Замок на Вороньей горе

В общем — не в нашу пользу сегодняшний вечер вышел. Но, с другой стороны — это был только первый день и первое практическое занятие. Сколько их таких еще будет?

Я угадал. Было ещё много такого всякого разного, все даже и не упомнишь. Мы отдраили замок от первого этажа до последнего (в подвал нас Ворон не пустил), после с неизвестной для нас целью вскапывали землю вокруг холма, углубляли русло ручья, который с него стекал, подновляли оградку на кладбище, которое было неподалеку, таскали камни от подножия холма, выкапывали корешки в соседнем лесу и дали концерт для жителей Кранненхерста в честь их большого праздника — дня урожая. Последнее испытание было самым сложным, ибо из нас певцы были так себе, но зато благодарные селяне нас накормили от пуза.

За всеми этими событиями как-то незаметно прошла осень. Листва пожелтела, потом облетела вовсе (и мы составляли гербарий, каждый свой. Тот, кто показывал не менее десяти разных листьев, оформленных надлежащим образом, тот допускался на обед. Кто этого не сделал — обедал в ужин, причем целую неделю), в воздух по утрам стал холодным и каким-то звонко-прозрачным.

А еще нас стало меньше. Нас — это и студентов вообще, и благородных в частности. Теперь в спальне пустовало не две, а целых девять кроватей. Пять человек покинули замок на своих двоих, а двое переселились в ледник.

Основной исход случился на третий день после того, как Ворон свел с нами знакомство. Люди просто сломались. Они выдержали голод, они выдержали кошмары первого дня, но не выдержали мысли о том, что подобная жизнь станет для нас привычной средой обитания. И ушли, один за другим — четыре благородных и один простолюдин. Последний на прощание отменно метко засадил камнем в окно замка, в то, за которым был кабинет Ворона. Странно, что он покинул нас — выходцы с низов вообще куда быстрее и проще адаптировались к местным реалиям, я даже слышал, как один сказал другому:

— После работы на ферме здесь просто малина земляничная какая-то!

И я с ним согласился. По сравнению с кварталом Шестнадцати висельников у меня тоже именно она. Живу под крышей, сплю на кровати и в большинстве случаев три раза в день ем — чего еще для счастья надо? И еще профессию помаленьку изучаю.

С питанием все устаканилось — мы заключили что-то вроде договора с простолюдинами, по которому каждая из сторон готовила через день, но на всех. Они, правда, ворчали на то, что у нас еда выходит сильно так себе — то пригорелая, то недосоленная, но ели, поскольку выбора особого не было. Да и наловчились наши девушки готовить, помаленьку-полегоньку. Не все, разумеется — были и те, кто сразу заявил, что сковородами бренчать и овощи чистить — это не их. Как по мне — я бы их недельку-другую на хлебе и воде подержал, чтобы поумнели, да и все, после этого они как миленькие и готовили бы, и посуду мыли. Но Аллан решил по-другому, а его решения я не оспаривал, признав за ним право быть лидером. Да и не я один — даже Гарольд со своими друзьями в результате согласился с тем, чтобы именно Аллан представлял наши интересы в тех случаях, когда конфликт был слишком острым.

А таких случаев было два, и в обоих погибли благородные.

Спустя две недели от начала учебы Мартин зарезал в коридоре Мамонтенка, причем имея на это все основания. Хотя в случае Мамонтенка был удивителен сам факт, что он вообще до своих лет дожил. Если честно, глядя на него, я даже задумывался о том, что имя — оно во многом определяет характер человека. Вот тут — имя странное, и носитель у него придурковатый. Только полный идиот может, столкнувшись в темном и узком коридоре с тремя простолюдинами, потребовать у них пропустить его вперед и при этом еще ему поклониться.

