Гении места или Занимательная география

После. Фарид и Тагир.

С ним такое приключилось первый раз в жизни. Когда ты говоришь первый слог — а за тебя заканчивают предложение. Когда ты успеваешь только подумать — а тебе вслух говорят то же самое. Когда такое ощущение, будто говоришь сам с собой (что за Фаридом иногда водилось), или с собственным отражением, хотя на самом деле, конечно же, нет — Софи на него совершенно не похожа. Но как она его понимала! За тот час, что они провели вместе, он с ее помощью разложил по полочкам все. Ну, или очень многое. Фарид быстро перестал ломать голову над тем, откуда такое взаимопонимание между двумя совершенно незнакомыми людьми, и просто пользовался этим. Тем, что она понимает его так, как никто. И тем, что ей можно рассказать обо всем, совершенно обо всем, что мучило и не давало покоя ему во всей этой истории. Она — поймет. Он не знал, почему, но сейчас важно другое. Что они вдвоем могут до чего-то додуматься. Потому что у Софии еще и голова ой какая светлая. Хоть и русая.

Именно ей он обязан был странной уверенностью, что сможет. Что разберется на месте, как там и что. На деле вышло все несколько иначе. И — страшнее.

* * *

Словно попал в капкан, в петлю. Будто оплело что-то ноги, зацепило, не давая шагнуть в сторону, даже пошевелиться. И выдернуло вверх, совсем вверх, в воздух. Куда-то прочь от земли, будто она отталкивает его, через тропосферу и стратосферу, все дальше и дальше, к границам, к пределу... Как стало ясно потом, ему это лишь показалось.

Он лишился тела — так он решил. Но что-то же корчилось от боли и ужаса. От этого жуткого чувства, что его растягивают, словно на средневековой дыбе — на бесконечные расстояние растягивают, и невообразимо долго, так долго, что он осознать не может этот период времени. И, одновременно, его словно спрессовали тяжелым молотом в одну сверхплотную частицу, вместившую в себя свернутые до адской ломоты суставы, мышцы, кости. Какая-то гигантская сила смяла его, как лист бумаги, в тугой шарик боли. Но хуже всего был Голос. Тот самый. Или не тот, но схожий. Он слышал его не ушами, тот звучал в голове. Он что-то спрашивал, требовал — настойчиво, жадно. В нем не было злобы или ненависти, он лишь хотел получить ответ на вопрос. И сквозь пелену боли Фарид услышал все же этот вопрос: "Куда?". Если бы он знал — куда! Если бы он мог сказать — но у него теперь не было губ, языка. Паника, ужас от собственной самонадеянности, агонический крик терзаемого и как бы несуществующего тела. Последняя мысль о человеке, к которому бежал всегда, когда было очень плохо. Режущее усилие мысли — чужой, абсолютно чужой здесь мысли погибающего кифэйя. А потом его отпустили.

* * *

Вновь обретенные ноги подвели, и он упал на колени. Ладонями в мокрый снег, лбом едва не ударившись в деревянный забор, за которым лаем захлебывалась собака. Неужели он дома?!

Поднимался он с трудом, держась все за тот же забор. А встав, понял. Забор не тот, собака не та. Не его дом. А Тигра. Открывшаяся дверь и вышедшая на крыльцо пожилая женщина подтвердили эту догадку.

— Чего надо? — поинтересовались у него недружелюбно, не отходя от двери.

— Здравствуйте, Акулина... Игнатьевна, — воспоминания давались тяжело, будто голова чужая. И имя квартирной хозяйки брата пришлось выскребать оттуда, из глубин памяти, с огромным усилием.

Та прищурилась, шагнула с крыльца.

— Да замолкни, ирод! — прикрикнула на пса. — Ты кто такой будешь, мил человек? — И, подойдя еще ближе: — Батюшки-светы, Фарид! Ты, что ли?!

— Я, — он все так же держался на доску забора. — Пустите?

— Заходи уж, — Акулина Игнатьевна подошла к калитке, откинула щеколду.

— А Тагир где? На работе? — он прошел внутрь двора, но отпускать забор было боязно — что-то в ногах никакой уверенности.

Акулина буркнула что-то столь недружелюбное и невразумительное, что он мигом забыл о своей слабости. И вспомнил о страхе.

