Когда цветёт багульник

— Слава, ты вообще-то помнишь, где находишься?

— Церковь всегда правильную линию держала, в аккурат на стороне семьи и любви была. Всё, голубонька моя, пойдём. Ты помолилась, она услышала и вот я тут. Как в аптеке без дураков. Заночуем в тайге на базе клуба, что теперь на месте вашего городка.

— Не знаю, что и сказать...

— Ничего и не говори. Первым делом успокойся и не делай больше поспешных выводов. — Прошептал ей в ухо неслышно подошедший Сергеевич.— Дёргать за верёвочки прошлое — самый надёжный способ испортить настоящее.

"Что же я наделала, если это точно была массажистка. Как всё глупо,— думала она, прижимаясь к нему.— Это место непременно должно нам помочь. Здесь я стала его, была счастлива и зачала Артёмку. Хотя... вся эта история с массажисткой странна сама по себе. Я ж не слепая, но и Слава пав— на затылке у него глаз нет. Тогда всё это рассчитано на меня дуру". Она опять видела ухмыляющееся лицо той массажистки, при её появлении распрямившейся во всю свою красу. "Нет-нет... он не врёт. Бабы стервы, мало ли чего могли организовать. Не надо так больше впадать в виражи. И проверять даже то, что видят собственные глаза и слышат уши".

Увидев её такую тихую и колеблющуюся, Славка перевёл дух: "Ух, кажется, разобрались. И что там ей померещилось с этой массажисткой". Знаками он постарался подозвать батюшку к себе.

— Благословите отче. В честь Любушки храм сей поставил. Хочу быть венчанным в нём.

— Хвалю Вячеслав Николаевич. Сейчас братьев позову, за свидетелей будут,— обрадовался такому повороту батюшка знавший ту историю.— Не зря, молились, выходит. Нашёл её и сына?

— Двух сыновей. А свидетели у меня свои в машине есть. Не надо отрывать братьев, пусть работают. Люба, не смотри на меня такими глазами. Так будет тебе спокойнее. Ты будешь увереннее себя чувствовать и не дёргаться по пустякам.

Леонид Сергеевич нисколько не удивился порыву босса. Он видел к чему это всё идёт и какая бы длинная и непростая история складывалась, у неё должна быть в конце непременно нарисоваться точка. Обвенчав Терёхиных, батюшка повёл щедрого мецената, который опять же не мало отвалил на нужды церкви, показывать монастырь и уже готовую котельную. Люба шла рядом с Терёхиным держащем её за руку плохо ориентируясь в происходящем, не веря в случившееся и, тем не менее, глупая совершенно от счастья. А батюшка всё рассказывал и рассказывал что-то Славке, но Люба ничего не слышала и плохо, что видела вокруг себя. Оторвавшись от работы, смущённо улыбаясь и вытирая на ходу тряпкой, красные от холода руки, к ним подошёл здоровенный монах.

— Значит, простил Господь грехи мне, если ещё раз сподобил увидеть вас,— поцеловал он её пальчики.— Всё-таки нашли Вячеслав Николаевич?

— Нашёл, оказывается два сына у меня.— Поделился счастьем он.

— Услышал нас Бог.

— Люба, неужели ты не узнала его?— Обняв притянул её к себе Славка.

— Нет,— покачала растерянно головой она.

— Михаил Кабанов. В простом общении Кабан.

Люба испуганно вскинула глаза, сразу сжавшись, словно опять ожидая нападения.

— Напугал?— огорчился тот.

— Нет. Просто холодно. Замёрзла. В Москве теплее. Осень в самом разгаре.

— Спасибо сестра.— Обрадовался он.— Если жалеешь. Значит простила.

— Бог с тобой отец Михаил,— отвёл его в сторонку улыбающийся Терёхин.— Я деньги привёз на благоустройство монастыря. На, держи,— передал он ему, только что взятый у Сергеевича чемоданчик.— Это закончишь, у меня для тебя ещё идеи есть богоугодные. Для беспризорных детей и больного люда приют рядом с монастырём построишь. Места тут хорошие. Любушка сына мне здесь зачала.

— С превеликим удовольствием, благому уделу послужу.