Что примечательно — Мартин убил его не сразу, он предложил глупому Мамонтенку заткнуться и идти себе подобру-поздорову ко всем раджам (уж не знаю, что это за существа такие). Но тот за ум не взялся, начал нести какую-то чушь и хвататься за оружие, что его и привело к закономерному концу — Мартин вспорол ему брюхо как рыбе и был при этом в своем праве, о чем с достоинством и сообщил Ворону через полчаса. А после его люди даже замыли кровь этого дурачка в коридоре, мол — сами напачкали, сами убрали.

Сожалений о кончине дурачка Мамонтенка никто не испытал — так себе был человечишка. Да и папаша его, герцог Вексельберг был не лучше, слышал я о нем. Редкостный идиот и самодур, категоричный в суждениях и скорый на расправу, по этой причине на него с завидной периодичностью устраивали покушения. Пока успеха не добились, но, как по мне — это был только вопрос времени.

Хотя кое-кто из наших все-таки попенял Аллану на чрезмерную мягкость в разбирательстве по этому убийству. Ну да, Мамонтенок был идиот, каких поискать, но он был один из нас, он был благородный. Кровь за кровь — таков закон. Аллан же на это сказал, что с нас за Кассандру в тот раз тоже не спросили, а там ситуация была куда более небесспорная.

А вот вторая потеря была куда печальнее — в колодце утонула тихоня и скромница Труди.

Ее нашли утром, когда набирали воду. Уж не знаю, с какой целью Аманда заглянула внутрь, но она это сделала и сразу заметила, что в воде есть что-то, чему там не место. Это и оказалась Труди, мертвая и посиневшая.

Простолюдины сразу сообщили, что они здесь ни при чем, приводя как аргумент тот факт, что именно с Труди ни у кого никогда конфликтов не было. И это было правдой — более спокойного и миролюбивого человека было еще поискать.

Ворон выслушал и Аллана, который ни на чем не настаивал и никого не обвинял, и Мартина, который махал руками и орал 'Она-то нам накой? Того, наглого, я порешил, было такое, а эту-то зачем?' и развел руками, как бы говоря — ну, раз так, значит так.

И снова я поддержал Аллана, хотя кое-кто теперь уже в открытую поговаривал о том, что чрезмерная гуманность приведет к тому, что скоро чернь нас совсем ни в грош ставить не будет. Но как по мне — Аллан был прав — смысл кого-то обвинять в том, что мы не можем доказать?

А еще я отметил одну интересную вещь — труп Труди Ворон поместил не в тот ледник, где уже лежала теплая компания из Матиуша, Кассандры и Мамонтенка, а в другой, закрытый на замок. Мы уже знали, что где находится, так вот тот ледник, где лежали три трупа, был в стороне от замка, а тот, куда отправилось тело Труди, был в его подвалах.

Так что в спальне теперь было много пустых кроватей, но убирать их Ворон запретил, приказав, чтобы они оставались там же, где были сначала. Что интересно — подушки и одеяла никто с них не брал, даже самые оторвы, несмотря на то, что с каждой ночью в спальне становилось все холоднее и холоднее.

И сегодняшнее утро не было исключением — небо было серое, в тучах, причем не каких-то дождевых, а вполне себе снежных. Да и то — ноябрь на дворе, самое время первому снежку лечь. Может, хоть в лес таскаться не будем и на кладбище. Не сезон.

— После завтрака не расходимся — заявил Ворон, доев утренний омлет (нам такое не перепадало, мы ели пшенную кашу на воде) — Поговорим сегодня о магии.

Это вызвало оживление — в такую погоду куда приятней послушать лекцию, чем бродить по округе. Да и умел Ворон рассказывать. Лекции он устраивал нечасто, но если уж такое случалось, то тем для разговоров у нас было дня на три. И всегда практические занятия после нее совпадали с тем, о чем он рассказывал — в каких-то действиях, в каких-то деталях.

А тут еще и о магии речь пойдет. До сих пор он касался ее только косвенно. Травничество, какие-то теоретические штуки — это да. А вот колдунства не было.

