В четверг на Генеральную репетицию приехали Кобзон и Лещенко. Будучи признанными мастерами советской эстрады, своей очереди выхода на сцену они комфортно ожидали не в зале, вместе со всеми, а в одной из гримёрок.

Все артисты — и взрослые, и молодежь — по случаю "Генерального прогона" облачились в концертные костюмы. Я тоже... В школьную форму! Необходимый размер мне подобрали ещё пару дней назад, и тогда же подогнали по фигуре в "костюмерной", расположившейся в одном из многочисленных помещений КДС. Мало того, еще и милицейскую медаль где-то достали и велели надеть. Выполнил молча. Утешился тем соображением, что на общем фоне "молодняка" запомнюсь хотя бы ею... Комсомольский значок на лацкан пиджака прикрепили необычный — в золотом обрамлении и с надписью "Ленинский зачёт".

"Типа, зачётный комсомолец!".

( http://mywishlist.ru/pic/i/wish/orig/002/023/245.jpeg )

Уже пара дней, как я понял, что мы репетируем не Концерт. Настоящий концерт "Мастера искусств — Ленинскому комсомолу!" состоится сразу же после Торжественного заседания. Но члены Политбюро будут присутствовать именно на Заседании, и на концерт оставаться не планируют, тем более, что там в основном будут выступать самодеятельные и национальные коллективы.

Таким образом, то, что репетируем мы, называется "Приветствие участникам от..." — ну а дальше, кого там только нет в перечне приветствующих! Это и рода войск, и пионеры, и ветераны, и даже... Знамя Победы...

В приветственной речи от армии — которую ежедневно с непреходящим пафосом зачитывал командир атомной подводной лодки(!), давным-давно выросший из комсомольского возраста — "дорогой Леонид Ильич" поминался раз семь. Но больше всего меня поразили марширующие по сцене, наравне с курсантами, генералы и адмиралы. До генерал-полковников включительно!

"Ох..еть!"

Следом за ними, с "тренировочными" букетиками искусственных цветов, в красных галстуках и парадной форме, на сцену выбегали пионеры. Звучали стихи и обещания быть достойными — и снова "дорогой Леонид Ильич" на " дорогом Леониде Ильиче"...

( http://youtu.be/OUBTpOCTbAA — оригинал Заседания)

У меня лично Брежнев никакой антипатии не вызывал: медаль, охота, аппаратура для группы — кроме хорошего, я от него ничего не видел. Воевал человек, добрым был, и за страну радел. Как мог... Все, пришедшие после него, были намного хуже.

Но послушайте... надо же и меру знать! От всех этих "дорогих Леонидов Ильичей" я уже реально стал вздрагивать и прилагать ощутимые усилия, чтобы не морщиться.

Но сколько я не всматривался в лица взрослых и детей — схожих чувств ни у кого не заметил. Всё это сейчас было в порядке вещей. "Правила игры". А у многих эти чувства были вполне искренними... Наверное.

Впрочем, такому "испытанию" мою психику и чувство меры пришлось подвергнуть только раз, на Генеральной репетиции. На ней я обязан был присутствовать от начала и до конца. Как и все.

Наша с "мэтрами" песня длилась две минуты пятнадцать секунд... ну, плюс скандирование! Уже в ходе совместного с ними выступления, выяснился неприятный нюанс: мы, все трое, оказались примерно одного роста — около ста семидесяти пяти сантиметров. И было очевидным, что "верзила" в школьной форме умиления у публики бы не вызвал...

Наш режиссер, Иосиф Михайлович, подумал, почесал большой нос, и дал мне указание стоять на полметра "за" Кобзоном с Лещенко. Других замечаний у него к нашему выступлению не возникло...

Свободное же от репетиций время я проводил чудесно!

