Боярин

Житие боярина Яровита Снегина-Морозова

(по рассказам летописца в литературной обработке проф. К.М.Нестерова)

Пролог. Лето 6724 года, окрестности города Новгорода на Болоте

Широко раскинулись земли Славны. Не менее двух тысяч верст с севера на юг, от Полночного моря до моря Гостеприимного, и на все три тысячи верст с востока на запад, от Скалистых гор до Диких степей, держат под своей рукой составляющие ее сорок четыре княжества.

Лесов на Славне много больше, чем полей. Даже на юго-востоке, где совсем недалеко, за широкой пограничной рекой, начинаются Дикие степи, на ее западном берегу пашни перемежаются рощами, покрытые травой равнины разнообразятся лесными буграми. Вдоль дорог обязательно тянутся густые лесопосадки, ведь сумма налогов окрестных крестьян уменьшается на медную деньгу (полкопейки) за каждое дерево. А уж ближе к северу лесов нет только там, где деревья физически не могут расти, например, в озерах или трясине болот.

По одной из таких обрамленных плотно растущими деревьями дорог ясным летним днем ехала небольшая кавалькада, точнее, карета с эскортом дюжины конных, из которых половина ехала парами впереди, а другая — позади этого почти роскошного колесного транспорта. Золотом и драгоценными камнями карета не блистала, все-таки это был дорожный, а не парадный вариант, но, в остальном, все было очень солидно. Причудливо изогнутые рессоры, идеально гладкие поверхности стенок, сверкающие темно-коричневым лаком, большие стекла в дверцах, обрамленные изнутри пурпурными бархатными шторами. Можно было предположить, что и обивка диванов и стенок изнутри им соответствует.

Сопровождающие карету конные тоже были достаточно нарядно одеты: темно-зеленые с золотой строчкой кафтаны одинакового покроя, высокие черные сапоги с золотыми шпорами, медвежьи шапки и медвежьи же шкуры в качестве плащей (несмотря на то, что стоял теплый осенний день), парадная форма егерей князя Болотова выглядела весьма представительно. А в сочетании с подобранными по росту и масти конями, так и вовсе эффектно.

Путешественники ехали уже по родной земле, до столицы княжества — Новгорода на Болоте, оставалось не больше десяти верст. Дорога еще шла по твердой земле, но на небольшом расстоянии от нее уже начинались болота, собственно, и давшие название княжеству.

В карете ехало трое пассажиров: красивая молодая женщина, чья богатая одежда и манера держаться указывали на ее аристократическое происхождение, мальчик лет девяти-десяти, явно ее сын, и одетая несколько проще девушка — служанка, не такая красивая, как ее хозяйка, зато улыбчивая и энергичная. Это боярыня Милана с наследником Яровитом и служанкой Радой возвращалась к мужу, боярину Пересвету Снегину, после посещения города Изиборска, где проживала вся ее родня — бояре Суховеи, и куда недавно она выдала замуж обеих старших дочерей. За троюродных братьев, но у бояр подобные близкородственные браки считались нормой. Девочки, кстати, выросли не только красавицами, но и с хорошими способностями, владели как ветром, так и холодом, став ценным приобретением не только для своих мужей, но и всего города. Холод, особенно жарким летом, в хозяйстве очень полезен бывает. Вот и появились в городе не только ледники, но и мороженое круглый год. Ну а подчинение им первостихии ветра гарантировало, что и в детях эта родовая способность бояр из рода Ветровых, в семью которых они теперь вступили, проявится на хорошем уровне. В общем, у девочек, к радости матери, все было в порядке.

Боярыня и ее сын сидели друг напротив друга в противоположных углах кареты и перекидывались ярко раскрашенным мячом из бычьего пузыря. Не особенно сложное занятие, было между ними не больше трех шагов, но делали они это без помощи рук. Головами или ногами, естественно, тоже по нему не стучали, со стороны могло показаться, что мячик летал исключительно сам. Впрочем, если приглядеться, можно было заметить два маленьких смерчика, крутящихся перед игроками и управляющих мячом. Смерчик Яровита слегка искрился морозным инеем, а у Миланы, наоборот, дышал полуденным жаром. Но руки в игре все-таки участвовали, точнее, рука. Сидевшая рядом с хозяйкой Рада иногда дурачилась и тоже поддавала шар, затрудняя то одному, то другому игроку управление этим спортивным снарядом. Левой рукой, так как сидела справа от хозяйки. Каждое такое вмешательство сопровождалось громким смехом всей компании, а мяч начинал метаться по карете, но ни разу так и не упал.

Ехали не спеша, карета плавно покачивалась на рессорах, потом остановилась, заигравшиеся пассажиры даже не сразу это заметили. Милана хотела было послать служанку узнать, что случилось, но решила размяться сама.

— Ну-ка, посмотрим, что у них там случилось, — веселым голосом сказала она, сама открывая дверцу и легко выпрыгивая из кареты. Не успевшая ей помочь Рада открыла противоположную дверцу, чтобы выпустить наружу мальчика.

В это время раздалась странная команда:

— В ведьму... целься... ПЛИ!

На какой-то миг возникла оторопелая тишина, которую сменили крики, лязг обнажаемых мечей и оглушающий грохот мушкетного залпа. Более десятка тяжелых пуль (по пятьдесят с лишним граммов каждая) прошли сквозь так до конца и не сформированного боярыней щит ветра и буквально зашвырнули ее обратно в карету. Разворотив в фарш ей грудь и живот.

Как ни странно, даже при таких страшных ранах Милана осталась в сознании.

— Беги, Витенька! — успела прохрипеть она и даже рукой умудрилась махнуть в сторону от дороги, прежде чем жизнь окончательно ее покинула.

Мальчик, действительно, побежал. От кареты, от дороги, прямо в трясину болота. Его бегство не осталось незамеченным, но сразу никто не среагировал, все взрослые были слишком заняты друг другом. Впрочем, недолго. Из-за деревьев, росших вдоль дороги, на небольшой отряд напала чуть не сотня стрельцов. Еще около чати (мера времени, равна 0,625 минуты) уже в разнобой раздавались выстрелы и отчаянно ржали кони. Потом все сменилось обычным гулом голосов победителей. Слишком велико было численное преимущество нападавших, мушкеты даже не успели проявить свой основной недостаток — долгую перезарядку. Пуль (и не по одной) хватило на каждого егеря.

С дороги Яровит соскочил почти без сопротивления. Какой-то стрелец в темно-синем кафтане (форма князя Плещеевского, автоматически отметил юный боярин) попытался перехватить его, неуклюже растопырив руки, в одной из которых он, как дубину, держал за ствол разряженный мушкет, но мальчик кинул ему под ноги так и остававшийся с ним с игры смерчик. Ноги взлетели вверх, а голова, наоборот, впечаталась затылком в пыль обочины. Путь был свободен.

К концу скоротечного боя Витя уже успел отбежать от дороги шагов на сто. Следом, отставая шагов на тридцать, бежала Рада. Он остановился ее подождать, но тут стрельцы разрядили в их сторону остававшиеся с зарядами мушкеты. Расстояние ли тут сыграло роль, его ли невеликий размер, или стрельцы, не сговариваясь, выбрали более легкую цель, но в Яровита ни одна пуля не попала. А вот несчастной Раде чуть не полголовы снесло. Наверное, и еще попадания были, но это уже непринципиально.

Впрочем, после смерти матери, новая смерть на мальчика впечатления почти не произвела. Он снова развернулся прочь от дороги и побежал дальше.

— Лови барчонка! — раздались крики. — Не дай уйти!

Чуть не половина стрельцов рванула следом. Некоторые даже на лошадей сесть успели. Но фора в сто шагов оказалась достаточной, уже началась трясина. Только вот мальчик бежал по ней "аки посуху", а стрельцы сразу провалились по шею. Это те, которые на лошадях были, остальные просто с головой ухнули.

Вытащить удалось не всех. В самом бою потери были невелики, егеря успели стоптать, да и то не насмерть, всего четырех стрельцов. В болоте утонуло раз в десять больше. Желающих гнаться за "барчонком" больше не нашлось.

Глава 1. Семейная хроника Снегиных. Детство Вити.

Наступило лето 6720 года (от сотворения мира), Яровиту Снегину исполнилось шесть лет. Замечательный возраст! Старшие сестры больше не пытаются играть им в куклы, переключившись на младшую, а он может сам выбирать себе занятие. И неожиданно понимает, что к старым игрушкам его больше не тянет. Он сделал для себя открытие, что существует очень много ему еще неизвестного и очень интересного. Буквально везде. Вон, совсем рядом, перед крыльцом твоего дома муравьи куда-то проложили подземный ход, и теперь одна непрерывная цепочка выбегает из него, а другая — не просто вбегает, но часто и что-нибудь с собой несет. А вон — трясогузка тащит куда-то здоровенную муху, которая торчит у нее из клюва во все стороны. И как она ее только поймала?

Впрочем, за людьми смотреть интереснее. Тем более что здесь надо не просто наблюдать, но и все примечать, учиться. Не потому, что сам будешь потом лошадей ковать или еду готовить, для этого слуги есть. Но понимать, что его люди делают, боярин обязан. Чтобы направлять и контролировать. Хотя и самому уметь — тоже интересно. И полезным может оказаться, например, в походе. К тому же руки у маленького Вити не по годам ловкие, кое-что у него уже получается. Тем более что ни его нянька — баба Наташа, ни сменивший ее в последнее время дядька Никифор его в этих занятиях никак не ограничивали, даже поощряли. Так и бегал мальчик между клетями дома и двором, то поварским ножом брюкву кубиками режет, то небольшим топориком из ветки посох вырезает, а то и вовсе машет настоящим мечом, с которым дал ему поиграть один из охраняющих двор кметей, а теперь старается объяснить правильные стойки и удары. Учиться ему интересно. И жить — интересно.

Взрослые — отец, дядя, даже мать с теткой, еще не воспринимают его всерьез, но он уже понимает многое из того, о чем ведут разговоры старшие, и ему это тоже интересно.

Из разговоров старших узнал Витя, что в Болотов перебрались они из самого Китежа всего три года назад (сам переезд запомнился ему крайне смутно), и что великий патриарх рода Никодим приходится ему двоюродным дедом. Впрочем, строгого дедушку он помнил. Как зыркнет такой седобородый важный боярин из под кустистых бровей льдистыми серо-голубыми глазами, как цыкнет на даже не особо шалящего малыша, сразу захочется под кровать забиться или еще где подальше спрятаться. Такого не забудешь!

Конечно, шестилетний мальчик еще не понимал всех причин, приведших к выделению семьи Снегиных из Морозовых, но слышал достаточно, чтобы разобраться, когда вырастет. Дело же было так.

Братья Пересвет (отец Яровита) и Никита рано остались без отца, и под женской опекой выросли весьма своевольными. Родовой силой овладели на среднем для витязей уровне, достойно, но не больше. Но авторитетов не признавали. Женились оба не по воле патриарха, стремившегося не разбавлять кровь и составлять пары из разных семей рода Морозовых, а по собственному выбору.

Никита в жены взял настоящую красавицу, хоть и не боярских кровей, зато княжеских. Дочь свою Василину за него Великий князь Андрей отдал, младшую сестру князя Димитрия Городецкого. Родовая кровь в потомках хоть и разбавлялась, но почетно с княжеским домом породниться, не стал возражать глава рода. Правда, не особенно счастливым брак оказался. Не ладили супруги, а еще большая нелюбовь у невестки с патриархом рода Морозовых случилась. Привыкла в неге и роскоши жить, а Никодим всю родню в строгости держал, дом их большой больше казарму напоминал. Сплошные дежурства, да учения, да наряды на работы: то снегозадержание на полях обеспечить, то лед на реке у города укрепить, чтобы дорога была, то ледники для продуктов по всему городу в порядок привести. В общем, видела мужа Василина довольно редко, а когда видела, все больше ругались они между собой.

Больше десяти лет прожили они бездетными, пока долгожданный Ледогор не появился на свет. Но это, в принципе, нормально, у бояр никогда много детей не рождалось. Фактически, постоянной их численность была, в роду Морозвых, например, всегда не больше десятка взрослых мужчин на все семьи и было. Даже поговаривали, что родовая сила мальчику от умершего старшего родича переходит, по крайней мере, вошло в традицию инициацию — ритуал Пробуждения крови — проводить над мальчиком, не позднее, чем через девять дней после смерти родича. Пока "душа еще этот мир не покинула". Так что похороны и ритуал иногда даже в один день проводились.

Три года назад подошел черед над Ледогором ритуал проводить, как раз шесть лет ему исполнилось (раньше — вредно для ребенка считается), и родич из семьи Вьюжных, что в Новгороде Дальнем рубежи охраняли, умер. От Китежа — далеко, но в том городе детей подходящего возраста не было, а сообщение за шесть дней дошло, время подготовиться еще оставалось.

Ритуал традиционно проводился в главном храме города — Святой Софии, где перед алтарем древние мастера на полу девятилучевую звезду — новенаграмму — из самоцветных камней выложили. "Огнев" луч — из красной яшмы, "Водяной" — из голубого лазурита, "Морозов" — из горного хрусталя. Вставал мальчик в центр звезды на полу, а старший родич на пару с настоятелем храма (чай не язычники!) произносил вслух слова древнего призыва. Остальные собравшиеся в храме родичи ему одними губами беззвучно вторили. При удачном прохождении ритуала Морозовыми, покрывался хрустальный луч, а то и вся звезда, инеем, чем плотнее и больше, тем большую силу ребенок обрести может, если правильно владеть ею научится. Поэтому до совершеннолетия должен мальчик дух свой и тело укрепить, знаниями да умениями, боярину необходимыми, овладеть, чтобы достойно род свой в мирных и военных делах представлять.

Что-то не так все пошло в ритуале, проводимом над маленьким Ледогором, не откликнулись предки, не дали никакого знаменья, что пробудилась кровь. Не веяло холодом, не покрывалась звезда на полу инеем. Все собравшиеся решили, что не обрел ребенок силы боярской.

Страшно переругались тогда проводивший ритуал Никодим и расстроенная мать — Василина. В чем только друг друга не обвиняли. Вплоть до того, что патриарх ритуал нарочно провалил, а Василина ребенка не от мужа прижила. Примирение стало невозможным.

Разводы церковью Премудрого не предусматриваются, равно как и многоженство. Можно, конечно, неудачную жену в монастырь отправить или придушить по-тихому, но не княжескую же дочку в его стольном граде! В общем, Никодим сам племянника из рода выделил и о службе в захудалом городке для него договорился. Кстати, переезд Никите с Василиной на пользу пошел. Устроила княжна дом по собственному вкусу, местный княжий род столичным премудростям учить стала. В общем, развернулась. А заодно мужу еще и дочку родила.

Пересвет увязался в Болотов вслед за старшим братом, тем более что Никодим и его не привечал. Женат он был на боярыне, но умудрился взять ее из рода Ветровых. Для родовой крови, почитай, все равно, что простолюдинку. Браки Морозовых со Сварогами, Огневыми и Перуновыми не приветствовались, но допускались. По легенде основатели этих родов были близкими родственниками, так что кровь не сильно "портилась". Но Ветровы стояли особняком, в родстве считались только с Водяными, да и то — дальнем. Так что выбором Пересвета Никодим был доволен еще менее чем Никитиным. Но жили Яровитовы родители дружно, сначала двух дочек завели, а потом и он родился.

Болотное княжество занимало большую территорию, но название свое получило неслучайно. Куда ни глянь, всюду были болота, люди жили на островах твердой почвы, которые составляли здесь едва ли десятую часть общей площади. Жили, как ни странно, неплохо. Земля — не чернозем, конечно, но вполне плодородная, лугов для выпаса скота нигде больше таких нет. Засух не бывает, урожаи и покосы всегда хорошие. Еще железо из болота добывать можно, и торф на отопление неплохо идет. Песка с глиной, немного, но имеется, можно стекла и горшки делать. Лесов со всевозможными ягодами и грибами — тоже хватает. Дичи, так и вовсе, навалом! Даже рыба в неширокой речке Торфянке водится в немалом количестве.

Одна беда — дороги. Из одного поселка в другой относительно свободно можно было только зимой попасть, да и то, если егеря сумеют безопасный санный путь проложить. Некоторые трясины ни в какие морозы не замерзают. Но было так до тех пор, пока в эти края не перебралась бояре Пересвет и Никита с женами и детьми. Повелители первостихии холода. Проехались по княжеству, санные пути во все деревушки проложили, да так, что и летом не тают, только подновлять раз в год требуется. Теперь дороги круглый год проезжими стали. А что при выезде из болот надо груз с саней на телеги перекладывать, так мужики быстро приноровились. В сани оси тележные вставили, а колеса с собой везут, ничего перегружать и не надо. Большущее дело для болотных жителей бояре сделали! Это не считая того, что теперь в каждом селе по леднику громадному отрыто, продукты летом хранить. К тому же престиж (и военную силу) княжества очень подняли. Княжеств на Славне сорок четыре, и число их все увеличивается, как за счет дробления уделов, так и за счет присоединения новых земель. А боярских родов всего девять. Они хоть и на семьи делиться стали, но не во всяком княжестве по два полноценных витязя найдутся, как Никита с Пересветом! В Болотове раньше не было.

Городок Новгород на Болоте — скорее большое село. Тысячи три душ, не больше. Да и большинство из них — крестьяне, так что и не понять, в городе они живут, или деревню свою рядом срубили. Стены вокруг города нет — одни заборы стоят, болота надежнее деревянных стен княжество хранят. Только вокруг княжьего двора да примостившихся рядом новопостроенных боярских хором и монастыря относительно серьезный частокол имеется. Настоящих же городских жителей и на сотню домов не наберется.

Князь Глеб не чванился, по крайней мере, к боярам чуть что — сам в гости заходил. Род свой он вел от корня, Каликами называемого, члены которого на Китежский престол никогда не претендовали. И без них желающих из старших родов (Микуловичей и Вольговичей) хватало, а с дружиной своих прав добиваться — сил не было. Да и желания, привыкли они в своем болоте сидеть, другой жизни и не представляли. Братьев у князя Глеба не было, а вот сыновей — трое. Двое — значительно старше Яровита, а Сергий — на год младше. Княжич все время к Снегину тянулся, можно сказать, друзьями детства мальчики были, если в таком возрасте в принципе возможна дружба. Скорее — товарищи по играм.

Три года после переезда братья бояре Снегины были заняты усовершенствованием местного храма — новенаграмму на полу выкладывали. С цветными камнями на болоте как-то не очень, покупать да везти надо, а это больших денег стоит. Пришлось им производство цветных стекол осваивать. Заодно и ремесленников местных подтянули, те весь храм витражами украсили, а простые горожане стали ягодные наливки не в глиняных кувшинах хранить, а по разноцветным бутылкам разливать.

Наконец, сделали. Никита абсолютно зациклился на идее провести над Ледогором повторную инициацию. Убедила его жена, что старую патриарх нарочно провалил, стало быть, ее и не было. Сведений о смертях родичей к ним не поступало, а если и доходили, то с опозданием. Но все равно, боярин был намерен рискнуть. К тому же за это время и Яровит шестилетнего возраста достиг, можно над обоими сразу ритуал провести попробовать. Заодно проверить, в чем проблема была, в ритуале или Ледогоре. Пересвет за сына беспокоился, но привык во всем за братом следовать. В общем, стали готовиться.

Основные проблемы вызывало изготовление свечей. Их требовалось девять, но не простых, цвета их горения должны были соответствовать цветам первостихий. И если с некоторыми проблем не было, например, желтый цвет "земли" может символизировать добавка натрия, зеленый "жизни" — бария, а для собственного "холода" подойдет магний, то для "духа" требовался цезий, а "огня" — рубидий или, в крайнем случае, стронций. Такие металлы в обычной алхимической лавке не найдешь, своими запасами Никодим с ними делиться не стал, пришлось из заграницы заказывать.

Наконец, за неделю до начала месяца жатвы 6720-го года все было готово. Общественных работ тоже пока не предвиделось, ничто не мешало ритуалу. Правда, из внешнего мира недели за две до этого пришли сведенья о смерти в Китеже старого князя Андрея, но Болота это мало касалось. Отслужили молебен в храме, Василина поплакала, у князя Глеба чарой меда покойного помянули. И все. Даже гонца посылать не стали. Зачем? На великий стол Болотовы не претендовали, за свой удел тоже не беспокоились. Разве что решили на зиму дичи да рыбы побольше заготовить, вдруг какая-нибудь усобица случится?

Конечно, активно обсуждали, кто теперь Китеж займет? По лествице, вроде, очередь Всеволода Преславского, но Димитрий Городецкий большую часть времени у отца проводил, может ситуацией воспользоваться. Василина была уверена, что так и будет, у них в семье уступать не принято. А от Всеволода прибавкой к уделу откупится, а то и вовсе прибьет. Прибить оно бы лучше, тогда не отдавать, а себе прирезать землицы можно будет.

Гадали, кого патриархи поддержат? От их решения почти все и зависело. Если за какого князя встанут, другому и пытаться не стоит. А если нейтралитет сохранят, то силы примерно равны. Тут и до битвы дойти может.

Выводы из этих вестей Никита сделал самые практичные, ритуал на две недели отложил. Пока до Болота вести дошли, пока князья дружины собирали, глядишь, битва как раз должна бы в это время случиться. Если дойдет до нее, конечно. Но шанс, что кого-то из родичей убьют, был достаточно велик. Как-то так вышло, что большинство Морозовых или в Китеже сидели, или как раз двум старшим князьям служили. Добрых чувств к остальной родне Снегины не питали, будучи фактически в ссылке. Но от родовых прав отказываться не желали, а так, возможно, больше шансов будет провести ритуал успешно.

Что на самом деле происходило в это время в Китеже, узнали они гораздо позже. Большая беда там случилась. Вот что написал впоследствии об этих события летописец.

Фрагмент Печерской летописи (в литературной обработке проф. Нестерова)

В лето от сотворения мира шесть тысяч семьсот двадцатое началась в Славне усобица. Не поделили братья двоюродные Димитрий Городецкий и Всеволод Преславский великий стол Китежский и срочно собирали в своих уделах дружины. Оба уже были в летах, но горячим нравом пошли в предка — Великого князя Володимира Удатного, что устали в ратных делах не знал, всю свою долгую жизнь (почти тридцать лет княжил) в походах провел. Приструнил беспокойных тевтонов и свеев на Западе, спалил все их замки по правому берегу реки Наровы, вернув исконные славненские земли под свою руку. Полудиких угров на Юго-Западе и мерей с чумчами на Северо-Востоке данью обложил. В Степь восемь раз дружину водил, пока, наконец, не отогнал остатки куматов на Восток за самые Малахитовые горы. Далеко раздвинул он рубежи Славны, ставя и заселяя по ним новые города, которые и распределял между многочисленными сыновьями, внуками и племянниками.

Ядром и силой войска Великого князя Володимира была дружина боярская: Ветровы, Водяные, Огневы, Макошевы, Свароги, Навьины, Родовы, Морозовы и Перуновы. Не только воинским искусством были знамениты мужи родов этих, хоть и постигали его с малолетства. Все княжьи дети и многие дворяне им в этом не уступали. Да и среди простых кметей немало бойцов хороших найти можно было. Должен уметь мужчина свой дом с оружием в руках защищать, и не важно, кто ты, князь или землепашец. Члены боярских родов могли управлять первостихиями, на что и их родовые имена указывали: Ветровы — воздухом, Макошевы — землей, Родовы — жизнью. По преданиям, основателями этих родов были сами могучие языческие боги, но признали они власть Премудрого и пошли по слову Его служить князьям православным. За долгие годы разошлась и разбавилась их кровь по потомкам, меньше стали их силы и возможности. Не одним родом стали жить они, а делиться на семьи. Уже не от рождения владели они родовой силой, требовалось старейшинам провести над ребенком ритуал Пробуждения крови. И то нельзя было сказать заранее, с какой силой древняя кровь проявится в молодых людях, и проявится ли она вообще, хоть и были известны имена всех их предков вплоть до легендарного основателя. Но, все равно, грозную силу представляли эти бояре, особенно собранные в одну дружину. Не стрелы обрушивали они на противника, а огненные валы и молнии. Не мечами секли его, а воздушными и ледяными лезвиями. Не щитами его останавливали, а опрокидывали ураганом, топили водяным валом, опутывали руки-ноги непроходимой чащей, поглощали зыбучими песками и болотами.

Не знал поражений Великий князь Володимир, трепетали соседи при одном упоминании имени его. А недругов уже к середине правления его, почитай и не осталось, желающих записаться в самоубийцы просто не находилось. В кулаке он всех братьев и племянников держал, все по слову его ходили и на первый же зов с дружиной спешили, а роды боярские он все в округе стольного города Китежа поселил, поместья дал, деревнями да селами на кормление пожаловал. Почитай, других землевладельцев в Китежском княжестве и не было, сам князь, да бояре его.

Но менялись поколения, растащили потомки наследие Володимира Удатного по уделам. Причем не только земли поделили, но и бояр. Давно уже древние роды для удобства сами себя на семьи делили, а тут эти младшие ветви по княжьим дворам и разъехались. Вроде, и остались те же Морозовы в Китеже, а вот Ледовы в Городце оказались, Стужины — в Преславле, а Снегины так и вовсе в захолустном Новгороде Болотном (чаще называемым просто Болотовым).

Первым с малой дружиной успел войти в Китеж князь Димитрий Городецкий. Был его удел от столицы почти втрое дальше, чем Преславль, вот и пришел он на стол садиться с одними боярами, наказав сыну собирать войска и следом идти. Князь же Всеволод, считай, весь народ свой исполчил и следом за ним двинулся.

Рассчитывал князь Димитрий на то, что поддержат его великие бояре китежские. Но отказали ему патриархи в помощи. Они, мол, великому князю служат, а в лествицу не вмешиваются. Но помнят, то Всеволод Димитрия на два года старше будет. И еще сказали патриархи, что кровь — не вода. Не гоже боярскую кровь в междоусобицах проливать. Пусть князья миром дело решают.

Но не спешил князь Всеволод с дружиной к Китежу идти, кружным путем пошел, собирая под свою руку всех ближайших князей. Вроде, на правое дело зовет, законного князя поддержать, и дружина при нем такая, что отказать никак не получается. То есть можно, конечно, самому вместе с боярами погибнуть, но войско его потрепать, но к родным братьям и ближним друзьям Димитрия Всеволод и не заходил. Вот и выросло его войско за этот поход в несколько раз.

К Димитрию в Китеж тоже дружина его подошла, да и союзники успели, но мало было сил у него брату Всеволоду противиться. Без помощи Китежских бояр — нет смысла и в поле выходить. Тогда замыслил и совершил он страшное злодеяние. Пригласил патриархов на пир и там их отравой смертельной извел. А кмети его их еще кинжалами кололи и головы отрезали, чтоб ожить не смогли.

Тела спрятали, а остальных китежских бояр обманул князь фальшивой грамотой, якобы от патриархов полученной, и встречать брата Всеволода в поле вывел. Вроде, меньше у него обычных воинов, зато бояр чуть не вдвое больше, почти четверть их от общего числа в стольном Китеже проживала.

Не хотели бояре с родичами своими биться, но построили их князья так, чтобы семьи одного рода друг против друга не стояли.

Была битва долгой и страшной, одолевать стал князь Димитрий, ибо больше бояр на его стороне было. Но тут узнали откуда-то китежские бояре, что патриархи их убиты, и все смешалось. Часть из них бой с преславцами продолжили, другие по городецким ударили.

Страшные последствия для Славны та битва имела. Убили бояре князя Димитрия, но и сами полегли почти все. Половины бояр своих за один день Славна лишилась. Сел князь Всеволод на стол в Китеже, но без боярской дружины не хотели слушаться его младшие братья. Началась на Славне великая замятня.

* * *

Ритуал Пробуждение крови Никита проводил вместе со священником Новгородского храма. Тоже — Святой Софии, так почти все значительные храмы назывались, в смысле посвященного "Божественной Мудрости", а вовсе не святой с таким именем. Отец Макарий важно именовал себя епископом. В общем, имел право, так как был главным по духовной линии на все княжество. А то, что храмов на все Болотное княжество и десятка не набиралось... Специфика княжества. Больших поселений совсем немного было, а на каждую делянку на болотах храмы не построишь. По религиозным праздникам местные жители сами к своим пастырям выбирались.

Под молитвенный речитатив священник старательно окропил святой водой весь храм и пришедших поглазеть на ритуал горожан, особое внимание уделяя звезде на полу и обоим мальчикам. Со взрослыми членами княжеской и боярской семьи обошелся аккуратнее, дорогие одежды зря мочить не стал, только по лбам их кисточкой своей мазнул. Этот этап ритуала символизировал "очищение" тела, а также призывал к действию внимание первостихии воды.

Следующий проход вокруг звезды на полу отец Макарий выполнил уже вместе с Никитой. Теперь он окуривал все вокруг благовонным дымом (горел фимиам на основе ладана), чертя в воздухе кадилом замысловатые узоры. Боярин шел на полшага за ним, неся в руках небольшой масляной светильник. Только сиял его огонек ярким белым светом из-за добавок в масло и пропитки фитиля специальным раствором, содержащим магний. Сакральный смысл данного действия заключался в духовном очищении, выжигании скверны, а заодно поминались воздушные, духовные и огненные первостихии.

Затем обоих мальчиков поставили в центре новенаграммы, по углам которой заранее были установлены, но пока не горели свечи.

Священник и Никита встали от них с двух сторон и, продолжая водить в воздухе кадилом и лампадой, осыпали их зерном. В прихожан тоже несколько горстей бросили. Символизировало это здоровье, рост, а также первостихии земли, жизни и смерти.

Все первостихии были помянуты, и Никита от своей лампады зажег свечи, стоявшие в концах лучей звезды. Загорелось девять разноцветных огоньков.

Теперь священник и боярин, напевая, заговорили одновременно о разном, но, как ни странно, звучали их голоса гармонично. Священник славил Премудрого, просил его благословения для всего княжества, князя и бояр его. Старый псалом о молодых отроках, что прославят род и землю свою, вплел. Никита же о чести и доблести, о великих предках, о потомках, которым предстоит дела прадедов продолжать, говорил. Была это древняя песня-молитва, слышанная и выученная всеми боярами еще в детстве, но сегодня звучала она особо торжественно. Закончили священник и боярин, фактически хором:

— О Господь наш Пресветлый и Премудрый, о предки великие рода боярского, благословите и примите под свою опеку отроков Ледогора и Яровита! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!

Витя стоял почти в центре звезды рядом с братом, который сместился немного в сторону луча "холода". Наверное, более выгодную позицию занять решил. В какой-то момент он попытался взять Ледогора за руку, но тот его даже слегка оттолкнул. Было ему уже десять лет, знал и понимал он побольше "мелкого" и был очень сильно напряжен. Один раз ритуал над ним уже прошел неудачно, и эта попытка должна быть удачной, во что бы то ни стало. Если предки благословят Яровита, а его проигнорируют, это будет концом для него и для матери. Недопустимо!

Вите тоже было страшно, но одновременно и радостно. Стоит в центре переливающейся всеми цветами радуги многолучевой звезды, вокруг огни горят разноцветные, много людей в храме, все на него смотрят. И в воздухе разлито что-то необычайное, что начинает собираться вокруг него.

Тут он услышал голоса, много голосов. И совсем рядом с ним зазвучал грозный голос деда Никодима:

— Не думал я, что силу свою полукровке отдавать придется, к тому же последнему в роде! Страшные времена настают! В один день от предательства и усобицы столько бояр погибло! Нет их больше в Китеже. А передать силу некому, только тебе. Возьмешь? Не побоишься?

Мальчик внутренне буквально просиял. Его признали! Ему силу дают!

— Конечно, деда! Возьму! Спасибо тебе!

Тут вокруг загомонили другие голоса:

— Не один ты в роде, Никодим! Не должна сила рода истаивать. Пусть и нашу берет!

— Действительно, малыш, опасно это, но надо брать. Негоже роду Морозовых слабеть! Постарайся сдюжить.

— Возьму, все возьму! Силы много не бывает, — прошептал мальчик, повторяя услышанную фразу кого-то из взрослых.

— В нем и наша кровь есть! — зашелестели вокруг голоса: — Возьми силу, мальчик.

— А ты куда?! Ты, вообще, дважды по женской линии!

— Ну и что? Нашей крови в нем не меньше, чем вашей будет! Детям передаст, нельзя боярству слабеть!

— Спасибо, возьму, все возьму! Силы много не бывает, — продолжал шептать Витя, как заклинание.

И тут, началось! Такая свистопляска стихий закрутилась над новенаграммой! Сначала звезда превратилась в ледяной грот, громадные сосульки-сталактиты встретились с вырастающими из пола сосульками-сталагмитами. Все заискрилось снегом, который подхватил бешено завывающий ветер и закрутил смерчем вокруг мальчиков. Но это было не все. Из потолка храма в Яровита стали бить молнии, ярым цветком скрыло детей от перепуганных зрителей вспыхнувшее алое пламя, а затем все застыло в виде хрустального кристалла, в котором одновременно и огонь отражался и молнии отсвечивали, и снежинки искрили в хороводе.

