S.V.A.N

До поры. А когда она наступила, директор внезапно перешел кому-то дорогу и оказался пошло расстрелян из помпового ружья прямо у порога роскошного дома в пригороде.

А акции предприятия, по какому-то, совершенно непонятному случаю, оказались на руках у его зама. Причем доверенность на свою часть дала и ставшая к тому времени совершеннолетней дочь Антона, Маргарита. Которая, впрочем, и сама не знала о том, что владеет контрольным пакетом.

Глава 10

Назвать Александра Сергеевича Сорокина "правильным ментом" в голову могло прийти лишь совсем незнакомому с ним и с его служебной деятельностью человеку.

Все прочие в один голос, естественно, за глаза, иначе как "ссученным" его и не звали.

Термин, принятый в уголовных кругах для характеристики сотрудничающего с оперчастью зека, в данном случае имел совершенно иную окраску.

Притом, хотя все вокруг знали или, по крайней мере, активно догадывались о его шашнях с криминалом, сидел полковник на своем месте крепко. Сообразительные сослуживцы, сделав вывод о наличии у коррупционера крепкой руки где-то в высших эшелонах власти, видя непотопляемость данного субъекта, старались просто обходить его стороной. Дабы не испачкаться самим, но и только.

Сам "Тихий", как прозвали его в управе за неприметность и манеры, словно и не замечал, как смолкают при его появлении разговоры, и убираются с глаз секретные, и не очень, бумаги, а продолжал служить.

В народе про таких говорят: "Плюй в глаза..."

Начинал Саша службу родине, как ни странно, вовсе не с постовых. Известно, впрочем, о его службе было немного. Даже кадровики знали, что до Краснознаменной он окончил военное училище, успел выслужить старшего лейтенанта где-то в северном гарнизоне и вдруг, бросив все, подал рапорт о переводе в МВД.

Впрочем, вдруг — это лишь звучит просто. Сменить форму одежды, перейдя из системы в систему, дело весьма и весьма непростое. Мягко говоря. А если быть точным, то практически невозможное. Хотя, как показал его пример, в принципе, решаемое. Если есть правила, то есть и исключения.

Помог ли неизвестный доброхот, или причина крылась в чем-то ином, только уже через полгода после подачи рапорта старший лейтенант Сорокин примерил камуфляж командира роты батальона армейской милиции, а еще через год — уже капитанские погоны в одном из подразделений оперативной направленности при Управлении Внутренних дел довольно крупного сибирского города.

Как уж вышло, что не имевший розыскного опыта, и даже ментовской "вышки", капитан, не выслужив положенного срока в майорском звании, вдруг оказался в списке министра на досрочное присвоение подполковника, не понял никто.

Скорей всего, способствовала карьерному росту командировка в регион Северного Кавказа, куда молодой службист напросился, узнав, что вернувшимся из горячей точки положено "внеочередное", или догнавшее его "Мужество третьей степени"? Хотя, зная жуковатого тихоню, сослуживцы не сомневались, что и продвижение после командировки, да и сам орден, спроворил ему высокий покровитель.

— Тоже, блин, "оборотень", — недобро смеялись опера, глядя на припаркованный у входа блестящий " Оппель" ретивого подполковника.

А когда еще через год освободилась полковничья должность заместителя начальника отдела, с погонами сорокалетнего зама поздравило весьма небольшое количество сослуживцев.

Никто не знал, что за поддержка у молодого выдвиженца, однако, все видели, как сообразно служебного роста растут доходы "оборотня".

Неброские, но дорогие часы, дом в пригороде, полный бумажник: "Ну не с зарплаты ведь?"

Хотя справедливости ради стоило признать, что показатели раскрываемости у отдела с приходом на пост нового зама рванули вверх. Но и этому нашлось простое и понятное объяснение.

"Успехов оперативники добиваются не благодаря, а вопреки чуткому руководству", — решили окружающие и, тяжело вздыхая, продолжили следить за карьеристом.