— Вот и славно. С "капустой" осторожнее люд разный у тебя работает,— тряхнул он чемоданчиком.— Зазря не рискуй, пусть подавятся, если что, не вцепляйся ты в них. Деньги, это только деньги. Ещё заработаем.

— Никто не сообразит где,— усмехаясь, зашептал он ему в самое ухо.— А они все при мне.

— В смысле?— не понял Славка.

— Ни за что не догадаешься,— хитро прищурился великан.

— Прикалываешься?

— Иди ближе покажу.

Под распахнутой рясой длинная телогрейка с нашитыми под подкладку карманами.

— Поберёг бы себя-то, это как раз то, о чём я тебе минутой назад толковал. Голова твоя дороже стоит. Дел впереди ещё полно, а деньги заработаем.

— Э, не скажи, без этого довеска и мы с тобой не много весим. А так, да с божьей помощью, ещё много зёрен добра насеем. Беда у меня.

— Что стряслось?

— Старец приболел.

— Это тот, что ли, что в лагере у вас проповедовал?

— Он. После развала, как их пустили в зону, так блаженный и пришёл. Святой человек. Всё для людей и Бога старается. Зацепил он меня чем-то. С ним и остался я. А сейчас он совсем старенький, телом слабенький, а духом могуч.

— Чем помочь?

— Сергеевичу лекарство в столицу заказывал.

— Привёз?

— Да.

— Чего же у меня не попросил?

— У тебя своих дел вздохнуть нет времени. Заболтался про своё и не спросил. К нам, с чем Бог привёл?

— С радостью. Венчался с Любушкой сейчас.

— Счастья вам и здоровья и деткам вашим. Рад. От души. Ты в ней и детях счастье нашёл, я в Боге. Коль приехал, пойдём, посмотри монастырские постройки. По твоему проекту строим. С новым начальником лагеря договорился, помощь хорошую оказывает. Быстрее дело пошло.

— Дорого тебе та милость его обошлась,— усмехнулся Славка.

— Не без этого. Пришлось помочь им, чай не чужие.

— Чем помощь взял?

— Компьютеры купил. Чтоб балбесами не выходили, другая же жизнь за порогом. Ты б навестил лагерь-то, рады будут и те, кто сидит и те, кто караулит.

— Я секу, к чему ты клонишь. Но сегодня не пойду. День воспоминаниями портить не буду. Любаше посвящу. А ты съезди, всё посмотри там, посчитай. Только давай без косметики, а по-настоящему, сделаем там нормальные условия жизни. Договорились?

— Хорошее дело завсегда Богоугодно,— перекрестился он.— Я выполню твой наказ.

— Ну и славно. Всё посмотрел. Обо всём переговорили. Тогда поехали мы сюда не далече, переночуем и завтра с утра в путь.

— Благослови вас господь, Любу береги.

Машины тронулись на базу клуба. Там уже ждали. Стол накрыли в каминном зале. Включили всю иллюминацию, демонстрируя ему новые необычные люстры и светильники. Первая самая большая из композиции оленьих рогов, фигуры шаманки — духа тайги и светильников. Две из кабаньих рыл со светильниками в пасти и две из рыбьих голов. У тех лампочки выглядывали из жабр. Терёхин удивился: — Трофеи?

— Только для вас правду откроем,— смеялся директор,— дизайнерская задумка. Не отличишь от оригинала. Всем так и рассказываем, что трофеи.

За ужином Терёхин, наконец, додумался спросить Любу, зачем она приезжала к нему в тот злополучный день.

— А разве, не ты просил меня приехать?— чуть не подавилась она, от удивления проглотив кусок дичи.

— Я? Ты что-то перепутала...

— А ну-ка Николаевич постой,— перебил босса Сергеевич.— Давайте всё по — порядку и с самого начала.

— Если с самого, то мне, по-видимому, для разгона крови, позвонила женщина, прося передать Славе, что "кошечка" устала ждать своего "котика" и очень сердится.

— Что за цирк!? Вскочил возмущённый чьей-то шуткой Славка.— Какие ещё кошечки и котики? С бабами у меня всё предельно упрощено было. Как в магазине. Деньги — товар.

— Сядьте Вячеслав Николаевич, дайте ей договорить...

