Боярин

Потихоньку свернули с дороги. Середа и Яровит вперед поехали, остальным наказали сзади держаться. Хотел старый воин один на разведку идти, но молодой боярин вместе с ним увязался. Не похоже по шуму, чтобы там бояре или шаманы были, да и небольшие отряды сражаются, противостоять таким умений у мальчика должно хватить. И вообще, он тут в отряде главный! Целый патриарх, между прочим.

Не повезло. Никакие это не стрельцы оказались, а десятка два степняков на стоянку беженцев напали. Небольшой караван из десятка телег, видимо, на ночевку с дороги в сторону съехал, здесь-то их разбойный отряд и нашел. Теперь скачут вокруг, из луков постреливают, половину уже положили, остальные за телегами прячутся, некоторые еще отстреливаться пытаются. Только долго не продержатся. Ну, и что делать прикажете?

Сомнения решили сами куматы. Заметили они новых действующих лиц, и половина к ним повернула. Явно с недобрыми намерениями. Луки достали и на скаку противно заулюлюкали.

Витя с коня спрыгнул, кинул повод Середе.

— Стой тут, меня их стрелы не достанут!

Прикрылся ледяным щитом и навстречу конным пошел. На подвиги потянуло!

Середа выругался, после небольшой заминки меч выхватил, догонять его поспешил.

Не успел. Несколько стрел от щита боярина и впрямь отскочили, а потом он в ответ "воздушной бритвой" ударил. Единственным боевым конструктом, который у Боривоя подсмотрел. Широко так размахнулся, сил не пожалел. Всем, именно "как бритвой" верхнюю часть тела срезал, двух последних вместе с конями располовинил. С одного удара.

На этом бой и закончился. Остальные кочевники даже бежать пытаться не стали, с коней ссыпались, на колени бухнулись. Сдались на милость боярина.

А боярин стоит, смотрит на содеянное, и цвет лица у него, как радуга первостихий, меняется. Стрельнул бы сейчас кто в него, наверное, отбить бы не смог. Но не летят стрелы, все стоят на коленях, глаз не поднимают.

Тут Середа к нему с конями подскочил, прикрыл собой, а следом и дядька Никифор подоспел, обниматься полез.

— Ну, боярин, ну, герой! — кричит. — Ну, молодец! Ну и силища! Одним ударом десятерых воинов в доспехах да еще вместе с конями рассек! О таком подвиге песни слагать надо! Ну, утешил старика! Дозволь, господин, дядьке твоему старому тебя расцеловать! Не зря я жизнь прожил, не зря сопли тебе маленькому подтирал!

В таком духе и нес дядька Никифор бессвязную речь абсолютно счастливым голосом, обнимая растерявшегося мальчика. Наконец, тот слабо улыбнулся и сфокусировал на нем глаза:

— Так я все правильно сделал? — не очень уверенным голосом спросил он.

— Не просто правильно, а великолепно! Я тобой безумно горжусь!

Улыбка стала более уверенной.

— Ну, тогда пошли, будем разбираться с пленными.

— Про спасенных не забудь, с пленными и Середа теперь разберется.

Середа, действительно, луки у сдавшихся куматов успел отобрать (с саблями возиться не стал), а самих в кучку согнал и снова на колени поставил. Возражений не было, после такой демонстрации силы рыпаться никто не решился.

А вот дальше уже какой-то бардак начался. Первыми в действие включились подъехавшие остальные члены Витиного отряда. Растерянный и зеленый Сергий, который и так с момента бегства из Болотова пребывал в полном смятении, крайне болезненно переживал гибель семьи, а от предательства Суховеев и вовсе впал в ступор, теперь имел удовольствие любоваться на плавающие в лужах крови фрагменты тел. Так что дядька Никифор, благо Яровит к тому моменту падать в обморок больше не собирался, рванул уже к другому мальчику, подхватил на руки, снял с коня и, непрерывно болтая что-то успокоительное, повел в сторону лагеря беженцев, подальше от этого кровавого натюрморта.

