Ивашко наливал, выпивал, изредка закусывал, и рассказывал.
* * *
По сути, получается с основанием Москвы такая неприятная история...
Что опять же — ничего нового. С Москвой всегда так. И вообще: "Отступать некуда — позади Москва". Всегда позади — как заградотряд с пулемётами. Или — колючка под током с вертухаями и овчарками. Такая обозно-оградная принадлежность России. Чемодан без ручки: и нести тяжело, и бросить жалко. С корявого основания и повелось.
А дело было так. Славянское племя акселератов-эмигрантов перевалило через верховые болота на Валдае и стало заселять междуречье Волги и Оки. Почему акселератов? Потому что "вятичи" — "большие люди".
Естественно, были у них свои князьки. Про древлянского Мала из Искоростеня, который княгиню Ольгу сватал, во всех летописях написано. Про вятских князьков — нет.
Мал величина был. Местные — "малее". Но дёргались "как большие". Сначала их хазары несколько построили. Потом князь Святослав, когда на Хазарию ходил. Чтобы вражеские союзники-данники в спину не надумали. Потом Владимир Святой. Тоже между делом на походе. В Булгарию Волжскую направлялся.
Княгиня Ольга всю племенную систему на Руси поломала. Свой народ — "русь" — из под Новгорода в Киев перетащила. У древлян всех князей повырубила. И стали все единым народом. Кривичи — смолянами, словены ильменские — новгородцами, поляне — киевлянами. Стали. Или стали вид делать, что стали. Кто успел. Тиверцы и уличане не успели — вырезали их половцы. А вот вятичи и вида делать не хотели.
Тут Мономах кликнул однажды сыночка своего Юрочку: "А не сесть ли тебе, сынку, в Ростове Великом? Князем?". Партия в лице папочки сказала "надо", комсомол в лице сынка ответил "есть". И пошёл "есть" в Ростов. Как всегда: кто где сидит, тот там и кушает. К тому времени как-то потихоньку легли вятичи под Киев. Но не вполне. И пришлось Гоше Долгорукому до-подминать и под-зачищать.
И вот, имея в виду совместить полезное с полезным, Гоша пригласил битого и отовсюду выгнанного, но торгующего стольным градом Киевом Свояка в Кучково на Москва-реку.
"Москва" — от "мокша", "медведица" на местных финско-угорских диалектах. Понятно, что дипломатических переговоров в "медвежьем углу" не проводят. Не по чести. Но Гоше сильно надо было местных князьков вятских, которых он боярами называл, несколько притоптать.
Схема типовая безотказная. Не поход: оснований для карательной операции нет. Но дружина немалая — честь гостю по дипломатическому протоколу оказать надо. Почётный караул, то, сё, скоморохи для развлечения, советники для соглашения... Куча народу.
У Свояка ещё круче: голодные таборы беженцев Северских неподалёку от тех мест бедствовали. Присоединились к торжеству. Сильно голодные после отсиживания по лесам. А кормить всех — хозяину. "Изнурение постоем" называется. Потом это словосочетание во многих челобитных и жалобах встречается. Чуть ли не до Октябрьской Революции.
Степан Кучка, князёк местный, либо выкатит на всех как положено. И потом ещё пару-тройку лет будет лапу сосать. Как та медведица. Либо мявкать начнёт. Тогда его — к ногтю. Поскольку не только своему князю не обеспечил, а ещё и перед соседним государем осрамил, сорвал важные межгосударственные... Статья о гос.измене аж на лбу написана.
Только Кучка крепок оказался. И когда его погреба разносили, и когда лари его перетряхивали, и когда всем в усадьбе бабам и девкам подолы задирали... Терпел и молчал. Молчал выразительно. Так что Свояк над Гошей уже и посмеиваться начал. Не на трезвую голову, конечно, но частенько. Пили-то все много и непрерывно.
В общем, углядел как-то ввечеру Гоша девку-малолетку. Всё, что есть на дворе на двух ногах с дыркой между — всё дорогому гостю в постель. Кроме птицы — это на стол. По обычаю исконно-русскому, древнеславянскому, от дедов-прадедов... А уж такому как Гоша...