— Что с ним?!

— А я-то думала, вы порядочные люди. И ты, и братец твой. Такой мужик был... серьезный, хозяйственный. Непьющий, — тут Акулина Игнатьевна совершенно по-мужицки сплюнула себе под ноги. — И туда же! Стыд-то какой! И что люди скажут?

— Что с ним?! — он заорал, и тут же вслед за ним подала голос собака.

— А ну цыц! — одернула пса хозяйка. — И ты на меня глотку не дери — молод еще. А брат твой...

— Что?!

— Пьет уж который день. Валяется без памяти, всю горницу мне изгадил, прости, Господи!

— Как?!

— А бес его разбери, как! И где только водку проклятую берет, не пойму — встать же на ноги не может толком. А, может, и не водку пьет. А эти, каких их... наркотики, вот!

— Мне нужно его видеть!

— Было б на что смотреть-то, — брезгливо поджала губы квартирная хозяйка, отступая в сторону. — Хоть совсем его забирай. Подвел он меня, сильно подвел... А такой человек с виду был приличный...

В комнате пахнет остро и неприятно. Что-то за спиной ворчит Акулина. А Фарид не видит ничего, кроме лица брата на подушке. Запавшие глаза закрыты, ввалившиеся щеки затянуты темной щетиной. Словно постарел за тот год, что не виделись, лет на десять, если не больше.

— Тагир...

Ответа нет.

— Оставьте нас одних!

— С чего это ты в моем дому раскомандовался?

— Пожалуйста...

— Ладно, пойду, чайник поставлю, — хмуро соглашается Акулина. — А все одно — не узнает он никого! Допился до белой горячки, паразит. Меня не узнал, даже драться пытался. Да только где ему — на ногах не стоит. А я все равно, — сердито засопела, — теперь топор рядом с кроватью на ночь кладу.

Фарид вздрагивает от этих простых слов. И того, чем они гипотетически могут обернуться.

А потом, оставшись наедине с братом, садится на корточки рядом с кроватью.

— Тигр, пожалуйста, ответь мне. Тигр, это я, Ридли. Пожалуйста. Услышь меня. Тигр... Тагир... Черт побери, брат, услышь меня!!!

Он долго и упорно зовет Тагира — вслух и ментально. Безрезультатно. Брат не отзывается, не отвечает на сжимавшие его ладонь пальцы брата, не реагирует на прикосновения к лицу. Что с ним?! Дышит, но так рвано, испарина на лбу. И вдруг вспоминается рассказ Софи о матери Мо. Это то же самое? И реакция Магомеда становится сразу такой понятной, и сейчас Фарид сам бы так же... Знать бы, кого убивать. Точнее, знать бы, как это сделать.

— Фарид, пойдем чай пить! — окликает его Акулина Игнатьевна.

— Я сейчас, — откликается он, лишь бы что-то ответить. Да какой ему сейчас чай.

Решение только одно, он не имеет права обманывать себя. Странно, что люди, которых он совсем не знал еще пару дней назад, теперь стали его единственной опорой, теми, у кого он рассчитывал найти помощь. Он понятия не имел, как они могут помочь ему. Он не представлял, как туда попадет. Но раз смог переместится сюда — значит, обязан суметь вернуться туда, к ребятам. К Мише, к Мо, к Мике с Линой, к Соне. Они — все, что у него есть на данный момент. Они — последняя надежда его и Тагира.

Фарид вздохнул, поднялся на ноги. Подошел к окну, но глаза его не видели толком ничего из того, чтобы было за стеклом. Надо вернуться. Надо вернуться. Надо вернуться. И не одному, а с Тигром. Но как это сделать? При воспоминании о том, что пережил, не смог унять противную дрожь, тряхнувшую его от губ до кончиков пальцев. Малодушие взяло вверх. Не делать ничего. Пойти, попить чаю с Акулиной. Отдохнуть, набраться сил. А потом, может быть, потом...

Он обернулся и посмотрел на бледное, осунувшееся лицо брата. И понял отчетливо — счет идет на последние часы у Тигра. А у самого Фарида нет времени на чай и малодушие.