В буйстве цветов и красок почти не было видно, что же происходит с мальчиками. Яровита ломало, выгибало, било в конвульсиях, он весь покрылся коркой льда и одновременно горел. Ледогор стоял рядом, смотря на брата сначала с недоумением, потом с обидой, а потом и с яростью.

— А мне?! А я?! — восклицал он.

Он встал вплотную к брату, но стихии продолжали его игнорировать. Тогда он сунул руки в огонь и потащил брата к себе, вцепившись в его шею. Толи прижать хотел, толи задушить. Но сомкнуть пальцы на горле не смог, покрывавшая его корка льда не проминалась. Зато рукава, да и перед его кафтана задымились. Тут ударила еще одна молния, и их отбросило друг от друга, зафиксировав в изломанных позах в кристалле.

Через несколько секунд кристалл исчез. Свечи погасли, мальчики упали на пол.

Витя был без сознания. Одежда на нем исчезла без следа, голова лишилась полностью всех волос, но кожа была чистой и гладкой, а дыхание ровным.

А вот на Ледогоре одежда осталась, только была порвана, обожжена и мокра одновременно. На руках уже вздувались волдыри от ожогов. Но он был в сознании.

— Я слышал родичей! — слабым голосом прошептал он. — Они дали мне силу!

Напряженное лицо его отца разгладилось, а мать посмотрела вокруг с гордостью и торжеством.

— Не мог ритуал нормально провести! Косорукие вы все, Морозовы! — фыркнула она в сторону мужа. — Чуть ребенка не убил. Как его всего бедного обожгло. Но уж яснее знаменья и представить себе трудно!

Священник тем временем старательно брызгал на отроков святой водой. Помогло. Витя тоже открыл глаза и увидел над собой склоненные и напуганные лица отца и матери. Глаза были ясные, но стали разного цвета: один — льдисто-голубой, а другой — темно-синий. Но его слова смутили старших гораздо больше его вида.

— Со мной деда говорил, — довольно четко произнес он. — Предательство, говорил, в Китеже.

— Никодим?! — взвыли в голос оба боярина.

— Да, он мне силу отдал!

— Это что же, патриарха Морозовых убили? — изумился подошедший к ним князь. — Да как такое возможно?

Но мать уже подхватила Витю на руки, заворачивая его в спешно поданный ей кем-то из слуг плащ:

— Не надо ребенка мучить! Видите, едва живой.

Василина тоже приобняла своего сына, помогая ему подняться и уводя из новенаграммы. Во взгляде, которым она одарила семью Пересвета, можно было бы заметить раздражение и зависть. Но на нее не смотрели. Народ гудел, потрясенный зрелищем и новостями. Священник энергично помахивая кадилом и разбрызгивая святую воду, благословлял прихожан и решительно выпроваживал из храма. Князь жаждал еще подробностей, но мальчик снова вырубился, уснув прямо на руках у Миланы. Отпускать и передавать его кому-нибудь из слуг она не хотела категорически. Старшие дочки стояли рядом и изо всех сил показывали, что ей помогают.

Выяснение подробностей пришлось отложить.

Впрочем, ничего существенного они так и не узнали. Очнувшись, ребенок говорил с матерью, но она утверждала, что ничего нового он не сказал. Сам же Витя стал повторять свою историю, хоть и подробно, но одними и теми же явно заученными фразами. Ни о каких других родичах, кроме патриарха, тем паче о других родах, в них не было ни слова.

Волосы у мальчика скоро отрасли, но если раньше он был платиновым блондином, то теперь в них стал явно просматриваться рыжеватый отблеск. И над левой бровью появилась серебряная прядь. В общем, внешне изменился он довольно сильно, но даже не самим обликом, а тем, какое впечатление стал производить на окружающих. Раньше Витя был, как говорится, "типичный ангелочек", мягкий и улыбчивый. Теперь выражение его разноцветных глаз стало гораздо жестче, взгляд — пронзительнее, и, несмотря на соответствующий возрасту невеликий размер, в нем стала чувствоваться нешуточная сила.

Родовые способности проявились у него прямо на следующий день. Отец, скорее в шутку, попросил его заморозить ледышку в стоящей во дворе бочке с дождевой водой.

— А как это делается? — очень серьезно спросил ребенок.

— Ну, ты видишь, как вокруг тебя вихрь силы кружится? — несколько неуверенно спросил Пересвет. И принялся пояснять: — Вроде радужного сияния... Еле заметно... Просто надо знать, что оно есть и ни во что особенно не вглядываться...

— Это то сияние, что меня в храме окружило?

Отец обрадовался:

— Да-да! Точно! А ты его тогда видел?

Вместо ответа сын сам снова спросил:

— Какого цвета сила холода?

— Светло-голубая, с морозным отливом, вроде, снежинки мелкие в ней поблескивают. Нет, ты что, правда, ее видишь?

— А что с ней делать? — ребенка явно интересовали ответы на его собственные вопросы, а не болтовня с папашей.

— Мысленно вытяни из нее, даже не знаю, как сказать, лепесток? Отросток? В общем, представь себе, что это огонь, только холодный, и вытяни от него язык пламени к поверхности воды в бочке. Это пламя как угодно может изгибаться и вытягиваться очень далеко. Мы с боярином Никитой на полверсты его вытянуть можем, а дед Никодим — и вовсе на версту. Мог...

Яровит сосредоточенно уставился на бочку. Сначала ничего не происходило, а потом на ней враз полопались все обручи, осыпались, как лепестки цветка, дощечки-клепки, а под этой осыпавшейся "шелухой" оказался аккуратный цилиндр льда. Мальчик заморозил в бочке всю воду.

Пересвет смотрел на это, выпучив глаза, потом завопил:

— МИЛАНА!!!

Та, видимо, за ними подсматривала, так как выскочила моментально.

— Дорогая, наш ребенок — гений! Ты как его родить умудрилась?!

Сгребя в охапку жену и сына, боярин, наплевав на солидность, с радостными восклицаниями закрутил их по двору. Остановился. Расцеловал обоих. Стиснул так, что оба пискнули. И только после этого опустил на землю. Но полностью не отпустил. Продолжая обнимать Милану за талию, Витю — за плечи, потащил их в дом в сторону комнаты, где он обычно работал. На ходу послав кого-то из попавшихся по дороге слуг за вином и сладостями.

— Нет, мамочка, ты только подумай, — говорил он на ходу абсолютно счастливым голосом. — Я, помнится, месяца три до рези в глазах всматривался сутками напролет, пока что-то мерещиться стало, а Витя — с первого дня потоки силы увидел. И даже использовал сразу! Мне полгода понадобилось, чтобы льдинку с кулак наморозить... А он — всю бочку целиком! Не иначе, как богатырем станет! Или даже героем...

Милана в ответ на сбивчивый монолог Пересвета только поощрительно улыбалась. Видно было, что у нее вопросы тоже есть, но прерывать полные счастья разглагольствования мужа она не собиралась. Не надо мешать ему радоваться. Потом с сыном сама поговорит.

Рабочая комната боярина мало напоминала то, что сейчас подразумевают под "кабинетом". Стол был, но совсем не письменный, а самый обычный, скорее, столовый, массивный из темного дерева. Рядом с ним стояло полдюжины кресел. Для письма хозяин использовал конторку, крытую зеленым сукном, с небольшой антресолью для бумаг и письменных принадлежностей. Но так как писать боярин предпочитал все-таки сидя, а не стоя, то к ней был приставлен исключительно высокий табурет с круглым сидением. Основную мебель комнаты составляли многочисленные сундуки самого разного размера. От таких, на которых можно было спать (причем не одному), до таких, на которых больше, чем одному, не усесться. Мелкие сундучки и шкатулки тоже имелись в наличии, но были убраны в сундуки побольше.

Пересвет, довольно нарочито загибая пальцы, отсчитал третий сундук от окна и, продолжая дурачиться, открыл его, только перебрав до конца довольно большую связку ключей. Внутри в два слоя стояли шкатулки. Он вынимал их по одной, придирчиво рассматривал, цокал языком, отставлял в сторону. Наконец, достал одну из них, сильно отличающуюся от других цветом и хрустальными вставками. Яровиту она сразу бросилась в глаза, а вот отец, заговорщицки улыбаясь, все никак "не мог" ее заметить.

Внутри шкатулки оказалось еще несколько коробочек. Но боярину уже и самому надоел этот спектакль, нужную он вынул сразу. Внутри лежал медальон в виде снежинки размером с пол-ладони. Пересвет подержал его в руках, и медальон из обычного на вид куска хрусталя ожил хороводом закрутившихся внутри него снежинок. Слегка подсвеченных изнутри, искрящихся морозными блестками, разбрасывающих по хрустальной поверхности артефакта причудливые тени и отражения.

Дав жене и сыну полюбоваться на дивную вещь, он одел его Яровиту на шею:

— Вот, носи с честью. Это знак принадлежности к боярскому роду Морозовых. Ты теперь, хоть и мал еще, но уже боярин, владеющий силой. Учись ее применять и применяй только на правые дела! — он старался произнести это как можно торжественнее, но голос немного дрожал. Прижав к себе Витю, он даже легонько всхлипнул.

— А Никодим мне его с собой давать не хотел, Мол, сначала инициацию пройди, покажи, что достоин, — произнес он уже совсем голосом, в котором проскальзывала и старая обида, и законная гордость: — Но я медальон из него все-таки выбил. И вот он тебя дождался!!!

Впрочем, подарки на этом не кончились. Милане тоже перепало, и даже изрядно. Целый набор: перстень, браслет, кулон, серьги и даже диадема. Камни в них были меньшего размера, чем Витин медальон, но также искрились снующими в них снежинками.

— Ты теперь не просто боярыня и жена боярина. Ты — мать боярина! Поздравляю! Выше звания просто не существует.

Милана была явно в курсе происходящего, все-таки сама из боярской семьи, но на мужа смотрела с нежностью и одобрением. Молодец! Все заранее подготовил и теперь по чести сделал.

Тем временем, вино и сладости принесли прямо сюда в кабинет. За этим столом и уселись, в тесном семейном кругу, еще только девочек позвали. Пересвет хотел было в столовую перебраться, брата и князя позвать, но жена отсоветовала. У Никиты сын старше, а когда еще силу проявить сумеет, незачем родню напрасно расстраивать. Боярин, может, за них и порадуется, но ревновать все равно будет, а княжна его точно завистью вся изойдет. Лучше пока подождать. Станет Ледогор боярином, вот тогда всей семьей пир и закатим. А то и всем княжеством.

Пока же из всего ювелирного набора Милена только кулон надела, прицепив его к той же цепочке, на которой у нее уже висел родовой медальон Ветровых — спираль из золотого берилла. И оба знака под рубашку спрятала.

Конечно, таить Витины успехи они не стали, да и как это сделать, когда братья в одном доме живут? Просто не хвастались, обходя эту тему стороной.

У Ледогора дела шли откровенно плохо, то есть — никак. Потоков силы не видит, только перед глазами разноцветные круги от напряженного вглядывания расходятся. Никита уж было решил, что сын у него — частичный дальтоник. Стал ему очки хитрые подбирать да "на ощупь" силой пользоваться учить. Все — без толку. Почти год они так мучились, пока боярин не собрался с духом признаться себе, что что-то тут не так. Стал еще раз про обряд инициации расспрашивать и понял, что не договаривает сын, да и в рассказе путается. И если словесную шелуху отбросить, то получается, что Ледогор тогда только рядом с потоком сил постоял, даже руки в него совал, а зачерпнуть ничего не смог. Вся сила брату двоюродному досталось, а ему — одни ожоги. Не признали его за своего предки, не признала в нем хозяина и сила морозная.

Когда осознал это Никита, что-то в нем сломалось. Ходил несколько дней горем убитый, ни с кем не разговаривал. Потом — к жене пошел. Василина все это уже давно поняла, с сыном начистоту поговорила и даже знала, что делать.

Раз уж не нашлось в Ледогоре боярской силы, значит, по традиции, ему в материнский род отходить. А род-то княжеский! Дед (отец Василины) Великим князем был. Правда, во время недавней усобицы убили дядю Димитрия вместе с сыном его, а другого дядю — Лександра — серьезно покалечили, а все Городецкое княжество разоренным оказалось. Но, может, оно и к лучшему. Своих детей Лександру теперь, поди, не родить, если только жена на стороне не нагуляет. Но за этим Василина, как-нибудь, да проследит. А Ледогор получается прямым наследником Городца, да и на Великое княжение претендовать сможет, если дружину сильную наберет. В общем, взяла Никиту под руку и потащила в свой родной город новую жизнь налаживать. Сына — в князья, мужа — боярство возрождать. А себя — единой в двух лицах княжной-боярыней почувствовала и единственной настоящей хозяйкой княжества Городецкого.

Только вот, сломалось что-то внутри от всех этих переживаний у боярина Никиты. Стало ему все на свете безразлично, угас интерес к жизни. Так что плохим помощником он оказался жене в ее честолюбивых планах. А, может, наоборот, удобным. Ни с чем не спорит, со всем согласен, куда сказали — едет, где посадили — сидит. А то, что не слушает, о чем ему говорят, и сам ничего не отвечает, для Василины даже лучше. Она-то и слушает, и говорит, и решения самолично принимает. За мужа и сына — за боярина и князя. И ей это нравится.

Пожили они так около года в Городце, укрепились, признал князь Лександр Ледогора наследником. Но тут новая мысль Василине в голову пришла. После двухлетней усобицы уселся на столе в Китеже Гжецкий князь Гюрий. Городецким он не то, чтобы близким родственником был, но из той же ветви Микуловичей шел, в отличие от Преславских и Плещеевских, которые от Вольги происходили, или тех же Болотовых, которые Каликами считались (от Всеслава Калики, сыне Володимира Удатного). А тут еще и дед Святозар, отец Никодима, который по дряхлости уже давно от дел отошел, но после гибели в замятне сына, временно возглавил сильно сократившийся род Морозовых, от старости помер. Получалось, что Никита старейшим в роде остался. Вот и взяла Василина мужа в охапку и в Китеж притащила — патриархом делаться. Хоть от рода Морозовых и мало что осталось: сам Никита, Пересвет в Болотове, да двое молодых бояр в Дальнем. Ну и Яровит подрастает. Всего пятеро бояр из двух семей, но глядишь, молодые еще сыновьями обзаведутся. Зато родовые поместья (не считая Болотова и Дальнего) — в Китеже, в Городце, в Преславле, в Плещееве и еще в десятке княжеств. Не спешат князья на них лапу накладывать, продолжают оброк с них в Китеж слать. Будет большая нужда — приедет какой-нибудь боярин, а так можно и подождать, пока род снова в силу войдет. Разные времена на Славне бывали, никогда бояре от ратных трудов не прятались, бывало и с одного боярина род возрождался.

В общем, приехала Василина в Китеж, утвердила Никиту при поддержке Великого князя Гюрия патриархом рода Морозовых, подворье боярское заняла, всех вдов с дочерьми по их родам разогнала (ни с кем еще со времени великого княжения ее отца не ладила), а сама активно в политику погрузилась, благо в деньгах недостатка не имела.

Многим она тогда дорогу перешла, со всеми патриархами рассорилась. Но это и все, что сделать успела. Полугода не прошло, как отравилась незнамо чем, позвала на помощь целителей из Родовых, да пока те пришли, уже помереть успела. А скоро вслед за ней и Никита этот мир покинул. Никто его не травил, просто давно интерес к жизни потерял, вот от первой же болезни и помер, не стал ей противиться.

Князь Гюрий похоронил обоих с почестями, а Ледогора обратно в Городец отправил, пусть при родном дяде живет, нечего ему в Китеже делать.

Снова не стало патриарха в роде Морозовых. По старшинству им Пересвет должен был бы стать, да не спешил из своего Болотова выезжать. Сначала дочек замуж выдавал, не до того было. Потом — лето на осень повернуло, пора дороги через болота подновлять. А тут и жена собралась в Изиборск съездить, дочек проведать, да и сына, наконец, жившей там родне показать.

Глава 2. Детство Вити. Домашнее обучение.

Летом 6721 года остался Пересвет в Болотове единственным боярином. На сей раз вслед за братом в новый город он не поехал, полюбилось ему Болотное княжество, да и не звал его никто в Городец. Никита почти перестал разговаривать, а Василине он там не был нужен, по крайней мере, на первое время, пока сама не укрепится.

Впрочем, уже не единственным боярином он в своей семье был. Сын, хоть и мал, но силу совсем немалую обрел. Так что дите надо было учить и развивать, а не по новым домам с ним мотаться. Разрешалась, наконец, довольно дурацкая ситуация, когда вместо того, чтобы гордиться успехами Вити, Пересвет даже испытывал за них чувство неловкости перед Никитой. Теперь стесняться стало некого, и все вздохнули с облегчением.

Школа в Болотове была только начальная при храме, в ней отец Макарий самолично обучал местных ребятишек грамоте и простейшему счету. Вот и вся наука, большего, поди, местный поп и сам не знал. Из искусств программа ограничивалась хоровым пением. Пели псалмы и церковные службы. Читали на занятиях тоже исключительно священные книги, которых на всех было только три, так что приходилось делать это по очереди. В общем, что князь, что боярин предпочли давать своим детям образование на дому.

Домашнее образование вовсе не означает, что учиться можно чему хочешь и когда хочешь. Сам-то Пересвет когда-то Боярский Ликей в Китеже окончил, и теперь старательно вспоминал тамошнюю программу. А так как начальные классы у него уже основательно выветрились из памяти, то и впихнул все, что мог вспомнить в первый год обучения, начав сразу же с таблицы умножения. Сплошная элементарщина, зачем ее долго жевать? Правил родного языка он сам не помнил, хотя писал грамотно. Так что обучение свелось к переписыванию Витей фрагментов из "взрослых" книг. По истории, географии, алхимии, биологии и медицине. Эту работу мальчик проделывал, в основном, под присмотром матери. Та, как могла, и на возникавшие у него вопросы отвечала. Остальное выяснял уже на уроках с отцом, который придирчиво проверял, выучил ли сын переписанное, и добивался того, чтобы тот еще и понял, о чем там речь идет. Математикой (скорее, арифметикой, дальше наука в этом мире еще не пошла) и геометрией занимался с ним отдельно. Алхимия и биология (на уровне начал ботаники) сопровождались практическими занятиями, которые и занимали львиную долю времени. Вместе в травах разбирались, где какую использовать можно, вместе стекла варили и разные зелья и порошки делали. В том числе, лекарства. Системы в этих занятиях не было никакой, Пересвет учил тому, что в данный момент ему вспомнилось или, что чаще, требовалось по хозяйству.

На тех же принципах (по потребности в хозяйстве) было построено и изучение управления первостихиями. Учил Пересвет Витю исключительно холоду. Его вторая (слабая) первостихия была электричество, способности управлять ею он у сына найти не рассчитывал. А вот наличие силы ветра сразу Милану попросил проверить, и был ужасно счастлив, когда она обнаружилась. Так что излагал и общие принципы управления первостихиями, чтобы можно было для ветра тоже использовать. Жена в теории слабовата была, да и умела не очень много. Боярынь учили только необходимым азам: из боевых — только щит простейший ставить и удар наносить какой-нибудь не самый сложный (в Миланином случае это было воздушное лезвие). Ну и некоторый набор бытовых — ветром предметы нетяжелые передвигать, помещения проветривать, одежду (или что иное, например, зерно) сушить. И все. Тучи по небу гонять, паруса кораблям надувать или самим летать уже только витязи могли, да и то на пределе сил и недолго. Вот богатыри — другое дело, но в роду Ветровых таких только два было. Оба, кстати, во время "замятни" успешно уцелели, умение летать очень положительно сказывалось на быстром отступлении с поля боя...

Как ни странно, при такой антипедагогической системе обучения, Яровит умудрился за три года довольно много чего выучить. Многое — именно "выучить", понимал он не все, по большей части — поверхностно, а то и неправильно. Но память у него была хорошая, а учился он прилежно. Дети, вообще, в таком возрасте часто с родителями не спорят, а делают то, что велено.

Практическим занятиям Витя радовался, как самым лучшим играм. Это же не тупая зубрежка, тут себя творцом чувствуешь! Очень приятное состояние. Хотя запоминать тоже много приходится, но уже не слова, а ощущения. "На зуб" в буквальном смысле требовалось все пробовать, а также на взгляд и на ощупь. Вот почему из чуть различающихся бобовых растений одного и того же вида с мелкими желтыми цветочками (всех их "кроталярией" зовут) можно пеньку для канатов делать, а другие надо рубить и в качестве удобрения на полях использовать? А третьи — жечь и из пепла серебристый порошок получать с мудреным названием "окись кобальта"? А этот порошок, хоть и серебристого цвета, но если его в стекло добавить, тому яркий синий цвет придает?

Первостихиями же управлять — еще интереснее! Вытягиваешь из окружающего тебя сияния несколько жгутиков, свиваешь их в замысловатую конструкцию (ее так "конструктом" и называют), и... что-нибудь случается! Главное, из потока нужного цвета (светло-голубого с блестками!) силу брать, а остальные не трогать. Тогда даже если и не то, что требовалось, получится, все равно, что-нибудь заморозишь. Отец не сердится, ему даже весело от ошибок мальчика! Со смехом потом рассказывает:

— Показал я Витеньке, как ледяной щит слепить, а он вокруг себя снеговика наморозил! Только морковки в нос и не хватает! И ведь выполнил задание, крепкий снеговик получился, пулей не прошибешь! Ходить, правда, неудобно, и видно плохо...

Мать пугалась:

— А дышать? А отморозить себе что-нибудь?

— Родная стихия боярину вреда причинить не может! Тебя же ветром продуть не может? Вот так и нас с Витенькой заморозить не получится! — продолжая смеяться выдал боярин, после чего задумался: — А дышать? Во льду, и правда, даже не все володетели воды дышать умеют, только в жидкости. Но снег же — не лед, он пористый. Витя, точно, не задыхался. Зато как красиво стоял!

И Пересвет снова рассмеялся, да так заразительно, что все вокруг к нему присоединились.

Когда же Витя из любопытства, помимо морозного, вытащил из потока еще и жгутик какого-то странного, ближе всего — к пурпурному, цвета, довольно изрядно громыхнуло. Самого мальчика с ног до головы ледяной крошкой припорошило, а вот в отца целым роем искр шарахнуло. Вреда те ему, к счастью, не принесли, как будто насквозь пролетели беспрепятственно, и дальше листья на деревьях посшибали и подырявили. (Они во время занятий с первостихиями в лес выбирались, чтобы дома ничего не порушить.) Обошлось, только Пересвет очень расстроился. То, что у искр было электрическое происхождение, он понял сразу. Но решил, что это он сам так на взрыв сына среагировал. Хотя не хотел и не собирался. Неужели, контроль потерял? А если бы не в лес, а в Витю попал? В общем, занятия прекратил, а самого себя потом еще неделю мучил, проверяя собственные реакции и концентрацию.

В том, что это он нахулиганил, мальчик не сознался. Испугался, что только хуже сделает. Видел, как сильно отец расстроился, а причину такой реакции ему Пересвет не объяснил, вот Витя только и смог, что пообещать впредь быть внимательнее. И очень старался, экспериментов больше не проводил.

Милана тоже учила сына, хотя специальных "учебных часов" у нее не было. Иногда на занятия мужа приходила, но чаще показывала, как обращаться с первостихией воздуха, во время игр или обычных разговоров на любую тему. К сожалению, с ее минимальным уровнем силы, умела она немного. Ветерок легкий вызвать, предмет нетяжелый перенести, "щитом ветра" прикрыться. У Вити все это почти сразу получаться стало, только к серебристо-желтому (воздушному) жгутику силы почему-то сама собой тонкой пленкой и серебристо-голубая (морозная) сила налипала. Так что его ветерки холодом дышали. Наверное, если постараться, от этого эффекта можно было бы и избавиться, но Пересвету очень понравилось, что сын и тут себя боярином Морозовым проявляет. Ну а раз тебя хвалят, зачем исправлять?

Щит ветра, помимо преграды физическим воздействиям, оказался еще прекрасным средством от "прослушки", — что бы внутри не происходило, снаружи было слышно лишь легкое завывание ветра. Яровит это сразу оценил и стал стараться растянуть щит на как можно больший диаметр вокруг себя. Внутри "кольца" можно было и небольшие эксперименты с конструктами себе позволить, даже если что и "бабахнет", все равно никто не услышит. Лишь бы не увидели...

Создавать боевые конструкты мальчика пока не учили. Только "щиты" и полезные в хозяйственной деятельности. Но ведь и чистое использование первостихии — тоже оружие. Дотянуться жгутиком "холода" до человека и приморозить ему что-нибудь — ни один доспех не спасет. От такого только другие бояре защищаться умеют. В общем, Вите по десять раз на дню напоминали, что делать так НЕ НАДО, даже по отношению к животным и птицам. И яблоки в саду тоже портить не стоит!

Но ведь хочется! Маленький боярин стал при первой возможности выбираться подальше на болота. Под предлогом — травок разных для алхимических нужд поискать. Сначала Пересвет посылал с ним нескольких кметей для охраны, но оказалось, что там, где мальчик спокойно с кочки на кочку переступает, для воинов ему приходится путь намораживать. То есть вместо прогулки в поисках трав получается медленное прокладывание никому не нужной дорожки вглубь болотных топей. Тоже — практика, но уж больно дело однообразное.

Пересвет вздохнул и в присутствии Маланы принял у сына зачет по "технике безопасности" хождения по болотам. Главный прием был прост: провалился в воду — создай "сферу холода", заморозь вокруг себя все жидкое до твердого состояния и спокойно выбирайся наверх. Сквозь лед "сфера холода" сама, как шарик воздуха, всплывет, чем крепче лед заморожен, тем легче ей сквозь него продвигаться. Сам Пересвет почти как пробка из бутылки наверх вылетал. Сначала мальчик не мог понять, как же это делается. Оказалось — достаточно представить, что ты летишь (плывешь) сквозь лед и, главное, самому поверить в это. Тогда все само собой получается. Возраст у Вити позволял поверить во все, что угодно, поэтому скоро у него появилось новое развлечение — заморозить большой шар льда и неспешно плавать внутри, иногда высовывая с разных сторон то руку, то ногу, то голову, пугая тем самым проходящих мимо слуг и кметей. Князя тоже один раз удалось напугать... И как-то сразу после этого инцидента Витю отпустили гулять по болотам без всяких ограничений.

Долгожданные прогулки в одиночестве по болотам Витиных надежд не оправдали. Эксперименты ставить, конечно, интересно, только вот ничего ценного они не дали. От простой мешанины разноцветных нитей, которые он вытягивал из крутящихся вокруг него потоков силы, ничего, кроме самого узора не получалось. Повисит немного и развеется. Разве что изредка что-нибудь взрывалось. Или вонять начинало, что еще менее приятно... Все-таки работу с первотихиями, кроме самых примитивных действий с однотипной силой, самоучкой не освоишь. Конструкты не абы как строятся, их поколениями разрабатывали. Учиться надо, а не у кого.

То, что вокруг него целая радуга сил струится, Витя родителям не говорил. Один раз отцу заикнулся, так тот его какой-то гадостью успокоительной три дня поил, решил, что сын перетрудился. Всякое желание на эту тему говорить отбил. Мальчик и так от природы неразговорчив был, больше улыбками отделываться старался. А после этого случая про себя решил, что пока сам эти силы не освоит, лучше о них помолчать. Только как осваивать?

Нашел деревце поломанное, приподнял ствол ветром, а сам к нему зеленый жгутик из своей "радуги" подсоединил. Только ствол почему-то срастаться и не подумал, деревце новый от корней вырастило. Довольно быстро, между прочим. Витя из интереса рядом с ним до вечера простоял, силу качал, так в три его роста вымахал, со всеми полагающимися веточками и зелеными листочками. Правда, какими-то бледно-зелеными. Но за месяц потом нормальное с виду деревце стало, хотя вверх несильно прибавило, он ходил, каждый день проверял.

А вот темно-серой силой совсем интересно получалось. Направишь ее на кустик, тот как будто каменеет. А, может, и не "как будто", а на самом деле. Древесина во что-то твердое превращается, гнуться перестает, зато колется, как не очень крепкий камень. А вот если еще этой же силы добавить, то "камень" постепенно в труху превращается, и, в конце концов, осыпается пеплом.

Жгут темно-красной силы позволял нагревать или поджигать. А если пурпурный жгут в землю упереть и силу качнуть, на его конце яркая искра разгоралась, вроде кусочка молнии. Все это было красиво, интересно, но однообразно. Хотелось конструкты составлять, причем из всех сил и их сочетаний.

Как выяснилось, среди бояр использовать одновременно несколько первостихий мало кто умеет. Отец вот с холодом и электричеством только по-отдельности работает, и электричество крайне редко использует. Осмысленных сочетаний мороза и электричества, похоже, не очень много. Можно снежок с шокером совместить и, попав в противника или зверя на охоте, его не убить, а оглушить электрическим разрядом. Только очень редко такая необходимость возникает. Да и попади еще, например, в птицу снежком...

Витю сочетания сил очень интересовали, нутром чуял, что там громадные возможности открываются, но спросить не у кого. В принципе, в книгах об этом должно быть написано, но у Пересвета только одна такая книга есть, и даже не книга, а его конспект лекций из Ликея. Он в нем больше про свои силы записывал, об остальных — совсем коротко, только чтобы зачет сдать.

Приходилось обиняком про дополнительные конструкты у родителей узнавать. Просил Пересвета показать ему что-нибудь из использования электричества, а Милану — воды. Вроде, интересно любопытному мальчику. Отец баловство не очень поощрял, надо с основными стихиями — морозом да ветром — тренироваться, а не на недоступные любоваться, но иногда что-нибудь демонстрировал. Мать же охотно всякие фокусы показывала, только не много она могла со своим минимальным уровнем силы. Отец, впрочем, тоже. Но все-таки удалось подглядеть, как из электричества фонарик зажечь можно, как электрическим разрядом стукнуть, коснувшись пальцем, или даже на расстоянии, как из воды фонтанчик вытащить, как воду отодвинуть и кусочек дна речки обнажить, ну и еще несколько не очень полезных умений. Эти "ворованные" знания Яровит усваивал гораздо быстрее, чем разбирал с отцом конструкты на основе холода. Психология, однако...

Отрабатывал подсмотренные конструкты Витя, гуляя по болотам. В трясину он принципиально не проваливался. Как-то вначале ноги промочил и решил, что больше так не хочет. Сильно не хочет. Черпанул из своей "радуги" сине-зеленой силы, куда-то вниз, не глядя, направил: "хочу по воде ходить!" — подействовало. С того момента вода, если он этого хотел, его не хуже твердой почвы держала. Он даже речку Торфянку несколько раз в качестве эксперимента туда — обратно, не замочив ног, перебежал. Естественно, отойдя от городка туда, где его видно не было.

Во время своих прогулок мальчик не только с силами работать практиковался, но и нужные для алхимии ингредиенты, действительно, искал. И ведь находил, причем независимо от того, лето во дворе или зима. Зимой корешки, стебельки, зернышки да ягоды, понятно, замерзшими были, но углядеть их под толстым слоем снега и льда никто кроме Вити не мог. А он их корзинами таскал. И если чахлые замороженные былинки были интересны только Пересвету, то, скажем, клюкву и все остальные домочадцы приветствовали.

Родителей успехи сына и радовали, и смущали одновременно.

— Ты видела, — говорил Пересвет жене, — диаметр кольца "щита ветра" у Вити к тридцати шагам подбирается! Ты так можешь?

И сам же отвечал:

— Не можешь. Это уровень, как минимум, витязя. А для него воздух — вторая сила. То есть первая — мороз — у него вполне до уровня богатыря развиться может. Даже не верится. Неужели наш сын — богатырь?!

Радоваться не спешили, в основном потому, что боялись ошибиться. Или, скорее, сглазить. А вот верить — очень хотелось, так что про себя поверили в "богатырство" сына сразу и безоговорочно. Но о своих надеждах, не сговариваясь, молчали. Появление богатыря в любом роду — чрезвычайно важное событие. Особенно для Морозовых, где после гибели Никодима богатырей в роду не осталось совсем. Только, как мальчика теперь учить?

С "морозом" все равно выбора не было. Пересвет такой же витязь, как и уехавший в Городец Никита или сидящий в Новгороде Дальнем Вольга. Хотя, в Китеж съездить не мешало бы, в библиотеке родового подворья покопаться. Но с этим можно повременить, на год-другой отцовых знаний и возможностей должно хватить. А вот к Ветровым свозить мальчика было бы не лишним. Поучить обращаться с силой воздуха на более серьезном уровне, не привлекая к нему широкого внимания. Реально это можно было сделать только в Изиборске, где Миланина семья Суховеев проживала.

Милана отправила с гонцом родне письмо, получила вскорости ответ. Завязалась переписка, закончившаяся несколько неожиданно — визитом ее дяди Боривоя с двумя уже выросшими внуками.

