Дом Макгибуров

— Это предрассудки. На самом деле никакой магии не существует, а некромантия — занятие для сумасшедших. — отозвался просвещённый пастор, но поспешил следом за молодым человеком.

Оба человека выбрались обратно в помещение, откуда расходились норы коридоров.

— А где же молодая леди? — опомнился пастор. — Что с ней случилось?

Фредерик тяжело вздохнул и обернулся к пожилому человеку.

— Мне не хотелось говорить вам. — признался он. — Но Глория замешана в этих кознях Макгибуров в не меньшей мере, нежели Седрик. Я слышал многие слова и видел отвратительные вещи. Я убедился, что она прекрасно знает то, что здесь творится. Она пыталась остановить своего преступного брата, пыталась также убедить меня уехать, но делала то и другое слишком слабо. Она не пожелала открыть мне всей тайны дома Макгибуров, но я и сам прекрасно понял, что отец и сын самые настоящие разбойники. Старый Гордон грабил женихов своей дочурки, а молодой топил их в озере. Лишь один жених избегнул общей доли, о чём жалел все пять лет, которые провёл в застенке здесь, в этом проклятом подвале.

Пастор ничего не мог сказать в ответ на горькие слова молодого Уоллеса, он только безмолвно ловил губами воздух и цеплялся пальцами за стену.

— Держитесь за меня. — промолвил Фредерик, тронутый беспомощностью этого пожилого и наивного человека, полагающего, что весь мир вполне описывается теми простыми словами, в которых можно составить воскресную проповедь. Молодой негоциант усмехнулся, подумав, что и сам не так давно был полон таких же милых и простых мнений о реальности. Он подхватил пастора под руку, помогая ослабшему от переживаний человеку подниматься по крутым ступеням подземелья.

— Вот этот подвал и есть остатки прежнего дома Макгибуров. — продолжал он. — Огромного и мрачного замка, стоящего на страже холодных вод озера. Здесь они прятали свои тайны, пока обозлённая их колдовством толпа не порушила этот мерзкий вертеп. Придёт ли разрушение на старые камни, из которых построен новый дом Макгибуров? Сколько гнуси прячется за гобеленами его, сколько тайн скрывают его стены! Как крысиными норами, источен он тайными ходами. В каждой стене скрывается глазок, в который смотрят за беспечными гостями алчные глаза хозяев. Они охотятся на человека, как зверь на добычу. И Глория всё это знала и молчала.

— Ох, не судите столь строго. — пробормотал пастор, тащась следом за молодым человеком, которого словно несла какая-то неистовая сила.

— И это всё, что можете сказать мне вы — служитель Бога? — во гневе вскричал Уоллес. — Где воздаяние за те бесчисленные злодеяния, что творились в этой змеиной норе многие годы?! Где был ваш Бог, когда его спасения искал несчастный Кларенс?! Сколько же молитв шептали в тёмной нише его искусанные в страдании губы?! И вот в последний миг, когда спасение его уже приблизилось — он умирает! А Франциск Медина — беззаботный щеголь, добрый малый, любимец муз, король Латинского квартала — он за что погиб?! Так страшно, так бесславно, так мучительно!

— Откуда знать нам, мелким тварям, как и какими тайными путями творится справедливость господня? — держась рукой за сердце и запрокинув бледное лицо, ответил пастор. — И я верю — о да, я верю! — что моя вера выведет меня.

— Так отчего же тётушку Лауру не спасла её святая вера?! — в бешенстве вскричал Фредерик. — Или она была не слишком доброй христианкой?!

На это пастор лишь взглянул в глаза молодому человеку с жалким видом, и скорбная гримаса исказила его простое и невзрачное лицо. О, если бы наказание за грех и воздаяние за веру было столь же скорым, как пожелания людей! О, если б было бы оно столь последовательным и очевидным, как проповедуемые истины! Но, где же потерялся ангел, охраняющий простые души — прибежище наивной веры?

Дверь подземелья распахнулась и выпустила двоих людей наружу — в сырую свежесть поздней ночи.

— Ох, погодите, — пробормотал пастор, бессильно опускаясь у стены. — Дайте передохнуть.

— Нам некогда. — безжалостно ответил Фредерик, снова подхватывая пожилого человека под руку. — Надо уходить.

Он потащил последнего оставшегося в живых гостя дома Макгибуров к каретному сараю.

Твёрдой рукой он запряг в коляску лошадей, затащил в неё пастора и вдруг задумался.

— Ну что вы медлите? — взмолился пастор. — Я умираю со страху!

Но Фредерик колебался — он пытался понять, в самом ли деле ненавидит Глорию или только разжигает в себе неприязнь ко лживой дочери Макгибуров.

— Если я не вернусь через час, уноситесь отсюда. — сказал он пастору. — Вы умеете править лошадьми?

Тот судорожно кивнул в ответ, читая в глазах молодого человека решимость.

— Я буду ждать вас, Фредерик. — прошептал пастор. — Но умоляю вас: вернитесь!

32.

Он снова шёл в проклятый дом, которым теперь владел по свадебному договору. О, если бы в его власти было разнести по камушкам этот ненавистный склеп! С каким бы наслаждением похоронил он здесь все тайны и позор семейства Макгибуров! Но что он делает, зачем он возвращается сюда? На что надеется, чем себя обманывает? Не пакет же с документами, в самом деле, влечёт его под эти ослизлые стены!

