально за несколько дней до этого, я со своим другом, бывалым походником и отцом аж четверых детей, уже успела побывать здесь. Всё тщательно посмотрела, прикинула и получила исчёрпывающую консультацию от опытного человека. Поэтому знала, что есть первоочередное и необходимое, а что уже не обязательное, но приятное и облегчающее походную жизнь.

В общем, протратились мы знатно, но что странно, упрёков в мой адрес не последовало. Проникся, что ли важностью мероприятия? Или просто на хорошее настроение попали? Да, какая, впрочем, разница? Главное — этот вопрос благополучно решён. Честь и хвала Антону за своевременно сделанное доброе дело. Как говорится в какой-то рекламе: 'Важнее тысячи слов!' хе-хе... Плюс сто к карме!

Дальше — больше. Совершенно неожиданно пришёл перевод от подруги и её знакомого, которого она 'подсадила' на мою пишущуюся ещё книгу. Объяснение было простым и ёмким: 'Это тебе в подарок на день рождения, на игру и в благодарность за замечательную книгу'.

Сказать, что я была потрясена — это сильно преуменьшить. Слов просто не было! Зато появилась возможность действовать. И уже через день у меня на руках были билеты на поезд: туда и обратно.

Вопрос с костюмами тоже стоял довольно остро. Ибо, если на платья для дочек лоскутов от прошлых пошивов у меня оставалось предостаточно: как суконных, так и льняных, то с моим платьем ситуация была просто плачевная. Куска льняной ткани нужного размера, точнее двух, не было совсем.

Очередное внезапное чудо — моя тётя вдруг вспоминает, что у неё уже пару лет лежат два отреза льна, и даже нужного цвета, которые мы ей покупали в надеже как-нибудь на досуге пошить настоящий реконструкторский средневековый костюм. Но руки так и не дошли, слишком много всего непредвиденного за это время случилось.

Зато теперь эту ткань тётя Люда без сожалений подарила мне, сделав поистине королевский подарок!

Круговерть удачных событий и гладкости открывающейся дороги просто вводила в ступор и радостное недоумение. В процессе подготовки ещё несколько более мелких, но не менее значимых моментов разрешились почти сами собой. Почти — это по замечательно удачному стечению обстоятельств, в ходе поисков и договорённостей. А не потому, что я сидела на попе ровно, ничего не делала и уповала на внезапное чудо, которое произойдёт как-нибудь само собой

Дополнительной суеты добавила внезапно потребовавшаяся беготня по различным государственным инстанциям с целью подачи документов на всеразличные пособия и решения первостепенных вопросов. Тут тоже пришлось покрутиться со сбором справок, документов и заявлений.

На этом фоне безумной круговерти я безжалостно выкинула за борт, оставляя на потом, плановый обход детских врачей, который мне торжественно вручили в поликлинике и попросили поторопиться. Вердикт с моей стороны был чёток и безапелляционен: я с ума сойду и нигде не успею, если попытаюсь объять вот это всё необъятное. Причём, одновременно!

Вот, я ещё могу понять, зачем детям в год и в три года надо проходить осмотр хирурга и ортопеда, терапевт с ЛОРом, и даже, фиг с ним, стоматолог. Но на кой чёрт, простите, моим малышкам в этом возрасте заключение гинеколога и психиатра? Вот это я уразуметь просто не в силах. Значит, пока лесом дальним, до благополучного возвращения с игры.

Бегая по делам, как в попу раненая рысь, я успевала ещё заниматься домашними заботами, детьми и даже получалось спать, как ни странно. Написание книги закономерно приостановилось, я же не робот, в конце-то концов! Надеюсь, читатели войдут в моё положение.

Оставалось ещё договориться с Антоном о завершении дел с нотариусом и разнести документы по ведомствам. На этом, беготню по инстанциям можно будет считать временно завершённой и ехать на игру с чистой совестью, успевшего закончить дела человека.

Попробуем договориться с ним на выходные. Заодно и дочек с бабушкой оставлю ненадолго. Впервые сразу двоих. Боевое крещение, так сказать, хе-хе.

Эти выходные прошли на удивление замечательно! Что было тому основной причиной — трудно сказать: может, чудесная тёплая солнечная погода, пусть и разбавленная сильным порывистым ветром. А может, удачное разрешение сразу нескольких важных текущих дел.

Или вовсе тем фактом, что в субботу я почти на полдня оставила обоих детей бывшей свекрови, а сама вместе Антоном отправилась улаживать дела в нотариальную контору. Кончилось всё благополучным завершением дел и неожиданным походом по магазинам и покупкой множества давно желаемых вещей. Один только хороший качественный штапик для древков стрел и замечательная походная газовая горелка только чего стоили!

И всё это, как и множество других полезных и просто приятных вещей, совершенно 'за просто так' и даже с улыбкой было подарено мне бывшим мужем. А ещё поход в ресторан, где меня накормили до состояния полного сытого счастья, великодушно предложив выбирать всё, что я захочу.

Всё не влезло, хоть я и очень старалась. Пришлось попросить официанта оставшееся упаковать с собой, чтобы с удовольствием доесть уже дома, на следующий день. Красота, просто!

М-м-м... а три ведёрка дорогого мороженого, уже почти год мною не пробованного и перешедшего в разряд 'необязательной роскоши'? Подкупает, надо признать. Как и умилённая улыбка Антона, как будто смотрит на что-то крайне забавное и родное. Даже не по себе как-то становилось периодически.

Мы даже не поссорились ни разу за день. Вот уж что действительно к вечеру стало напрягать не на шутку. Но придраться, реально было не к чему.

Под конец дня домашняя баня и возвращение домой с младшей дочкой, которая после длительного маминого дезертирства, наотрез отказалась со мной больше расставаться, доведя окружающих своим неистовым криком до хронического нервного тика.

В воскресенье — длительный здоровый сон, не нарушаемый побудками, утренние домашние дела и снова замечательная погода и сильный ветер. А мне так даже больше нравится, чем влажная удушающая жара или промозглая сырость.

С тех пор, как я уехала из Кронштадта в Питер, больше всего скучала именно по сильным, вольным ветрам, продувающим тебя насквозь и делающим лёгкой-лёгкой, словно беззаботная призрачная пушинка. Люблю ветра, очень! И всегда, сколько себя помню, хотела уметь летать. Увы мне. Пока... увы.

И снова наполненный позитивной беготнёй и нужными делами день. Полное ощущение полноты жизни и личного почти всемогущества. И много-много радостного предвкушения от того, что делается, всё реальнее приближая ожидаемое ближайшее будущее. Радостное и волнительное. Моё.

Я уж, грешным делом, даже допустила на секунду крамольную мысль о том, что может и не так уж плохо нам могло бы быть вместе. Снова. Но тут же в ужасе выпинала её обратно, от греха подальше! Ибо дружеское и эпизодическое общение — это одно, а совместное построение семейной жизни со своими обязательствами и притирками — совсем другое.

И, если нам опять всё надоест и характеры по новой взыграют, делая совместное проживание невозможным, то так легко нам будет уже не разойтись. Слишком болезненно это воспримут дети. Они уже достаточно взрослые, чтобы всё понимать и переживать. А вот, новых серьёзный моральных детских травм я, хотела бы избежать любой ценой.

И гори оно всё синим пламенем — женское, нужное и несбыточное!

Глава 15

Анастас.

Утром, едва только получив весточку от Милтона, я быстро собрался и поспешил к нему домой .

Слуги, видимо заранее предупреждённые хозяином, по прибытии незамедлительно проводили меня в столовую, где как раз трапезничал мой друг.

— Вот, так и знал, что ты сразу же рванёшь сюда, как только получишь от меня послание,— вместо приветствия заявил он, улыбаясь и салютуя мне чашкой с травяным отваром. — Наверное, и позавтракать толком не успел. Составишь мне компанию?

Я благодарно кивнул, присаживаясь рядом с ним за небольшим овальным столом, накрытым белоснежной накрахмаленной скатертью, на который расторопные слуги уже ставили для меня дополнительный прибор.

— Позавтракать-то я успел, но это было довольно давно. Так что от дополнительного перекуса не откажусь. А вот ты что-то припозднился с завтраком. Опять работал всю ночь?

Поставленная передо мной тарелка, с аппетитными мясными рулетиками и овощным гарниром, источала умопомрачительный аромат, и я с удовольствием принялся за еду.

— Что-то вроде того, — Милтон отодвинул от себя уже пустую тарелку, которую тут же забрал расторопный лакей, и с не меньшим удовольствием, принялся за поставленный перед ним десерт. — Точнее сказать, искал варианты выполнения поставленной тобой задачи.

— Вот как? И есть какие-то новости? Ведь не просто же так ты просил меня сегодня зайти, как только появится время.

Я даже есть перестал, устремив пытливый взгляд на друга и напряжённо ожидая его ответа.

— Новости есть, — кивнул маг, старательно выскребая ложечкой дно десертной креманки с нежным фруктовым муссом. — И они даже скорее положительные, чем отрицательные.

Проклиная про себя любовь нашего штатного мага к разного рода недомолвкам и театральным эффектам я, тем не менее, нашёл в себе силы уточнить пока ещё спокойным тоном:

— И чем же ты меня порадуешь?

Милтон бросил на меня быстрый взгляд, в котором сверкнула хитринка, и невозмутимо поднёс к губам чашку с травяным отваром. Сделав несколько больших глотков, он опустошил чашку, поставил её на стол и не спеша промокнул губы салфеткой.

— Ну, если не вдаваться в долгие, нудные, и абсолютно тебе ненужные подробности... то можно сказать, что шансов на осуществление задуманного у тебя не так уж и много. Но и не мало. Как минимум, один единственный — точно есть.

— Милтон! — мой сердитый окрик разрушил спокойную застольную атмосферу, а руки сжали столовые приборы до побелевших костяшек пальцев. Этот поганец мне, что, специально опять нервы мотает? Или просто испытывает терпение? — А нельзя ли сразу ближе к делу? И без этих хождений вокруг да около?

— Можно. Почему бы и нет? — он вмиг посерьёзнел и кивнул на мою тарелку. — Доедай спокойно, потом поднимемся в кабинет и поговорим уже по существу. Здесь не место для подобных разговоров.

Решив, что препирательства лишь отсрочат долгожданный разговор я, заставляя себя слишком уж торопиться, опустошил тарелку. Запив еду бодрящим отваром и, отказавшись от предложенного десерта, я встал, всем своим видом выражая желание как можно скорее перейти к серьёзной беседе.

— Благодарю за угощение, теперь мы можем обсудить всё более детально?

Милтон, последние несколько минут смотрящий на меня с задумчивым выражением на лице, рассеянно улыбнулся и кивнул, поднимаясь из-за стола.

— Разумеется. Пойдём в мой кабинет, там и побеседуем.

Поднявшись наверх, Милтон, вопреки своему обыкновению, пересёк кабинет и сел за массивный рабочий стол, а не устроился в кресле у камина, как обычно поступал во время наших встреч. Мне было предложено удобное кресло напротив хозяина дома, чем я и воспользовался.

Столь нетипичное поведение друга ни в коей мере меня не задевало: я не чувствовал себя просителем, а он не строил из себя главенствующего в разговоре и не пытался как-то меня морально подавить. Необычный выбор места для разговора лишь наглядно показал, что маг настроен серьёзно и вдумчиво.

Перебрав несколько листов с расчётами магических формул и какими-то схематичными рисунками, он пробежал их глазами, откладывая в отдельную аккуратную стопочку. Затем сложив руки в замок, положил их перед собой на столешницу и в задумчивости уставился на меня.

Я не торопил его и не начал засыпать вопросами, хотя и очень хотелось, понимая, что сейчас он сосредотачивается на обсуждаемом вопросе. Видимо, моё задание, выданное ему фактически в ультимативной форме, оказалось гораздо сложнее, чем мы оба ожидали. Я не мог не обратить внимания, насколько усталым он выглядит: исхудавшее лицо, залёгшие под глазами тени и общий измождённый вид — свидетельствовали о том, что Милтон явно не досыпает и очень много работает.

На мгновение во мне даже проснулись муки совести от понимания, что всё это последствия моего нетерпения и напористости в решении важного для меня вопроса, техническим воплощением которого волей неволей пришлось заниматься другу. Впрочем, они быстро скончались под натиском жадного нетерпения и желания поскорее узнать результаты его изысканий.

— Ну, что я могу тебе сказать, Анастас, — поняв моё состояние, друг не стал сильно затягивать паузу — Поставил ты мне тут задачку. Я, честно признаться, даже не думал, что её можно будет как-нибудь технически воплотить, особенно в те сроки, что ты подразумевал. Ведь снохождение и смежные с этим области — довольно узко-специализированны и до сих пор не изучены досконально. По-крайней мере на том уровне, что вдруг потребовался тебе. Поэтому мне пришлось снова обратиться к Малкольму за советом. И, обдумав ситуацию, текущее положение дел, твои запросы и наши реальные возможности, мы пришли к выводу о необходимости привлечения сторонних специалистов. Инкогнито, разумеется, не раскрывая всей сути проблемы. Только по особо застопорившимся моментам.

— Каких именно специалистов? — нахмурился я, чувствуя смутную тревогу и неуверенность от такого поворота событий.

— Новые знакомые Малкольма. Он повстречался с ними во время путешествия, хотя заочно был наслышан о них много ранее. Помнишь, он рассказывал об экспедиции магов, которые приютили его и Эльханну после первого переноса? Так вот, они после возвращения связи не потеряли: плотно переписывались и даже несколько раз встречались, пытаясь совместно найти разгадку причины совместных переносов твоего брата и его жены.

— Да, я их помню. Глава той экспедиции — Седрик дир Талан — первым прислал весточку о местонахождении брата, после того как Малкольм пропал. И что среди них обнаружились специалисты обладающие знаниями в нужной нам области?

— Скорее, в смежных областях, — уточнил Милтон и согласно кивнул. — К тому же, компания там и впрямь собралась неординарная. В экспедицию отправились мало того, что мастера своего дела, так ещё и с уклоном в науку. Талантливые учёные и страстные экспериментаторы, вроде твоего братца. Можно сказать, одного поля ягода они с ним.

— Угу, и с тобой тоже, — не удержался от лёгкой шпильки я.

— Ну, это ты мне откровенно польстил, друг мой! До таких высот в своей области и полуфанатичного увлечения экспериментаторством мне ещё далеко. Хотя, твоими стараниями этот момент приближается катастрофически быстрыми темпами, — Милтон вернул мне ехидную усмешку и 'поиграл' бровями. — Гордись, Анастас, скоро в твоей триаде будет уникальный в своём роде менталист, подвида: "Птичка золотая, чудеса творящая"! И семейный гербовой девиз можно будет, наконец, сменить на что-нибудь менее пафосное и более соответствующее текущему положению дел. Например: "Создаю невероятное! Творю невозможное!"

— Замечательная перспектива и идея. А я пока похлопочу о выдаче тебе медали: "За скромность, кроткий нрав и малые запросы", — подыграл я и весело рассмеялся.

Ответом мне был искренний смех оценившего шутку друга.

На душе у меня почему-то стало легче от этой дурашливой пикировки. Наверное, потому что это давало надежду на хороший исход решения моей проблемы. Будь всё безнадёжно и неосуществимо, Милтон не стал бы беседовать со мной в таком беспечном тоне.

Было видно, что сейчас он не играет, не мудрствует и не выдерживает паузу специально. Просто не торопится, собираясь с мыслями и давая мне за неспешной беседой сбросить часть напряжения и хоть немного расслабиться.

Значит, далее тема разговора будет достаточно серьёзная, требующая ясного разума и вдумчивого подхода. Что ж, я был к этому уже готов.

— Смех смехом, но давай уже переходить ближе к делу. Скажи мне, каков твой вердикт по решению моей проблемы? Удастся ли сломать заслон, которым отгородилась Ирина со своей стороны и вновь возобновить наши встречи путём снохождения?

— Нет, — Милтон отрицательно покачал головой, одним коротким словом обращая в прах мои надежды. Но сдаваться было ещё рано и я попробовал задать свой вопрос иначе.

— А устроить разовый 'вызов' в общий сон?

— Тоже нет. Пойми одну простую вещь, Анастас, — торопливо продолжил он объяснения, видя моё вмиг помрачневшее лицо. — То, что барьер, разделяющий вас, стоит столь прочно и непоколебимо, не поддаваясь на попытки внешнего воздействия, явно свидетельствует о том, что установленная с той стороны защита максимально проста. Как в исполнении, так и в поддержании активного состояния, а оттого почти абсолютно непробиваема.

— Почти? Но не абсолютно, да? — тут же уцепился я за эту оговорку.

— В общем, да. Но тут есть несколько моментов: тонкостей, сложностей, особенностей — называй, как хочешь. В общем, рассмотрев поставленную тобой задачу со всех сторон, хорошенько помозговав и не единожды посоветовавшись мы, с нашим 'научным кружком любителей удивительного и невероятного', пришли к выводу, что вариант решения твоей проблемы существует только один. Да и тот весьма эфемерный, на мой взгляд, если честно. Слишком уж много факторов должно совпасть одновременно. Правда, наблюдая в последнее время за твоим фанатичным упорством и феноменальным везением, я начинаю верить, что и в этот раз у тебя всё может вполне себе получиться. Дуракам, новичкам и одержимым, говорят, сами Боги помогать любят.

— А если говорить более конкретно и по существу? Не вдаваясь в личные характеристики и оценочные впечатления? — я иронично приподнял одну бровь.

— А, если по существу, то пробить ту защиту и встретиться со своим наваждением ты не можешь, по объяснённым мною ранее причинам. Всё, что ты можешь попытаться сделать... Я повторяю, ПОПЫТАТЬСЯ, — он особо выделил интонацией последнее слово — это перенести девушку к себе.

— Не понимаю. Ты же только что сказал, что у меня не получится позвать её в своё осознанное сновидение! — я был совершенно сбит с толку.

— Верно. Но речь у нас с тобой идёт не о сновидении, а о реальности. О твоём реальном мире, Анастас. Нашем мире.

— Ты хочешь сказать... — от неожиданности и невероятности высказанного Милтоном утверждения у меня как-то разом пропали все связанные слова... Зато эмоции захлестнули с головой, опережая одна другую, смешиваясь, перетекая друг в друга и повергая разум и душу в совершеннейший хаос.

— Именно так! — друг, понявший мой вопрос без слов, азартно блеснул глазами и чуть подался вперёд. Глядя мне в глаза и многозначительно улыбаясь, он протянул: — Не эфемерным видением и зыбким сном, но во плоти и в полном сознании.

Слово 'плоть' в его устах почему-то прозвучало насмешливо и даже несколько глумливо, но я отмахнулся от этого, полагая несущественной деталью. От открывающихся перспектив откровенно перехватывало дыхание и я самым банальным образом растерялся. В голове появилось море вопросов и сомнений. Всё это оказалось слишком неожиданным для меня. Полноценный перенос? А как она отреагирует на это? Как воспримет? Как же её дети? Что будет дальше? Тысячи "как?", "что будет?", "что делать?" разом вспыхнули в ошалевшем сознании, дезориентируя и повергая в пучину растерянности.

— Эй-эй-эй! Полегче, Анастас! — вмешался в сонм моих растревоженных мыслей голос Милтона. — Вижу по твоему ошалевшему виду, что новость тебя несколько ошарашила. Мягко говоря. Но пока ты не успел себе напридумывать, боги знает чего, сразу уточню несколько моментов. Важных моментов!

