Повесть вторая. Tendjou suna no aoi oshiro

Город вокруг, до щемящего сердца похожий на средневековые кварталы Талина, шумел и жил обычной жизнью. Дилижанс, отправляющийся через десять минут в другой конец страны, терялся среди десятка таких же черных карет, различаясь лишь мастями запряженных в них лошадей. Люди прощались друг с другом или наоборот встречались после долгой разлуки прямо посреди большой площади, выполняющей функцию вокзала. От гама заложило уши, а нос — от всевозможных запахов канализации, отходов, свежей выпечки, цветов и пыли.

Мы стояли рядом с мутным фонтаном в центре площади и молчали, не зная, как попрощаться. Вроде все давно решили, согласились и приняли как данность, но слов, бодрых и оптимистичных, не находилось. Хотелось о многом сказать и о многом помолчать. И я, и Тристан понимали, что пара "слуга-господин" в нашем случае была неправильной. Ему нужно было повзрослеть и отучиться не думать об окружающих, мне — найти место в этом мире, раз уж я решила здесь жить.

В моем кошельке звенела немалая сумма, благоразумно мною принятая от него, а в сумке заботливо спрятанные лежали документы на имя Хилари Канамэ, сироты из разорившейся дворянской семьи. Сначала я была против мнимого дворянства, но, поразмыслив, согласилась с этим решением, ведь, как ни крути, в этой жизни родословная играла очень большую роль в благополучии местных жителей.

Но вот визгливо зазвенел отправной колокольчик, призывая уезжающих поторопиться с прощаниями, и я поняла, что последние слова надо все-таки сказать, пока дилижанс не покатит по разбитой мостовой Артхолла.

— Ну что же, пора прощаться, — попыталась я улыбнуться как можно бодрее и веселее. — Я обязательно напишу тебе, как устроюсь, и буду ждать ответов. А там, может, и в гости приедешь...

— А ты уже решила, где остановишься? — подхватил игру Тристан.

— Скорее всего, на восточной границе, рядом с Оширом.

— Далековато, — прикинул он.

— Зато так интереснее... — и вновь воцарилось неловкое молчание.

— Эй, мы же все равно останемся друзьями! — попыталась ободрить его я.

— Ты еще считаешь меня другом после всего происшедшего?

— Я могла бы спросить тебя о том же, ведь творимые мной поступки далеко не всегда могли быть оценены как "хорошие".

— И мы ведь еще встретимся? — все-таки улыбнулся Тристан.

— Ты чем меня слушал?! — шутливо возмутилась я. — Обязательно встретимся!

Прозвенел второй звонок, и я, легко пожав ему руку, подхватила саквояж с вещами и побежала к дилижансу. Удачно заняв место у окна, я смотрела на мелькающие дома, на людей, а потом, когда город остался позади, и на пейзажи: только-только засеянные поля, весело зеленеющие рощи, реки, опоясанные кривыми мостиками и монументально-грозными мостами. Иногда виднелись вдалеке усадьбы и замки, а деревни сначала попадались каждые три-четыре часа. Но с каждым проходящим днем, деревней было все меньше и меньше, а потом мы проезжали новый город, и вновь за окном бурлила жизнь.

И весь двухнедельный путь от Артхолла до Лилля, самого восточного города Аре, славящегося добычей необычайно чистых изумрудов и всегда щедрыми урожаями, я не переставая напевала себе под нос, не задумываясь вплетая магию фей в собственный голос:

— GARASUdama hitotsu otosareta

oikakete mou hitotsu okkochita

hitotsu bun no hidamari ni hitotsu dake nokotteru

shinzou ga hajimatta toki

iya demo hito ha basho wo toru

ubawaranai you ni mamoritsuzuketeru

yogosazu ni tamottekita te demo yogorete mieta

kioku wo utagau mae ni kioku ni utagawareteru

kanarazu bokura wa deau darou

onaji kodou no oto wo mejirushi ni shite

koko ni iru yo, itsu datte yonderu kara

kutabireta riyuu ga kasanatte yureru toki

umareta imi wo shiru

kagami nanda bokura tagai ni

sorezore no KARUMA wo utsusu tame no

yogoreta te to te de sawariatte

katachi ga wakaru

koko ni iru yo, tashika ni sawareru yo

hitori bun no hidamari ni bokura wa iru

wasurenaide, itsu datte yonderu kara

onaji GARASUdama no uchigawa no hou kara

sou sa kanarazu bokura ha deau darou

shizumeta riyuu ni juujika wo tateru toki

yakusoku ha hatasareru

bokura wa hitotsu ni naru... (Bump of chicken "Karma")

(Стеклянную жемчужину я наземь уронил,

Поскольку невозможное в сознанье схоронил.

В минутных солнечных лучах осталась лишь одна.

Когда сердца начинают биться,

Люди обретают веру в цель свою,

И защищают стойко ее от клеветы в бою.