Вздохнул, усилием воли заталкивая на дно памяти воспоминания — туго выворачивающие и до хруста давящие. Нет, это все неправда, морок. Вот же он, жив, здоров. Просто он от неопытности позволил взять ЭТОМУ над собой верх. Проявил слабость. Но теперь у него нет права на слабость. Он должен, обязан доставить Тигра туда, к ребятам. Они что-нибудь придумают. И кроме них, у Фарида сейчас никого нет.

Подошел к кровати, подсунул руки под шею и спину брата. Напрягся, но Тигр оказался неожиданно легче, чем он ожидал, и им удалось с первой попытки встать. Стоял, впрочем, только Фарид — брат просто висел над ним своим почти двумя метрами. Было трудно, но Фарид отчего-то пребывал в уверенности, что это надо делать стоя. Закрыл глаза, не зная толком, что сейчас предпринять, кроме одного: ему надо туда, в Обитель Михаила, где собрались все, кто сейчас был его миром, его Вселенной, его спасением. Его и брата.

Голос словно ждал его, но Фарид не дал ему ни единого шанса втянуть себя в морок боли. И не дожидаясь настойчивого "Куда?" со всей силой и яркостью представил себе Мишу, стоящего там, на ТОЙ поляне, и смотрящего на него. Не знал, на что среагирует эта штука — на кифэйя, его Обитель или сильнейшее желание самого Фарида. Но на что-то эта падла должна среагировать!

После. Михаил, Мо, Мика, Лина, София, Фарид и Тагир.

Ему не стали задавать вопросов о том, где он был, как очутился там, а потом — здесь, и кто это с ним. Что-то было понятно и так, остальное сейчас не важно. Критически важным было только одно: у них на руках тот, кому нужна помощь. Словно раненый боец в отряде. Эта ассоциация казалась, как ни странно, уместной.

Идти Тагир не может, совершенно. Пришлось нести по двое. Менялись по очереди парами — Мика с Мо, Миша с Фаридом. Соня с Линой хоть и вызывались, но надо ж было реально смотреть на вещи — Тагир очень тяжел. "Весит, как настоящий тигр", — попытался пошутить Мо, чтобы хоть как-то сгладить гнетущее молчание, но ему никто не ответил.

Путь домой занял остаток ночи до рассвета, они дико устали и выдохлись все, даже двужильный Рокс. На их счастье, время суток — граница ночи и раннего утра, избавило их от посторонних наблюдателей, потому что со стороны они смотрелись, как минимум, странно.

Дома Тагира устроили на кровати, собрались вокруг него. Медицинский консилиум, ни дать, ни взять. Только на светил медицины они не тянут, у всех в глазах растерянность, а в глазах Фарида — боль, которую он и не прячет.

— Что с ним? — первой задает Мика вопрос, который мучит их всех. — Это то же самое, что с мамой Мо?

— Нет, — Софи подходит ближе к постели. — Мне кажется, нет.

— Мне тоже, — это Михаил. — Он же стонал. И иногда дергался. Мы его чуть не уронили раз, помнишь, Фарид?

Фарид кивает, не сводя глаз с лица брата.

— Но причина в том же... — голос Лины задумчив. — Это то же самое, в каком-то смысле.

— Почему так? — Мо говорит резко. — Почему у всех по-разному? Почему в одном случае, — он шумно выдыхает, — инсульт. В другом — непонятно что. А тот парень, о котором рассказывала Софи — он вообще умер?! Почему?!

— А вы не поняли, да? — отвечает София тихо. — Почему он умер?

— Почему?

— Из-за меня. Он отдал мне... остатки своих сил. В тот момент... перед самым концом. Я не хотела этого! Я не просила! Но мне тоже становилось плохо. Он спас меня ценой своей жизни. И, если бы не он... — девушка не выдержала, всхлипнула. Михаил подошел к сестре, молча обнял, позволяя той уткнуться лицом в грудь.

Снова повисло тягостное молчание. Фарид по очереди обводил всех умоляющим взглядом. Первая не выдержала Лина.

— Что-то... что-то убило кифэйскую сущность в них всех. А тело... сопротивляется, сколько может. Но если силы иссякают совсем, как в случае с тем парнем...

