Триада миров. 3. Внутренний мир

— Что ты опять себе придумала? Хельга, я повторял и повторю, ты моя, я буду защищать тебя ото всех, даже от тебя самой, чтобы ты жила. Мои чувства, моя любовь, моя страсть к тебе — вот первопричина моих поступков. Я вообще не имею право задействовать свою силу как Возрожденный. Это только в книжках могущественные дядечки, влюбляясь в маленьких девочек, глупеют и впадают в детство. Жизнь прозаичней.

— Они предпочитают использовать девочек, превращая в послушных дур, смотрящих на них коровьими глазами? — и вновь попытка вырваться подавлена.

— Нет, они умеют ждать, пока девочки повзрослеют. Пути только разные. Мне не нужно слепое обожание или беспрекословное подчинения. Я ищу родственную душу. И нашел в тебе, только она еще спит. Маленькая принцесса, подари поцелуй. Один поцелуй ничего не значит.

— Зачем просить, если можно взять на правах сильнейшего? Ведь я кукла в ваших руках. А у кукол права голоса нет.

Как же меня обдало холодом. Словно в подтверждении слов практически спихнули с коленей:

— Наденьте мои тапки и идите спать, Ваше высочество. Занятия начнутся, как только потеплеет. Думаю, завтра вы можете переехать в свою комнату. Еще пару недель на окончательное выздоровление и вы тоже участвуете в общих дежурствах на кухне. У нас служанок нет. Все равны, Ваше высочество.

Я присела в издевательском книксене, на что получила презрительный кивок. Босиком взбежала по ступеням и закрылась в комнате. С улицы раздался рев мотоцикла.

Утром все заметили холодность Джека и мою замкнутость. Он поспешил исчезнуть, лишь я спустилась вниз. И я тоже сбежала наверх к малышам

Вот кто действительно обрадовался мне, веселые крохи загулили, заулыбались. И разорались, требуя взять на ручки. Пришлось хватать одновременно обоих и устраиваться посреди кровати, поскольку держать их долго я еще не могла. Малыши уже умели следить за игрушкой, радуясь ее трескотне. Мы немножко поиграли, когда пришла Михална:

— Ох, девонька, что ж ты творишь то? Сама не окрепла, а этих таскаешь. Иди поешь.

— Я не голодна.

— Ага, откуда голоду-то взять, в тебе и зацепиться не за что. Иди давай. Мать детям здоровой нужна. Там тебе Джек кашу сварил и бутерброды сделал. Даром, что ли старался?

— Я его не просила.

Михална рассердилась, уперла руки в боки.

— Значит так, коронованная егоза, я не посмотрю на заслуги деда и отца, отшлепаю полотенцем — неделю не сядешь. Марш есть! Мужик все утро крутился, о тебе думал, а ты его при всех мордой об асфальт. Нельзя так, детонька. Сердцу не прикажешь, я знаю. Но ведь разве сделал он что плохого? Вон, пока болела — не отходил от тебя.

— То есть я теперь во всем виновата?! Да он даже роды мои использовал в свою пользу. Я как марионетка в его руках. Мне даже право выбора не оставили. И ничего, терплю! Подчинилась!!!! Он обещал не давить, не домогаться! А теперь из-за отказа в поцелуе взвился и на кухню сослал, сатрап! — к концу речи мне даже стало смешно, понимая, что действительно поссорились из-за поцелуя.

А Михална подлила масла в огонь.

— Ты его поцеловать отказалась? — всхлипнула она и расхохоталась в голос, — Ай да Джек, ай да Хельга! Это он бесился из-за поцелуя?!!! Ой, уморили старушку! Мы то думали, чего серьезное случилось. По углам ховаемся от хозяина, слова поперек сказать боимся. А его, бедненького, не поцеловали!!!! Почему на кухню сослал?

— Что-то про общие дежурства говорил. Нет, он прав, я действительно должна была догадаться про то, что вам помощь нужна. И я обязательно...

— Слышь, красивая и гордая, иди завтракай. Прям все от работы подохли. Машинка стирает, пылесос пылесосит, мультиварка каши варит, посудомойка посуду моет. Еще тебя на кухне не хватало. Брысь есть, а то в профиль и не видно.