Он демонстративно пощёлкал пальцами у меня перед лицом:

— Эй, ты меня вообще слышишь?

— Да, слышу, — я с трудом сконцентрировал расфокусированный до этого взгляд на лице друга. Выражение откровенной, но доброй насмешки пополам со скепсисом, помогло мне окончательно прийти в себя и, прокашлявшись, раздражённо ответить.

— Не смотри на меня, как на юродивого или безнадёжно наивного мечтателя. Что ты хотел уточнить?

— Сущую безделицу. Но важную, — друг нравоучительно поднял палец и принял нарочито важный вид, явно пародируя кого-то из знакомых или своих бывших преподавателей. — Слушай и запоминай.

— Может мне ещё и записать предложишь для пущей уверенности? — недавно пережитый на глазах Милтона момент слабости и душевного разлада сделал меня не в меру едким и раздражительным.

— Можешь и записать, если тебе так удобнее усваивать информацию, — не подался на провокацию маг. Впрочем, и сам тоже дурачиться перестал став собранным и серьёзным, тем самым настраивая на нужный лад и меня. — Итак, запомни: контакт будет разовым и нестабильным. Ни о каких постоянных и долгосрочных переносах пока и речи быть не может.

— Пока? — тут же перебил я его, уцепившись за заинтересовавшее меня слово.

— Пока. Мы работаем над этим, — лаконично подтвердил маг. — Далее... Повторяю, контакт может быть нестабильным, то есть в любой момент её может 'выкинуть' обратно. Это как-то связано с тем, что хотя она и будет присутствовать в нашем мире физически, всё же тело её останется и в том мире тоже.

Говоря это, Милтон подхватил верхний листок из стопки и внимательно вчитался в написанное, несколько отвлекаясь от разговора.

— Не понимаю, — растерялся я — Как такое возможно?

— Я и сам не совсем это понимаю, если честно. С вопросами по этой части — к эльфам. В нашей команде Иланис лиан Баэлвен с этой частью что-то там мудрил. И вообще, Анастас! Избавь меня от объяснения тебе всех технических параметров, особенностей и нюансов воплощения твоей безумной затеи. Хватит с тебя и того, что нам семерым совместными усилиями удалось совершить практически невозможное: разработать первичный пробный ритуал неинферального призыва или условной телепортации. С названием этого феномена мы ещё не определились, ибо по сути получается что-то среднее, между этими двумя определениями.

Вновь перебирая в руках и раскладывая перед собой на столешнице листы с длиннющими формулами и заковыристыми символами, Милтон продолжал задумчиво бубнить себе под нос:

— Там есть ещё несколько моментов из серии обязательных условий активации переноса и стабильного удержания контакта: твой амулет на её шее, отсутствие резких эмоциональных перепадов сразу же после переноса и ещё парочка мелочей. Я расскажу тебе о них подробнее чуть позже. Мы что-нибудь придумаем вместе, — он на несколько мгновений замолчал, а потом хмыкнул: — Правда, практических "полевых" испытаний мы ещё не проводили. Сам понимаешь, не на ком было.

А вот этот момент в его рассуждениях мне уже не очень понравился.

— Но, это, надеюсь, безопасно? — настойчиво уточнил я.

— Смотря для кого, — равнодушно ответил Милтон, по-прежнему не отрывая взгляда от листа.

Его внимание поглотила одна из пентаграмм, исписанная замысловатой вязью символов, и он не сразу отреагировал на установившуюся в кабинете абсолютную тишину.

Спустя почти минуту, оторвавшись, наконец, от расчетов он поднял голову от листа и натолкнулся на мой весьма недобрый взгляд.

— Извини. Профессиональный юмор, — рассеянно улыбнулся он. Но, видя моё растущее недоверие, небрежно отмахнулся и отложил записи в сторону. — Да, что ты разволновался-то? Самое худшее, что может случиться в данном случае — это просто ничего не произойдёт. Развоплотить её не должно, на мелкие кусочки порвать при переносе тоже, так же как и застрять в межреальности ей будет весьма и весьма затруднительно. На все эти случаи в ритуал загодя встроены ограничивающие условия. Чуть что пойдёт не так, всё сразу вернётся на круги своя и переход снова заблокируется. Не беспокойся!

Не беспокоиться? Это он вот сейчас так пошутил изысканно, да? Профессионально. У меня лично, от отписанных только что перспектив, разве что волосы на голове дыбом не встали. Зашевелились так точно. Было бы даже смешно, если бы не было так страшно. Раньше я такой пугливости и повышенной эмоциональной восприимчивости за собой не замечал.

Но сейчас я понял ясно: так рисковать дорогим мне человеком я совершенно не готов. И если хоть один из негативных вариантов развития ситуации реально возможен, то я почти готов отказаться от воплощения своей затеи и попробовать найти какой-нибудь другой путь для встречи. Почти...

О чём тут же и поведал Милтону.

— Да, ладно тебе панику раньше времени разводить! Ишь ты, разволновался как, — покачал он головой и хмыкнул неопределённо. — Не бойся, всё с твоим наваждением будет хорошо. Дай мне день-два на доработку и корректировку некоторых мелочей. Плюс подготовка самого обряда — сутки. Ну, это если неторопливо и вдумчиво. И всё у вас будет путём — встретитесь! Ты бы лучше пока подумал, о чём с ней говорить будешь после столь долгого перерыва в общении. Ну это, если ты, конечно же, намерен именно разговаривать, а не заняться чем-нибудь поинтереснее, раз появилась такая возможность, — уже не сдерживаясь, глумливо хохотнул маг.

— Милтон, последнее предупреждение, — холодом в моём голосе можно было выморозить весь дом. — Сдерживай свои казарменные шуточки, когда говоришь об Ирине, понял? Или я не посмотрю на нашу многолетнюю дружбу и вызову тебя на дуэль.

— Приношу свои извинения. Занесло. Не надо столь остро реагировать на невинные шутки, — он примирительно поднял руки и улыбнулся.

— Я предупредил, — сказал, как отрезал.

— Я услышал, — кивнул он, становясь вмиг серьёзным и деловитым. — Ты хотел что-нибудь ещё? Или я могу уже приступать к доработке обряда?

— Да, есть ещё одно, — я замолчал в нерешительности, постукивая кончиками пальцев по подлокотникам кресла. — В общем, я хочу ещё раз увидеть её ДО обряда переноса. Хочу посмотреть: как она там? Чем живёт? Как себя чувствует? Чтобы подготовиться и знать, о чём можно побеседовать для начала.

— Так и знал, что ты об этом спросишь! — тихий смешок и широкая улыбка мага застали меня врасплох. А когда Милтон с готовностью поднялся, жестом предлагая мне следовать за собой, и вовсе неподдельно удивился.

— Пойдём в лабораторию. Я уже загодя всё подготовил: так и знал, что ты не удержишься. Даже на досуге слегка доработал ритуал и теперь время "присутствия" увеличилось с одной минуты до, примерно, пяти — десяти. Да и ты сам, благодаря постоянным тренировкам и медитациям, должен теперь легче его переносить. Заодно проверим. Только потом отдохнуть пару-тройку дней всё равно придётся, себя надо беречь. Как раз к этому времени и я с новыми расчетами закончу.

Всё это он говорил мне уже по пути в лабораторию, а я шёл рядом и почти не вслушивался в его слова. В крови играло, пенилось радостное предвкушение: сейчас я увижу её вновь! А вскоре, кто знает, может даже получится обнять и прижать к своей груди мою ненаглядную? Страшно хочется это сделать, наконец.

У кого бы ещё терпения одолжить?

Благодаря прозорливости Милтона, подготовка к ритуалу не заняла много времени. И скоро я уже расслабленно лежал на жёсткой кушетке в ожидании переноса. На этот раз он и вправду прошёл легче: несколько мгновений дезориентации в кружащемся вокруг меня по спирали пространстве, и вот тьма отхлынула подобно волне, оставив меня на полосе прибоя — в просторном, но слегка затемнённом помещении.

Стоя в одиночестве посреди полупустого зала, я с недоумением окинул взглядом открывающуюся передо мной панораму. Существенное отличие этого переноса от предыдущего было ещё в двух вещах: во-первых, в прошлый раз, я словно парил над землёй, словно дух бестелесный, обозревая общую картину сверху. В этот же раз я чувствовал себя вполне настоящим, стоял на полу и, разве что, совершенно не привлекал к себе внимания. Очевидно, что другие люди меня просто не видели.

Во-вторых, в первое моё перемещение я сразу же увидел Айри, проявившись в каких-то пяти шагах от неё. А в этот раз её рядом не было. Очень странно. Может у Милтона, в процессе усовершенствования ритуала, сбились какие-то настройки, и меня занесло куда-то совсем не туда?

Ещё раз осмотрев помещение, в котором я оказался, отметил мелочи, ранее не бросившиеся в глаза, а теперь создающие цельную, понятную и приятную глазу картину. Я находился в зале ресторана: об этом говорила своеобразная мебелировка, приглушённый свет и спокойная музыка. Привычные моему глазу массивные деревянные столы, скамьи и тяжёлые стулья смотрелись здесь совершенно иначе, создавая внешний антураж простой таверны, но принадлежа явно дорогой ресторации. В народном стиле, так сказать.

Это лишний раз подтверждала чистота вокруг, уютная дорогая атмосфера и шикарного вида барная стойка, тянущаяся через половину большого зала. Она сияла огнями, впечатляя разнообразием стеклянных бутылок и сосудов всевозможных цветов и форм, выставленных на полках вдоль стены.

Обслуга ресторации была одета чисто, аккуратно и ничуть не вызывающе. Девушки-разносчицы хотя носили платья длинной всего до колена, но выглядели строго и неприступно. Ходили тихо, заказы разносили быстро и постоянно доброжелательно улыбались. Но не было в тех улыбках и тени заигрывания или кокетства — простая профессиональная вежливость, не более того.

Судя по малому количеству клиентов, время сейчас было неурочное. Вероятно, в этом заведении публика собиралась ближе к вечеру. Однако, что здесь делаю я, мне было решительно непонятно. Время неумолимо шло и вот уже целая минута — была потеряна впустую. А я даже не знал, как мне досрочно вернуться обратно в своё тело и свой мир. Да и, вообще, возможно ли это до истечения срока пребывания здесь?

Внезапно раздавшийся весёлый смех за моей спиной, словно прошиб огненной плетью по позвоночнику. Это же голос Айри! Так она всё-таки здесь? Но где?

Я закрутился на месте, оглядываясь и жадно ища взглядом того единственного человека, ради которого я был готов на многое. Почти на невозможное. Очередной беззаботный смешок указал мне точное направление, и я без раздумий рванулся к ней навстречу.

За одной из высоких перегородок, увитых странными неживыми растениями, создающими что-то вроде уединённого кабинета, сидела за столом она — моя ненаглядная малышка. Но не одна.

Рядом с ней на диванчике, практически плечом к плечу, сидел всё тот же мужчина, которого я не раз уже видел на первом этапе нашего знакомства, бродя бестелесным духом по её дому. Бывший муж, чтоб его демоны побрали! Что он-то здесь делает? И где сейчас их дети? Что вообще за интимные посиделки в дорогой ресторации и явно игривом настроении?

Злость накатила тёмной волной, мешая мыслить связно, толкая на решительные и весьма разрушительные поступки. В тот момент меня совершенно не волновало, что пребывая в бестелесном состоянии, я не могу причинить ему ни малейшего физического вреда. Морального, впрочем, тоже. Душа требовала расплаты за попытку посягнуть на близкого мне человека, а инстинкты требовали стереть соперника в порошок, чтобы и мысли него не возникло больше подходить к ней ближе, чем на десять метров. И смотреть так.

О, да, я видел, что за взгляды он кидал на улыбчивую, с интересом уткнувшуюся в меню и оттого ничего не замечающую женщину. В них сквозил чисто мужской интерес, нотка снисхождения и немалая доля самодовольства. Словно он замыслил что-то в отношении неё или имел какие-то определённые дальнейшие планы.

Угу, знаю я эти планы. Сам от такого бы не отказался, чего греха таить и врать самому себе? И тоже, кстати, не теряю надежды воплотить их в реальность рано или поздно.

Появление подошедшей принять заказ официантки, помогло мне взять себя в руки. Пусть она меня и не видела, но с детства вбитое воспитание не позволяло в присутствии обслуги демонстрировать слишком яркие эмоции. Особенно негативные. Так что присутствие разносчицы оказалось, как нельзя более своевременным, чтобы погасить вспышку внезапной злости и заставить себя мыслить спокойно и рационально. Время, отпущенное мне в этом мире, неумолимо истекало, а я так и не собрал пока интересующую меня информацию.

Хотя, что-то и так уже было понятно: Айри бодра, весела и, похоже, у неё происходят какие-то перемены в жизни. Тот особенный блеск глаз и предвкушающая улыбка таившаяся, казалось, в каждой чёрточке любимого лица, не могли быть просто следствием посещения ресторации. Тут намечалось что-то более глобальное.

Боги, прошу вас! Не дайте только ей снова сойтись с бывшим муженьком: он её не достоин! Да, сейчас он ласков, предупредителен, возможно, даже учтив и мил. Но ведь не любит — по глазам вижу! А я... впрочем, не время об этом.

Да и слабоватым он рядом с ней как-то смотрится. Почему они в прошлом сошлись — не знаю, но сейчас было видно: что хоть смотрелись они рядом и не плохо, но вот ПАРОЙ совсем не были. Этот брак заранее был обречён на провал. Разве что дети у них получились хорошие. Посмотрим, каких ещё мы вместе с ней наделать сможем! Кхм... я надеюсь, что сможем. В смысле, я был бы совершенно не прочь, как оказалось.

Сам, опешив от последней мысли, я пропустил момент, когда упорхнула в сторону кухни разносчица. Просто стоял, как дурак и смотрел... смотрел... смотрел на свою Айри, и видел перед собой женщину с младенцем на руках. Мальчиком, на меня похожим. И было это видение столь сильным, что ни на мгновение не усомнился я в его будущем воплощении.

Тут её бывший поднялся и, извинившись, тоже куда-то отошёл. А я, очнувшись от созерцания, сел за стол напротив Айри и стал просто смотреть на неё. И это было так приятно: вновь ласкать взглядом черты её лица, наблюдать за мимикой и привычными жестами. Вот, она достала какую-то маленькую коробочку, быстро нажала на её несколько раз пальцем и приложила к уху. Короткий разговор, вопрос о самочувствии детей и обещание скоро вернуться, как только будут готовы какие-то документы.

Ага, значит это не романтическое свидание, а просто деловая встреча? Ну, по крайней мере, с её стороны. Очень хотелось бы в это верить. Потому, что я отчётливо, как никогда, понял, что не готов её потерять насовсем. И временно не готов. Никак!

А значит, надо действовать. Причём, как можно быстрее!

Оставшиеся крохи времени я просто сидел, смотрел и слушал: их разговор, её слова о ближайшем будущем, эмоции. Внимание зацепил непонятный термин — 'Игра'. Вот именно так, с большой буквы. И с таким предвкушением она об этом говорила, с таким огнём во взгляде, как будто ожидается впереди величайшее чудо. Надо будет узнать у неё поподробнее, чего она с таким нетерпением ждёт. Вот, кстати, и первая удобная нейтральная тема для разговора.

Воронка обратного перемещения накрыла внезапно: подхватив, закружив и отхлынув уже почти ласковой волной. А я остался лежать на всё той же жесткой кушетке, где всё это время провело моё тело. Лежал, задумчиво переваривая полученную информацию, запоминал услышанное и просто приходил в себя после перехода.

Хоть в этот раз он оказался не столь неприятен, как раньше, но сил потребовал многократно больших. И теперь я ощущал во всём теле огромную слабость. Даже глаза было лень открывать, не говоря уже о том, чтобы подорваться, вскочить и быстро начать что-то делать.

Милтон молча сидел рядом, понимая моё состояние, а может, и чувствуя его каким-то своим способом. Порой он отличался поразительной восприимчивостью к чужому эмоциональному фону. Недаром, наш штатный маг такой хороший менталист.

Я был благодарен ему за молчание и отсутствие спешки — это было как раз то, что требовалось мне в эти минуты. Вскоре он поднялся. Послышались тихие шаги и лёгкий стеклянный перезвон, как будто что-то смешивали в бокале. Спустя пару минут он вернулся, снова присел рядом и, просунув руку мне под плечи, помог приподняться.

— Выпей, Анастас. Это тонизирующий эликсир: поможет тебе быстрее прийти в себя. Он на некоторое время прогонит слабость и придаст сил. Однако, настоятельно советую сейчас же отправляться домой и сразу же лечь спать. Выспишься, потом плотно поешь и снова отдохни. Не захочешь спать — просто полежи или займись какими-нибудь неспешными делами: почитай, разбери бумаги или что-нибудь ещё в том же духе. Но никаких физических или эмоциональных нагрузок. Ты ещё не прочувствовал в полной мере, но этот 'переход' дался тебе довольно тяжело. Сильная слабость — лишь первый симптом. И, если не предпримешь заранее меры, то потом может стать много хуже. Ты меня понимаешь?

— Да, — после нескольких глотков предложенного магом кисло-сладкого напитка, я почувствовал в себе силы приоткрыть глаза и, пусть негромко, но заговорить. — Милтон...

— И слышать ничего не хочу, Анастас, — строго, но вместе с тем как-то задумчиво ответил Милтон, покачав головой. — По твоим глазам вижу, что ты снова увидел или узнал что-то взволновавшее тебя и сейчас опять примешься качать права и раздавать приказы направо и налево. Не выйдет, слышишь? Не в этот раз.

Он хмыкнул, видя моё возмущённое лицо, и улыбнулся. Однако глаза оставались по-прежнему серьёзными.

— Повторяю для самых упрямых. Сейчас ты ближайшие два дня отдыхаешь, а я заканчиваю подготовку к ритуалу переноса твоей ненаглядной сюда. Потом смотрим по твоему состоянию. Если готов, то пробуем выдернуть её хоть ненадолго в этот мир. Ночью, естественно. Вот тебе, кстати, и ещё одна причина выспаться хорошенько. Иначе вообще ни на что способен не будешь, несмотря на присутствие рядом желанной дамы рядом. Спокойно! — опередил он мой сердитый ответ. — Я про разговор сейчас. Только про разговор, не заводись. Ведь желаешь с ней пообщаться по-настоящему? Без дрожи в ослабевших ногах и накатывающих в самое неподходящее время головокружений, а то и обмороков? Значит отдыхай.

Я смерил друга подозрительным взглядом и уточнил:

— А, если через два дня я не буду готов?

— Значит, подождём ещё один. А потом ещё один, если потребуется, — голос мага был спокоен, твёрд и непреклонен. — На работе в ближайшее время ничего срочного нет, так что время в запасе у нас имеется. Главное — это тебе полноценно восстановиться. Как я уже говорил ранее, гробить своё здоровье я тебе не позволю. Так что допивай бокал до дна, и пойдём-ка в гостевую спальню. Первые сутки побудешь у меня под наблюдением. Мало ли рецидив пойдёт или неучтённые спонтанные реакции организма. Мне будет спокойнее, если я понаблюдаю за тобой на первых порах. Ну, заодно и твёрдо буду уверен, что мои рекомендации ты выполнишь. А завтра уже можешь отправляться домой, пока я тебя не оповещу о готовности к ритуалу.