Поскольку в субботу освободился довольно поздно, то и с Верой мы смогли встретиться только вечером. Но тут выяснилась приятная "деталь" — оказалось, что Верины родители уехали на дачу, и вернутся только в воскресенье вечером. Таким образом, мы впервые(!) сумели провести вместе целую ночь. Получилось славно... Все-таки Верина покорность в постели меня конкретно заводит! Такая красивая девчонка... И абсолютно безропотно готова выполнять всё, что я скажу. Да еще и смотрит... блестящими влюбленными глазами... Мдя...

А может, мне уже напрягаться пора?!

Но вот что-то не напрягается ничего... кроме одного органа!

Утром в воскресенье телефонным звонком нас разбудила Львова: "Я согласна...".

Не успел вернуться в теплую кроватку и уткнуться носом в бархатную нежность подставленной упругой груди, как телефон захотел пообщаться снова.

На этот раз звонил Клаймич... Григорий Давыдович завершил дела в Ленинграде и перебрался в Москву. Уже с вещами. Приглашал позавтракать и определить "фронт работ".

Я скорректировал время встречи "на ужин", отговорившись репетицией в Кремле, и снова направился к кровати, мысленно уже разлучая эти сведенные вместе точеные коленки — настолько идеальные, насколько это бывает только у спортсменок. Да и то, редко...

Третьей позвонившей была Роза Афанасьевна. Причем она позвонила "удачнее" всех! Только у нас закончилась "предварительная" возня, только я "вошел в гости", только услышал первый, самый будоражащий Верин "ах"... как заливающийся наипротивнейшим звоном телефон снова радостно присоединился к нам!

Прорычав "женщина, жди!", я с "орудием труда наперевес" ринулся к телефону.

— Здравствуйте, мой Рыцарь цветов! — вычурно откликнулась на моё сдержанное (ОЧЕНЬ сдержанное!) "Алло" Ладина бабушка, — Я тут что подумала...

Ну, положим, "подумала" эта достойная дама о множестве нужных вещей. Тут были и сроки до десятого ноября, в которые ни один мастер (включая Львову) в одиночку три хороших(!) платья не сошьет. Здесь же были и размышления о необходимости создавать своё ПЕРСОНАЛЬНОЕ ателье с набором коллектива работниц. Сюда же относились и мысли о приобретении дефицитнейшего профессионального оборудования: швейного, гладильного, вышивального...

И все это требовало времени, денег а главное — способности "ДОСТАТЬ".

Я плюхнулся голым задом в стоящее рядом с телефоном кресло, и внимательно выслушивал льющуюся на меня информацию, подавая голос в обусловленных драматургией монолога местах.

Когда Вере надоело затянувшееся одиночество, она, демонстративно-соблазнительно изгибаясь стройным спортивным телом, поднялась с кровати и медленно двинулась ко мне.

"Куда только делась вся стеснительность, которой ещё в прошлую встречу хватало с избытком?! Или такие чудеса сотворила первая совместно проведенная ночь?".

Дальше Розу Афанасьевну я слушал краем уха... Чёрные блестящие волосы, разметавшиеся по ногам, горячий Верин язык и упругая грудь, с силой придавленная к моим коленям — безоговорочно выигрывали соревнование у надтреснутого фальцета, вещавшего мне про оверлоки и прочую швейную "нечисть".

Собрав волю в кулак, я спокойным голосом попросил "бабуленцию" поручить Ладе обзвон солисток группы, и назначил "деловой" ужин в ресторане "Прага", пообещав прислать за достойной леди персональный автотранспорт.

Трубка телефона предусмотрительно падает РЯДОМ с аппаратом, и я рыча от переполнявшего желания, подхватываю Веру на руки. Не обращая внимания на притворно-испуганные повизгивания, тащу свою желанную добычу на кровать.

Следующие полчаса выпали из памяти — остались только ощущения и эмоции! Сильные...

Хорошо посидели в "Праге"! Я расслабился и вкусно поел, рассказал о кремлевской репетиции, и "блеснул" актуальным для всех нас сейчас анекдотом:

— В ателье портной долго и очень тщательно перемеряет материал заказчика.

