Подъезжая к дому, Денис заметил, что преследователь тоже притормаживает. Денис вышел из мобиля и, отправив его на подземную стоянку, быстро зашагал к припарковавшемуся метрах в двадцати дальше по улице незнакомцу. Но тёмно-синий мобиль не стал дожидаться, пока Денис подойдёт и, тут же тронувшись с места, проехал мимо, быстро набирая скорость.
Запомнив номер, Денис озадаченно смотрел ему в след, гадая, действительно ли это была слежка, или у него начинается паранойя, и пассажир а, скорее, пассажирка, просто испугалась бегущего к ней среди ночи незнакомого мужика.
Глава 4
След то и дело терялся, и стоило невероятных усилий обнаруживать его вновь и вновь. Но боль заставляла искать, она обостряла чутьё и гнала вперёд, помогая уловить тонкую нитку связи. Сил было немного, и приходилось часто останавливаться, хоронясь в тёмных подворотнях и тупиках. Кровоток восстанавливался медленно, тело пока оставалось холодным, не давая быстро двигаться. Очень хотелось вернуться обратно к покою, в примитивное бытиё, без мыслей и тревог, когда любое волнение — чисто физиологическое порождение, отклик на инстинкт и телом управляет не самосознание, а простая биология жизни.
Но без отца возвращение к примитиву было невозможно, так же как и восстановление сложной формы, и ей оставалось только застыть в промежуточном состоянии, замедлиться, замереть в бесчувствии, пока обстановка не переменится, пока что-то не случится. И оно случилось. Пришла боль. С силой толкнувшись в позвоночник, отцовская боль волной растеклась по нервам и приказала телу очнуться и бежать.
Она плохо помнила, как оказалась здесь, в тёмном мокром городе, в поисках следов отца. От льющихся сверху потоков холодной воды её бил озноб, мешая прийти в себя, и она оставалась в мало вменяемом состоянии: самосознание пробивалось вспышками, иногда озаряя истинную цель поиска, но большую часть времени она почти не понимала, что делает, просто выживала, чтобы и дальше двигаться по нитке связи. Когда тело окончательно пробудилось и согрелось, она смогла, наконец, побежать. Рассудок не восстановился, но зато проснулся голод. Поиск связи и отцовская боль постоянно отнимали силы, и тогда она научилась охотиться на крыс, действуя чисто инстинктивно, чувствуя, что они — единственные доступные в городе источники жизненной энергии. Крысы помогали, другие обитатели — мешали, и их следовало опасаться, что она и делала, оставаясь быстрым силуэтом во тьме, призрачной тенью, клубком нервных волокон, ловящих позывные отца.
Майя очнулась. Снова тот же сон, снова тоска и ощущение слабости.
Раньше она не умела видеть сны и всё спрашивала отца, что это такое? "Изменённое состояние сознания, — отвечал он. — Человеческий мозг порождает его, когда упорядочивает полученную за день информацию". — "А у меня почему не так? Ничего не укладывается?" — "Всё у тебя укладывается, просто пока по-другому". — "А я смогу когда-нибудь тоже, как все, видеть сны?" — "Сможешь, когда это станет тебе нужно".
И вот стало. Не так давно она впервые увидела сон. Он был о прошлом, о том, что с ней случилось в тот самый сложный в жизни период, когда отец вдруг оставил её, бросил в чужом месте с чужими людьми... Он тогда не понимал, что делал, он умирал, и если бы не Майя, не стремительный бег и поиск связи во мраке, отца бы уже не было...
Воспоминания пробудили голод, и ей снова захотелось поймать крысу, как тогда, в тёмном городе, и как несколько дней назад, когда Майя впервые увидела этот сон.
Отец запретил ей ловить крыс, но сон продолжал сниться, выматывая желанием вновь погрузиться в то ощущение силы и чистого движения. Чувствуя, что её вот-вот захлестнёт желание, которое она не сможет контролировать, Майя нажала кнопку возле кровати.
— Папа!
* * *
Сигнал вырвал Аркулова из раздумий, он взглянул на изображение с камеры в комнате Майи и, схватив инъектор, бросился в комнату дочери.