Внизу была лишь Ирина, которая допивала чай.

— Привет, — я не знала, как с ней общаться теперь.

— Хельга, тебе разрешили встать? Меня не пускали к тебе. Я не права тогда была, за сына испугалась. Джек обещал что все будет хорошо, и я ему верю. Ты только не вздумай винить себя, жизнь, она вообще непредсказуемая. И вообще,

— Ир, не тарахти! Мы в разных весовых категориях.

— Это как? — испугалась она.

— Ты сытая, а я голодная.

Она рассмеялась.

— Мне сказали, что здесь была каша и бутерброды, — я сунула нос в пустую кастрюльку на плите и в мультиварку.

— Ой, — послышалась за спиной, — а я все съела.

Я подозрительно покосилась на блондинку. Фигурка еще была слегка оплывшей, однако тоненькие плечи и худенькие руки наводили на мысль, что не в коня корм.

— Аппетит у меня зверский, наверно, не заметила и съела, — попыталась оправдаться та.

Я молча открыла холодильник, выуживая колбасу и сыр. По крайней мере бутерброды я в состоянии сделать сама. Пристроилась напротив подруги:

— Солнце мое, будешь столько есть, муж не узнает.

— Ага, а он говорит, что наоборот слегка поправиться можно!

— Не в жисть не поверю, что это сказал Алексин. Он всегда предпочитал худых.

— А мне он говорил другое. И слышать ничего не хочу про его прошлое. Может после возвращения у него вкусы поменялись.

— Мужчины сами не знают чего хотят. Они вообще несовершенны.

— Учту на будущее, Ваше высочество, — Джек появился столь неожиданно, что я поперхнулась. Ирка тут же слиняла с кухни, пискнув, что пора кормить ребенка. А Возрожденный устроился на ее месте, гипнотизируя меня:

— Вы съели кашу?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ее съела Ирка.

— А бутерброды?

— Тоже.

Он хмыкнул.

— А самим сварить?

— А я не умею.

Вот тут мне довелось увидеть уникальнейшее зрелище — растерянный Джек:

— Хельга, ты не умеешь готовить???

— Вы неудачно выбрали невесту, господин Пискарев.

— Ты шутишь? И даже кашу сварить не можешь? А яичницу?

Вместо этого я рассказала ему свои первые дни во Внешнем мире, когда мы дважды успокаивали соседей, что пожара нет. Как я сожгла кофту, затем кашу. Устроила потоп при посудомоечной машины. Этот гад ржал, иначе его эмоции назвать было нельзя, что не помешало ему скоро приготовить омлет.

Он поставил тарелку передо мной и хмыкнул:

— В любом случае, тебе придется научиться готовить. Завтра и начнем.

— Спасибо за омлет.

Джек подошел со спины и обнял за плечи, прошептав:

— Прости, я был неправ вчера. Постараюсь сдерживать свои низменные порывы. Не сердись. Я защищаю, как могу.

— Не дави на меня. Иногда я чувствую себя в тюрьме.

— Ты не в тюрьме, ты в безопасности. Я никому не позволю обидеть тебя с малышами. Слышишь? Никто не посмеет.

Он держал меня в руках, а я откинулась на него, прикрыв глаза. Может это и физика объединенного поля, требующая подпитку от партнера, но именно сейчас мне было спокойно.

— Джек, там... О черт, извините, — голос Алексина ворвался, разбивая хрупкую идиллию.

Возрожденный нехотя отпустил меня:

— Уже иду. Ваше высочество, ешьте. После завтрака помогите Михалне перебрать детские вещи и посмотрите, что надо докупить.

— Что-то случилось?

— Мы расширяем навес для колясок. Солнце слишком яркое, малышей надо защитить от его света, когда они спят на улице. Алексину нужна моя помощь.

А на следующий день Джек серьезно принялся учить меня готовить. Услышав о его задумке, Алексин молча принес огнетушитель и аптечку. Ирина тут же умчалась со всеми детьми на улицу, тем более режим малышей совпадал, несмотря на разницу в два месяца. Михална ушла к ней помогать.