— И хрен с ним, — в сердцах высказался даже сам начальник отдела в узком кругу, когда после очередной попытки приструнить тихушника, из Главка пришло неконкретное, однако, вполне доходчивое предупреждение — "не трогать".

— Авось, когда-никогда друзья-бандиты ему сами голову оторвут, — рискованно добавил начальник, узнав, что его правая рука засветился в компании с криминальным авторитетом, в лучшем ресторане города, и, как донесли контакты в окружении авторитета, вовсе не стеснялся обсуждать с уголовником довольно скользкие вопросы.

Александр Сергеевич к глухой ненависти окружающих и некоторому вакууму вокруг своей персоны относился довольно равнодушно.

"Собака лает, а караван идет", — философски рассудил он и, не обращая внимания на демонстративную неподачу руки особо ярых правдолюбцев, тихо и спокойно проходил по коридорам управы.

Не совсем законное задержание автомобильного мошенника оперативниками районного УРа, которое он "выявил", объезжая подведомственные отделы, оказалось для него как нельзя кстати.

Его интерес, вовсе не связанный с расследованием каких-то конкретных дел, был вызван именно этой, второй, стороной его службы. Подходы к фирме расстрелянного в непонятку Ильи Гнуса оборвались с гибелью его водителя, барабанившего лично Сорокину, и экспромт, на который полковник решился, был вызван страшным цейтнотом и спешкой.

Операция вступила в завершающую стадию. Прибыли из южных краев исполнители. Нарисовался даже загадочный организатор. А вот фигура Крота, вдруг решил сыграть свою партию, и встал на дыбы, стала лишней.

" Пробу на Буром ставить негде. Судя по докладам — тварь конченая. Но делу послужит. Тратить на такого казенную баланду лишние расходы. Горбатого могила исправит. Для всех будет лучше, если с отморозком расправится сам Кротов", — решил Сорокин.

И у того, и у другого за душой столько, что, если по совести, на "вышку" тянет. Поэтому он не испытывал вовсе никаких терзаний, подставляя выдернутого из районной ментовки Бугра под расправу.

Все "стрелки" уйдут в соседнюю область, никому и в голову не придет связывать подставу с местными разработками. А вот изъять из цепочки засбоившего Крота можно будет запросто. Закрыть его на сорок восемь суток на совершенно законных основаниях. А а что с ним может случиться в "крытой", это уже не мое дело. — Сорокин, в который раз тяжело вздохнул, поймав себя на мысли, что уже и в мыслях рассуждать начал с применением блатного жаргона.

Нужно следить. Иначе, даже неудобно.

Он проводил взглядом вошедшего в подъезд Бурого. "Странный, неужто я его неправильно прочитал? — озадачился Сорокин, припоминая детали разговора. — Ну не похож он на того отморозка, каким он рисуется по документам. Не похож и все тут. Хотя Чикатило тоже не по Ломброзо выглядел, — с усилием отогнал сомнения оперативник. — Три человека на нем уже висят, минимум. Семья транзитника. Стукач клялся, что своими глазами видел, как стрелял в них Бурый".

"Так что собаке и смерть собачья, — подвел итог полковник. Решительно выбросил сигарету, увидев, как зажегся свет на третьем этаже.

То, что случилось на следующий день, стало для Сорокина неожиданностью. Объект, послушно исполнив первую часть плана, не исчез в недрах бетонного короба, а как ни в чем ни бывало покинул здание фирмы. И в два счета, словно имел дело не с высококласными спецами наружного наблюдения, а с дошкольниками, оторвался от слежки. Но не рванул со всех ног из негостеприимного города, а вновь засветился на явочной квартиры. И вновь, словно играя с наружкой, исчез.

Впрочем, доклад наблюдателей, успевших лишь " помахать" вслед беглецу, одновременно и озадачил.

Сорокин перебрал фотографии, сделанные хорошей, длиннофокусной оптикой. — Да это была она. Неизвестно с какой стати возникшая здесь, в городе, дочка первого владельца фирмы. Фактически, ее владелица. Она как ни в чем ни бывало шла рядом с удачливым мерзавцем.

