Королевская кровь-5. Медвежье солнце

— Лечить я и сам умею, — сказал Чет. Мама поджала губы, он посмотрел на нее, задумался. — Я могу пообещать, что специально для жены приглашу из Рудлога всех этих... врачей? Если тебе так спокойнее будет, почтенная.

— Да разве в этом дело! — в сердцах махнула рукой мама. Чет снова внимательно поглядел на нее, на Свету. Его женщине, казалось, было все равно, что там обсуждают, — она согрелась рядом и просто прижималась к нему.

— У меня там большой дом, — проговорил Четери. — Перед домом озеро, воздух свежий и чистый, от озера летом прохлада, а холодно не бывает никогда. Там хорошо жить, хорошо растить детей. Там будет хорошо расти сыну. И вы можете полететь с нами. Станете жить в почете и уважении и видеть, что с дочерью все в порядке.

— А телевизор там есть? — спросил папа. Дочь его хихикнула.

— Нет, — признался крылатый жених. Мама всхлипывала — она, кажется, наконец-то поняла, что доча улетит, и Иван Ильич приобнял ее за плечи.

— Ну, ну, Тамара, успокойся. Не хороним же! Замуж выдаем! Дело-то хорошее!

— И правда, — сказала Света тихо. — Ну чего ты, мам.

— Ну раз вы все решили, — сурово сказала мама, — то зачем спрашивать?

— Положено так, — невозмутимо объяснил Чет. — Женщина к мужу уходит, но родителей с тяжелым сердцем негоже оставлять. Хотя, — он опять усмехнулся, и папа с азартом присмотрелся — снова в лице гостя промелькнуло что-то разбойничье, — бывает и по-другому. Сначала крадут, женой делают, а потом уже к родителям виниться идут.

— Видишь, Тамара, — ехидно высказался папа, — какой воспитанный молодой человек. Скажи спасибо, что не украл и что на свадьбе погулять сможешь.

Мама сердито всхлипывала. Дракон наконец-то перестал есть — отодвинул тарелку и с удовлетворением оглядел опустошенный стол: только на маленьком блюдечке одиноко лежали оливки, которые, как оказалось, он не любит.

— Что, Света, правда улетишь? — спросила мама, все еще надеясь на чудо.

— Улечу, — подтвердила девушка жалобно. Ей было очень жалко родителей, и она надеялась, что потом сможет уговорить их переехать.

— Может, у нас поживете? — утирая слезы, предложила мама альтернативу, с упреком поглядывая на гостя. — Ты будешь в школу ходить до декретного отпуска, жениху твоему... ну, тоже работу найдем. Охранником, например. Комнаты две, мы вам мешать не будем...

— Вот что, — выслушав это, сказал Четери, подталкивая Свету, чтобы она встала. Девушка с недоумением посмотрела на него. — Иван Ильич, почтенный отец, позволь мне с Тамарой Алексеевной наедине поговорить. А то мы так долго плакать и вздыхать будем. Света, ты тоже иди.

— Конечно, — живо согласился "почтенный отец", взглядом спрашивая разрешения у жены. Та пожала плечами, и половина семейства удалилась, оставив наедине сердитую мать и потенциального зятя.

— Что тебя пугает, почтенная? — вежливо спросил Чет. — Ты боишься, что я буду обижать ее или что ей будет плохо со мной? Говори прямо, я выслушаю твои слова с уважением.

— Четери... — мама снова устало потерла глаза под очками. Невпопад подумалось, что новая скатерть исколола ей все колени. — Мы же вас совсем не знаем. Вот это и пугает — что отдадим Свету совершенно незнакомому человеку.

— Ну, это дело поправимое, матушка, — спокойно сказал Четери. — Слушай: я родился очень давно, у хорошей матери, недалеко от города Тафия. На момент войны мне было сто девять лет, пятьсот лет после этого я провел заключенным в горе. Еще до совершеннолетия меня взял в обучение учитель Фери. Он был старым воином, Мастером клинков, и у него имелось несколько учеников, однако я стал лучшим, — дракон говорил без всякого бахвальства, глядел словно внутрь себя, вспоминая. — Мое обучение закончилось в тот день, когда я смог выстоять против своего Мастера долгий бой — мы сражались день и ночь, и никто не смог взять верх.