Куматки на расчлененных соплеменников взирали довольно спокойно, но вид брошенных окровавленных коней вызвал у них искреннее возмущение. Все, кроме Гульнуры, спешились и, отведя бедных животных в сторону, стали обтирать их пучками травы под аккомпанемент собственного недовольного ворчания.

Мелкая шаманка проехала мимо побоища не дыша, но стараясь сохранить безмятежный вид и не потерять лицо перед товарками. Вместо коней она направилась к пленникам, в которых углядела принадлежность к роду Черного кулана.

— Привет, храбрецы! Интересно, что вы тут забыли, ослики? Волки и медведи большой город к седлу прикрутили, а вы их объедки по лесам искать пошли? И решили боярина грозным криком напугать? А он, хоть и молод, но сильнейший воин своего рода. Да и не только своего. — Последнее было сказано нарочито громко, чтобы Яровит услышал. — Как дальше жить планируете?

Воины, хоть и стояли на коленях, заворчали недовольно:

— Ты, тушканчик, вообще, молчи! Твоего рода больше не существует. Сама, небось, свободу полными бурдюками хлебаешь?!

Тем временем пришли в себя и уцелевшие беженцы. С криками и плачем они стали разбирать своих убитых и раненых, а несколько человек двинулись в сторону своих спасителей. Судя по всему, благодарить, просить помощи и требовать мести одновременно.

Стоны раненых привели Витю в чувство окончательно.

— Гульнура! — решительно позвал он. — Кончай с этими неудачниками пререкаться, пошли, с ранеными мне поможешь!

— Ты умеешь лечить? — удивилась девочка, но все-таки подошла.

— Лечить умеешь ты, а я тебе силой помочь постараюсь. Все равно, кроме нас помогать больше некому.

Сумку с лекарствами Витя с коня снял сам. Хотел было Никифора послать, но глянув на парочку из него и Сергия, решил оставить дядьку в покое.

Среди атакованных кочевниками переселенцев убитых оказалось всего трое. Но из двух десятков раненых половину назвать живыми можно было только условно. Если стрела прибила насквозь легкое, рана без применения сильной магии — смертельна. А Гульнура ничем подобным не владела. Все, что она могла, это вызвать тотемного духа и попросить его об исцелении раны. Только вот дух у нее слабый получался. Царапину заживить или синяк убрать, это пожалуйста, а вот легкое пробитое залечить — без шансов.

Яровит был настроен более оптимистично. Выдав из сумки полотно на бинты и флягу с дезинфицирующим зельем уцелевшим членам лагеря, он отправил их обрабатывать легкие раны самостоятельно. Сам же вместе с Гульнурой подошел к первому "тяжелому".

В нем было целых две стрелы. Наконечник одной торчал из спины, другая вонзилась глубоко в бедро, да там и осталась. Мужчина, по виду — обычный крестьянин, лет тридцати с небольшим, лежал в луже собственной крови. Жизнь в нем едва теплилась.

Яровит решительно отломил торчащий наконечник и вынул стрелу.

— Запускай свой лекарский конструкт, в смысле, духа своего вызывай! — сказал он.

Гульнура пожала плечами и, сосредоточившись, вызвала тотемного духа. Мелкая тень склонилась над раной, сразу же начав истончаться и терять очертания.

Витя смотрел на появившийся конструкт во все глаза. Что в нем? Переплетение сил жизни, смерти, воды и духа. Как устроен, не понять. То есть, наверное, разобраться можно, но в спокойной обстановке и не сразу. А вот присоединить к нему жгутики от своих сил: зеленую — к зеленой, небесно-голубую — к небесно-голубой и так далее, уже реально. Оказалось, тоже не все просто. Не во все места конструкта можно свою силу подать. Но, методом проб и ошибок, справился, хотя и пришлось просить Гульнуру еще дважды конструкт создавать, так как прежний рассыпался. И даже раненый еще не умер. Что ж, добавим силы...

Конструкт обрел большую четкость, а рана на глазах стала затягиваться. Правда, она — сквозная, и что там внутри, не видно. С какого-то момента приток энергии от Яровита стал превышать ее расход конструктом на лечение раны, а узор (или все-таки дух?) стал делаться все ярче. Как бы не взорвался! Пришлось уменьшить подачу силы первостихий. Держал конструкт над раной, пока расход не уменьшился, практически, до нуля, после чего перетащил его ко второй ране.

