Максимовна и гуманоиды

Если бы сейчас она смогла повернуть все назад, то никогда не одела бы того амулета вечной молодости, который даровала ей судьба. Никогда она не согласилась бы поменять те прожитые в нищете годы в своем Убогом на годы этой современной, но до того бестолковой и страшной жизни.

Взглянув в ночное небо, Максимовна увидела, как звездочка, сорвавшись с небосклона, и чиркнув линию горизонта, полетела к земле, оставляя в атмосфере длинный хвост. На душе стало еще тоскливее. Не знала она, что этот сгоревший яркий метеор ни что иное, как служебный автомобиль участкового майора Бу-Бу, которого она еще ребенком угощала конфетами и яблоками. Не знала она, что сейчас в небе над столицей кружит в тарелке ее Коля Кнусс, который прилетел за ней, чтобы вырвать ее, Марию Максимовну Балалайкину, из рук этого монстра-мегаполиса.

Пока упавший с орбиты УАЗ, рассыпая искры по ночному небу, двигался в сторону земли, Машка, как и все земляне, загадала сокровенное желание в надежде, что оно сбудется.

Вытере глаза от слез, она глубоко вздохнула и, оторвав от сапога второй каблук, уже более уверенно пошла в сторону Москвы.

Шла Балалайкина гордо и высоко подняв голову, и на каждый клаксон автомобиля за своей спиной показывала водителю средний палец, как это делали звезды американского кино. Шла, чтобы там, в каменных джунглях громадного города найти то, что принадлежало ей по праву. Шла, чтобы найти то, что даровало ей вторую молодость и радость, и счастье новой жизни.

Сейчас Максимовна была на взводе и абсолютно не чувствовала ни своих прожитых лет, ибо была, как никогда молода и дерзка. Теперь ни один охранник, ни один телохранитель не мог остановить ее порыва, потому что именно в них, в этих черных очках и лысых головах она видела не простых русских людей, а тех злых и самолюбивых фашистов, которые когда-то толкали ее в холодный вагон прикладами своих винтовок.

Внутри нее как будто что-то треснуло и она, почувствовав облегчение, запела. Запела Машка так громко, что ее голос был слышен даже в проезжавших мимо машинах. Пела она так, что все же один из автомобилей, скрипнув тормозами, остановился и...

Город Бормотухин Псковской области, вечер "дня советской космонавтики".

Зяма Наппельбаум, натянув на свой нос круглые, как у Кота Базилио очки, рассматривал негативы очередной жертвы эротической фотосесии. В фотосалоне было темно и лишь лампа дневного света освещала его рабочий стол.

За своей спиной Зяма почувствовал тихие шаги с хрустом песка и глубокое дыхание постороннего человека. Вдруг кто-то сзади положил ему на плечо руку и с силой прижал к стулу. В эту секунду его охватило оцепенение жуткого страха. Все это было настолько неожиданно, что Зяма почувствовал, как его ноги затряслись от охватившего его ужаса. Вдруг на стол перед ним, прямо под лампу, из мрака комнаты упал знаменитый амулет Снегурочки.

— Я наш уговор исполнил, — сказал голос из темноты и только сейчас Зяма понял, что это Монгол.

Ничего не говоря, Зяма Наппельбаум схватил большую лупу и вооружившись ей подобно Шерлоку Холмсу, стал рассматривать в свете лампы принесенную бандитом драгоценную вещь. Он долго крутил ее то в одну сторону, то в другую.

Зяма чувствовал, что это фальшивка, но не мог сказать об этом Монголу. Мафиози вряд ли поверит в то, что ему в руки попал не настоящий камень, а искусно подделанный контрафакт. Этот камень хоть и был похож на тот, но ничего общего с ним не имел.

Сердце Зямы прыгало от прилива адреналина и ему казалось, что вот-вот и оно остановится, а если и не остановится от страха, то точно остановится от пули этого ужасного и жестокого бандита.