Гостили почти месяц, и весь месяц царила какая-то суета пополам с сумятицей. Сбежать "под шумок" стало сложнее. Князь Глеб, видимо, сильно скучал в своем медвежьем углу и солидным гостям обрадовался даже больше Снегиных. Вот и превратил визит Боривоя в сплошной праздник. В последнее время Витя далеко не всегда садился за стол вместе с остальными членами семьи, чаще прихватывал чего-нибудь съедобного с утра на кухне, а потом — на весь день в лес. Теперь же, что ни день, торжественный обед. Князь либо сам проводит, либо к ним в гости приходит. Вместе с семьей и всеми "лучшими людьми" города. И присутствие боярского наследника за столом — обязательно. Хотя он от такой чести с удовольствием бы отказался. С качественной едой у бояр и в обычные дни никаких проблем не было, но что за морока есть сразу несколькими серебряными вилками, боясь ошибиться, какую когда использовать, и трястись над тем, как бы тарелку тончайшего фарфора из парадного сервиза ненароком не повредить. Гостям, кстати, тоже неудобно. Вон, купец Кожемякин надавил ножом посильнее, на две половинки свою расколол. Теперь сам под стол спрятаться бы рад, да не влезет, размером его природа не обделила! Ввели же моду на этот фарфор! Говорят, в нем отраву подать нельзя, почернеет, вот цены и дерут. Только яды проверять у каждого уважающего себя человека амулет имеется. Да и не будет никто никого за боярским столом травить, все и так проверено-перепроверено. Лучше бы по старинке посуду серебряную оставили, она не бьется. Да и компот из хрустального бокала ничуть не вкуснее, чем из обычной кружки. А заморские вина ему все равно не наливают.

Парадные обеды не исчерпывали всех развлечений, хотя и остальные, в конце концов, сводились к застолью. Были еще охота и рыбалка, в силу специфики местности мало отличавшиеся друг от друга. И то, и другое с лодок осуществляли, перемещаясь, в основном, по протекающей у городка Торфянке. Только во время рыбалки сети за борт забрасывали, а на охоте из здоровенных пищалей с расширяющимися стволами по птице дробью били. Главным же в обоих этих мероприятиях было то, что добычу (которой всегда было много) тут же на берегу на кострах и готовили. Для чего господ сопровождал чуть не весь штат княжеской поварни. А всякие закуски и напитки они с собой в корзинах приносили.

Еще они смотрели на пляски скоморохов, слушали певчих, а часто и сами пели, причем князь охотно солировал (у него неплохой баритон оказался), водили хороводы, в которых принимали участие все присутствующие. И все — под закусочку с хорошей выпивкой. В общем, "они веселье в сердце лили".

Витя заметил, что в центре круга все чаще оказывались его сестры — Задора и Гаяна, или одни, или с молодыми Суховеями. Сестры, вообще, вели себя в последнее время как-то странно. В отличие от матери, в обычной жизни девушки были довольно шумными, говорили (а то и орали) звонкими голосами, никогда их не приглушая, как будто хотели донести произносимое до сведения всего княжества. Ходили тоже почти всегда бегом, сшибая по дороге мебель, а что хотите, подростки, по большому счету, пятнадцати и шестнадцати лет. Теперь же вдруг обе поплыли лебедушками, не идут, а несут себя бережно и важно.

— Наверное, платья берегут, — решил Витя, — очень уж нарядно одетые ходят. Да и неудобно бегать на таких каблуках, поди.

Громкие разговоры тоже резко закончились, теперь девушки почти всегда молчали, разве что шушукались иногда между собой или с матерью. Глаза, в основном, к низу опущены (ресницы, похоже, накрашены — такими длинными казаться стали!), зато почти все время улыбаются. А еще краснеют часто, чего раньше за ними наблюдать не приходилось совсем. Но, похоже, довольные ходят, когда рядом никого чужого нет, о чем-то тихо переговариваются, прыская смехом в кулачки.

Милана тоже вела себя почти как девочки, только не краснела ежеминутно, а, наоборот, всем своим видом изображала мудрость и снисходительность. Получалось у нее это как-то урывками, сквозь маску спокойствия периодически прорывалось возбуждение, плавные движения сменялись суетливыми рывками, а велеречивость — охами и причитаниями. В общем, у женской части боярской семьи крышу, если и не снесло, то перекосило изрядно.

Витю такое мамино настроение явно угнетало. Привык быть для нее центром внимания, а тут его как-будто и не замечают. То есть следят за ним только для того, чтобы он все время под рукой был, и представительские функции наследника исполнял. А то, что ему скучно и все это надоело со страшной силой, никого не волновало.

Пересвет, похоже, от происходящего тоже был не в восторге. На людях держался подчеркнуто корректно, а вот наедине жену даже отчитывать пытался. По крайней мере, один разговор имел место быть, больше при таких беседах Яровит не присутствовал.

— Что ты такая радостная, как кошка, сметаной обожравшаяся, ходишь?! Боривой сюда зачем ехал? На Витю посмотреть, стихией своей управлять его поучить. А ты кому смотрины устроила? Дочкам! Теперь обеих сразу, считай, просватала. А им, во-первых, рано. Во-вторых, таких красавиц, да с хорошим приданым, кто угодно за счастье принять посчитает. К тому же с пользой для рода союзы заключить можно. Ветровы же с Морозовыми уже больше ста лет не ладят. Тебя за меня выдали не ради дружбы, а потому, что патриарх ваш, Белотур, взятку Никодиму дал, в думе боярской его предложение по распределению порубежных крепостей поддержать. Вот теперь Вьюжины наши в Дальнем застряли, кочевников сдерживают, мы с тобой в Болоте сидим, а остальные так и вовсе в "замятню" погибли. Дяде твоему не девочки наши нужны, а поводок на меня накинуть, чтобы совсем наш род под Ветровых подмять. А то и вовсе, пресечется, не дай Премудрый, род Морозовых, так он его "восстановить" сможет. Как свой младший!

Милана стояла, опустив глаза, и молчала. Перечить не пыталась. Только вот никакого раскаянья или хотя бы неловкости в ней не ощущалось. Вроде, имеет право муж и господин глупости говорить, только зачем на них внимание обращать? Тут у дочек первое же знакомство само собой в любовь перерастать стало, а там и свадьба не за горами! Что же может быть важнее?! И женихи хорошие, оба витязями будут, если уже не стали. Хотя и в правду, забавно получилось: одну дочку Ветровы Морозовым отдали (саму Милану, в смысле), а теперь двух взамен берут. Ловко! Родня у нее хваты, да еще какие!

Боярыня невольно улыбнулась пришедшей мысли, но тут же восстановила серьезное выражение лица. Еще решит муж, что над ним смеется, а это ей совсем ни к чему. В захватнические планы в отношении ее семьи со стороны собственной родни она не верила. С кем же еще дружить, как не со своими кровниками? То, что Ветровых уцелело в "замятню" много больше, чем Морозовых — только хорошо. Есть на кого опереться, если вдруг помощь понадобится. Пересвет сам же ей на Сварогов жаловался, которые вдруг стали претендовать на право считаться им старшей родней. И вообще... счастье детей — самое важное!

В общем, через две недели в Изиборск из Болотова отправился целый караван. К Боривою с племянниками и свитой присоединилась Милана с дочками, свитой и обозом. Одного приданого больше двадцати возов да почти столько же — подарков. Сопровождать невест до сотни местных дворян собралось, и две сотни кметей охраны князь выделил. Во главе же всей этой дружины старшего сына своего Всеволода отправил. Бояр уважить, а заодно и делу посольскому пусть наследник подучится, с князьями Изиборскими отношения наладит.

Пересвет же с дочками не поехал и сына не пустил. Не только потому, что не радовала его эта двойная свадьба, на которой жена все-таки настоять умудрилась. Дочек своих он любил, ради их счастья многим поступиться был готов. Но не родовой честью. Невместно ему к Суховеям на поклон ехать. Хоть и мало осталось Морозовых, но род их великим боярским все равно остается. Брат его старший, Никита, теперь в Китеже патриархом рода сидит, так что не просто Снегины они теперь, а Морозовы-Снегины. Старшей ветвью рода стали. А Суховеи — младшая ветвь Ветровых, между ними и патриаршеством с десяток бояр наберется. Могли бы Болотове свадьбу сыграть, вежество проявить, так не захотели! Конечно, по традиции невеста к будущему мужу ехать должна, да только патриархи дочек всегда в Китиже замуж выдавали. Он, конечно, не патриарх, но в любой момент им стать может, Никита, говорят, болеет сильно, помоги ему Премудрый! В общем, невместно ему перед Суховеями прогибаться. Да и разговоры, наверняка, на свадьбе с ним поведут такие, что только переругаться можно будет. Еще и свадьбу испортит. Лучше дома посидеть, хватит с них молодого княжича.

За эти мысли Пересвет себя потом долго корил. Накаркал! Не успела Милана из Изиборска со свадьбы дочек вернуться (впрочем, особо она не спешила, хотелось убедиться, что у Задоры с Гаяной все хорошо складывается, да и поддержать их по первости в чужой семье не мешало), как прибыл в Болотов гонец с известием о смерти Никиты. Не стал Пересвет жену дожидаться, вместе с сыном в стольный град поспешил. На похороны не успел, но хоть в храме на подворье Морозовых у вновь добавленного надгробья в ряду патриархов рода помолился. Да вместе с князем Гюрием покойного брата помянул. Заодно и о делах немного поговорили.

Получалось, что стал теперь Пересвет патриархом рода Морозовых, дом его — родовое подворье в Китеже, служба — в дружине боярской, и место этой службы не одно княжество, а вся земля Славны. А что стояло подворье до его приезда пустым и чуть ли не заколоченным, а от всего рода осталось, что он сам с Яровитом, да в Новгороде Дальнем Вольга Вьюжный с сыном Белозаром, так на то он теперь и патриарх, чтобы порядок в своем роде навести.

Собственно, на этом беседа с Великим князем у Пересвета и закончилась. Это с князем Глебом в Болотове можно было задушевные беседы вести за бокалом вина (или какого другого напитка), у князя Гюрия — все по протоколу. Принял в парадном кабинете в присутствии других бояр и ближних дьяков. Пару сочувственных фраз о безвременной кончине боярина Никиты произнес, затем несколько раз одобрительно кивнул головой, пока дьяк из дворцового приказа грамоту о приеме на службу, как главы рода, боярина Пересвета вслух декламировал. Еще раз милостиво кивнул, когда Пересвет по поданной ему другой грамоте слова присяги зачитывал. После чего чашей традиционной медовухи пожаловал (выпить на месте, чашу — серебряную, изящной чеканки со светло-голубым сапфиром в центре, с собой в подарок). И отпустил — делами заниматься.

Для решения дел, не терпящих отлагательства, выделил в помощь из того же Дворцового приказа дьяка Окинфа. Человека уже немолодого, весьма солидного обликом (весом едва ли не в десять пудов), но вполне благожелательного и хорошо информированного. Пересвет по своей "болотной" привычке чиниться перед ним не стал, сразу за стол пригласил "подкрепить силы" тем, что привезенные с собой слуги собрать успели.

Дьяк буквально расцвел от радости. Причем, как стало видно в процессе застолья, не столько от оказанной чести, сколько от самого факта внеплановой трапезы. Относился он к той счастливой породе людей, которым "что в рот, то и вкусно", хотя жирному явно отдавал предпочтение перед постным. Жадно на еду он не набрасывался, наоборот, ел не спеша, смакуя каждый кусочек. Делал это он сосредоточенно и аккуратно, не пачкая рук, а орудуя небольшим ножиком и ложкой. Серебряную двузубую вилку из походного сервиза боярина отложил в сторону, пояснив, что не одобряет этого новомодного инструмента, никакой подливы им не зачерпнешь, а сухим куском — только горло драть.

— Вот грибочек солененький... как же ему без сметанки-то? Вилы же эти неуклюжие ее всю на подносе оставят. А осетринки кусочек? Как же его без соусика? И отменный какой соусик! В нем и маслицо оливковое, и горчичка чувствуется... Во рту так и тает...

Выражение лица у почтенного Окинфа при этом было какое-то по-детски счастливое, а речь иногда прерывалась довольным хихиканьем. Не от того, что он своим шуткам смеялся, просто от хорошего настроения.

О делах дьяк тоже неспешно рассказывал. Очень неспешно, растягивая разговор на всю трапезу, завершить которую быстро в его планы явно не входило. Говорил, хоть и медленно, но толково и нормальным языком. Сюсюканье начиналось только при оценке очередного блюда.

Витя сидел за столом вместе с отцом, придавая беседе, ради которой Пересвет это застолье и затеял, вид обычного домашнего обеда боярской семьи. Глядя на гостя, у него тоже разыгрался аппетит, больно уж "вкусно" тот ел. В результате мальчик набил себе живот так, что с трудом дышал. Чем заслужил одобрительную реплику со стороны Окинфа. Впрочем, молодой боярин не только ел, но и внимательно слушал. Все-таки в их "болото" новости доходили с изрядным опозданием и далеко не все.

Сначала прояснилась ситуация с чуть ли не заколоченным подворьем Морозовых в Китеже. Прежних слуг, трудившихся на нем со времен Никодима, еще Василина разогнала, заменив своими, из Городца привезенными. Она же и вдовых боярынь (больше десятка!) кого обратно в их семьи к родителям-братьям-племянникам выслала, а тех, кому некуда ехать было, по монастырям распихала. Не захотела она рядом с собой бабскую оппозицию терпеть. Ну а после похорон Никиты Великий князь на следующий же день объяснил Ледогору, что не имеет тот никакого отношения к боярам Морозовым, вот и невместно ему на их подворье оставаться. Обиженный княжич всех слуг с собой забрал, тем более что верные люди ему и в Городце очень пригодятся. Заодно все ценное с собой вывез, хотя Гюрий ему в этом даже воспрепятствовать попытался, охрану у ворот выставил и дьяка послал разбираться. Тот книги увезти не дал, а на монетах или самоцветах их хозяин не указан, княжич же клянется, что это все его. Вот казна и уехала. Неприятно, но не критично. Все равно скоро новые поступления появиться должны, род Морозовых сократился, но не пресекся, патриарх в наличии имеется, так что положенный оброк с их родовых земель из разных княжеств управляющие пришлют.

К окончанию рассказа о делах на подворье, успел привезенный с собой повар (как чувствовал, что понадобится!), которому в помощники ради такого дела всех остальных слуг отрядили, поросенка дожарить да пирогов свежих испечь. Тут разговор на некоторое время прервался, ибо Окинф чуть не всплакнул от умиления и взял паузу на то, чтобы все попробовать.

— Экий-то у тебя, боярин, повар молодец! Ты его береги! Жирок-то как аккуратно "шашечками" порезал, да как подрумянил... А вот соусиков-то маловато будет, только чесночный, да перечный... А сметанный? А горчичный? А брусничный? А медово-перечный? Хорошо хоть капустку квашеную потушил... и правильно потушил... с яблочком...

Несмотря на легкое ворчание, физиономия у этого чревоугодника была крайне довольной, а более или менее внятно произносимые слова сопровождались причмокиванием. К своим собеседникам (или сотрапезникам) он проникся явной симпатией и был готов во всем помочь. Если, конечно, для этого из-за стола вставать не надо будет.

В результате сыночка своего младшенького Онтипа боярину в услужение уступил. Управляющим. Парень толковый да рьяный, письму и счету обучен, но все равно, свое место в приказе дьяк может только старшенькому когда-нибудь передать. А для младшенького служение в боярском роде — очень даже неплохая карьера. Тем более, сразу управляющим. Тут уж, скорее, Пересвет Окинфу одолжение делал, а не наоборот. Но интересы совпали, так что боярин согласился. Только оговорил, что с испытательным сроком. Если плохо справляться будет, заменит. Дьяк, естественно, обещал, что чадо не подведет, а он, если что, посодействует.

Прямо сейчас окончательно переезжать в Китеж Пересвет не хотел, еще как минимум год надо будет дела в Болотове доделать, так что жаждущий завоевать себе достойное место под солнцем молодой дьяк, скорее всего, дела тут без него в порядок приведет и даже воровать не станет. Закрепиться важнее.

Сам молодой человек, как оказалось, уже под дверью дожидался возможного вызова. Внешне он оказался почти точной копией родителя, только по молодости не успел зарасти бородой до самых глаз. От подбородка редковатые волосы спускались вниз не больше, чем на пару пальцев, а щеки так и вовсе юношеский пушок покрывал. Что не мешало этим самым щекам быть видными и из-за спины.

Однако сейчас Онтип старался есть глазами исключительно боярина, а на пироги бросал только редкие косые взгляды. И даже слюной почти не давился.

— Ладно уж, садись за стол, — сжалился над ним Пересвет. — А то, боюсь, в дела вникнуть не сможешь.

Тот уселся, изображая всем своим видом кротость и смирение, с самого краешку, но совсем рядом с большой кулебякой, от которой сразу стал понемногу отщипывать. И как-то незаметно очень быстро всю ее оприходовал.

Впрочем, уничтожение кулебяки отнюдь не помешало (а может и поспособствовало) понять поставленные перед ним задачи, которые он, не прекращая жевать, умудрился четко и кратко повторить.

— С князем об охране договориться (отметим, что боярам собственных кметей иметь не полагалось, хотя среди слуг профессиональные воины вполне могли составлять значительное число), слуг нанять по минимуму, только чтобы порядок поддерживать хватало ("повар в их число попадет обязательно", — подумал Витя), необходимый ремонт провести, приглашая бригады мастеров на время, кладовые подготовить и заполнять по мере поступления оброка, учетные книги завести и в них все поступления и расходы фиксировать.

— Молодец, весь в меня, — похвалил сына Окинф, хотя и не совсем понятно было, о чем идет речь: о деловых качествах или любви поесть.

Дальше разговор пошел уже о ситуации в Китеже и на всей Славне. И если во внутренних княжествах все было относительно спокойно: Великий князь сидит крепко, а бунтовать — некому, тут бы потери после "замятни" восстановить, то на рубежах было неспокойно.

* * *

Боярин Вольга, стоя на крепостной стене Новгорода Дальнего, пристально вглядывался в предрассветную тьму. В лагере кочевников начиналось шевеление, скоро, глядишь, на приступ пойдут. Ничего, отобьемся! Не впервой!

Боярин был еще молод (лет тридцати пяти), но боевой опыт имел уже богатый. Да оно и не удивительно, город Дальний, что ни год, какой-нибудь род куматов "на зуб" пробовал. Ну и эти самые зубы себе обламывал. К отражению таких набегов здесь всегда готовы были.

Посты наблюдения вовремя оповестили население о идущей в поход степи, так что крестьяне вместе со скотом и скарбом успели без потерь за стенами спрятаться. А стены, хоть и деревянные, но, попробуй, возьми такие! На полдюжины саженей (сажень = 2,16 метра) поднимался над землей вал, в основе которого были срубленные из крепких бревен и засыпанные землей клети. По верху вала шел десятиаршинный (сажень = 3 аршина) частокол из поставленных вертикально вплотную друг к другу толстых бревен. Сверху — крытая галерея с бойницами, где расположились арбалетчики и стрельцы с мушкетами, а на башнях, срубленных через каждые сто шагов стены, еще и пушки небольшие имелись, соседствуя с традиционными катапультами и баллистами, да и котлы с кипящей смолой наличествовали.

Вид крепость и так имела грозный, а тут еще все стены и ворота снаружи были покрыты толстым слоем гладкого льда. Теперь ее никаким тараном не прошибешь. Это бояре Вольга с сыном Белозаром постарались.

Основной надеждой набега куматов всегда было — налететь неожиданно и сходу попытаться ворота захватить. Только ни разу им это сделать не удавалось. Стража следила бдительно, а лес вокруг города был почти на версту сведен, незаметно не подкрадешься. Попадали кочевникам в добычу только те крестьяне, что не успевали за стенами спрятаться, но они, можно сказать, сами виноваты были.

Так что, обычно, покрутятся налетчики вокруг города, по стенам из луков постреляют, получат в ответ десяток фунтов пуль да болтов, а, может, и несколько "ледяных копий". В общем, доблесть проявят, что-нибудь по округе пограбят, да обратно в степь уйдут.

На приступ пойти могли только если с ними сильные шаманы были. Сила шаманов от боярской отличалась, другие боги в степи, другие обычаи, как в быту, так и на рати. Не стихиями шаманы управляли, а духами. В основном, были эти духи вроде теней, формой немного тотемного зверя шамана напоминающих. По другим свойствам, вроде, не различались, и летали "духи волков" ничуть не хуже "духов соколов". Сильного вреда эти духи принести не могли, но в бою изрядно пакостили. Тот, на кого такая "тень" упадет, быстрее силы теряет, внимание у него рассеивается, а может и сильный страх навалиться. К счастью, сила таких духов невелика, любым стихийным щитом, даже самым слабым, от них закрыться можно. Так что выходили на крепостные башни бояре всей семьей, включая женщин, прикрывая своими щитами защитников стен. Остальных посадских, конечно, защитить уже не могли, но и шаманы не сотнями духов своих посылают, максимум — десятками, сил на большее не хватает. Даже если и попугают кого, серьезной паники в городе не случится, на обороне это никак не скажется.

Был и второй вариант духов, когда делались они частично материальными. Эти могли уже и воинов раскидать, и даже стены порушить. Но, во-первых, только у очень сильных шаманов такие чудища получались. Во-вторых, не было известно о шаманах, способных удержать духа в полуматериальном состоянии дольше пары дюжин чатей (15 минут), и если нескольких таких духов призывали, то это время на них делилось, причем реально управлять шаман мог только одним духом, остальные могли и на своих броситься. В-третьих же, материальность духа — это не только сила его, но и слабость. То же хорошее "ледяное копье" в случае точного попадания оболочку его пробивало, а могло и вовсе развеять. За все свои бои Вольга помнил только один случай, когда в такого духа трижды попадать пришлось, обычно одного-двух попаданий хватало.

В этом же году чувствовал он себя особенно спокойно. Не о нем Василина беспокоилась, боярских вдов из Китежа высылая, но приехавшая к нему тетка Зимовита с подругой Баженой очень ему ко двору пришлись. Особенно Бажена, которая владела не только холодом, но и смертью. А "щит смерти" был для любых духов не просто непроходим, они, лишь коснувшись его, просто исчезали. Причем не только "тени", но и материализовавшиеся духи. Так что за ворота, в башне над которыми стояла эта боярыня, можно было быть спокойным. Сам Вольга стоял на соседней с воротами башне, а сына — пятнадцатилетнего Белозара — на другую сторону отправил. Жена (Искрена) с теткой на дальней стене расположились. Вроде, оттуда атаки не ожидается, но так спокойнее. Во всех смыслах. А вот дочка — маленькая Снежана — в тереме осталась, не пробудилась в ней еще сила.

В этом году в рейд на город пошел род с негрозным с виду тотемом тушканчика. Относительно небольшой род, хотя и уважаемый в степи. Собственно, не сам род, а его шаман. Старик, известный не сколько, как боец, а как наиболее авторитетный учитель. Большинство шаманов в родах куматов его ученики или хотя бы практику у него проходили. И зачем такого уважаемого человека в поход понесло?

До последнего боярин надеялся, что на штурм куматы не полезут, так, попугают, удаль покажут и отойдут. Но когда из их лагеря хлынули темной волной тени в сторону города, стало ясно, что шаман Тушканчиков не просто сильный сам, но еще и целую кучу учеников с собой привел. В одной толпе летели и тушканчики, и шакалы, и зайцы, и барсы, и сайгаки, да всех и не разберешь! В глазах рябить начинает.

— Решил, небось, старый мерин, своим ученикам "полевые учения" провести! — ругнулся про себя Вольга. — Дай, Премудрый, чтобы не очень они усердствовали. Ни ему, ни нам лишняя кровь не нужна. Хотя, это мы своих людей бережем, у степняков совсем иные понятия об учении и доблести.

К счастью, вся волна теней кинулась на ворота, и Бажена не подвела. Спотыкаясь о невидимую преграду, призрачные животные развеивались легким дымом. Со стороны выстраивающихся перед лагерем конных лучников послышался вздох разочарования.

Но это было только начало, бой набирал обороты.

* * *

— Маги смерти нашлись в городе, — сказал старый шаман, которого ученики, в знак уважения, звали только Муалимом (учителем): — Не достанем мы их издалека, надо ближе к стенам подойти.

Кони стояли рядом уже оседланные, все двенадцать учеников (считая это число счастливым, большего количества Муалим никогда не набирал) в момент оказались в седлах и двинулись вслед за Учителем. Тот, хоть и был стар, тоже не стал искать стремя, а буквально взлетел одним движением, лишь чуть опершись одной рукой на луку седла. Только полы халата взмахнули, как крылья.

Гульнура (Лунный цветок) тоже последовала за дедом. В принципе, шаман — мужская (и очень уважаемая) профессия. Часто даже больше хана. Но талант к общению с духами мог пробудиться и у девочек. Таких считали "ведуньями" и готовили, прежде всего, в качестве предсказательниц, а также, в меньшей степени, лекарок. Но Гульнура беззастенчиво пользовалась семейным положением. Вышло так, что у деда она осталась одна, хоть и было у него когда-то трое сыновей, но все погибли вместе с семьями во время неудачного набега на Согдаю. Род Тушканчиков в том деле не участвовал, но оказался рядом с шедшей в поход ордой. Гульнура, бывшая тогда совсем крохой, чем-то заболела, вот ее и оставили деду на лечение. Вылечил. Теперь вместе с ним живет. И учится. Точнее, смотрит, как Муалим учит других, и запоминает, а потом сама старается повторить. Дед это, естественно, заметил, но запрещать не стал. Только гаданию и лечению отдельно учить начал. Тут, кстати, у девочки пока успехи очень скромные, а вот тенями духов гонять она неплохо навострилась.

Следующий час прошел в бесплодных попытках проковырять в стене дырку. Выбрали место, где взобраться на вал штурмовым отрядам представлялось реальным, и стали ломать частокол. Материализация духов была под силу только нескольким из учеников (Гульнура тоже не могла), но с теми, у кого почти получалось, Муалим делился своей силой. Точнее, добавлял свою силу в начавший формироваться силуэт зверя до полного его проявления. Сформированный живой снаряд мчался на бешеной скорости к стене и врезался в частокол. Зубами вперед. После чего еще и вгрызться в него пытался. Сверху кто-то бил по духам "ледяными копьями", мешая делать свою работу. В конце концов — попадал. Приходилось посылать следующего зверя.

Так удалось понемногу проковырять лед и добраться до бревен. Даже несколько щепок от них отколоть. Но тут ученики выдохлись. В дело вступил сам Муалим и бросил на стену целую дюжину материализовавшихся тушканчиков, которые не только вгрызлись в стену, но и кинулись на ее защитников. Ледяные снаряды полетели в них уже с двух сторон, но безуспешно, попасть в юркого зверька было совсем непросто. Только вот сами они через пару чатей развеялись. Учитель, хоть и могуч, но и его силы небезграничны. Отряд отступил от стены, а ледяная броня на ней стала на глазах восстанавливаться.

В лагере учеников ждал "разбор полетов".

— Вы попробовали свои силы, — начал Муалим слегка занудливым менторским тоном: — и что вы поняли?

— Если бы у нас было больше сил, мы бы смогли сломать стену! — воскликнул один из учеников. — Надо упорно тренироваться, и ни один город Славны перед нами не устоит!

— Ответ верен только частично. Упорно тренироваться действительно нужно. А вот шансов сломать стену у нас не было.

— Так зачем же мы на нее силы тратили? — не выдержал другой ученик. Остальные, даже Гульнура, были с ним внутренне согласны.

— Во-первых, вы смогли попробовать свои силы и потренироваться. Во-вторых, делали это в относительной безопасности. Мы не трогали магов, которых эти землепашцы почему-то называют боярами, а они не трогали нас. Мы разрушали стену, а они отгоняли наших тотемных духов. И они, и мы знали, что стена уцелеет. Поэтому — в-третьих, мы обманули и успокоили наших врагов. Они решили, что мы только пошумим под стенами, а город брать пытаться не будем.

— А мы?

— Мы до завтра отдохнем, а утром применим новую тактику. Подумайте, какую?

— Я думаю, — влез кто-то из "отличников": — надо перебить их магов. Стены стоят, пока их защищают маги. Перебьем их, и город падет.

— В целом, правильно, но не все так просто. Бояре на Славне сильны. Я смогу справиться с одним, но с двумя сразу в бой идти бы не рискнул. Вы же еще слишком слабы и неопытны. Поэтому нужно сначала убить одного или двух магов послабее, чтобы у них не стало возможности защищать всю стену. Затем — наводним ее тенями и выпьем силы защитников. Тогда наши воины смогут пойти на штурм, а с тысячей наших бойцов уже ни один маг не справится. Так мы возьмем город.

— Но ведь так многие воины погибнут, — не выдержала Гульнура.

— Потому, девочка, среди шаманов и нет женщин. Ты меня поняла?

Ответ не требовался. Вместо него раздался дружный смех других учеников.

* * *

Когда атака шаманов выдохлась, Вольга тоже увел свое семейство со стен. Отдохнуть не мешало и им. Максимум, на что теперь способны кочевники, это погарцевать перед стенами и попускать стелы, целясь в бойницы. Если не подставляться, ни в кого они так не попадут. Ну а если вдруг все-таки на штурм полезут, он всегда подойти успеет. Через покрытую льдом стену быстро не перебраться, да и не заметил он у них никаких осадных орудий. Разве что в лагере прячут?

В целом, день прошел удовлетворительно. Если бы не последняя атака сумасшедших тушканчиков, можно было бы сказать, что все хорошо. А так, больше двух дюжин воинов серьезные травмы получили, хорошо, что не погиб никто. Все-таки жуткая гадость эти тотемные духи куматов! И почему бояре ничего такого делать не умеют?

Утром орда все-таки не ушла, как надеялся боярин. Неужели решили, что крови недостаточно? Наверное. Они сами вчера против воинов никаких стихий не использовали, разве кого стрелки зацепили. Ладно, нечего вздыхать! Отдохнуть успели, а врагов отгонять — служба у бояр такая.

В этот раз кочевники перестроились, собрав десять конных отрядов, по числу башен городской стены, напротив которых они и встали. После чего, в течение трех часов крутили неспешную "карусель" вокруг города. Подлетят к башне, выпустят стрелы, отскочат. Повторят так раза три и к следующей башне скачут. Меняются объектами. Опасности такие атаки не представляли, но немного нервировало отсутствие шаманов. Потом подойдут? Или они в составе отрядов скачут, только не атакуют? По одежде то их не отличишь.

Монотонные бессмысленные атаки стали надоедать. Пожалуй, ни к чему боярам на башнях стоять, надо силы поберечь. Вольга не спеша двинулся в сторону башни супруги. Похоже, остальные члены семьи пришли к тем же выводам или его маневр заметили, но только и сын, и тетка Зимовита, и Бажена — все, не сговариваясь, двинулись "в гости" к Искрене.

В этот момент все и началось.

Стоявшая перед башней группа всадников в очередной раз рванула на сближение. Только вместо стрел из нее один за другим вылетели четыре тотемных духа. В материальной форме! И кинулись духи не на стену, а на стоящих на башне людей. Сметя вниз обычных воинов за несколько секунд, они дружно набросились на выставленный Искреной ледяной щит.

Вольга вскрикнул и побежал на помощь, остальные тоже поспешили изо всех сил. На бегу боярин немного успокоился, щит жена держала крепко, сейчас и они подоспеют. Ну, он этим шаманам небо в овчинку покажет, чтоб рук не распускали!

— Молодец, Искрена! Морд оскаленных не испугалась, стихию не отпустила, щит держит. Не такие и сильные эти духи. Чтобы его проломить, их не меньше десятка должно быть. Лишь бы силы не кончились, но атака, вроде, только началась, должна супруга еще не меньше часа продержаться, если сама чего не напортачит, — думал он, но скорость бега не снижал.

Белозар добежал до башни на пару шагов раньше отца и рванул вверх по лестнице, тот за ним следом. Женщины немного отстали, хоть первоначально и были ближе к башне.

Но, прежде чем они успели добежать, ситуация резко изменилась. Сразу дюжина тушканчиков ракетами вонзились с разных сторон в щит, разнося его на ледяные осколки. Женщина успела выпустить вокруг себя волну холода, сбивая мелкую жуть с темпа, и зубастые грызуны почти разом растаяли в воздухе, так до нее и не дотянувшись. Время их жизни вышло. Но первые четыре монстра своего не упустили. Разом обрушились они на боярыню. Один взорвался, получив "ледяную иглу, но остальные вцепились в нее мертвой хваткой, разрывая на части. Сверкнули когти степного барса, и из разорванного горла Искрены потоком хлынула кровь.

С диким воплем Белозар кинулся на них, рассекая "морозными клинками", и упал на колени перед матерью. Через пару чатей рядом с ним опустился Вольга. Чуть позже подоспели и женщины. Поздно! Не владел из них никто силою жизни, впрочем, от такой раны не спас бы и владеющей этой стихией богатырь. Искрена уже умерла. Осознание этого постепенно пришло к боярам. Молча, с какой-то сумасшедшей яростью в глазах, они бросились к зубцам башни.

* * *

Среди учеников шамана внизу тем временем шло ликованье.

— Я убил ее! — радостно вопил "отличник": — Это мой барс ей голову оторвал!