Заказчица, глядя на это, с сарказмом спрашивает:

— Прикидываете, чтобы и вам хватило?!

Портной, со знанием дела:

— Важно, чтобы вам осталось!

Взрыв смеха за столом...

"Хм... И снова юмор будущего вне конкуренции. Но это справедливо — "местные" шутки и анекдоты у меня вызывают зевоту... В лучшем случае...".

Короче, сегодня вечером я отдыхал. Изредка кивая или подавая голос с согласующими интонациями.

А вот Клаймич с Розой Афанасьевной буквально "прилипли" друг к другу. Она перечисляла проблемы — он записывал. Он придумывал решение проблем — она обещала помочь.

Прекрасный симбиоз... Главным достоинством которого стало то, что мое участие в "производственном" процессе оказалось необязательным!

После десяти вечера в "Мозаичном" зале ресторана начал играть небольшой оркестр, и к нашему столику потянулись любители "дивчинки". Как же не хватало рядом Лехи! Один его взгляд исподлобья мог объяснить любому, что тут ему не рады. А так, некоторые состоятельные и преуспевающие "мены" просто не могли поверить, что с ними не хотят "потанцевать". К счастью, место приличное, обошлось без мордобоя... Решили всё словами и злым взглядом Альдоны.

После ресторана наша компания немного прогулялась по вечерней Москве, благо, стояла удивительно безветренная и сухая погода. Впрочем, как я уже для себя отметил — СЕЙЧАС гулять по Москве неинтересно. Лишь Калининский проспект хоть как-то был украшен световыми "изысками" и избыточно освещен, чуть в сторону — и ты оказываешься в темноте и... тоске...

В понедельник, после репетиции, выполняя установки "Пражского совещания", я отправился клянчить помощь к Чурбанову. Поскольку решить проблему нарядов для солисток группы к десятому ноября своими силами возможным не представлялось. Жутко чем-то занятой, замминистра сразу же при мне созвонился с женой, и попросил помочь нам с ателье ГлавУПДК. А еще через полтора часа, убив время обедом в министерской столовой, я попал в цепкие руки очень доброжелательно ко мне настроенной и гиперактивной Галины Леонидовны.

Помнила она наше ночное знакомство в восемнадцатом отделении милиции прекрасно, да к тому же, кажется, и сама была рада образовавшемуся у нее делу! Поэтому уже через десять минут мы заходили в хорошо отреставрированный старинный особняк на Кропоткинской улице... Никаких вывесок на входе не было, зато внутри нас ожидали абсолютное гостеприимство, готовность услужить до последней мелочи, и постоянное придыхание: "Ах, Галина Леонидовна!..".

Поздним вечером перед сном я "на полном серьезе" размышлял над вопросом: "А как бы нам заманить Галину Брежневу в штат группы?!".

И было с чего о таком думать... Брежнева приехала на встречу со мной в черной "Волге" с водителем. А через четверть часа нашего пребывания в ателье ГлавУПДК, её машина уже уехала за Ладой и Розой Афанасьевной — до них удалось дозвониться до первых! Григорий Давыдович на "персональном Эдике" рванул из "России" в редакцию "Комсомолки". А я, "не слезая" с телефона, пытался разыскать Альдону, набирая один за другим ее рабочие МИДовские номера, которые мне надиктовала Вера.

Помимо прочего, интересной была реакция Брежневой на "наших" девиц...

Смущенную Ладу Галина Леонидовна встретила добродушной улыбкой, и сразу перешла на "Ладусю". Появление Веры вызвало вздернутые брови и удивленно-одобрительный кивок её внешности. Когда же в ателье появилась припозднившаяся Альдона — дочь Генсека приложила все усилия, чтобы сохранить на лице равнодушное выражение — хотя и не могла не отметить тот факт, что директор ателье знала(!) Альдону по имени.

