Белые Врата

— Хм... Не знаю...

После того, как ему озвучили сумму гонорара, у него был только один разумный ответ. Естественно, он согласился.

_________

— Алик, как ты там?

— Хорошо. Ужасно, на самом деле. Ничего не успеваю.

— Ну... Ты же приедешь на выходные?

— Я постараюсь, но не обещаю. Не сердись, Тима. На Рождество буду точно.

— А кстати... о Рождестве. Ален, ты как относишься к тому, что я... еще немного у тебя погощу?

От ее вопля у него звенит в ухе.

— Арти!!!!! Я буду счастлива!

— Значит, договорились.

_________

Ох, не лишним оказался Артем в группе гидов, совершенно не лишним. Впрочем, гидованием это можно было назвать с определенной натяжкой. Компания "блядских олигархов" оказалась достаточно разношерстой, в первую очередь, по уровню катания, да и по тому, зачем они приехали в Альпы.

Врожденное умение Артема быстро ориентироваться на местности сделало его за месяц безвылазного проживания в Тине натуральным аборигеном. Он знал все или почти все о расположении трасс, подъемников, ценах на скипассы, многом другом, что так необходимо при отдыхе на зимнем курорте, имеющем триста километров горнолыжных трасс. Его новоприобретенные товарищи по команде "пастухов олигархов" только что не молились на него. Ко всему прочему, эти алкоголики-нувориши Артема еще и слушались! Беспрекословно. Он умудрялся найти подход ко всем — и к паре-тройке тех, кто приехал действительно кататься, и умел это делать, и к тем, для кого спуск по "синей" трассе был верхом мастерства и экстрима, предметом гордости и темой разговоров на сутки. И даже к тем, кто приехал и увидел горы, горные лыжи и сноуборды впервые в жизни. Таких, правда, сплавляли Маше, потому что это как раз были в большинстве своем жены и подружки "олигархов". Дамы, к слову сказать, все без исключения дежурно вздыхали именно по рыжему и голубоглазому, пытались привлечь его внимание и оказаться именно в его обществе. Литвин был внутренне серьезен, внешне улыбчив и собран. Он работал.

За день до Рождества их подопечные взбунтовались. Это была спланированная и методично приведенная в действие акция гражданского неповиновения.

— Где народ?

Этот вопрос Артем задает утром в холле гостиницы спустившемуся по лестнице Максу. В ответ Пуля долго и с чувством высказывается по поводу "блядских олигархов" так, что Илья смущенно хмыкает, а Маша демонстративно закатывает глаза.

— Ну, а по сути?

— Пьяные все в жопу!

— Уже?!

— Кто уже, а кто еще!

Артем озадаченно трет лоб.

— То есть, кататься они сегодня не будут?

— Да какое им кататься! Они на ногах-то не стоят! Алкаши чертовы! Вот я знал, — Макс раздраженным движением расстегивает куртку, — я знал, что этим все кончится!

— Значит, мы сегодня без клиентов? — задумчиво спрашивает Литвин.

— Да.

Артем смотрит в огромное панорамное окно в холле гостиницы, за которым медленно падают крупные хлопья снега. Следом за Артемом туда же обращаются взгляды всех остальных гидов.

— Господа, в таком случае — чего мы ждем? Предлагаю пойти и катнуть в полный рост. Порвать все, до чего доберемся!

— Золотые ваши слова, Юрий Венедиктович! — с чувством отвечает Артему Макс. — Действительно, чего мы ждем? А ну айда!

Закинув лыжи на плечи и подхватив сноуборды за крепления, компания белых гидов отправляется рвать пухляк.

_____________

Кататься в свое удовольствие, в компании равных себе, да и еще по ТАКОМУ снегу — Артем и не помнил даже, когда ему было так кайфово. Километр вертикального перепада "черной" Sache** пролетается ими почти на одном дыхании. Красавица Маша не только не отстает от парней, но и иногда вырывается вперед, обдавая их шлейфом пушистого снега.