— А мой шакал ей сердце вырвал! — вторил второй ученик.

Если бы Гульнура была с ними, возможно ей бы и не понравилась радость этих "воинов" всем скопом одолевших одну женщину. Но она осталась в лагере, ничего нового дед сегодня демонстрировать не планировал, а скакать часами от башни к башне, выглядывая цель (жертву?), ее не прельщало.

Учитель тоже, похоже, не разделял эйфории своих воспитанников.

— Ладно, порадовались и хватит! Быстро отходим, пока остальные бояре не набежали.

Но они не успели. С башни обрушили на них волну всепоглощающего холода два разъяренных витязя. А через несколько чатей к ним присоединили свои силы две боярыни.

Кони сделали по несколько замедляющихся шагов и застыли статуями. Напор бояр не ослабевал, и через пять минут весь отряд, включая молодых шаманов, превратился в ледяные скульптуры.

Муалим сумел пережить удар, закрывшись щитом духов, но и его изрядно приложило. А вот коня защитить целиком он не сумел. Ниже колен ноги несчастного животного стали ледышками, и он с почти человеческим стоном завалился на бок, придавив собой шамана.

Поняв, что главный враг остался жив, Вольга громадными прыжками помчался к воротам, сын не отставал. Взмах четырех рук, и ледяной замок осыпается с ворот мелкой крошкой, а сами ворота еле успели открыть перед ними стоявшие на их охране кмети.

Глаза боярам туманила холодная ярость. Да что там, холодная! В них плескалась сама их первостихия. Ринувшихся им наперерез кочевников, они почти не заметили. Типа, "кто не спрятался, я не виноват!". Вокруг погнавшихся за шаманом бояр шагов на двадцать в каждую сторону вымораживало все, чуть не до абсолютного нуля. Трава белела и осыпалась инеем. Залетевшие в эту полосу один за другим два отряда куматских конных на скаку превратились в ледяные скульптуры и раскололись на куски от собственного веса и импульса скачки. Не сбавляя темпа, Вольга и Белозар перепрыгивали через эти куски льда, неминуемо догоняя Муалима.

Следом за ними, держась в стороне от отмечавшей их путь белой полосы, не растерявшийся князь Тихомир вывел в поле свою конную дружину. Обе боярыни тоже примкнули к его отряду.

Добежать до лагеря шаману не удалось. Старик все-таки, хоть и с изрядной силой. Да и не привычен он бегать, куматы все больше верхом передвигаются. Настигла его белая полоса.

Закрывшись щитами духа в несколько слоев, под градом ударов "морозных клинков", он продолжал идти вперед. На удары не отвечал, не до того было, вражеские атаки бы сдержать. На помощь ему подоспел еще один отряд куматов. Эти не кинулись в рукопашную, а стали засыпать бояр стрелами, пришлось и тем щитами прикрыться. Но тут и княжеская дружина подоспела, а, главное, боярыни. Без прикрытия шаманов рядовой воин бессилен против буйства первостихий. Прошили воинов вместе с конями ледяные иглы, а тех, кто после пары залпов выжил, конные кмети добили. Такая же участь постигла и два следующих отряда.

Помочь своим у Муалима не было сил. Даже не предполагал он, что два боярина смогут не только так на него навалиться, но и столько времени не ослаблять напор. Но щиты держались. И тут дунуло на них откуда-то со стороны княжьей дружины "прахом смерти". В бой включилась Бажена. Не самый сильный удар, но почему-то не любят духи контакта со смертью. Разрывает она их связь с шаманом. Стали возникать в щитах бреши, которые Муалим спешил заполнить, но под таким яростным напором не успел. Через чать на месте могучего шамана осталась только груда льда, поколотого на не особо аккуратные кубики.

Князь спешился и обнял Вольгу за плечи:

— Крепись, боярин! Горевать потом вместе будем, сейчас надо ворогов добить!

Боярам подали коней. Ярость схлынула, осталась пустота и безразличие. Силы, как ни странно, тоже не кончились, хоть и были, что отец, что сын сами белы, как снег, и, казалось, похудели чуть не вдвое. Но долг боярский — превыше всего. И горе врагам!

Остальные отряды кочевников уже влетели в свой срочно собиравшийся лагерь. Те, кто был поумней (или трусливей), не заезжая в него, рванули мимо, кто куда. Но уже новая цепь всадников, за спинами которых на крупах лошадей сидели стрельцы с мушкетами, обошла лагерь, отсекая пути отступления. Это княжий воевода — Страстомир Рыков — вывел на подмогу Тихомиру почти всех городских ратников. На лагерь куматов направил своих коней и князь. Организованного сопротивления они уже не встретили, а немногих смельчаков бояре косили еще на подходе. Началась резня. Ну и "сбор трофеев", а попросту говоря, грабеж и захват пленных. В основном, женщин и детей. Мужчин, озлобленные дружинники, как правило, добивали. Среди захваченных оказалась и Гульнура.

Глава 3. Дела семейные

В Китеже Морозовы-Снегины пробыли еще неделю. Пересвет с Онтипом делами занимался, а Витя, под присмотром дядьки Никифора с городом знакомился.

Столица была не просто больше Болотова, после знакомства с нею Новгород на Болоте даже как-то городом неудобно называть было. Впрочем, Витя и не знал, что больших городов на Славне всего три и было: Лыбеда у Полночного моря, Сорож у моря Гостеприимного, да Китеж в центре. Через первые два города вся морская торговля велась, а столица была главным административным, и ремесленным центром. Остальные города — так, резиденции местных князей, да места ярмарок окрестных крестьян. Все прочее — постольку поскольку. Страна то, в основном, аграрная, основные потребности в ремесленных товарах повседневного спроса, естественно, тоже на месте производятся, но все, что чуть похитрее, привезти можно было только из трех вышеуказанных городов.

Вот Витя смотрел и дивился. Стоял город на правом берегу широкой реки Дану и состоял из Кремника и шести "концов": Луга — портово-складской части города непосредственно у реки, бывшей в прошлом заливными лугами, Торжка, где находились торговые ряды и крупнейший городской храм святой Софии (божественной Мудрости), Зарядья (за торговыми рядами) — жилого квартала, заселенного наиболее обеспеченными горожанами, Гончарного и Пекарного концов — ремесленных районов, производивших не только горшки и булки, но и все остальное, а также Поля — места проживания беднейшей части населения города и пригородных крестьян. По площади Поле составляло едва ли не половину Китежа, но на "концы" город делился не по численности населения, а по его значимости. Каждый конец был окружен собственной стеной, и если у Кремника стена была белого камня, Зарядья и Торжка — кирпичная, Луга и ремесленных концов — деревянная, то Поле было огорожено простым тыном. Да и тот каждый год менял очертания, то увеличивая, то уменьшая размеры города, в зависимости от... разных причин.

Каменных хором в городе было не много, даже в Кремнике большинство домов было деревянными. А вот у богатых купцов Луга и Торжка из кирпича часто складывали первый этаж, где товары хранились. Так, в случае пожара было больше шанса их сохранить. А вот жили они уже на втором этаже, сделанном из дерева (обшитый досками сруб). Даже теорию под это развели, мол, дышать дом должен, а "мертвый" камень — не дышит. Кстати, домов выше трех этажей не было вовсе. Не потому, что строить не умели, не принято. Крылись даже богатые дома, как правило, тесом или дранью. Лишь некоторые использовали крупную медную черепицу.

Зато побеленные известкой храмы на фоне темных деревянных домов смотрелись особенно нарядно. И в высоту их никто не ограничивал. Центральный храм Святой Софии на Торжке так и вовсе почти на двадцать саженей купола в небо поднял.

Впрочем, Витю архитектурные изыски не особо волновали. Их подворье в Кремнике стоит, пол десятины занимает (десятина = 2,4 тыс. кв. саженей = 1,0925 га), даже сад имеет и родовой храм-усыпальницу. Большое хозяйство, больше, чем у них в Болотове. Такие же подворья только у Сварогов да Макошевых, у остальных — меньше. А у Ветровых, Навьиных и Перумовых они, хоть и больше, но не в Кремнике, а в Зарядье расположены.

Торговые ряды мальчика заинтересовали, но не слишком. Много их, по площади чуть не больше всего Болотова будут. Вон — мясные ряды, а там — дичью торгуют. Здесь — кожами, а через сотню шагов — бочками и корзинами. Редкие или дорогие товары — в рядах, у которых не только навесы, но и стены имеются. Громадные такие здания получаются, по сто и больше шагов длиной. Впрочем, отдельные небольшие здания-магазины тоже имеются. Ну и народу по рядам масса толкается. Ходят, смотрят, гомонят. Впечатляет.

Только никакие товары Витю особенно не привлекают. Одежду себе смотреть? Так не девочка он, чтобы нарядами интересоваться. Следят слуги за тем, чтобы было ему, что носить, и ладно. Игрушки себе покупать? Так он уже большой, скоро (меньше года осталось) десять лет исполнится, боярином стал, ему не с деревянными лошадками, а со стихиями управляться пристало. Хотя, есть тут, конечно, некоторые красивые и занимательные вещички. Но не покупать же их себе? Разве что постоять, полюбоваться...

Готовая еда, колбасы там всякие, окорока копченые и прочее, тоже не являются для него объектом покупок. Пусть повар с помощниками с этим разбираются. Хотя, запахи, конечно, дразнят. Вроде, сыт, но слюна во рту невольно появляется. В результате, закупили они себе с Никифором себе пирогов с разной начинкой, да на ходу их и сжевали. А еще он дядьку пряниками заставил суму загрузить, больно они тут красивые, разной формы и с печатью по верху попадаются. А кулек с вареными в меду орехами сам понес. Нравится ему это лакомство.

Зато представления скоморохов смотрел с громадным удовольствием. Оказалось, они тут совсем разные есть, и совсем не такие, как он привык. То есть всякие танцоры, жонглеры, поводыри медведей, акробаты и канатоходцы тоже были, но выступали не разом, а по очереди в определенном месте, демонстрируя публике гораздо более сложные номера, чем он видел в Болотове. Витя на их представлении на целый день застрял.

Помимо привычных, традиционных скоморохов, были еще и такие, которые целые представления давали. Как оказалось, разыгрываемые ими сценки были на злобу дня, которые уже и солидные на вид горожане приходили посмотреть. У одного из таких Витя и выяснил некоторые подробности об этих, как их называли, "лицедеях". Вроде, такие представления в древние времена часто устраивали, а возродилась они лет сто назад в гиперборейском университете, где студенты такие сценки сочинять и исполнять стали. Народу понравилось, вот мода на такое по миру и стала распространяться. До Китежа не так давно дошла, вот все и ходят смотреть.

Одеты эти скоморохи были не в шутовские костюмы, а с намеком на манеру одеваться исполняемых ими персонажей. Весьма условно. Если купец, так ему к широкому поясу большой кошелек подвешивали, если ремесленник — фартук поверх костюма одевали, а если кочевник — овчинную безрукавку мехом наружу. Еще у каждого маска соответствующая была, которую он рукой у лица держал. У иного актера сразу несколько масок было, так он в нужный момент той, что требуется, и прикрывался. Лица на масках были намалеваны очень выразительно, но обозначали не персонаж, а его характер. Этот — злодей, этот — герой, а вот этот — простак. Были еще веселый гулена, плут, трус, хвастун и даже ревнивый муж. Кажется, еще много кто, но просвещавший Витю купец больше не называл, а в увиденном представлении разнообразие масок было невелико.

Чтобы публика не путалась, в начале разыгрываемой сцены каждый скоморох представлялся: "Я — куматский шаман", а "я — боярин Белозар" и т.п. Ясное дело, что боярин был героем, а куматы — злодеями или трусами, но, как сказал Витин "консультант", "простаки", "служаки" и "плуты" могли и среди своих и врагов попадаться. А в увиденном им представлении речь шла как раз о героической обороне Новгорода Дальнего и побиении под ним кочевников (так один скоморох и объявил).

Женские партии в представлении тоже были, и играли их женщины. Оказывается, скоморохами и женщины могут быть! Даже девочка какая-то детские роли изображала. И если как боярышня Снежана она трогательным голосом просила старших поберечь себя и не оставлять ее сиротой, то как Гульнура требовала, чтобы ей побольше голов отрезанных принесли, она из них зелье для духов варить будет. И таким гнусным голосом это произносила, что Витю аж мурашками прошибло.

* * *

Зиму Морозовы-Снегины провели в Болотове. Не захотел Пересвет переезжать в Китеж, бросив недоделанными дела в ставшем для них уже домом Болотном княжестве. А дела, это как пыль, откуда-то все время берутся, когда вроде бы все уже разобрал.

Жили, вроде, не менее дружно, чем прежде, но без девочек в доме стало как-то пустовато и непривычно тихо. Мать, хоть и сама была инициатором их довольно раннего замужества, все время беспокоилась, только о них и говорила, а курьеры в Изиборск носились с письмами много чаще, чем в Китеж.

В результате, когда наступила весна, отправилась Милана не в Китеж переезжать, а дочек навестить. Тем более, что повод в лице Вити в наличии имелся: договорилась она в ходе свадебных торжеств, что сына работе с первостихией ветра учить привезет. Теперь, конечно, надобность в этом отпала, в Китиже специальный Боярский Ликей для обучения молодежи имелся, но Милана настаивала, что неудобно родню обижать. Да и князь Глеб просил Пересвета не спешить съезжать, неожиданно проблемы у него с соседом — Плещеевским князем Львом — начались.

Княжество Болотное чуть не в центре земель Славны находилось, но претензий к нему со стороны соседей никогда не было, хотя границы его были определены весьма условно. Как по болоту границу проведешь? Исстари повелось считать, что начинается княжество там, где начинаются болота. Может, не от самого края болот, туда и окрестные жители за торфом и ягодами наведывались, но верст через десять — точно. Дальше лезть в непроходимые топи желающих не находилось. Ну а островки твердой почвы, где жители Болота свои хутора и деревни строили, еще дальше попадаться начинали.

Был среди этих островков один необычный. Не из глины с торфом, а сплошь песчаный. Форму островок тоже имел необычную — изогнутый серп, один из концов которого был в сторону княжества Плещеевского направлен. И хоть и скрывалось это "острие" под водой, но вплоть до края болот не трясина там была, а полоска твердой почвы. Впрочем, песка в Плещеевском княжестве и без того хватало, недаром оно от слова "плес" свое название получило. Так что желающих тащиться за песком на болото, по колено в воде, да еще так далеко, не находилось. А вот болотные жители там активно песок добывали для своих хозяйственных нужд, особенно после того, как бояре туда надежные пути наморозили.

Так и копали себе песок потихоньку — для строительных и сельскохозяйственных нужд, для изготовления стекла и иных потребностей. И докопались до слоя песка, состоящего из галек, кварца, трапа, глинистого сланца и частью порфира. И в этой мешанине кто-то глазастый крупинки золота углядел! Не особо богатое месторождение, и слой золотоносного песка совсем неширокий оказался, но больно металл дорог и нужен, а на Славнее — редок! Считай, клад монет нашли. И еще неизвестно, сколько этих монет в кладе, но ясно, что немало.

Князь Глеб туда немедленно отряд стрельцов прислал и рабочих, которые там быстро небольшую крепостицу срубили. На всякий случай. Оказалось, не зря.

Решил князь Плещеевский свои права на этот остров предъявить. Мол, не остров это, а коса его земли, из княжества в болото протянувшаяся. Тоже стрельцов послал, но до стычки дело не дошло, увидали его кмети укрепления, поругались, да и назад убрались. Теперь князь Лев грозится на князя Глеба в суд чести в Китеже подать, правду искать. Свою правду, в смысле.

Этих угроз Болотный князь не боялся, не станет Великий князь в чужую прю лезть. Особенно если пообещать золото на его монетный двор чеканить монету возить. Тогда и поддержать может. Гонец с соответствующими письмами был князю Гюрию направлен. А вот нападения плещеевцев князь Глеб опасался. Целый полк стрельцов собрал, охранять месторождение отправил. Ну и боярина своего просил крепостицу на острове укрепить, да и с отъездом повременить, пока ситуация не стабилизируется.

Может показаться, что в условиях разгоравшегося спора двух князей, Пересвету отпускать жену с сыном в дорогу, а Милане, соответственно, оставлять мужа без своей поддержки, было с их стороны легкомыслием. Но ни он, ни она в серьезность опасений князя Глеба не верили. Не станет ни один князь, находясь в здравом уме, из-за мелкого конфликта на боярина нападать. Тем более, патриарха рода. А если удачно? Его же за это другие бояре с Великим князем в блин раскатают! Да и как можно на боярина в укрепленном городе удачно напасть? Без помощи других бояр — бесполезно. У Плещеевского князя свой боярин тоже один, из Макошевых, дороги укрепить может, а в бою у него над Морозовыми преимуществ нет. В бой, наверняка, не рвется, надо союзников привлекать. Но тогда, во-первых, это уже не частный конфликт, а крупная война получится, другие князья вмешаются. Во-вторых, чем союзников привлекать? Золотом с ними делиться? А есть ли тогда, вообще, смысл воевать? Как бы в убытке не остаться!

Посидит боярин Пересвет в Болотове гарантом сохранения мира, вынужден будет Лев отступиться. Разве что на совете в Китеже пошумит. Ну, а на боярыню с ребенком в дороге напасть, это уже совсем татем сделаться! За это князю собственный боярин голову оторвет, а не сможет он, так другие поспособствуют. Не самоубийца же он!

Так что поехала Милана с сыном дочек навестить со спокойной (или почти спокойной) душой.

* * *

Князя Плещеевского боярыня Милана все-таки в своем путешествии встретила. Уже в Изиборске. Он туда, оказывается, раньше нее к местному князю договариваться о союзе приехал. Но хоть князь Евпатий ему родичем и приходился, но лезть не в свое дело решительно отказался. У него лично претензий к князю Глебу нет, кусок болота со своей стороны к землям присовокупить ему без надобности, а лишать князя его удела и Великий князь не может. Разве что совет князей за какое-нибудь страшное преступление из рода исключит. Но тут уж, скорее, сам Лев на это напрашивается. Шутка, конечно!

Боярин Боривой, тоже участвовавший в совете князей, повел себя хитрее. Семья у него в Изиборска большая, большую силу Суховеи набрали. Могли бы без проблем, что Болотное, что Плещеевское княжество захватить. Но на кровиночку свою, Милану, руку никогда не поднимут. Ее с сыночком, который им тоже не чужой, в гости как раз ждут. Только, куда князю Льву торопиться? Не будет вечно боярин Пересвет в Болотове сидеть, в Китеж уедет. Так надо пока для виду претензии отозвать, с Глебом помириться, но так хитро договор составить, чтобы от него в любой момент отказаться можно было. А следующим летом... Там видно будет...

В общем, был князь Лев с Миланой крайне вежлив и любезен, за доставленное сгоряча беспокойство извинялся, просил зла не держать и затупиться за него перед патриархом Пересветом и князем Глебом.

Боярыня с удовольствием и некоторой гордостью мужу немедленно о своих дипломатических успехах отписала.

Ждал ее по приезде и другой сюрприз. Заходил в Изиборск караван из Дальнего, благо из него дорога на Китеж через этот город проходила. Услыхав, что задерживается Пересвет в Болотове, а супруга его с сыном как раз сюда скоро в гости приедут, оставили караванщики для нового патриарха рода Морозовых от боярина Вольги подарок из взятой в лагере степняков добычи. Полдюжины коней, да столько же "красных девок" куматских. Только что-то Милану такой подарок не обрадовал.

Куматы, даром что степняки, народ высокий да статный. Хоть и принято дразнить таких "кривоногими", подобный дефект среди них встречается не чаще, чем у других народов. Лица немного плоские, но когда у девушки лицо, как полная Луна, назвать это уродством может только предвзятый злопыхатель. В общем, были все "девки" из подарка писаными красавицами, хоть и очень разного возраста. Старшей уже явно за сорок перевалило, а младшая — совсем девочка, где-то Витина ровесница.

Роскошный подарок, любого мужчину привел бы в восторг, а вот его жену... Была у куматских женщин еще одна неприятная для законных супруг особенность, были они язычницами и многоженство воспринимали, как нечто вполне естественное. Поэтому, становясь любовницами хозяина, считали себя младшими женами и никакого неудобства от этого не испытывали. Наоборот, даже радовались. Особенно если муж — князь или боярин. У таких хозяев полонянки сами прилагали усилия, чтобы в "младших женах" оказаться.

В общем, у Миланы нарисовалась серьезная проблема. Мужа она своего любила и в его любви была уверена, но зачем же такие соблазны самой в дом приводить? Надо бы "девок" в веру Премудрому обратить, да замуж выдать. С верой проблем нет, эти язычники чужих богов тоже уважают, а раз они в чужой земле, так им и поклоняются. А вот женихов подобрать... Не так уж много у них с Пересветом верных слуг, а неженатых среди них и того меньше. Как в Китеж переедут, там, понятно, число их сильно увеличится. Надо будет холостых нанимать, чтобы за службу сразу женой жаловать... А пока? С собой лучше не брать, только мешаться будут при переезде. Они же не лошади, их самих везти надо. Вот кони — замечательные! Жаль, придется и их пока оставить. Ведь взять с собой половину подарка... Как-то не очень. В смысле оставить половину. Вся родня шутками замучает.

В результате Милана сделала вид, что на "девок" вообще внимания не обратила, а коней пожалела. Кони — скакуны, тащить их своим ходом в Болотов, а потом в Китеж, это же для них путь в два раза удлинится. Еще копыта собьют. Лучше они за ними потом пришлют, когда в Китеже обоснуются. Ведь не разорят же боярское семейство Суховеев несколько лишних ртов за пару месяцев?

Отбившись от "подарка" боярыня стала почти все время проводить с дочками, оставив сына на попечение дяди. Тем более, что там уже от обеих внуки ожидались. Не завтра, где-нибудь через полгода, но подготовиться надо. Дело ответственное. Помощь и совет матери лишними явно не будут.

Боривой Вите понравился не слишком. Когда в Болотове был, они почти не общались, а теперь, вместо обучения, все какие-то странные разговоры заводил. О том, что род Морозовых совсем ослабел, одна семья Суховеев больше всего их рода будет. Так что без помощи родни они — никто. А родня, вот она, в Изиборске сидит, причем родня "двойная". Он сам тут кому племянником, кому братом двоюродным или троюродным приходится, а теперь и у него самого тут племянники ожидаются. Можно сказать, одной семьей стали. Пусть не забывает об этом, когда в силу войдет.

Говорил Боривой снисходительным тоном, иногда покровительственно похлопывал Витю по плечу или ерошил ему волосы.

— Дядя Боривой! — не выдержал, наконец, мальчик: — Ты когда меня учить будешь?

— Дядя? Отчего не деда? — удивился Боривой.

— Привык так, — буркнул Витя.

На самом деле, причина была другая. Дедом маленький Яровит Никодима называл. Вот уж воистину патриарх рода! А Боривой? Жидковат он как-то для деда! Но вслух он этого не произнес, не похоже, что глава Суховеев это правильно воспримет, еще учить откажется.

Впрочем, учить его "дядя" и так не стал, одному из племянников поручил, тоже, получается дяде, но уже — дяде Стриславу. Вывел тот мальчика во двор и, в лучших традициях педагогов, начал не с обучения, а проверки знаний.

— Какими умениями в управлении стихией ветра обладаешь? — спрашивает.

— "Щит ветра" ставить умею и "третью руку" мне мама показывала ("третья рука" — маленький смерчик, позволяющий боярину передвигать и переносить мелкие предметы). А атакующему меня ничему не учили. Покажешь?

Отметим здесь, что все бояре между собой на "ты" говорили, независимо от их возраста. Вроде как они — одна большая семья.

— Покажу, — ответил Стрислав, — но потом. Сначала мне твою силу понять надо. Так что запускай "щит ветра" на полную силу, как только можешь.

Встал Яровит примерно посреди двора под снисходительным взглядом боярина воздуха, сосредоточился, потянул из сияния вокруг себя серебристо-желтую нитку да, от усердия, целый канат вытянул, свернул кольцом на весь двор и закрутил вокруг себя.

Витя, вообще, был мальчиком старательным, а тут, от желания показать все, на что способен, прежние рекорды превзошел. Закрутилась с бешеной скоростью вокруг него и оказавшегося внутри круга Стрислава уплотнившаяся до почти твердого состояния стена воздуха, а в двор-то и не вписалась. Хорошо хоть, что пристроенный к ограде подворья сарай, который зацепил "щит ветра", только для хозяйственных нужд использовался, людей в нем не было, а только бочки какие-то, да ящики. Как-то очень бодро поток воздуха, коснувшись строения, разобрал его на отдельные бревнышки и в созданный щит встроил. Заодно и бочки с ящиками и постеленной по полу соломой прихватил. Вместе с полом и фундаментными камнями...

Внутри "щита ветра" стало как-то немного темновато. Воздух в "щите ветра" и так из-за уплотнения легкую тень наводил и радугой переливался, а тут по нему куча непрозрачных предметов размазалась. Особенно — солома, да всякая труха с пылью, которая при "разборке" стен повывалилась.

Витя стоял посреди этого безобразия, ничего не видя и слегка покачиваясь от напряжения. Стрислав тоже с десяток чатей молча простоял, потому как челюсть у него отвисла, и рот закрыть удалось далеко не сразу. Потом как-то крадучись аккуратно подошел к мальчику, нежно придержал за плечи, не давая упасть, и забормотал ему в ухо севшим голосом:

— Молодец, Витенька! А теперь, потихонечку отпускай силу и постарайся все это аккуратненько на землю положить...

Это Яровит делать умел, в лесу натренировался. Там он, правда, резко предметы ронял, стараясь в какую-нибудь заранее намеченную цель попасть, но раз просят плавно... Он остановил вращение щита, заставив его замереть, вместе со всеми бревнами и бочками. Затем постепенно втянул силу в тихо переливающийся вокруг него радужный поток. Нельзя сказать, что получилось совсем плавно, но и не просто с высоты все посыпалось. По крайней мере, бочки да ящики вдребезги не побились, разве что некоторые потрескались. Но так как, к Витиному облегчению, оказались в них не жидкости, а что-то сыпучее (зерно, что ли?), убыток от его "щита ветра" оказался не так уж велик.

Разобрать проход в образовавшейся вокруг них баррикаде Стрислав Вите не дал, сам управился. После чего отправил его поискать мать или сестер, а сам прямиком к Боривою.

Из-за угла господского дома выглянула некрупная фигурка девочки в простом полотняном платье. Вроде, одета самым стандартным образом для непривилегированных слуг и холопов, но было в этой девочке что-то необычное, что привлекло Витино внимание. Создавалось впечатление, что такая одежда девочке непривычна и некомфортна. Рыжий с красным отливом цвет волос сам по себе был необычным, но не так уж и редко встречался на Славне. А вот во много мелких косичек волосы укладывать, здесь было не принято.

— Наверное, из куматских полонянок, — отметил про себя он, но заговаривать с девочкой не стал. Да и о чем?

Та тоже молчала, но, пропустив мальчика мимо себя, на некотором отдалении потянулась следом.

* * *

— Рассказывай, что это вы за игрища во дворе устроили, — голос Боривоя был ровен, но отнюдь не приветлив, — зачем понадобилось амбар разносить? Конечно, там не хлебушек, а только овес для лошадок хранился, но от добавления песка и всякой грязи он лучше не делается. Заболеть могут. Или зубы поломать. Ты мне их лечить будешь?!

— Так кто же знал...

— А голова на что? Кто же прямо во дворе дома с такими силами играет? А если начал показывать, так следи!

— Так не я это! У мальчика сила воздуха на уровне сильного витязя оказалась! Уже меня превзошел. У него же, вроде, холод родовое свойство? Милана хвасталась, что он там чудеса показывает. Надеются, что богатырем станет. Кто же знал, что он в обеих первостихиях одинаково силен?

— Витязь, говоришь? Редко, но бывает, что и материнский род так сильно проявляется... — Боривой надолго задумался, потом резко спросил: — Ты бы как поступил? Не думай, быстро отвечай!

— В род его забирать надо! — неожиданно для самого себя выдал Стрислав. И тут же стал развивать выскочившую мысль, которая ему самому понравилась: — Бывает же так, что сила у небоярина проявляется, его тогда в род принимают. А тут наша родовая сила в другом роду проявилась, не вижу большой разницы. Главное, КАК проявилась. Ведь богатырем же станет мальчишка при правильном обучении! Нашим богатырем!

— Мысль интересная. Но разница, к сожалению, есть, и немалая. Род Морозовых, конечно, в запустение пришел, но тем крепче они будут за всех своих мальчиков держаться. Даже если сила воздуха в нем сильнее холода проявится. Тут без поддержки других родов ничего сделать не получится, а они могут и не захотеть наш род усиливать. Хотя... Патриарху так и так сообщить надо. Вот ты ему письмо и отвезешь, заодно впечатления свои расскажешь. А внучком этим я сам займусь. Надо с ним поближе познакомиться, наконец.

* * *

Мать Яровит отыскал в той части терема, где Гаяна с мужем проживала. Мужа, впрочем, рядом не наблюдалось, зато вторая сестра — Задора была в наличии. У мальчика, вообще, сложилось впечатление, что Милана с дочками так весь день из одной комнаты в другую и переезжает: то у Гаяны соберутся, то у Задоры, а то — в гостевых покоях, выделенных ей самой. Разговоры ведут все больше интимными голосами на очень интересные для них темы: на каком месяце кто и куда ножкой стучать начинает, а когда переворачиваться будет. Ну и о диетах всяких, и какую температуру в комнатах держать, и часто ли проветривать... А уж когда стали обсуждать, что с мужьями в это время делать следует, тут дружно Витю из комнаты погнали. Он не сопротивлялся, сам предлог искал, как бы сбежать, пока уши совсем не завяли.

Во дворе опять наткнулся на ту же девочку. Его, что ли, ждала? А если и не ждала, так чего она на него так смотрит? Не выдержал, позвал:

— Эй, девочка! Чего издалека смотришь? Ближе подходи!

Рыжая фыркнула:

— Раскомандовался тут! — и немедленно повернула в другую сторону.

— А ну, стой! — возмутился Витя: — Тебя боярин зовет, а ты ему хамить будешь?! Вмиг к земле приморожу или ветром свяжу!

— Не надо тут первостихии призывать! — раздался с крыльца голос выходящего Боривоя. — Напризывались уже, амбар разнесли, лошадок кормить нечем стало!

Витя смутился, а девочка показала ему язык и скрылась за домом.

— Я не нарочно...

— Знаю. Но если тебе, деточка, Премудрый да предки много силы дали, надо ее с умом и осторожностью использовать.

Боривой назидательно наставил указательный палец в небеса, туда же возвел очи и даже головой немного покачал для большей убедительности. Из-за угла дома за спиной старого боярина снова высунулась рыжая девочка и тоже показала палец. Только средний. Витя возмущенно фыркнул. По лицу принявшего это на свой счет боярина прошла судорога, но тот ее подавил, фальшиво заулыбался и засюсюкал:

— Именно так, деточка. Сила боярина — в самоконтроле и уважении к старшим. Ты же в ликее не учился, а батюшка твой еще сам молод, куда ему других учить! Теперь сам твоей учебой займусь, только не здесь. Тут недалеко за подворьем пустырь есть, вот там наши молодые бояре первостихии и постигают.

Объяснять, что это "рыжая" дразнилась, мальчик не стал. Еще не хватало на девчонок всяких ябедничать! Но как-нибудь он ее поймает, косички-то повыдергивает! Подавив кровожадную ухмылку, спросил совсем о другом:

— Пустырь? Почти в центре города?

— Да, пустырь! — с какой-то обидой в голосе произнес Боривой. — Думаешь до тебя тут молодых бояр, которые силы свои соизмерять не умеют, не было? Говорят, когда первые туда тренироваться пришли, там торговые ряды стояли, только давно это было...

— Дядя, обещаю быть аккуратным, вы меня только учите!

"Дядя" с сомнением покачал головой, но на "полигон" мальчика все-таки повел. Действительно, недалеко оказалось, только через калитку в противоположной от улицы стороне ограды выйти, и вот он пустырь! Голая земля, изрытая хаотическими бороздами и "украшенная" валяющимися кое-где деревянными колодами — кусками стволов не меньше, чем в обхват, толщиной и длиной в два-три шага. Иных деревьев на пустыре не росло, травы тоже почти не было. Из всех строений — небольшой навес с внешней стороны ограды, прикрывающий скамейку и небольшой стол. Место для наставников, по крайне мере, Боривой немедленно там и уселся.

Само же занятие, к Витиному огорчению, вылилось в довольно занудливую лекцию. Сначала — на тему морали и этики поведения бояр (уважать князей, почитать патриархов, слушать старших, быть скромными, дисциплинированными и т.п.), потом — немного общей теории.