Ты думал, что твоя душа чиста,

Но кровь забрызгала уста,

И память, волю превзойдя,

В ответ на ложь, предаст тебя.

Непременно, мы встретимся,

Следуя на звук биенья своих пылающих сердец.

Я здесь, и всегда смогу позвать тебя,

Когда мою решимость заглушает голос разума.

Истину я в смысле жить найду...

Лик судьбоносный я вижу в зеркале том,

Что отражает падших жизней искушенья.

Лик наших рук, омытых в крови избранных путей,

Явный образ обретет.

Я здесь, и мы наверняка соприкоснемся,

В минутных солнечных лучах мы встретимся с тобой.

Не забывай, я всегда смогу позвать тебя,

Из тех глубин жемчужины, где судьбы решены за нас.

Я уверен, мы встретимся,

И возведем кресты, сжигая доводов своих мосты.

Я обещаю, что слово свое сдержу...

Цепи судьбы для нас поражу...)

Я в который раз начинала новую страницу в жизни, переворачивая старую. Сейчас, как я надеялась, не будет ни бессмысленных драк, ни еще более бессмысленных заговоров, и даже магия на время станет лишь развлечением да помощником в бытовых проблемах... Даже не представляю, каким окажется мое будущее, но... будет интересно, я уверена!

— Kanarazu bokura wa deau darou... (Непременно, мы встретимся... — яп.)

История четвертая.

Синее синего

Орел — птица гордая, пока не пнешь, не полетит.

Глава первая. Life is like a boat

(Жизнь, похожая на плавание в лодке — англ.)

— Nobody knows why I really am

I never felt this empty before

And if I ever need someone to come along

Who's gonna comfort me, and keep me strong?

We are all rowing the boat of fate

The waves keep on coming and we can't escape

But if we ever get lost on our way

The waves would guide you through another day... — напевала я себе под нос, мстительно моя деревянный пол старой стряпкой, которая охотнее размазывала грязь, нежели смывала ее. Получалось плохо: что петь, что мыть. Оттерев очередное пятно, я устало бросила тряпку в деревянный таз и села прямо на только что вымытый пол. Вокруг громоздилась кое-как сдвинутая мебель, полуразвалившаяся и почти новая, вместе со сваленными на ней вещами: различной мелочевкой, книгами, картинами в непрезентабельных тряпках, старыми игрушками и рулонами тканей. Три прошлых дня я старательно разбирала весь этот хлам, в кой-то веки взявшись за уборку на чердаке, в итоге изрядно наглоталась пыли, а количество вещей в низкой комнате под самым потолком уменьшилось втрое.

На дворе начиналась осень, ранней позолотой расцвечивая мир. В пограничном городе Лилль, разделенном на две части рекой и традициями, готовились к празднику сбора урожая. Золотились поля, солидно волнуясь под порывами похолодевшего ветра, тревожно кричали и пели птицы, чувствуя приближающееся время улетать на юг, шумела река, неся похолодевшие воды мимо индевеющих по утрам берегов. Жизнь текла своим чередом, принося спокойствие и не нарушая умиротворения в душе, озябшей от проблем внешнего мира.

— dooku de iki o shiteru toomei ni natta mitai

kudayami ni omoe dakedo mekaku shisarete tadake

inori o sasagete atarashii hi o matsu

asayaka ni hikaru umi sono hate made... (Rie Fu "Life is like a boat")

(Не известно никому, какая я на самом деле.

Ярко сверкающий у самого края моря того.)

Закончив с уборкой, я со счастливым вздохом отправилась на кухню предаваться любимому делу: готовить для себя бесценной. За последние несколько месяцев я научилась получать непередаваемое удовольствие от обычных домашних хлопот. Все-таки, когда живешь одна больше года в большом доме, даже незаметные ранее мелочи обретают некий новый, неведомый ранее, смысл.

Более года назад я переехала в этот пограничный город. Сначала было немного трудновато и, самое главное, очень непривычно быть одной. Но время шло, дни сменялись неделями, и чувство одиночества постепенно превратилось в некое созерцательное умиротворение. Да и я вряд ли скажу правду, если начну утверждать, что была совсем одна. У меня есть друзья и знакомые в городе, работодатель, коллеги... Просто оазис спокойствия и так желаемого мною единения с природой.

Год назад, в самом начале лета, я приехала в Лилль, полная надежд на светлое будущее и вообще хэппи-енд в жизни. И, можно сказать, мне повезло. Сначала быстро нашлось подходящее жилье: старый дом на самой окраине, где мало жителей, но зато все друг друга знают, и нет необходимости опасаться за свое здоровье, гуляя поздно вечером. Дом был ветхим и заброшенным, так как его хозяева умерли несколько лет назад, не оставив наследников. Здание перешло местным властям, и те сдавали его путешественникам. Так я и познакомилась с бывшей гостиницей "Лунная лилия". Моих денег хватило на покупку дома (отданного с почти 50%-й скидкой), и даже еще немного осталось.

