Книга третья. Идеальное убежище. Общий файл.

— Да нет, Кирилыч — ну его нафиг. Вдруг он не один тут шариться? Здесь хоть козел предупредит — он у нас заместо собаки теперь будет. Пахом! Иди сюда, кормить будем — заработал.

Узнав, что теперь Пахом находиться под защитой Кирилыча и будет доживать свой век в ее хлеву — Галка закатила грандиозную истерику. И не просто закатила, а коварно привлекла на свою сторону жену Кирилыча — Капитолину. Но дед пошел на принцип и его угроза, что если своячница козла угробит, то о существовании такого родственника как свояк может забыть — коллективную женскую оборону смяла. Галка была бабой совестливой, и сводя скандал к шутке пошла на попятную. Ей регулярно перепадала доля от Кирилыча с его бесконечных охот и рыбалок, а такое не забывается. Окончательно замял вопрос с козлом Серега, задарив Галине большого глухаря для внуков и пообещав ногу дикого кабанчика. Кабанчика он собирался скараулить на молодой картошке.

Тимоха со своим отрядом прорывался сквозь сырой лес к убежищу Мишки Егорова, а распластанный на полке Кирилыч жалобно стонал в натопленной бане под стальными пальцами Капитолины. Садившийся в вахтовый автобус леспромхоза Серега, высоко задрал голову привлеченный шумом летящего над деревней пожарного вертолета МЧС. В областном управлении МВД Архангельска полковника вместе с толстым экспертом — криминалистом пригласили в кабинет начальника, где их ожидали три не знакомых сотрудника в гражданских костюмах. А на дне оврага, совсем рядом с узким незаметным входом в пещеры умирал ЗВЕРЬ. Человек погиб еще трое суток назад — почти сразу, как пять связанных суровой ниткой картечин наполовину разрубили шею. Дело завершили стальные зубы медвежьего капкана, перебившие паховые жилы. Человек умер, но зверь еще жил. Он вырос в этом теле, изменил его под себя и сделал таким совершенным, что даже медведи трусливо удирали от одного запаха следов. Зверь полностью задавил в своем теле человека, сделал своим рабом и жалкая человеческая сущность могла только внутри вопить от ужаса, отдаваясь головной болью во время сна. Но человек умер, и зверь теперь обречен — ему осталось совсем немного жизни. Он с ненавистью смотрел на севшую ему на грудь наглую ворону. Ворона переступила лапами, громко каркнула, подзывая подружек, и с наслаждением впилась клювом в полуоткрытый глаз трупа.

Глава 16. Запах гари.

В первый день пути прошли более двадцати километров, и это учитывая, что начали движение примерно в обед. Темп задавал Бизон, за ним бойко семенила Анжелка, имевшая в рюкзаке только патроны, личные вещи и коллективную аптечку с ремнабором. Общий вес переносимого девушкой груза, вместе с висящем на шее укороченным Вепрем составлял килограмм семнадцать, что позволяло не отставать от прущего как танк Бизона. Темп Бизон взял быстрый, почти запредельный, но одернуть его стеснялись, так как самый тяжелый рюкзак тащил именно он. Тимоха шел замыкающим, старательно следя за дыханием и энтузиазм диггера в душе одобряя. Дождь лил не переставая, все были насквозь мокрые и спасение для группы было в движении. В час проходили примерно по пять километров, через каждый час останавливаясь на перекуры. Не взирая на сырость, молодежь смело падала на спину, закидывая затекшие ноги на ствол ближайшего дерева. Обеда и специальных перекусов не устраивали, ограничившись шоколадом и галетами, которые самые голодные вполне могли жевать на ходу.

День начинал катиться к вечеру, и ближе к семи часам Тимоха велел Мишке Егорову присматривать место для ночлега. Мишка не сплоховал, и вскоре указал на сухой сосновый бугорок, возвышающийся над маленьким заболоченным озерком, вокруг которого торчали в небо высушенные добела мертвые сосенки. Над бугорком сразу растянули большой капроновый тент, под тентом поставили палатку. Вскоре, на безопасном расстоянии от тента полыхал огромный костер, вокруг которого прыгали с мокрой одеждой на палках полуголые 'краеведы'. Одевать утром сырую одежду никому не хотелось.