А у меня и сердится-то, по нормальному, сил не осталось. Да и спорить было глупо: в данном случае магу всё же видней. Поэтому я только согласно кивнул и поскорее допил остатки чудодейственного эликсира.

Милтон одобрительно кивнул, помогая мне принять сидячее положение и забирая у меня пустой бокал. Покрутил его в руках и, на несколько мгновений задумавшись, уточнил:

— Кстати, где ритуал проводить-то его будем: у тебя или у меня?

— У меня, — в этом вопросе я был категоричен. — Только не в городском доме, а в загородном поместье. Там сейчас нет никого, кроме нескольких постоянно проживающих слуг, так что никто не помешает. И отвлекать лишний раз не будут.

Силы медленно, но верно прибывали, и вскоре я был уже готов самостоятельно передвигаться. Однако, подниматься по лестнице пришлось с помощью друга, на чьё плечо я навалился, преодолевая несколько пролётов крутых ступенек, ведущих с подвального этажа в верхнюю часть дома.

— Если так и дальше пойдёт, я вообще к тебе скоро переселюсь, — хмыкнул я, входя в знакомую мне уже гостевую спальню и тяжело присаживаясь на кровать. Кажется, свои силы я, всё же, слегка переоценил.

— Угу. Напугал я вчера ёжика голой попой. С тех пор ёжик заикается, а у меня — попа болит, — ехидно прищурился он. — Ты не болтай, а ложись, давай. Сейчас камердинера пришлю, поможет тебе раздеться и уложит по нормальному. А пока давай сапоги снимем.

Я только согласно кивнул и упал спиной на кровать, свесив ноги на пол. Друг споро помог мне разуться и закинул ноги на постель, чтобы лежать было удобнее.

— Всё. Отдыхай, набирайся сил, если что — зови. Я и сам ещё зайду к тебе несколько раз. Но, будешь спать — будить не стану, понял? Захочешь есть — дёрни за шнур в изголовье, слуги сразу принесут, я предупрежу. Если мои прогнозы верны, то увидимся мы уже только завтра.

— Понял, — кивнул я, уже и не пытаясь держать глаза открытыми.

— Вот и хорошо.

— Милтон...

Судя по шагам, замершим у двери, он остановился, ожидая, что я скажу.

— Спасибо, что помогаешь. Я ценю.

Он несколько смущённо хмыкнул и нарочито весело ответил:

— Да ладно, чего уж там, друзья же. К тому же, — ехидства в голосе прибавилось на порядок, — мне самому уже интересно, чем закончится вся это твоя невероятная и сумасбродная затея. Такой шикарный материал для будущей аттестационной работы на присвоение научной степени.

— Засранец, — совсем тихо пробормотал я, погружаясь в сон.

Но он, всё-таки, услышал и весело рассмеялся, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.

Следующим утром я, нагруженный инструкциями и рекомендациями, уже был дома, чувствуя себя гораздо более бодрым и здоровым. Однако пренебрегать советами друга об отдыхе не стал. Не теперь, когда от его решения зависело определение точного дня встречи с Айри. Да я и сам не желал предстать перед ней слабосильной немочью.

Спать больше не хотелось, поэтому я направился в библиотеку, где и устроился в одном из удобных кресел с книгой в руках. Чтиво я специально выбрал лёгкое, почти наугад. Не хотелось лишней информацией забивать голову. Она и так ещё изредка побаливала: то тупой болью, то внезапно несколько раз 'простреливала' затылок острой, а потом медленно сходила на нет. Видимо давало себя знать как общее переутомление организма после длительного переноса, так и предшествующие ему месяцы интенсивного обучения и практик. Ничто не даётся даром. Занятия менталистикой, как видно, тоже.

Час пролетел незаметно, когда дверь библиотеки отворилась и в комнату вошла матушка. Быстро оглядев помещение и приметив меня в одном из кресел у окна, она улыбнулась и направилась ко мне.

— Ах, вот ты где, дорогой! Я тебя уже обыскалась, неуловимый ты наш.

Приветственный поцелуй в лоб и ласковое сияние глаз, привычно окутали ощущением материнской любви и заботы, вызвав ответную улыбку с моей стороны.

— Доброе утро, матушка. Почему же, неуловимый? Если нужен — только позови.

Поймав её руку, я коротко поцеловал тыльную сторону ладони и на мгновение прижался к ней щекой. Возможно, кому-то такие нежности показались бы излишними, особенно в исполнении мужчины, но в нашей семье между родственниками было не принято скрывать тёплых чувств. А матушку мы не просто любили — обожали, почти боготворили.

Она была душой и центром нашего немаленького семейства: мудра, весела, энергична, целеустремлённа и в то же время покладиста с мужем, добра со слугами, да и вообще имела на редкость незлопамятный и миролюбивый характер. Легко сходилась с людьми, вызывая в их душе все самые лучшие порывы и стремления. И полностью, без остатка умела дарить себя своей семье и детям, при этом не угнетая чрезмерной опекой или стремлением к безоговорочной дисциплине.

Последнее было редкостью в аристократических кругах, где подрастающее поколение, по большей части, растилось и воспитывалось наёмными работниками: кормилицами, гувернёрами, частными учителями. В то время, как сами родители проводили время в увеселениях или управлении своими землями, встречаясь с отпрысками хорошо, если на пару часов в день.

Нет, Элиза ди Арнольен занималась своими детьми исключительно сама, не доверяя столь важное дело людям со стороны. Исключение составляли лишь частные учителя, которые несколько раз в неделю приходили в особняк для обучения нас с братьями всему тому, что требовалось знать молодым, хорошо воспитанным дворянам. В этот список непременно включались: естественные науки, грамматика и каллиграфия, иностранные языки, география, экономия, политическая грамотность, логика, риторика и прочее. А так же, естественно, верховая езда и обращение с различным холодным и стрелковым оружием.

В тренировках немалую роль играл отец, не давая нам с братьями спуску и заставляя заниматься до седьмого пота, оттачивая своё мастерство. Он уверял, что умение постоять за себя и защитить тех, кто тебе дорог — это необходимый навык, который не раз может пригодиться в жизни любого мужчины.

Недаром, Николас ди Арнольен граф Аннорийский в молодости прослыл умелым и отчаянным поединщиком, с которым опасались лишний раз пересекаться на дуэли. Потом, уже когда он женился, остепенился и обзавёлся детишками, его слава чуть поблекла и подзабылась. Но до сих пор задирать его или как-то пытаться задеть его домашних — дураков не было. С врагами он расправлялся безжалостно и быстро.

Зато семье был предан полностью и без остатка: жену просто обожал, а для сыновей всегда находил время, обучая их всему, что на его взгляд могло пригодиться им в жизни. И, в первую очередь, непростой науке быть настоящими мужчинами. А уже потом только аристократами и профессионалами своего дела. Супруга же поддерживала его во всём.

И вот теперь мама, чуть приподняв длинный подол домашнего платья, присела на широкий подлокотник кресла, в котором расположился с книгой я. Мельком заглянула в открытые страницы и шутливо взъерошила мне волосы на макушке.

— Знаю, мой хороший. Но ты постоянно занят чем-то и в последнее время так редко появляешься дома. Совсем на службе замучили? Или какие-то другие дела внезапно появились?

— Нет, на службе у меня пока тишина. Всё спокойно и размеренно, даже настораживает уже как-то, — я постарался свести разговор к шутке, но видя что мама неподдельно волнуется, постарался коротко, не вдаваясь в детали, разрешить её сомнения. — Я действительно сейчас занят другим делом. Очень важным для меня. Поэтому иногда теряю счёт времени.

— Может, нужна какая-то помощь или совет? Ты же знаешь, Стас, что всегда можешь ко мне обратиться, — уточнила она, видимо желая узнать побольше о занимающем меня. Но, в то же время, не желая показаться излишне навязчивой или бестактной.

А вот я сейчас совершенно не был готов откровенничать, с кем бы то ни было, о своих сердечных делах. Поэтому постарался как можно быстрее успокоить матушку и перевести тему разговора.

— Знаю, мама. Спасибо за беспокойство, но я, правда, справлюсь сам. Не волнуйся. В крайнем случае, попрошу Алька снова мне помочь, — показательно с интересом принюхался и, с выражением блаженства на лице, прикрыл глаза. — Кстати, а чем это от тебя так вкусно пахнет? Новые духи?

— Духи? — мама непонимающе на меня посмотрела, и я уточнил:

— Клубнику напоминают, или малину, непонятно... Но тебе очень идёт.

— Ах, это... — она весело рассмеялась и покачала головой. — Нет, дорогой, это не духи, а аромасвечи. Катарина на днях нашла в торговом квартале новый магазинчик диковин и редкостей. Ты же знаешь, ей постоянно что-то интересное и необычное попадается. Там она прикупила несколько любопытных безделушек, в том числе и ароматические свечи разных видов. Сегодня мы с ней как раз 'дегустировали' их. Решили начать с ягодных ароматов. Правда, похоже, переборщили с концентрацией: до сих пор немного голова кружится и вся одежда пропахла. Но зато мы поняли, что такие свечи просто великолепно расслабляют и поднимают настроение. Завтра планируем 'попробовать' сладкие ароматы, как только обоняние слегка придёт в норму.

— Ароматические свечи, — задумчиво протянул я, пытаясь поймать крутящуюся в голове мысль. Точнее, воспоминание. — Скажи, мама, а такие свечи зажигают только, как тонизирующее или расслабляющее средство? Или они могут использоваться так же для ароматизации помещений: в комнатах или даже шкафах, чтобы бельё вкусно пахло, к примеру?

Матушка воззрилась на меня с нескрываемым удивлением. Потом на несколько мгновений задумалась и пожала плечами.

— Ну, я не задумывалась о таком их использовании, но полагаю, что такой способ тоже может иметь место. Разве что, для ароматизации белья не обязательно свечи зажигать. Вполне достаточно просто поставить её в шкаф на длительное время. Как оказалось, они источают достаточно сильный аромат даже не будучи подожженными. Но обычно для подобных целей используют тканевые мешочки с лепестками цветов или душистыми травами. Бывает, и просто веточками лаванды, или сухими апельсиновыми корочками прокладывают одежду. А тебе это зачем?

— Да так, — рассеянно отмахнулся я, всё больше захватываемый идеей пришедшей мне только что в голову.

Одним из пунктов в списке, выданным мне Милтоном, было как раз таки: создание в помещении уютной расслабляющей атмосферы. Нужно это было для предотвращения эмоциональных всплесков и панических состояний, могущих, в свою очередь, спровоцировать преждевременный перенос Айри обратно. Этого я хотел бы, разумеется, избежать всеми возможными способами.

И вот тут мне вспомнилось, что в одно из ранних 'посещений', ещё будучи духом бестелесным, до наших встреч в осознанном сновидении, я стал невольным свидетелем простой бытовой картины. Айри тогда днём, видимо, занималась домашними делами и складывала стопками чистое бельё. А разложить на положенные места ещё не успела, чем и занималась ночью, пока дети спали. И когда она открыла одну из створок платяного шкафа с ровными стопками чистой одежды, я случайно заприметил на полке большую цветную свечу в стеклянном стаканчике. Там ещё картинка была нарисована, вспомнить бы сейчас, какая именно?

Может быть, знакомый запах поможет ей лучше расслабиться и даст ощущение некоторой защищённости и стабильности? Помнится, на уроках по психологии нам что-то такое объяснял преподаватель. 'Особенности восприятия запахов различными разумными расами и область применения данного знания для использования в собственных интересах' — был одним из интереснейших уроков, вызвавших множество споров, обсуждений, а впоследствии и экспериментов на однокашниках. Пару раз даже до серьёзных разборок дошло, поэтому запомнился материал намертво.

Какой же там был рисунок? Ну же, вспоминайся! Я нахмурился, сосредотачиваясь, стараясь вспомнить тот момент до мельчайших подробностей. Точно! Яблоко. Там точно было нарисовано яблоко... и что-то ещё. Какая-то палочка закрученная. Как бы ещё узнать, что это такое? Надеюсь, это не растение, произрастающее только в их мире.

Очнувшись от размышлений, я натолкнулся на задумчивый и немного настороженный взгляд матери, молча ожидающей хоть каких-нибудь объяснений. Но вместо этого, я снова спросил:

— Мам, скажи, а ведь наверняка, кроме ягодных, бывают ещё и фруктовые ароматы: яблочный, к примеру, да?

Застигнутая врасплох такой постановкой вопроса матушка некоторое время непонимающе на меня смотрела, а потом пожала плечами.

— Думаю, наверняка есть. Ароматерапия — довольно известная наука и в нашем мире известно уже большое количество различных ароматов, как в 'чистом' виде, так и во всевозможных комбинациях. Бывают классически устоявшиеся, а бывают экспериментальные. Тебя какие больше интересуют?

— Скорее всего, классические, — задумчиво почесал кончик носа я.

— Но ты не уверен? — тон её голоса был мягок и вкрадчив, словно она боялась спугнуть мою откровенность.

— Пока нет. Скажи, а к яблочному аромату чаще всего, что добавляют в пару?

— Хм... озадачил вопросом, — мама уселась на подлокотнике поудобнее, облокотившись спиной на высокую спинку кресла и для пущего равновесия обняв меня рукой за плечи. Задумчиво покусала нижнюю губу и медленно начала перечислять: — Ну, насколько мне известно, одними из самых распространённых парных добавок к яблочному аромату обычно используют: гранат, бергамот, лимон, бруснику, лотос, сандаловое дерево. Так же используются различные цветочные добавки или специи.

— Специи? — мне почему-то показалось, что я на верном пути. — А поточнее можно: какие именно специи?

— Можно и поточнее. В данном случае, применительно к ароматерапии наиболее часто используется сочетание яблоко-корица.

— Стоп! А корица выглядит, случаем, не как короткие, узкие прямые палочки, похожие на скрученный пергамент? Коричневого цвета.

— Именно так, — чуть удивлённо улыбнулась мама, глядя на меня всё так же пытливо. — Честно говоря, не ожидала от тебя, сынок, таких глубоких познаний в кулинарии. И об интересе к ароматерапии тоже совершенно не догадывалась.

— Он появился совсем недавно, можно сказать, прямо сейчас, — ответил я несколько рассеянно, уже прикидывая в уме, что и как собираюсь делать дальше. — Скажи, мама, как ты думаешь: можно ли закупить в этой вашей чудо-лавке штук десять аромасвечей с запахом яблока и корицы? Мне это очень нужно. Причём, уже к завтрашнему утру.

— Полагаю, что можно. Я сейчас же пошлю слугу и, если там есть такие свечи, то он сразу же купит их и принесёт тебе. А, если там их не будет, поищет где-нибудь ещё в торговом квартале.

— Спасибо, мама, ты — лучшая! — в порыве радости и облегчения я приобнял её за талию, на несколько мгновений прижав к себе, и звонко поцеловал в щёку. — А теперь извини, мне нужно подготовиться к отъезду.

— Куда-то уезжаешь? — поднявшись с подлокотника, она разгладила подол платья и посмотрела на меня. В её глазах большими буквами застыли так и не заданные вопросы, но давить на совесть и настаивать на откровенности она бы никогда не стала.

Я встал с кресла и, закрыв книгу, машинально засунул её себе подмышку.

— Да, хотел бы на пару дней уехать в загородное поместье, пока там никого нет. Хочется побыть одному.

— Совсем одному? — не удержалась-таки от лёгкой шпильки она.

— Милтон составит мне компанию, — я был уже во власти мыслей о подготовке к отъезду, поэтому не заметил выражения растерянности на лице матери. — И очень тебя прошу, отправь, пожалуйста, слугу за свечами прямо сейчас. Чем раньше они окажутся у меня — тем лучше.

— Конечно, дорогой. Распоряжусь сию же минуту.

Уже находясь у двери, я вспомнил ещё об одном моменте и обернулся к матушке, всё так же стоящей около кресла и глядящей мне вслед.

— Да, и ещё одно: вы же не возражаете, если я возьму из личной коллекции отца бутылочку полусладкого вина двадцатилетней выдержки? Может, что-нибудь посоветуешь на свой вкус?

Растерянность в материнских глазах резко переросла в недоумение, граничащее с лёгкой паникой, но на её голосе и поведении это никак не отразилось.

— Разумеется, бери. Полагаю, эльфийское золотистое 'Are' будет наилучшим выбором из всех возможных.

— Спасибо, — тепло улыбнувшись на прощание, я вышел из библиотеки и почти бегом направился к себе в покои.

В крови вновь бурлило предвкушение, а силы, кажется, прибывали с небывалой быстротой.

Остаток дня прошёл в тщательных сборах, обдумывании стратегии и линии поведения, а так же завершении текущих неотложных дел. Запрошенное мной, слуга принёс уже через час — в красивой упаковке из шуршащей бумаги и кокетливым бантиком. Сняв нелепую обёртку, я убедился, что там находится ровно десять свечей выглядящих как обычно: прямые, высокие, для использования в канделябрах. Разве что цветом они отличались от привычных восковых, будучи тёплого коричневато-бордового оттенка. Такого же, как я видел у Айри.

Замечательно! Значит, я правильно угадал.

К вечеру получил весточку от Милтона о его готовности выехать в поместье завтра утром. Расчёты закончены, можно приступать к подготовке непосредственного места проведения ритуала. Чем мы, собственно, и занялись сразу же по прибытии.

Весь день меня, с одной стороны, словно лихорадило от нетерпения в предвкушении скорой встречи, а с другой — мысли были кристально ясными и чёткими. Допустить хоть малейшую ошибку я себе позволить не мог. Неукоснительно выполняя все инструкции друга, я верил, что сегодня ночью всё обязательно получится. Просто не может не получиться.

Смешно сказать, я даже действительно сходил в домашнюю часовню: помолиться Деве Удаче и поставить ей свечу. Особенную, одну из тех десяти, привезённых с собой. Может ей понравится подобный изыск, и она будет сегодня ко мне более благосклонна?

Как иначе выполнить одно из обязательных условий, необходимых для переноса Айри в наш мир — требовалось, чтобы она одела сегодня ночью, подаренный мной, медальон — я не знал. Все последние два дня я, по рекомендации Милтона, старательно передавал эту мысль-пожелание Айри по нашей связи. Получилось из этого что-то или нет, я смогу узнать только сегодня.

В остальном, всё было готово: спокойная уютная атмосфера, свечи, тема для беседы. Даже бутылка редчайшего вина и ваза с фруктами, стоящие на столике у камина были припасены. На случай, если беседа затянется и нам захочется перекусить.

Освещённая лишь двумя канделябрами комната, тонула в приятном глазу полумраке, и это было сделано из двух соображений. Во-первых: чтобы сразу после переноса не слишком шокировать мою Айри резкой сменой окружающей её обстановки. А во-вторых, чтобы скрыть тщательно прорисованные символы, начертанные на всех стенах комнаты. А так же на днище моей широкой кровати, куда, собственно, и планировалось перенести мою своевольную девочку.

Ничего пошлого у меня в мыслях не было, лишь логический расчет: что заснув у себя в кровати, ей будет привычнее в кровати и проснуться, пусть даже моей, чем на полу или на диване. Сам же я планировал сначала остаться в тени и сесть от неё подальше, чтобы дать ей время прийти в себя после переноса и самому на радостях не натворить поспешных глупостей.

И лишь одна мысль не давала мне покоя, подтачивая изнутри, как я ни пытался гнать её прочь из разума и сердца: 'А что, если сегодня ночью она будет спать не одна?'. Я в раздражении, вновь и вновь, отбрасывал сомнения прочь, как мантру повторяя про себя одну единственную фразу: 'Она не такая!'.