Она лежала, вцепившись в кровать, руки и ноги тряслись, зрачки расширились, заполнив почти всю радужку, на лбу проступила сетка сосудов.
— Что случилось, милая, что случилось?
— Я... хо...чу вернуться! Пожа-а-алста... — Её затрясло с такой силой, что задвигалась кровать.
— Тише, тише, смотри на меня! — Аркулов навалился сверху и, удерживая бьющееся тело, сделал укол. — Смотри на меня!
Конвульсии начали спадать, тело Майи стало прохладным. Не сводя с Константина глаз, Майя быстро забормотала:
— Зачем мы это делаем? Зачем ты это делаешь? Вернуться! Я хочу вернуться, вернуться... Зачем?..
— С тобой всё будет нормально...
— Больно... — вдруг жалобно всхлипнула она.
— Где, малыш, где больно, покажи? — Он отпустил Майю.
— Везде! — вдруг выкрикнула она и так резво вскочила, что Аркулов не успел её схватить.
Пока он перепрыгивал через кровать, Майя добежала до стены и с размаху врезалась в неё головой. Аркулов поймал девочку, когда она от удара отлетела назад.
— Майя! — Он развернул её к себе: зрачки всё так же расширены, лоб в крови.
Её снова трясло, и Аркулову стоило немалых усилий, удерживая колотящееся тело, нашарить в кармане ампулу, которую с некоторых пор всегда носил с собой. Наконец он сумел вставить ампулу в инъектор и, прижав дуло к шее девочки, нажал на спуск.
Тело Майи мгновенно обмякло. Аркулов осторожно перенёс девочку на кровать и сел рядом на пол, утирая пот. Господи, как же он устал! Может, и правда, зря он всё это затеял? Вернуться она хочет! Как будто это возможно! Вернуться! Куда, б...ь, вернуться? На Дзетту?! Чёрт! Всё же было так хорошо, и вот на тебе, снова фокусы! Ё-моё... Аркулов лёг прямо на пол. Голова пульсировала от боли. Он стукнул затылком о пласткет, потом ещё раз и ещё. Как же он устал! Спокойно! Спокойно. Аркулов закрыл глаза и постарался расслабиться. Ничего страшного, ничего. Майе надо есть больше эвопрода, и тогда всё наладится.
А ему нужно просто немного отдохнуть.
* * *
Денис выключил беговую дорожку и, задыхаясь, вытер пот полотенцем. Вот что значит заниматься спортом всего раз в неделю. Правильно он когда-то купил этот дешёвенький тренажёр — примитив, конечно, но до спортзала дойти уже месяц нет времени, а форму-то надо хоть как-то поддерживать. Ходить к корректологу мышц — это совсем уж для ленивых, да и слишком накладно.
Денис упал в кресло и включил первый общественный канал. Прилизанный корри, с неестественно гладким лицом, натянутым, как кожа на барабане, рассказывал про пользу синтродуктов по сравнению с натуральными, которые могут вызвать диарею, аллергию, отравление и прочие ужасные вещи. Корри сменили кадры, иллюстрирующие последствия неконтролируемого потребления выросших в земле овощей и фруктов. Зачем эта передача? — поразился Денис. Будто у кого-то хватит денег на такое потребление! То есть у некоторых, разумеется, хватит, но их — единицы, и они вряд ли смотрят дурацкие пугалки по бесплатному каналу. Когда отглаженный корри перешёл на откровения о том, что происходит в организме при потреблении натурального мяса, видеоряд стал таким красочным, что к горлу подступила тошнота, и Денис выключил этот бред. Почитав новости, бросил Борьке вопрос: "Во сколько?" "Да хоть сейчас!" — ответ пришёл немедленно, Валента наверняка трудился над каким-то софтом — он всегда старался нахватать как можно больше заказов, чтобы семья ни в чём не нуждалась.
Ну пусть ещё немного поработает, не с утра же за пьянку засаживаться, подумал Денис, пролистывая свои записи. Хотя, конечно, любопытно, что он смог накопать про Аркулова и как это соотнесётся с тем, что нарыл сам Денис. Подтвердится ли вывод, который прямо-таки напрашивался после прочтения анамнеза в Аркуловской медкарте? Или это всё-таки совпадение? Редкое, но всякое же бывает!.. Хотя тот мальчик... Илья... он сказал, что возможно. Подтверждение, само собой, не надёжное, Илья — человек не вполне нормальный, что и говорить...
