К концу марта войска оперативной группы "Кемпф" овладели Гилянью* и всем Иранским Азербайджаном*, установив связь с горными стрелками на плацдарме у Пехлеви — между основными силами группы армий Листа и 10-й армии Содружества появилась обширная буферная зона.
* * *
Однако главные события марта развернулись на Балканах. Прикаспийский театр боевых действий все же оставался периферийным, даже не смотря на то, что нефтяные поля по обе стороны тамошней линии фронта основательно подстегивали активность противоборствующих сторон. Собственно, если бы не персидские и кавказские нефтепромыслы, то боевые действия в Иране, скорее всего, вообще бы затухли, выродившись в эпизодические стычки патрулей.
На Балканском полуострове ситуация была принципиально иной. Партизанское движение, зародившееся там еще в 41-м году, почти сразу же после оккупации Греции и Югославии войсками "оси", за истекшие полтора года изрядно расширилось и окрепло. Так что к весне 43-го, по крайней мере, применительно к Югославии, речь шла уже не о "бандах", как любило писать в своих коммюнике германское командование, а о самых настоящих повстанческих армиях, контролирующих обширные районы страны. В этих освобожденных областях действовала не подчинявшаяся немцам или их союзникам национальная администрация, взимались налоги, работали предприятия...
Положение осложнялось тем, что большая часть территории бывшей Югославии оказалась разделенной на несколько зон оккупации, которые контролировались теперь вооруженными силами целого ряда государств. Так практически всё побережье Адриатики отошло к итальянцам, образовав провинцию Далмация, Косово было присоединено к Албании, также входившей в состав итальянской "империи". Болгары получили практически всю Македонию, а венгры — Воеводину (Банат), Словения вошла в состав Райха... То, что осталось было разделено на два марионеточных государства — Сербию и Хорватию формальная независимость которых была полнейшей фикцией. Во всей этой мешанине из оккупационных зон, присоединенных территорий, "независимых государств" и прочих административно-территориальных образований порядок не мог поддерживаться даже теоретически. Терпеть такое положение дел дальше Германия не собиралась.
Зимой 43-го года на Балканский полуостров хлынул поток немецких войск. Взамен четырех третьесортных дивизий с номерами 704, 714, 717 и 718, довольно красноречиво говорящими об их качестве, которые подверглись безжалостному расформированию, в Югославии и Греции стали появляться совсем другие соединения. Причем подкрепления шли отовсюду. С бывшего Восточного фронта прибыли такие элитные формирования как 1-я горно-стрелковая и 100-я легкопехотная дивизии. Из Германии была переброшена только что закончившая формирование 2-я парашютная дивизия, ядром которой послужили ветераны воздушно-десантных подразделений Люфтваффе. 7-я горно-стрелковая прибыла из Заполярья, "Полицейская" дивизия — из Прибалтики, а горно-егерская дивизия СС "Принц Ойген", укомплектованная балканскими фольксдойче, была сформирована непосредственно на театре предстоящих боевых действий — в Каринтии.
Кроме того появилась целая плеяда частей и соединений, прибывших с запада. Эти формирования были созданы еще в 40-м году для несения оккупационной службы в Европе и считались ограниченно боеспособными. Но после окончания восточной кампании их оперативно довооружили и переформировали по "восточному образцу". Теперь им предстояло пройти проверку огнем, чтобы окончательно подтвердить свой статус полноценных дивизий. А вместе с войсками пребывали штабы и многочисленные части снабжения. Немецкая военная администрация брала под свой контроль районы предстоящих операций, оттесняя на задворки представителей союзников по "оси"... и всё это происходило на фоне всё учащавшихся боев и стычек с войсками повстанцев — прибывающие немецкие части показывали зубы, постепенно оттесняя отряды противника в глухие районы и завоевывая себе удобные позиции для решающего броска.
Люфтваффе тоже не осталось в стороне от разворачивающихся событий — переброшенный на Балканы X-й авиакорпус активно включился в борьбу, попутно обживаясь на новых аэродромах. Правда поначалу деятельность германских летчиков ограничивалась воздушной разведкой да борьбой с авиацией "союзников" (преимущественно англичан), перебрасывавшей греческим и югославским партизанам кое-какое снабжение и оружие.
К началу марта немцы завершили сосредоточение ударных группировок, почти повсеместно заменив ненадежные или просто слабые части сателлитов своими войсками. В Сербии развернулась вновь сформированная 8-я полевая армия генерала Холлида, в Сараево расположился штаб 11-й армии Вёлера, прибывший с востока. В Белграде находился штаб фельдмаршала барона фон Вейхса, командующего войсками на Юго-Востоке, специально созданный для координации действий всех задействованных в регионе сил и последующей организации обороны Балканского полуострова от возможного вторжения англо-американских войск. План предстоящей операции получил романтичное название "FrЭhlingserwachen" — "Весеннее пробуждение". Полностью укомплектованные, отлично оснащенные и хорошо отдохнувшие дивизии заняли исходные позиции, нетерпеливо роя землю в предчувствии скорой схватки, радиоэфир звенел от потока идущих сообщений, неизбежно предшествующих любым масштабным событиям, а штабные офицеры, склоняясь над картами, деловито согласовывали последние нюансы предстоящего наступления — спустя два долгих года, армии Третьего Райха вновь шли на Балканы.