Как же там стрелу вынимать? Наконечник как раз специально так сделан, чтобы этой операции воспрепятствовать. Проморозить его, что ли? Не поможет. А зачем морозить? Сине-зеленая лента силы — это же вода. Кровь же тоже жидкость. Ну-ка, подать туда этой силы, обернуть им стрелу и тащить... Смотри-ка, сама выходит! Вышла. И даже рана больше не стала. Где там Гульнурин констукт? Сюда его! И силы ему, силы добавить!

В общем, эту рану зарастить тоже удалось. Правда, мужик уже почти не дышит. Что еще можно сделать? Зеленой лентой его приласкать? Попробуем, все равно, больше идей нет.

Разогнулся с ощущением, что прошла целая вечность.

— Долго мы его?

— Чатей десять.

— Ладно, захочет Премудрый, выживет. Раны мы затянули. Пошли к следующему.

Оказалось, пока они тут сидели, вокруг них собрался почти весь караван. Стоят, молчат, смотрят. Но сразу расступились, давая проход. Только следом пошли, лишь одна женщина какая-то над раненым склонилась и за руку взяла, да так и осталась. Жена что ли?

Из десятка тяжело раненых умерло у них еще двое. Или всего двое, это как посмотреть. Толи не успели оказать помощь, толи не смогли. Остальные лежали без сознания, но, вроде, помирать больше не собирались. Над большинством их "половинки" склонились. А вон, мужчину и женщину рядом положили, говорят, муж и жена. Один "тяжелый" даже очнулся и с женой поговорил. Неужели, все семейные? И все беженцы? Как же будут устраиваться на новом месте те, кто супругов потерял? О, Премудрый, о чем он беспокоится? Его это люди, что ли? Пусть общиной живут!

Витя изрядно устал (больше от напряжения), но был внутренне чрезвычайно доволен собой. Гульнура, похоже, тоже. Вон, нос задрала и рядом ходит, милостиво кивая на раздающиеся вокруг слова благодарности. Хотя, конструкт и вправду ее был...

Тут Витю буквально пробил холодный пот. А как там остальные куматы?! И что с ними делать?

Оказалось, на коленях уже больше никто не стоит, больше на траве в небрежных позах сидят. И с приехавшими с ним полонянками мило беседуют. О своем о чем-то. Вполне себе мирные "посиделки на завалинке" с элементами кадрежки. А ведь эти, из лагеря, сейчас от впечатлений о лечении отойдут, о своих убийцах вспомнят.

Подозвал к себе Середу.

— Пока разборки не начались, гони ты отсюда этих куматов к их проклятым духам! Резать их у меня рука уже не поднимется, воеводы не видно, а таскать их с собой — намучаешься. Только припугни как следует, чтобы до степи своей скакали, не останавливаясь!

— А с бабами твоими что делать? С ними отпустить? Или с собой заберешь?

Витя помрачнел и повернулся к стоящей рядом девочке:

— Гульнура! Ты дальше как хочешь? С ними в степь уйдешь?

Девочка изумленно приоткрыла рот, из глаз брызнули слезы:

— Ты меня гонишь?! Я тебя спасала, стараюсь быть полезной, а ты меня этим ничтожествам в служанки определить решил?!

— Нет, что ты. Я просто подумал, что свободу ты заслужила и захочешь уйти к своим.

— Сам с ними иди! Это не они куланы, а ты сам осел! Некуда мне идти. Род мой весь погиб, а в любом другом меня участь не лучше, чем рабыни ждет. Разве что младшей женой какого-нибудь скотовода стану, что то же самое. Я учиться дальше хочу, а без поручительства рода меня никто из шаманов в ученицы не возьмет. Вот я и думала, может ты меня чему научишь? Что ты сегодня с моим духом тотемным делал? Почему он тебя слушаться стал?