Чет не сказал, что в том бою, когда закончилась ночь и восходящее солнце окрашивало деревья розовой дымкой, он увидел, как учитель устал — устал куда сильнее, чем он сам, — и тогда нарочно позволил ранить себя, чтобы не допустить позора старого Мастера. Он, Четери, уходил, но ведь оставались еще ученики, которые смотрели на их бой и которым нужно было верить, что учитель непобедим.

Конечно, мастер Фери все понял.

— Ты превзошел меня, — сказал он, когда привел ученика в храм представить покровителю всех воинов, Красному. — Но помни, что сила дается не просто так, сила дается в предназначение. Будет у тебя, сынок, противник по плечу. Тот, которого ты можешь и не победить. Поэтому не прекращай тренироваться и не губи душу подлостью: крепость и чистота духа в последнем бою так же важны, как крепость клинков.

Прошло больше пяти сотен лет, а равного Чету противника так и не нашлось.

— Я всю жизнь прожил, сражаясь и обучая сражаться, — продолжал Четери, — единственной женой у меня была человеческая женщина, с которой я прожил счастливую жизнь и рядом с которой был до конца.

Тамара Алексеевна слушала с изумлением — кажется, она только что окончательно осознала, что перед ней не только представитель другой эпохи, но и возраст его чуть ли не в два раза больше, чем у нее, если не считать еще пятьсот лет сна. Рассказы Светы воспринимались как сказки, а тут вот сидит этот... раритет, и речь у него изобилует анахронизмами, и вся манера держаться совсем не как у современных и воспитанных молодых людей.

— Что еще рассказать? — дракон наморщил лоб. — Кажется, я достаточно себя похвалил.

— Достаточно, — согласилась мама тяжело. Протянула руку, отвела от ног колючую скатерть. — Четери, поймите... Я всего лишь хочу, чтобы дочка была счастлива. Я вижу, что она любит вас, но хватит ли этой любви, когда она столкнется с вашей неустроенностью? С разницей культур, менталитета? Светлана — образованная девушка, закончила институт, и она совершенно не приспособлена к отсутствию цивилизации. Она с рождения живет в городе и не понимает, что это такое — обходиться без электричества и водопровода. Здесь продукты берутся в магазинах, здесь есть тысяча бытовых мелочей, без которых она не представляет свою жизнь. Если что-то нужно, мы идем в торговый центр и приобретаем, — а где она найдет центр у вас? Она очень любит читать, а есть ли у вас книги? У нее сейчас работа в школе, и для нее это важно. Где она будет работать? А у вас там даже нет телепорта, чтобы мы могли в любое время заехать и навестить. А ребенок? Ему, кроме наблюдения врача, нужны подгузники, коляска, кроватка... да много чего нужно! А если будут колики? А если поднимется температура, а у вас ни "скорой", ни лекарств? Да что там говорить, у вас даже термометра не будет!

Четери слушал ее сумбурные и нервные излияния с таким непроницаемым лицом, что Тамара Алексеевна остановилась, почувствовав, что скоро сорвется на крик, смутилась и спросила с раздражением:

— Вы меня понимаете?

— Некоторые слова не понял, — честно признался дракон. — Но суть уловил. Тебе нужно, чтобы я обеспечил Светлане привычные условия. Я слово даю, что все сделаю.

— Что? — поинтересовалась мама с сарказмом, уязвленная непрошибаемостью жениха. — Город сделаете? Цивилизацию построите?

— Город уже есть, — ответил тот невозмутимо. — Остальное — дело времени. Поставь мне срок, и я все устрою. И больницы, и центры, и эти... подгузовики, чем бы они ни оказались. И тер-мо-метр. Если только в этом дело.

Тамара Алексеевна покачала головой и вздохнула.