Денис разыскал в записной книжке номер Ильи и нажал вызов. Юнифон паренька оказался выключен. Что ж, водится за ним такое, водится, — улыбнулся Денис и набрал номер матери.
— Здравствуйте, Мария, это вас Денис Кулаков беспокоит, я расспрашивал вас о соседе вашем, Аркулове, помните?.. Я страховой следователь.
— А-а, да, да... Но я ведь всё, что знала, уже вам рассказала... Денис.
— Вы тогда сказали, с вами сын живёт, можно с ним поговорить?
— Нет. Он болеет.
— Но мне надо задать всего пару вопросов, пожалуйста! Обещаю, что не стану долго его утомлять!
— Вы не понимаете: он в больнице и не может ни с кем разговаривать.
— В больнице? — У Дениса неприятно засосало под ложечкой. — А в какой, не подскажете?
— Это закрытая больница. — Голос Марии дрогнул, и возникшая было надежда, что женщина обманывает его, чтобы не звать Илью к телефону, растаяла. — Извините. — Мария прервала вызов.
С минуту Денис неподвижно сидел, глядя на надпись "Разъединён", потом встал и пошёл в душ.
* * *
Всю дорогу к дому Бори Денис таращился в экран заднего вида, высматривая тёмно-синий мобиль, но так его и не увидел. Облегчённо выдохнув, он вышел у дома Валенты и, оглядевшись по сторонам, позвонил. Вместо музыки раздался почти неслышный щелчок, и дверь подъезда открылась. "Ох, Боря, Боря! Не очень-то ты осторожен..."
— Привет! Лови список исследовательской команды на Дзетте! — гордо заявил Валента, едва Денис переступил порог его квартиры.
— Спасибо, друг! — он принял список. — Но дверь всё-таки надо держать закрытой! Ты почему подъезд отпираешь кому ни попадя?
— Да Юлька уехала, и мои ключи куда-то задевались, ну вот и сделал временно, чтоб подъезд открывался от кнопки, мне ж надо на улицу иногда выходить.
— А квартира? — Денис вынул из внутреннего кармана бутылку водки и поставил её на низкий столик перед диваном, где уже лежала стопка коробок. — Дверь открылась, едва я вышел из лифта, ты в камеру хоть взглянул?
— Слушай, ну чё ты разворчался, как старый дед? Я же знаю, что это ты!
— Ага, генопта тебе ещё и третий глаз разбудила! — Денис улыбнулся, наблюдая, как, разговаривая с ним, Валента параллельно работает сразу на двух виртэках и вдобавок помаргивает то одним глазом, то другим, потому что юнифон скринит ещё и на его контактные линзы.
— О баг-задораг! Снова-здорово! Когда ж ты уже устанешь этой геноптой мне синапсы чистить?
— А это я так завидую! — Денис рассмеялся. — Повезло тебе с предками, что рисковые попались.
— Ага, охренеть просто, как повезло! — Валента свернул виртэки и повесил юнифон в режим ожидания. — С пятого класса в детдоме, и как раз потому, что такие рисковые! — Он встал. — Пошли что ль, за стол?
— Как там мать-то? — спросил Денис, садясь на диван.
— Да так себе... — Боря взял коробку и застыл, уставившись на собственные руки. — Я ездил к ней недавно, выглядит вроде нормально, но... Знаешь, все эти, как их теперь красиво называют "пенитарные нейропроцедуры"... люди от них такими... странными становятся... ну, ты понимаешь?
— Да... — кивнул Денис. — Но, наверное, это же лучше, чем, как раньше, просто сидеть в тюрьме пожизненно? — неуверенно проговорил он. — Или ты считаешь... — Денис умолк.
— Не знаю, Кулак, не знаю! — Валента бросил коробку обратно. — Я когда с ней разговариваю, вижу, что она больше не думает об отце. Никогда не думает, словно его вообще на этом свете не было.
