| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Понимаете, атаман, Мустафа — совсем плохой. Глупый... не есть здоров... не умей править. Если он опять султан — нам там всем плохо быть. Моим детям, племянникам... убить, грабить могут. Страшно за... потом... — на жутком русско-украинском суржике с сильнейшим греческим акцентом рассказал о причине тревог грек. Видимо, он регулярно общался то с донцами, то с запорожцами и нахватался слов и от тех и от других.
— Так переезжайте жить сюда, к нам, мы вас от осман защитим.
— О! Мы ехать сюда с радость, но боимся татар. Рядом с ними страшно есть жить. Вы, казак, очень смелый.
— А если татар не будет, приедете?
— ...Ааа... как не будет?
— Да так, попросим их, они и уйдут. Совсем. Тогда будете переселяться?
Предположение, что татары с их неисчислимыми ордами грозных лучников могут вот взять и уйти, вызвало у попаданцева собеседника крайнее удивление. И нельзя сказать, что большое доверие.
— Когда уйдут, тогда, конечно, переедем.
"Вот так и в Европе с нашими агитаторами будет. Там, конечно, жопа натуральная, но перелазить, да с немалыми трудностями, в другою, не факт, что менее вонючую, желающих точно будут не толпы. Прежде всего, хотим мы или не хотим, надо решать татарский вопрос. Причём решать кардинально, благо теперь у нас для них не только кнут, но и пряник есть. Стоило бы поспешить, да как это объяснишь атаманам?"
Большой атаманский совет, в котором были представлены сразу три казачьих войска, шёл уже не первый день. От донцов, запорожцев и гребенцов здесь присутствовали все авторитетнейшие личности. Некоторых из них попаданец предпочёл бы видеть на виселице, знал об их будущем предательстве, но здесь-то они не успели проштрафиться, приходилось терпеть. Аркадий успел сорвать голос, разругаться вдрызг с несколькими торопыгами, не желавшими даже выслушать его аргументы, но ничего поделать с настроем казаков на большой грабёж не мог.
Зимой было разработано несколько планов на весеннюю кампанию. В том числе план по разграблению Стамбула. По его осуществлению даже успели провести значительную часть предварительной подготовки. Вообще-то, столица Османов могла и подождать, никакие катаклизмы ей не грозили. А вот южные степи пригодны для боевых действий очень ограниченный срок. Следовательно, стоило, пока на юге турки, покровители людоловов, будут выяснять отношения между собой, разрешить здесь сразу две острейшие проблемы: татарскую и польскую. Тем более решить их было можно только во взаимосвязи, отдельно никак не получалось. Да и запас времени был очень мал. Но, услышав о возможности, кстати, весьма рискованной, пограбить Царьград, атаманы как с цепи сорвались.
Даже большая часть запорожцев, которых, помнится, в начале двадцать первого века выставляли великими патриотами Украины, практически единодушно выступила за рейд на Стамбул. Авантюру, способную обернуться и поражением, после которого все остальные планы спокойно можно было списывать в утиль. Все попытки Аркадия доказать им неразумность этой атаки сейчас натыкались на твердокаменную уверенность атаманов, что: — Усэ буде добрэ (Всё будет хорошо)!
И чихать хотели знаменитые народные защитники на страдания того самого народа. Их с непреодолимой силой манили сокровища столицы Осман. В личной беседе попаданец спросил Хмельницкого, также выступившего за налёт на Стамбул: — А ты почему за морской поход выступаешь? Неужели не понимаешь, что это рискованно и неразумно?
— Понимаю. Будь моя воля, мы бы уже давно к Перекопу шли. Но я знаю наших атаманов и полковников, — Зиновий покачал головой. — Ни за что они не откажутся от возможности султанскую столицу потрясти. Не надо было этот план разрабатывать. Не имелось бы его — никто против похода на Крым слова не сказал. У ногаев и поляков тоже есть чего пограбить. Наоборот, благодарны бы они тебе были. А сейчас... спорить бесполезно, смирись. Дай Бог, получится и на Босфор сходить, и другие твои задумки исполнить.