— Боярин первостихией управлять может напрямую, одним желанием, — вещал Боривой, — вот как ты сейчас делаешь, но получается грубо, примитивно и очень затратно по силам. В принципе, если достичь идеального контроля и очень четко представлять, что хочешь получить, то можно и так обходиться. Древние бояре по-другому и не умели. Но потом конструкты стали придумывать. Поясню на примере. Надо тебе, к примеру, шар света зажечь. Очень простое дело, если ты первостихией огня владеешь. А если воздуха? Воздух ведь тоже можно заставить светиться. Зачерпнул силы, разогнал его в небольшом объеме до бешеной скорости, а снаружи другим потоком обернул, в другую сторону вращающимся. Вот в месте соприкосновения потоков воздух и раскалится до состояния плазмы. Только надо все в очень маленьком объеме сделать, а снаружи еще и слоем разряженного воздуха окружить, чтобы все вокруг не пожечь. То есть сделать можно, но сложно. Понимаешь меня деточка? И не надо пробовать это сделать! Разнесешь тут все! Что, нечего разносить? Ты найдешь что! Так что сиди (в смысле, стой) пока и слушай.

Подавив в ученике попытку начать экспериментировать, старый боярин продолжил:

— Что такое конструкт? Это и есть та форма, которую надо придать жгуту силы, чтобы получить желаемый эффект. Форма веками отработанная и оптимизированная. В ней всякие там завитки и перемычки не просто так придуманы, как сила по ним потечет, так нужный результат и будет получен. С минимальными затратами этой самой силы. Почему именно так? Иногда — понятно, но чаще — экспериментальным путем подобрано было. Вот тот же "шар света": взял ниточку силы, три раза вверх и вниз ее протянул, обмотал снаружи шестью витками спирали, потом — еще кружок, и можно силу подавать! Она сама будет в свет перерабатываться. Силу воздуха, я говорил! От мороза у тебя какая-то хлопушка получилась, я чуть не оглох!

Боярин снова выдавил на лицо улыбку (получилось неубедительно, скорее, оскал) и просипел:

— Ух, шалунишка!

Дальше опять пошла теория. На уговоры Яровита показать что-нибудь боевое, "дядя" отнекивался, мол, слишком сложно, надо сначала попроще конструкты выучить. Хотя бы сотню. Мальчик совсем загрустил.

В конце урока Боривой все-таки показал "воздушную бритву". Быстро сформировал и запитал конструкт, после чего рубанул им по ближайшей колоде. Небольшая зарубка появилась.

После чего, с чувством выполненного долга, задал Вите тренировать "шар света" и "третью руку", которую он и раньше создавать умел. Но теперь с помощью правильно построенных конструктов, а не просто силу гоняя. Засим боярин удалился.

Витя подождал, пока за боярином закроется калитка.

— И ничего сложного в этой "воздушной бритве" нет. "Шар света" и то позаковыристее. А то, что "дядя" сам эту "бритву" формировать быстро не умеет, так это только лучше. Я все разглядеть успел. И запомнил.

Естественно, именно этим конструктом мальчик и занялся. Не успокоился, пока не стал колоду с одного удара перерубать. Хоть поперек, хоть вдоль, хоть по диагонали. "Шар света" тоже тренировать начал, но, оказалось, неинтересно. Хорошо и ярко шарик светил, только если конструкт формировать именно указанного размера, а силы подавать по минимуму. Вите так даже и неудобно было, он привык большими объемами оперировать. Сделал конструкт раз в пять большего размера — не светит. Подал сил побольше — чуть-чуть что-то, вроде, светиться начало. Качнул силы как можно больше. Вспыхнуло. Только сразу погасло. С изрядным грохотом. А порубленная ранее на части колода вдруг превратилась в кучу щепок, которые все в полет отправились. Во все стороны, Витя еле ледяным щитом прикрыться успел. Спасибо с батюшкой раньше отработал до автоматизма.

Из под скамейки под навесом раздалось сердитое шипение, и оттуда выбралась давешняя рыжая девочка. Тыльная сторона ладони, которой она, наверное, прикрыла лицо, у нее была поцарапана отлетевшей щепкой. Другая щепка аж торчала из руки чуть выше запястья. Глянув на Витю исподлобья, маленькая куматка ее вытащила, завернула рукав и стала водить другой рукой над ссадинами, шепча что-то себе под нос. Ранки стали затягиваться.

— Так ты лечить умеешь? — заметил мальчик и устремился к ней поближе. — Покажи!

— Смотри, не жалко. Что увидишь, все твое, — несколько ехидным голосом отозвалась девочка. Говорила она с легким акцентом, но вполне внятно.

— А зачем ты над ранкой силы жизни, смерти, воды и духа мешаешь? Да еще в такой странной пропорции? И что это за конструкт?

Тут удивилась уже девочка:

— Сам ты "конструкт"! Я тотемного духа мне здоровье дать прошу. Видишь, маленький тушканчик над ранкой сидит и ей края соединяет? Нет, правда, видишь? Бояре же духов не лучше обычных людей видят. Разве что небольшими тенями.

— Я вижу довольно сложный конструкт, с тушканчиком его можно сравнить только при очень большом воображении. Только сила от тебя к нему идет какая-то странная, бесцветная. Ее только если очень приглядываться, заметить можно. А от конструкта к ранке уже обычная: зеленая — жизни, серая — смерти, сине-зеленая — воды и небесно-голубая — духа или разума. Жизни — больше всего.

Ранка тем временем затянулась, и девочка прекратила магичить, отпустив духа.

— Это не конструкт, это мой тотемный дух! — упрямо повторила она. — А это что, по-твоему? Тоже конструкт?

С ее ладони соскочила маленькая тень и взлетела Вите на плечо. Тот невольно отшатнулся. Чуть-чуть, на полшага, но жутко на себя рассердился за проявленную слабость.

— Тоже конструкт, только в этом больше всего разума, потом воздуха, а потом — смерти. Что за хрень такая? Меня так силы мешать не учили.

— Это — дух разведчик. Тоже тушканчик, только совсем маленький. Таких шаманы вперед посылают и слушают их ушами. Сообщение передать такой дух тоже может.

— Ух, ты! Далеко ты его послать можешь?

— Большие шаманы чуть ли не на дневной переход духов посылают. Они у них не только слышать, но и видеть могут.

— А ты?

Девочка смутилась и ответила явно без охоты:

— Я пока шагов на двадцать. Но я только-только этому умению учиться начала!

У Вити к девочке появлялось все больше вопросов. Ясно, что она — начинающая шаманка, но это его совсем не смутило. Обычная девчонка, хоть и держит себя по-мальчишески. Молодец, так проще общаться. И не скрытничает. Может, что про шаманство узнать удастся? Интересно же! А вдруг, у самого что-нибудь получится? Что бы спросить для начала?

— Рыжая, а зачем ты под лавкой пряталась? Что такое посмотреть хотела?

— Сам — разноглазый! И меченый к тому же!

— Чем же я меченый? — Про свое "разноглазие" Витя и сам знал, достаточно в зеркало взглянуть. — Ты про седую прядку что ли?

— Это тоже, но, главное, вокруг тебя духи какие-то необычные мелькают. То там, то тут появятся!

Девочка несколько раз ткнула вокруг Вити пальцем. В последний раз — между ребер, довольно больно. И мордочка при этом у нее была страшно довольная.

— Я только показала! — Воскликнула она, на всякий случай отпрыгивая от вскинувшегося от такой наглости молодого боярина. Но тот так и застыл, пытаясь "поймать за хвост" неожиданно мелькнувшую мысль. Вроде, вот-вот, и все ясно станет.

Не поймал. Придется позже подумать. А пока лучше тему сменить:

— Тебя как зовут-то, рыжая?

На "рыжую" девочка решила не обижаться. А что обижаться, если правда?

— Гульнура, — просто ответила она.

Яровит застыл и переменился в лице:

— Так это ты — внучка верховного шамана, которая из голов детей Славны свои нечестивые эликсиры варит?!

Вот теперь девочка серьезно обиделась.

— Дурак! — Взвизгнула она и бегом бросилась прочь.

Витя так и остался стоять на заваленном щепками пустыре. Бежать следом? Зачем? Поймать и покарать злодейку? Но как-то не похожа была эта Гульнура на жестокую хладнокровную убийцу. Более того, вначале она ему явно понравилась. Может, в пьесе и не про нее было? Кого бы спросить поаккуратнее?

Но спросить Витя никого не успел, не до того стало...

Глава 4. Детство кончилось

Прискакал запыленный гонец на измученной лошади. Если случившиеся в этот момент во дворе слуги его правильно расслышали, то — из Новгорода Дальнего, который здесь, в Изиборске, был не таким уж и "дальним". Гонца быстро провели к князю Евпатию, столь же быстро выдали ему свежих лошадей, еды и питья в дорогу и дальше спровадили. В сторону Китежа, хотя до столицы дорога еще не раз разветвляться будет, по ней отсюда, почитай во все города Славны и ездят. Кроме Дальнего, понятно. К нему — в противоположную сторону.

Спешный прием гонца привлек внимание почти всех жителей Изиборска, но объявлять о полученных вестях князь не спешил. Вместо этого с боярами своими — Ветровыми-Суховеями да ближними дьяками и воеводами затворился в своих покоях, думу думать. Что-то серьезное произошло. Ни Милану, ни Яровита на этот совет не пригласили. Не женское это дело вопросы войны и мира решать. И, тем паче, не детское.

Милана попыталась разузнать, в чем дело, но ни дочки, ни их мужья в курсе не были. Молодых бояр на совет тоже не позвали. Пришлось служанку Раду посылать сплетни слушать, да егерей из сопровождения уши навострить просить. Но те и сами, без поручений, рады стараться были, только через закрытые двери княжьих покоев много не услышишь, тем более что к ним охрана посторонних не допускала. Одна надежда была, что князь слуг с едой и питьем для заседающих кликнет, может те что-нибудь услышат, но он пока советников своих баловать не спешил.

Витя в княжий терем со стороны людской и кухни пошел, раз все суетятся, он то чем хуже? Ему тоже интересно. Плюс — азарт проснулся, узнать то, что у других подслушать не получается. Чем на кухне, кроме пирогов, реально разжиться можно было, он, наверное, и сам сказать бы не смог. Вот их и прихватил, благо повара, а особенно поварихи, симпатичного, но худого, боярского мальчика всегда сами накормить старались. Вот и в этот раз даже не просто пару пирогов в руки дали, а где-то платок чистый взяли и чуть не десяток разных в узелок ему собрали. А еще один — прямо в зубы сунул, с зеленым луком и яйцом мелко порезанным, как оказалось. Вкусно!

А вот за кухней, в закутке около кладовки он давешнюю девочку-куматку увидел. Сидит, к стене прижавшись, и что-то под нос бормочет. Вся в себя ушла, ничего вокруг не замечает. В общем, Витя к ней подошел и за плечо потрогал:

— Ты чего тут делаешь? Духов ворожишь? — спросил он строго, но достаточно дружелюбно.

Девочка буквально подпрыгнула на месте и попыталась сбежать. Не тут-то было! Витя ее не грубо, но решительно, перехватил вокруг пояса, а когда та снова рванулась, приподнял и вернул на место — между собой и стенкой. Рыжая, однако, не смирилась. Довольно ловко (и больно!) заехала ему локтем в живот, змеей выскользнула из рук и даже чуть не уронила, лягнув пяткой в коленку.

Не хочет по-хорошему! Молодых бояр рукопашному бою тоже учат, как с оружием, так и без. А борьба — так и вовсе народное развлечение, так что и здесь кое-какими приемами мальчик владел довольно прилично. Хоть его согнуло и развернуло, успел взять строптивую девчонку на бедро и, не дав упасть, поймал за шею локтевым сгибом, прижимая ее голову к себе где-то между грудью и животом. Поза, в которой он ее зафиксировал, была крайне неудобна и даже унизительна. Ни ударить, ни вырваться, да и стоишь крайне неустойчиво, малейший нажим на шею, и совсем завалишься.

Пойманная пыхтела, но ее попытки вырваться выглядели жалко, и успеха не имели. Витя же с неудовольствием думал, что хоть вторая рука у него практически свободной осталась, по попе ей девочке не нашлепаешь, дотянуться не получится. Можно, конечно, шею и совсем ей свернуть, только он же эту пигалицу (на пол ладони ниже его!) проучить хотел, а не калечить. В общем, погладил по макушке, потрогал косички, а потом и за нос. Девочка не выдержала и расплакалась. Сразу стало как-то неудобно, ну вот, нашел себе достойного противника!

Шею отпустил, но за плечи все-таки придержал. Оказалось, правильно. Вредная куматка между всхлипами все-таки попыталась ему кулачком в лицо тыкнуть, еле перехватил.

— Кончай беситься, дура! — сказал он почти ласково. — Ты чего на меня с кулаками набросилась? Неужели думала с боярином справиться? Меня в неловкое положение поставила, себя бить давать — глупо, а тебя поколотить — чести нет. Ты, это..., Гульнура..., пироги будешь?

Неожиданному завершению фразы, удивились, кажется оба. Мальчик разжал руки, а девочка перестала всхлипывать. Посмотрели друг на друга и оба одновременно улыбнулись.

— Буду! — решительно сказала маленькая куматка, после чего все-таки стукнула Витю кулачком в грудь, но уже несильно. — Так бы сразу и сказал. И нечего руки распускать! Решил слабой девушке силу продемонстрировать, "богатырь"?! А они с чем?

— Сам не знаю, нахватал разных, пробовать надо!

Узелок был поднят с пола и развязан, после чего выяснилось, что вопрос про начинку был сугубо праздным. Видимо полонянок, в отличие от бояр, разносолами тут не угощали. Так что пока Витя ел один пирожок, Гульнура успевала проглотить три. Мальчик вернулся на кухню за добавкой, заодно и кувшин с каким-то морсом прихватил. Так и сидели на полу в закутке, жуя пироги и прикладываясь к кувшину по очереди. О посуде как-то не подумал, но так даже веселее получилось.

— Слушай, а ты, никак, тут через стенку о чем князь с боярами говорит подслушивала? — догадался Витя.

— Не через стенку, а через две! Княжеские покои там еще через хоромы будут. А ты что, против?!

— Нет, конечно. Сам подслушать хотел, а ты меня опередила, — оба рассмеялись.

— Расскажи, что слышала.

— А вот, — девочка задумалась, — карачун вам будет! Шаманы с волками и медведями за дедушку Муалима мстить пришли!

— Волки и медведи? А, это так, наверное, ваши роды называются? И много воинов?

— Воинов немного, роды не такие большие. Только бойцы в них — лучшие в степи! Но тут не они решают. Шаманы куматские из всех родов собрались, а этих воинов как телохранителей взяли. Это — не поход, это кара. Много у дедушки учеников было, вот они теперь проклятый город с землей и сравняют!

— Уверена?

— Там шаманов больше ста человек! И все — сильные и опытные. Да их духи любую стену сгрызут, вместе с жителями!

— А что князь Евпатий говорит?

— Много чего говорил, ты мне дослушать не дал. Только пока все больше охал. Давай еще послушаем?

С руки девочки соскользнула маленькая тень. Не то мышь, не то — таракан. Хотя Гульнура считала его "тушканчиком-разведчиком". А Витя упорно называл "конструктом". Юркнула тень куда-то в щелку у самого пола и пропала.

— Как же ты им сквозь стену проходить умудряешься?

— Дух сам дорогу находит, я ему только цель задаю. Были бы стены каменные, могли бы быть проблемы, в деревянных же всегда трещинки да щели есть. А духу много и не надо.

— Ладно, ты послушай пока, а я матери новости сообщу. Потом расскажешь, что узнать сумеешь.

* * *

Известие Милану взволновало. Особенно в отношении возможной реакции мужа. В Дальнем была единственная, помимо их собственной, боярская семья рода Морозовых. Что сделает Пересвет? Как бы не помчался на помощь, не дожидаясь решения Великого князя. Одна надежда на князя Глеба, которому боярин в Болотове нужен, а не на рубежах чужого княжества. Да и ей самой что делать? Срочно к мужу мчаться? А ну, как он уже уехать успеет? Тогда в Изиборске, поди, безопаснее будет. Или в Китеж податься? Все равно ведь переезжать собирались. Так или иначе, тотчас же написала письмо (неважно, что коряво, в таких обстоятельствах — это несущественно) и гонца в Болотов отрядила. Уехал еще до того, как у князя Евпатия совет закончился.

Витя снова к Гульнуре пошел, о дальнейшем ходе совета узнавать. Но в закутке ее не обнаружил. Толи пироги кончились, толи шуганул ее кто, в общем, ушла куда-то. Ну и зря. Он уж было хотел мать просить ее с собой взять, может, каким шаманским приемам у нее научиться удастся. Но раз она так своевольничать любит, бегать за ней не станет. Все равно, никуда не денется. Мать сказала, что всех полонянок им в холопки подарили, сейчас она их брать не хочет, но к зиме всех в Китеж переправят. А пока — пусть без пирогов посидит. На нее и так тут все дворовые косятся, считают бездельницей, не трогают только потому, что чужая собственность. Но и баловать точно не будут. Глядишь, до зимы поумнеет.

Кстати, почему она так держится? Потому что шаманка? Ведь у куматов шаманы — все равно, что бояре. Боярин холопом быть не может. А шаман? У этих степняков все не как у людей. Неважно. Нечего нос задирать! И вообще, много он что-то стал об этой наглой девчонке думать. Еще только с матерью или сестрами обсудить полонянку осталось, точно насмешками замучают. Скажут, что влюбился, у женщин всегда только это на уме. Как будто ему делать больше нечего!

Сердито пофыркивая, молодой боярин вышел во двор. Кухню при этом обошел стороной...

Князь с соратниками сидели до позднего вечера, так ничего и не решили. По крайней мере, так Боривой сказал, который после совета сразу к Милане заявился.

— Ты, доченька, главное, необдуманных движений не делай, — советовал он заботливым голосом. — Пока непонятно, что будет, лучше переждать. Мужу вот напиши, посоветуйся. Уже написала? И когда успела? Надо будет князю сказать, что его тайные совещания ни для кого не тайна. Неужели Яровит рассказал? Ну, сынок твой полон сюрпризов. Хотя я почему-то не удивлен. Наша порода сказывается. Вот и береги его, нечего, не разобравшись с ситуацией, куда-то мчаться. Еще на разъезд куматов нарвешься. Вот Великий князь решение примет, да от мужа наказ придет, тогда и действуй.

Однако ночью Боривой свое мнение резко переменил. Из Китежа от патриарха Ветровых примчался с письмом Стрислав. Мрачный, как туча. Торопился так, что не всегда понятно было, на коне ли он скачет или он сам коня ветром несет.

Приезд боярина не остался незамеченным, но о чем у него беседа с главой семьи была, осталось неизвестным. Только сразу вслед за ней, еще ночью, с письмом отправлен был куда-то другой боярин, витязь Двужил. Прозвище свое он недаром заработал, не было у Суховеев более выносливого гонца. Сразу закрутил он вокруг себя потоки воздуха и порывом ветра рванул в темноту.

Сам же Боривой чуть свет уже у князя был. Непростая, знать, беседа была, вышли оба злые да всклокоченные, друг на друга не смотрят, но команды все-таки дружно дают. Боярин племянникам своим брони одевать приказал, в поход выступать готовиться, дома только молодежь оставил. Ну а князь Евпатий с ними егерям своим идти велел. Вроде, и не полный сбор, но дружина изрядная получилась.

Пока суета эта военная началась, отправился старый боярин к племяннице, и мнение его о правильных действиях в корне переменилось. Вчера уговаривал Милану не спешить, сегодня — чуть не со двора гонит.

— Поспешай, — говорит, — племянница любезная! Хватай сынка, да скорее к мужу в Болотов езжай. Ночью вести пришли, что идут сюда силою изрядной степняки, я сам лично с малой дружиной им на заслон встать собираюсь.

Милана испугалась, собираться велела, а заодно и дочек прихватить задумала. Нечего им тут в их положении в осаде делать, если, не приведи Премудрый, до этого дело дойдет. Но Боривой не позволил. Мужей их в поле он с собой не берет, молодых на охране города оставил, и негоже, чтобы жены от них прочь бежали. Вот она сама — к мужу спешит, а здесь семьи ломать хочет?! Не дело это!

Так раскричался, что пришлось от затеи отказаться. Да и правда, нет у Миланы над дочками больше власти, в чужую (хоть и свою прежнюю) семью их отдала. Она теперь Снегина-Морозова, а они — Суховеи.

В общем, выехали очень скоро, дочек только поцеловать, да благословить успела, в карету чуть не на ходу запрыгивали. Дружина, в поле идущая, еще и строиться не начинала, а они уже в дороге. Сначала чуть не вскачь понеслись, потом боярыня сообразила, что так и не доехать до места можно, только лошадей загонят. Перешли на нормальный темп, егеря сопровождения дозоры со всех сторон выслали, но все спокойно кругом. Нигде куматов не только не видели, но и не слыхали о них.

По дороге гонца от Пересвета встретили, боярин пока в Болотове оставался, за вести, хоть и недобрые, благодарил, но без подмоги Великого князя лететь в бой не собирался. Самих плещеевцы на рубежах в напряжении держат, просил, если к нему поедет, гонца вперед послать, чтобы мог ее с дружиной встретить.

Посылать гонца было уже, вроде, поздно. Даже если он их и на пол дня обгонит, все равно, встречать их уже почти у самого Болотова будут. Но письмо все-таки написала, одного из егерей вперед отправила.

Так и ехали. Сперва — сторожась внимательно, но, чем ближе дом становился, тем спокойнее, последние версты — уже как на прогулке шли. Пока на засаду не напоролись...

* * *

Десять верст для десятилетнего мальчика — расстояние немалое, а болото — совсем даже не шоссе, но бежал Витя быстро, не чувствуя усталости. Бояре, вообще, покрепче обычного воина, даже самого закаленного, будут, с ними их первостихия силами делится. Вот и в невидимом для посторонних радужном хороводе, сопровождавшем мальчика, разноцветные ленты сил скользили вокруг него, даже не просто как живые, а наделенные разумом. Зеленая лента, как змея, не зная устали, мелькала то вокруг одной ноги, то другой, то по груди проскакивала, выравнивая дыхание и наполняя мышцы энергией. Сине-зеленая и желтая ленты, как две лыжи, наперегонки скользили перед ним по земле, укрепляя путь. За спиной, играя, переливалась серебристо-желтая лента, навевая легкий попутный ветерок. Вполне возможно, если бы Яровит пытался делать все это осознанно, у него ничего бы не получилось. Контролировать несколько первостихий одновременно требует очень высокой концентрации. Или полного отрешения, как сейчас. Было огромное, просто яростное желание, и подсознание справлялось само, дав мальчику замкнуться в своих переживаниях.

И постепенно боль и ярость немного отхлынули, вернулась способность мыслить более или менее здраво. Он внутренне порадовался, что автоматически послушался матери, а не полез в драку. Нет, быть убитым он не боялся, совместить понятия смерти и себя ребенку, вообще, крайне сложно. А боярин так и вовсе "страха иметь не должен", это наставление деда Никодима он с младых ногтей выучил. Но он помнили другое наставление: "боярин отвечает не только за себя". Отца и князя Глеба о нападении предупредить надо. Не случайно их карету на дороге плещеевцы поджидали, небось, и городу какую каверзу готовят. Ведь не было в этой засаде макошевского боярина. Кто у них там, кстати, Суглинок, кажется? Значит, князь Лев с основными силами где-то еще подступает. Нельзя ему позволить болотных ратников врасплох застать.

Снова накатила волна одновременно горя и ярости. "Маму убили тати поганые!!!" Хотелось порубить убийц в кровавый фарш, заморозить в ледышку и расколоть в мелкую крошку. Да хоть зубами загрызть! Но — нельзя. Сейчас главное — приступ отбить, а за подлое убийство кара этих татей найдет. А как — отец решит. Он теперь патриарх Морозовых, и не в бою, а из засады супругу его плещеевские стрельцы убили, совершив страшное преступление против всех писаных и неписаных правил. У Вити просто фантазии не хватало придумать достойную казнь за подобное злодеяние.

Сбившийся было шаг снова выровнялся, разноцветные ленты сил, закружились вокруг него еще яростнее, мальчик приближался к Болотову.

Пробежал прямо через реку по воде, не обращая внимания, видит его кто, или нет. Заметили, конечно. Но было не до этого.

— Где князь? Где боярин? Мне надо скорее их видеть! — кричал мальчик на бегу, вызвав в городке немалое волнение.

Но и внимание служилых людей к себе привлек. Откуда-то появились стрельцы, толи в наряде были, толи просто из домов повыскакивали, пристроились по бокам, бегут рядом, тоже "князя!" орут. Кто кого вел, понять было сложно, но, когда до княжеского терема все вместе добежали, и князь Глеб, и боярин Пересвет, и все княжеское семейство их уже перед крыльцом встречали.

Не дожидаясь вопроса, "что стряслось?", Яровит выбрался из толпы вперед:

— Беда князь! Беда батюшка! Засаду на дороге в десяти верстах от города плещеевцы поставили, поезд наш стерегли. Всех убили, и матушку боярыню тоже. Один я через болото ушел, о нападении сообщить!

Вздрогнул князь Глеб, разом почернел лицом Пересвет, стон пронесся над площадью. Повинуясь внезапному порыву Витя сделал несколько шагов вперед и обнял отца. Тот молча прижал его к себе, но взгляд его был направлен куда-то вдаль.

— Вместе, боярин, позже Милану-светлую оплачем, — дрогнувшим голосом произнес князь. — Пока же на совет пойдем, решим, что делать дальше.

Но народ, похоже, уже за князя все сам решил. Ударил набат, примерно половину бывших в городе стрельцов и егерей поставили в заслоны у обоих городских ворот и заставы у всех остальных входов. Остальные собрались на центральной площади, где вскорости к ним присоединялись спешно вооружавшиеся дворовые, а затем и горожане.

На совет к князю Витя пошел вместе с отцом. Там степенно рассаживались по стоявшим вдоль стен лавкам сотники княжьей дружины, старшины купеческих и ремесленных улиц, старосты городских районов и слобод, крупнейшие землевладельцы-дворяне. Рядом с Глебом, по левую руку, сидел и его старший сын Всеволод, по правую руку оставили место Пересвету. Яровиту, хоть он и был здесь единственным ребенком, досталось почетное место рядом с отцом. Впрочем, он, хоть и молодой (очень молодой!), но по статусу — боярин.

С некоторой помощью князя и Пересвета, задававших иногда наводящие вопросы, мальчику удалось довольно толково описать нападение на их поезд. Рассказ не оставил сомнения в злонамеренности действий плещеевских стрельцов, и что целью их было именно убийство боярыни, а возможно, и ее сына.

Возмущение было дружным и всеобщим. Собрать ополчение! Вооружить весь народ! Двинуть полк к месту преступления, настичь злодеев и покарать! Все Плещеевское княжество пусту положить!

Впрочем, после первого взрыва возмущения, послышались и более осторожные голоса. Князь Лев не просто преступление совершил, но и глупость страшную. Надо в Китеж об этом сообщить, не сможет Великий князь и патриархи ему такое спустить. Большого войска в помощь не дадут, но бояре с ним наверняка приедут, а с ними сила у князя Глеба такая будет, что и впрямь можно будет Льва его княжества решить. А там падет ли он в бою или в Китеже в заточении сгниет, не так уж и важно. Ну и людей своих поберечь получится. А пока надо силы свои все в кулак собрать, чтобы враги больше серьезных бед наделать не смогли, а там и расплата их настигнет.

Князь Глеб глубоко задумался. С одной стороны, народный порыв не использовать — грех. Возмущены люди преступлением, на врага кинутся без страха и сомнения, сметут неприятеля. Но, с дугой стороны, покарать злодея чужими руками заманчиво. Послать гонцов с сильной охраной в Китеж, собрать все силы в Болотов, укрепиться, и ничего им князь Лев сделать не сможет. С наскоку победить уже не получится, весь город за оружие взялся. Надо только, пожалуй, полк с охраны приисков вернуть, вместе со старателями, нечего силы распылять. А много золота плещеевцы сами намыть не успеют, если им, вообще, до этого будет.

В конце концов, так и решил. Болотов срочно укрепить, все силы в него собрать и ждать подмоги от Великого князя.

Слушая эти разговоры Пересвет ни разу в них не вмешался, рта не открыл, только все больше мрачнел. После окончания совета, взял Яровита за руку, кликнул Никифора и пошел следом за князем. Дождался, пока все приказы будут отданы, люди разойдутся, лично закрыл за последним дверь и только после этого заговорил.

— Не верю я, князь, что Лев совсем ума решился, али что убийство без его ведома произошло. На одно он может рассчитывать, что всех нас тут перебьет, а потом преступления свои на обычную междоусобную стычку спишет. Знать союзников каких-то нашел, и сильных. Ты, как знаешь, а я Яровита отсюда отошлю. Мал он еще, боевыми искусствами не овладел, в бою помощь от него невелика будет. Даст Премудрый, и без него отобьемся. А ежели поляжем здесь все, не хочу, чтобы род Морозовых прервался. Что-то очень уж дружно обложили Вьюжных в Дальнем, а на нас здесь плещеевцы с неизвестной силой идут. Я бы на твоем месте хотя бы младшего сынка из города тоже выслал.

Разом помрачнел князь Глеб:

— Сердцем беду чуешь? Или просто страхуешься?

— Беда ко мне уже пришла, князь. То, что князь Лев с большой силой скоро на приступ пойдет, уверен, но это — не беда, а шанс с ним поквитаться. Сына сберечь и сердце, и разум требуют. Большим отрядом наверняка не прорваться, но сюда он болотом проскочил и обратно уйти сумеет. Дядьку его я уже собираться отправил. Так что решай быстрее, пошлешь ли с ними Сергия. Мне "стены" наши укреплять торопиться надо. Будем поверх заборов ледяные стены морозить, река рядом, воду мужики натаскают, глядишь, успеем до прихода неприятеля.

Стены морозить Витя пошел вместе с отцом. Недоволен был Пересвет задержкой, но понимал ее оправданность. Знаний и умений у сына еще недоставало, зато силы было, пожалуй, побольше, чем у него. А стены морозить — дело нехитрое, как раз одной силой и делается, никакие хитрые конструкты здесь не нужны.

Вышли к ограде со стороны реки, мужики в цепочку построились, ведра друг другу передают. Последний выплескивает воду на заменявшую городскую стену ограду, а боярин стекающую воду ровным слоем замораживает. Сначала — по ограде, а потом и выше. Где-то в два человеческих роста стена получалась и в пару шагов толщиной. Одна беда — воды больно много надо. Чуть не весь город с ведрами вышел, но дело медленно продвигается.

Яровит в противоположную от отца сторону по стене пошел. Так быстрее должно быть, когда снова встретятся, как раз все и готово будет. Сначала у мальчика плохо получалось воду ровно вертикально намораживать, но потом подумал, "третью руку" ветром запустил, ей и выравнивать стал. Да так ловко все пошло, что водоносы за ним успевать перестали. А если еще и жгут сине-зеленой силы в реку опустить да самому воду сюда потянуть? Три первостихии одновременно задействовать? Оказалось, запросто! Так он и четвертую силу — земли (желтый жгутик) в ход пустил, стал вдоль стены сам собой ров образовываться, а с внутренней стороны стену вал земли подпирать. Ведь так и прочнее, и на стену защитникам удобнее забираться.

Народ, как был с ведрами в руках, так и застыл. Идет себе мальчик вдоль забора, не бегом, конечно, но — нормальным шагом, а за ним вместо дохлой ограды настоящая крепостная стена сама собой вырастает.

— Не идите за мной, вода сама на стену пошла, лучше отцу с ведрами своими помогите! — кричит им молодой боярин.

Пошли, но не все. Кто-то за отцом Макарием сбегал, тот даже переоблачаться не стал, в простой рясе побежал на чудо смотреть. Решил, пока парадные ризы оденешь, стена уже может быть закончена. А так как раз к середине Витиного пути успел. Пристроился священник рядом с Яровитом, одной рукой икону с ликом Премудрого над головой поднял, другой кропилом (пушистой кистью) на стену брызгает. Воду же берет прямо из потока, который за юным боярином по воздуху из реки тянется.

— Из святой воды милостью Премудрого стена неприступная вокруг города возводится. Даровал Премудрый силу невинному отроку! Возрадуемся, братия! Возблагодарим небесного защитника нашего!

Проповедь шла экспромтом, но вызвала у горожан большой энтузиазм. Ведь и вправду чудо на глазах происходит. Земля течет, как вода, а вода сама из реки бежит, сама же высокой стеной застывает.

Пока стену полностью обошли, от Пересвета уже почти все водоносы сбежать успели, к крестному ходу присоединились. Идут, песни религиозные распевают.

Яровит же тем временем уставать начал. Сначала под дружное пение он шагу прибавил, но сил не рассчитал. Последние шаги шел уже на одном упрямстве. Ленты сил вокруг него выцветать начали, а ноги заплетаться. Если бы не догадался с другой стороны стены воду начать брать, мог бы и не дойти. Хотя нет, все равно, дошел бы. Все жилы себе бы вытянул, но слабости не уступил бы. Это теперь, когда его стена с кусочком стены Пересвета соединилась, можно было и прямо на траву сесть. Правда, сидеть ему не дали, на руки подхватили и дальше понесли. Пришлось "через не могу" земляной ров и вал вдоль отцова фрагмента доделывать. Благо не очень много.

