Во имя Долга

Далеко я, впрочем, уйти не успел. Буквально через пару шагов за моей спиной прозвучал спокойный голос отца.

— Семён, постой, что за детский сад? — у меня не было совершенно никакого желания стоять, разговаривать и что-то объяснять, но я всё-таки послушался и обернулся. — Ты куда ребёнка потащил?

— Топить, — мрачно буркнул я. — Слушай, я всё понимаю, без меня вы уже поржали, теперь очень хочется полюбоваться на мою физиономию, но сегодня я по печальному стечению обстоятельств не настроен работать шутом.

— Только не говори мне, что ты обиделся, — он насмешливо вскинул брови, а я скривился.

— Я бы на вашем месте тоже долго смеялся, а сейчас вот, — удивительно, правда? — почему-то совсем не тянет, — я изобразил усмешку. Получилось, кажется, кривовато.

— Понимаю, — хмыкнул Зуев-старший. — А всё-таки, что ты планируешь делать с этим ребёнком? Хотя бы в общих чертах, — уточнил он. Поскольку и тон, и выражение лица на этот раз были совершенно серьёзными, я, поморщившись, ответил.

— Воспитывать, что с ним ещё делать можно?

— Ты по-прежнему уверен, что эта девочка для тебя ничего не значит? — резко сменив тему, отец вопросительно вскинул брови.

— А ты точно уверен, что это твоё дело? — огрызнулся я.

— Есть немного, — невозмутимо улыбнулся он, развернул меня за плечо, слегка подтолкнул, и мы вместе двинулись на выход. — Я, видишь ли, к старости стал ужасно сентиментален, и желаю устроить личное счастье всех своих непутёвых детей. А если включить элементарную логику, получается, что из вас двоих вышла бы неплохая пара.

— Включить логику — это ты на иллурский Зов намекаешь? — уточнил я. А когда он согласно кивнул, со злорадством возразил. — Если включить логику, выключив неуместную романтику и прекратив выдавать желаемое за действительное, вот он, прямой результат этого несчастного Зова, — я кивнул на собственную ношу. — Генетическая совместимость и вероятность получения здорового потомства — это немного не то же самое, что любовь до гроба и обещание счастливой жизни душа в душу, согласись.

— С тобой тяжело спорить, — тихо засмеялся он.

— Меня тяжело подловить и бесполезно хитрить, — поморщился я. — Это, опять же, разные вещи.

— Ладно, всё, я тебя понял, — отмахнулся отец. — Скажи мне, отец-героиня, чадо-то как называть будешь?

— Сюрприз, — усмехнулся я. — И попробуй придумать что-нибудь более подходящее! А если серьёзно, понятия не имею, и этот вопрос меня сейчас волнует меньше всего. Понять бы, что со службой теперь делать!

— Ну, как минимум на два года тебе полагается декретный отпуск, — рассмеялся он. — А там что-нибудь решится.

— И что ты мне предлагаешь делать эти два года? — уточнил я с содроганием. — Готовить и вести хозяйство?

— Да ладно, не дёргайся, — благодушно отмахнулся он. — Не бросим же мы тебя в такой ситуации. Мать будет рада, опять же с Володькой вы умудрились очень синхронно размножиться.

— Я тронут, — язвительно проворчал я.

И вдруг понял, что больше всего сейчас скучаю о той одиночке без права посещений. Причём даже не из-за ребёнка и всей этой ситуации в целом, а, как ни странно, из-за отца. Терпеть не могу, когда ко мне пытаются лезть в душу, воспитывать и, особенно, помогать. Отец, конечно, человек умный, и по профессиональным вопросам с ним консультироваться сам Бог велел, но личная жизнь — она на то и личная.

А вот, кстати, странно; прежде он действительно не вмешивался, и даже вопросов не задавал. Так что изменилось теперь?

— Скажи мне, только честно, — решил я не гадать, а спросить в лоб. — Какого чёрта ты вдруг так настойчиво начал пытаться свести меня с этой зверушкой?