Между тем лёд с Дона только начал сходить. Полного освобождения реки от него никак не приходилось, янычары успели бы вернуться в Стамбул, тогда его штурм был бы чистейшей воды самоубийством. Пришлось всем на возах и арбах переезжать к побережью Азовского моря, куда перешли корабли, зимовавшие в Темрюке. Сказать, что казацкий флот находился в полном порядке, не решился бы и заядлый оптимист. Построенные в значительной части из недосушенной древесины галеры требовали куда более обстоятельного ремонта, чем успели сделать темрюкские и приехавшие к ним на помощь казаки. Но серьёзных течей не было, мачты, реи, вёсла наличествовали в полном комплекте, ещё и с запасцем, паруса не сгнили, а уж экипажи преисполнены такого энтузиазма, что хоть отбавляй.
Кстати, отбавлять-таки пришлось. На галеры и парусники все желающие не поместились, хоть забили их на уровне килек в консервной банке. Продовольствие для такой оравы брали из расчёта на поход в один конец. Посчитали, что или там добудут еду на возвращение, или она им уже не нужна будет. Большая часть стругов и чаек была заблокирована льдом на Днепре и Дону, что, пожалуй, было и к лучшему. Весеннее Чёрное море весьма сурово к таким судёнышкам, случись неожиданный шторм — беды их командам не избежать.
Недавно созданное бюро прогнозов дружно заверяло о стабильности погоды на ближайшие дни, однако за зиму оно уже успело несколько раз подмочить свою репутацию неверными предсказаниями, и доверия их прорицания у атаманов не вызывали. Немалому числу казаков пришлось остаться на берегу. Большей частью среди невезучих оказались новички и запоздавшие на общий сбор ветераны. Заметное увеличение обоих войск — гребенцам пришлось караулить калмыков и кумыков — позволило посадить на сотню судов около тридцати пяти тысяч человек. Половина — без существенного военного опыта. Серьёзная по меркам того времени армия, правда, вряд ли бы выдержавшая столкновение в поле с любой из трёх османских. Но в неожиданных налётах казакам не было равных, и они надеялись доказать эту истину ещё раз.
Обычный для Чёрного моря северо-восточный ветер, бодрящий, но не слишком мощный, не штормовой, помог казацкому флоту добраться до пролива быстро. Оставалось только молиться Богу, чтоб он не усилился в самый неподходящий момент и не перетопил корабли в смый последний момент. Услышал ли бог эти молитвы, или просто в его планах штормы на это время запланированы не были, но погода казаков не подвела.
* * *
Ждали, ждали, а как время пришло, выяснилось, что не готовы. Очень хорошо знакомая всем русским картина.
"Чёрт знает что! Опять всё по пословице: "Как на охоту собираться, так собак кормить", или... ну, в общем, типа того. Корабли не доремонтированы, людей на них переправлять затруднительно, вооружения, ружей и сабель, не хватает".
В общем-то, положение недостаточной готовности к войне норма почти для любой армии. А уж для стремительно растущей в численности казачьей, так по-другому и быть не могло. Не было здесь мощной промышленности для производства вооружения десяткам тысяч новобранцев. К счастью, многие приходили со своим оружием, большей частью, правда, сомнительного качества, но... за неимением гербовой, как известно, пишут и на туалетной.
У Аркадия прохудился правый сапог, и он напряжённо размышлял, держа дырявую обувку в руке, а ля Гамлет череп Йорика, посылать ли к сапожнику джуру или отложить ремонт на потом, а поход обуть берцы из двадцать первого века? Ботинки из далёкого прошлого-будущего хотелось поберечь, не так уж много вещей у него оттуда осталось. Да и по непромокаемости, вроде бы, сапоги предпочтительнее сильно поношенных ботинок. С другой стороны — если сапожник будет спешить, то может капитально накосячить. Перспектива получить воспаление лёгких из-за промокших ног совсем не вдохновляла.