Пересвет посмотрел на содеянное сыном, только головой покачал. Надо бы с Витей поговорить, разобраться, но сейчас не время. Хотел было сам собственного ребенка на руки взять, не дали. Самого боярина подняли и с теми же песнями вслед за отцом Макарием в храм понесли.

В результате выехать удалось только после службы, практически ночью. Могли бы и до утра затянуть, но от дозорных пришло сообщение о скором подходе большого войска. Следовало поторопиться, пока весь городок не обложили.

Впрочем, задержка и немалую пользу принесла. Служба в храме, наполненном воодушевленными людьми, вся эта обстановка, полная уверенности и силы, помогла Яровиту почти полностью восстановиться. Действительно ли благословение Премудрого на него опустилось, как говорил отец Макарий, прихожане ли силой поделились, или сама служба подействовала эффективнее любой медитации — неважно. Все равно, все в воле Премудрого. Главное же, что ленты сил вокруг молодого боярина снова сияли яркими красками, а он сам, хоть и не отдохнул полностью, но чувствовал, что вновь способен на многое.

Через стену перелезли вчетвером. Князь все-таки решил отправить своего младшего сына вместе с ними, выделив ему в сопровождающие воина-ветерана Середу. Так что и у боярина, и княжича было, можно сказать, по персональному дядьке. Впрочем, разделение тут было условное. Воин Середа на бытовые удобства внимания совсем не обращал, обихаживать обоих мальчиков выпало на долю Никифора. Что его совсем не тяготило. Княжеский и боярское терема составляли в небольшом Болотове фактически одно подворье, жили чуть ли не общей семьей, и дядька Никифор и Сергий знали друг друга прекрасно. Более того, в последнее время, когда Витя стал подолгу пропадать на болоте со своими тренировками, Никифор как-то по собственной инициативе стал опекать младшего княжича. Ну, любил он детей, играл с ними охотно, а Сергий был мальчиком обаятельным, ласковым, но немного робким, самое то, чтобы завоевать сердце седого дядьки.

Середу же дети, как таковые, волновали мало. Но на Яровита поглядывал с интересом. Демонстрация силы при возведении крепостной стены произвела на него сильное впечатление, вот он и раздумывал, как бы с наибольшим толком использовать в их походе такую боевую единицу.

Коней они, естественно, не брали, но рассчитывали купить их в первом же безопасном селении по пути. Вещи взяли только самые необходимые, зато денег на дорогу им, что князь, что боярин выдали с большим запасом. На год должно хватить, как минимум. Тяжелые кошельки "дядьки" закинули в заплечные сумы и тащили их, несмотря на вес, с явным удовольствием. Целью же путешествия после некоторого обсуждения старших еще в Болотове избрали хорошо знакомый Яровиту Изиборск. Во-первых, до него ближе, чем до Китежа, во-вторых, на дороге в столицу плещеевцы наверняка заставы поставят, а вот дорогу в противоположную сторону могут оставить открытой. Конечно, князь Евпатий тоже Вольгович, как и Лев, но Вольговичи только против Микуловичей всегда дружно выступали, а с Каликами нейтралитет держали. Вот и в этот раз не стал вступаться Евпатий за Льва, порубежный спор личное дело князей-соседей, нечего его во всеобщую смуту превращать. Ну а Суховеи Яровиту ближайшая родня, и убийство Миланы должно их сильно возмутить. Начнут ли войну, неизвестно, без решения князя не полезут, но потерявшего мать подростка в обиду не дадут.

Было уже почти совсем темно, и единственным гарантированно свободным от вражеских сил местом был берег реки. Там со стены и сошли. Брод был несколько выше по течению, но Яровит решительно пошел прямо к воде.

— Держитесь ко мне как можно ближе, — бросил он на ходу спутникам.

Чуть сощурился, и вот у него под ногами, видимая только ему одному, даже не лента, а целая сине-зеленая скатерть переливается. Шага два в ширину и почти три шага в длину.

— Ну, скатертью дорога, — пробормотал он, обнял обоих "дядек", притягивая их поближе к себе, а Сергию наказав за пояс сзади держаться. После чего быстро повел их по воде.

Первые шаги спутники сделали довольно спокойно. Непонятно, что молодой боярин задумал, но замочить сапоги — не страшно. А вот когда вода не приняла их в себя, а упруго пружиня и слегка покачивая, дала им путь прямо по поверхности, Сергий и Никифор не удержали изумленные ахи. Потрясенный не меньше их Середа, однако, зашипел на них сквозь зубы, напоминая о необходимости соблюдать тишину и не привлекать к себе внимания. Не на пикник идут!

Реку пересекли благополучно, никакой засады в кустах на противоположном берегу, слава Премудрому, не было. По болоту дальше двинулись тем же манером, только Яровит в "скатерть" под ногами еще и желтого цвета добавил, первостихию земли подключил. Отошли буквально шагов на двести, когда со стороны Болотова раздался шум. Остановились, обернулись. Видно почти ничего не было, только легкие отблески огня с противоположной стороны городка. А вот крики, выстрелы, взрывы слышались вполне отчетливо. Значит, враг подошел, и начался бой.

— Совсем я не уверен, что правильно поступил, послушав отца и согласившись уйти, — мрачно сказал Витя. — Если не бой вести, то стену держать я бы точно смог.

— Правильно ты поступил, боярин, — решительно пресек его переживания Середа. — Необученный воин, каким бы сильным он ни был, против ветерана шансов не имеет. Видел я, и не один раз, как бояре между собой бьются. На расстояние удара чистой силой ни один к противнику не подойдет. Щиты ставят да издалека хитрыми конструктами кидаются. Много ты таких конструктов знаешь? Вот то-то, что ни одного. А у опытного боярина под любой щит конструкт есть, который его пробьет. Кто первый подберет, тот и победил. Если, конечно, силы примерно равны. Богатырь, понятно, любым ударом щит обычного боярина снесет. А конкретно здесь? С одним боярином плещеевцам и подступать смысла не было. От двух или даже трех Пересвет в родных стенах отобьется. А если больше их, считай, нет уже нашего города. И ничем бы ты там не помог, только погиб бы зря. А так отсидишься у родни в Изиборске, в Китеж переберешься, в Ликее выучишься. Бояре живут долго, успеешь поквитаться с обидчиками. Но это — на крайний случай. Думаю, удержат наши город, откуда у князя Льва могла бы куча бояр появиться? В усобицы третьи княжества лезть не любят, потом всем вместе Великий князь с остальными князьями накостыляют, чтобы смуту не разводили. А без большого перевеса сил боярина можно только из засады подстрелить, как твою матушку, или по-тихому убийство осуществить за счет предательства. Здесь же, почитай, весь город на стены встал. Как тут по-тихому? Или из засады? Так что держись, боярин! Но отцов приказ выполнять надо, идем дальше.

Нельзя сказать, что своей длинной и неожиданно страстной речью старый воин убедил Яровита. Скорее, самого себя уговаривал, что на стенах и без него отобьются. Но ослушаться отца и патриарха? Надо куда более веский повод иметь, чем одно собственное желание. Так что, действительно, придется идти дальше.

Снова построились беглецы поплотнее, так до утра и шли. Почти до самого края болота добрались. Могли бы совсем выйти, но решили, что здесь безопаснее. Выбрали небольшой островок посуше, остановились на нем передохнуть. Витя с Сергием сразу заснули, как легли, а "дядьки" по очереди отдыхали и караулили.

К полудню все поднялись, перекусили взятой с собой едой, не разжигая огня, да дальше пошли. Через час вышли к дороге, но еще с час двигались параллельно ей, не выходя из леса. Болото закончилось, но идти, пожалуй, даже сложнее стало. Раньше Яровит дорогу мостил, а теперь все горки да овраги ногами топтать приходилось и через чащобы да буреломы пробираться.

Дальнейший путь был относительно спокоен. Мучило только беспокойство за судьбу Болотова и оставленных в осаде близких. Но сюда вести еще, естественно, не дошли. Расчет их верен оказался, не видел никто по дороге оружных разъездов. Не перекрывали плещеевцы этот путь. Двигались максимально быстро. В первом же селе парой лошадей разжились, в следующем — еще двумя. До Изиборска за три дня добрались, и лошадей к тому моменту у них уже восемь было, каждому по заводной взяли. Не шедевр кони, обычные крестьянские, но порода тут была с примесью степных кровей, некрупные, мохнатые, но выносливые. А на долгих переходах выносливость — важнее всего. Почитай, по сотне верст за день делали, насколько у самих сил хватало, а этим мохнатым — все нипочем.

Их приезд в Изиборск прошел совершенно незаметно. Охрана на воротах, вроде и стоит, кирасами сверкает, только на въезжающих внимания почти не обращает. Мол, проезжай быстрее, нечего ворота загораживать! И все. Когда до княжеского терема добрались, причина понятна стала. Оказывается, из столицы воевода (Снегирем кличут) приехал, а с ним восемь бояр. По одному от каждого рода, кроме Морозовых. Дружина при них небольшая, около сотни конных, но из-за бояр сила весьма внушительная. Цель их — разбираться, какие беды куматский набег принес, чем еще народу Славны грозит. И по возможности, пресечь. С князя Евпатия вспомогательный полк потребовали, да бояр в помощь — к Дальнему идти. А у того дружина уже в разгоне, сильнейшие бояре все уехали. Рубежи от кочевников охранять. Только молодежь осталась.

Воевода чело хмурит, вроде, в своем праве князь Изиборский, но все равно, непорядок. А тут в зал как раз четверка беглецов из Болотова ворвалась. Шли по хоромам так уверенно, что остановить их только перед самыми дверьми в княжьи покои попытались, но тут разозлившийся Яровит рынд у дверей ветерком раздвинул, а дверь чуть не вынес. Князь так и замолчал посреди фразы, бояре и воевода к дверям развернулись.

Но тут Середа вперед выскочил, перед воеводой во фрунт вытянулся:

— Разрешите доложить, государь воевода!

Воевода Снегирь нахмурился, но больше для порядка. Доложить разрешил. У князя забыл спросить.

Ну, Середа и доложил. Четко, по-военному, что напали плещеевцы из засады на поезд, которым семья боярина Пересвета из Изиборска в Болотов возвращалась, убили боярыню Милану Снегину-Морозову и всю малую охрану ее. Одному только сыну ее малолетнему Яровиту уйти удалось, легок телом, по болоту побежал, а преследователи завязли. Что подошел теперь князь Лев к Болотову с большими силами, а Князь Глеб с патриархом Морозовым, садясь в осаду, детей своих сюда прислали. Отроки здесь присутствующие — княжич Сергий, младший сын князя Глеба, девяти лет от роду, и боярин Яровит, единственный сын патриарха Пересвета, десяти лет. Побоялись сразу в Китеж ехать, как бы снова в засаду не угодить. А здесь у боярина родня, преступно убиенная боярыня Милана — урожденная Суховей. Собирались у князя Евпатия приюта на время просить, но теперь и у воеводы с боярами защиты и справедливости ищут.

Ропот поднялся среди бояр. Засады на семью боярскую, мирно по родной земле путешествующую, устраивать, это — ни в какие ворота не лезет! Помрачнел и воевода. Но произнес ровным голосом:

— Не нам с вами, бояре, распри княжеские судить. На то Великий князь есть, надо, так и совет князей соберет. Но и оставить мы это спокойно не можем. Присоединяюсь я к просьбе этих отроков к князю Евпатию: принять с честью и поберечь их до нашего возвращения из под Новгорода Дальнего, чтобы могли они к нам присоединиться на пути в Китеж. Нам же пока все равно предстоит куматами заняться, надеюсь, дружину изиборскую мы по дороге встретим, вместе супостатов пощупаем.

Видно было, что князь Евпатий ситуацией не слишком доволен, но возразить ему было нечего. Отвечал уставно, что детей знатных видеть у себя в гостях рад, ни в чем отказа им не будет. Даже пошутил, что Яровит тут с прошлого визита имущество свое оставил, целых шесть куматских полонянок, вот, небось, за ними и вернулся. Растет мальчик!

Покои мальчикам и их "дядькам" отвели прежние, где они с Миланой жили совсем недавно. Но задерживаться там не стали, Яровиту надо было исполнить неприятный долг, сообщить сестрам о гибели матери. Сергий вместе с ним увязался, похоже, просто боялся один остаться. Истерик Гаяна с Задорой закатывать не стали, в положении обе, для детей может быть вредно. Но поплакали друг у друга на груди изрядно. Даже у Вити, как ни крепился, глаза были мокрые, а Сергий так и вовсе слезами заливался.

Мужья сестер тоже в хоромы зашли, историю послушали, но от комментариев воздержались. Ушли мрачные, так ничего не сказав. Может, и к лучшему. Как говорится, кому мать, а кому и теща. Неискренние же слова были бы неуместны.

На следующий день воевода с боярами уехали, через день вернулась изиборская дружина с сильнейшими Суховеями. С дружиной великокняжеской как-то разминуться ухитрились. Все целы, но какие-то мрачные.

Увидев Яровита Боривой не смог "удержать лицо". По нему пробежала целая гамма противоречивых чувств: и изумление, и облегчение, и злоба, и радость.

— Мальчик мой! — буквально взвыл он, вываливаясь из седла и кидаясь к Вите. — Как же я рад, что ты здесь!

После чего, не добежав пары шагов, весь как-то поник и добавил совсем другим тоном:

— Бедный ты мой! Патриарх рода Морозовых...

Глава 5. Покой нам только снится

Еще мгновение назад мальчик был уверен, что он готов ко всему. После того, как на его глазах убили мать... Оказалось, что он этой потери еще до конца осознать не успел. Бежал к отцу, сразу получил кучу заданий, включился в работу. Горевать было некогда. Убегая из осажденного города, проводя свой крошечный отряд через болота, он работал. В Изиборске, разговаривая с князем Евпатием, воеводой Снегирем, другими боярами — он работал. Даже рассказывая сестрам об ужасной гибели матери, даже просто проживая на подворье Суховеев в ожидании новостей, он продолжал работать, исполнять свой долг и волю отца-патриарха. И вот он остался один.

Отец погиб, пытаясь отразить штурм Болотова неизвестно откуда взявшимися у князя Льва боярами. Даже дальняя и знакомая только со слов родителей родня в Новгороде Дальнем вырезана под корень куматами. Весь могучий некогда род Морозовых сжался до одного его, десятилетнего мальчика-патриарха! Род, что был для воспитывавших его отца, а ранее — деда Никодима, прежних патриархов, превыше всего. А он, новый патриарх, всего лишь десятилетний мальчишка, на которого впервые в жизни обрушилось горе, страшное горе, и которое ему не с кем разделить. И даже слабость показать нельзя. Ведь для окружающих он — не мальчик Витя, а последний представитель великого боярского рода. Даже сестры для него теперь представители другого рода со своими интересами. Вон, глава их новой семьи, Боривой, как на него смотрит! С насквозь фальшивой сочувствующей улыбкой и бегающими глазками.

Кружившиеся вокруг Яровита первостихии буквально взвыли в бессильной ярости. Бессильной? Почему бессильной? Прямо из ясного неба на новоиспеченного патриарха Морозовых крупными хлопьями повалил снег, который завертел вокруг него внезапно поднявшийся ветер, почти скрыв его от посторонних глаз. Снежный кокон весело заискрился на солнце, но повеяло от него таким замогильным холодом, что все бывшие во дворе попятились прочь, прижимаясь спинами к стенам и ограде, а в довершение, с того же ясного неба слепящей вспышкой и с диким грохотом упала молния. Похоже, прямо в мальчика. Но не причинила ему ни малейшего вреда, а, наоборот, успокоила. Он молча повернулся и вошел в дом. Буйство стихий закончилось.

Боривой проводил его долгим и тяжелым взглядом. Постоял некоторое время, потряхивая головой, как бы перебирая и отбрасывая различные варианты действий. После чего тоже пошел в дом, но не за Витей, а в свои палаты.

Некоторое время спустя Яровит, сопровождаемый Середой (Никифора с Сергием в покоях оставил), сам пошел к Боривому. Не за сочувствием или советом, за подробностями. Что он знает о гибели Пересвета и Вьюжных.

Глава семьи Суховеев принял его сразу и на сей раз попыток обнять и приласкать не предпринимал. Предупредил, что сведенья его верные, но всех подробностей и сам не знает.

Получалось, примерно, следующее.

Бояр под Болотов князь Лев привел чуть не десяток. В основном, слабых, но управляющих самыми разными первостихиями. Где взял? У него спрашивать надо! Из них больше половины сразу на Пересвета навалились, остальные стены ломать стали. Близко не подходили, чтобы под пули не попасть, били издалека. Шансов у Морозова не было. Когда в тебя одновременно полдюжины конструктов из разных сил летит, ни один щит все не отобьет. Хотя бы пара да проскочит. Дальше для нападающих все было просто. Стены бояре в нескольких местах проломили, многих защитников издалека конструктами побили. Сами в город входить не стали, туда уже плещеевские кмети ворвались. Не дешево им окончательная победа далась, каждый дом с боем брать пришлось, большие потери понесли, до последнего горожане бились. Даже когда князя и всю его семью вырезали, оружие не сложили. Так что пусто в Болотове теперь, одни горелые остовы домов остались, немногие уцелевшие по хуторам разбрелись, да на болоте попрятались.

Бесхозное княжество осталось, князь Лев на него и не претендует, все равно знает, что не дадут. Прииск занял, срочно там укрепляется, да дорогу в свое княжество мостит. А княжество? Раз Сергий уцелел, стало быть, он и князь. По закону. А там, как Великий князь решит. Скорее всего, опеку над ним на себя возьмет, али кому из родственников доверит. Где там ближайшие Калики сидят? Далековато что-то, да и княжества у них небогатые. Так что гадать трудно.

В Дальнем, кстати, тоже князь Тихомир из Калик был. Не повезло Каликам что-то в последнее время. Чуть не все степные шаманы под стены подошли. Добрыми витязями были, что боярин Вольга, что сын его Белозар, один на один — любого шамана одолели бы. Каждый, как минимум, десяток у стен удержать сумел бы. Но когда эти десятки меняются, а Вьюжиным роздыху не дают... Двое суток непрерывно атаковали бояр шаманы, пока у тех силы не кончились. А уж без бояр стены быстро пали.

Не так много куматов с шаманами пришло, даже большой резни устраивать не стали, так, для устрашения больше. Полон взяли, но тоже невеликий, больше из девок да баб молодых, что покрасивее. Зато ограбили все подчистую и всех лучших людей с собой угнали. Сам князь в бою погиб, а жена и дети его теперь где-то в степи, выкупа ждут. Ну а перед уходом заставили степняки жителей стены собственного города доламывать. Правда, в этом деле шаманы им помогли.

Ушли шаманы обратно в степь, а на смену им всякие разбойники пришли. Как степные банды, так и местные нашлись лиходеи. Режут, грабят, зорят княжество. Как теперь выкуп за угнанных собирать будут?

Яровит слушал внимательно, но молча, стараясь не проявлять эмоций. Его коробило от откровенного цинизма рассказа "дядюшки", но, возможно, для патриархов и глав семей такой взгляд на чужое горе — норма. Их только свой род интересует, Боривой тоже, небось, думает, как бы ситуацией с пользой для себя распорядиться? Интересно, а его самого, патриарха и последнего представителя рода Морозовых, он как использовать планирует? Как он сказал? "Не повезло Каликам"? Что же об убитых отце и матери так не сказал? Постеснялся? Морозовым-то еще больше "не повезло", получается!

В общем, просидел все это время мальчик с каменным лицом, потом нейтральным тоном поблагодарил за рассказ и ушел. Откуда и как Боривой все это узнать успел, не спросил. Не факт, что правду скажет, да и неважно это.

Позже Сергию пересказал несколько облегченную версию. С горечью посоветовал учиться быть князем. Его бы кто боярином и патриархом быть научил! Вспоминай теперь все черты поведения отца и деда, на которые по малолетству не так и много внимания обращал. Ну, еще Никифора можно расспросить, но аккуратно. Теперь не дядька за него отвечает, а он за дядьку, как старший в роде. А с остальными — ухо востро держать надо. Здесь ему точно бескорыстно помогать не станут, не факт, что и в Китеже доброхоты найдутся.

С этими невеселыми мыслями спать пошел. Сны Яровит видел нечасто (или забывал их к моменту просыпания), но в эту ночь сон его посетил. Яркий, цветной, странный. Снилась мама. Ничего во сне не происходило, он своими делами занимался, какое-то задание отца по алхимии выполнял, растворы разноцветные делал и перемешивал. Необычайно яркие зелья получались, никогда раньше такого у него не было, прямо светились изнутри. Отметил эту странность про себя, но не удивился, а только порадовался. Значит, так и должно было быть. И тут мама в комнату вошла. Такая какой всегда и была, обычная, красивая, добрая, заботливая... В общем, лучше всех. Села рядом, как иногда делала, не мешает, только смотрит по-доброму, на работу его любуется. Потом заговорила. Тоже — об обыденном. О том, что вырос он сильно за лето, вся одежда мала стала, надо новую заказывать. Только лучше не здесь, а в Китеже, там мастера столичные, помастеровитее будут. Все равно, туда переезжать скоро. А ему надо теперь достойно выглядеть, как-никак, патриарх рода Морозовых.

Тут Вите вся ужасная реальность и вспомнилась. Убили же матушку! Но, вот же она, рядом сидит. Откуда пришла? И тут ему стало понятно, что не хочет он думать, откуда и как мама смогла к нему прийти. Пусть будет чудо! Главное, вот она, рядом, любящая, надежная. Советы умные дает, помогает.

А Милана тем временем продолжала:

— Ты, сынок, медальон свой боярский не забывай носить. Не зря же отец тебе его дарил. Никифор наверняка его с собой прихватил, когда вещи твои собирал. Жалко, патриаршие регалии в Болотове остались, но если Лев, поганец, не вернет, новые в Китиже закажешь. А силой уже сам зарядишь, в книжке прочитаешь и разберешься. Надо же, какой у меня сын вырос! Десять лет всего, а уже патриарх и богатырь. Ничего, подрастешь еще, героем станешь, род Морозовых сильнейшим сделаешь. Я в тебя верю.

Мама подошла и наклонилась поцеловать сына. Он потянулся к ней в ответ, счастливо улыбаясь. И проснулся. Счастливая улыбка так и осталась на его губах, а из глаз, оказывается, все это время в три ручья текли слезы. Впервые с момента гибели родителей. Подушка была, как болото, через которое они бежали от плещеевцев. И настойчивый голос зудел в ухе:

— Разноглазый, кончай сопеть! Бежать тебе надо, убивать тебя утром будут!

* * *

Проводив взглядом ушедшего Яровита, Боривой еще довольно долго сидел, так и уставившись на закрывшуюся дверь. Трещинки на ней изучал, а на самом деле, тяжелую думу думал. Опасную игру затеял их патриарх, старый интриган Белотур! Укрепился род Ветровых в Замятню, точнее, меньше других потери понес. Богатырей — всех троих сохранили, витязей чуть не два десятка будет. Сильнейшим родом на Славне стали. А Белотуру и этого мало. Хочет не просто первым среди равных быть, а все остальные рода под себя подмять. Хочет Совет патриархов, где уже много лет председателем сидит Деомед Сварог, Думой боярской заменить. А вся суть в том, чтобы в Думу ту, помимо патриархов все богатыри входили, да по одному витязю от каждого десятка в роде. Большое собрание получится, но у Ветровых в нем преимущество появится, а ему самому — все основания место председателя занять.

В Совете патриархов Белотура пока только родичи Водяные поддерживают. Огневы, Перуновы да Морозовы по той же причине за Сварогов всегда были. Макошевы сами по себе, но перемен не хотят. А вот Навьины тоже меньше других в Замятне пострадали, им Дума выгодна будет, ну и Родовы их поддержат по-родственному.

Жаль, с Великим князем Белотур не очень ладит, Ветровы как-то больше вотчины в княжествах Вольговичей имеют. Вот и не получает его идея пока должной поддержки. А тут такой шанс! Род Морозовых под себя забрать, от Сварога увести. Больше всех в Замятню Морозовы пострадали, а сейчас и вовсе пресечься должны были. Вот тут-то Белотур и собирался шум поднять. Не дело это, когда роды с такой славной историей и силой заканчиваются! Восстановить род надо. А тут как раз у Суховеев через месяц-другой два мальчика родиться должны, у обоих мамы — Морозовы, дочки последнего патриарха. Ну и что, что Ветровы? Вторая-то сила у них все равно холодом будет! А как признают их предки, да у самих детишки пойдут, род в полном блеске и возродится. А пока — пусть растут малыши под опекой родителей. Ветровы их в обиду не дадут и воспитают правильно! Ну а голос в Совете, понятно, пока Белотуру перейдет! И за создание Думы в Совете проголосует.

Лихая комбинация! И ведь все шансы быть успешной имела. Кто же знал, что этот мальчишка так ловко по болоту бегать умеет? И от засады ушел, и из города осажденного выбрался. Сюда добрался, и как не вовремя! Самого Боривоя в Изиборске не было, а воевода Снегирь, как на грех, оказался. И защиту ему обещал! Что теперь делать прикажешь?!

Белотур — хитер, всю грязную работу на него возложил, а сам, вроде, и не при делах. Князя Евпатия уговорить тайно родича поддержать, дружину малую да лучших бояр в помощь дать. Сам в поход с ними ходил. Таились, правда, его бояре, не первостихией воздуха Болотов рушили, а вторые свои силы использовали. Всемером на одного Пересвета и так хватило. Хотя многие недовольны были, но патриарха ослушаться не решились и молчать будут. Но одно дело там, в бою, а здесь с мальчишкой, что делать прикажешь? Плюнуть и не трогать? Такое дело провалить?! А как его извести и не подставиться?

Долго так сидел старый боярин. Наконец, очнулся, велел Стрислава позвать.

Пришел боярин, запер за ним Боривой дверь на засов, за стол посадил. Собственноручно в два кубка вина заморского налил. Дорогущее, но кислое! Глотнул, поморщился.

— Ну, — говорит, — Стриславушка, заварил наш патриарх кашу, а нам с тобой расхлебывать. Что делать будем? Сам Мороз молодой к нам в руки приехал, да больно жжется брать...

Помрачнел Стрислав:

— Может, напишем патриарху, а сами мальчика попробуем уговорить в род наш пойти? Или опеку над ним по-родственному оформить?

— Сам-то веришь в то, что сказал? Как ты этого волчонка уговаривать собрался? Что он давеча во дворе учудил, видел? Да он тут разнесет все, если обозлится. С ним же рядом находиться опасно! Псих форменный. Но какая силища! Был бы обученным, с ним бы вообще справу не было.

Помолчал, добавил уже другим тоном:

— Да и вернется скоро Снегирь, не станет он тут долго за разбойничьими ватагами гоняться. Увезет его в Китеж, прямо к Сварогу, под крыло его облезлое. Нет у нас времени с мальчонкой возиться!

Помолчали. Не чувствуя вкуса несколько раз приложились к кубкам. Наконец, Боривой решился.

— Вляпались мы с тобой оба по самые уши в это дерьмо, нам и доделывать. Значит, так. Утром разведчиков во все стороны пошлем, пусть хоть один какой куматский разъезд в округе найдут. Эти разбойники сюда уже просочились, вот мы их с тобой бить и поедем. Возьмем десяток егерей понадежнее, ну и гостей дорогих. Покататься.

— И как ты их на прогулку уговаривать собрался?

— Не будем уговаривать. На завтрак зелья сонного дадим. И мальчонке, и княжонку, и слугам их. Так спящими на коней и посадим. Будем с тобой каждый двоих "третьей рукой" придерживать. Егеря вокруг строй сомкнут, в глаза бросаться не будет. Перехватим разъезд куматов. Мы с тобой их посечем, а потом из их луков по паре-другой стрел спящим подарим. Грязное, конечно, дело и мерзкое, но лучше мне что-то ничего не придумалось. Репутацию мне это сильно попортит, и не факт, что воевода нашему рассказу поверит, но доказать ничего не сможет. Сам куматов пропустил в мирные земли. А головы кочевников мы ему подарим. На память. — Боярин невесело усмехнулся.

— Может, княжонка хоть трогать не будем? Он же патриарху без надобности?

— Не крутился бы он все время вокруг Яровита, можно было бы и оставить. А так, нам свидетели не нужны. Егерей своих мы, если что, заткнем, а этих оставлять нельзя.

Бояре еще некоторое время посидели в мрачных раздумьях. Наконец, дружно вздохнули и отправились каждый к себе — почивать. Молча. Все, что требовалось, ими уже было сказано и решено. И ни один из них не заметил, как из под стола к стене метнулся не то таракан, не то просто тень.

* * *

— Хорош спать, разноглазый! Тебя так зарежут, а ты и не заметишь!

Витя сел на постели, торопливо вытер лицо и перевернул подушку сухой стороной кверху. После чего, как смог, спокойным голосом сказал:

— Заходи уж, рыжая, не заперто! Ты же где-то рядом сидишь, сама же говорила, что твои тараканы дальше чем на двадцать шагов от тебя не бегают.

— А пироги у тебя есть?

Мальчик невольно улыбнулся:

— Откуда у беженца пироги? Разве что кусок вяленого мяса да сухарь найдутся.

— Ладно, давай.

Витя было потянулся к масляной лампе, но потом вспомнил и зажег над ней "шарик света".

Дверь неслышно приоткрылась, и внутрь проскользнула тонкая фигурка во все том же мешковатом платье.

— Ну, и где твое мясо?

— Все у дядьки Никифора. Что же ты его не разбудила, когда мимо проходила?

— Сам его буди. Твой человек, меня слушать не будет.

Витя подошел к дверям и позвал в темноту прихожей, где и спал Никифор:

— Дядька, просыпайся! У нас проблемы!

И, услышав с лавки шевеление, добавил:

— Дай нам сюда, что из еды осталось, а сам пока сходи, Сергия и Середу приведи. Похоже, до утра отсюда лучше съехать будет.

Никифор, несмотря на уже неюный возраст, был дядька ловкий и ухватистый. Сейчас же, поняв по тону молодого боярина, что дело серьезное, и вовсе мигом справился с поручениями. Гульнура и куска прожевать не успела, как он уже вернулся, таща на буксире княжича (или теперь князя?) и Середу.

— Давай, рассказывай, что узнала, — повернулся Витя к девочке, увидев, что все собрались.

— В лицах?

— По сути!

Юная шаманка и рассказала, как подслушала разговор Боривоя со Стриславом, и о чем этот разговор был. Слушая ее, Никифор только крякал, Середа вполголоса ругался, а Сергий, похоже, впал в оцепенение. Дурацкого вопроса, типа "Это правда?" не задал никто.

Рассказ закончился. Некоторое время все потрясенно молчали, одна девочка снова за мясом потянулась. Наконец, Яровит встал, поклонился ей в пояс и сказал:

— Спасибо, Гульнура!

После чего перешел на деловой тон.

— Поступим так. Сонные зелья не только Боривой готовить умеет, я в алхимии тоже кое-что выучить успел. Дядька Никифор, тащи сюда мой мешок, ты в него набор лекарственных порошков и трав клал, я знаю. Потом — на кухню, пару бутылок вина господского возьми, да снеди какой в дорогу. Ну и девочке, видишь, голодная она. Я пока зелье готовлю, в вино его добавим, конюхам дежурным отнесешь, якобы помянуть погибших князей и бояр. Сам только не пей! Я крепко намешаю, чтобы быстро уснули. Вторую бутылку стражникам у ворот подаришь. Остальным пока — быстро собираться.

— А мне? — подала голос девочка.

— А тебе — спасибо! Я твою помощь не забуду.

— Нет, я с тобой ехать хочу!

— Действительно, — после недолгого раздумья согласился Яровит, — заподозрит кто, что ты подслушала, со свету сживут. Тебе собираться надо?

— Надо!

— Тогда, бегом! Встречаемся у конюшни. Только аккуратно подходи, посмотри, чтобы там все заснуть успели.

Середа с одобрением посмотрел на мальчика:

— Молодец, боярин! Выйдет из тебя толк.

Возможно, им изрядно повезло, но план реализовался полностью. Нужные порошки нашлись в сумке, Витя их быстро смешал и заварил в небольшой кружке на спиртовке, нашедшейся в том же лекарском наборе. Процедил, добавил спирта (из того же набора), тут и Никифор с вином подошел. Немного отлил из бутылок, добавил своего зелья. Пробовать не стал, пробки на место вставил и даже сургучом залил для достоверности. Вернул бутылки дядьке — спаивать охрану.

Это было самое ненадежное место плана, но — сработало! Непуганые тут охранники оказались, с дисциплиной не дружили. Через полчаса все спали сном праведников, что конюхи, что сторожа у ворот. Надо будет в Китеже на своем подворье проверки почаще устраивать, чтобы там такое безобразие случиться не могло! Если доберемся туда, конечно. Нет, не "если", а "когда"!