— Итак — Ворон дождался пока унесут посуду и пыхнул трубкой — Я посмотрел на вас, вы, возможно, что-то усвоили для себя — и это хорошо. Это еще не база для того, чтобы стать магом, это только первый шаг — но вы его сделали. И теперь мы можем немного поговорить о магии, теперь — можно.

Несколько человек непроизвольно потерли руки, большинство же расплылось в улыбках.

— Магами станут не все из вас — это я могу заявить уже определенно — продолжил Ворон, туша улыбки — Речь идет о настоящих магах, само собой. Фокусниками, которые веселят герцогов или шарлатанами, которые дурят народ, может стать любой из вас, а вот магом, который меняет лик земли и судьбы народов — может и никто. Из меня, например, такого тоже не получилось.

— Мастер Ворон, нельзя же так пугать — с облегчением сказала Ромея — Я уж подумала, что все, домой пора ехать.

— Правильно подумала — тут же отозвалась Фриша, которая заняла место Кассандры подле Мартина и отличалась не менее острым языком, чем покойница — И сама ты бездарная, и жопа у тебя толстая.

— Цыц — рыкнул Мартин — Мастер говорит.

Он вообще в последнее время демонстрировал то, что Аллан назвал 'лояльностью', и это нас всех очень беспокоило.

— Эммм... — Ворон пощелкал пальцами — Ромея, да? Так вот, Ромея, я уже говорил о том, что в каждом из людей есть искра, но раздуть ее до состояния пожара может один из миллиона. А может — и миллиарда. Вот ты. Наверняка тебе сказали, что ты склонна к той или иной форме магии. У вас в замке ведь был домашний маг?

— Был — признала она — И он увидел у меня предрасположенность к магии огня. Он даже написал об этом вам в письме, только вы его не читали.

Это да. Все письма отправились в камин — Ворон даже не подумал их открыть. Кто-то охал, кто-то неверяще смотрел в огонь, а я лично этому его поступку только порадовался.

— Огня — маг усмехнулся — А огонь у нас больше всего не дружит с чем?

— С водой — ответили сразу человек десять — С чем же еще?

— Не судьба нам посидеть в тепле — посетовал Ворон — Пошли-ка за мной.

Глава восьмая

На улице было очень мерзко. Возникало ощущение, что тучи опустились почти до земли и вот-вот снесут крышу замка. Да еще и ветер поднялся — пронизывающий до костей и обжигающий холодом лицо.

— Снег к вечеру пойдет — заметил маг, глянув на небо и кутаясь в длиннополую шубу, которую он надел перед выходом на улицу — Снег — это хорошо. Зима должна быть со снегом, иначе это не зима.

— Как посмотреть, хозяин — не согласился с ним Тюба, проходивший мимо нас — Как его навалит по колено, так в лес за дровами не доберешься.

— А тебе и не надо самому туда ходить теперь — Ворон засмеялся — Вон сколько жильцов в замке появилось — неужто помощников тебе не сыщем?

— Сдается мне, что я попал в рабство — тихо вздохнул неподалеку Эль Гракх — Серьезно. Как в каких-нибудь Семи Халифатах. Может он все это обучение устроил для того, чтобы иметь бесплатную рабочую силу?

Надо заметить, что такая версия уже возникала в наших вечерних разговорах, которые негромко велись перед сном. Иногда я даже был готов в нее поверить.

— Если так — то оно конечно — повеселел Тюба — Вместе и папашу бить веселее.

— Поговори мне — шутливо сдвинул брови маг, и конюх, хохоча во все горло, отправился дальше по своим делам.

— Итак — Ворон подошел к колодцу, тому самому где утонула Труди — Ромея, подойди ко мне. Остальные тоже в стороне не стоят, давайте, давайте, вставайте кружком вокруг нас. Вам так будет видно лучше, да и теплее.

Указания Ворона после первых дней обучения больше никогда и никем не оспаривались, мы поняли, что в этом нет смысла. Несмотря на то, что он никогда не угрожал нам исключением из школы или чем-то еще, все, что он нам говорил выполнялось беспрекословно и сразу. Вот и сейчас — он только сказал, чтобы мы встали кругом — и через секунду все было исполнено.