Когда последние приготовления были завершены, и приближалось ориентировочно вычисленное нами время переноса, Милтон дал мне последние указания:

— В общем, всё, что могли — мы с тобой сделали. Активация ритуала переноса завязана на медальоне. Если приложенные усилия были не напрасны и твоя ненаглядная его сегодня наденет то, как только она погрузится в сон, её тут же выдернет в наш мир. Остальные инструкции ты и сам прекрасно помнишь. А у меня к тебе лишь пожелание и просьба. Первое: не торопись и наберись терпения. И второе: не слишком расстраивайся, если по какой-то причине сегодня ничего не получится. В этом случае мы подождём несколько дней и попробуем снова.

— Не будем заранее сдаваться, — поморщился я. — Давай сначала эта ночь закончится, потом уже поговорим.

— Как скажешь, — легко согласился он. — Если что, я буду в библиотеке. Давно хотел добраться до вашей фамильной сокровищницы знаний. Так что пороюсь в своё удовольствие у вас на полках и заодно подежурю до утра, на всякий непредвиденный случай. Понадоблюсь — зови.

— Надеюсь, что не понадобишься. Но всё равно спасибо.

— Пожалуйста. И удачи тебе!

Я сел на заранее выбранное место и расслабленно откинулся на спинку, приготовившись к длительному ожиданию. Милтон же, напоследок окинул комнату внимательным взглядом, и направился к выходу. Но у самого порога вдруг остановился и, не оборачиваясь, спросил:

— Она не какая?

— Что? — отвлечённый от своих размышлений я не сразу понял, о чём он меня спрашивает.

Друг чуть развернулся в мою сторону и спокойно пояснил:

— Ты сегодня весь день сам себе под нос бормочешь: 'Она не такая...'. Не такая — это не какая? — в его голосе не было насмешки, только пытливый интерес.

— Не ветреная, — коротко ответил я, досадуя на себя что, оказывается, говорил вслух. Интересно, что ещё я там успел наболтать? Или только этим дело и ограничилось? — Иди уже в свою сокровищницу, маньяк-книголюб. Мне нужно побыть одному.

На это Милтон лишь молча, как-то странно улыбнувшись, кивнул. И вышел, плотно притворив за собой дверь.

Глава 16

Ирина.

К ночи я вымоталась уже достаточно, чтобы не засиживаться за компьютером допоздна. Хотелось пораньше лечь спать. И вроде можно было бы ещё немного написать проды для своей книги, или просто бездумно побороздить просторы соцсетей для повышения настроения. Но что-то настойчиво гнало в постельку, обещая тепло, уют и сладкие сны.

В душе поселилось какое-то беспокойное предчувствие, природу которого я, как ни билась, разгадать не смогла. И, в конце концов, списала всё на замечательно проведённые выходные и общее переутомление организма. Поэтому, решительно выключив ноут, я отправилась проводить ежевечерние мыльно-рыльные процедуры, настраиваясь на долгий, спокойный, восстанавливающий сон.

Ещё одной странностью стало то, что мне вдруг неудержимо захотелось надеть на ночь свой кулон с танцующей феечкой, чего я давненько уже не делала. Поколебавшись немного, прикинула так и этак, и решила, что ничего дурного в этом нет. Раньше ведь даже спала в нём, когда он только появился. И ничего страшного не происходило. Даже высыпаться лучше стала. Так что и этот каприз я решила сегодня удовлетворить.

А вот со спокойным сном я, пожалуй, погорячилась. Стоило мне прилечь и закрыть глаза, как вместо уютных объятий сладкой дрёмы меня словно накрыло штормовой волной: закружило в тёплом вихре, увлекая за собой и заставляя полностью потерять ориентацию в пространстве.

Больше всего это было похоже на внезапное головокружение на грани падения в обморок. Но не успела я толком испугаться, как всё тут же прошло, оставив меня, как и прежде лежать на мягкой постели с закрытыми глазами.

Уф, ничего себе карусельки мне устроили. Чего у меня опять в организме полезного не хватает, если я уже в полуобморочные состояния внезапно сваливаться начала? Гемоглобин что ли опять резко упал? Или что-то ещё стряслось, о чём я пока ещё не знаю? У-у-у... новые обследования — новые траты. Как же это всё не вовремя! А запускать нельзя.

Так вот лениво размышляя и пережидая время, чтобы убедиться в отсутствии повторного приступа я и лежала, не желая даже открывать глаза. Надо успокоиться и чуточку погодить, прислушаться к себе. Может и пойму в чём, собственно, было дело.

Прислушалась.

Услышанное тут же заставило меня неподдельно удивиться. Этот звук невозможно спутать ни с чем: тихое, на грани слышимости, потрескивание фитилей горящих свечей. Но я-то их не зажигала... Уже не доверяя слуху, я осторожно принюхалась. Сладковатый, чуть пряный запах воска, яблока и корицы наполнял воздух вокруг ненавязчивым, но невероятно уютным, ароматом.

М=м-м... моё любимое сочетание. Я что, в сказку попала? Надо бы на неё поскорее глянуть, пока не развеялась. Давно мне уже не снились красочные, осмысленные, да ещё и приятные сны. Всё больше муть какая-то психоделичная с остаточным неприятным осадком после пробуждения. Бр-р... А этот сон, может ещё и запомнится утром. Было бы чудненько!

Опасливо приоткрыв глаза, я огляделась и торжествующе улыбнулась. Ну, точно же сон! Они у меня иногда бывают вот такими: яркими, с полным спектром всех ощущений, вплоть до запаха и вкуса. Ведь даже тогда, когда мы... даже тогда все ощущения ограничивались тактильным, визуальным и аудиальным контактом, не более того. А тут — полный набор ощущений: вкусные запахи, оставляющие сладковатый привкус на языке, великолепная цветопередача окружающего интерьера.

Кстати, об интерьере. Огляделась повнимательнее, и не смогла сдержать нервного смешка: похоже кто-то на волне популярности одной книги перечитал эротического фанфика по ней. Это ж надо, куда меня унесло подсознание! Любопытно только, почему именно сейчас? И кто в моём сне будет исполнять вторую главную роль? Да и будет ли? Или же по закону 'максимального свинства', порой настигающему меня и во снах, я так и прокукую в гордом одиночестве средь столь шикарных декораций?

К слову сказать, окружающая обстановка и впрямь выбивались за рамки обычной строгой простоты, поражая не своей показушной роскошью, а скорее сдержанным достоинством дорогой, добротной, со вкусом подобранного стиля.

Довольно высокая и широкая кровать, на которой я лежала, больше напоминала ложе размера king-size и радовало наличием самого настоящего балдахина. Его боковые занавеси сейчас были раздвинуты и собраны в изголовье изящными витыми шнурами. Сама ткань, хоть выглядела тяжёлой и плотной, совершенно не создавала ощущение классического пылесборника, каким я себе всегда представляла подобные дополнительные постельные прибамбасы.

По обе стороны изголовья, на некотором отдалении, находились небольшие тумбы, сделанные как и вся мебель в комнате из тёмного дерева. Ореховый цвет — кажется, так это называется. Хотя могу и ошибаться. В дизайне я, увы, не сильна. На каждой тумбе стояло по массивному витому трёхрожковому канделябру с горящими свечами, чей мягкий свет и пряный запах, так напоминающий мои любимые ароматические свечи, создавали невероятно уютную и интимную атмосферу.

Шевелиться было откровенно лень, и я просто обвела взглядом пространство довольно большой комнаты. Заметила на полу большой ковёр с длинным густым ворсом: всегда мечтала по такому босиком побегать или даже поваляться. Вот любопытно, можно ли такой у себя завести когда-нибудь? И как умудриться сделать так, чтобы он был всегда чистым? Пылесос к нему надо специальный моющий покупать или самой на коленках мокрой тряпкой по дедовским методам отдраивать? Ежедневная влажная уборка, так сказать.

Что-то мои мысли куда-то опять не туда свернули. Видимо, я совсем не романтичная особа. Или это просто от удивления? А вообще, мой сон — мои правила! Что хочу, то и думаю, да? Ну, да ведь?

Остальная обстановка просматривалась смутно, так как неяркого света свечей катастрофически не хватало для освещения комнаты такого большого размера. Слева, у боковой стены угадывался массивный платяной шкаф, справа проёмы высоких окон были занавешены тяжёлыми портьерами, судя по всему, в цвет балдахина. В торце комнаты, напротив постели белело нечто, до странности напоминающее камин, а смутная тень перед ним, очертаниями походила на небольшой диванчик. Однако! Красиво жить не запретишь.

И кто у нас тут хозяин, кстати? Или хозяйка? Нет, комната обставлена явно в мужском стиле, значит — однозначно хозяин. Мне надо уже начать волноваться?

Я немного нервно передёрнула плечами и подтянула одеяло повыше к подбородку. Надо же, укрыта как и дома, когда ложилась. А под ним что, интересно? Я не удержалась и, приподняв краешек одеяла, быстро оглядела себя, тут же расплывшись в широкой улыбке.

Моя пижа-а-амка! Та самая с котиками следами от их лапок. Милая, забавная и очень уютная, даром что чёрного цвета. Чувствую я себя в ней, ну прямо чёрной кошкой, гуляющей сама по себе. Разве что только дорогу никому не перехожу. Оно как-то так безопаснее, что ли... От последней пришедшей в голову мысли и вовсе хмыкнула: осторожная я, конечно, ну да — ну да... Временами и местами, разве что. Да и то, в основном, в последнее время, после вторых родов, но и тут всё относительно.

Снова укрывшись одеялом, улеглась на бок и подложила под щеку ладонь. Становится скучновато. И где же ты: о, герой моих грёз? Заплутал по дороге до спальни? Вот, уже почти стихами заговорила. Это уже диагноз. Ну что, ждём дальше кого-нибудь или в наглую засыпаем и пытаемся выспаться хотя бы здесь?

Я уже почти склонилась ко второму варианту, как вдруг, еле слышный шорох справа заставил меня испуганно замереть и прислушаться. Сначала было тихо, а потом странный звук повторился, напоминая шелест ткани. Так бывает, когда в полной тишине кто-то двигается или меняет надоевшую позу.

Чувствуя себя последней трусишкой, я с трудом поборола желание по-детски зажмуриться и залезть под одеяло. Вместо этого приподнялась на локте, внимательно всматриваясь в густую тень между двух зашторенных окон. Шорох больше не повторился и я решительным голосом грозно пропищала:

— Кто здесь?

Секундная пауза в ожидании ответа показалась мне вечностью, пока не раздался тихий, успокаивающий голос:

— Это я, Айри, не бойся.

— Стас?

Быть того не может! Я же заблокировала возможность наших встреч во снах. Всё сделала правильно и оно работало до сих пор! Неужели он нашёл какой-то способ обойти блокировку? Нет, вряд ли... Прелесть выбранной мной защиты в том и состояла, что она была простая, как табуретка и непрошибаемая, как стальная стена. Как раз таки именно за счёт своей простоты.

Да и здесь не такой какой-то сон, как раньше. И назвал он меня совсем по-другому. Раньше только Ириной называл, или каким-нибудь комплиментами, типа 'прекраснейшей' и тому подобными приятными глупостями. Откуда ему знать один из моих старых инетных ников? Ох, уж эти игры подсознания! Неужели я так сильно хотела его увидеть, что уставший от постоянных блокировок воспоминаний мозг, сжалился и устроил мне во сне нечаянную встречу с ним?

Я настолько растерялась и опешила, что даже не сразу поняла, что тоже назвала его коротким именем, как давно уже привыкла делать мысленно сама с собой.

Снова несколько мгновений заминки и краткое, чуть хрипловатое в ответ:

— Да.

Всё ещё не веря до конца, что это Стас, я приподнялась на локте, а потом и вовсе села на кровати, пытаясь увидеть, где именно он находится. Словно в ответ на моё желание, послышался негромкий сухой щелчок и загорелись ещё три свечи в канделябре, стоящем на столике возле кресла, разместившегося в простенке между двух окон.

Дополнительного освещения вполне хватило, чтобы разглядеть сидящего в глубоком кресле Анастаса. Вид у него был самый что ни на есть домашний: свободные штаны из мягкой даже на вид ткани и туника до середины бедра, без рукавов, зато со шнуровкой на вороте. Ноги босые.

Этакий стилизованный под фэнтези тренировочный костюм. Хмм... или тоже пижамка? Эта мысль вызвала у меня на лице широкую ехидную улыбку. Ответом мне была недоумённо приподнятая бровь и осторожное:

— Могу я узнать, что тебя так развеселило?

Такой знакомый и почти родной голос взволновал и одновременно придал мне какой-то бесшабашной смелости.

— Лучше не надо. 'Меньше знаешь — крепче спишь!', как говорится. А это же сон, так ведь? Самый настоящий сон. Мой сон. Это ведь не может быть правдой или нашим с тобой наведённым общим сном?

И тут же, не дав ему и слова вставить, ответила сама себе:

— Естественно не может! Я же поставила блокировку и она работает. И ты больше не приходил, — мне вдруг стало так себя жалко, и грустно так. — Совсем-совсем не приходил, Стас. А я скучала.

Святые мандарины, вот и откуда в моём голосе эта почти детская обида? И к чему вообще эти дурацкие вопросы и предъявы плоду моего собственного воображения? Что я вообще рассчитываю услышать в ответ?

— Прости. Я не мог. Зато теперь ты пришла ко мне, Айри.

— Нет, — я отрицательно покачала головой и вздохнула. — Я не пришла к тебе. Это всего лишь сон — моё собственное воображение. Моё тайное подсознательно реализованное желание, если так хочешь. И я сейчас сплю и во сне говорю сама с собой, — поморщилась и несчастно шмыгнула носом. — Обидно до ужаса! Вот не зря я не хотела о тебе вспоминать.

— А ты уверена, что это только лишь сон? — его мягкий, вкрадчивый голос ласкал мой слух, рождая непроизвольные волны мурашек вдоль позвоночника. Я поёжилась и передёрнула плечами, отгоняя непривычное ощущение.

— Конечно! И могу это даже доказать... самой себе. Блин, звучит-то как глупо. Нелепо даже, и шизофренией откровенно попахивает.

— Чем?

— Раздвоением личности. Сама с собой во сне разговариваю, сама себе что-то доказывать собралась, — вздохнула досадливо. — Глупо всё как-то, да?

Я посмотрела на него жалобно. В ответ Стас лишь как-то озорно, по-мальчишески улыбнулся и провокационно спросил:

— А что ты теряешь? Ты ведь уверена, что это всего лишь сон. Твой сон. Об этом никто не узнает. А в своём сне ты можешь делать всё, что захочешь.

— Тоже верно, — не могла не согласиться с его логическим заявлением я.

— Так что там насчёт доказательств? — интереса в его голосе явно прибавилось. Впрочем, как и какого-то непонятного мне азарта.

— Да так, безделица, — пожала плечами я. Села на кровати поверх одеяла по-турецки и оперлась щекой на руку, глядя на своего собеседника с тихой грустью. — Просто в наших общих снах было, как взаправду, но многого и не хватало. Например, практически не чувствовались запахи, были ограничены тактильные ощущения и теплопередача. Вкусовые рецепторы тоже не были задействованы.

— А сейчас? — его голос словно приобрёл бархатистые интонации, завораживая своим звучанием и давая лишнее подтверждение моей теории.

— А сейчас всё, как в моих собственных очень реалистичных снах.

Сделала глубокий вдох.

— Я обоняю ароматный запах свечей...

Медленно провела ладонью по поверхности одеяла.

— Чувствую шероховатость ткани под ладонью...

Приподняла край пижамной футболки и положила руку себе на живот.

— Ощущаю тепло собственного тела...

— А что насчёт вкусового восприятия? — голос мужчины был вкрадчив, как никогда.

Я растеряно огляделась по сторонам в поисках предмета для исследования.

— Здесь нечего съесть или попробовать на вкус. Разве что ладонь самой себе лизнуть, — с сомнением покосилась на собственную руку и покачала головой. — Но что-то не хочется.

— У меня есть идея получше, — тихий, какой-то довольный смешок привлёк моё внимание. Я подняла голову вовремя, чтобы увидеть, как Анастас неторопливо и до ужаса грациозно поднялся из кресла, в котором сидел и не спеша направился в мою сторону.

Надо признаться, страшно не люблю, набившее уже оскомину, сравнение мужской походки с плавной поступью дикого зверя. Но тут уж пришлось прикусить язычок и затолкать свою переборчивость куда подальше. Потому что, таки да, был похож, каюсь. Первое, что пришло вдруг в голову, так это: 'Ах, вот ты како-о-ой, северный олень, с лёгкой поступью горного... тигра.' Мда.

Не иначе, как перенервничала. А с чего ещё такая дурь в голову полезет, когда на тебя так мужественно... надвигаются? Завораживающее зрелище. Главное, чтобы слюни не потекли. А ещё, вон, у него шнуровка на тунике полураспущена. И мускулы на плечах и предплечьях так рельефно очерчены, что прям у самой руки зачесались кончиками пальцев по ним провести, пощупать.

Гусары, молчать!

И лицо, лицо главное надо посуровее сделать! Морду кирпичом, да! Даром, что сон, а лицо надо держать. Хотя бы перед самой собой. Надо. Держать... Э-э-эх, держите меня семеро! Какой мужчина! И какой чудесный сон...

Но на этом чудеса, как оказалось, не закончились.

Подойдя ближе, он присел на край кровати ко мне полубоком и улыбнулся, лукаво поблескивая глазами.

— Иди ко мне, — ладонью мягко похлопал по одеялу рядом с собой.

— З-зачем? — на миг у меня даже в горле пересохло, пришлось прокашляться. Я опасливо посмотрела на него.

— Как зачем? Будем доводить твой опыт до конца. Для чистоты эксперимента, так сказать.

Не будь он плодом моего воображения, точно сказала бы, что он что-то замыслил. Но так, как я была уверена в обратном, то решила подержать игру и посмотреть, что из этого выйдет.

— И как мы будем это делать? — заинтересованно склонила голову на бок.

— Попробуй меня...

— ЧТО?!

Вот, я даже не буду говорить, о чём я подумала после этих слов. Видимо, совсем испорченная стала. Хотя, в моём возрасте и при наличии уже двух детей, притворяться неискушённой девочкой было бы, по меньшей мере, странно. Если не сказать — глупо. Этого не отнять. Но, вот то, что он мне предложил — прозвучало, прямо скажем, двусмысленно.

Правильно расшифровав моё возмущение, Стас поспешил исправиться.

— Если не хочешь ты, то дай мне попробовать тебя.

— Что-что? — наверное, мой полузадушенный сип выглядел жалко, но смею надеяться, что размер моих же округлившихся глаз это с лихвой компенсировал. — Эт-то ты как... это ты о чём, вообще?

Паника медленно отступала, а злость наоборот резко набирала обороты.

— Что это было, чёрт возьми, Стас?!

Было ощущение, что если он ещё что-нибудь ляпнет в том же духе, то я просто грубо съезжу ему по физиономии. Чтобы неповадно было. Пусть это даже и сон. Тем более, если это мой сон.

Но вот его реакции я предугадать не успела. А Стас просто молча рванулся ко мне, сграбастал, крепко прижимая руки вдоль тела, чтобы не брыкалась и усадил. Не просто где-нибудь рядом с собой, как предлагал ранее, а нагло затащил меня к себе на колени.