Вообще, компания у них гетеросексуальная. И дело не в украшающей ее своим присутствием Маше. А в том, что Артем и Мария — лыжники, а Макс и Илья — бордеры. И их дежурные препирательства во время подъема на фуникулере на тему, что лучше — лыжи или доска, есть приятный элемент этого замечательного во всех отношениях дня.

— Нет, бордеры все-таки кататься не умеют. Да, Маш? — Артем слегка толкает в бок сидящую рядом девушку.

— Точно, — с совершенно серьезным видом соглашается Мария. — Не умеют.

— Эй! — возмущается Макс. — Мы почти сразу после вас приехали.

— Ключевое слово — после!

— Да ладно! Я просто дропнул неудачно. Пару раз сделал "молоток".

— Классическое упражнение сноубордиста, — подначивает Литвин.

— А ты сам-то что не дропаешь?

— Не надо ля-ля! Я сиганул с одного камушка.

— Фигасе камушек! — вмешивается в спор Маша — Я видела. Красиво вылетел. И приземлил четко.

— Спасибо, Маш. Я же говорю, — подмигивает ей, — катать умеют только лыжники.

Они хлопают друг друга по ладоням в знак лыжной солидарности.

— А вот сейчас и проверим! В лесок, налево, ага?

— Не вопрос! Что, Макс, приглядел там елку своей мечты?

— Ну-ну... Хорошо смеется тот...

— ... кто врезается в елку, — заканчивает за Макса Маня.

— Точно! — компания гидов дружно хохочет. Как все-таки хорошо быть предоставленными самим себе хотя бы на один день. И провести его с такими, как ты сам. С теми, с кем не нужно напрягаться, кто понимает тебя с полуслова и разделяет твои увлечения.

Кабинка фуникулера замедляется, открывается двери. Великолепная четверка выгружается, забирает свое снаряжение и отправляется инспектировать лесок налево. То, что для большинства смертельно страшная "черная" трасса, для них — источник кайфа. При этом они не рискуют. Просто они белые маги вне категорий, и на этих склонах всесильны.

Оторвались в тот день они так, что даже их тренированные "жамбоны"

* * *

заныли и взмолились о пощаде. А расставаться не хотелось.

— Ребят, пойдем ко мне? Глинтвейном угощу.

— Куда к тебе? Ты в какой гостинице?

— Да я тут в шале обретаюсь, недалеко.

— О, шикарно устроился. Ну, мы сейчас барахло в гостинице скинем и придем. Вари глинтвейн!

______________

Глинтвейн он сварить не успел. Пока вещи развесил для просушки, пока в душ сходил. Только кастрюлю с вином на огонь поставил — в дверь постучали.

— Добро пожаловать, гости дорогие!

— Ух ты... Классно у тебя тут.

— Да не у меня, — помогает Маше снять куртку. — Я тут так... на птичьих правах. Временно.

— Все равно здорово. Где глинтвейн?

— В процессе. Кто мне поможет фрукты покромсать?

— Маша! — Илья и Макс хором.

Маша не возражает.

Они химичат в кухонной зоне, ваяя глинтвейн по фирменному рецепту Алькиного отца, пока Макс и Илья терзают телевизор на предмет чего-то интересного.

Случайные касания рук, мимолетные взгляды. Машина одежда позволяет удостовериться в том, что не только лицом красна гарная камчатская дивчина. Все при ней — и спереди, и сзади. Коса расплетена, и водопад золотистых волос покрывает всю спину, почти касаясь крутого изгиба ниже спины. Хороша, ничего не скажешь.

Красноречивые взгляды из-под полуопущенных ресниц. Она чувствует его восхищение, да знает наверняка, как на нее реагируют мужчины. И ее ответные взгляды говорят о том, что для нее он тоже интересен. Появляется невидимая нить. И держит их на протяжении всего вечера. Пока они варят глинтвейн. Когда просматривают на ноутбуке отснятый фото— и видеоматериал с олигархами в главной роли — это тоже входит в их работу. Когда смотрят какую-то французскую комедию, пытаясь уловить смысл, не зная толком языка. Впрочем, им все равно весело.