Яичница сгорела. Казалось бы, масло, три яйца и соль.. Разглядывая чадящую золу на сковородке, Джек долго о чем-то думал. Затем решительным жестом выкинул содержимое вместе с утварью в помойное ведро и притащил новую. Попытка повторно сделать простейшее блюдо была более успешной — желтки сгореть не успели. Алексин с любопытством поковырял их, попробовал и выплюнул. Соли в них было больше, чем яиц. Третья попытка вроде увенчалась успехом — практически не сгорело, край не в счет. Однако, по словам хранителя, есть это было нельзя. Джек с ним не согласился и мужественно тщательно пережевывал полученный деликатес. Внутренне я восхитилась его стойкости. Сама же съесть полученное отказалась, поскольку яйца превратились в пластик. Втайне понадеялась, что от меня отстанут, однако Возрожденный на полном серьезе заявил, что он теперь будет есть только то, что я сготовлю. Алексин восхитился такой самоотверженности и робко попросил избавить его от участия в сием эксперименте, потому что в отличии от брата он помирал трижды, а брат только единожды. На столь веселой ноте мы отправились готовить суп.

Через три часа, отмыв кухню, вся наша честная компания ела стряпню Михалны, и лишь Джек упорно давился похлебкой, сваренной косорукой невестой.

На ужин ему досталась яичница, уже более съедобного содержания. Впрочем, несмотря на рекламу, никто разделить трапезу с хозяином не рискнул. Я же сбежала к малышам раньше, расстроенная результатами. Накормив детей, благо смесь разводить у меня получалось хорошо, я уложила их спать и сама рухнула без задних ног. Мне снилась пластиковая яичница, с шипением и брызгами растворявшаяся в супе.

На утро неугомонный мучитель, слегка осунувшийся с лица, настоял на продолжении эксперимента.

Издевательства продолжалось неделю. Я готовила нечто непонятное, Джек съедал из принципа небольшую порцию, остальное я выкидывала в помойку, даже не пробуя.

В то утро я не выспалась. Джек исчезал на ночь, а дети устроили ночной концерт. Поэтому проснулась я раньше, чем уснула. На кухне столкнулась с Возрожденным, от которого веяло морозцем и дымом:

— Ваше высочество, что с вами?

— Не выспалась, — буркнула я, делая попытку добраться до кофе. Михална отпустила меня позавтракать.

— Дети буянили? Идет весна, погода меняется со страшной силой. Потерпите немного, я сегодня ночью помогу вам. Сделайте мне завтрак, пожалуйста.

— Вы мазохист?

— Нет, но готовить вы научитесь. Сделайте завтрак, мне еще сегодня к Стешину надо успеть.

Я рассердилась, но послушно побрела к плите, захватив чашку кофе. В кухню заглянул Алексин, оценил обстановку и исчез. Издалека послышался его крик:

— Иришка, одевай детей и бегите на улицу, Ее высочество кашеварить изволит.

— Можно я его прибью? — жалобно попросила я.

— Я сам. Хельга, завтрак. Милая, поторопись, времени действительно в обрез.

Он вышел из кухни, а я подумав, замесила немного теста под оладьи, быстро напекла с десяток. Отложив пару на тарелку Джека,остальные привычно отправила в помойное ведро. Его же утреннюю дозу кулинарных шедевров поставила на стол, дополнив сметаной и чашкой с чаем.

Джек влетел на кухню с газетой в руке. Быстро оценил диспозицию, кивнул в знак благодарности, и уткнулся в прессу, привычно давясь едой.

Я же вновь потянулась к кофейнику. Детей конечно забрали гулять, но надо еще бутылки вымыть и стирку загрузить.

— Дорогая, а еще есть?

Бац. Чайник выскользнул из моих рук, разлетевшись вдребезги. Кофе растекалось по полу кухни, а я ошарашено смотрела на мужчину.

— Вы издеваетесь?

— Нет, все было очень вкусно, но мало. От добавки не откажусь, — он довольно улыбался, отложив газету.

— Я... Я выкинула, как обычно.

— А еще сделаешь? Пожалуйста.

Я продолжала недоверчиво смотреть на него.