"Смех смехом, а ведь натурально: быть или не быть. Антибиотиков здесь ещё не придумали, и когда их откроют, не известно. Хрен её знает, какую именно плесень для производства пенициллина надо брать?"
Наверное, именно из-за этих интенсивных раздумий он и пропустил мимо ушей начало рассказа Срачкороба о его сборах на войну. Однако краем уха друга всё же слушал, и что-то в его рассказе слух резануло.
— Извини, задумался и не расслышал. Что ты сказал?
— Значит, кинулся я, а залупы у меня не той системы. И калибр не тот, и длина, — Юхим выставил указательный палец, отмерив на нём сантиметра два большим. — Представляешь?! А если бы не проверил?
Увы, не только компьютеры с проклятой виндой могут зависать от некорректной информации. Аркадий с полминуты пытался понять, ЧТО было сказано, никак в этом не преуспел и переспросил: — Что у тебя не той системы?
— Так говорю ж, залупы!
Срачкороб произнёс последнее предложение громко, внятно и с экспрессией. Но вот смысла в нём попаданец уловить по-прежнему не мог. Названная часть человеческого организма у всех мужчин, кроме бедолаг-евнухов, лишённых её совсем, имеется в единственном числе и замене не подлежит. По-крайней мере, в семнадцатом веке. Превращать баб в мужиков или наоборот научатся в этом мире ещё нескоро. Зависнув на этот раз где-то на минуту, Аркадий самостоятельно вышел из ступора — казак вам не паршивый комп — и растерянно проблеял: — А у тебя разве их много? Не одна?
— Ну ты... ясное дело, не одна.
— А зачем тебе много залуп?
Юхим не смог скрыть растерянности от такого вопроса. Посмотрел на попаданца, как на больного.
— Идти в бой с одной залупой? Ты не заболел?
— Эээ... не знаю. Не уверен. Никак не могу понять: зачем могут понадобиться в бою залупы? — голос у Аркадия при этом звучал далеко не бодро.
Срачкороб всплеснул руками и вылупил глаза:
— Ты... слушай, наверное, и правда заболел. Может, ляжешь отдохнуть? — голос у него зазвучал душевно и сочувственно.
— Наверное... — Аркадий и действительно почувствовал себя не в своей тарелке. — Только сначала объясни мне, зачем в бою могут понадобиться залупы? Ты что, стрелять ими собираешься?
— Как ты любишь говорить, АБАЛДЕТЬ! А на хрена ещё они нужны?! Ты же сам их выдумал!
— Яяя?..
— А кто ещё?!!
Юхим полез в свой походный сундучок, которым обзавёлся по совету друга, и достал из него большущий кисет, типа мешочков, которые шила мама Аркадия для содержания в них гречки или пшена. Мешочек при этом глухо звякнул. Распутав завязывавшую горловину верёвочку, Срачкороб достал оттуда горсть пуль Минье. Выполненных в форме колпачка и немного похожих на многократно упомянутую им часть мужского организма. Аркадий скорее сравнил бы их с неким резиновым изделием, здесь ввиду отсутствия резины пока неизвестным.
Помотав головой, как конь, отгоняющий мух, попаданец согласился.
— Действительно, абалдеть. Писец. Полярный, толстый и пушистый. Не знал, что пули Минье так называют. Не знаешь, давно ли и кто придумал?
— Вроде недавно. А кто придумал... бог его знает. Значит, из казаков кто-то. Хорошее имячко. Мне нравится.
— Да... чувство юмора здесь... — Аркадий опять помотал головой. Затем вспомнив, что пули Нейсслера для гладкостволок имеют вид шара, насаженного на конус, с тревогой спросил: — А как другие пули называют?
— Для ружей?
— Да, для ружей.
— Грибами.
— Фу... я уж испугался, что их х...ями обзовут.