Девка — бежать. Куда там. Гридни поймали, привели Гоше. Уже слегка сильно принявшему. Он её употребил соответственно. Есть у Мономашичей такая... чрезмерная страсть к малолеткам.
По утру явился к Гоше Степан Кучка. Сильно злой. Возражать начал. Девка-то его младшенькая.
— Доченька. Выскочила во двор котенка своего поискать. А ты её... Женись.
А Гоша женат.
— Тогда жени на ней сына неженатого, Андрея.
— Ага. Но... Она же младшая. У тебя на год старше девка есть. Младшую вперёд старшей выдать — не по чести.
— Тогда младшую за кого хошь, а старшую, Улиту, за Андрея. Пусть-ка твой сынок за похоть твою козлиную заплатит.
Ругались, спорили. У Гоши от вчерашнего бодуна голова... А тут ещё Свояк пришёл. "Будем Киев брать или глазки девкам... утирать".
Кучка и ему сказал. Тот озлился:
— Смотри Гоша, как твои холопы разговаривают.
— А мы не холопы, мы князья вятские. Ваших-то — что Мономашичей, что Ольговичей — древнее. И вообще — мы рюриковичей завсегда бивали...
— Слышь Гоша? А я думал, ты в Залесье один князь, а у вас тут каждая кочка — князь. Или — каждая кучка. Не скажу чего.
Тут у Степана крышу-то и сорвало — кинулся с кулаками. На князя черниговского. Ну, как-бы князя, как-бы черниговского. Но — рюриковича.
У Гоши со вчерашнего голова раскалывается, а тут крик в голос. В два голоса... Гоша и рявкнул. Степану через три минуты голову отрубили. При большом стечении народа — все кто во дворе был.
Ну и?
Оно конечно, господь велел прощать. И по "Русской Правде" за убийство только штраф. Но — вятичи...
Гоше, как в прежние времена Святославу и Владимиру, нож в спину из вятских лесов не нужен. Да тут ещё и большой поход намечается. Надо мириться с сыновьями свеже-обезглавленного, с Кучковичами.
Замирились. Гоша таки сына Андрея на старшей дочке новопреставленного покойника оженил. Мезальянс, однако. Не берут рюриковичи жён из дочерей холопских. Или, там, боярских. Не ровня. Исключение одно — дочки посадников новгородских. Те и сами — хоть и выборные, но почти князья. Над ними княжьей власти нет. А тут... Но Гоша сказал, Андрей губы от пива хмельного утёр и — под венец. Тут же. Колода, на которой Степану голову рубили, только-только просохла. Ну и хорошо — сыновья покойного спокойнее стали. Аккуратнее.
Да и собственный сынок... Тридцать шесть уже. Иисус к этому времени уже и на крест слазил. А этот всё девок портит. А главное — дурной, отцу перечит, с отрочества даже в бою приказов не исполняет. Женой из низкого рода урезонили. Чтоб место своё знал.
Кучковичам честь немалую оказали — у рюриковичей жены только из королевских домов. У самого Гоши вторая жена вообще сестра императора греческого, у его противника — Изи Волынского, мама — дочь германского императора. Вот у Свояка — из новгородских посадников. Но она — вторая. И там под её "на кровать слоновой кости" весь Новгород положить предполагалось. Не срослось тогда у Свояка. Бывает.
Красиво у Гоши получилось. И с сыном, и с Кучковичами, и со Свояком. Одно осталось: а с младшей Кучковной-то что делать? Свояк тоже участие принял: выдали полудевку за воеводу из северских. Не великого полёта птица, да и в бороде седины полно. Но Кучковичи приданное дали. Из княжьими слугами не найденного. Князья добавили.
Девка всё плакала. Не хотела. За старого, за чужого. Ну и кому это интересно? А убрать с усадьбы надо. Чтоб она братьям глаза не мозолила, сердца их против князя не горячила.
Потом был угрянский поход Свояка. Немолодой молодой сложил голову. Молодая овдовела ещё не родив. Но родила. И померла. А вот кого родила, и что с ребёнком стало — не понятно. Вроде, назад к Кучковичам никого не привозили. И по Черниговщине-Северщине никакого звона не было.