— Ну вот,— продолжила она, после того, как муж упал на стул.— Дальше последовал ещё звонок. Мужской голос, назвавшись секретарём Славы, передал его просьбу. А точнее, что Терёхин хочет меня немедленно видеть.

— С чего моему секретарю пришла в голову такая вольность?— опять взбеленился Терёхин.

— Успокойтесь Вячеслав Николаевич. Скорее всего, ваш секретариат не имеет, как вы выразились к цирку, никакого отношения,— остановил его пыл Сергеевич.— Продолжайте Любовь Моисеевна.

— А дальше, всё проще простого. Секретари пропустили, я зашла, а Слава на диване полуголый. Над ним, лаская, женщина в расстёгнутой блузке, с голой грудью, без халата, нагло ухмыляющаяся. Напоминающая, скорее всего, девку, но не массажистку.

— Может, тебе это просто показалось?— влез опять Слава.

— Нет, ничего ей не показалось, сдаётся мне, так оно и было. А ты чего разнагишался. Всегда же вроде в брюках был?

— Сам не пойму. Велела в этот раз снять. Решила ещё ноги помассажировать.

— Здорово, я балдею. Обтяпали, как хотели, а мы никто ни му-му.

— Ты считаешь подстава?

— Уверен. Только чья и для каких надобностей организованная, вот вопрос? И как, чёрт возьми, просто всё.

— А ну-ка позвони Толику?

— Ты считаешь...— посмотрев на Любу, поперхнулся полковник.

— Звони.

Сергеевич поспешно нажал на кнопку, на другом конце тут же без задержки ответили.

— Алло, Толя, это Сергеевич на проводе. Узнал, ну вот, теперь богатым не буду. Мог бы притвориться. Что звоню? А ты догадайся. Ладно, чтоб мозги не напрягал ни ты, ни счётчик телефонный скажу: Узнать, невтерпёж хочется как вы там? Что -о? Проверять машины по несколько раз. Без присмотра не оставлять. "С детей глаз не спускать.— Устало в тон начальника ответил Толя.— Я уже не меняюсь, и ночевать на фазенде остаюсь. Мы все тут сидим. Понял я всё. Понял, глядеть в три глаза. Возвращались бы вы уж скорее и разбирались в этом дерьме. Не сообщал, чтоб не волновать. Вам там и без нас не сладко. Но обещаю держать в курсе, если абы, да, кабы что..." Конец связи умник,— проворчал Сергеевич.

Поднявшись из-за стола и попрощавшись с Любой, он вдруг захромал.

.— Ой, что-то в ногу вступило. Николаевич проводи меня. Зараза, ногу свело. Не иначе ранение старое знать даёт,— подмигнул он Терёхину.

— Что?— одними губами спросил тот, сразу же, оказавшись в коридоре.

— Пытались подложить взрывное устройство под машину вёзшую ребят.

— Ну?

— Толя застрелил. Теперь понятно, почему был устроен этот кавардак с массажисткой. Убрали тебя подальше, чтоб расправиться с детьми.

Славка такого злодейства не понимал.

— Но почему?

— Кому-то не дают покоя твои миллионы. Появились наследники, их пробуют убрать.

— Чёрте что и с боку бантик. Копай Сергеевич, кто-то рядом. Доступ к домашнему телефону имеют только близкие мне люди. Свои, понимаешь. Массажисткой займись...

— Боюсь, что поздно. В живых не найдём. Отработанный материал. Да и использовали человека, скорее всего, вслепую. Заплатили, попросив разыграть.

— Новую в годах найди, чтоб Любаша не дёргалась. И берегите ребят. Какую-то заразу я около себя просмотрел.

— Это я просмотрел. Твоя работа делать деньги. Моя — тебя охранять.

— Вот интересно расскажут ребята или нет о происшествии,— прикидывал он, набирая номер Вани.

— Николаевич, поздно, разница в пять часов, там уже спят.

— После такого, навряд ли... Алло! Ванюша, это папа. Разбудил? Не спали. Чего так? У вас что-то случилось? Всё хорошо. Фильмы смотрели. Понятно. Я нашёл маму. Мы поговорили. Да, разобрались. Всё нормально и мы даже повенчались. Передай Артёму, что завтра будем, как штык дома.

— Сказали?— заинтересовался и Сергеевич.