Вот как поступает настоящий мужчина, если при быстрой ходьбе начинает ощущать определенный дискомфорт от контакта ботинка с нежной кожей ноги? Правильно! Он героически терпит и улыбается сквозь зубы, если даже дискомфорт переходит в адскую боль. И когда Глен вечером снял, наконец, ботинки — то ступни ног выглядели так, как будто с них местами заживо содрали кожу. Тимоха от подобного зрелища пришел в ужас, судорожно соображая отменять или нет завтрашний выход и прикидывая в уме запас продуктов. Так ничего и не решив, залез во влажный спальник и под шелест дождя отрубился, справедливо решив, что новый день покажет. И день показал. Безобразно распухшие ступни Глена и температуру в тридцать девять градусов у Мишки Егорова. Но хоть проклятый дождь, наконец, прекратился.

Два дня они провели у маленького, скорей похожего на большую лужу озерка. Анжелка металась с аптечкой между Мишкой и Гленом, Бизон умудрился подстрелить на болоте двух уток, а Тимоха, размотав намотанную на спичечный коробок леску с маленькой блесенкой — сделал удочку и вытянул с озерка несколько, на удивление, приличных окуней. Уток ощипали и сварили наваристый, но отвратительно пахнущий суп, из окуней получилась уха, состоящая из рыбы и соли. Продукты пришлось растягивать — никто на подобную задержку не рассчитывал. В итоге, на третий день все-таки вышли и напичканного антибиотиками Мишку Егорова даже не стали разгружать. Просто пустили его во главу колонны идти своим темпом, остальные шли сзади, подстраиваясь под его неровный шаг.

Поначалу шли медленно, в рваном темпе и с остановками, но все понемногу втянулись и дальше двигались без происшествий. Глену крупно повезло в том, что ценивший комфорт Бизон захватил с собой в качестве сменной бивачной обуви легкие полукеды, которые, учитывая размер лапы Бизона, были Глену на два размера больше. В полукеды чудно уместились его стертые до мяса ноги, упакованные в тугие бинтовые повязки с антисептической мазью и подорожником. Мишка Егоров почти поправился, но был бледен и потел больше обычного, но в целом чувствовал себя вполне терпимо.

Лес подсыхал после проливных дождей, жутко парило и над путниками гудело облако оводов, слепней и прочего лесного гнуса. Хорошо выручали противомоскитные костюмы с мелкой капроновой сетки, одетые прямо на голое тело с щедро обработанным репеллентом капюшоном. Ночевка прошла спокойно и на следующий выход Глен, охая натянул на ноги берцы. Повязки Анжела ему сняла и залепила подживающие раны лейкопластырем. До трансрегуляционной вышки оставался один большой переход.

— Стоять всем!

Скомандовал, скидывая рюкзак Тимоха и поймав на себе недоуменные взгляды ребят — добавил спокойным, проникновенным голосом:

— Оружие приготовили! И рассосались за елками — не стоим кучей, не стоим!

Сам он, в это время, смачно лязгал подвижным цевьем Мосберга, выкидывая оттуда патроны с дробью. Дробь у него стояла на случай внезапного появления дичи и сейчас он спешно менял их на пулевые. Затем достал с плечевой кобуры Глок, дослал патрон в патронник и убрал пистолет обратно, поставив на предохранитель.

— Анжела, повтори, пожалуйста, всем то, что ты мне сказала только что.

Выставленная Тимохой в центр внимания девушка затравленно оглянулась и сквозь зубы выдавила:

— Гарью впереди воняет, вы что, мужики, совсем ничего не чувствуете?

Рассыпавшиеся по густому березняку ребята скинули рюкзаки и как по команде начали раздувать ноздри, повернувшись по ходу движения.

— Ничего сейчас не унюхаете — ветер сменил направление и от нас, вперед тянет. Но Анжелка права — мне тоже запах гари показался.