— Ты меня не так поняла, радость моя. Я всего лишь хотел попросить тебя дозволить мне вкусить долгожданную сладость твоих губ, — прошептал он мне на ухо, согревая теплом своего дыхания и ввергая меня в невероятное смущение этой незамысловатой лаской. И тут же, словно спохватившись, чуть насмешливо добавил: — Сугубо в экспериментальных целях, разумеется. Истина — превыше всего!

'Дозволить вкусить... долгожданную сладость...' Всё! Меня, кажется, можно было уже тряпочкой с пола собирать и выжимать в тазик. Я растеклась от умиления и восторга. Дура.

А Стас времени даром не терял. Приняв моё молчание и восторженное хлопанье глазами за безоговорочное согласие, он чуть ослабил хватку. Перехватив меня одной рукой, кончиками пальцев второй — приподнял за подбородок, поднимая лицо к себе.

— Айри, девочка моя, я так долго этого ждал... — прошептал почти в самые губы и коснулся их первым ласковым поцелуем.

От этой невинной ласки, а может и от его слов, в лицо словно плеснуло жаром. Я судорожно вздохнула, открывая ему тем самым возможность углубить поцелуй, чем он не замедлил воспользоваться. Лёгкие, отрывистые, словно изучающие поцелуи, медленно, но верно стали перерастать в страстные и жгучие. Требовательные, с оттенком собственничества. И, в то же время, удивительно сладкие.

Всепоглощающая страсть и трепетная нежность, осторожное изучение и жадное обладание — в этих поцелуях было всё, радужной феерией унося моё сознание за границы существующего бытия. Я словно растворялась в нём, в его ласках, касаниях, смелых поцелуях, уже покинувших мои губы и спускающихся вниз по шее к ключице. Заставляя меня сжиматься всем телом и непроизвольно постанывать от прикосновения к особо чувствительным местам.

Когда его рука успела забраться ко мне под футболку, ласково оглаживая твёрдой, чуть шершавой ладонью, обнажённую кожу? И когда он сам успел скинуть свою тунику, открывая моим жадным пальцам доступ к этому великолепному телу: поглаживать его, чувственно ласкать? Я даже понять не успела. Вот честно-пречестно, совсем не до этого было!

Потому, что я просто тонула в столь сильных и разнообразных ощущениях. Самым плачевным образом потеряла голову и последнюю связь с реальностью. Хотя, какая она может быть реальность, во сне-то? Вот именно, что никакой.

В какой-то момент я осознала себя распростёртой на постели, а сверху надо мной нависал, опираясь на руки, мужчина с пылающим страстью взглядом. Расширившийся зрачок, почти полностью закрыл собой радужку, оставив лишь узкую полоску серебристо-серого цвета. Судя по напрягшимся мышцам рук и закаменевшему выражению лица, сдерживаться Стасу стоило неимоверных усилий.

— Ну, и как тебе наш эксперимент... на вкусовые ощущения? — голос его был хрипловатым от страсти и явственно ощущаемого ниже желания. Он говорил, глядя мне в глаза и склоняясь всё ближе. Конец фразы уже почти прошептал в приоткрытые губы, вновь жаждавшие его поцелуев.

Видя то, как он борется с собой, чтобы не накинутся на меня тут же, я внутренне возликовала и ощутила непреодолимое желание пошалить. Медленно облизнув губы, и мазнув при этом, кончиком языка по его рту, я соблазнительно улыбнулась, прикрывая глаза, и искренне ответила:

— Вкусно... очень. Хочу ещё! — и тут же приподняла бёдра, провокационно потершись ими о его возбуждённую плоть.

Ответом мне был яростный полустон-полурык и жадный, стремительный поцелуй. Нежности больше не было. Только ненасытная жажда обладания, покорения, властвования. Словно он на мне метку ставил.

В реальность меня выдернуло стремительно и грубо, словно обухом по голове ударило! Хотя, почему, собственно, обухом? Всего лишь обычным детским деревянным мечом по лбу прилетело.

Всё ещё плохо соображая, с трудом приоткрыла один глаз и опасливо скосила его в сторону возможной повторной атаки. При виде открывшейся сонному взору картины я не смогла сдержать стон и смешок, тут же старательно отползая в сторону и пытаясь накрыться одеялом с головой.

Рядом с моей подушкой балансировала на диване младшая дочка и с упоением махала своим тренировочным мечом, спарингуясь со стоящей напротив неё на полу сестрой, вооружённой основанием от любимой деревянной пирамидки.

Учитывая разницу в росте, выбранное девочками стратегическое местоположение замечательно уравнивало их в росте и позволяло сражаться в своё удовольствие. Чем, собственно, они и занимались, не обращая внимания на такие незначительные детали как спящая рядом ни о чём не подозревающая мама.

Мне осталось только тихо порадоваться, что в голову мне прилетело от младшей дочери. А не от старшей, в пылу сражения обладающей уже совершенно не детской силой и чётко поставленным ударом. Хотя, я заметила, что в тренировках с младшей сестрёнкой, она старательно контролирует свою силу и старается попадать не по ней, а по оружию.

И хотя это, как мне давно уже твердили, в корне неверный подход и надо сразу приучать детей к правильному нанесению ударов непосредственно по противнику, а не по его оружию, я ничего не собиралась менять. Пока они ещё маленькие, пущай лупасят друг друга по мечам, нечего друг другу синяки ставить. Слишком хрупкие ещё обе, рано им открывать все прелести полноценной боёвки.

И уж точно не раньше, чем я смогу изготовить им хорошую защитную амуницию. Не кольчугу и латы, конечно же. Но минимальное прикрытие пальцев, суставов, головы и шеи — как минимум.

Но это будет ещё не скоро. Сначала, на повестке дня у нас костюмы к неумолимо приближающейся ролевой игре. Уф, полночи сидела, Лучику камизу дошивала на руках. Потому и легла так поздно. Потому и не выспалась.

И чувствую себя как-то... неуютно. В теле скопилась какая-то томная неудовлетворённость и лёгкая ломота. Странно, вроде вчера особо сильных физических нагрузок не было. С чего бы тогда у меня такое самочувствие?

Воспоминание о произошедшем ночью сверкнуло в мозгу озарением, осветив в памяти даже малейшие детали столь реалистичного сна. В лицо плеснуло жаром стыда и запоздалого смущения.

А где-то глубоко-глубоко в груди тихо заворчал зверёк обманутых надежд по имени Разочарование. Заворчал, зашевелился, досадуя на то, что всё было лишь эфемерным видением, фантомной сказкой. Покрутился на месте, свернулся плотным клубочком и снова затих.

Нет, ну надо же такому случиться, а?! Мало того, что опять приснился, так ещё и в таком виде... хм-м... ракурсе.... образе, в общем! Вот, что делает с женщинами богатая фантазия и длительное физическое воздержание. Снятся теперь тут всякие в неподобающем виде.

И, ведь я уверена, что это был не общий, то есть наведённый, а самый обыкновенный, простой сон. Получается, моё подсознание всё ещё хочет этого мужчину, что прямо настолько прямым текстом мне об этом говорит и показывает? Ужас-то какой!

Не-е... Нафиг-нафиг нам такое эфемерное счастье! Буду с этим бороться безжалостно и беспощадно. Можно подумать, мне и так в жизни забот сейчас не хватает? Чтобы ещё и с бредовыми видениями в эротические игры играть.

А, значит, рецепт один — или много-много физического труда и падать ночью в постель вообще невменяемой от усталости. Или срочно усаживаемся за большую и сладкую, вкусную проду для книги с фривольным уклоном и эмоциональным накалом страстей.

Сублимация, чтоб её — единственное моё сейчас спасение! Больше мне таких снов что-то не хочется. А то так и пристраститься недолго. Ни к чему это мне сейчас. И вообще, ни к чему.

Впрочем, долго предаваться самокопанию мне не дали, закономерно решив, что раз мама проснулась и шевелится, то пора её ср-р-рочно поднимать. А для этого просто необходимо навалиться на неё вместе и одновременно.

И обнять. Или слегка придушить. В общем, как получится. Одним словом, проявить горячую дочернюю любовь и недвусмысленный намёк на то, что хорошо бы уж с утра и покушать, после столь плодотворной утренней тренировки.

Бодро сползая с кровати, я уже предвкушала хороший, долгий и насыщенный день: полный хозяйственных забот и упоительного написания очередного кусочка. И таки да, он будет эротичным! Грех такой настрой впустую тратить. А настрой был, и ещё какой! Как и настроение.

Несмотря на всё ещё накрывающее меня смущение при воспоминании о сегодняшнем сне, я не могла не отметить, что общее состояние у меня заметно улучшилось, и мир словно заиграл радужными красками. Хотелось петь, танцевать и весело смеяться. А ещё хотелось учудить что-нибудь невероятное или как-то осчастливить этот мир. Хотелось...

Мда, хотелось ровно до того момента, как закончив с утренней беготнёй: 'всех умыл-причесал-накормил-всё-убрал', я оставила дочек играть вместе и подошла к большому ростовому зеркалу. Переодеться и причесаться я уже успела с утра на бегу, но вот хотелось мне ещё раз на себя посмотреть. И совсем даже не в поисках новых морщин или седых волос, как это почему-то принято делать.

Я и так знала, что возрастные морщинки скоро появятся, чай пора уже, да и мимика лица у меня богатая. Буду в старости, как бабушка 'печёное яблочко', наверное. И эта перспектива меня не пугала, пока. Да и в волосах моих уже были отчётливо видны белоснежные нити. Благо, что я сама русоволосая, так что не очень сильно бросалось в глаза, что уже почти четверть волос у меня седая. Что поделаешь: генетическая предрасположенность нашей семьи к ранней седине плюс, не очень-то и радужные последние лет десять, давали о себе знать.

Зато смотрелось красиво: этакие снежно-белые вьющиеся нити. А кое-где и волнистые пряди. Природное мелирование, ага. Любопытно, неужели всю жизнь прожив с прямыми волосами, я, когда голова поседеет полностью, совсем кудрявая стану? Было бы забавно.

Обычно я, вот так внимательно и вдумчиво смотрела на себя в зеркало, чтобы остановить мгновение. Успокоиться, отметить, что всё хорошо и для волнения и беспокойства нет причин. Да, я не совершенна и уже не юна, но для своего возраста и образа жизни выгляжу ещё вполне себе замечательно. А мелкие раздражающие огрехи, типа начинающегося намечаться животика, можно исправить активными утренними упражнениями а-ля зарядка!

Ну, как только лениться перестану. Или научусь вставать раньше, чем мои карапузы просыпаются. Хотя, пока это сомнительная перспектива, если трезво смотреть на вещи. Особенно учитывая ночные посиделки за написанием проды или недоделанными хозяйственными делами. Как правило, ложиться раньше трёх ночи у меня получается редко. А будят меня дети уже в восемь утра. Что называется: 'Спи — не хочу, ни в чём себе не отказывай!'.

А тут ещё эта свистопляска с подготовкой к выезду и вообще полностью сбившимся графиком сна-бодрствования. Удивительно ещё, что у меня бо-о-ольших синяков под глазами нет. Природа, видимо, милосердна. Ну, или позже все эти мои недосыпы аукнутся.

Вот так, медленно и привычно спускаясь взглядом от макушки вниз, я тщательно изучила своё лицо, дурашливо построила самой себе весёлые рожицы для поднятия настроения, скользнула взглядом по шее. И замерла. Всё ещё не веря увиденному, я осторожно отогнула край ворота футболки, прикрывающей ключицы и с нарастающей паникой увидела на изгибе шеи, переходящей в плечо, отчётливый след слишком страстного поцелуя.

Здра-а-а-асти, приехали...

Включила верхний свет, протёрла глаза. Не помогло. На шее всё так же багровел качественный, немалого размера засос. Осторожненько потыкала в него пальцем. Настоящий, зараза! Поморщившись от весьма болезненного ощущения, я перестала издеваться над собой и глубоко вздохнула.

Паника отступала, так и не успев толком заставив поволноваться. Значит, всё-таки не сон. Но как такое возможно?

Очень хотелось бы соврать, заявив, что я тут же исполнилась праведного возмущения и захотела оторвать наглецу, посмевшему меня обмануть, ноги, руки, и... все остальные выступающие части тела. Но...

Это самое пресловутое, вечное: 'НО'. Врать самой себе бессмысленно и глупо. Поэтому я чётко знала, что во мне нет подобных эмоций. Более того, глядя на себя в зеркало, я отчётливо видела, как на лице моём расползается широкая, искренняя и совершенно неприлично счастливая улыбка.

Вот ведь жук, а?! Ну, ведь умудрился всё же как-то защиту обойти, неугомонный. Интересно как? Да и накрутил что-то сверх того, что дало такую реалистичность восприятия и... хм... последствия.

В душе поднималась волна весёлого азарта и совершенно иррационального, неконтролируемого счастья. Неужели он ТАК хотел увидеться снова? Да и отношения наши в этом 'недосне' пошли как-то... совсем не по стандартному сценарию. Хотя-я-я... если постараться вспомнить детали этого аномально хорошо запомнившегося сна, можно смело утверждать, что изначально набрасываться на меня он не планировал. Явно хотел сначала поговорить. Оттого и сел подальше, и время мне дал прийти в себя и осмотреться.

Тут скорее я своим не совсем адекватным поведением и непрекращающейся болтовнёй его спровоцировала. Ведь чего только стоит моё признание в том, что я по нему сильно скучала? А это непрестанное повторение, что всё что происходит — это лишь сон?

Угу. 'Сон — это не сон, а не сон — это сон. В Багададе всё спокойно, да-да!' Ох, не спокойно... совсем-совсем не спокойно. Ну, вот нисколечко!

Будем честны: Стас не обманывал меня, не запутывал, не убеждал ни в чём. Даже спрашивал, а уверена ли я в своём заблуждении? А потом, видимо, просто махнул рукой и подстроился под ситуацию. Сложно его за это винить, если сама себя повела как дурочка. До сих пор неловко как-то о своём поведении вспоминать. Да и держать себя в руках он старался до последнего.

Полностью контроль потерял уже после моей бесстыдной провокации. Повезло ещё, что меня так резко и вовремя дети разбудили. Потому что, судя по наличию засоса на шее, в этот раз наша встреча была абсолютно реальна. Не знаю, как именно он этого добился, но факты налицо. Точнее, на теле. А могло бы быть всё ещё серьёзнее.

Только представив, что могла бы обнаружить себя этак через месяцок, после такого феерически-страстного 'сна', в интересном положении, я не смогла сдержать нервный смешок. И потом рассказывай всем про 'непорочное' зачатие и сны наяву. В лучшем случае просто пальцем у виска покрутят и во лжи обвинят. В худшем... да ну нафиг, о плохом думать! Не случилось и не случилось. Слава святым мандаринам!

Однако отрицать неоспоримую реальность происходящего и дальше, было бы нелепо. Слишком по-детски, что ли. А в свете последних событий ещё и чревато. Значит, нужно идти до конца и разобраться, что Стасу конкретно от меня нужно. Потому что меня совершено не греет мысль жить в 'подвешенном' состоянии, постоянно ожидая странных визитов, непредсказуемых событий и неожиданных последствий оных.

И раз решила, то лучше не затягивать с разговором. Значит сегодня, пока эмоции ещё свежи, а решимость не рассеялась под натиском сомнений и неуверенности в себе, надо попробовать с ним встретиться. Как? В моём случае есть только один вариант: сниму блокировку и позову по нашей с ним связи. В том, что что-то соединяющее нас определённо есть, я давно уже смутно чувствовала. Пришло время проверить свои интуитивные догадки на практике.

Да и медальончик не плохо бы снова на ночь одеть. Пятой точкой чую, что без него тут не обошлось. А дальше уж только от Судьбы всё зависит. И от Удачи.

Глава 17

Анастас.

Яркая вспышка, ощущение волны, прошедшей в пространстве и всё! Вместо нашего шумного дыхания, стука в унисон бьющихся сердец и жарко сплетённых тел, лишь гулкая пустота и тишина, нарушаемая только еле слышным потрескиванием свечных фитилей. Оставшись совершенно один на измятой постели, ещё хранившей аромат и тепло её тела, я со стоном отчаяния рухнул лицом вниз.

Демоны! Кхаш драф нархен!

Ну, почему она исчезла именно сейчас? Так не вовремя! Общая нестабильность перехода? Превышение эмоционального фона? Непредвиденные обстоятельства с её стороны? ЧТО?!

Как избежать этого в будущем? Будущем... Новый стон и удар кулаком по постели в порыве раздражения и какого-то глубинного отчаяния, смешанного с робкой надеждой: что ещё не всё потеряно. Будет ли оно ещё — это будущее — для наших встреч? Как она отреагирует, когда поймёт, что это был совсем не сон? А в том, что Айри это быстро поймёт, я даже не сомневался. Она у меня умная девочка.

Но я-то хорош! Набросился на неё, как зверь голодный. Поговорить, называется, хотел. Лгун несчастный! С самого начала ведь знал, что не удержусь и захочу к ней прикоснуться, поцеловать... Но обманывал себя до последнего, убеждая в чистоте своих намерений и порывов.

Ну, что вышло, то вышло, каяться поздно. Да и не слишком искренне выйдет. Я ничуть не сожалел о том, что случилось. Я просто боялся, что об этом пожалеет она. Но пока решить эту проблему, да и просто хотя бы узнать мнение Айри, возможности у меня не было.

Валяться и дальше в постели, занимаясь самоедством, смысла я не видел. Да и, прямо скажем, было физически неудобно. Несмотря на позднюю ночь, спать не хотелось. Требовалось срочно развеяться и переключить мысли в деловое русло. Например, обсудить с Милтоном внезапный сбой переноса и постараться установить его причины.

Однако для начала, нужно было всё же немного остыть и привести себя в порядок, иначе я рисковал, по меньшей мере, шокировать своего друга, заявившись к нему ночью в таком... кхм... 'боевом' состоянии.

Поэтому для начала я сходил в ванную комнату и умыл лицо холодной водой. Тут, конечно, больше бы подошёл холодный душ, но я не желал тратить лишнее время. Да и мысли о возможных последствиях моих легкомысленных действий, заметно остужали накал страстей в организме.

Провёл влажной пятернёй по волосам, поднял и надел, валявшуюся на полу у постели тунику. Через пару минут, я уже открывал дверь домашней библиотеки, почти уверенный, что Милтон сейчас находится там.

Интуиция не подвела: штатный маг моей триады сидел в глубоком, удобном кресле, расслабленно закинув ноги на пуфик и держа в руках довольно увесистый фолиант. Судя по размеру книги, несколько потёртой от частого использования кожаной обложке и богатому золотому тиснению на ней, он добрался до одной из семейных хроник. Чуть ли не времён основателей нашего рода. И теперь с неподдельным интересом вчитывался в старые, хрустящие, пожелтевшие от времени страницы.

Услышав щелчок открывающейся двери, он поднял голову от книги и с невозмутимым выражением лица медленно оглядел меня с ног до головы.

— И как прошла... беседа?

В его голосе не было насмешки или любопытства — просто вежливый интерес. Хотя я абсолютно уверен, что от его взгляда не укрылось: ни моё общее встрёпанное состояние, ни всё ещё не оставившее меня нервное напряжение. Но издеваться не стал, за что я был ему отдельно несказанно благодарен.