— Та какие же из них х...и? Короткие они очень, казаку такое концом стыдно и называть. Да и похожи они на маленькие грибы. Не замечал, что ли?
— Да не обращал внимания. Слушай, а не выпить ли нам немного, пока мы не в походе?
— Почему двум лыцарям и не выпить, если хочется. Но ты правда не больной?
— Правда, правда.
И выпили. Действительно понемногу, перед походом нажираться не стоило.
День "Д". Вообще-то, ночь, да и почему "Д"? Скорее "А" или "П".
Истамбул и его окрестности, 16 Зуль-Ка'да 1047 года хиджры.
(1 апреля 1638 года от Р. Х.)
Прекрасным кажется Стамбул для людей, увидевших его со стороны Мраморного моря. Белокаменные мечети и дворцы с сияющими куполами и крышами как бы плывут над водной гладью, тонкие минареты вонзаются в небо. И даже издали невозможно усомниться в искусстве людей, их выстроивших. Однако при ближайшем знакомстве город сильно проигрывает. Большая часть домов, оказывается, кое-как слеплена из глины, соломы и навоза, в лучшем случае — сбита из дерева, улицы темны, не мощены и грязны даже с точки зрения европейца семнадцатого века. А города Европы того времени отнюдь не отличались чистотой. Воистину один Аллах знает, почему мусульмане так склонны истолковывать призывы Магомета содержать себя в чистоте только в отношении собственных тел. Бань в Стамбуле около четырёхсот, и банщики работают не покладая рук. Здесь грязных и вшивых европейцев с жителями столицы Османской империи сравнивать было невозможно.
Знаменитый путешественник Эвлия Челеби описал его как: "...бесподобный город, центр великого халифата и обитель счастья Стамбул". И множество людей самых разных вероисповеданий с ним соглашались. По крайней мере, в отношении необыкновенной внешней привлекательности этого города. Правда, для невольников, отловленных людоловами, которых большей частью привозили именно сюда, слова об обители счастья выглядели злой издевкой. Но кого интересует мнение неудачников?
Не поддавалась сопоставлению с европейской и безопасность улиц Стамбула. Суровые кадии беспощадно, в полном соответствии с нормами шариата, производили суд над преступниками. Воров на душу населения здесь было в десять раз меньше, чем в Париже или Лондоне, убийства же случались на стамбульских улочках и вовсе редко. Один из славящихся своей мудростью повелителей постановил, что если убийцу быстро найти не могут, то преступниками считаются все жители квартала, в котором найден труп. Казнить их, по своей неизъяснимой милости, он не повелел, но штраф приказал с них брать настолько огромный, что убийцу не находили КРАЙНЕ редко.
Кадиям в судопроизводстве вторили руководители иноверческих общин Стамбула, пользовавшихся невероятной для других стран автономией. Естественно, ни чистота, ни безопасность не светили тысячам иноверцев, попавшим в неволю. Но где, скажите мне, говорящее имущество принимали за людей? Тем более мусульмане считали, что в рабстве находятся только неверные собаки, не желающие принять свет истины. Те, кто принимали ислам, обычно из рабства освобождались. Что, конечно, не означает свободы для женщин, ставших чьими-то жёнами или наложницами. Да и мужчинам приходилось доказывать свою полезность новому обществу.
День для столицы мира — большинство жителей иначе свой великий город и не мыслили — выдался хлопотным. В бухте Золотой рог сосредоточились, помимо обычного для крупного торгового перекрёстка великого множества купеческих судов, десятки военных кораблей султанского флота. Причём не только привычные для Чёрного моря галеры, но и огромные трёхмачтовики галлиполийской постройки. Позже их назвали бы линкорами, но в те времена линейная тактика боя между эскадрами ещё не была изобретена. Имелись у недавно назначенного верховного капудан-паши пара трофейных галеонов, несколько шебек и поллук. Однако основной частью военного флота оставались по-прежнему кадирги, калите и баштарды, вёсельные суда — галеры.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