"Как так?" — он выхватил из кармана телефон, лихорадочно набрал номер агента, прохлаждающегося в Ницце. Выслушал сбивчивое объяснение и едва сдержался, чтобы не выйти из образа пуленепробиваемого Тихони: — Гоша. Я тебя для чего выдернул из камеры? Во Франции водку жрать? Тебе приказали следить за ней пуще глаза. Так? Ну и что теперь? Огорчил ты меня. Очень. Короче, у тебя день. Потом я передам розыскной лист в Интерпол. Все. Успеешь свинтить, живи, нет, сам виноват.

Коммерсант попытался что-то сказать в свое оправдание, однако, было поздно.

Сорокин сжал зубы: "Гоша уже заработал первое предупреждение, когда вместо того, чтобы присматривать за девчонкой не удержался и привлек ее к делу. Тут впрочем, не было его особой вины.

Выросшая без родителей, Ритка уже достигла совершеннолетия, и сама была не прочь попробовать рисковой доли эскортной дамы. Правда, быстро остепенилась, но это ее дело. К тому же платил ей Гоша по-королевски. Тут без претензий. А что до морали, так я ей не отец, сама большая. От нее не убудет, а для дела профит. Не нужно штат раздувать. — Сорокин задумчиво размыл сигарету. — Не было у бабы забот". Отправив девчонку во Францию, Сорокин считал ее в полной безопасности. А теперь, когда она возникла в городе, добавилась новая головная боль.

Окончание доверенности на управление активами не за горами, а если не удастся стреножить Крота, и тот сумеет выйти на ее след, могут возникнуть проблемы.

Сорокин загасил сигарету: "Отмороженный десантник совсем не к месту, — он с непонятной четкостью припомнил изодранное лицо Бурова. — Хорошее лицо, простое. Вот только... Стоп". — Он пододвинул служебный ноутбук и набрал фамилию. Недолго подумав, мощная машина выдала установочные данные на Бурова, являющегося активным членом устойчивого преступного сообщества, занимающегося...

Впился глазами в лицо: "Ого! Как так? — потер лоб, пытаясь сообразить, в чем тут фишка, нажал кнопку распечатки фото.

Никакого шрама на физиономии нахального вора не было. Да что шрам? Лицо задержанного вовсе не походило на имеющееся в картотеке изображение.

"И кого это я тогда вербовал?" — поинтересовался внедренный в систему МВД офицер спецподразделения Федеральной Службы Безопасности.

Это в кино, и то, повинуясь воле и задумке режиссера, внедренный в окружение бандитов разведчик вызывает всеобщую симпатию и приязнь. Умудряясь оставаться "незамазаным" в их темных делишках, он легко водит за нос всех своих врагов. Увы, в жизни все куда более жестоко. Никто не подпустит нового члена банды и близко к, коли появится хоть малейшее подозрение в его чистоплюйстве или нежелании участвовать в общем деле. Да оно и понятно. Лишь повязав сообщника пролитой кровью жертв, они могут надеяться, что в опасный момент их подельник не сдаст всю малину.

Потому и не было в действиях полковника Сорокина ничего странного. Ежели ты коррупционер и иуда, будь добр соответствуй. И одними рассказами или демонстрацией внешних проявлений неизвестно откуда возникшего достатка тут не обойтись. Извечная проблема внедряемых агентов решена уже давно и радикально. В спецслужбах сидят не дураки и отлично понимают: заслать человека под прикрытием и ждать, что он сумеет остаться законопослушным гражданином, неразумно. Другое дело, что агента желательно все же не допускать к самому краю. Ибо, кто знает, сможет ли перевесить принесенная им польза те преступления, на которые тому придется пойти.

А еще проблема в том, как влияет этакое насилие над волей и принципами вкупе со своеобразной индульгенцией на самого агента. Нормальный человек не может испытывать удовольствия от преступления, но кто знает, как меняется психика человека, вольно или невольно ставшего преступником.