— Насыщенно, — я закрыл за собой дверь библиотеки и, подойдя ближе, рухнул в соседнее кресло, откидываясь на спинку и тоже закидывая ноги на пуфик. — Но слишком кратко. Произошёл какой-то сбой и её 'выкинуло' раньше, чем было запланировано по приблизительному расчетному времени.

Милтон лишь пожал плечами и с философским видом заметил:

— Ну, никто не обещал тебе, что всё будет идеально. Это же вообще первый пробный экспериментальный вызов был. Состоялся — и то скажи богам спасибо.

— Не сомневайся, скажу — благо, и вправду есть за что.

Я, действительно, собирался утром ещё раз навестить часовню. То ли с благодарностью, то ли с новой просьбой об удачном стечении обстоятельств — и сам ещё не понял. Да и важно ли это?

— Меня сейчас другое волнует: почему случился такой сбой. У тебя есть какие-нибудь предположения?

Милтон в ответ лишь тихо рассмеялся:

— Не сворачиваешь с намеченного пути, да? Уж если что в голову взбрело, то хоть трава не расти, а вынь да положь тебе это. Ну, или хотя бы подробную информацию о том, что тебя заинтересовало. Анастас, ну сам подумай, как я сейчас тебе вот так, с лёту, проанализирую все возможные варианты сбоя экспериментального ритуала? Без знания подробностей, осмотра места проведения, да ещё и в полчетвёртого утра! У тебя вообще, совесть есть? Или атрофировалась совсем за ненадобностью?

В ответ на его немного, как мне показалось, наигранное возмущение я лишь пожал плечами и утомлённо прикрыл глаза.

— Ну, хоть примерные причины можешь назвать?

— Примерные? Могу. Например: нестабильный контур удержания физического тела в нашем мире, внешнее вмешательство или воздействие на её физическое тело в её мире. Ошибка во временных расчетах, наконец! Причиной может быть всё, что угодно. Как вариант — ещё превышение допустимого эмоционального напряжения вследствии вашего ... эм-м... плодотворного... кхм... разговора.

Не удержался таки от подначки, гадёныш! Да ещё как изысканно завернул. Разговор у нас значит был. Плодотворный. Угу. Хотелось встать и просто, незамысловато дать ему в глаз. Но, как назло тело налилось какой-то неподъёмной мутной усталостью.

— Вот, опять завёлся. Такие перепады настроения не к добру, Анастас. Тебе давно уже пора отдохнуть хорошенько. Просто побездельничать, погулять на природе, разгрузить голову. Ты слишком себя загонял в последнее время. Если сорвёшься, можешь вообще поставить крест на всех ваших встречах и общении. Потому что или выгоришь или разумом двинешься. Оно тебе надо?

— Нет, — как будто я мог дать другой ответ.

— Вот и я о том же. Поэтому, давай-ка мы тут парочку дней ещё побездельничаем. Ты в себя придёшь, восстановишься. Я — тоже побездельничаю чуток, почитаю. Кажется, нашёл что-то очень интересное. Кстати, — Милтон заглянул в книгу, лежащую у него на коленях, перелистнул пару страниц назад и удовлетворённо хмыкнул. — Ага, вот оно. Друг мой, а что ты знаешь о Витольде и Клариссе ди Арнольен?

Я нахмурился, припоминая строение генеалогического древа нашей семьи.

— Основатели рода ди Арнольен, если не ошибаюсь.

— Совершенно верно. Довольно примечательные личности, оказывается, тебя в предках затесались.

И, хотя говорить уже было откровенно лень, а сонливость навалилась неподъёмным грузом, задумчивые и какие-то предвкушающие интонации в голосе друга заставили меня всё же уточнить:

— Нашёл что-то интересное?

— Возможно. Сначала по другим источникам перепроверю данные, а потом тебе расскажу. Если информация подтвердится.

Несколько минут воцарившейся блаженной тишины, были вдруг нарушены резким хлопком закрываемой книги и решительным голосом мага:

— Ну, вот что, Анастас! Нечего тебе тут разлёживаться, потом всё тело болеть будет. Иди, нормально ляг в постель и выспись хорошенько. А завтра уже будем заниматься решением твоих вопросов. Утро вечера мудренее. Тебе помочь дойти до спальни?

— Сам дойду, — нехотя открывая глаза, буркнул я. Поспать и вправду стоило. Это я чувствовал и сам. Но позволить, чтобы меня опять волокли до комнаты, не позволяла гордость.

— Вот и прекрасно! — Милтон отложил книгу на рядом стоящий столик и, поднявшись, потянулся всем телом, словно большой сытый кот.— Тогда вставай и отправляйся к себе. Доброй ночи! Снов не желаю, не до того тебе сейчас, не в том ты состоянии.

С этими словами Милтон, довольно ухмыляясь, взмахнул на прощание рукой и вышел из библиотеки. Мне оставалось только последовать его примеру. Спать хотелось зверски! Значит, буду спать.

Остаток ночи прошёл спокойно. Я хорошо выспался и, встав уже довольно поздно утром, неторопливо позавтракал. Несмотря на хороший долгий сон, в теле всё ещё бродила какая-то вялая слабость, а разум был словно подёрнут пеленой туманной апатии. Наверное, я всё же слишком себя загнал в последнее время. Нужно отдохнуть, развеяться, а заодно и кровь на прогулке разогнать.

Сказано — сделано. Денёк баловал ярким, уже почти по-летнему жарким солнцем и лёгким освежающим ветерком, ласково обдувающим и будто зовущим за собой. Я вдруг вспомнил тренировки, которые мы с братьями проводили ежедневно, в юности приезжая на лето в поместье.

Ощутив в себе потребность к пробежке, я переоделся в свободные штаны, тунику без рукавов и, как есть, босиком вышел из дома на улицу. Постояв немного на крыльце, спустился по ступенькам на дорожку и побёжал. Ноги сами несли меня привычным маршрутом: по парковым дорожкам, присыпанным мелким песком, в дальнюю часть поместья, граничащую с охотничьими угодьями. Там уже, следуя еле заметной тропкой по взгорку вверх, через светлый сосновый перелесок, за которым, я знал, в низине влажно поблёскивала круглая монета озера.

Небольшое, но довольно глубокое, оно питалось подземными серебряными ключами. Поэтому даже в самый жаркий день вода не прогревалась до тёплой температуры, бодря своей прохладной свежестью, смывая усталость и даря удивительное чувство умиротворения.

Спустившись с холма к самому берегу, я ещё некоторое время шёл вдоль кромки воды, выравнивая дыхание и давая телу немного остыть. Чуть дальше находилась очень удобная для плавания заводь. К ней-то я и направил свой путь.

Купание в лесном озере освежило и взбодрило меня. Нагрузило мышцы приятной усталостью после активных физических упражнений и незаметно очистило мысли от всех забот и тревог. Не знаю, то ли место здесь было особенное, зачарованное, то ли магическая жила рядом выходила близко к поверхности. Но свойствами эта вода обладала поистине целебными.

Голова стала лёгкой, мысли — ясными, а тело снова наполнилось силой и бодростью. Обратно к дому я шёл уже другой дорогой: через покосные луга, чередующиеся с небольшими перелесками, переходящими затем уже в ухоженную часть парка. Я шёл, стараясь ни о чём не думать, просто впитывая в себя ощущения окружающего мира. Синее небо, с редкими барашками белоснежных облаков, ярко-слепящее солнце, шелест листвы и звонкая перекличка лесных птиц заполняли сознание образами и будили приятные, несколько отрешённые эмоции.

Это тоже было, своего рода тренировкой. Сродни медитации, только не в пассивном, а в активном состоянии. Она очищала сознание и давала умение сливаться с окружающим миром: тренировать наблюдательность, внимание к мелочам, развивать интуицию, восприимчивость и даже скорость реакции. Немаловажные навыки при моём образе жизни и работе. Этому нас с братьями научил отец.

Шаг за шагом, ноги вывели меня на холм с большим старым одиноко стоящим дубом, чья раскидистая крона накрывала своей узорчатой тенью почти всю возвышенность. То самое место, образ которого я использовал как декорации в первом осознанном сновидении. Первой почти настоящей встрече с моей Айри.

Я поддался спонтанному порыву и лёг на траву у подножия дуба, глядя на небо, сквозь колышущееся и шуршащее над головой великолепие лиственного покрова. Неугомонные солнечные лучики острыми стрелами пробивали ажурный свод, слепя глаза и заставляя меня щуриться. Всё вокруг дышало таким умиротворением и покоем, что я поддался этому лёгкому расслабляющему настроению.

От лёгкой, зыбкой дрёмы меня пробудила возня в птичьем гнезде высоко в кроне дерева. Птенцы уже вылупились и пронзительным попискиванием требовали к себе внимания периодически возвращающихся с охоты на насекомых родителей. Малые птахи, пересвистывались и деловито сновали туда-сюда, стараясь прокормить прожорливое потомство.

Осторожный шорох и скрежет маленьких, но острых коготков по коре, выдали местоположение дупла рыжей белки, только что юркнувшей внутрь с каким-то припасом в зубах. Уже готовится к осени и зиме, деловитая.

Казалось бы, стоящее одиноко дерево, на самом деле оказалось центром вселенной, самым настоящим миром, для множества живых существ обитающих на нём, под ним или же где-то рядом. По коре время от времени деловито сновали муравьи. Мотыльки, с невзрачного цвета крыльями, прятались на стволе, полностью с ним сливаясь. Возможно их время бодрствования — ночь? Я не помнил. А ещё, виденные мной ранее: птичье семейство и белка. Наверняка ведь и под корнями дерева, в земле, жизнь ни на минуту не останавливается: кипит, бурлит, живёт, продолжает свой род.

Хм-м... почти рифма вышла. Забавно. Неужто, это окружающий меня сейчас мир, навеял такое созерцательно-лирическое настроение? Или всё дело во вновь проснувшихся воспоминаниях о той, кто, пусть в иллюзорном сне, но разделяла со мной наслаждение любования этой несравнимой ни с чем красотой сельской жизни.

Захотелось вдруг написать что-то красивое, возвышенное, прекрасное. Способное вместить и выразить все мои чувства, мысли и эмоции, которые рождались в моём разуме и сердце при воспоминании об этой удивительной женщине.

Написать, а потом подарить ей, вместе с изысканным, полным цветистых оборотов, признанием в собственных чувствах. Говорят, женщины это любят. Думаю и Айри понравилось бы. Если она захочет снова со мной говорить поле случившегося этой ночью.

Помрачнев при этой мысли, я сел, глубоко вздохнул и запустил обе руки в волосы, обхватывая голову и закрывая глаза. Если захочет...

Сходить, что ли снова в часовню, свечку поставить? В прошлый раз помогло. Потому что иначе, как вмешательством Богов, я ничем не могу объяснить то, что в нужное время так удачно совпали все необходимые условия переноса. Так, может, Дева Удача благосклонна ко мне? И не поскупится ещё раз на одну небольшую помощь?

Определённо надо сходить. И не откладывая в долгий ящик. Пусть и чувствую я себя при этом суеверным блаженным дураком. Но ведь работает! А это сейчас главное.

И стихи лучше постараться написать сейчас, пока ещё нужный настрой не ушёл. Может, и вправду пригодится? Сейчас любой шанс, способный склонить весы выбора Айри в мою сторону, не помешает.

Легко поднявшись с земли, я посмотрел на солнечный диск, заметно сместившийся в сторону, и определил, что проспал около двух часов. Эк, меня после пробежки и купания разморило. Пора бы и чего-нибудь перекусить. Но сначала — сделать то, что задумал.

С этими мыслями, я направил стопы свои к дому, идя лёгкой, пружинистой походкой: время у меня ещё было, как и надежда на благополучное разрешение моих сердечных дел. Откуда взялась такая уверенность? Я не могу этого сказать — сам не знаю. Просто чувствовал и всё тут.

Когда я зашёл дом, навстречу мне выглянул Милтон, одетый в свободную тренировочную одежду и весьма довольный собой. Он застыл в дверях библиотеки, прислонившись плечом к косяку и скрестив на груди руки.

— О, ты вернулся с прогулки? Молодец! Уже гораздо лучше выглядишь, мой друг. Вот, что значит неукоснительно следовать мудрым и своевременным советам!

В ответ на такое откровенное самовосхваление, я лишь поморщился и решил не обращать на него внимания. Милтона порой заносило: то он начинал считать себя самым умным, то самым опытным, а то и вовсе становился совершенно невыносим и вёл себя словно глупый мальчишка. Играл, экспериментировал, менял роли, темпераменты и маски. А потом запоминал, анализировал и иногда даже записывал результаты. Я давно уже заметил эту почти болезненную слабость мага моей триады и старался относиться к ней терпимо. Хотя, как специалист в своём деле — Милтон и вправду был великолепен, поэтому ему многое сходило ему с рук. До сегодняшнего дня.

— Я рад, что мой цветущий вид тешит твоё самолюбие, Милтон. А теперь посторонись и дай мне, пожалуйста, дорогу.

Маг пожал плечами и, не меняя позы, чуть отклонился в сторону: ровно настолько, чтобы я мог пройти. И продолжил меня увещевать:

— Может, пойдём в тренировочный зал, разомнёмся? Пофехтуем немного, а? Что-то ты, какой-то совсем задумчивый стал, апатичный почти — не к добру это. Сам-то помнишь, когда последний раз на тренировке мечом махал? Вот, то-то и оно — расслабился. А в нашей работе такое недопустимо! Так что, давай-ка к барьеру, Анастас.

— Не сейчас, я — занят. Иди, потренируйся сам, если хочется. Зал и оружейная в твоём полном распоряжении.

Пройдя в библиотеку, я сел за один из небольших столов у окна, снабжённых всеми необходимыми письменными принадлежностями и тут же с головой погрузился в размышления, отрешаясь от окружающего мира. В воображении витали отдельные строчки и рваные рифмы, а душа хотела облечь порывы и эмоции во что-то прекрасное. Ну, или хотя бы сносно рифмованное и звучащее. Что-то такое, что не стыдно было бы потом прочитать объекту восхваления. Хотя, так далеко я пока не заглядывал. Просто испытывал настоятельную потребность выразить словами обуревающие меня чувства.

Такое было со мной впервые: я раньше никогда не писал стихи. И, чувствуя себя ужасно глупо, всё же взялся за освоение этого, неизвестного мне прежде, вида деятельности.

Я старался, искал, писал что-то и в раздражении зачёркивал, комкая листы бумаги и бросая её в мусорную корзину.

'Я снова слышал тихий голос твой,

Что звал меня к себе сквозь грань миров:

То нежно, то печально...'

Не то! Перечеркнул написанное и постарался начать снова, пытаясь выразить что-то. Передать словами. Запечатлеть...:

'И я, отбросив всё, спешил к тебе,

Теряя сон, покой...'

Опять ерунда какая-то! И не рифмуется ни с чем нормально. Всегда думал, что писать слезливые стишки не такое уж и сложное занятие. А оказалось, что всё не так-то просто на самом деле.

Посидев немного с закрытыми глазами, я вспомнил несколько красивых оборотов, слышанных где-то ранее, и попробовал сложить их в нечто единое и осмысленное. Да к тому же ещё и не противоречащее внутренним ощущениям:

'Вновь стук отчаянно тоскующих сердец,

Связующая нить, пульсируя, сливала воедино.

И бился, словно в клетке, разум злой,

Искал, не находя, тех самых нужных слов'

Демоны! Опять какой-то бред нерифмованный вышел! Видимо, одних красивых слов недостаточно. Тогда, что нужно для того, чтобы написать красивое стихотворение?

Я раздражённо выдохнул, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза рукой, стараясь сосредоточиться и поймать ускользающую мысль. Такую простую, очевидную и, вместе с тем, отчего-то очень трудноуловимую. Промучившись так с четверть часа, снова раздражённо выругался, и бросил самописное перо на стол. Ничего не получается! Похоже, это полный провал.

Встав, я несколько раз пересёк комнату, нервно меряя её шагами, и застыл у камина, рассеянно водя взглядом по резному барельефу мраморной каминной полки. Какое-то воспоминание мелькнуло и тут пропало. Я перевёл взгляд вниз, на кованную решётку. Затем снова вверх на бронзовые трёх рожковые подсвечники, вместе с парой статуэток составляющие композицию на каминной полке.

Вот оно! Подсвечники. Ассоциативная нить пошла дальше, воскрешая воспоминание о вчерашней ночи, обрастающее всё новыми деталями: сладковатый запах ароматических свечей, вино и фрукты на столике у камина, широкая кровать и столь желанная для меня женщина на ней.

Мысли неторопливо потекли дальше, вспоминая родной образ и то, что чуть было не произошло. А рука тем временем, сама потянулась к перу, выводя первые, ещё неуверенные, строки. Которые всё быстрее и легче складывались в простые, но такие многозначительные для меня стихи.

'Ты притронулась пальцами нежно,

Провела по щеке мне рукой.

А в глазах — омут страсти безбрежной.

Раньше ты не бывала такой.

Где степенная вязь разговора:

Ни о чём, обо всём на земле?

Увлечённый азарт наших споров:

О картошке печёной в золе.

Где лукавства смешинка во взгляде?

И пожатие крепкое рук?

Из косы выбиваются пряди,

И грохочет в ушах сердца стук.

Почему я тону в твоих ласках?

И так сладко трепещет душа?

Предвкушенья огонь нашей сказки,

В венах кровь раскалит добела.

Слаще пения птиц — твои речи,

Ярче солнца — улыбка твоя.

В самом сердце храню наши встречи,

В иллюзорной стране: ты и я.

Я хочу ненавидеть рассветы!

Новый день нас опять разлучит.

Но и он промелькнёт, канет в вечер,

Что желанную встречу сулит.

Разум полон смятенья и страха,

Сердце в нежном плену у тебя.

А душа, как счастливая птаха,

В поднебесье взлетает любя.'

— Очень... очень неплохо, Анастас.

Голос Милтона, раздавшийся сзади, заставил меня резко обернуться, натыкаясь взглядом на мага, выглядывающего из-за моего плеча и нагло рассматривающего лист, на котором я только что написал стихотворение. Я настолько увлёкся сочинительством, что даже не заметил когда он подошёл ко мне со спины. Плохой признак.

Между тем, друг продолжал вещать с задумчивым выражением лица:

— Надо признать, я и не подозревал, что в тебе столько скрытых таланов: сноходец, психолог, декоратор. Теперь вот ещё и стихоплёт явил себя миру во всей красе. Я прямо таки потрясён! Ну, просто — нет слов. Правда. Только... окончание какое-то не такое. Я бы заменил последние две строки.

— Ну, и чем тебе не нравится последнее двустишие? — недовольно покосился на него я.

— Уж слишком приторно звучит, неправдоподобно.

— И как, по-твоему, будет правдоподобнее, о, величайший из поэтов современности? — моё раздражение всё набирало обороты.

— Тебе не понравится, — хмыкнул маг ехидно, всем своим видом демонстрируя, что он лучше разбирается в стихосложении. — Зато будет более жизненно... и живенько так. Однозначно!

— Я слушаю и внимаю.

Похоже, он не отвяжется, пока не скажет одну из своих очередных сомнительных шуточек. Надеюсь только, что в этот раз он не пересечёт границу дозволенного. Это в его же интересах. Я предупреждал.

— Ну, на мой взгляд, здесь лучше бы смотрелась строфа:

'Разум полон смятенья и страха,

Сердце в нежном плену у тебя.

Я давно никого так не трахал,

От восторга зубами скрипя!'