Один раз перехватывает ее прямой взгляд. Она понимает. Он понимает. Что может случиться. А почему бы и нет, собственно? Маша как раз такая, какие ему всегда нравились. Такое тело... упругое, изгибистое, есть за что подержаться. И легко с ней, все понимает, смешливая. А как катить может... Ох, Маша, Маша...

— Темыч, у тебя зарядник для аккумулятора на "пальчики" есть? А то я сегодня провод перебить умудрился на своем. На одну ночь дай, а?

— Да, Макс, конечно. Сейчас принесу.

— Давай, спасибо. Да и пойдем мы, поздно уже. Эти деятели вроде просохли частично. Завтра авось хоть кто-то катать запросится. Я позвоню, если что.

Он поднимается на второй этаж, в спальню, зарядник у него там. Выдвигает ящик комода, а взгляд падает на фотографию, стоящую на комоде. Арлетт с отцом. Совсем молоденькая, еще студентка, смешная. Такая же тонкая, звонкая, как и сейчас, только волосы длинные. С отцом они очень похожи, просто одно лицо. Тот же резко очерченный нос, узкие губы и пронзительные зеленые глаза.

На время забыв, зачем поднялся сюда, он садится на кровать. Любимый Алькин комплект постельного белья. Кладет зарядник рядом, прячет лицо в ладони, тяжелый выдох в них же. Только вот от собственных мыслей так же легко не спрячешься.

Литвин, в какой момент времени ты стал таким подонком? Ты понимаешь, что собираешься сделать? Собираешься изменить одной женщине с другой.

Слово "измена" до сего момента отсутствовало в его лексиконе. В виду полной ненадобности. Ну а как это назвать иначе, господин психолог? Ведь собирается трахнуть одну женщину в доме, принадлежащем другой? На ее постели, там, где они с Арлетт любили друг друга. Можно, конечно, и на диване в гостиной. Хотя нет, там они тоже... И на ковре перед камином. И на кухонном столе, если уж вспоминать все. После чего у него была несколько дней стойкая нездорово-ржачная реакция на свист закипающего чайника. Черт, да о чем это он?!

В этом доме все принадлежит Арлетт. А он собирается... Всерьез собирается... Накатывает острое желание напиться. Не глинтвейна, а чего-нибудь покрепче. Достает из кармана телефон, и с зарядником в одной руке, и телефоном в другой спускается вниз.

— Ребят, извините. Не то, чтобы я вас выгоняю... Но мне тут позвонили... Нарисовалось срочное дело.

— На ночь глядя? — усмехается Макс. — Да ладно, мы все равно уходим. На завтра все в силе?

— Да.

Литвинский никогда не прячется от проблем. Прямой откровенный взгляд Маше в глаза. Ее губы кривит презрительная усмешка. Она все поняла.

____________

Пока брел под снегопадом по улочкам Тиня, желание напиться пропало. И вдруг захотелось позвонить Альке. Зашел в кафе, долго обсуждал с симпатичной официанткой свой заказ, повеселил ее изрядно, выбрав в наказание себе самое длинное и заковыристое название в меню, которое и выговорить-то смог с пятой попытки, и то — с помощью Ивет, как гласил бейдж на ее объемной груди. Вот, правильно, Литвин, смотреть можно, улыбаться можно. Все остальное — ни-ни, если не хочешь больше себя чувствовать кучей дерьма.

И, в ожидании заказа, поднес к уху телефон.

— Аль, привет.

— Тима?! Привет. Что-то случилось?

Голос хриплый, спросонья. Разбудил. Отчего-то угрызений совести — ноль.

— Ничего не случилось. Просто захотел услышать твой голос.

— Арти? Точно все в порядке?

Откидывает голову назад, прижимаясь затылком к стене, обшитой деревянными панелями, закрывает глаза.

— Точно. Захотел услышать, позвонил. Нельзя?

— Можно, — голос растерянный. Потом интонация меняется. Теплеет. — Я приеду послезавтра, утром. Как договаривались. На несколько дней. Будешь ждать меня?

— Куда я денусь. Конечно.

Ему приносят заказ. То самое заковыристое оказалось вполне нормальным на вид десертом, возможно даже — съедобным. Сейчас проверим. Улыбается официантке, отпивает кофе. Ему полегчало.