Поток воспоминаний прервал настойчиво бьющийся в ноздри запах готовой картошки с грибами, и желудок на время возымел власть над головой...

По небу, по-осеннему прохладному и голубому, размеренно плыли облака, похожие на большие и мягкие кучи ваты, и мои глаза в который раз начинали болеть, стоило мне снова начать теряться в голубизне неба. Маленький садик, контрастно выдержанный в темно-зеленых, синих и желтых тонах зелени и цветов, радовал меня яркостью цветов, вошедших в самую пору цветения, а незабываемо приятный запах хвои витал в воздухе даже зимой.

В пятый раз за день застыв в приступе любования трудами рук своих, я едва не пропустила тревожно застучавший "напоминальник", приспособленный мною из солнечных часов. Стряхнув с себя одеяло созерцательности, я поспешила собраться в город. Пора было отнести в типографию труд долгих дней.

Завернув большую (размером почти как формат А-3), толстую и очень тяжелую рукопись, поспешила в город. Легкие сандалии, единственные, которые не были отданы в ремонт, из-за тонкой подошвы заставляли меня чувствовать все камушки на дороге, отчего я морщилась и пугала прохожих зверскими гримасами.

— Добрый день, Ямамото-сан!

— Добрый день, Юки-кун! Как твои успехи в учебе? Все еще хочешь играть на скрипке или уже оставил эту затею?

— Ну уж нет, Канамэ-сан, не дождетесь! Или это не вы советовали мне "махнуть рукой на все традиции"?

— Кана-тян, посмотри, какое платье я сшила для своей любимой куклы! Правда, красивое? Мне мама дала остатки ткани от ее нового кимоно!

— Добрый день, Хилари-сан. Как ваша работа?

— Добрый день, Вада-сан. Как раз несу в типографию.

— Канамэ-тян, а ты придешь на мой день рождения? Ты обещала мне спеть про фей!

— Конечно, Юмико-тян. Я же обещала.

Не знаю, как в общем, но здесь, на окраине города, в маленьком квартале в стороне от главных улиц и туристических достопримечательностей, люди приветливы и радостны. С ними легко дружить, приятно разговаривать. Они помогут, если ты нуждаешься в совете, приютят, если у тебя нет жилья, накормят, если нет денег или еды. Конечно, никто не позволит тебе сесть на шею, но и выгонять трухлявой метлой тоже не станут. Хороший город, теплый.

Типография находилась в самом центре "старого города" — настоящего музея под открытым небом, по которому можно было изучать не только историю этого города, но и все перипетии взаимоотношений Аре с Оширом. На главных улицах соседствовали различные архитектурные стили Аре: английская готика, классицизм, барокко, античность, северно-норвежские постройки. А рядом возвышались на несколько этажей величественные оширские пагоды, гостиницы, рестораны, административные здания или просто обнесенные забором дома... Как наверное уже стало понятно, Ошир во многом напоминал мне Японию, причем причудливо перемешавшую в себе традиции и порядки времен реставрации Мэйдзи и эры Токугава.

Трехэтажная типография дымила словно общественные купальни, разве что дым был не белый, а черный. Люди, оширцы и арцы вперемешку, одинаково испачканные чернилами и сажей, с одинаково взбудораженными лицами с громкими криками чрезвычайной важности носились взад-вперед по комнатам и лестницам, создавая непередаваемое ощущение первозданного хаоса. В общем, как обычно жизнь кипела как масло в осадном котле.

— А, Канамэ-сан! — неподдельно обрадовался мне стоящий за приемным столиком хозяин этого сумасшедшего дома.

— А где Хикару-кун? — удивилась я.

— Он сегодня заболел: подвернул ногу, когда вчера с работы возвращался. Признаться, я его и задержал допоздна, вот и поддался на его уговоры о больничном, — махнув мне рукой, шеф направился в свою каморку, гордо называемую кабинетом (по моей необдуманной подсказке), даже не оглядываясь меня, на осторожно пробирающуюся сквозь давно ставшие привычными завалы всякой всячины. — Лучше скажи мне, что ты закончила наконец переписывать "Гордость и предубеждение"!

— Закончила, закончила, — обрадовала я шефа, с любопытством косясь на свежую еженедельную газету, которая солидными стопками загромоздила и без того тесный кабинет хозяина самой крупной и преуспевающей типографии Лилля.

— О, прекрасно, просто замечательно! — он поскорее забрал к себе поближе заботливо мною переписанный текст известного и редкого в этом мире романа Джейн Остен. — Тогда я тебе сразу другую книгу на переписку дам: вот, гляди — редчайшее произведение, "Волки на улицах Артхолла". Ценнейшее историческое произведение, мемуары переселенца из другого мира, попавшего сюда в самое начало гражданской войны в Аре более полутора века назад!