* * *
А пока Вермахт и СС готовились общими усилиями с корнем вырвать уже порядком окрепшие ростки народного сопротивления, РСХА в тайне реализовывало собственный замысел. Обергруппенфюрер Рейнхард Гейдрих не был бы самим собой, если бы не попытался извлечь из разворачивающихся событий какую-то выгоду. Так родился замысел довольно оригинальной спецоперации, получившей название "RЖsselsprung" — "Ход конем".
Целью для конских копыт являлся штаб Иосипа Броз Тито — наиболее энергичного и влиятельного, а, следовательно, и самого опасного из лидеров повстанческого движения. Осуществление же этого необычного замысла было возложено на довольно специфическое подразделение, известное как батальон специального назначение "Солар". Это формирование возникло в 42-м году, эволюционировав из особой зондеркоманды с тем же названием, отличившейся во время Московской битвы. Название "Solar" — "Солнечный" дал подразделению его бессменный командир Альфред Науйокс, использовав для этого свой старый позывной в радиоэфире. Гейдрих быстро оценил идею создания, а затем и расширения великолепно оснащенного, подготовленного и мотивированного разведывательно-диверсионного формирования, способного осуществлять локальные, но болезненные для противника, операции в нестандартных условиях.
В Абвере еще до войны для подобных целей был сформирован батальон "Бранденбург", постепенно превратившийся в 800-й полк, личный состав которого хорошо проявил себя в многочисленных военных кампаниях, действуя, как правило, впереди боевых порядков ударных соединений Вермахта. Грех было не воспользоваться чужими наработками, особенно после того, как сам Абвер, пусть и ненадолго, оказался в составе РСХА. В результате тщательного изучения богатого боевого и организационного опыта, накопленного конкурентами, а также внедрения кое-каких собственных новаций, и возник батальон "Солар", под командованием оберштурмбаннфюрера Науйокса, организационно входивший в один из отделов 6-го, разведывательного, управления РСХА. Новый начальник управления, бригадефюрер Вальтер Шелленберг, назначенный на эту должность всего 3 месяца назад, как раз сидел, небрежно откинувшись на высокую спинку резного стула, в кабинете начальника РСХА на Принц-Альбрехтштрассе, внимая речи патрона.
— Вооруженная оппозиция нашей гегемонии на Балканах должна быть ликвидирована в самые сжатые сроки. Выкладки ОКХ, а также все доступные нам разведсведения указывают на то, что "союзники" начнут свое вторжение на Европейский континент не позднее середины мая — к этому времени в тылу наших войск не должно остаться никаких враждебных воинских формирований! Побережье Греции является одним из наиболее вероятных мест высадки "союзников". Хотя действия противника в этом районе, скорее всего, будут носить отвлекающий или даже демонстративный характер, не стоит облегчать им задачу, оставляя возможность для взаимодействия с партизанами и прочим сбродом.
Шелленберг согласно кивнул:
— Вы сомневаетесь в способности армии решить поставленную задачу в столь сжатые сроки?
Гейдрих ответил не сразу: поглядел в окно, задумчиво выбил пальцами дробь на столешнице, затем как-то неохотно процедил:
— Нет, Вальтер, я практически уверен, что армия справится... и именно поэтому мы должны их опередить.
— Экселенц?
Обергруппенфюрер вздохнул и принялся развивать свою мысль:
— Неужели непонятно? Кто сумеет закрыть этот вопрос, тот и получит все причитающиеся преференции. Если наша ставка на "Солар" не сыграет, то весь банк сорвут Вермахт и СС, а мы останемся в стороне... Меня это не устраивает!
Шелленберг пожал плечами:
— С моей точки зрения, для успеха операции нами сделано всё, что возможно, но это еще не дает гарантии успеха. Вы же понимаете, экселенц, в делах такого рода...
Гейдрих с выражением легкой досады отмахнулся от осторожных сомнений подчиненного:
— Я всё понимаю, Вальтер. В таких предприятиях слишком многое зависит от удачи. Обычно вероятность успеха составляет процентов пятьдесят, правда в этот раз, учитывая общее соотношение сил, я бы сказал, что эта пропорция будет где-то семьдесят на тридцать в нашу пользу. Это лучше, чем обычно, но это еще не гарантия успеха — ты прав. Я не требую невозможного, но все же успех крайне желателен.
— Честно говоря, я не совсем улавливаю смысл...
Шеф вопросительно вскинул бровь и бригадефюрер поспешил пояснить:
— Вся операция изначально носит ограниченный характер, даже полный успех, не важно: наш, или Вермахта, будет значить не так уж много в масштабах войны. К тому же Тито является хоть и самым опасным, но отнюдь не единственным из лидеров повстанцев. Есть еще и "четники"*, албанцы, греки... Причем четники и коммунисты Тито режут друг друга едва ли не более охотно, чем наших солдат. Но даже если в результате запланированных зачисток партизанское движение будет подавленно на сто процентов, что является, пожалуй, слишком оптимистичным предположением, то даже и в этом случае вся эта возня с пробуждение весны не потянет на переломный момент войны — обычная обеспечивающая операция, не более.