________

— Темыч?

— Угу...

— Еще дрыхнешь?

— Нет, уже встал.

Врет, на самом деле. Телефонный звонок Макса его разбудил. Но, если нужно, он будет готов в полчаса.

— Что, просохли наши красавчики?

— Очень частично. Только девки, да и то не все. Но одна особо активная рвется в бой.

— Маша ей в помощь.

— Она не хочет Машу. Она хочет тебя, раз уж ты свободен. Артем, ну ты ж справишься с ней... Покатай девушку, тебе ведь не сложно? Ты ж понимаешь, клиент всегда прав.

— Понимаю, — зевает. — Полчаса у меня есть?

— Думаю, у тебя есть час, — ржет Макс. — Как только я скажу Ленке, что ты согласен... Думаю, ей понадобится время, чтобы подготовиться к встрече с гидом своей мечты.

— Смешно тебе, — вяло огрызается Литвинский. Голова спросонья нифига не работает. Надо в душ, и, желательно, холодный. Чтобы проснуться.

____________

Лена во всем новом, с иголочки. Ослепительно-белая курточка Lacroix со стразами и меховой опушкой на капюшоне, как же без этого? Обтягивающие брючки, тоже белые. Вообще, по мнению Литвинского, белую горнолыжную одежду покупают только самоубийцы — не видно ж человека на снежном склоне. Но, видимо, в данном конкретном случае, жажда красоты пересилила доводы разума. Конкретно пересилила. Накрашена Лена так, словно собралась в ночной клуб, а не на склон. Впрочем, до ее лица Литвину дела не было. Но она ж и кататься не умела, ну совершенно. Его слов и объяснений не слушала, пищала, верещала, цеплялась в него мертвой хваткой. Пару раз умудрилась уронить весящего раза в два больше ее Литвинского, хорошо хоть без последствий, не считая пары миллионов убитых нервных клеток гида. Давно он с такими не работал, ох, давно, отвык. Ну, совершенно безнадежный случай. Вот же удружил Макс...

— Артееееем... Я устала! Пойдем, выпьем глинтвейна?

— Хорошо, — он успел прийти к выводу, что с Леной лучше не спорить. Хочет в кафе — пойдем в кафе. Себе дешевле. Цели научиться кататься это передержанное в перекиси и солярии чудо явно не ставило, поэтому у Литвина один выход — улыбаться и ждать, когда Лене надоест. Он еще придумает, как отомстить Полякову. Безусловно, деньги не пахнут. Но не настолько же...

— Артем, ты давно катаешься?

— Что? — он отвлекся на созерцание пары дивно красивых Stockli Stormrider. Титаналовый "топшит", про-модель Доминика Перре, если он не ошибается, выпускалась только один год в таком дизайне. Редкая модель, красивая. — Извини, Лен. Повтори, пожалуйста.

Лена капризно надувает перламутрово-розовые губы. Потом все же передумывает обижаться.

— Куда ты так смотришь?

— Да вон лыжи стоят. Редкая модель.

Лена бросает равнодушный взгляд в сторону стойки с лыжами.

— Они дорогие?

— Ну... прилично стоят.

— Дороже моих? — ревниво интересуется девушка.

— Я точно не знаю, — дипломатично пытается уйти от ответа Литвин. Вот же детский сад!

Лена задумчиво помешивает соломинкой глинтвейн. Расчетливый взгляд на Артема. Литвинский отвечает ей предельно невинным взглядом.

— Артееееем... Пойдем в гостинцу.

Уфффф, наконец-то!

— Тебя проводить до гостиницы?

— Можно даже... до номера.

— До номера?

— Мой... Вова... уехал до вечера. В соседний городок, у него там встреча с кем-то... Дела, типа и все такое... Так что... мой номер в нашем распоряжении...

— В нашем?!

— В нашем, — она берет его за руку, дополняя жест взглядом коварной искусительницы, который, видимо, был долго и тщательно репетируем перед зеркалом. Как и облизывание губ. Литвина передергивает. Что ж за напасть-то такая?!

Резко убирает руку.