— Честно? — задумчиво переспросил он, искоса бросив на меня взгляд. — Потому что это первая женщина, из-за которой ты начал совершать глупости. Более того, потому что это — первая глупость, совершённая тобой с начала службы. Согласись, при таких вводных довольно трудно поверить в отсутствие каких-то личных мотивов и личной заинтересованности.

— Личные мотивы, — протянул я. — Вот как ты думаешь, я похож на конченного неблагодарного ублюдка? Только честно.

— Не особо, — хмыкнул он с некоторой растерянностью.

— Эта девочка, будучи ничем мне не обязанной и, более того, довольно сильно на меня обиженной, спасла мне жизнь. При разнице в весе почти в два раза она доволокла меня через разваливающийся корабль до спасательной капсулы, а после этого самоотверженно зализывала мне раны, просто чтобы не было воспаления. Да ещё именно благодаря её присутствию иллурцы не выпотрошили меня как тушку кролика. Ты действительно думаешь, что после этого я должен был спокойно передать её в руки твоих архаровцев?

— Это именно то, о чём я говорю, — с ироничной улыбкой кивнул он. — Ты мог бы сообразить, что уж со мной-то точно можно договориться о таком пустяке, да и в принципе никто её есть и препарировать не собирался. Спокойно поговорили бы, да без нервов отправили домой. Но тебя за каким-то хреном понесло изображать благородного героя, угонять корабли и ложиться костьми на пути грозных преследователей, срывая давно обговоренные и согласованные планы дальнейшего взаимодействия с Танаей. Вот я и думаю, то ли Айдар тебе что-то в мозгах повредил, то ли Зов, то ли с девицей всё не так просто. Первое исключили медики, а третье значительно вероятней второго.

— То есть, получается, я всё-таки идиот, — через пару секунд молчания признал я.

— Слишком радикальный диагноз, — насмешливо возразил отец. — Все ошибаются и совершают глупости; это нормально, если не становится системой.

— Понять бы ещё причины подобных свершений, — поморщившись, я махнул свободной рукой. — Не косись на меня так ехидно; я согласен, влюблённость вписывается в картину идеально. И я бы даже не слишком возражал против такого варианта, — со всеми случается, — если бы не одно "но". Не чувствую я к этой девочке ничего, кроме некоторой ответственности и благодарности! И если я вдруг выясню, что до дома она так и не долетела, я ей посочувствую, но не более того. Да, это противоречит моему же собственному поведению, и, чёрт побери, подобный расклад мне категорически не нравится!

— Забавно, — с лёгкой растерянностью в голосе хмыкнул отец. — Надо подумать.

— Ты просто читаешь мои мысли! — язвительно протянул я. — Чем-то подобным я и пытался заняться, когда один из легендарнейших боевых офицеров современности вдруг начал отчаянно и самоотверженно меня утешать.

— Ещё скажи, что я не дал тебе полезной информации и пищи к размышлению, — не поддался генерал.

— Честно? Ты мне геморроя добавил. До сих пор мне надо было решить только, что делать с ребёнком, а теперь ещё у меня самого обнаружилось раздвоение личности, — насмешливо ответил я. Про то, что определённые странности собственного поведения я и сам уже заметил, говорить не стал. А смысл? Мне не высказаться надо было, а спокойно подумать!

Возможности это сделать, правда, пришлось ждать довольно долго. За разговором мы успели добраться до гравилёта, на котором сюда прилетел я, погрузиться в него и взлететь. А потом ребёнок решил, что он выспался, хорошего понемногу, и теперь можно задать взрослым жару.

— Ах ты, зараза мелкая, — ласково проговорил я, аккуратно извлекая крошечное, но удивительно громкое существо из люльки. М-да. То ли ребёнок слишком маленький, то ли с последней моей встречи с детьми подобного возраста я сам несколько подрос; в руки младенца я брал с некоторой опаской. — Ах ты, скотина голосистая, и часто ты вот такие концерты планируешь? — продолжил я всё тем же мурлычуще-сюсюкающим тоном, неловко покачивая ребёнка на руке и прикидывая, что ему может быть нужно, коль он так разоряется. Вариантов было всего два; вспомнить бы, как нужно действовать в той или иной ситуации. — А если твой дедушка сейчас выскажется, я ему в морду дам, и мы разобьёмся, — продолжил вещать я, не глядя в сторону булькающего от смеха генерала.