В качестве дополнительного аргумента девочка несколько раз ткнула в воздух в непосредственной близости от Вити пальцем. Как тогда, когда она духов вокруг него показывала. Мальчик (или все-таки боярин?) невольно улыбнулся.

— Оставайся, конечно. Не обижу. Хотя, тебя обидишь...

После чего повернулся уже к Середе:

— Тех полонянок, что сами захотят уехать, отпускай. Остальных — сюда. И побыстрее этих куматов прочь гони! Пока меня их всех казнить не попросили!

Ускакали куматы, и вправду, быстро. Пока боярин не передумал. Четверо полонянок ушли вместе с ними. Кроме Гульнуры осталась только самая старшая из них — Рашам (Благоразумная).

— Не хочу одну девочку бросать, — пояснила она. — Привязалась я к ней. Да и стара я в новую семью входить.

Решив эту проблему, Яровит вздохнул с облегчением. И собрался уже прощаться со спасенными беженцами. У него свой путь, у них свой. Разве что денег им немного дать на дорогу. Если уж делать добрые дела, то до конца.

Оказалось, рано расслабился. Из нестройных рядов, состоявших в основном из крестьян беженцев, вперед вышла женщина, одетая получше, ведя за руку золотоволосую девочку с яркими голубыми глазами, на вид на год или два младше Яровита. Заговорила именно девочка.

— Это судьба! — немного пафосно провозгласила она. — Меня спас патриарх нашего рода!

А женщина пояснила:

— Позвольте представить вам Снежану, единственную уцелевшую из семьи боярина Вьюжного.

Девочка шагнула вперед и повисла у оторопевшего Яровита на шее и сложила губки бантиком, видимо ожидая поцелуя. Не дождалась и сама чмокнула воздух.

— Эй, ты что творишь, белобрысая! — взвилась Гульнура и принялась ее оттаскивать.

— Убери от меня эту ведьму! — завизжала Снежана.

— Ведьму?! Да я тебя!...

— Тихо вы, обе! — Наконец, пришел в себя от шока Яровит. — А не то куматам... уже не отдам, но сам всыплю! На правах старшего в роде. Вот.

Не факт, что девочки были согласны с такой постановкой вопроса, но тут раздался предостерегающий крик Середы, сменившийся облегченным вздохом. С дороги к ним поворачивал довольно крупный отряд.

— Китежские! — с нескрываемым облегчением в голосе сообщил старый воин. — Форма егерей Великого князя. И, похоже, сам воевода с ними.

Глава 6. На великокняжеской службе.

Витя чуть не бегом к сумкам своим метнулся.

— Никифор! — кричит, — Где мой боярский медальон?!

Дядька засуетился:

— Сей момент, боярин, у меня все по порядку разложено, для каждой вещи свой карман.

Мальчик старался принять небрежный вид, поглядывая ему через плечо, хотя внутренне приплясывал от нетерпения. Девочки на время прекратили прожигать друг друга взглядами и тоже сунули любопытные носы поближе к сумке. Приведшая Снежану тетка, которая, кстати, так и не представилась, тоже подошла поближе и смотрела с интересом. Так, и Рашам тоже здесь. Ну, все бабы набежали! Интересуются, что в чужих сумках хранится?

— Карман... карман... — бормотал тем временем Никифор, — или пакет... — добавил он через некоторое время.

— ?!

— Да вот же он! — радостно завопил дядька, перерыв не менее половины сумки, и вытащил на свет очередной сверток: — Все в полном порядке. Весь комплект! Перстень, браслет, кулон, диадема и... серьги...

На последнем предмете голос у него как-то резко стал тише и поскучнел тембром.

— Сей момент, сей момент, боярин. Не изволь гневаться, ща найдем.

А вот девочки оживились и, дружно протянув руки, сказали фактически хором:

— Ой! Какая красота! Можно посмотреть?

— Мамин. Не потеряйте, — буркнул Яровит, которого в этот момент гораздо больше беспокоило, что воевода и бояре уже совсем рядом, а его боярская регалия еще где-то в сумке. Очень хотелось встретить их, если не при параде, то, хотя бы, обозначив свой статус. Тем более, после боя.