Но Зяма не был бы Зямой, если бы не мог выкрутиться из такой щепетильной ситуации. За спиной чикнула спичка, будто бы взвелся курок пистолета. В этот миг Наппельбаум съежился, ожидая того момента, когда пуля проникнет в мозг и навсегда остановит его жизненный бег. Правда, запах сигарного табака на какой-то миг отпустил его натянутые, как стальные канаты нервы.

— Ну что скажешь, фотоаппаратчик!? — спросил холодный голос за спиной.

В эту секунду Зяма набрал в грудь побольше воздуха и на одном дыхании выдал:

— Господин Монгол, я не поц с улицы "дремучих лохов"! Моя семья занимается бриллиантами еще со времен Александра Македонского! Я просил вас принести мне тот камень, который висел на шее той кобылы, а не эту копеечную фальшивку!

— Как это — фальшивка? — вспылил Монгол, не веря в сказанное Зямой.

— Это, увы, настоящий китайский контрафакт! — утвердительно сказал Зяма Наппельбаум и отодвинул от себя фальшивый амулет.

— Постой, уважаемый... Контракт есть контракт! Я принес камень, а ты говоришь, он фальшивый!?

— Я просил принести мне настоящий камень, тот, что висел на шее этой бабы. Ви что, господин Монгол, думаете, я не разбираюсь в настоящих камнях? Вот, смотрите, это камень, который висел на шее!

Зяма положил перед лампой фотографию, которую сделал крупным планом.

А вот, смотрите, это ваш камушек. Внешне они очень похожи, как два брата близнеца. А вот свет, свет преломляется в этом камне семилучевой звездочкой, которая искрится по сторонам голубоватым оттенком, а в этом камне звездочка в шесть лучей, а искорки белого света. Это страз! — утвердительно сказал Зяма, — Он ничего не стоит, так кусок стекляшки! Горный хрусталь!

— Я что-то не пойму. Откуда у этой мочалки появился фальшивый камень, если она все время носила его на своей шее? — спросил Монгол, стряхивая пепел на лысую голову Зямы.

— Я могу сказать только одно. Многие звезды делают фальшивки и носят их на виду, для того, чтобы похитители клевали на них, а вот настоящие украшения лежат в банковских ячейках.

— Так что, Зяма, выходит она нас сама развела, как лохов?

— Выходит, что так! Но не нас, а вас!

— А что теперь нам делать? — спросил ковбой.

— Теперь вам нужно ждать, когда она настоящий амулет оденет. Я так думаю, если она будет выступать на каком концерте, то обязательно будет с брюликом. Это ее имидж, так сказать, брэнд!

— Да, это хорошая идея, — ответил Монгол и так же тихо и незаметно ушел во мрак ночи.

Зяма Наппельбаум только и слышал, как за спиной щелкнул замок двери. Подобная таинственность еще больше испугала Зяму, и где-то в глубине души он даже пожалел, что связался с бандитами. Между лопаток предательски холодно и неприятно пробежала струйка пота. От этого Зяму Наппельбаума бросило в дрожь, которая волной прокатилась от затылка до самых пяток.

Он еще раз взял в руки амулет и сквозь лупу стал рассматривать его в надежде, что за время разговора с бандитом тот уже успел превратиться в бриллиант, но стекляшка была так же холодна и безжизненна, как и полчаса тому назад.

С невиданным остервенением он швырнул ее в угол своей фотолаборатории и, подперев руками голову, включил мозговой аппарат к осмыслению произошедшего и принятию решения.

Зяма Наппельбаум не был бы Зямой Наппельбаумом, если бы не особенности его еврейского мозга, который был вложен в его голову с самого рождения родителеми евреями. Фальшивый кулон не просто попал ему в руки. Это поистине был знак господний, который давал шанс познакомиться с бывшей обладательницей этого камня и открывал перспективы его близкого с ней знакомства.

Включив свет, Зяма на карачках разыскал амулет и уселся на пол посреди лаборатории, целуя его, как ту соломинку, которая спасла утопающего.