* * *
Глава 29
Интересные дела получаются, если пьяный трёп да в трезвые уши, да на такой голове, в которой молотилка молотит.
Поскольку в этой плешивой голове-головушке складывается легенда для моего самозванства.
Московские дела были в начале апреля 1147. Значит, ребёнок родился в начале январе 1148. Такая первоапрельская шутка с отдачей в форме новогоднего подарка.
Теперь примерим эту историю на себя.
Родился мальчик. Крестили Иваном. И то верно — дело-то на поминках, на сороковинах князя Ивана, сына Юрия Долгорукого зачиналось. Маманька померла, батя голову сложил. Но младенца выходили. Кто, где — неизвестно. И вряд ли можно узнать: слишком много в тех местах в те времена народу погибло да побежало.
Ага. А мальца подобрал Касьян-дворник. Он-то черниговский. Хотя, скорее, северский. Он и в начале всего дела, "при основании Москвы", сам был и всё видел. Может, тот "немолодой молодой" ему даже родня. А уж что соратник — наверняка. В одной дружине ходили.
Потом Касьян "на гражданку" ушел, в дворники.
"Дворник" на боярском дворе величина не малая. В верхней десятке. Ключник, конюшенный, стольник, кравчий, постельничий, ловчий, сокольничий, псарь, повар и... дворник. Всему, что на дворе — начальник. И над теми, кто у ворот стоит, и кто метлой машет, и ещё куча народа под ним ходит.
Вот он меня принял. Вырастил, воспитал. И как началась заварушка на той стороне, за Днепром — с собой взял.
Значит, получается мне 12 с половиной лет. Маловатенько. Я для таких лет крупноват буду. Но — в пределах. Насчёт раннего начала половой жизни... бывает. Не так чтобы поголовно. Но в пределах. Такое, несколько опережение, через лет пять-семь и вовсе неразличимо будет. Ни по росту, ни по длине.
Может, Ивашко обознался — с Касьяном другой отрок был. Может, я так быстро расту из-за попаданства своего. Может, носитель мой сам по себе крупным ребёнком оказался... Не важно.
Адаптировавшийся попаданец — всегда самозванец. Потому что объяснить местным правду — ну просто невозможно! Ну не исполнять мне здесь своей колыбельной! Особенно, если она начинается со слов:
"Артиллеристы, Сталин дал приказ".
Меня под это убаюкивали. А они же даже текста не поймут, одно знакомо местным слово: "дал".
Так что — самозванец. И звать меня Иван Юрьевич. Как и в прошлой жизни звали. Здорово. Красиво получается. Я князю Гоше Долгорукому — внебрачный сын. В этом нет ничего особенного — от Долгорукого по Руси ни один десяток байстрюков бегает. Как почти от каждого рюриковича.
Очень хорошо получается. Хотя и есть непонятки, но или всё решится правильно, или собственной амнезии хватит:
"Не помню я, люди добрые. Господь память отнял, дабы от мук виденных ума-разума не лишился. Помогите кто чем может. Материально".
Имя-отчество своё родное сохранил — не перепутаю и во сне. В рюриковичи влез. Один недостаток: местное совершеннолетие в 15 лет. Так что пару-тройку лет придётся под чьей-то родительской опекой.
Главный вопрос: как, когда, кому открыться. Очень важно первое впечатление, первый момент.
* * *
Иисус, когда двум ученикам Иоанна-Крестителя открылся, то один его признал сыном божьим, а другой — нет. Первого Андреем звали. Теперь "Первозванным" зовут. Он ещё и брата своего привёл. В апостолы. Потом уже и остальные подошли. А вот имени второго ученика никто не знает.
А посмеялся бы Андрей над Иисусом... Как знать, может и имён этих — ни Андрея, ни самого Иисуса, история бы и не сохранила.
* * *
А начнём мы... С тех ушей что рядом. Мужик набрался немелко. Вот на нем и проверим. А может, и завербуем. Короля играет свита. Князя — аналогично. Значит — вербовка в свиту.
— Слышь, Ивашка...