Поддержавший Анжелу Мишка Егоров уже достал из рюкзака разгрузку, с торчащими из карманов заряженными магазинами и деловито затрещал ремешками — липучками, облачаясь в нее. Судя по карте, до заветной вышки оставалась не более трех километров, и тянуло гарью именно оттуда.

— Да, конечно — воняет! Даже не спорьте — я этот запах хорошо чувствую, потому как ненавижу. По мне так пусть лучше дерьмом воняет, чем гарью.

— Ты что, Анжела? Когда у костра сидишь, что, и костер ненавидишь?

Девушка смерила уничтожительным взглядом Глена, но ответила спокойно и вразумительно:

— У костра гарь не такая — там гарь нормальная и мне даже нравиться. А тут воняет, как будто помойка горит или пластмасса какая то с резиной. Не хорошая эта гарь, Глен. Когда машину сжигают — вонь очень похожая.

— Так, хлопцы — Миша, Глен. Аккуратно, налегке пройдете вперед и посмотрите. Чуть что — стреляйте и мы с Бизоном сразу бежим на помощь. Всей толпой идти неразумно. Вопросы есть?

Мишка с Гленом растворились в березовой чаще, а Бизон с Тимохой остались сидеть на рюкзаках, не выпуская из рук оружие.

Много лет назад, когда Тимоха только начинал знакомить своих юных подопечных с основами тхэквондо, а Мишка Егоров учился в школе, потомственный лосятник Степан Брусникин отправился за очередным лосем. Метель тогда мела хорошая — сырая, с дождем и крупным мокрым снегом. Повезло Степке с метелью, или Василиса Шабанова хорошо поработала на пару с чокнутой Наталкой? Шел Степан по краю обрыва осиновой лывы, ожидая просвета в сплошной пелене мокрого, выстегивающего глаза снега. Где именно стоят лоси он знал точно — до десятка метров, знал и сторону, куда в данный момент повернуты их чуткие подвижные уши. Знал и подходил с тылу, с 'подветра' — мощный нарезной СКС позволял стрелять по силуэтам метров с двухсот. Но метель с охотником сыграла злую шутку — он слишком близко приблизился к краю обрыва и ступил лыжами на висящий в воздухе большой снежный карниз.

Ствол дерева на дне оврага принял Степку жестко — он разбил в кровь голову, сломал ступню и если — бы не суконный костюм — елочка, то пропорол бы живот своей же лыжей. Очнулся от жуткого холода — метель закончилась, ударил крепкий морозец, а он в сыром насквозь костюме и со сломанной левой ногой. Его рвало и выворачивало от сотрясения мозга, и Степан понял, что если не будет двигаться, то через пару часов погибнет. По дну оврага ползти было невозможно — он сразу тонул в огромном сугробе и Степа, скуля от отчаяния потащил свое разбитое тело к глиняной стенке оврага. Там уперся в какую — то нору и полез в нее, не раздумывая, держа наготове карабин. Не смотря на желание спастись от стремительно убивающего его холода, он понимал, что возможно лезет в медвежью берлогу. Но медведей не было, а нора оказалось длинной — не менее десяти метров. Степка яростно полз, штопором ввинчиваясь в узкий проход, и остановился, когда почувствовал, что согревается. И тут же провалился вниз во второй раз за эти несчастливые сутки. На этот раз он лежал на дне пещеры и уши закладывал шум подземной реки.

Бедный Степа... За что ему такое? Он рухнул головой вниз, летел не более двух метров и успел выставить перед собой руки с крепко зажатым карабином. Снова удар головой, снова потеря сознания и снова жесткое возвращение в реальность с выворачивающей на изнанку рвотой. Река текла совсем рядом — в пяти метрах, он дополз до воды и жадно пил с алюминиевой кружки, заодно поливая распухшую ногу. Кружилась голова, его сильно мутило, сознание балансировало на тонкой границе провала. Он пролежал больше суток, то падая в забытье, то не надолго выныривая, пока наконец не понял, что, кажется — выжил. Понимание придало силы, и Степан сразу начал прикидывать свои шансы в борьбе с медленной смертью.