— Как у вас все легко, Четери.

— Почтенная мать, — сказал он прямо, — я слов пустых не даю. Вот что я скажу. Завтра мы пойдем в храм, и там я назову твою дочь своей женой. И мы улетим в Пески. Оговорим время, через которое я прилечу за вами с отцом. Посмотрите, как ей живется. В любом случае она уже моя женщина, носящая моего сына, и я ее не оставлю. Не могу я без нее, — закончил он неожиданно и просто.

— Ну что с вами делать? — грустно спросила мама, не признаваясь, что тронута последними словами. Даже не словами — тоном.

— Благословлять, — посоветовал дракон. — И идти спать.

— Ой, а нам же некуда вас положить! — мгновенно переключилась и взволновалась Тамара Алексеевна. — Придется на полу стелить, Четери.

— Да зачем, — отмахнулся дракон, — я прекрасно помещаюсь в Светиной кровати.

И интеллигентнейшая Тамара Алексеевна даже не нашлась, что ответить на эту наглость.

Позже, когда в спальне родителей затихло тревожное ворчание и успокаивающее бурчание, Чет повалился на кровать, закинув руки за голову, и скомандовал не желающей спать Свете примерять украшения.

— Зачем ты вообще их притащил? — смеялась она, прикладывая поверх застиранного халатика длинное ожерелье с рубинами, с нитями в несколько рядов, и рассматривая себя в большом зеркале, которое висело над узким комодом. — Если я все равно к тебе полечу и придется обратно все нести?

— Показать родителям, что могу тебя и обеспечить и одеть, — пояснил Чет. — Нравится?

Светлана посмотрела на ожерелье, пожала плечами.

— Красиво, — она отложила рубиновые нити, натянула на запястья толстые и тяжелые браслеты, повертела руками, имитируя какой-то восточный танец. Четери усмехнулся, но смотрел тяжело, прямо, и она вдруг покраснела под этим взглядом, неловко перебросила черные волосы на одно плечо, приложила к уху круглую серьгу. Сморщилась и снова полезла в мешок.

ИЛЛЮСТРАЦИЯ: СВЕТЛАНА НИКОЛЬСКАЯ

— Ой, а что это? — Света с недоумением смотрела на небольшой, почти плоский конус, сделанный из такого тонкого золота, что оно выгибалось. Украшение было покрыто кружевным орнаментом.

— Сейчас покажу, — многообещающе произнес Чет. Подошел, встал за ее спиной, подмигнул в зеркале, протянул руку, развязывая пояс. Спустил с ее плеча халат вместе с бретелькой тонкой сорочки, обнажив одну грудь. Поцеловал в плечо, положил ладонь под тяжелое полушарие, обхватил пальцами — в зеркале все отражалось, и она затаила дыхание, так уместно это выглядело.

— Повернись ко мне, Света, — гулко приказал он.

Она повернулась, оперлась руками на столик, и дракон посмотрел еще, поднял на нее глаза, начавшие отливать вишневым, усмехнулся.

— Красиво? — спросила она провокационно и тихо.

— Женщина, — рыкнул он приглушенно, — если бы ты понимала, насколько.

Наклонился, лизнул сосок — и тут же приставил к нему конус, повернул как-то хитро — украшение щелкнуло и присосалось к коже.

— Посмотри-ка, — сказал он, поворачивая Свету к зеркалу. Она разглядывала золотое навершие, совершенно дико смотревшееся в сочетании с простеньким старым халатом. Украшение холодило и тяжелило грудь, и ощущения были странные. И Чет глядел на нее, и в глазах его багровый огонь разгорался еще сильнее.

— Нет, — проговорил дракон ей в шею, и дрожь пробежала по телу от касания его губ, — плохо.

Снял украшение, небрежно бросил его на пол.

— Так куда лучше, — сказал он, стягивая и халат, и сорочку вниз.