Зато с кем общий язык дочь Брежнева нашла сразу, так это с Розой Афанасьевной и Григорием Давыдовичем! И если с хитрованом Клаймичем она была знакома, да и тот умел понравиться почти любому, то Роза Афанасьевна минут через пятнадцать знакомства уже даже одергивала(!) увлекающуюся Галину, когда та начинала давить на директора ателье и модельера при обсуждении будущих нарядов... А вечером, когда мы все ужинали после утомительных обмеров и обсуждений в ресторане "Советский" (бывший прославленный дореволюционный "Яр"), Ладина "бабуленция" покорила Брежневу уже настолько, что безнаказанно отобрала у нее бокал с коньяком, строго сообщив, что "уже хватит"...

Как мне показалось, приехавший за супругой Чурбанов с заметным облегчением обнаружил жену во вполне вменяемом состоянии. На радостях он даже четверть часа посидел с нами, выпив чаю с бисквитом.

"Если верить воспоминаниям "современников", ты свою супружницу частенько утаскивал домой со скандалом и под ее пьяный матерок... Да уж... выбрали люди себе судьбу. Все было. Кроме счастья...".

Понимая, что сегодня бОльшую часть дня провел инертно, я решил одним ходом вновь стать "Главным действующим персонажем". Дернув Чурбанова за рукав кителя, я принялся "театральным" шепотом рассказывать ему, как нам сегодня помогла Галина Леонидовна — сколько она всего сделала, и какие новаторские творческие идеи выдвигала.

"Бинго... Как с детьми! Эффективно и подленько...".

Разговор за столом увял. Брежнева, уткнувшись в полупустую чашку, напряженно прислушивалась к моим словам, Роза Афанасьевна, прервав Клаймича на полуслове, стала что-то негромко ему рассказывать на ухо.

— Так что... если бы вы тогда не сказали, что надо к Галине Леонидовне... за помощью... И не знаю, что бы мы делали... — сокрушенно закончил я свой негромкий доклад...

Когда прощались, Брежнева с повлажневшими глазами обняла меня, "обчмокала" и сбивчиво выдала:

— Ты главное... не волнуйся, Витюня! Тетя Галя все сделает так... Все завидовать будут!..

"Ну, склонность к поцелуям у вас наследственная... Хорошо хоть не в губы, как "многозвездный" папа! Несчастная баба, по сути... Приглядеть за ней, что ли...".

Поймав задумчивый взгляд Альдоны, снова напрягся...

Так или иначе, но за всеми этими событиями, суетой и подготовкой, неумолимо наступило двадцать седьмое октября тысяча девятьсот семьдесят восьмого года — день 60-летия образования Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.

Хм... Нет, так-то понятно, что День рождения ВЛКСМ двадцать девятого октября, но Торжественное заседание по этому вопросу устроили почему-то двадцать седьмого. Видимо, чтобы все советские люди могли два дня "горячо" отмечать это великое событие, а воскресенье осталось на "опохмелиться"!

Ну или менее романтично: двадцать седьмое октября просто последний рабочий день недели перед годовщиной.

Начался денек мерзопакостно. С подъема в шесть утра. Потому что уже к семи часам все участники Приветствия должны были собраться в КДС. И это при том, что начало Заседания только в десять.

"Господи — благослови Чурбанова хотя бы за то, что он распорядился отвезти меня в Кремль на машине!".

Когда в шесть сорок пять я вылезал из "Волги" с мигалкой и прощался с зевающим водителем, к парадному подъезду Кремлевского Дворца Съездов одна за другой подъехали еще три её черные "сестры".

Из ближайшей машины вылез Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Пастухов, оценил моё "явление", и первым шагнул с протянутой рукой. Прибавив в движении, я резво подскочил к нему, и максимально "уважительно" пожал начальственную длань.

Из других машин повылазило остальное комсомольское начальство, и на пару минут я оказался в окружении "комсомольских вожаков". Все они были невыспавшиеся, нервничали и старались "бодро" улыбаться.

Пастухов замер на месте, и задумчиво рассматривал КДС, как будто видел его впервые.