— Молчат.— Развёл руками Славка.

— Артисты... Спокойной ночи вам молодожёны. — Хохотнул он удаляясь.

Допив шампанское под треск догорающих свечей, ушли к себе. И только забравшись в кровать, она не выдержала с распирающим её вопросом.

— Что значит ваша репетиция с ногой?

— Нас пытались перессорить, голуба моя.

— А цель?

— Пока не могу ответить на этот вопрос, дорогая. Мы сами с Сергеевичем в догадках. Звонил ребятам. Там полный порядок. Устала?

— Я доставила тебе много хлопот.— Покаянно прижалась она к его плечу.

— Ничего. Главное мы вместе,— поторопился он к ней с ласками.— Я люблю тебя Любушка, и ты не должна в этом сомневаться. За этими стенами шумит вековая тайга, а она в свидетелях нашей любви ходит, гарантией её и самой верной хранительницей.

— Я заметила во дворе много машин и вертолёт. Вот уж не думала, что такая глушь может быть настолько популярна.

— Далеко от людских глаз и суеты. Деньги устраивает такой расклад. Любят они тишину и покой. Я знал, что делал из вашего военного городка.

— Ничего от него не осталось. Маленькая Швейцария выросла среди тайги.— Прилегла она ему на грудь.— Ты умница!

— Я смущён твоей похвалой и обрадован. Ап-п,— схватил он её, покусывая горячими губами и целуя, целуя, целуя...

— Осторожно ты меня сломаешь или задушишь...

— Любушка, любовь моя, свет мой, радость моя, солнышко,— сыпал он нежности, лаская её тело.— Как я скучал по тебе, по запаху твоих волос, пахнущих травами и тайгой..., родинке на плече, такой заводящей. Аппетитному животику и груди. Мне никогда не забыть твою фигурку на обочине дороги в голубом платьице. Ехал за тобой, не спуская глаз с шёлка струящемуся по твоей ладной попе. Хотелось тормознуть и, схватив тебя, кинуть в цветы... И тогда я, перебарывая себя, обходил тебя и нёсся всё быстрее и дальше, чтоб не передумать.

— Надо же, а я то всё это время была уверена, что это я тебя совратила.

Славка хохоча, осыпал её новой волной нежностей.

— Любаша, Любашенька, солнце моё.

— Славочка, пусть ночь любви сведёт над нами шатры. Мы сегодня в местах, где счастье водило нас за руки и берегло. Давай загадаем желание, оно должно непременно сбыться.

— Предлагаешь использовать зло забросившее нас сюда в своих корыстных целях,— усмехнулся он, охотясь за её смеющимися губами.— Я согласен, это тоже в своём роде бизнес, дающий доход.

— Озеро, ты забыл про озеро?

— Оно только наше.

Она захлёбывалась любовью, тоня в сером тумане его глаз, плутая там и растворяясь. И приближение рассвета, а значит конца этой и так длинной, сибирской ночи, не хотелось обоим. Слишком долго она отказывала себе в удовольствиях и счастье, чтоб торопиться и спешить. "Это не возможно, владеть таким мужиком и не сойти с ума,— взрывалась она новыми всплёсками после минутного отдыха.— Чем я заслужила такую божью милость? Изменить прошлое я не в силах, а вот построить своё счастливое будущее — могу! Никогда больше не отдам никому. Вцеплюсь зубами и руками, обволоку вот так ногами, закую в оковы счастья и он мой. Мой. Только мой. А то, что удумала, куропатка, — корила она себя,— нате пользуйтесь, я не достаточно хороша для него. Вот натворила бы дел. Так-то раз побежит следом, два, а потом катись... к бабушке на ступе. Больше глупостей случиться не должно, не дождётесь, господа хорошие, от меня такого. На те выкусите. Он мой".

— Любашенька, ты жива?— прохрипел он отдохнув.— Любила так, как будто при последнем вздохе. У меня крышу сорвало. Ты больше так не усердствуй, а то я, теряя над собой контроль, могу сделать тебе больно. Ведь я вновь голодный на тебя.

— Мне всё равно, так и быть я потерплю, ведь я безумно тебя люблю.

— Скажи это ещё раз.

— Люблю моего Славу, Славочку, Славика...