Четери действительно соскучился. Очень и очень. Он понял это, едва только Светлана прильнула к нему — мысли сделать несколько шагов до кровати даже не мелькнуло. Только подхватить ее, усадить спиной к зеркалу, кое-как, рывками, стянуть с себя одежду. И не хотел ведь торопиться — нужно было поберечь ее, да и уважить родителей. Но не получилось — Света, со своими тонкими лодыжками, дынным вкусом полных губ, прохладными пальцами, покорным взглядом и учащенным дыханием была слишком нужна ему. И сдерживаться не вышло, и быть аккуратным тоже: темное безумие не дало даже подготовить ее — Четери только запустил пальцы в волосы, впился в губы и пятерней подтянул пышную попку к себе, чтобы сразу войти и начать бешеное движение. Света сжимала зубы и глухо стонала, обхватив его за шею и уткнувшись лбом ему в плечо.

Чет потом даже не мог вспомнить, получилось ли быть тихим. В памяти осталось только отражение ее затылка и длинных волос, напряженной спины и красных пятен от его жестких пальцев на ягодице. И туманный след от его горячего дыхания на зеркальной поверхности.

Уже после, когда она заснула рядом, вжавшись в дракона под толстым одеялом и привычно грея ноги об его ступни, Четери осторожно провел рукой над ее животом. И успокоенно закрыл глаза, уходя в сон.

Свадьбы на следующий день не получилось. Заупрямился папа, заявив за очень поздним завтраком, что и так все не как у людей, поэтому надо хоть отпраздновать по-человечески. Пригласить друзей, родных — пусть обряд в храме проходит без свидетелей, но поздравить молодоженов надо обязательно.

— А то не поверят, — сказал он намекающе Чету, с упорством естествоиспытателя поедающего манную кашу, — скажут, уморили Светку. Да и погулять надо. Жених у нас богатый, продадим что-то из принесённого металлолома и закатим свадьбу!

— За праздник готов дочь отпустить? — ехидно спросила все еще переживающая мама. Теперь она волновалась, как родственники посмотрят на нецивилизованного жениха.

— Он и так ее унесет, — отмахнулся папа, — хоть проводим как следует.

Света осторожно взглянула на Четери. Тело побаливало после ночного безумства, но хорошо, правильно. Плохо было то, что ее с утра мутило, и Света пила мятный чай и грызла по крошке посоленную корочку хлеба. Ничего не хотелось — только лечь и чтобы никто не трогал. Но родители вроде уже смирились, и спорить с новым предложением она не стала.

Чет с наслаждением запил компотом кашу, которую съел только из уважения к Светиной маме, и сказал:

— Желание отца — закон.

— Вот и славно! — обрадовался папа. — Давайте, девочки, обзванивать народ. Чем больше людей — тем счастливее жизнь семейная! Сейчас обо всем договоримся, на выходных сыграем свадьбу...

— Завтра, — произнес Чет веско.

— Завтра так завтра, — не растерялся Иван Ильич. — Тамара, начинай обзвон, а я ресторан поищу. Четери, с твоей стороны будет кто-то? Друзья, родственники?

— Если надо, позову, — легко ответил Четери. — Только мне отлучиться ненадолго нужно будет.

Мама побледнела — ей тут же представилась орда дикарей, крушащих ресторан, и ее родственники, которые будут обсуждать это следующие лет пять.

— Если не смогут, ничего страшного, — торопливо предупредила она. — Светочка, дочка, поехали за платьем?

— Я полежу, мам, — голос Светланы был слабым, на лбу вдруг выступила испарина, и она поспешно отставила чай, вскочила и побежала в ванную.

— Вот куда ей праздник? — ворчливо укорила мужа Тамара Алексеевна. — Ей постельный режим нужен. А не свадьба... — женщина осуждающе взглянула на Чета, — или полет.

Четери непонятно качнул головой, то ли соглашаясь, то ли нет, встал и пошел за Светланой.

И она совершенно не обрадовалась, увидев его в ванной, — глаза слезились, желудок сжимался, и голова кружилась так, что пришлось опереться на сидение унитаза, открыть одной рукой кран в раковине и промывать рот. И так жалко себя было!