Ещё не затих последний звук, как я в ярости вскочил, отбрасывая стул в сторону и стремительно впечатывая кулак в лицо зарвавшегося наглеца. Но маг был готов к такому повороту событий заранее и успел вовремя уклониться. А потом и вовсе метнулся из библиотеки вон, глумливо смеясь и убегая куда-то вглубь дома.

Я с бешенным рыком рванул вслед за ним, не стесняясь присутствия ошарашенных слуг случайно встретившихся на моём пути в холле.

— Милтон, скотина, это была твоя последняя шутка! Ты меня понял? Дай только тебя найти, и я вобью эти грязные слова тебе обратно в глотку, засранец дипломированный! Менталист недобитый!

Новый ехидный смешок указал мне верное направление движения и я, не помня себя от злости, ворвался в двери тренировочного зала, громко грохнув створками о стены.

— Полегче, Анастас, двери тут не при чём. Это же я тебя разозлил? Вот на мне и отыгрывайся. Не робей.

Насмешник стоял посреди залы с боевым, остро заточенным клинком в руках, взятым с одной из стоящих вдоль стен оружейных стоек. Не мешкая ни секунды, я тут же подхватил парное оружие и метнулся вперёд, решив хорошенько проучить несносного молокососа. Чтобы впредь отдавал себе отчёт в том, что он делает и говорит. Либо учился стойко переносить наказание за свою неуёмную дурость.

Выпад, рубящий удар, уклонение от репоста. Снова удар, блок, расхождение на исходные позиции.

Сталь звенела о сталь, наполняя пустоту тренировочного зала гулким эхом, а ярость моя постепенно переплавлялась в холодное неумолимое бешенство. Тем более опасное для противника, что эмоции уже были взяты под контроль и гнев не застилал глаза, заставляя совершать необдуманные поступки. Теперь это была не яростная схватка, а хладнокровное и методичное избиение противника.

Милтон пока ещё держался, всё же не зря я в своё время потратил столько времени и сил, чтобы натаскать его и Кларенса в искусстве фехтования. Это было необходимо для того, чтобы максимально усилить нашу триаду, повышая тем самым ей шансы на выживание и успешное завершение операций. Но вскоре рубашку мага начали расчерчивать полоски и капли крови из мелких порезов, оставленных моим мечом.

Я не собирался его убивать. Но проучить — непременно! Этот щенок слишком много о себе возомнил, влезая со своими пошлостями в закрытое для всех пространство моей личной жизни. И я намеревался вбить в него это понимание силой, если устное предупреждение для него уже не значило ничего.

Сколько мы так кружили друг напротив друга, то атакуя, то уходя в глухую оборону, я уже и не вспомню. Время потеряло значение и счёт, остался только злой азарт боя. Как вдруг, вконец ослабевший Милтон, отскочил назад и быстро сунул руку в карман брюк, что-то нашаривая внутри.

Мгновение спустя на руке его уже был надет наш штатный парализующий 'кастет', направленный в мою сторону. Неужели сейчас выстрелит? Мне не верилось в подобную подлость с его стороны и тем не менее, я остановился. Убить меня это оружие всё равно не убьёт, но пролежать несколько часов парализованным — меня тоже мало прельщало.

— Убери 'кастет', Милтон, — угрозы в моём голосе было достаточно, чтобы маг занервничал, но руку не опустил.

— Нам надо поговорить, Анастас. Пар ты уже выпустил и теперь способен меня услышать. Способен к адекватному диалогу. Я прав? Давай поговорим, опусти меч.

— Поговорим, значит? — злость вспыхнула во мне с новой силой. — Я сейчас с тобой поговорю. Так поговорю, что ты на всю жизнь запомнишь, сопливый мальчишка, что значит: в чужую душу грязными сапогами лезть!

Я успел сделать только пару шагов навстречу, как маг укоризненно выдохнул и нажал на один из камней кастета. Тут же вокруг него замерцало тончайшая плёнка защитного поля, расцвеченная радужными разводами, но успешно отражающая все физические атаки: не важно, рукам они были нанесены или оружием.

— Анастас, не кипятись! Я только хочу тебе помочь, — пытался образумить меня Милтон, видя, как я, раз за разом пробую на прочность его защиту лезвием клинка. Рубящие удары сыпались один за другим, вымещая мою злость, усталость и прятавшееся где-то в глубине души, отчаяние.

— Помочь? Ты это так теперь называешь? Надсмеяться и оскорбить человека в лучших его порывах? — я остановился. Тяжело дыша и сузив глаза процедил сквозь зубы: — Ты не только меня оскорбил, Милтон. Ты на честь моей женщины покусился, мерзавец. На её доброе имя.

— Да, какая она тебе женщина, Анастас? — не выдержав, заорал в ответ, всё так же прячущийся под защитой силового поля, маг. — Наваждение, случайное видение, бред воспалённого сознания, иномирянка! Что у вас с ней может быть общего? Тоже мне, нашёл себе объект воздыхания — непорочную деву. Да она — взрослая, тёртая жизнью бабёнка с двумя детьми. Вдобавок, брошенная свои мужем. А такое от хорошего характера не происходит. Зачем она тебе?!

— Я люблю её, недоумок! Это ты можешь понять?! — в бешенстве заорал я.

— Какая любовь? Да вы знакомы-то всего несколько месяцев! Не говоря уже о том, что ваши осознанные встречи по пальцам двух рук пересчитать можно, — не меньше моего горячился Милтон.

— Какое это имеет значение? Просто иногда это случается и всё! Ты попал! Насовсем.

Я резко выдохнул, вместе с воздухом выпуская из себя злость. Резко, до побелевших костяшек сжал кулак на рукояти клинка и затем медленно его расслабил. Бросил мрачный, полный твёрдой решимости взгляд на мага и спокойно произнёс:

— Я не хочу в ближайшее время видеть тебя, Милтон. Не попадайся мне на глаза. Можешь пользоваться библиотекой. Дом и парк — в твоём распоряжении. Но упаси тебя Боги сказать мне сегодня хоть слово! Завтра мы уезжаем. Работа не ждёт.

Развернувшись, я пересёк зал и, поставив меч на оружейную стойку, решительно вышел за дверь.

Покинув тренировочный зал, я быстрым шагом пошёл в библиотеку. Остановился у стола с исписанными и исчёрканными листами и невесело усмехнулся. Гляди ж ты, романтик недоделанный. На стихи потянуло, как юнца безусого. Лучше бы делами занялся, благо накопилось их предостаточно.

Взяв в руки листок с самым удачно получившимся вариантом, я перечитал его и после секундной заминки решительно скомкал. Хватит в облаках витать, совсем расклеился. А это уже ни к чему.

Скомканный шарик прицельно полетел прямо в мусорную корзину. Туда же, вслед за ним отправились и остальные черновики.

Вызвав слугу, я приказал принести плотный обед в свою комнату, после чего поднялся к себе. Наскоро принял душ, переоделся и спокойно поел.

Оставшуюся часть дня, я провёл в кабинете, разбирая и изучая привезённые с собой бумаги: отчёты, результаты исследований, протоколы допросов. Всё, что касалось недавнего покушения на нас с Милтоном. И не только.

Как оказалось, за последний месяц, имели место быть ещё несколько прецедентов. Но, к счастью, сотрудники Ведомства, подвергшиеся нападению, отделались лёгкими ранениями. Захватить или убить не удалось никого. Пока что.

В своё время, почти сразу же после того инцидента, я обратился к Рудольфу — нашему с Малкольмом старшему брату — и попросил его о содействии. В меру специфики занимаемой им должности, он имел обширные связи в дипломатических кругах и нередко посещал всевозможные светские мероприятия. А потому, мог существенно помочь со списками приглашённых на тот злосчастный дипломатический приём. Кроме того Рудольф был достаточно осведомлён об изнанке жизни высшего общества: его подковёрных игрищах, интригах, политических коалициях и прочая-прочая-прочая...

Я сам в этом не разбирался совершенно. Впрочем, как и Малкольм. Просто потому, что данная сфера лежала вне границ наших основных интересов и рабочих моментов. В то время как сам Рудольф, похоже, получал истинное наслаждение от всей этой 'мышиной возни', как он порой иронично отзывался о жизни двора и приближённых к нему людей.

Полагаю, времени прошло вполне достаточно, чтобы появились какие-нибудь предварительные результаты и наработки. Как минимум — полный список приглашённых и присутствующих тогда на приёме: от гостей, до обслуживающего персонала.

Скоро у нас планировался большой праздник посвящённый Весеннему балу. Думаю, после проведения первой части у нас с Рудольфом появится возможность выкроить полчаса-час на то, чтобы спокойно переговорить вдали от любопытных глаз и ушей.

Как-то так получилось, что до этого или он или я были заняты, а то и вовсе отсутствовали, что, надо сказать, усложняло проведение обсуждения. Однако на этот раз оно непременно состоится. К слову сказать, помимо рабочих вопросов, у меня к нему был и ещё один разговор. Но об этом сейчас лучше пока не думать — опять собьюсь с делового настроя.

С Милтоном мы в этот день больше не виделись. К счастью, он всё же внял моему предупреждению и плотно окопался в библиотеке. Потому что, в противном случае, я не смог бы поручиться, что смогу сдержать себя в руках. Слишком сильно он у этот раз 'перегнул палку'. Общаться с ним в ближайшее время у меня не было ни малейшего желания. Делиться личным — тем более. Как это скажется на нашей дальнейшей дружбе и работе я не брался предсказать — слишком свежи были воспоминания о его дурости. А принимать решение сгоряча не хотел тем более.

Уже перед самым ужином расправившись, наконец-то, с накопившимися делами, я вдруг вспомнил, что собирался сегодня зайти в часовню. Поколебавшись несколько мгновений, всё же решил не откладывать задуманное на потом. И, уж тем более, не отменять свой визит: с Богами шутки плохи. И уж если пообещал им что-то, пусть даже на словах и вскользь — будь любезен выполнить. Или в следующий раз крепче держи язык за зубами.

Я обещал поставить благодарственную свечу. Тем более, что в моей ситуации, кажется, без божественного вмешательства действительно не обошлось. Неплохо бы заручиться и дальнейшей их поддержкой и благоволением, потому что иначе я просто не знал, как можно разрешить сложившуюся ситуацию. Человеческие возможности, увы, всё же ограничены.

Размышляя таким образом, я поднялся в свою комнату, где прихватил две неиспользованные ароматические свечи из того свёртка, что привёз с собой и отправился в часовню. Она была достаточно невелика и стояла, отдельным от дома небольшим павильоном, соединённым с жилой частью крытой застеклённой галереей.

Светлое помещение с большими витражными окнами, изображающими различные цветочные орнаменты, и центральным стеклянным куполом, через который в хорошую погоду проникали яркие солнечные лучи, рождало в душе возвышенные, чистые и приятные эмоции, как и положено храму богов.

Круглая форма внутреннего помещения не оставляла места тёмным углам и олицетворяла собой равно-уважительное отношение ко всем богам, чьи статуи находились тут же в неглубоких полукруглых нишах. Они были распределены по всему периметру зала на равном расстоянии друг от друга. Перед каждой из статуй стоял небольшой алтарь для даров и подношений, а так же, небольшая чаша с песком, куда можно было поставить свечу, не опасаясь случайного пожара.

Сейчас, поздним вечером, когда солнце уже давно скрылось за горизонтом, в помещении царил таинственный полумрак. Темнота разгонялась лишь ярким светом луны, мягко проникающей своими серебристыми лучами сквозь прозрачный купол, россыпью жемчужных звёзд и неярким свечением лампадок, горящих возле каждой из статуй богов.

От их огня можно было зажечь свечу, что я и сделал, установив одну из двух принесённых с собой в чашу рядом со статуей Девы Удачи. Вторая же, после кратких сомнений, нашла своё место в чаше напротив статуи Матери Жизни. Почему я сделал именно такой выбор, да и вообще взял с собой вторую свечу, я не смог бы объяснить даже самому себе. Просто почувствовал, что так надо.

Обе статуи стояли рядом, поэтому я отошёл на пару шагов назад, чтобы видеть обе искусно вырезанные из мрамора женские фигуры: молодой, изящной, счастливой девушки, с лукаво изогнутыми в улыбке губами и высокой, статной, прекрасной своей зрелой красотой женщины с добрым, мудрым выражением лица, держащей на руках ребёнка.

Я не умел истово молиться Богам да, думаю, это не всегда и нужно. Ибо, как уверяют нас служители: Боги и сами могут читать в наших сердцах и помыслах. Поэтому я просто молча стоял, закрыв глаза и вслушиваясь в умиротворённую тишину этого места. Слова молитвы не пришли на мои уста, но сердце — не разум — шептало о своей боли и надеждах.

Это было странное ощущение, потому что не было фраз, просьб и взываний. Даже слов не было: лишь образы, видения и мимолётные хаотичные мысли. Но, кажется, и этого хватило, чтобы быть услышанным и понятым. На мгновение мне показалось, будто по сумеречному залу пронёсся лёгкий ветерок, напоенный ароматами цветов, свежей земли и листвы, благоухающей после дождя. А слуха коснулся тихий, но отчётливо слышный девичий смех. Я замер, не торопясь открывать глаза и ожидая, что за этим последует.

Ветерок вернулся вновь, словно ласковой рукой взъерошив мне волосы, а щеки коснулся лёгкий, игривый поцелуй и всё стихло. Прошло. Исчезло. Осталось лишь спокойствие и твёрдая уверенность, что именно сегодня мне необходимо выйти в осознанное сновидение. И ждать там. Столько, сколько потребуется.

Я открыл глаза и задумчиво перевёл взгляд с одного мерцающего огонька свечи на другой. Похоже, Богини всё же дали мне подсказку и своё благословение, остальное зависело уже от меня. Не думал я, что доведётся мне пережить прямое вмешательство Богов. Низко, с глубокой благодарностью, поклонившись обеим статуям по очереди, я развернулся и покинул часовню.

Ужин снова прошёл в одиночестве. О Милтоне я слуг не спрашивал, знал, что они ему с голода умереть не дадут. А остальное меня не слишком-то и волновало. У меня и в мыслях не было рассказать ему о случившемся в часовне и уж, тем более, о возможном свидании с Айри в осознанном сне. Хватит. Доверился уже раз.

В том, что встреча обязательно будет, я уже и не сомневался. Нервничал, переживал, не понимал: как это будет и как мне себя с ней вести, но твёрдо был уверен, что встрече быть. Поэтому я наскоро поужинал, освежился перед сном и лёг спать много раньше обычного. Я приготовился ждать.

Выйдя в наше общее сновидение, я ничуть не удивился, что в качестве декорации выступило именно то самое место, которое произвело на меня сегодня столь сильное впечатление. Я снова стоял на вершине холма, рядом с дубом, под которым был расстелен клетчатый плед.

Удобно устроившись на нём, и облокотившись спиной на толстый шершавый ствол дерева, я прикрыл глаза. Нащупал нашу связь и пошёл вдоль неё. Стена, блокирующая наши встречи, всё ещё была на месте, но я был твёрдо уверен, что неспроста сегодня мне так нестерпимо захотелось войти в наш общий сон. Поэтому, экономя силы и чутко отслеживая еле заметное пульсирующее колебание соединяющей нас нити, я терпеливо ждал. Готовился при первом же знаке об исчезновении блокировки послать вызов в сон для Айри. Ждал. Надеялся. И верил.

Вопреки моим ожиданиям и опасениям, Айри пришла в наш общий сон спокойная и невозмутимая. Я был готов увидеть её разъярённую или оскорблённую. осыпающую меня упрёками или гневными словами. Даже жалобы и слёзы не удивили бы меня так, как эта неожиданная холодная деловитость.

Видимо я, действительно, плохо знал эту женщину, ибо привык видеть её разной: весёлой, усталой. раздражённой, ироничной, печальной и даже почти злой. Но, чего я даже не подозревал, так это того, что она может быть и такой: невозмутимой, почти безэмоциональной, словно закованной в непроницаемую броню.

Всегда такая живая, искренняя, будто пылающая изнутри, Айри пугала такими переменами в поведении и ощущениях, заставляя настораживаться и чувствовать себя неуютно, неуверенно, странно.

Но даже эта метаморфоза произошедшая с ней сейчас, не смогла сбить меня с намеченного курса и усомниться в собственных намерениях. Я был твёрдо настроен сегодня поговорить с моей ненаглядной и, по возможности, разрешить все её сомнения.

Объяснить, доказать, убедить. В чём? Я и сам ещё не до конца понимал, но надеялся, что вместе мы сможем понять: чего именно хочет каждый из нас и как возможно этого достигнуть. В том, что в глубине души, несмотря на все отговорки и ловушки разума, нам хочется быть вместе — я уже не сомневался.

Произошедшее прошлой ночью довольно ярко и наглядно показало, что Айри тоскует по мне не меньше, чем я по ней. И дело тут не только в чисто физическом притяжении, сколько в душевной тяге, что не могло меня не радовать.

Она появилась на холме почти сразу же, как я позвал её. Пришла, будто шагнула из лёгкой дымки, сразу оказавшись подле меня. Всего в нескольких шагах. И, вместе с тем, так невозможно далеко. Отшатнулась, оглядела окружающий пейзаж и как-то странно улыбнулась. То ли иронично, то ли понимающе — я так и не понял.

— Ну, здравствуй, Анастас, — спокойно кивнула она мне в знак приветствия.

— Рад нашей новой встрече... Ирина.

Было мучительно трудно и как-то неправильно вновь называть её полным именем. Но она достаточно ясно, с первых же слов, дала понять, что намерена держать между нами дистанцию. Несколько напряжённая женская фигурка застыла возле дуба, касаясь ствола одной рукой, словно черпая из древнего исполина дополнительные силы.

— Нам нужно поговорить, — голос её был твёрд и решителен.

— Согласен. Давно уже пора прояснить все вопросы и избавиться от лишнего недопонимания и иллюзий.

— Вот даже как? Тем лучше.

Она кивнула каким-то своим мыслям и облокотилась на дерево уже спиной, скрестив руки на груди и выжидательно на меня глядя. А я стоял напротив неё, желая и не смея подойти ближе. Обнять, поцеловать. Словно преграда из толстого, прозрачного стекла выросла между нами, заставляя держать себя в строго очерченных рамках.

— Я слушаю тебя, Анастас. Зачем ты перенёс меня вчера к себе? Это ведь была твоя спальня? Я не верю, что это был акт заранее спланированного соблазнения. Слишком всё как-то странно и спонтанно вышло. Не в твоём духе.

Мне показалось, или в её голосе проскользнула нотка лёгкой иронии?

— Да, ты права, случившееся между нами вчера было случайностью, но... — я выделил интонацией последнее слово, видя, как она помрачнела и уже хочет сказать что-то колкое. — Но было бы ложью утверждать, что я этого не хотел и не мечтал об этом уже давно.

Не выдержав, моего испытывающего взора, Айри отвела взгляд. Смущённо опущенные глаза и нервно прикушенная нижняя губа, дали мне надежду, что она не так равнодушна к произошедшему, как хотела бы мне показать.

— Чего ты хочешь, Анастас? Зачем тебе это нужно? — тихий, но твёрдый голос требовал прямого ответа: без увиливаний и экивоков.

— Я хочу тебя. Нет, не так. Я хочу быть с тобой и чтобы ты была со мной. Вместе. Насовсем.

Все заранее заготовленные слова и неоспоримые доводы, вдруг резко вылетели из головы, и я остался один на один со своей растерянностью и желанием объяснить всё правильно. Но пока, похоже, выходило не очень. Фразы были угловатыми, смысл ускользал, а язык не поворачивался произнести самое главное. О красоте оборотов речи уже даже не шло. Донести бы суть, остальное — излишества.