— Итак — огонь — Ворон посмотрел на Ринею — Отлично. Создай его.

— Кого? — не поняла девушка — Огонь?

— Ну да — маг потер руки — Именно. Если это твоя стихия, то у тебя не может возникнуть сложностей в том, чтобы прямо сейчас явить нам живое пламя.

— Да если бы я такое умела — то зачем бы пришла к вам? — удивилась Ромея.

— Ты на самом деле хочешь, чтобы я рассказал всем, зачем ты пришла сюда? — уточнил у нее маг — Вот уж не проблема. Итак, Ромея дар Кольсе, третья дочь маркграфа Салара дар Кольсе, великого сенешаля Силистрии...

— Я попробую — оборвала его слова Ромея — Я попробую, наставник.

Однако. Мне казалось, что он нас и по именам-то не помнит — и на тебе. А Ромея перепугалась, как видно, есть ей что скрывать.

— Терпеть не могу это слово — маг сморщился так, как будто отведал гнилого ореха — 'Попробую'. Пробовать — это ничего не делать. Дай мне свою ладонь.

Ромея покорно выполнила требуемое, Ворон же, покопавшись в карманах своей шубы, достал оттуда горошину, показал ее нам и положил в открытую ладонь девушки.

— Что ты сейчас делаешь? — требовательно спросил он у нее.

— Стою — пробормотала окончательно запутавшаяся Ромея, которая уже не знала, что отвечать разошедшемуся магу — С протянутой рукой.

— Это нормальное состояние части аристократии — согласился с ней Ворон — То густо, то пусто. Но это не тот ответ, который я жду.

— Держу горошину на ладони — сообразила наконец девушка.

— Отлично — облегченно вздохнул маг — А теперь переверни ладонь.

Ромея выполнила требование, и горошина упала на землю.

— А теперь что ты делаешь? — маг был последователен в задавании вопросов.

— Не держу горошину? — предположила Ромея.

— Именно — Ворон сделал шаг и оказался с ней лицом к лицу — Можно держать горошину и можно ее не держать. Есть только два этих состояния. А вот состояния 'я попробую ее держать' — нет. Его не существует. Либо ты делаешь что-то, либо ты это не делаешь. Либо ты знаешь что-то, либо не знаешь. Это еще одно отличие мага от просто человека. Просто человек может позволить себе сказать: 'Я завтра попробую это сделать' и в результате не делает ничего, потому что это мифическое 'завтра' не наступает никогда. Завтра будет новый день и у этого дня будут другие проблемы и задачи. Маг такой роскоши лишен. Он либо идет и делает, либо идет и разбирается, как получить желаемое, причем до тех пор, пока не достигает цели. Либо он перестает быть магом, потому что любые сомнения в своей силе и знаниях должны трактоваться им самим как отказ от своего ремесла. И уж точно они будут именно так расцениваться его коллегами и врагами. А во врагах у любого мага — почти все собратья по цеху.

А он прав. Мастер Гай в день нашего знакомства не стал говорить что-то вроде 'Все пропало' или 'Тогда ничего не делаем'. Он порасстраивался из-за смерти барона, потом задался вопросами 'Кто это сделал?', а потом они нашли меня. Уверен — не найди он меня тогда или убей, то Эрастом фон Рутом стал бы кто-то другой. Интересно, а мастер Гай таки выяснил, кто захотел смерти барона или нет?

Вестей от него не было. Я в деревне был трижды, два раза заходил в корчму, но тамошний кабатчик, мордатый и небритый, никак не дал мне понять, что меня кто-то искал или хотел видеть.

— Если ты хочешь сделать — сделай — продолжал тем временем Ворон свой монолог — Не хочешь — даже не берись.

Он поднял руку, и в его ладони появилось пламя. Несколько лепестков ярко-красного огня.

Маг поднес их к лицу Ромеи и произнес:

— Сотвори подобное.