Иными словами, нарисовать образ борца с преступностью одной или даже двумя красками задача изначально невыполнимая.

Рассуждения эти хороши для сидящих у телевизора зрителей, а вот для того, кто по собственной ли глупости или по стечению обстоятельств избрал для себя столь трудное ремесло, они просто опасны, а временами губительны. Решить нужно раз и навсегда, чтобы не метаться в сомнениях каждый раз, когда приходится стоять перед нелегким выбором.

Мог ли знать Александр Сорокин, старший лейтенант морской пехоты, когда его вызвали на беседу в особый отдел бригады, о том, какие испытания и сложности подбросит ему эта встреча, возможно, сделал бы все, чтобы избежать ее.. А тогда бравый морпех, готовый выполнить любое задание партии и правительства лишь расправил складки затянутой ремнем черной тужурки, и шагнул на встречу с неизвестностью.

После было всякое. И удивленные взгляды сослуживцев, и презрительные — командиров, искренне считавших его ушлым приспособленцем, открытая ненависть, и плохо скрытая брезгливость. Да всего и не упомнить, однако выручала его твердая вера в правильность выбора. Если решил-нужно делать. И хорошо нужно делать

Чтобы тебя сочли достойным, мало заявить, мол, я ренегат и сволочь. Купите меня. Нужно еще доказать это всеми своими поступками. Не легкий запашок гнили должен исходить от предателя, а густой выхлоп.

Вначале он и впрямь искренне удивлялся тому количеству ухищрений, на которые пришлось пойти разработчикам. Понимание пришло позднее. Внедрить агента в систему, где недоверие считается нормой, а дотошность в оценке возведена в степень, возможно, куда сложнее, чем забросить в чужую страну.

Да и как, если рассудить здраво, должны поступить специалисты в таком случае? Направить под прикрытие молодого специалиста, окончившего ФСБшное училище? Или завербовать уже состоявшегося сотрудника органов? И в том, и в другом случае провал возможен куда скорее.

Человек живет не в безвоздушном пространстве. И если кандидат засветился в структуре Большого брата, то опытные сотрудники славных органов это рано или поздно узнают. Останется ведь бумажный след. Не создавать-же агенту новую биографию? Сложно, муторно, и еще более опасно. Перефразируя классиков жанра "Менты они как бабы, обман сердцем чуют". А вербовать? Увы, здесь куча своих нюансов. Человек оброс связями, показал себя. И самое главное, если он честный мент, как говорят в органах, то у него уже есть репутация, ломать которую чревато. Да и не факт еще, что псевдо-оборотень не заиграется. Ну и наконец, агент нужен не через двадцать лет, а в обозримой перспективе. Не на уровне участкового, а в куда более высоких чинах и званиях. Потому и рос старлей, перескакивая через звания и шагая по головам сослуживцев. И молчаливо сносил глумливые ухмылки и откровенное презрение окружающих.

Немного сумел отойти душой, когда возникла необходимость поехать в командировку. И хотя кураторы старались обезопасить его нахождение в горячей точке, сумел оторваться. Опыт и знания пригодились. Воевал без глупой горячности, но все же сумел выплеснуть накопившуюся злость. А после все вернулось на свой круг. Временами он с некоторой опаской замечал, что вполне освоился с личиной беспринципного мерзавца, а учитывая незримое прикрытие от всевозможных проверок и жалоб, даже почувствовал некоторое удовольствие в безнаказанности.

Но время идет. Нечистые на руку сотрудники уже вовсе не опасались коррумпированного полкана. Беззаботно вели разговоры о терках крышах и откатах. Ну а если у кого-то из сослуживцев, попутавших рамсы, и случались проколы, после которых они отправлялись в столь нелюбимую сотрудниками милиции Нижнетагильскую область, то никто и подумать не мог, что в их неприятностях виноват именно Тихий. Сидя на нарах, они лишь с бессильной завистью рассуждали о несправедливости судьбы, когда их мелкие шалости с законом карались куда сильнее, чем беспредел полковника Сорокина.