— Каков дурень! Каков дурень! — сказал он сам себе.

— Я же могу вернуть его этой девке и узнать где настоящий! У, мой миленький! У, мой хорошенький! — сказал Зяма и вновь поцеловал кусок холодного граненого стекла.

В то же самое время в местном казино под названием "Дохлый пингвин" Монгол уже собрал своих соратников на внеплановый воровской сходняк. Он традиционно курил гаванскую сигару, надеясь своим имиджем ковбоя властвовать в воровской компании безраздельно, оставаясь эдаким главарем на долгие-долгие годы.

— Ну что, братва, наш вояж нельзя считать фартовым, камушек, который мы взяли на гоп-стопе фуфло, фа-ль-шив-ка и китайский контрафакт!

— Ты что гонишь, Монгол!? Это же брюлик чистой воды, я сам видел...

— Это, Кучерявый, чистой воды стекляшка! Мне Зяма все про него рассказал, — ответил Монгол, положив свои расписные ковбойские сапоги на карточный стол, — А он, мать его за ногу, в этих делах разбирается лучше любого из нас! У него дядя держит ювелирную лавку в Нью-Йорке, а не у нас в Бормотухине! Ты понял!?

— Он тебя развел! Он, наверное, уже сейчас этот камушек тащит на свою землю обетованную, — сказал Кучерявый.

— Ага, тащит и тащится змей, как развел бормотухинскую братву! — сказал Чалый, отпивая из банки пиво.

— Я так не думаю! Зяма у нас на крюке! Век мне воли не видать, пацаны! — ответил Монгол, и большим пальцем поклялся на своем клыке...

В то время Зяма, отойдя от первой волны эйфории, срочным образом складывал свои вещи в огромную сумку. Решение было одно — экстренно ехать в Москву и самому заняться поисками вожделенного камня. Благо в столице проживало до двух десятков его родственников, которые на первое время его пребывания в белокаменной никогда не смогут отказать ему в порции мацу и в старой пружинной кровати.

Его дядя по матери Хаим Шнипельборген был в Москве личностью знаменитой. Он, как и все хорошие специалисты в области культуры и искусства жил на Сторублевке в небольшом трехэтажном особняке с бассейном и зимним садом. Дядя был экспертом по творчеству художника Венецианова, а иногда, когда денег на жизнь не хватало, в силу своих природных талантов сам прирабатывал подделкой холстов великих мастеров кисти и славился уровнем маститых художников. В бриллиантах дядя Хаим разбирался не хуже лучших экспертов столицы и вполне бы мог оценить рвение своего дальнего племянника в пополнении семейной казны.

Эти благоприятные условия и толкали Зяму к поискам амулета абсолютно уже не полагаясь на местную блатную братву. Да и в данный момент в отличие от бандитов у него было больше шансов, ибо он самолично был знаком с Максимовной, а этот факт позволял сблизиться с ней еще теснее.

Исчез Зяма из города Бормотухина той же ночью. Уже через час после прихода в фотолабораторию Монгола, испуская черный дым дешевого бензина, покатил по российскому бездорожью в сторону Москвы старенький " Запорожец" под ласковым названием "Горбатый". Зяма, словно предчувствовал, что оставаться в провинциальном захолустье ему не с руки и исчез в тот самый момент, когда оперативная дивизия внутренних войск имени железного Феликса Дзержинского полностью блокировала его любимый район.

Военные автомобили, бронетранспортеры и танки, разрезая светом фар ночную мглу въехали в спящий город, как раз в тот момент, когда казино "Дохлый пингвин" гудело от наплыва ночных посетителей.

В одно мгновение "краповые береты" внутренних войск России взяли весь город под контроль и уже к утру ввели в нем военное положение, перевернув вверх дном все, что можно было перевернуть и то, что перевернуть было нельзя.

— Всем оставаться на своих местах! Проверка, бля..., ваших докумэтов! Во избежание неприятностей просьба, бля..., не дергаться! — сказал здоровенный прапорщик, войдя в казино.