— Хельга, я не шучу, мне, правда, понравилось. Пожалуйста, напеки еще оладьей, а я сварю тебе кофе. У меня где-то запасной кофейник в кофеварку был.

Все не веря в его слова, я повторила свои действия, со страху сделав в два раза больше, после чего мне вручили чашку с ароматным напитком и усадили с собой завтракать. Пролетавший мимо Алексин, схватил один оладышек и с удовольствием съел:

— Что, брат, не выдержал? А я тебе говорил, что у Хельги есть только один недостаток — кулинария!

Я промолчала, а Джек с ленцой покосился на брата, отодвигая тарелку:

— Моя невеста идеальна во всем, советую запомнить. И не трогай оладьи, Хельга мне их пекла.

Алексин замер:

— Ты хочешь сказать, что...

— Да, их сделала Хельга. И вообще, что за мода грязными руками еду хватать. Положи, Алексин, я сказал положи!!!

Но хранитель схватил мою тарелку с тройкой пышных оладьей и умчался на улицу. Джек усмехнулся, наблюдая за моим смущенным видом:

— Я восхищен, Ваше высочество. Я думаю, что за столь великолепный завтрак вы заслуживаете какую-нибудь награду. Что хотите?

— Ничего, — помрачнела я.

— Не выдумывайте глупости! Вы очень порадовали меня, я тоже хочу сделать приятное. Ваше высочество, неужели ничего не хотите?

— Я соскучилась по отцу.

— Хельга-а, — Джек простонал и подошел, чтобы обнять, — я не могу отпустить тебя во дворец, это не безопасно. Пойми меня, сейчас наше присутствие там напугает заговорщиков и они затихарятся. Милая моя, попроси что-нибудь другое. Я обещаю, что как только можно будет, сразу же отвезу тебя к Краусу.

— Тогда ничего.

— Хельга, подумай хорошенько, неужели нет ничего, что тебя сейчас может порадовать? Ну давай, сегодня я ночую с малышами, а ты выспишься? Даже лучше, я на пару часов отлучусь, а потом полностью тебя освобожу дел до завтрашнего утра. В ванной полежишь, почитаешь, кино посмотришь.

— Нет.

— Ты разбиваешь мне сердце, — патетично заявил он и тихо шепнул, — милая, я очень хочу тебя побаловать. Скажи, что мне сделать?

Я вспомнила о разговоре почти годовалой давности:

— Однажды вы обещали покатать меня на мотоцикле...

Он усмехнулся и отстранился:

— Хорошо, ваше желание — закон. Я вернусь через два часа, и мы покатаемся.

Я видела, что он о чем-то говорил Алексину во дворе, но не придала этому значения, а зря...

Он уехал, а Михална вдруг решила поставить пироги к обеду и уговорила нас помогать ей. Алексина отправили следить за детьми на улицу. Два часа пролетели незаметно между готовкой и кормлением детей, поэтому шумное появление Джека мы практически пропустили.

Они с Алексином ввалились на кухню с заговорщическим видом и охапкой пакетов.

— Михална, принимай провиант, — скомандовал он, — купил разных вредностей по дороге. Дамы, у Алексина заказанная женская мелочевка и памперсы, а также несколько приятных сюрпризов. Ваше высочество, вы не передумали насчет мотопрогулки?

Я упрямо покачала головой.

— Тогда здесь ваше обмундирование. Не спорьте, в обычной одежде кататься по горам неприятно, любая ветка может поранить ногу или руку, просто хлестнув на высокой скорости.

— А что там? — полюбопытствовала Ирина, высовывая нос из пакета с косметикой.

— Термобелье и комбинезон плюс всякая мелочевка. Ботинки в коридоре. Переодевайтесь, Ваше высочество! Я жду!

Ирка увязалась за мной.

Когда мы выпотрошили содержимое на кровать, подруга захихикала, а я осела на пол, не зная плакать или смеяться. Полукомбинезон черного цвета на очень тонком утеплителе слишком соблазнительно обтягивал тело как вторая кожа, а белая теплая куртка с меховой оторочкой на капюшоне лишь добавляла шарма внешнему виду, который не портили даже специальные силовые накладки.