— Почему? — она была неумолима и непреклонна в своём желании докопаться до истины и получить прямой ответ.

— Я... я люблю тебя. Я знаю, это очень странно звучит, особенно учитывая нашу ситуацию и обстоятельства знакомства. Но это так и есть. Я не могу без тебя. Болен тобой. Одержим!

Слова полились неконтролируемым потоком, обнажая душу и то, что накопилось в ней за долгие месяцы нашего знакомства и разлуки. Сердце гулко бухало в груди, а в крови поднялась мощная волна адреналина, как перед решающей битвой. И медленно начала опадать, не получая новой подпитки. Я ждал. До белизны сжимая костяшки кулаков и, усилием воли, заставляя себя оставаться на том же месте.

Её ошарашено распахнутые глаза явно показывали, насколько неожиданным и непредсказуемым оказался для неё мой ответ. А мне оставалось только надеяться, что после того, что я ей тут сейчас наговорил, она не отвернётся от меня со смехом и не уйдёт.

Но Айри не стала издеваться или крутить пальцем у виска. Как, впрочем, и не бросилась тут же в мои объятия, о чём я втайне как-то очень наивно мечтал. Понимал, что это маловероятно, но всё равно теплил надежду на такой исход событий после моего признания.

Она же молчала, очень внимательно всматриваясь в моё лицо, словно хотела прочитать, увидеть что-то одной ей ведомое. Что-то важное. Решающее нашу дальнейшую судьбу. Наконец, она тихо выдохнула и очень спокойно сказала:

— У меня есть дети, Анастас. Разве сможешь ты принять их, как своих родных дочерей? Не многие на это способны. Сразу скажу, иное для меня неприемлемо.

Крохотный лучик надежды мелькнул для меня, превратившись в путеводный огонь. Она не отказала сразу. Не высмеяла. Неужели что-то может получиться и у меня действительно есть шанс?

— Я люблю детей, Ирина... Айри — позволь мне снова тебя так называть. У моего старшего брата есть двое сыновей чуть старше твоих дочек. И мы с ними прекрасно ладим. Думаю и с твоими детьми мы обязательно найдём общий язык, ведь они — это часть тебя. И для меня они уже не могут быть чужими.

— Но... я даже не знаю ничего о тебе: есть ли у тебя жена, невеста, дети? Чем ты живёшь, кто твои родители, чем увлекаешься по жизни? Я вообще, можно сказать, ничего о тебе не знаю! — она казалась несколько ошарашенной и растерянной, но всё равно была отстранена и недоверчива. Я не мог её за это винить. Всё действительно случилось слишком быстро. Но и я был намерен не упустить свой, пусть призрачный, но шанс. Поэтому продолжил горячо её убеждать:

— Я расскажу тебе всё, что ты хочешь знать обо мне, родная. И нет, у меня нет ни невесты, ни жены, ни детей. И никогда не было. И я... хотел бы предложить тебе стать моей женой, а твоим детям — моими родными дочерьми. Я понимаю, что всё это несколько неожиданно для тебя, но я дам тебе время подумать, только не отказывай мне прямо сейчас.

— Стоп! — она властно подняла руку, прерывая поток моей сумбурной речи и устало потёрла виски. — Погоди, Анастас, не гони лошадей. Это ты уже совсем куда-то далеко вперёд смотришь. Я ещё ни на что не согласилась и ничего не обещала. Да, ты не безразличен мне... Но замужество. Удочерение! Скажи на милость, КАК ты вообще себе это представляешь? Мы находимся в разных мирах и можем видеться лишь во сне, да и то не всегда. Это что-то вроде аналога гостевого брака, только с фентезийным уклоном, что ли? Так я сразу скажу, что подобное меня категорически не устраивает. А других вариантов нам быть вместе я не вижу. Тебе к нам не пройти, нам к тебе — тоже. ЧТО тут можно сделать? Я не вижу ни выхода, ни каких-либо реальных перспектив.

— Я что-нибудь придумаю. Обязательно! Ты только поверь в меня. В нас. И подожди немного. Хорошо?

После её правильных, но таких беспощадных слов я снова чуть не впал в отчаяние, но всё ещё цеплялся за свою надежду.

— Подождать я могу. Но сколько? Не придётся ли мне ждать неизвестно чего всю свою жизнь, чтобы потом, в результате, остаться совершенно одной, зато с мечтой о сказочном иномирном принце? — горькая улыбка искривила её губы, и отдалась в моём сердце тупой болью.

— Дай мне месяц, Айри. Я буду искать пути и возможности. Через месяц мы встретимся снова, и я расскажу тебе, что уже успел разузнать. Я не верю, что всё так безнадёжно, как ты говоришь. Ведь есть другие миры с которыми контактирует наша Араста. Значит и с вашей Землёй можно найти точки соприкосновения. Надо лишь только хорошенько поискать. Всего один месяц, прошу тебя.

— Два, — Айри внезапно спокойно и серьёзно посмотрела на меня, словно принимая важное решение в своей жизни. — Два месяца, Анастас. И за это время никаких вызовов в ваш мир или общих снов. У этого требования есть серьёзные причины: я скоро уезжаю на Игру, и мне нельзя выпадать из реальности. Долгая дорога в поезде, ночёвки с палаткой в лесу, кардинальная смена обстановки — это сильный стресс для детей. И я не могу заранее предсказать, как они себя поведут, и как будут себя чувствовать. Поэтому я сама всегда должна быть настороже и наготове. А, вот после возвращения с Игры — поговорим. Я буду ждать. Ты согласен на такие условия?

— Согласен! — наверное, я сейчас с чем угодно бы согласился, попроси она хоть луну с неба в качестве украшения к подвенечному платью, таково было моё облегчение. Два месяца — не такой уж и долгий срок, хотя без неё и они могут показаться мне вечностью. Ну, да постараюсь максимально загрузить себя работой и поиском путей решения нашей проблемы. Если понадобится, всех на уши подниму, заплачу любые деньги, но своего добьюсь! Выход обязательно должен быть.

— Вот и хорошо. Это всё, что ты хотел мне сегодня сказать? — Она опять замкнулась, и по её лицу я снова ничего не мог прочитать.

— Наверное, да.

Понимая, что уже сказано всё, что требовалось, я замер в растерянности, не зная, что предпринять дальше. Я физически, почти до боли, хотел подойти к ней и сжать в своих объятиях. Чтобы снова просто почувствовать её рядом: доверчиво льнущее ко мне тело, её руки на моей шее, её сладкие мягкие губы в плену моих губ, общий стук наших сердец. Ощущение удивительной гармоничности и правильности происходящего. Словно мы, наши души, и вправду были когда-то, ещё в незапамятные времена, единым целым. Прекрасным и неделимым, разлучённым завистливыми богами, как гласят старые легенды. И способными вновь ощутить всю полноту и красоту жизни, лишь рядом друг с другом.

Я с тоской смотрел ей в глаза, боясь сделать даже шаг навстречу, потому как опасался, что она неправильно его истолкует. После столь спокойного и делового обсуждения наших отношений, она выглядела такой отстранённой. Такой... холодной. Почти чужой.

Глава 18

Ирина.

Он стоял напротив меня такой потерянный и одинокий, что моё сердце дрогнуло. Не осталось больше сил играть роль спокойной, собранной деловой женщины, которой я так старательно притворялась, чтобы самой не сорваться и не потерять способность здраво рассуждать рядом с ним. Ведь сначала требовалось всё окончательно прояснить, не так ли?

И я старалась. Выжимала из себя холодность, сосредоточенность на результате, почти равнодушие. Чуть не переиграла, кажется. Теперь, когда нужный результат был достигнут, и сомнения большей частью разрешены, я с предельной ясностью увидела, что чуть не натворила, старательно демонстрируя Стасу свой деловой подход.

Я почти сделала ему больно. А, может, даже и без 'почти'. Да и перед кем тут играть, скажите мне на милость? Тоже мне нашлись актёры погорелого театра. Два дурака нерешительных. А ещё взрослые люди, называется.

Отбросив в сторону ненужное сейчас смущение и мучительную стеснительность, я оттолкнулась от нагретого солнцем шероховатого ствола дуба, к которому прижималась спиной во время разговора, черпая силу и поддержку. Не разрывая контакта взглядов, сделала медленный шаг вперёд. Он, словно заворожённый, повторил моё движение, так же приблизившись на шаг.

Оставалось ещё три. Ничтожно малое и, в то же время, такое непостижимо огромное расстояние между двумя тоскующими друг по другу людьми.

Нежно улыбнувшись, я протянула к нему руки, а он вдруг рванулся вперёд, крепко сжимая меня в объятиях. Сильно, но осторожно, словно нечто драгоценное и бесконечно дорогое. Обвив его талию руками, я уткнулась носом ему в шею, закрывая глаза, наслаждаясь покоем и уютом его прикосновений. Он же прижимал меня к себе, легонько покачиваясь, словно баюкая. Кончиками пальцев перебирал мои волосы на затылке и время от времени невесомо целовал в макушку.

Невозможная, невероятная нежность и тщательно сдерживаемая страсть с его стороны, щемили сердце пониманием, что, наверное, именно такого мужчину я ждала всю свою жизнь. И всё же, я боялась довериться собственным чувствам. Слишком часто я ошибалась в этой жизни. И новое разочарование, особенно в нём, было бы невероятно сложно перенести.

Поэтому я стояла и молчала, впитывая в себя его запах, прикосновения. Почему-то общий сон стал более реалистичным в этот раз. Почти, как наша недавняя встреча. Странно.

Молчал и он, не выпуская меня из своих объятий и не торопясь что-то говорить или делать. Словно опасался неловким словом или действием разрушить столь хрупкий момент.

Зато я не боялась, потому что мне было этого мало. Мучительно мало. И пусть я понимала, что лишь усложняю и без того непростое положение, растравливая душу и себе и ему, но противостоять соблазну просто не смогла.

Смешно сказать, за этот день, с нетерпением ожидая ночи и нашей возможной встречи, я успела стосковаться по его поцелуям. По его объятиям, прикосновениям. Он стал словно наркотик для меня. Странное, непривычное и даже пугающее чувство. Но такое сладкое, что я, кажется, попалась.

Как бы то ни было, но прямо сейчас, когда он был так близко, я не смогла отказать себе в маленькой слабости. Прижавшись к мужскому телу чуть теснее, мягким, скользящим касанием, провела губами по изгибу его шеи и легонько прикусила плечо.

Я прекрасно отдавала себе отчёт, насколько провокационно себя веду и что в ответ могу получить совершенно непредсказуемую реакцию. Но я верила Стасу. Он дал слово, что не будет больше пытаться перевести наши отношения в 'горизонтальную плоскость'. Пока он не придумает, как нам быть вместе и каким образом можно это осуществить. Вместе в реальности, не во снах. Во снах я просто долго не выдержу, так и умом тронуться недолго. Думаю, он это тоже прекрасно понимает. И вряд ли Стаса сможет устроить подобное положение дел.

Да, если сдаться и пустить всё на самотёк, довериться сиюминутным желаниям, нам будет с ним хорошо. И удовольствие мы получим, можно даже не сомневаться.

Но что потом? Нарастающие тревоги, сомнения, усталость от разрывания на два мира? А если будут последствия? Нет, и ещё раз нет. Я к такому авантюрному сумасшествию не готова. Не девочка уже, сломя голову в любой омут бросаться по первой прихоти. Теперь на мне лежит ответственность не только за меня саму.

Дети. Вот, что не давало мне окончательно слететь с тормозов и махнуть на всё рукой, придумывая себе хорошую отговорку: 'Один раз живём!'. Вот именно, что один. И прожить надо так, чтобы не было мучительно стыдно за свои поступки ни перед собой, ни перед теми за кого ты добровольно взял на себя ответственность.

А сейчас я хотела пошалить. Чуть-чуть. Самую капельку. Вот такие мы, женщины, противоречивые создания: думаем одно, делаем другое, а надеемся вообще на что-то совершенно отличное от первого и второго.

Поэтому, ощутив, как от моих прикосновений по телу мужчины прошла ощутимо-крупная дрожь, я лишь довольно улыбнулась. И повторила губами свой путь обратно: снизу вверх, лёгкими, короткими поцелуями поднимаясь вверх по шее к заушной ямке.

Руки, держащие меня за талию, закаменели, но более Стас ничем не выдал своего напряжения или желания тут же 'слиться со мною в стр-р-растном лобзании'. Он держал своё слово, ибо прекрасно понимал, куда нас могут завести подобные провокации и эксперименты.

И тут мне стало стыдно. Вот стыдно и всё! За своё легкомысленное поведение, своё непостоянство в словах и поступках. Я глубоко вздохнула, безжалостно давя в себе разочарование от его бездействия и глупую самонадеянность вкупе с эгоизмом.

Ведь знаю, что человеку и так нелегко, а всё одно мучаю. Стерва я, что ли? Вроде бы нет. А чего тогда творю, скажите на милость?

Моё самобичевание было прервано осторожным прикосновением к подбородку. Стас, перестав изображать из себя каменного истукана, чуть отстранился назад и коснулся кончиками пальцев моего лица, вынуждая поднять голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Не надо, моя хорошая. Мне и так невероятно тяжело быть к тебе так близко и не сметь позволить себе того, о чём мечталось уже давно. Не мучай меня, мой свет.

Если бы я умела краснеть, то сейчас после его слов, я, наверное, побагровела бы от стыда за своё поведение. А так лишь опустила глаза и коротко кивнула, молча принимая его упрёк.

Но как оказалось, он не упрекал, лишь предостерегал меня. Ибо, в следующее мгновение, его губы мягко коснулись моих в чистом, почти целомудренном поцелуе. Я затаила дыхание, боясь спугнуть столь желанный момент, а Стас, ласкал мои губы своими: нежно, ласково, чуть ли не благоговейно. Мне захотелось заплакать от такого пронзительного и трепетного чувства. Но я лишь обняла его за шею, привставая на цыпочки, и отвечая на поцелуй, приоткрыла губы.

Моё наваждение не замедлило этим воспользоваться, заметно усилив нажим, но не позволяя страсти захлестнуть нас с головой. Это не был поцелуй опаляющей страсти. Скорее: поцелуй узнавания, обещания и надежды. Светлое чувство, сдобренное горькой ноткой неизбежной разлуки. И безмолвное заверение в том, что мы обязательно встретимся вновь. Вопреки всему и всем. Не сможем не встретиться...

Он отстранился мягко, с явным нежеланием прерывая поцелуй и утешающе поглаживая меня по спине.

— Нам надо остановиться, Айри. Я тоже не железный. И не хочу совершить ошибку, которая сможет оттолкнуть тебя от меня, — голос его чуть заметно дрожал, выдавая сбившееся дыхание и звучал ниже обычного, с лёгкими хрипловатыми нотками. — Давай лучше сядем, поговорим. Времени осталось не так уж и много, и я хотел бы провести его с тобой. Если и ты хочешь того же, конечно.

— Хочу, — я коротко вздохнула, возвращая себе ясность мысли и стараясь взять эмоции под контроль.

В этом иллюзорном мире день медленно клонился к завершению, уступая место ярким закатным краскам. Летний воздух ещё был тёплым и одуряющее пах луговыми травами, цветами и нагретой солнцем землёй. Лёгкий ветерок, обдувающий наши лица, шелестел резными листьями над головой, навевая покой. А всё громче звучащий стрекот в траве и ветвях, гармонично дополнялся звонкими переливистыми трелями каких-то вечерних пичуг. Неужели и у них здесь есть соловьи? Было бы славно.

Потом мы сидели, мирно устроившись на клетчатом пледе, расстеленном под раскидистой кроной старого дуба, и смотрели, как медленно догорает закат. Почти, как в первую нашу встречу. Разница была лишь в том, что в этот раз я уютно притулилась на коленях Стаса, положив голову ему на плечо, а он обнимал меня руками за талию и нежно гладил мои пальцы.

— Расскажи мне о себе, — его тихий голос развеял дремотное умиротворение и заставил приподнять голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Встретившись со спокойным, чуточку задумчивым взглядом мужчины, я улыбнулась и еле слышно хмыкнула:

— Что именно тебя интересует: 'родился-учился-женился-развёлся'?

— И это тоже, — он вдруг наклонился и коротко, но очень нежно поцеловал меня в губы. А отстранившись, мягко улыбнулся и чуть крепче прижал к себе, отклоняясь назад и опираясь затылком на древесный ствол за своей спиной. — Расскажи о себе всё, что посчитаешь нужным. Всё, что сможешь. Я хочу знать о тебе как можно больше.

От такой просьбы мне стало немного неловко и чуточку весело. Много о себе рассказывать я не хотела, но кое-что поведать, безусловно, могла. Взамен на ответную любезность, естественно. Потому как мне тоже было очень интересно, чем он живёт и как стал таким, каким я его знаю. Поэтому, я лишь уточнила слегка насмешливо.

— А не испугаешься?

— Нет.

И в этом спокойном, кратком и категоричном ответе было что-то такое, что окончательно убедило меня хоть немного приоткрыться перед этим, казалось бы, таким мало знакомым человеком. Почти чужим, если смотреть по количеству времени, проведённому вместе. Но таким почему-то родным и близким, если отбросить предрассудки и прислушаться к самой себе. Своим ощущениям, своей интуиции. Своему сердцу.

А он сидел и молча ждал, лениво скользя взглядом по багряным росчеркам закатного неба, плавно переходящим в фиолетовую гамму, чтобы затем смениться глубокой, тёмной синевой края надвигающейся ночи. Со стороны могло показаться, что он настолько погружён с созерцание, что почти не воспринимает окружающий мир. Но я знала, что это не так. Чувствовала, что он ждёт: внимательно и напряженно. А вся эта расслабленная поза — лишь видимость, попытка обуздать свои эмоции и чувства.

— Как скажешь, Стас. Но ты потом тоже расскажешь о себе. Договорились?

Он лишь улыбнулся уголками губ и на мгновение крепче сжал мои пальцы.

— Хорошо. Ты первая.

Остаток отпущенного нам в эту ночь времени мы проговорили, делясь воспоминаниями о своём прошлом, о моих планах на предстоящую Игру. Совместное будущее мы не затрагивали. Всё и так было обсуждено заранее. Добавить к этому было нечего. А мечтать о том, что может быть — отчего-то боязно. Словно сглазить могли, или понадеяться попусту.

А ощутив знакомое дрожание пространства, предвещающее скорую разлуку, просто молча встали, обнялись в последний раз и тихо расстались. Не было ни страстных объятий и поцелуев, ни громких слов. Они были не нужны. Не стоило затягивать прощание и... делать больно? Наверное, да.

Анастас.

Я стоял и смотрел Айри вслед, глядя, как она уходит по тропинке, спускающейся со склона холма. Шаг её был лёгок и нетороплив, а очертания фигуры с каждым мгновением становились всё более прозрачными и зыбкими. Пока, наконец, совсем не исчезли, подёрнувшись туманным маревом. Моргнул, и нет её больше.

Мне тоже пора было возвращаться в свой реальный мир. Возвращаться с чётким осознанием, что я сделаю ВСЁ, что возможно и даже невозможно для того, чтобы мы с Айри смогли быть вместе. В реальном мире. Навсегда.

Если бы я тогда только знал, насколько не скоро мы сможем с ней встретиться вновь.