Вещей у них было немного, из Болотова налегке уходили, а здесь разжиться не успели. А вот у Гульнуры "вещей" оказалось изрядно. Всех пятерых полонянок с собой привела! Но не поднимать же скандал по этому поводу? Пришлось лишнюю пару лошадей прихватить, за которых Витя шепотом приказал Никифору деньги в стойле оставить ("мы не воры!"). Хорошо хоть, что куматки к лошадям привычные, седлали их ловчее и быстрее мужчин, да и верхом держались так, что Витя даже позавидовал.

Ворота тихо приоткрыли, выехали, снова прикрыли. Из города тоже без проблем выехали. Княжеские стрельцы подивились, но приказа "не пускать" не было. Задерживать тоже не рискнули. Начальство все равно спит, а держать князя да боярина до утра, когда они спешат куда-то... Да и как такого боярина задержишь? Еще чудить начнет. О Витиных "подвигах" тут все слыхали.

Из "военной хитрости" повернули не в сторону Китежа, а Дальнего. Целью было не от погони уйти (захотят — все равно догонят), а воеводу Снегиря с его дружиной перехватить. Тот, даже если сам и не на дороге найдется, разъезды на ней, наверняка, держит. С каким-нибудь обязательно они встретятся.

Скакали по дороге. Не гнали, но и не копались. Витя то одну, то другую лошадь зеленой лентой из своего "хоровода" первостихий поглаживал. Вдруг, поможет? Помогло или нет, но пока светать не стало, отъехать успели изрядно.

Вдруг, слышат, немного в стороне от дороги шум какой-то пошел. Крики, даже выстрелы. Вроде, сшибка кого-то с кем-то. По логике, разъезды из отряда воеводы Снегиря тут уже вполне могут оказаться. На куматский отряд наскочили? В стычку вляпаться было бы нежелательно, но посмотреть надо. Осторожно, конечно.

Потихоньку свернули с дороги. Середа и Яровит вперед поехали, остальным наказали сзади держаться. Хотел старый воин один на разведку идти, но молодой боярин вместе с ним увязался. Не похоже по шуму, чтобы там бояре или шаманы были, да и небольшие отряды сражаются, противостоять таким умений у мальчика должно хватить. И вообще, он тут в отряде главный! Целый патриарх, между прочим.

Не повезло. Никакие это не стрельцы оказались, а десятка два степняков на стоянку беженцев напали. Небольшой караван из десятка телег, видимо, на ночевку с дороги в сторону съехал, здесь-то их разбойный отряд и нашел. Теперь скачут вокруг, из луков постреливают, половину уже положили, остальные за телегами прячутся, некоторые еще отстреливаться пытаются. Только долго не продержатся. Ну, и что делать прикажете?

Сомнения решили сами куматы. Заметили они новых действующих лиц, и половина к ним повернула. Явно с недобрыми намерениями. Луки достали и на скаку противно заулюлюкали.

Витя с коня спрыгнул, кинул повод Середе.

— Стой тут, меня их стрелы не достанут!

Прикрылся ледяным щитом и навстречу конным пошел. На подвиги потянуло!

Середа выругался, после небольшой заминки меч выхватил, догонять его поспешил.

Не успел. Несколько стрел от щита боярина и впрямь отскочили, а потом он в ответ "воздушной бритвой" ударил. Единственным боевым конструктом, который у Боривоя подсмотрел. Широко так размахнулся, сил не пожалел. Всем, именно "как бритвой" верхнюю часть тела срезал, двух последних вместе с конями располовинил. С одного удара.

На этом бой и закончился. Остальные кочевники даже бежать пытаться не стали, с коней ссыпались, на колени бухнулись. Сдались на милость боярина.

А боярин стоит, смотрит на содеянное, и цвет лица у него, как радуга первостихий, меняется. Стрельнул бы сейчас кто в него, наверное, отбить бы не смог. Но не летят стрелы, все стоят на коленях, глаз не поднимают.

Тут Середа к нему с конями подскочил, прикрыл собой, а следом и дядька Никифор подоспел, обниматься полез.

— Ну, боярин, ну, герой! — кричит. — Ну, молодец! Ну и силища! Одним ударом десятерых воинов в доспехах да еще вместе с конями рассек! О таком подвиге песни слагать надо! Ну, утешил старика! Дозволь, господин, дядьке твоему старому тебя расцеловать! Не зря я жизнь прожил, не зря сопли тебе маленькому подтирал!

В таком духе и нес дядька Никифор бессвязную речь абсолютно счастливым голосом, обнимая растерявшегося мальчика. Наконец, тот слабо улыбнулся и сфокусировал на нем глаза:

— Так я все правильно сделал? — не очень уверенным голосом спросил он.

— Не просто правильно, а великолепно! Я тобой безумно горжусь!

Улыбка стала более уверенной.

— Ну, тогда пошли, будем разбираться с пленными.

— Про спасенных не забудь, с пленными и Середа теперь разберется.

Середа, действительно, луки у сдавшихся куматов успел отобрать (с саблями возиться не стал), а самих в кучку согнал и снова на колени поставил. Возражений не было, после такой демонстрации силы рыпаться никто не решился.

А вот дальше уже какой-то бардак начался. Первыми в действие включились подъехавшие остальные члены Витиного отряда. Растерянный и зеленый Сергий, который и так с момента бегства из Болотова пребывал в полном смятении, крайне болезненно переживал гибель семьи, а от предательства Суховеев и вовсе впал в ступор, теперь имел удовольствие любоваться на плавающие в лужах крови фрагменты тел. Так что дядька Никифор, благо Яровит к тому моменту падать в обморок больше не собирался, рванул уже к другому мальчику, подхватил на руки, снял с коня и, непрерывно болтая что-то успокоительное, повел в сторону лагеря беженцев, подальше от этого кровавого натюрморта.

Куматки на расчлененных соплеменников взирали довольно спокойно, но вид брошенных окровавленных коней вызвал у них искреннее возмущение. Все, кроме Гульнуры, спешились и, отведя бедных животных в сторону, стали обтирать их пучками травы под аккомпанемент собственного недовольного ворчания.

Мелкая шаманка проехала мимо побоища не дыша, но стараясь сохранить безмятежный вид и не потерять лицо перед товарками. Вместо коней она направилась к пленникам, в которых углядела принадлежность к роду Черного кулана.

— Привет, храбрецы! Интересно, что вы тут забыли, ослики? Волки и медведи большой город к седлу прикрутили, а вы их объедки по лесам искать пошли? И решили боярина грозным криком напугать? А он, хоть и молод, но сильнейший воин своего рода. Да и не только своего. — Последнее было сказано нарочито громко, чтобы Яровит услышал. — Как дальше жить планируете?

Воины, хоть и стояли на коленях, заворчали недовольно:

— Ты, тушканчик, вообще, молчи! Твоего рода больше не существует. Сама, небось, свободу полными бурдюками хлебаешь?!

Тем временем пришли в себя и уцелевшие беженцы. С криками и плачем они стали разбирать своих убитых и раненых, а несколько человек двинулись в сторону своих спасителей. Судя по всему, благодарить, просить помощи и требовать мести одновременно.

Стоны раненых привели Витю в чувство окончательно.

— Гульнура! — решительно позвал он. — Кончай с этими неудачниками пререкаться, пошли, с ранеными мне поможешь!

— Ты умеешь лечить? — удивилась девочка, но все-таки подошла.

— Лечить умеешь ты, а я тебе силой помочь постараюсь. Все равно, кроме нас помогать больше некому.

Сумку с лекарствами Витя с коня снял сам. Хотел было Никифора послать, но глянув на парочку из него и Сергия, решил оставить дядьку в покое.

Среди атакованных кочевниками переселенцев убитых оказалось всего трое. Но из двух десятков раненых половину назвать живыми можно было только условно. Если стрела прибила насквозь легкое, рана без применения сильной магии — смертельна. А Гульнура ничем подобным не владела. Все, что она могла, это вызвать тотемного духа и попросить его об исцелении раны. Только вот дух у нее слабый получался. Царапину заживить или синяк убрать, это пожалуйста, а вот легкое пробитое залечить — без шансов.

Яровит был настроен более оптимистично. Выдав из сумки полотно на бинты и флягу с дезинфицирующим зельем уцелевшим членам лагеря, он отправил их обрабатывать легкие раны самостоятельно. Сам же вместе с Гульнурой подошел к первому "тяжелому".

В нем было целых две стрелы. Наконечник одной торчал из спины, другая вонзилась глубоко в бедро, да там и осталась. Мужчина, по виду — обычный крестьянин, лет тридцати с небольшим, лежал в луже собственной крови. Жизнь в нем едва теплилась.

Яровит решительно отломил торчащий наконечник и вынул стрелу.

— Запускай свой лекарский конструкт, в смысле, духа своего вызывай! — сказал он.

Гульнура пожала плечами и, сосредоточившись, вызвала тотемного духа. Мелкая тень склонилась над раной, сразу же начав истончаться и терять очертания.

Витя смотрел на появившийся конструкт во все глаза. Что в нем? Переплетение сил жизни, смерти, воды и духа. Как устроен, не понять. То есть, наверное, разобраться можно, но в спокойной обстановке и не сразу. А вот присоединить к нему жгутики от своих сил: зеленую — к зеленой, небесно-голубую — к небесно-голубой и так далее, уже реально. Оказалось, тоже не все просто. Не во все места конструкта можно свою силу подать. Но, методом проб и ошибок, справился, хотя и пришлось просить Гульнуру еще дважды конструкт создавать, так как прежний рассыпался. И даже раненый еще не умер. Что ж, добавим силы...

Конструкт обрел большую четкость, а рана на глазах стала затягиваться. Правда, она — сквозная, и что там внутри, не видно. С какого-то момента приток энергии от Яровита стал превышать ее расход конструктом на лечение раны, а узор (или все-таки дух?) стал делаться все ярче. Как бы не взорвался! Пришлось уменьшить подачу силы первостихий. Держал конструкт над раной, пока расход не уменьшился, практически, до нуля, после чего перетащил его ко второй ране.

Как же там стрелу вынимать? Наконечник как раз специально так сделан, чтобы этой операции воспрепятствовать. Проморозить его, что ли? Не поможет. А зачем морозить? Сине-зеленая лента силы — это же вода. Кровь же тоже жидкость. Ну-ка, подать туда этой силы, обернуть им стрелу и тащить... Смотри-ка, сама выходит! Вышла. И даже рана больше не стала. Где там Гульнурин констукт? Сюда его! И силы ему, силы добавить!

В общем, эту рану зарастить тоже удалось. Правда, мужик уже почти не дышит. Что еще можно сделать? Зеленой лентой его приласкать? Попробуем, все равно, больше идей нет.

Разогнулся с ощущением, что прошла целая вечность.

— Долго мы его?

— Чатей десять.

— Ладно, захочет Премудрый, выживет. Раны мы затянули. Пошли к следующему.

Оказалось, пока они тут сидели, вокруг них собрался почти весь караван. Стоят, молчат, смотрят. Но сразу расступились, давая проход. Только следом пошли, лишь одна женщина какая-то над раненым склонилась и за руку взяла, да так и осталась. Жена что ли?

Из десятка тяжело раненых умерло у них еще двое. Или всего двое, это как посмотреть. Толи не успели оказать помощь, толи не смогли. Остальные лежали без сознания, но, вроде, помирать больше не собирались. Над большинством их "половинки" склонились. А вон, мужчину и женщину рядом положили, говорят, муж и жена. Один "тяжелый" даже очнулся и с женой поговорил. Неужели, все семейные? И все беженцы? Как же будут устраиваться на новом месте те, кто супругов потерял? О, Премудрый, о чем он беспокоится? Его это люди, что ли? Пусть общиной живут!

Витя изрядно устал (больше от напряжения), но был внутренне чрезвычайно доволен собой. Гульнура, похоже, тоже. Вон, нос задрала и рядом ходит, милостиво кивая на раздающиеся вокруг слова благодарности. Хотя, конструкт и вправду ее был...

Тут Витю буквально пробил холодный пот. А как там остальные куматы?! И что с ними делать?

Оказалось, на коленях уже больше никто не стоит, больше на траве в небрежных позах сидят. И с приехавшими с ним полонянками мило беседуют. О своем о чем-то. Вполне себе мирные "посиделки на завалинке" с элементами кадрежки. А ведь эти, из лагеря, сейчас от впечатлений о лечении отойдут, о своих убийцах вспомнят.

Подозвал к себе Середу.

— Пока разборки не начались, гони ты отсюда этих куматов к их проклятым духам! Резать их у меня рука уже не поднимется, воеводы не видно, а таскать их с собой — намучаешься. Только припугни как следует, чтобы до степи своей скакали, не останавливаясь!

— А с бабами твоими что делать? С ними отпустить? Или с собой заберешь?

Витя помрачнел и повернулся к стоящей рядом девочке:

— Гульнура! Ты дальше как хочешь? С ними в степь уйдешь?

Девочка изумленно приоткрыла рот, из глаз брызнули слезы:

— Ты меня гонишь?! Я тебя спасала, стараюсь быть полезной, а ты меня этим ничтожествам в служанки определить решил?!

— Нет, что ты. Я просто подумал, что свободу ты заслужила и захочешь уйти к своим.

— Сам с ними иди! Это не они куланы, а ты сам осел! Некуда мне идти. Род мой весь погиб, а в любом другом меня участь не лучше, чем рабыни ждет. Разве что младшей женой какого-нибудь скотовода стану, что то же самое. Я учиться дальше хочу, а без поручительства рода меня никто из шаманов в ученицы не возьмет. Вот я и думала, может ты меня чему научишь? Что ты сегодня с моим духом тотемным делал? Почему он тебя слушаться стал?

В качестве дополнительного аргумента девочка несколько раз ткнула в воздух в непосредственной близости от Вити пальцем. Как тогда, когда она духов вокруг него показывала. Мальчик (или все-таки боярин?) невольно улыбнулся.

— Оставайся, конечно. Не обижу. Хотя, тебя обидишь...

После чего повернулся уже к Середе:

— Тех полонянок, что сами захотят уехать, отпускай. Остальных — сюда. И побыстрее этих куматов прочь гони! Пока меня их всех казнить не попросили!

Ускакали куматы, и вправду, быстро. Пока боярин не передумал. Четверо полонянок ушли вместе с ними. Кроме Гульнуры осталась только самая старшая из них — Рашам (Благоразумная).

— Не хочу одну девочку бросать, — пояснила она. — Привязалась я к ней. Да и стара я в новую семью входить.

Решив эту проблему, Яровит вздохнул с облегчением. И собрался уже прощаться со спасенными беженцами. У него свой путь, у них свой. Разве что денег им немного дать на дорогу. Если уж делать добрые дела, то до конца.

Оказалось, рано расслабился. Из нестройных рядов, состоявших в основном из крестьян беженцев, вперед вышла женщина, одетая получше, ведя за руку золотоволосую девочку с яркими голубыми глазами, на вид на год или два младше Яровита. Заговорила именно девочка.

— Это судьба! — немного пафосно провозгласила она. — Меня спас патриарх нашего рода!

А женщина пояснила:

— Позвольте представить вам Снежану, единственную уцелевшую из семьи боярина Вьюжного.

Девочка шагнула вперед и повисла у оторопевшего Яровита на шее и сложила губки бантиком, видимо ожидая поцелуя. Не дождалась и сама чмокнула воздух.

— Эй, ты что творишь, белобрысая! — взвилась Гульнура и принялась ее оттаскивать.

— Убери от меня эту ведьму! — завизжала Снежана.

— Ведьму?! Да я тебя!...

— Тихо вы, обе! — Наконец, пришел в себя от шока Яровит. — А не то куматам... уже не отдам, но сам всыплю! На правах старшего в роде. Вот.

Не факт, что девочки были согласны с такой постановкой вопроса, но тут раздался предостерегающий крик Середы, сменившийся облегченным вздохом. С дороги к ним поворачивал довольно крупный отряд.

— Китежские! — с нескрываемым облегчением в голосе сообщил старый воин. — Форма егерей Великого князя. И, похоже, сам воевода с ними.

Глава 6. На великокняжеской службе.

Витя чуть не бегом к сумкам своим метнулся.

— Никифор! — кричит, — Где мой боярский медальон?!

Дядька засуетился:

— Сей момент, боярин, у меня все по порядку разложено, для каждой вещи свой карман.

Мальчик старался принять небрежный вид, поглядывая ему через плечо, хотя внутренне приплясывал от нетерпения. Девочки на время прекратили прожигать друг друга взглядами и тоже сунули любопытные носы поближе к сумке. Приведшая Снежану тетка, которая, кстати, так и не представилась, тоже подошла поближе и смотрела с интересом. Так, и Рашам тоже здесь. Ну, все бабы набежали! Интересуются, что в чужих сумках хранится?

— Карман... карман... — бормотал тем временем Никифор, — или пакет... — добавил он через некоторое время.

— ?!

— Да вот же он! — радостно завопил дядька, перерыв не менее половины сумки, и вытащил на свет очередной сверток: — Все в полном порядке. Весь комплект! Перстень, браслет, кулон, диадема и... серьги...

На последнем предмете голос у него как-то резко стал тише и поскучнел тембром.

— Сей момент, сей момент, боярин. Не изволь гневаться, ща найдем.

А вот девочки оживились и, дружно протянув руки, сказали фактически хором:

— Ой! Какая красота! Можно посмотреть?

— Мамин. Не потеряйте, — буркнул Яровит, которого в этот момент гораздо больше беспокоило, что воевода и бояре уже совсем рядом, а его боярская регалия еще где-то в сумке. Очень хотелось встретить их, если не при параде, то, хотя бы, обозначив свой статус. Тем более, после боя.

Поэтому на раздавшееся у него за спиной девичье сопение, переходящее в шипение, шлепки и негромкие вскрики, Витя даже не обернулся. Только шикнул, чтобы тише себя вели, а сам прожигал взглядом сумки и копающиеся в них руки Никифора.

Регалии все-таки нашли. Но цепочку ему на шею дядька накинул уже тогда, когда подъехавшие всадники слезали с коней. Наверняка эту суету заметили. Хорошо хоть, не засмеялся никто. И улыбок, вроде, не прячут. А, так они же не на него, а на тела куматов посеченные смотрят!

Витя облегченно вздохнул и поправил одетый поверх куртки медальон. Потом не удержался и погладил его. Хрустальная снежинка с ладонь величиной (ладонь взрослого мужчины, Витиных, как минимум, полторы получалось) радостно откликнулась на ласку хозяина, засверкав хороводом ярких снежинок, закружившимся внутри камня.

— Красота!.. — послышался за спиной восторженный девичий шепот.

— Боярская регалия с заключенной частичкой силы его первостихии, — не оборачиваясь, уголком рта прокомментировал мальчик. — У меня это сила холода.

— У НАС это сила холода, — так же шепотом поправили его сзади. Ну, это понятно, Снежана.

Китежские конные кмети тем временем взяли в кольцо и стоянку беженцев, и место побоища. Коней головами наружу повернули, вроде, оборону заняли, бдят, но сами нет-нет, да и косились через плечо на посеченные тела. Причем даже не столько на людей, сколько на разрезанных по диагонали два лошадиных трупа.

Воевода с боярами степенно слезли с коней. Сами. Никто им стремена придерживать не кинулся. Не то, чтобы у них денщиков не было, просто, на Славне как-то не принято в походе изнеженность или высокомерие проявлять, в нем все — братья по оружию.

Снегирь строго глянул на Яровита.

— Что это вам, МОЛОДЫЕ господа в Изиборске не сиделось? Подвигов захотели?

Время подумать, что он скажет воеводе, когда они встретятся, у Вити было достаточно. Ведь не со слезами же к нему в ноги кидаться, "защити от злодея-дядюшки!". Слабая позиция! Поэтому он, ни мгновения не задумываясь, нет, не вытянулся по стойке "смирно" (патриархи и перед Великим князем спины не больно-то гнут), но какое-то движение обозначил — спину выпрямил, плечи расправил, весь как-то подтянулся и отрапортовал:

— Господин воевода! Боярин Яровит Морозов-Снегин к месту несения боевой службы прибыл!

И добавил уже нормальным голосом, но четко и веско:

— Благодарю за предоставленный отпуск по семейным обстоятельствам, но от службы отлынивать не намерен. Непорядок, когда род Морозовых в боярской дружине Великого князя не представлен.

Такого ответа воевода, похоже, не ожидал. Напрягся, буквально пробуравил молодого боярина подозрительным взглядом, но фальши не обнаружил. Хмыкнул уже более одобрительно:

— Сам додумался, али подсказал кто? Война, знаешь ли, не детские игры.

— Теперь точно знаю, — ответил Витя нейтральным тоном: — Жизнь научила.

Воевода Снегирь, похоже, немного смутился:

— Да, досталось тебе, врагу не пожелаешь... Молод ты еще, конечно... Но прав. И хорошо, что ты это от младых ногтей понимаешь. Достойно тебя отец воспитал, царство ему небесное...

И добавил после небольшой паузы:

— От имени Великого князя принимаю службу твою.

По чуть дрогнувшим голосу и рукам можно было предположить, что воевода подавил в себе порыв прижать Витину голову к своей груди. Но, могло и померещиться. Снегирь был еще не стар (на вид около сорока лет), но опытен. Да и не пошлет Великий князь абы кого боярской дружиной, пусть и составленной из молодых витязей, руководить. Сам только что признал Яровита патриархом рода Морозовых, какие теперь могут быть фамильярности? Добавил негромко:

— Все бы так боярский долг понимали, — и строго посмотрел на столпившихся вокруг довольно легкомысленно гомонящих бояр. Те были молоды (старше Вити, конечно, не меньше, чем вдвое, но моложе тридцати лет) и, несмотря на походные условия, довольно щегольски одеты. По фасону их кафтаны мало отличались от одежды егерей, а вот по материалу... Шелк, бархат, золотое и серебряное шитье, жемчуг и самоцветные камни... Хотя, цвета-то выдержаны в соответствии с их родовыми первостихиями. Может, это форма такая?

Бояре явно обсуждали увиденное и смотрели на юного Морозова с легкой иронией, но, несмотря на имевшиеся у него опасения, со вполне доброжелательным интересом. Чрезмерное рвение по молодости — естественно и простительно, а вот десятерых одним ударом, это надо взять на заметку. Двое из них, обменявшись мимолетным взглядом, подались вперед.

— Молодец, Морозов! — улыбнулся молодой боярин в оксамитовой куртке цвета морской волны: — Молод, да шустёр! Врага рубить — сразу десятками, а в поход, чтобы не скучать, баб больше, чем мужиков с собой брать!

— И выбор какой правильный! — подхватил второй, в темно-красной куртке, бывший на вид немного постарше остальных. — Две красавицы уже зело зрелые, а две — молодь, как раз под стать боярину. И на сейчас, и на вырост. Молодец!

Говорили оба абсолютно серьезно, даже подчеркнуто серьезно. Однако сомнений, что эти молодые бояре просто решили повеселиться за его счет, у Вити не возникло. Но достойный ответ, чтобы солидно и без грубости, да еще на столь непростую для десятилетнего мальчика тему, в голову что-то не приходил. Тем более что до него не сразу дошло, кого эти молодые Огнев с Водяным имеют в виду. Гульнура с Рашам, еще ладно, хотя считать их дальше холопками, после того как отпустил их товарок, будет неправильно. С их статусом можно будет и позже разобраться. Но вот Снежана со спутницей — вообще непонятно кем ему приходятся. Хотя нет, девочка, похоже, теперь его единственная родственница. Или сестры у Суховеев — тоже родня? После всего произошедшего?

В общем, подколки молодых бояр смутили Витю не столько своей достаточно примитивной сутью, сколько напомнив ему о куче нерешенных вопросов, с которыми ему, как патриарху, придется разбираться. Не хозяйственных, а куда более сложных — отношениях с людьми.

Но тут вперед выдвинулась Снежана, и внимание шутников переключилось на нее.

— Смотри-ка, а ты ее еще "молодью" назвал... А эта красавица, оказывается, уже жена законная и мать наследника, — жизнерадостным голосом продолжил Водяной: — Как на ней боярские регалии играют!

Витя невольно скосил глаза на так и застывшую у него за плечом Снежану. Нахалка, оказывается, без тени сомнения примерила Миланин набор, и теперь красовалась снежной диадемой и серьгами, а перстень, надетый, правда, на большой палец, держала как раз на уровне губ. Что интересно, родовые украшения "жили" — сияли и искрились крутящимися в толще камней снежинками, может, не так ярко, как его собственный медальон, но вполне заметно. За хозяйку признали, что ли? Предатели!

— Вот так, — проворчал мальчик, — дашь тут некоторым любопытным носам, которые всюду без спроса лезут, по доброте душевной фамильные драгоценности посмотреть, так тебя на них уже и женят. Ты сам-то, Огнев, женат или, как я, об этом точно не знаешь?

— Нет, — засмеялся боярин, — я точно знаю, что еще не женат. И набора такого женского у меня нет. Родовые они, силой первостихии наполнены, недаром их женам не после свадьбы, а рождения наследников дарят. Ну а боярин рождается не тогда, когда на свет появляется, а когда силу свою впервые ощутит. Ведь жена это кто? Мать наследника! Так исстари завелось. Ты когда детей завести успел?

— Так ему же род восстанавливать надо! — подхватил второй шутник. — Вот и старается.

Первой на такой наезд среагировала почему-то красная, как помидор, Гульнура. Немного излишне шевеля губами (видимо, перебирая в уме свой словарный запас и некоторые слова при этом вслух не произнося), она выдала:

— Меня дед-шаман учил, что быстро только приемные дети появиться могут. Вы не себя, часом предлагаете? По уму — как раз дети малые!

Возникла небольшая пауза. Взгляды услышавших Гульнуру бояр (не только Огнева с Водяным) стали концентрироваться на мелкой куматке. Причем взгляды недоуменно-недобрые: шутки, пусть и грубоватые, промеж бояр — это их личное боярское дело, а всяким худородным, тем паче — холопам, положено при этом разве что внимать и восхищаться.

От больших неприятностей Гульнуру (или, как минимум, Витю — от совсем ненужных ему проблем) неожиданно спасла Снежана. Нет, заступаться за наглую полонянку она и не думала. Просто почувствовала, как совсем рядом начинает концентрироваться мужское внимание, и поспешила занять "точку фокуса". Многие, особенно красивые, женщины делают это чисто интуитивно. И неважно, какого они возраста.

Снежана буквально обтекла Гульнуру, оттесняя ее от внимания боярских глаз.

Выход получился эффектным. Детская, но при этом удивительно изящная, гибкая, грациозная фигурка в явно некогда нарядном дорожном платье, которое, несмотря на запыленность и помятость удивительно ей шло, а некоторые надорванности только усиливали впечатление. Громадные голубые глаза смотрят грустно и требовательно одновременно. Девочке блестяще удалось передать всем своим обликом грусть, легкую печаль, надежду, благожелательность и даже доверчивость. Убойная смесь, особенно когда исходит от такого ангелочка.

А вот рассудительные слова впечатление немного портили, только вряд ли кто из бояр в них внимательно вслушивался. А вот то, что голос у нее звенит, как, серебряный колокольчик, наверняка отметили:

— Грех вам, бояре, над несчастной сиротой насмехаться. Родителей потеряла, от злых куматов только милостью Премудрого спаслась, да его же милостью с женихом встретилась. В первый раз, между прочим, друг о друге не знаем почти ничего. И деваться обоим некуда, нас только двое в роду осталось, ни мне жениха, ни ему невесты больше взять неоткуда. Хочешь, не хочешь, а жениться придется. Тут очень важно, чтобы первое впечатление правильным было. Все почти, как в романе, шло: поле боя, трупы злодеев, сраженных героем, спасенная юная красавица... А тут вы со своими шутками! Думаете, легко нужный настрой сохранить?

Говорила Снежана очень серьезно, сначала немного монотонно, но к концу своего монолога эмоционально завелась. Губы у нее задрожали, глаза наполнились слезами, но при этом стали визуально еще больше и еще ярче сверкающими. Вылитый золотоволосый ангелочек (в искрящейся диадеме, между прочим), которого несправедливо обидели. Такое зрелище не каждый выдержит. Так и хочется обнять и утешить, а то и самому вместе с ней поплакать. Молодые бояре смутились, а воеводу так и вовсе проняло. В какой-то ступор впал, сделал шаг вперед, но не дошел, руки чуть раздвинул, но не обнял, рот приоткрыл, а слов не нашел.

Проняло и Гульнуру с Яровитом, правда, по другой причине. Эта восьмилетняя пигалица уже за них все решила и даже замуж вышла?! За патриарха своего рода, между прочим?! А его мнение спросить?! Гульнура так точно — против!

Однако устраивать прилюдные разборки оба сочли ненужным. Потом с ней по душам побеседуем. А пока куматка только ткнула ему кулачком в бок и прошептала в ухо:

— Шустрая тебе попалась боярынька! Учти, я тебя просто так ей не уступлю! — И чуть приподняв рукав, показала краешек Миланиного браслета, который, что интересно, тоже вполне заметно искрился снежинками.

Чем добила его окончательно.

Впрочем, нет. Наверное, идея про "подставь другую щеку" не на пустом месте родилась. Когда тебе и с другой стороны врежут, мозги на место становятся. Вот и Витя — только головой встряхнул и пошел воеводу в себя приводить.

— Воевода Снегирь! Рано ей о свадьбе речи вести, пусть подрастет сначала хоть немного. На свадьбу я тебя приглашу, обещаю, можешь не волноваться. Лет через пять — десять. А сейчас мы в походе. Сможешь бедной девочке, пока до Китежа не доберемся, отца заменить, низкий мой тебе поклон. Да и меня бы в дело ввел, задачу текущую поставил.

Воевода ожил. Два шага до Снежаны все-таки дошел, к груди прижал, забормотал что-то насчет того, что она теперь у друзей, и он ее никому в обиду не даст. Даже — жениху! Шутка. (Это он сам так сказал.)

* * *

В Изиборск малая боярская дружина (оказывается, именно так назывался отряд воеводы Снегиря) возвращаться не стала, хотя первоначально планы были именно такими. Но раз в округе шастают шайки куматских мародеров, есть смысл задержаться и прочесать разъездами все возможные пути вглубь страны. Нельзя допустить, чтобы степняки поверили в безнаказанность набегов на пограничные княжества Славны.

Так что дружина развернулась и двинулся обратно в сторону Дальнего. Витин отряд, после небольшого скандала, примкнул к ним. Скандал, естественно, не Яровит устраивал, против его присутствия в дружине Снегирь не возражал, а вот остальных попробовал отослать в Изиборск. Ехать, естественно, никто не хотел (не для того оттуда ночью сбегали), кроме Снежаны со спутницей, про которую как-то забыли что-либо выяснить. Эти, наоборот, были не прочь поскорее за надежными стенами какого-нибудь города очутиться.

Но если дядек никто не спрашивал, а испуганный Сергий только что-то мычал, вцепившись в Никифора, то Гульнура громко возмутилась:

— И на кого ты, воевода, безопасность боярыни в пути среди шаек мародеров возложить собрался? На беженцев, с которыми она и раньше из Дальнего бежала? И которых, если бы не боярин Морозов тут бы всех и положили стрелами? Или ты считаешь, что пары егерей будет достаточно от сотни степных богатуров отбиться? Ты это подразумевал под обещанием "не давать в обиду"?!

Тут и до Снежаны дошло, что воевода от нее отделаться собрался. Кричать она не стала, а подошла к воеводе, и тихо спросила несчастным голосом:

— Ты меня гонишь, да? — и посмотрела на него широко распахнутыми глазами, на которых немедленно стали наворачиваться слезы.

Так что в сторону Изиборска двинулись только беженцы. Про то, что им бы тоже охрана не помешала, никто как-то не вспомнил. Не боярское это дело каждый крестьянский обоз сопровождать, много чести.

Ехали походным (или боевым?) порядком, построенном по принципу загонной охоты. Бояре, каждый с десятком егерей, разъехались в стороны, образуя "крылья". Расстояния между соседними отрядами колебались, но все время оставались в прямой видимости. Обычно разъезжались не дальше, чем на версту. Иногда, если местность была ровной, и вдаль было видно далеко, могли и по два отряда вместе ехать, чтобы бояре между собой поговорить могли. Но, в целом, полосу верст в десять шириной контролировали. Всего отрядов было восемь, по числу бояр, так что шли по четыре с каждой стороны дороги.

Обоз со службами, охраняемый еще двумя десятками егерей, ехал по дороге. Точнее, охранял один десяток, а егерей другого воевода Снегирь, ехавший вместе с обозом, периодически гонял проверить, как дела у бояр идут.

Витя, к его неудовольствию, тоже был оставлен в обозе. Пилюлю ему, правда, воевода подсластил, сказав, что хотя бы один боярин должен оставаться на охране людей и имущества. Вдруг какой сумасшедший отряд супостатов по дороге налетит? Без магической поддержки большие потери могут быть. Утешало и то, что боярские отряды больше по одному ездили, так что пообщаться со старшими товарищами и попытаться узнать какое-нибудь боевое заклинание вряд ли удалось бы.

Может попробовать поучиться у шаманки, разобрать, что за лечебный конструкт она строит? Вот, едет в десяти шагах сзади, о чем-то с Рашам болтает. Повернулся в седле, помахал рукой, подзывая. Вредина делает вид, что не заметила. А на спине от ее взглядов куртка чуть не дымится. И у Снежаны тоже. Та, правда, дальше впереди едет рядом со Снегирем, ее воевода в голову колонны увел, чтобы пыль не глотала. Заботливый.