— Да ну! — Денис взял коробку и, сорвав гермошнур, снял крышку. По комнате сразу поплыл запах чернослива и жареных бараньих рёбрышек. — Ты преувеличиваешь. То, что она не говорит об отце, не значит, что она о нём забыла. — Сглотнув слюну, он поставил коробку на стол. — Про тебя, своего сына, она же помнит?
— Помнит... но... у меня такое чувство, что если я вдруг перестану с ней общаться, то она и не заметит. После освобождения она ни разу сама не позвонила, не поинтересовалась, как я. Инициатива всегда только от меня исходила. Звоню, напрашиваюсь в гости, она с радостью соглашается. Я прихожу, она улыбается, чаем поит, про свою работу на заводе рассказывает, как там все её трудолюбием довольны... потом спрашивает, как у меня дела, как внучка, я отвечаю, но, знаешь, не могу отделаться от мысли, что стоит мне уйти, как... — Валента повёл рукой перед лицом. — Всё стирается.
— Но это же... — Денис вскрыл ещё одну коробку, выпустив облачко пара от как будто только что сваренного риса. — Это же можно проверить! Спроси её об отце.
— Меня предупредили, чтобы я лучше не говорил с ней об убийствах, — перебил его Боря, — но я не выдержал, спросил.
— И что она? — Денис вскрыл третью коробку: там оказалась шеренга ровных солёных огурчиков.
— Просто перевела разговор на другую тему! Спокойно так, словно и не заметила, представляешь? — Валента так яростно потёр глаза, будто хотел их внутрь черепа вдавить. Брови спутались, взгляд стал диковатым. — Калека с обрезанным мозгом, у которой как минимум треть котла загашено... конечно, она больше никогда и никого не убьёт, тупица позитивная! Нет, это не моя мать, чёрт, Денис, это уже не она!
— Ну... может быть...
— Нет, Кулак! Не может. Потому что это какой-то бред! Человек должен помнить, что он сделал и для чего. Иначе всё бессмысленно! Когда мать арестовали, я был в шоке, мне было ужасно, но я всё равно её любил! Я знал — убившие моего отца больше не живут на этом свете. Так сделала моя мать, которая одна, без помощи полиции, сумела их выследить и уничтожить. Собственными руками. И это правильно, пусть даже из-за этого нам с мамой приходилось надолго расставаться. Весь детдом знал, что моя мать — самая крутейшая в мире тётка, и это помогало мне выжить. Я понимал её, понимал и любил... пока не внедрили эти чёртовы процедуры!
Денис вспомнил Илью, и в груди неприятно заныло. Вот уже два года, как нейропроцедуры вошли в практику, и теперь их различные вариации применялись не только в тюрьмах, но и в психиатрических лечебницах. Конечно, преступникам их делали, не спрашивая согласия, по решению специальных комиссий, а больным — только с одобрения самого пациента, или, если он признавался неадекватным, с разрешения родственников, но где гарантия, что сам Илья или Мария (если парнишка вдруг потеряет связь с реальностью) не согласятся? Врачи, особенно психиатры, так хорошо умеют убеждать...
— Давай выпьем!
— Давай, — согласился Боря. — У меня там виски... О! — Он наконец-то перестал таращиться в пространство и сфокусировал взгляд на столе. — А это что за водка?
— Это я принёс, — Денис взял бутылку и скрутил крышку. Пальцы сразу начали индеветь. — Должна быть неплохой. Охлад, по крайней мере, отличный. — Он поставил уже ставшую ледяной бутылку обратно на стол. — Тащи рюмки! И тарелки с вилками, — крикнул он уже ушедшему на кухню Боре. — А то одноразовых тут чего-то нет.
— А это я, когда заказывал, черкнул в пожеланиях, чтоб не клали, — вернувшись, объяснил Боря, расставляя стаканы и тарелки. — Жратва у них всегда супер, а вот приборы — говно какое-то: хлипкие и дико воняют пластмассой!
— Да, — улыбнулся Денис, накладывая себе риса и рёбрышек. — Эта еда явно не из синтромата. Что за ресторан? На коробках — только белый шум почему-то.