— Я те не Ивашка! Мал ты ещё мне так говорить!
А пить-то надо меньше, а спать-то надо больше. И главное — не перепутать. И орать не надо — уже ночь на дворе.
— (чётко отделяя одно слово от другого) Ты. Мне. Ивашка. А я тебе — Иван Юрьевич.
— Чего?!
— Повторяю. Один раз. Я тебе — Иван Юрьевич. Сын князя Юрия Владимировича по прозванию Долгорукий. И младшей Кучковны.
— Во бл... Ты, малой, что, вровень со мной бражку кушал?
— Ты сам рассказал. А я вспомнил. Не всё, но... Да и сам прикинь — зачем Касьяну-дворнику было меня ростить-выхаживать, уму-разуму учить, по Руси с собой малолетку таскать? Мозгой-то своей пораскинь.
— Дык вона что... А я-то... А мне-то... И чего теперь?
— А теперь хочу тебя нанять себе в службу. Довести меня и служанку мою больную до места укромного.
— Какую служанку? Ты ж говорил — боярыня.
— Вот и прикинь — у кого боярыни в служанках ходят.
— Вона чего... Постой-ка, у тебя же цепка железная на шее. Ты же холоп клеймёный.
Пришлось снимать рубаху.
— Найди клеймо, Ивашка. Тщательнее гляди. Может, ещё и в заду у меня посмотришь? А насчёт цепки... Её как одел, так и снял. А пока... Ну кому в голову придёт искать княжича между холопами?
— А и правда! А ищут? Кто?
— Про то тебе ведать не должно. Но прикинуть можешь.
Ты ж мне все расклады сам только что выдал!
— Старшая Кучковна — жена князя Андрея Юрьевича, который во Владимире-на-Клязьме сидит и всем Залесьем правит. Моя тётка за моим же братом. Дошло? И ещё. Кучковичи в Залесье в чести. Ни сестра, ни братья — младшенькую свою не забыли. Или ты думаешь, Касьян просто так смердов киевских поднимал? Ни под что? Точнее — не под кого? И меня с собой во всюда таскал. Ещё прикинь: один из Юрьевичей — Василько, тоже — брат мне, сидит ныне князем в Переяславле. Чуть Киев качнётся... Какая тут самая сильная дружина? Не числом — выучкой да умением? Переяславская. Но! Сказанное — запомни и проглоти. Сболтнёшь — без головы в миг. На людях мне — Иване, холопчик боярыни. Понял? И не тужься — нанять тебя хочу просто в проводники. Только. Сам сказал — мал я ещё. Тяжко мальцу с бабой в дороге. Заплачу серебром. Сколько скажешь.
Кажется, последняя фраза мужика добила.
На Руси любят и умеют торговаться. Это искусство. И мастерства в нем — побольше одесского. С разговорами о погоде и политике, криками и хватаниями за грудки, киданием шапок оземь и демонстрацией разных частей тела, с многочисленными отходами и подходами.
На Руси не торгуются только нищие, кто подаяние просит. И "вятшие" — кто может силой взять. Мужик хмыкнул, гмыкнул, почесался. В разных местах.
— Эта... Утро вечера мудренее. Пошли спать.
И мы разошлись.
Мне постелили в пристройке, где Марьяшу положили.
Постелили — громко сказано. Наш же тулуп у дверей бросили. Света нет, душно. Пока дверь была открыта углядел на столе миску. Попробовал на палец да на язык — масло какое-то растительное. А тут Марьяша в темноте спит. Лежанка у неё широкая, лежит на животе — спинка-то солнышком сожжённая, болит ещё. От жары и духоты одеяло сбросила. Рубашка короткая, "срамница" — выше пояса задралась. И всё это в темноте очень завлекательно... белеется.
Я, если честно, спать собирался. Это ж получается, что одну ночь на болоте, после Марьяшкиного избиения, мне комарье спать не давало. Вторую сам сидел — поганых караулил. Третью — лесом ехали, упряжь перевязывал. Вот уже четвёртая на исходе. Надо бы выспаться.
Но меня так прёт от новой придуманной заморочки, от собственной "рюриковизны"!