Замерзнуть или сгинуть от жажды не страшно — рядом бушует река и в пещере довольно тепло, но голод? Есть хотелось уже сейчас. Продукты были — правило, что 'идешь в тайгу на день — бери еды на неделю', Степка соблюдал неукоснительно. В его заплечном рюкзаке болтался шмат корейки, весом более килограмма, большая промасленная банка армейской тушенки и буханка черного ржаного хлеба. Имелся и мешочек соленых, почти не имевших веса сухарей, которые Степан так любил грызть на ходу или в минуты долгих ожиданий. Там же лежали завернутые в целлофан и обмотанные синей изолентой пять коробков спичек и пачка старых газет, которые можно использовать в самых разнообразных целях. Но сейчас главная проблема — это сплошная темень и первым делом Степа принялся мастерить светильник.

Половину банки тушенки он съел с хлебом, запил водой из реки и в кружку выложил остатки тушенки, освобождая банку. Очень экономно подсвечивая горящими газетами, настрогал ножом стружки сала с корейки, положил его в банку и начал разогревать на импровизированном маленьком костре. Костерок собрал с газет и оставшейся у него после падения единственной рукавице. В пещере резко завоняло шкварками, сало на дне банки потекло и Степа опустил туда выдранную с воротника свитера шерстяную нитку. Получился устойчиво горящий светильник, дающий свет в радиусе нескольких метров. Банку, правда пришлось подрезать до нужной высоты ножом и мелькнула мысль, что в крайнем случае, сделанный с корейки светильник можно сожрать. Намазывая растопленное сало на сухари, и запивая водой из потока.

Осмотр при тусклом свете сломанной стопы скорее обнадежил. Перелом закрытый, ближе к пальцам и, кажется — без смещения. Кости срастутся сами, но это если не тревожить. Степан мрачно ухмыльнулся и начал, охая вставать, пробуя осторожно наступить на пятку. От резкого прилива крови в сломанную конечность резанула такая боль, что он трижды не выдерживал и кусая губы падал на задницу, но в конце концов у него получилось. Можно даже тихонько идти, опираясь на карабин и держа светильник в вытянутой руке. А идти надо обязательно — сидя на месте ничего, кроме медленной голодной смерти он не выловит. Впрочем, почему медленной? У него есть оружие, с помощью которого всегда можно быстро покинуть этот жестокий мир.

' На пороге сидит его старуха, а пред нею разбитое корыто'. Текст известной поэмы Пушкина Тимоха помнил слабо, кусками, но вот концовка в его голове засела прочно и сейчас стучала в мозгах подобно привязавшемуся шлягеру. На месте трасрегуляционной вышки, к которой они столько дней пробивались — чернело и гнусно воняло на всю округу отвратительное пепелище. Кто то, очень не добрый, собрал спущенные с вертолета Колей мешки, заботливо вскрыл их и свалил все их снаряжение в одну большую кучу. Потом порезал найденной в их вещах бензопилой полуразрушенную вышку на бревна, сложил бревна на кучу, и щедро облив всё их же бензином с канистр — запалил огромный костер. Остатки обгоревшей бензопилы валялись в самом центре пожарища. И без сомнения — то что произошло не кража, не ограбление и не пьяное лесное хулиганство. На лицо, без сомнений — диверсия.

Глен, Бизон и Мишка, от первого шока быстро оправились, вырезали длинные палки, и с увлечением ковыряли пепелище. Тимоха, сняв с предохранителя Мосберг, добровольно взял на себя обязанность охранника, и только Анжелка плакала в сторонке, размазывая по щекам слезы. Ребята процессом увлеклись, и к Тимохиным ногам вылетал то топор, то стеклянная бутылочка какого — то лекарства, то чудом уцелевшая банка тушенки. Глен с победным видом извлек сахар, спекшийся в огромный леденец весом килограммов в десять, а довольно кряхтящий Бизон отрыл закопченную трехлитровую жестянку с рисом. Выжило много галет с сухих пайков, кофе в стеклянных банках, провоняла бензином соль — да много чего собрали по мелочи. За один раз не вынести точно. Но возникает закономерный вопрос — что теперь делать дальше?