Следом за ним в помещение ввалились еще с десяток экипированных по боевой выкладке солдат дивизии железного Феликса. Они держали автоматы Калашникова наготове, словно ворвались в рассадник терроризма, экстремизма еще какой-нибудь нечести, порожденной под знаком дьявола и американского империализма.

— Кина не будет, киньщик спился, — сказал Монгол словами Савелия Крамарова и при виде наставленных на него автоматов поднял свои руки вверх.

Прапорщик отдал команду бойцам и уже через несколько секунд в помещении казино все посетители лежали носом в пол с наручниками на руках.

— Господа! Сегодня 12 апреля! В ознаменовании великого праздника российской космонавтики в Бормотухинском районе вводится чрезвычайное санитарное положение. Все лица, не имеющие удостоверений личности задерживаются для выяснения их неизвестных личностей и сопровождаются для дальнейшего предъявления официального обвинения по закону военного времени в местный изолятор временного содержания. Просьба — не шуметь, не мешать органам Федеральной Санитарной Службы проводить санитарную проверку всего района, — сказал прапорщик и, сев на стол, крутанул рулетку с такой силой, что по залу казино пронесся гул взлетающего самолета, после чего бросил туда шарик, который поскакал, бешено вращаясь, выискивая свою лунку.

Минут через десять, когда рулетка все же остановилась, прапорщик счастливо вскрикнул:

— Есть, есть, зеро! Я ставил на зеро! Согласно положению игровых заведений выигрыш переходит в руки играющего! — сказал прапорщик и сгреб со стола все фишки. — Все, кто не согласен с моим выигрышем, могут опротестовать мои действия заявлением на имя прокурора района в письменной форме. Кому дать бумагу и ручку? — спросил он, расхаживая по игровому залу, тяжело ступая армейскими рантовыми сапогами между телами лежащих на полу гражданских людей.

В помещении воцарилась гробовая тишина. Никто из жителей Бормотухина и гостей "Дохлого пингвина" в ту минуту не понимал, что вообще такого происходит в целом районе. Никто не поднял даже головы, чтобы не вызывать гнева бешеного прапора.

Военные были везде. Они врывались в дома, в сараи, в курятники. Где-то на окраине города даже слышались отдельные выстрелы, и все это наводило на мысль о какой-то контртеррористической операции или смене существующего в городе Бормотухине строя. Никто вообще не догадывался о том, что вояки ищут стартовую площадку, с которой на орбиту взлетел УАЗик местного участкового майора.

В дом майора Бу-Бу спецназовцы вошли так тихо, что даже спящая в будке собака так ничего и не поняла. Она удивленно посмотрела на незнакомцев с зелеными глазами и, закрыв морду лапами, отошла ко сну, не желая видеть, как хозяина будут вытаскивать из его теплой постели.

Майор лежал под ватным одеялом, широко открыв рот. Его храп можно было сравнить только с ревом трактора Коли Шумахера. Жена лежала рядом, отвернувшись от своего суженого к стене. Её голова, накрученная бигудями, от каждого приступа храпа вздрагивала, но все равно оставалась в состоянии сна. Привычка, выработанная годами, защищала ее от подобного рокота и она лет пять как уже не реагировала на столь изысканные звуки, используя спасительные беруши.

Спецназовец в бронежилете с автоматом в руках тронул спящего Бу-Бу за плечо. Тот, не понимая произошедшего, открыл глаза и увидел, как на него прямо в упор смотрят два ярко-зеленых глаза прибора ночного видения. Он хотел было заорать от накатившего на него ужаса, но ствол автомата, да ярко-малиновая точка лазерного указателя остудили его желание издавать какие-то ни было звуки. Первое, что он подумал, это была мысль о прилетевших инопланетянах, которые будут требовать возмещения им морального урона. Его рука по привычке потянулась под подушку, где он по ментовской привычке прятал свой табельный пистолет Макарова.