Гейдрих спокойно кивнул, подтверждая правильность хода мыслей подчиненного, после чего Шелленберг уверенно продолжил:
— Тогда я не понимаю: почему вы придаете такое значение этим событиям?
Шеф РСХА хмыкнул:
— Это потому, что ты слишком долго провозился с Абвером и привык мыслить чисто военными категориями. Ничего, это недолго исправить...
Гейдрих снова задумчиво побарабанил своими музыкальными пальцами по полированной столешнице и продолжил:
— Тито действительно мелкая сошка — тут ты прав. И его ликвидация или даже захват в плен мало что решает в глобальном плане... Даже те сведения, которыми мы надеемся поживиться у представителей военных миссий Англии и США, прикомандированных к штабу НОАЮ*, тоже не панацея. Но! Так уж получилось, что именно "Весеннее пробуждение" открывает нашу новую военную кампанию, которая вполне возможно будет решающей. Наше противостояние с США начинается, как ни странно, именно в Балканских горах. Надеюсь тебе не нужно объяснять важность дебюта для дальнейшего хода всей партии?
Шелленберг задумчиво кивнул:
— Кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните, экселенц. Операция будет иметь большие политические и пропагандистские последствия, и РСХА обязательно должно быть в числе победителей, чтобы не остаться за бортом при планировании и подготовке всех наших дальнейших действий.
Гейдрих довольно щелкнул пальцами:
— Именно! Благодаря устранению Канариса мы сумели подмять под себя многое. По мнению некоторых — даже слишком многое. Так что, если мы не хотим повторить судьбу Абвера, то должны продемонстрировать всем, и в первую очередь фюреру, что не зря едим свой хлеб. Нам нужен успех. Яркий, зримый, эффектный... разгром штаба НОАЮ — подойдет. То, что партизан раздавят и без нашего участия — не имеет значения. Если "Ход конем" пройдет как задумано, то и все лавры достанутся нам. Никто не вспомнит о том, что два десятка полнокровных дивизий прибили бы Тито и без помощи наших диверсантов, зато все увидят и услышат про бравых парней из РСХА, снесших голову гидре мятежа, который два года не могли подавить наши доблестные вооруженные силы. Вот так-то, Вальтер.
Шелленберг, все время разговора сидевший в расслабленной позе, закинув ногу на ногу, решительно поднялся со своего места:
— Я понял, экселенц. Завтра я отбываю в Хлум для согласования последних деталей на месте. Мы сделаем всё возможное, чтобы опередить наших конкурентов из Вермахта!
* * *
Три недели спустя после разговора на Принц-Альбрехтштрассе, в Герцеговине, вблизи города Мостар, один из этих самых конкурентов — ефрейтор Пауль Нойнер, занимался своим любимым делом — старательно пытался изобразить с помощью губной гармошки один игривый мотивчик. Получалось не очень, но ефрейтор не терял надежды и не прекращал попыток пока не был прерван самым непочтительным образом:
— Пауль, donnerwetter, если не прекратишь ездить мне по ушам, то я засуну эту свистелку тебе в задницу, может, хоть тогда ты сможешь сыграть на ней, что-нибудь, не сфальшивив!
Нойнер задумался, отложив на время гармошку. С одной стороны, свободное время в последние пару недель выпадало нечасто, да и настроение было самое что ни на есть подходящее для репетиции... В общем, терять возможность подудеть в своё удовольствие не хотелось. С другой же стороны выступало то неприятное обстоятельство, что унтер-фельдфебель Доминик Мезотич, посуливший ему весьма неприятные перспективы за попытку и дальше покушаться на свой музыкальный слух, как правило, слов на ветер не бросал. Крепкого немолодого шваба, командовавшего их отделением последние полгода, Нойнер побаивался и к его угрозе отнесся более чем серьезно, так что подумать было о чем.
А пока длились размышления, "Святой Доминик", получивший своё прозвище за привычку поминать всевышнего по любому случаю или даже без оного, продолжал бурчать, правда, теперь уже в основном себе под нос:
— И что за напасть такая? Если так уж любишь музыку, то почему до сих пор не научился? А если не можешь научиться, то зачем все время пытаешься? И свела же меня нелегкая с этим свистуном... Господи, ну почему у меня абсолютный слух?! Был бы глухим, горя не знал бы!
Нойнер вздохнул и, приняв решение, спрятал губную гармонику в карман кителя — от греха подальше. И почему ему так не везет в последнее время? Свалился же, этот чертов шваб на его голову! Словно чувствует, зараза, что Пауль парень спокойный и к конфликтам не стремится, вот и срывает на нем злость. А ведь раньше все так хорошо было... — Ефрейтор и сам не заметил, как погрузился в воспоминания.