В принципе, бить его было не обязательно, мы и так имели все шансы при необходимости перехода на ручное управление очень близко и с разгона встретиться с землёй. Похоже, я имел счастье наблюдать уникальное в своём роде событие: Дмитрий Иванович Зуев в истерике биться изволят-с.

Нет, по-хорошему, я вполне понимал его веселье. Даже разделил бы его, окажись героем этой трагикомедии кто-нибудь другой. Но, повторюсь, мне было решительно не до смеха.

Дальше, правда, стало ещё веселее, и я понял, что пора окончательно смириться с ролью комического персонажа и начать получать от неё удовольствие. Потому что сразу после представления внука мама побледнела, пошла пятнами и предприняла попытку брыкнуться в обморок. При виде такой реакции даже малец примолк; хотя, может быть, ему просто надоело изображать сирену.

Впрочем, тревожный инцидент имел положительные последствия. Во-первых, ничего объективно ужасного не случилось, а, во-вторых, и это главное, к отцу вернулась его обыкновенная ироничная рассудительность.

— А теперь, Лесь, может быть, ты всё-таки объяснишь, что это было? — насмешливо поинтересовался отец у возлежащей частью на диване, частью — у него на коленях мамы. Я сидел в кресле напротив и на всякий случай продолжал покачивать ребёнка на локте; а то вдруг, если что-нибудь в окружающем мире опять переменится, он вспомнит, чем занимался последние минут двадцать?

— Извини, — очень смущённо хмыкнула она, осторожно садясь. — Я тут просто книжку только-только прочитала, и там в главной роли выступает одинокий мужчина с двумя детьми.

— Это настолько ужасно? — озадачился я.

— Нет, просто книжка уж очень страшная была, и про маленького ребёнка там тоже... всякие ужасы были, — она виновато вздохнула.

— А, так вот почему ты всю ночь пыталась уйти в грунт, закопавшись в кровать и заодно под меня? — фыркнув от смеха, уточнил отец. — Это кое-что объясняет. Вечером выдашь мне эту книгу; даже интересно, что там такое написано, если ты при виде ребёнка в обморок падаешь. На Алиску ты сегодня также реагировала?

— Не утрируй, — проворчала она, всё-таки поднимаясь с дивана и подходя ко мне. — Алиска своя, знакомая, а тут вдруг такое внезапное явление, точь-в-точь как в книге! — мама передёрнула плечами и аккуратно присела на широкий подлокотник рядом со мной. — Ладно, рассказывай давай, горе моё. Что это за ребёнок, куда делась его непутёвая мамаша и... дай сюда, он, по-моему, голодный.

— Ты это на взгляд определила? — с иронией уточнил я, передавая мелкого в опытные надёжные руки.

— Ага. На вас двоих один раз взглянуть достаточно, чтобы понять: заморите человека голодом, и не заметите, — отмахнулась она. — Да, мой сладкий? Бестолковый тебе папочка достался, но ты привыкай, они все такие, — воркуя с ребёнком, мама невозмутимо удалилась в кухню, откуда через пару минут появилась с ним же и с бутылочкой в руках. — А мамочка у нас, видать, тёмненькая, и хоро-ошенькая, краси-ивая такая, да?

— Про тёмненькую, положим, ты догадалась по масти ребёнка, — медленно кивнул отец. — А всё остальное?

— Что я, сына своего не знаю, что ли?! — проворчала она. — Ему же роковых красоток подавай; какой внутренний мир, какой характер? Ноги от ушей и грудь третьего размера, и весь характер! А учитывая, что мамочки я тут не наблюдаю, а наблюдаю маленького кукушонка, портрет вполне ясен.

— Тут немного другой случай, — поморщился я от приведённого описания. Во-первых, с подобной выжимкой собственных вкусов я был категорически не согласен, а, во-вторых, почему-то было весьма неприятно слышать подобную характеристику в адрес зверушки. Чёрт, правда что ли я так избирательно влюбился? — Рури не могла забрать с собой ребёнка из соображений его безопасности.