— Убило?! — Фарид кричит, потому что не может сейчас иначе.

— Или нанесло удар. Сильный удар.

Лина наклоняется над кроватью, кладет одну ладонь на лоб Тагира, другую на тяжело и рвано поднимающуюся грудную клетку. Замирает.

— Кифэй в нем еще жив, кажется. Там, внутри, что-то теплится. Но слабо.

Фарид лишь выдыхает со свистом. И снова — тишина. Которую нарушает Мо.

— Слушайте. Если тот парень в театре смог... отдать часть своей силы Софи, и этим спас ее. Да, он отдал за это свою жизнь, но... я так понял, он все равно уже умирал. А мы здесь... здоровы, с нами все в порядке. Неужели мы не можем?..

Эти слова заставляют кифэйев задумчиво хмуриться, оценивая сказано так и эдак.

— Ты знаешь, как это сделать, Мо? — наконец-то нарушает молчание Михаил. — Ты сможешь отдать часть своей силы Тагиру?

— Нет, — качает головой Мо. — Не смогу. Не потому, что мне жалко. Я просто не умею. Не знаю, как это делать. Меня не учили. Как выясняется, меня ничему не научили в свое время!

— Но тот парень же как-то смог? Судя по рассказу Софи, он как раз равный тебе по силе Альфаир.

— Я не вру! Я не знаю! Меня не учили!

— Вас не учат, — произносит вдруг негромко Лина. Все замолкают, а потом — вразнобой:

— Кого это — вас? А кого учат?!

— Нас учат, — Лина оборачивается к остальным. — Лейфов. Из всех кифэйев Лейфы лучше всего способны управлять внутренней энергией.

— Почему именно вы?!

— Потому что вода для этого мира — как энергия для кифэйев. Она течет. Она накапливается. Она... Надо быть Лейфом, чтобы понимать.

— А ведь точно! — восклицает Мо. — Ты тогда, там, в лесу, высушила нас с Микой! За счет своей энергии. Значит, если ты смогла это... Ты сможешь?..

Фарид быстро шагает к Лине, хватает за руку.

— Можешь?! Пожалуйста! Пожалуйста, прошу!

— Фарид... — Лина вдруг совершенно материнским жестом гладит парня по лохматой макушке. — Я не знаю... Я никогда не делала этого раньше. Я... Но я попробую. — Выносить его умоляющий взгляд совершенно невмоготу.

— Ты отдашь Тагиру свою энергию? — хмуро интересуется Мика. — Это не опасно?

— Опасно. Но я отдам не свою. Я буду проводником. И мне нужен тот, кто станет... источником. Батарейкой.

Фарид не успевает сказать еще одно: "Пожалуйста". "Я готов", "Бери" — слова разные, но смысл один и произносятся они всеми кифэйями одновременно. На "спасибо" сил у Фарида не хватает, он лишь тяжело сглатывает.

— Ты — лучший кандидат, — Лина смотрит на него понимающе. — Потому что вы братья, а это важно. Я сейчас не буду объяснять — почему.

— Конечно. Делай, — слова даются ему от волнения трудно, — что нужно.

Ладонь Лины ложится ему на лоб, а потом она резко выдыхает:

— Боже мой, мальчик! Ты совсем на нуле. Неужели ты не чувствуешь?

— Нет, — отвечает Фарид растерянно. — Я просто... тут столько навалилось всего. И я просто устал. Наверное.

— Прислушайся к себе! — Лина настойчива.

Фарид на пару секунд прикрывает глаза, а когда открывает, в них потрясение.

— Черт! Я, правда... Совсем ничего не осталось... Я сейчас мало чем отличаюсь от обычного человека. Только когда ж я так... Я не понимаю!

— Это переход, Фарид, — Софи снова спокойна и рассудительна. — Помнишь, мы предполагали, что перемещение может забирать энергию?

— Да, точно. Но ты не представляешь, как там на самом деле... — он вздрогнул. А потом, резко: — Ладно, это все потом. Я не подхожу, Лина?

— Нет, — она отрицательно качает головой. — С тебя нечего взять.

— Бери меня, — тон Мо решителен. — Я объективно самый старший из кифэйев здесь. Наверное, у меня энергетический потенциал больше. Бери, я готов.