Понимая, что дает слабину, стал копаться в седельной сумке. Какую-то еду ему туда дядька Никифор сунул, на всякий случай, но оказалось, что это — приличного размера кусок буженины и небольшой каравай хлеба. Для перекуса — самое то, но на привале. Прямо в седле резать и то, и другое не слишком удобно. Так что идея подманить куматку пирогами, как появилась, так сама собой и прошла. Впрочем, там еще фляга приличного размера была, кстати, серебряная, с гербом Морозовых, из дому прихваченная. Невольно грустные мысли накатили. Что, впрочем, не помешало свинтить крышку и попробовать, что внутри. По вкусу — морс ягодный. Прохладный, во флягу охлаждающий конструкт внедрен, который Витя заодно и подзарядил.

Глотнул. Повернулся в седле к Гульнуре:

— Ты как? Пить хочешь?

Та сразу послала коня вперед быстрее. Пристроилась рядом и протянула руку:

— Давай.

Отпила, правда, совсем чуть-чуть. Если и несколько глотков, то крошечных. Улыбнулась чему-то своему. И выражение лица ужасно довольное, явно не оттого, что морса глотнула.

Некоторое время ехали молча. Витя не то, чтобы стеснялся (еще чего! невелика птица!), но правильного и естественного тона общения с ехидной девчонкой подобрать никак не мог.

— Гульнура, — наконец, решительно сказал мальчик: — вызови-ка вот здесь, передо мной, своего лекарского духа.

— Где "здесь"? — удивилась та.

— Да где угодно, лишь бы я его со всех сторон рассмотреть мог. Например, где я сейчас ледышку из воздуха вызову.

Витя стянул растворенную в воздухе воду в каплю размером с кулак, одновременно превращая ее в лед. А когда ледышка, ожидаемо, стала падатьЈ подхватил ее маленьким смерчиком и поместил примерно посередине между мордами их коней. При этом сам себя внутренне похвалил, ловко у него одновременно три стихии использовать получилось.

— Ловко! — озвучила ту же мысль вслух Гульнура: — Только что духу тут делать? Твою ледышку лечить? А она, разве, может болеть?

— Не надо ему ничего лечить, пусть в воздухе повесит, я его рассмотреть хочу.

— Нельзя духа зря вызывать, обидеться может.

— Как он может "обидеться"?! Это же конструкт!

— Еще как может! Уже обиделся! Совсем ты за языком не следишь. Вот понадобится кого-нибудь лечить, а я духа вызвать не смогу. Да дедушка бы тебя за такое неуважение к духам... — Гульнура запнулась, подбирая страшную казнь, которой бы Муалим подверг святотатца.

— А как же он тогда тебя учил? Специально руки резал? Или он тебя перед этим порол, чтобы ты попу залечивала?

— Может, это тебя часто пороли, а меня дедушка любил!

Вроде, к пикировке с мелкой шаманкой Витя уже должен был привыкнуть, даже попытался отвечать в ее манере, но понял, что куда-то они не туда завернули. Сразу отец и мать вспомнились. И ответ на тему того, что с характером Гульнуры ее всегда нашлось бы за что выпороть, так и остался непроизнесенным. Настроение испортилось, шутить расхотелось. И вообще, что она понимает! Жила среди дикарей, а смеет судить о его семье!

Мальчик сердито засопел, но вдруг вспомнил, что всех родных потерял не только он один. Сегрий никак в себя прийти не может, спасибо, Никифор ему окончательно затосковать не дает. Снежана по малолетству, кажется, не полностью потерю осознала. Или легче пережила? А может, и нет. Вон как воеводу в оборот взяла. Только сомнительно, что это от обычной женской стервозности, скорее, одинокий ребенок так ищет защиту и ласку. Ее даже можно молодцом назвать, что сама с трудностями бороться пытается. Как, кстати, и Гульнура. Она ведь не только деда, вообще все потеряла, даже свободу. И от того, что сам он ее больше холопкой не считает, на отношении к ней других, практически, не сказывается. К куматам и в мирное время отношение было не очень — чужие и дикари, а сейчас, так и вовсе — враги. Пожалуй, для Гульнуры даже безопаснее, чтобы ее холопкой считали. Если что, за непочтительное отношение по шее дадут, но совсем не прибьют. Хотя к нему могут претензии предъявить, что слуг распустил. Неприятно, но без него ей совсем деваться некуда, придется за ней приглядывать. И здесь, и в Китеже. Так ведь и Сергия со Снежаной с собой в Китеж брать придется. Где им еще жить, как не на его подворье? Он что, за них за всех в ответе теперь?!

Мысль Вите не очень понравилась. Деваться ему некуда, он теперь патриарх Морозовых, за род и близких в ответе. С удовольствием бы от этих забот отказался, нет у него ни знаний, ни опыта, да и желания командовать другими, тоже нет. Только не спросил его никто. Не может боярин бежать от трудностей, должен их преодолевать с честью. Это чуть ли не первая фраза в букваре, по которому он грамоту учил. Должен он теперь интересы рода блюсти, и на помощь бояр других родов рассчитывать не может. Помнится, отец говорил, что нет у патриархов в других родах друзей, только соперники.

Род Морозовых... он теперь из одного его состоит, если Снежану не считать. Хотя, как не считать? Считать, конечно. Тогда проблем от нее, похоже, не меньше, чем от всех других боярских родов вместе взятых будет. Те, по крайней мере, его патриаршество не оспаривают, а эта пигалица сама всеми командовать норовит, и им в том числе. И как с этим бороться? Игнорировать? По шее накостылять? Как-то все это не вязалось с образом патриарха. Дед одним движением кустистых бровей всех трепетать заставлял... Надо смотреть на вещи честно, какие бы он рожи ни корчил, ни Снежану, ни Гульнуру он эти не напугает. Гульнуру? А если ее в род ввести? Они со Снежаной вполне могут друг дружку нейтрализовать.

Идея мальчику понравилась. Куматке это даст статус и положение, ему и роду — тоже некоторая выгода. Если, конечно, шаманку удастся к делу приспособить. Но в том, что рыжая будет стараться, сомнений у него не было, со Снежаной сложнее будет. Хотя в той родовая сила пробуждаться стала (или уже пробудилась?), раз матушкины регалии на ней заиграли. Но ведь они и на куматке заиграли? Может, и в ней родовую силу найти удастся? Это бы все проблемы решило.

Гульнура ехала рядом молча, иногда украдкой бросая на него немного напряженный взгляд. Разноглазый о чем-то глубоко задумался и выпал из реальности. Можно его в нее вернуть, например, ткнул кулачком по ребрам... Но, пожалуй, не нужно. О магии он по-другому думает, тогда у него глаза горят, а сейчас — куда-то внутрь смотрят. Так что пусть думает, ему полезно. Может, наконец, сообразит, что по сторонам тоже смотреть надо. А то пока все ей самой за него это делать приходится.

Рыжая шаманка внимательно оглядела окрестности, и ее взгляд задержался на небольшой роще с правого края дороги. А кулачок таки заехал патриарху Морозовых в бок, от чего тот чуть с коня не свалился.

— Ты что творишь?!

— На рощу посмотри, — почему-то заговорщицким шепотом ответила девушка: — Духи между кустов мелькают. Тебя, похоже, опять резать собираются, а ты спишь, как всегда, "могучий воин".

"Могучий воин" было сказано, понятно, с иронией, но Витя понимал, что и вправду опростоволосился. Они в боевом походе, а не на прогулке, хотя и на прогулке... Впрочем, сейчас не рассуждать, а действовать надо. За кустами и впрямь какая-то хмарь подозрительная, да и всю рощу не то туман, не то дымка прикрывает. Вот как, оказывается, духи издалека выглядят!

— Всем остановиться! — закричал он, резко посылая при этом собственного коня вперед: — В роще враги!

Голос, не то, чтобы дал петуха (какой "петух", когда детский дискант еще и не начинал ломаться?), но прозвучал как-то неубедительно. И взволновал его крик разве только прежних его спутников, да и то Середа, скорее, от громкого звука поморщился. Остальные были опытными воинами и разве что подобрались немного.

— Враги, говоришь? — воевода внешне остался совершенно спокоен: — Молодец, что заметил. Только куда это ты, боярин, вперед собрался? Порубить снова всех решил? Так тебя раньше стрелами в ежа превратят. Раз степняки в роще спрятались, значит, они либо засаду на нас сделали, либо, что скорее, понадеялись, что мы мимо проедем и их не заметим. А они уже у нас за спиной безобразить станут. Так что в ближний бой они ни за что не полезут, будут стрелами издалека закидывать. Вспоминай, боярин, какие ты щиты большого размера ты умеешь ставить, чтобы отряд прикрыть, а я сигнал остальным боярам подам, чтобы эти тати от нас сбежать не сумели.

— Эй, разноглазый! — подала голос Гульнура, которая, оказывается, так рядом с Витей и держалась: — Помнишь, как ты своим смерчем двор у Суховеев разнес? От стрел самое то будет.

— Этот смерч "щитом ветра" называется.

— Тем более! Тебя же щитом прикрыть всех просили, вот и прикрывай!

А ведь права эта рыжая зараза! Никаких других щитов, способных прикрыть целый отряд, Витя не знал. Собственно он и знал-то только два "щита" — ветра и ледяной. "Ледяной щит" можно, конечно, попытаться в виде стены соорудить или даже купола. Но без источника воды они довольно тонкими при таких размерах получатся. Много ли влаги в воздухе вокруг? А дальше, чем на тридцать шагов он может и не дотянуться. К тому же через стену стрелы навесом посылать можно, а под куполом они сами задыхаться начнут. Так что, все правильно, надо щит ветра ставить. Только почему эта мелкая девчонка опять показала, что быстрее него соображает?

— Раскомандовалась тут! — сказал он ворчливо: — можно подумать, у меня другие варианты были.

И, повысив голос, добавил:

— Воевода, прикажи воинам поближе держаться! Я шагов на тридцать вокруг себя могу щит растянуть. Надо, чтобы все внутри оказались.

Командовать воеводе не пришлось. Егеря были опытными, сами сбились вокруг мальчика столь плотно, что коленями бока соседних лошадей задевали.

Витя немного нервничал, но вылилось это только в том, что вытянутая им из кружившихся вокруг хоровода лент серебристо-желтая лента по ширине, скорее, полотенце напоминала, да легла сначала не совсем ровной петлей, а немного волнистой, но сразу выправилась.

Ветер послушно закрутился вокруг отряда, быстро набирая скорость и мощь. Через пару чатей он уже подвывал, сгибая траву и кусты по бокам дороги, а саму дорогу очищая от пыли много лучше дворницкой метлы.

Немного подумав, Витя вплел в "щит" еще и тоненькую нить темно-серого цвета. Духи же силу смерти не переносят? А у него она как раз имеется! Не ожидали, поди?

Увидев, что до сформировавшихся стен смерча еще довольно далеко, воины перестали жаться к юному боярину. Наоборот, подались от него в стороны, освободив вокруг него пустое пространство в десяток шагов. Чтобы не мешать ему, наверное?

Почти сразу после этого воевода сделал знак рукой одному из соседних егерей, и тот отцепил от седла громадный турий рог, чуть не в рост человека величиной. Странно, но раньше Витя такую серьезную трубу умудрился не заметить. Или она в чехле была, а он ее за скатку плаща принял? Наверное так.

Одним движением задрав рог в небо, а острый конец поднеся к губам, егерь извлек из него ... звук. Низкий, однотонный и жутко противный. Вроде, не очень громкий, но Витю всего до косточек пробрало, чуть "щит ветра" не уронил. Наверное, тот же принцип, что и у набатного колокола, догадался он, но тот звучит много приятнее. Кстати, в Болотове набатный колокол верст за десять-пятнадцать слышен был, в зависимости от погоды. А в Китеже такой Царь-колокол висел, что, говорят, на вдвое большем расстоянии слышен. Только при Вите он ни разу не звонил.

Поняв, что обнаружены, кочевники перестали скрываться. Из рощицы им навстречу выскочила довольно приличная толпа, до сотни всадников, которая на скаку перестроилась сильно изогнутым полумесяцем, охватывая отряд Снегиря с трех сторон.

— Опять куланы? — услышал Витя рядом с собой недоуменный голос Гульнуры: — Они что, всем родом в поход пошли? Ослы жадные! И ленивые! Другие давно богатой добычей в родных улусах хвастаются, а этим то ли мало показалось, то ли подошли, когда другие уже возвращались. Решили, что на Славне воев не осталось, и они тут, как хозяева гарцевать будут? Придурки! Изгоном надо действовать! Налетел, схватил, кому как повезло, и на полном скаку обратно в степь! А эти пентюхи боярской дружины дождались!

— Эй, рыжая, ты кому тут объясняешь, как наши земли правильно грабить? — ошалело спросил Витя, с подозрением косясь на куматку. С чего это она вдруг татям рассочувствовалась? Степная кровь взыграла? Или кого из знакомых увидела? По спине пробежал неприятный холодок. Он ей доверяет, а вдруг сейчас в спину ножом ткнет?

Сознание само собой потянулось к родной стихии, покрывая тело коркой "ледяного доспеха". Почти незаметно, но пробить его не так-то легко. От мушкетной пули, конечно, не спасет (тут максимально толстый "щит" ставить надо), а вот куматская сабля завязнуть в нем должна.

Вроде, все правильно сделал, а на душе противно стало. Ждать удара в спину от девчонки, которая ему уже не раз жизнь спасала? И которую он как-то само собой признал частью своей семьи? Может, ну его, этот "доспех"?

Ладно, не о том он сейчас думает. Тут бой идет, и ведет его лично он, между прочим. Правда, как-то пассивно, но, наверное, так и надо? Спрашивать воеводу и лишний раз демонстрировать отсутствие у него знаний по тактике боя — не хотелось. Делал бы что неправильно, тот бы сам подсказал. А так, вроде, все ясно. Его дело — щит держать и не дать врагам закидать отряд стрелами, а бить их другие бояре будут. То, что еще не вступили в бой, тоже понятно, небось, сами куматов окружают, чтобы те не разбежались, раз уж имели глупость на их отряд напасть.

Куматы, действительно, отряд воеводы взяли уже в кольцо, но после первых нескольких выстрелов пробить щит больше не пытались. Только луки на изготовке держали, со стрелами на тетивах. Пущенные ранее стрелы уже смешались с дорожным мусором, оттесненным на внешнюю сторону "щита". Духи, если они были, остались еще дальше. Так чего они ждут?

Внезапно, рядом с Витей буквально из ничего возник самый натуральный осел, разве что черного цвета. Вполне себе милое на вид животное подняло голову, неожиданно о-очень широко раскрыло пасть с желтоватыми лошадиными зубами и вцепилось Вите в ляжку.

Все произошло настолько быстро, что среагировать никто не успел, только раздался невнятный разноголосый крик, с небольшой задержкой перекрытый визгом Снежаны. Прозвучавшим, хоть и громко, но весьма мелодично, словно хрустальный колокольчик.

С лошадьми молодой боярин, само собой, дело имел почти ежедневно (вот и сейчас в седле), но кусать они его как-то ни разу не пытались. Но чтобы лошадь смогла его ногу в самом толстом ее месте целиком ртом обхватить, Витя сильно сомневался. А этот осел смог и так сжимал челюсти, что "ледяной доспех" крошиться стал.

А затем сразу все закончилось. Ослу как будто половину морды срезало вместе с зубами. И через мгновение легким маревом исчезло и оставшееся тело.

"Чем же это я его?" — удивился, к счастью не вслух, Витя и сразу же обругал себя за тупость. Вот же ленты сил вокруг него крутятся, и темно-серая среди них! Сам же ее в щит вплетал. Может потому и не сразу этому кусачему ослу прилетело? Хотя, надо признать, вовремя.

Витя выделил в хороводе лент силу смерти и мысленно как бы "взял ее в руки". Если какой новый призрак появится, сразу в лоб получит.

Появлялись, целых три раза. И если первых двух мальчик просто хлестанул лентой, как полотенцем (сразу исчезали), то третьего не просто ударил, а как бы сквозь него силу смерти послал. Как? Он об этом не думал. Боярин со своими силами, как хочет, так и поступает. Он их чувствует, они его слушаются. У опытных бояр силы в такие сложные заклинания сплетаются, а уж чистой силой ударить — какие проблемы? Лишь бы эта самая сила была...

Больше духи внутри "щита ветра" не материализовывались, а у самих куматов какая-то заминка случилась. Кто-то с коня свалился, и все, бывшие неподалеку, кинулись его поднимать, в себя приводить и обратно усаживать.

И тут Витин щит содрогнулся уже от новых ударов. Бояре подоспели. Нет, "молнии", "водяные лезвия" и "огнешары" били, в основном, во врагов. Но не все. А когда часть степняков удирать кинулась, им наперерез "огненный вал" пошел. Тут и Витин смерч весь огненным стал. К счастью, только снаружи.

— Ой, а если Ветров из дружины чем приложит? — испугался Витя: — Вроде, заклинания одной силы друг другу не мешают?

Стал судорожно "ледяной щит" внутри "щита ветра" формировать, но никак не мог достичь нужной концентрации. Силы, вроде, хватает, но там снаружи кочевники сгорали живьем, разваливались на части, душились ставшими вдруг очень подвижными жгутами травы, просто осыпались прахом (иногда вместе с конями)... Видно сквозь "щит ветра", конечно, не очень четко, а слышно и того хуже, но, все равно, жуть.

К счастью, никаких воздушных ударов не последовало, а бой очень быстро закончился. Что боярской дружине какую-то сотню кочевников перемолоть? Ерунда. Дело пары чатей. Вокруг кровь, грязь, фрагменты тел, обломки оружия. Может, что и целым сохранилось, но видно плохо, особенно когда глаза чего-то резкость терять стали. Нет, не терять концентрацию! Он боярин! Биться за Славну — его долг и служба. А то, что война — это кровь и грязь, про то еще отец говорил, а теперь и сам видит. Так, не расслабляться!

— Можно уже "щит" убирать? — голос прозвучал сдавленно и довольно тихо, но воевода его услышал:

— Убирай, конечно. Али ждешь, что из бояр кто опять твой "щит" на прочность проверять станет? За косорукость мы с них еще спросим, хотя молодые они еще, конечно. Впрочем, кому я это говорю...

Последнюю фразу Снегирь произнес совсем тихо, сообразив явную нелепость аргументации.

Витя потихоньку втянул в себя силу ветра, дав смерчу затихнуть. Несмотря на близкое к шоковому состояние, получилось у него это лучше, чем когда-то на дворе Суховеев. Ничего с грохотом не падало, весь собранный мусор и стрелы почти плавно, за две-три чати, осели по спирали на землю, и уже потом, прокрутившись пару кругов по земле, слегка разлетелись в стороны с последним порывом ветра.

Напряжение отпустило, ленты сил, как живые, огладили его всего напоследок и уменьшили яркость, хотя все так же вились вокруг него. Одновременно отпустило и напряжение другого рода. Трупы и разрушения вокруг не вызвали больше рвотных позывов или желания свалиться с коня, а стали восприниматься более отрешенно. Ну, есть они. Ну, неприятно на них смотреть. Но сделать с этим ничего нельзя. Бояре по-другому биться не умеют. В самом деле, не мечами же им с врагами рубиться?

От последней мысли Витя невольно хмыкнул. Нет, наверное, все-таки умеют, даже его чему-то учили. Интересно, а бывают ли, в принципе, ситуации, когда бояре не заклинаниями бьют, а за мечи хватаются? Может, у них поединки между собой бывают? А то тот же Середа дядьку Боривоя, поди, с первого же удара бы с ног снес.

Миру стали возвращаться прежние краски.

Сразу стали слышны нормальные голоса и прочие звуки. Бояре и егеря, громко переговариваясь, довольно бессистемно присоединялись к отряду.

Воевода скомандовал привал, махнув рукой как раз в сторону той рощи, откуда выскочили куматы. При этом добавил:

— Вы, Родов, Навьин и Макошев, задержитесь здесь. И десяток егерей оставьте, лошадей собрать, и вдруг что ценное или нужное найдете. Может, кому стрелы или какое оружие пригодится. Сами знаете, прибраться надо, а кроме вас, это сделать некому.

Вите стало интересно, что имеется в виду, так что он немного притормозил, переместившись на край дороги к указанным боярам. Оказалось, все довольно просто, но впечатляюще. Обломки и фрагменты тел вдруг стали рассыпаться прахом или исчезать под землей, а образовавшиеся от заклинаний проплешины — зарастать вполне себе зеленой травой. Подранные Витиным смерчем придорожные кусты тоже оправились и выпустили свежие ветки.

Было бы полезно подсмотреть заклинания, что использовали эти бояре, но Витя банально не мог сосредоточиться. Вроде, и на "крючит" его от вида трупов, и силы есть, а наступила какая-то то ли апатия, то ли опустошение. Не цепляет взгляд узоры заклинаний, и все тут. Да и сам он своей задержкой начал привлекать взгляды. Сейчас кто-нибудь с разговором пристанет, а ему ни о чем говорить и не хочется. Так что повернул коня вслед за остальными.

Только тут заметил, что Гульнура, оказывается, все это время рядом с ним держалась.

— Ну как, разглядела, что за заклинания они используют, — спросил ее.

— Совсем дурной?! Шаманы заклинания не используют, они духов уговаривают. Или ты думаешь, что мы варвары, и трупы в степи шакалам на поживу бросаем? Правда, у шамана на это больше времени уходит, — несколько недовольным голосом признала она: — А как твои бояре это делают, я еще на прошлой стоянке посмотрела.

Действительно, сообразил Витя, ведь тех куматов и коней, что он воздушным лезвием разрезал, без следа убрали. Он-то думал, что просто похоронили. Хотя, чего себе-то врать, опять он ничего не заметил, а у этой мелкой глаза как будто во все стороны одновременно смотрят. Причем всегда. Стукнуть ее что ли, чтоб не зазнавалась? Да вроде, не за что...

* * *

Обустройством лагеря занимались егеря, к которым присоединилась и взрослая часть Витиного отряда. Небольшой походный шатер (скорее, палатку) они еще из Болотова прихватили. Теперь дядька Никифор сумел обменять его у егерей на стандартный походный шатер великокняжеской дружины (с доплатой, наверное). И теперь пытался придать ему вид боярского, водрузив на его вершину вымпел рода Морозовых, а полог украсив лентой тех же цветов. И где только взял? Наверняка с собой таскал, запасливый.

А вот Рашам обнаружила в роще, среди оставшихся там от кочевников вещей кибитку, тент которой представлял небольшую юрту. Так сказать, походный вариант на колесах. И предъявила на нее права, в чем была горячо поддержана Никифором и Гульнурой. Вите пришлось срочно двинуться на их поддержку, ворча на себя, что опять последним сообразил. Походная юрта почти наверняка шаману принадлежала, больше некому. Может в ней, помимо помещения, что полезное осталось? Для Гульнуры да и для него самого. Он же хочет хоть немного в шаманстве разобраться?

Повернул сразу к Снегирю. Тот так и остался в седле и с некоторой ленцой во взоре наблюдал за разбивкой лагеря, изредка давая распоряжения кому-нибудь из егерей, видимо, для этого и стоявших рядом. Здесь же и тоже в седле находилась Снежана, по-хозяйски посматривая на разбиваемый лагерь и, видимо, комментируя увиденное. Слов слышно не было, но периодически она выделяла указующим перстом очередной шатер, группу егерей или бояр, слегка поворачивая при этом голову к воеводе. Тот от этого всякий раз теплел взглядом, но отвечал только изредка. Видимо, беседа была ни о чем.

"Величественный" жест, которым Снежана указывала, куда смотреть, показался Вите забавным. Сначала палец поднимался почти к самому уху, а потом по дуге выцеливал нужный объект, оставляя при этом локоть неподвижным.

— Как удочку забрасывает, — хмыкнул про себя мальчик: — Эй, а на пальце у нее матушкин перстень так и остался! Великоват он, конечно, этой пигалице, но она его большим пальцем придерживает. Вот и пойми, что делает? То ли, действительно, воеводе что-то показывает, то ли, наоборот, всем перстень демонстрирует, то ли просто играет и снежинками любуется. Да чтоб ни делала! Не мешает, и ладно.

Также оставаясь в седле, Витя легким поклоном привлек их внимание:

— Воевода, ты не будешь против, если я кибитку шамана себе заберу? В качестве трофея? Сам знаешь мои обстоятельства. А так будет куда спутников своих расселить, и две куматки среди них есть, с хозяйством точно управятся.

— Бояре на за трофеи, за честь воюют, — важно изрек воевода после небольшой паузы, тебя отец разве иному учил?

Мальчик запнулся. И в правду, должны бояре на службу идти "конно, людно и оружно". Сами себя в войске должны содержать и всем обеспечивать. И что ему теперь делать? Настаивать? Попросить за деньги продать?

Но тут вмешалась Снежана:

— Не суди строго, Сила Довмонтыч!

Вот как? Снегиря Силой Довмонтычем зовут? Из Жмуди воевода получается? И почему Витя сам имя-отчество воеводы выяснить не догадался? Или не успел?

Снежана меж тем продолжала своим мелодичным и очень серьезным голосом:

— Сам видишь, в каком печальном непорядке род Морозовых пребывает! Патриарха в поход должным образом собрать было некому! Но сам же знаешь, только мы с ним вдвоем в роду и остались. Я из Дальнего только милостью Премудрого живой выбралась, Яровит — из Болотова. Негде было нормально обоз собрать. Не у Суховеев же одалживаться? Нелепо Морозовым побираться, честь свою перед другими родами принижать!

Строго окинув взглядом, прежде всего, Яровита и Снегиря, не пытается ли кто возражать? Снежана продолжила, немного смягчив голос:

— Ты бы, воевода, жениха моего не ругал, а помог бы лучше для первого раза. А потом мы порядок сами наведем. Лично все проверю, не допущу небрежения. Вот кстати! Куматских полонянок батюшка мой патриарху Пересвету вместе с конями отборными посылал. Полонянок вижу. А где кони? Почему мы на самых простых степных клячах ездим? Неужели успели прекрасных скакунов в Болотов на погибель отправить?

Витя мысленно отвесил себе еще одну затрещину. Когда же он научится за "всеми ногами" следить? Удирали из Изиборска, конечно, тайком, но ведь про коней он полностью забыл. Впрочем, о полонянках он тоже не вспоминал, Гульнура постаралась. Ей, что ли, претензии предъявлять? Надо научиться все делать быстро, но основательно, без суеты. Или помощников иметь надежных. Вроде, все просто, но почему-то не получается.

— Скакуны все в целости, в княжьей конюшне в Изиборске остались. А почему не на них? Как из Болотова по дороге коней купили, на тех и дальше поехали. Неказисты, но выносливы оказались.

— Это тебе Никифор так сказал? — Снежана даже руками всплеснула и снова повернулась к воеводе: — Вот видишь, Сила Довмонтыч, что слуги без пригляду творят! Хороших коней берегут, а бояр да князей, как простых степняков, ездить заставляют. Где уж тут о шатрах нормальных подумать? Ну, я с ним еще поговорю! А пока, будь ласков, помоги нормально в походе обустроиться. Кому, как не тебе, все важное про это известно. И мне наука будет, когда в другой раз Государь только поход для бояр объявит, а у нас уже все готово. Мне ведь тоже теперь многому учиться надо, матушку уже ни о чем не спросишь...

Все. Глаза еще увеличились, заблестели, губы задрожали, а воевода последней фразой сражен наповал. Только поежился и рыкнул на одного из егерей: "Все понял?! Проследи!" да так, что у того конь с места сам в галоп пошел. Боком.

А Витя? Что Витя? Опять без него все решилось. Удачно решилось, но надо с этим что-то делать. Патриарх он или кто, в конце концов?

Или, ну их? Этих девчонок строить, только себе нервы мотать. Пусть работают, если им так хочется. А он сверху проконтролирует, одобрит или поправит, как и положено старшему в роде. (Уверенности в том, что именно так все и будет, у мальчика не было, но почему не помечтать?) Надо только обязанности между всеми правильно разделить, особенно между Снежаной и Гульнурой, чтобы дело до смертоубийства не дошло. Эх, почему в жизни все так непросто?

* * *

Военный лагерь — это не цыганский табор, даже если он располагается в роще. Деревья, конечно, растут абы как, так что стройными рядами шатры между них не расставишь, но определенный порядок все-таки наблюдался. Повозки и телеги обоза разгружены и отодвинуты на внешний периметр лагеря, где их развернули боком, образовав некое подобие линии укрепления. Не стена, понятно, но атаку с ходу конным не провести. Особенно плотно прикрыты ими не шатры, а ряды коновязей. Чтобы не смогли вражьи диверсанты, если таковые найдутся, без проблем перерезать поводы и распугать коней, спешив тем самым боярскую дружину. Телег в качестве укреплений не было только со стороны быстро оборудованного отхожего места: довольно длинной канавы, перекрытой десятком мостков и отделенной от остального лагеря наскоро сооруженным плетнем.

В центре лагеря небольшая свободная площадка на которую выходят шатры воеводы и бояр, за которыми уже теснятся шатры и палатки их кметей и слуг. Далее — шатры драгун, охвативших центр лагеря с двух сторон. С двух других сторон уже упомянутая коновязь и кухня. Целое поселение получилось.

По мере того, как лагерь стал обретать регулярный характер, молодые бояре стали подтягиваться к воеводе. Тот к тому времени с коня слез и переместился ближе к своему шатру. Начались неспешные разговоры, аккуратно направляемые воеводой в сторону конструктивного обсуждения прошедшего боя.

— Ну, Огнев, — обратился Снегирь к одному из бояр, когда все они оказались в пределах слышимости: — Ты здесь летами самый зрелый, вот и скажи, хорошо ли дружина в бою сработала.

— Можно, наверное было и немного пошустрей ворога окружить, — без тени стеснения откликнулся боярин в темно-красном кафтане: — но специально самых дальних ждали, чтобы кольцо сразу замкнуть. И раз никто не ушел, получается, все верно сделали.

— Верно-то верно, да что-то Ветров с Водяным, все равно, немного замешкались, дорогу перекрывая. Кабы куматы сразу по ней вперед рванули, многие могли бы и уйти. И не ушли только потому, что у упавшего с коня шамана замешкались.

— Так я, это, как увидел, что обоз щитом ветра прикрыт, сам чуть с коня не свалился, — добродушно улыбаясь откликнулся боярин в кафтане со странным металлическим, золотистым отливом: — У меня тут и "воздушная плеть", и "лезвия" заготовлены, а как тут бить? Мог бы и свой обоз разнести. Вот и замялся, а заодно и Водяного с толку сбил. Моя вина, да больно неожиданно как-то все случилось.

— Ох, ну и тугодум ты, Венька! — С улыбкой покачал головой Огнев: — Да смерч этот за десяток верст виден был, неужто, пока скакал другого конструкта подобрать не смог?

Ветров все так же улыбаясь, лишь руками развел. Водяной вскинулся было что-то сказать, но передумал.

— То-то ты сам решил щит на прочность проверить? — подал голос боярин в пурпурном одеянии.

— Да я краешком. А сам-то какой молнией в него зарядил?

— Ничего, — примирительно подал голос воевода: — для многих из вас такой поход первый, нет с вами старших возрастом бояр. Опыт он на ошибках копится. Причем собственных. Но, будем считать, что эти ошибки вы уже сделали, в другой раз будете внимательнее. А Морозова похвалить надо. Совсем юн годами, но и щит удержал, и даже от духов шаманских без проблем отбился. Признаться, даже у меня сердце екнуло, когда они рядом с ним появляться стали.

— То есть как, — удивился наиболее опытный Огнев: — Материальные духи? Да их же бить замучаешься! Чем же ты их, Яровит?

Взоры повернулись к Вите, который стоял здесь же, но немного на отшибе. И про себя переживал, что на локоть ниже самого из низкорослых бояр.

— Так у меня сила смерти есть, — просто сказал он: — Чистой по ним и бил, все равно, никаких конструктов для нее не знаю.

— Велик Премудрый! Так ты что, трехсил? — похоже общий вопрос опять озвучил Огнев. Но Витя отвечать не стал, лишь скромно потупился и пожал плечами.

— У нас в роду Морозовых всегда сила смерти была, — с легким торжеством в голосе объявила Снежана. Пока шло обсуждение, она потихоньку отошла от воеводы и теперь выдвинулась немного вперед Вити, положив при этом руку ему на плечо: — Вот у нас в Дальнем сила смерти у тетки моей Бажены была. Кабы не такой толпой шаманы проклятые на город пошли, никогда бы его взять не смогли.

Концовка ее выступления получилась несколько смазанной, голос прервался, а на глазах навернулись слезы. Но, может, и к лучшему. Хвастаясь силой перед другими боярскими родами, друзей среди них не наживешь. А так — вроде как, трогательный ребенок, пытающийся изобразить взрослого. Каждому хочется обнять, утешить, наконец, просто потискать.

Похоже, обсуждение на этом и закончилось.

1