— Ты соблазнил какую-то вражескую шпионку? — мама вскинула на меня растерянный взгляд. Отец насмешливо подмигнул, но промолчал, а я отмахнулся, внутренне поразившись её интуиции.

— Ты книжек поменьше читай.

— Ладно, а всё-таки? — строго посмотрела на меня родительница. — Она хотя бы жива? И какая она?

— Жива. А насчёт "какая" — не скажу, мы не успели толком познакомиться, — рассмеялся я.

Соврал, конечно, но мне совершенно не было за это стыдно. Не нужно быть гениальным психологом, чтобы понять: Рури бы маме понравилась. И если я начну перечислять вскрывшиеся качества зверушки, матушка не упустит случая высказаться на тему "и ты такую девушку проворонил!". И будет высказываться очень долго и очень регулярно. Оно мне надо? Если отца я ещё мог прямым текстом послать с его наставлениями, и он на такое реагировал спокойно, то грубить матери совесть всё-таки не позволяла.

В общем, пусть лучше ворчит, какой я безалаберный, безответственный и бестолковый. Это я и без неё знаю, и эта пластинка ей быстро надоест.

— Тьфу! Семён, ты... Ох, ну как можно быть таким чурбаном, а? Вот в кого ты такой уродился только?!

— В уродителя, — не мог не ответить я. — Вон он, на диване сидит и ухмыляется.

Мама бросила взгляд на отца, потом посмотрела на меня, потом обратно... и тяжело-тяжело вздохнула.

— Да, что это я, в самом деле, — она махнула рукой и предпочла сменить тему. — Как вы хоть мальчишку назвали?

— Ярослав, — сообщил я.

— Ярослав Семёнович. Ярик. Ярушка, — тут же заворковала мама. — А что, мне нравится, неплохо звучит!

Ни одного важного вопроса по дороге решить не удалось, но зато как-то само собой нашлось имя. Для сына.

С ума сойти, у меня теперь есть сын. Скажи кому — не поверят! Да самому пока не верится, что уж там. Пожалуй, к этой мысли и этому состоянию я буду привыкать очень долго. Зато теперь я, кажется, знаю, почему беременность длится так долго. Совсем даже не для формирования ребёнка, а чтобы родители успели морально подготовиться к его появлению.

На полное освоение нового "устройства", появившегося в моей жизни, ушло недели полторы. Воспринимать такого крошечного ребёнка, который умел только пищать, есть, спать и наполнять резервуар подгузника, как человека и будущую личность категорически не получалось. Но стоило переключиться на привычные категории, и "инструкция по эксплуатации" мигом утряслась в моей голове.

Более того, к концу второй недели я обнаружил в себе потрясающие организаторские способности и умение ладить с детьми. Точнее, не совсем ладить, а, скорее, лёгкость достижения послушания. Даже странно; Ромка отца так не слушался, как меня.

А ещё через неделю уже вовсе наловчился воспринимать возню с мелким в фоновом режиме, не отвлекаясь от основных размышлений или действий. Мама всё это время наблюдала за мной круглыми от удивления глазами, но никак не комментировала моё поведение. Только один раз, печально покачав головой, резюмировала, что, похоже, от меня надо было просить не внуков, а невестку, потому что теперь она окончательно разуверилась в возможности меня женить. Дескать, зачем мне жена, если я и без неё со всем справляюсь?

Вызов по болталке застиг меня на кухне за процессом кормления. Причём не только Ярика, но и младшего брата. Алиса, — Вовкина дочь и, соответственно, моя племянница, — безмятежно дрыхла в люльке. А всё почему? Потому маме с Ичи срочно, ну-вот-прямо-сейчас, понадобилось что-то купить, а я же "всё равно так легко со всем этим управляюсь, что ничего не стоит уследить за всеми тремя". Нашли, тоже мне, дежурную няню. Вот уволят меня из ФРУ, и можно идти воспитателем в детский сад.