Не смея войти главным входом, сэр Фредерик, трепеща от страха, лёгкой тенью огибал огромный дом. Он направлялся к боковому входу, которым выходила тётушка Лаура, вынося помои. Ему казалось, что этой дверью ходит меньшее из зол, обитающих в стенах ненавистного дома. Здесь выходила, шаркая подошвами, пожилая леди, когда с достоинством верующего в вышнее воздаяние человека совершала свой долг перед братом мужа. Она взяла на себя работу прислуги в этом бедном доме и старалась по мере сил соблюсти весь положенный ритуал встречи жениха. Для неё было всё просто и понятно, и вот она-то, милая и добрая христианка, оказалась жертвой дьявольского плана Макгибуров.

— Где справедливость твоя, Господи! — скрежеща зубами, возносил Всевышнему строптивую мольбу сэр Фредерик.

Входная дверь даже не скрипнула, впуская в чрево дома Макгибуров его нынешнего владельца. И Фредерик мысленно возблагодарил милую тётушку Лауру за то, что та с присущей ей аккуратностью смазала жиром петли.

Что делает он тут? Зачем возвращается? Ну что за дикая идея гонит его снова в жилище мертвецов?

"Ах, Глория, Глория, что ты сделала с моим сердцем!"

Страшен сон безумца. Несовместимы с разумом поступки человека, утратившего веру в справедливость. Он словно гонит себя к пропасти, презрев и жизнь, и безопасность, и все ценности, которыми ранее дорожил. Он ставит под сомнение саму реальность мира. Он словно пускается в плавание по чёрным водам Стикса, в любой момент рискуя утратить самого себя. Его несёт навязчивая мысль поймать ускользающую от него истину, он гонится за ней, как за болотным огоньком, упрямо не желая видеть под ногами смертельную опасность. Он одержим. Он исступлён. Он совершает глупость.

Дом Макгибуров, что ты за явление? Какая дьявольская рука тебя сложила, какая воля в тебя вдохнула твой мертвящий холод? Что видели, чему свидетелями были твои камни? Какую реку стонов и смертельных криков проносило под твоими мрачными сводами? Как кровью не сочатся твои стены? Как не ослепли окна, скрывая за собой чудовищную гибель Макгибуров? Как много их осталось в этом доме-склепе, навеки унесённых злобой старших братьев!

— Что вы молчите, Макгибуры? — беззвучно спрашивал у портретов Фредерик.

"Беги прочь, сэр Фредерик." — отвечали Макгибуры.

— Скажите, дама, эта седая прядь в ваших волосах не есть след вечного проклятия? — обращался к высокомерной леди Фредерик.

"Прочь, Уоллес." — холодно говорила та.

— Скажите, сэр, за вашим высоким воротником скрывается не перерезанное горло? — спрашивал у господина викторианской внешности измученный Фредерик.

"Беги, несчастный." — роняли плотно сомкнутые губы.

— Проклятый Седрик. — говорил с ненавистью Фредерик портрету колдуна. Тот ничего не отвечал, лишь горящие чёрным пламенем глаза его впивались в душу Фредерика. Лицо последнего потомка Макгибуров было дьявольски прекрасным — он походил на Люцифера в тот момент, когда его с небес повергли наземь. Сквозь смуглую кожу щёк, казалось, прорывался жар дьявольского пекла, тонкие губы безупречной формы едва сдерживали возглас ярости и боли. Чёрные волосы вздымались, как от палящего ветра преисподней.

Чем больше вглядывался Фредерик в портрет, тем более ему открывалась тайна Макгибуров.

— Ты... ты любил её! — воскликнул в леденящем ужасе несчастный Уоллес.

"Да! — хохотал портрет. — Не я один, все первенцы Макгибуров рождены от тайной связи братьев с сёстрами! Вот почему все вторые братья умерщвлялись! Одно древо, один ствол, одна кровь!"

— Умри. — сказал, как отрубил Фредерик. Он поднёс свою свечу к глазам портрета и содрогнулся, увидев, как те заметали чёрные молнии проклятий.

— Смерть Макгибурам. — сказал чей-то хриплый голос за спиной. И Фредерик, обернувшись, увидел Седрика — всего за миг до того, как страшный удар по голове обрушил его в беспамятство.

* * *

"Почему никак не настанет утро?"

Кто спросил это? Сам Фредерик или кто-нибудь ещё? Отчего так дико болит голова, и в ушах воют все волки Шотландии? Или это ветер гуляет в разбитом черепе?

Слипшиеся веки с трудом разомкнулись, и глаза Фредерика медленно скользнули вокруг. Он узнал это место — тут некромант вызывал своего тёмного духа. А сам Фредерик лежит на дощатом помосте, связанный по рукам и ногам — беспомощный, как новорождённый.

В стороне слышалась глухая возня — что-то двигали с усилием, чем-то побрякивали. Обострившийся слух уловил сиплое дыхание — это с трудом втягивает воздух деформированная грудная клетка горбуна. Шаркающий звук — это волочится искалеченная ступня Седрика. Он что-то бормочет, как старик, со злобной интонацией.

"А ведь ему не более двадцати семи лет!" — догадался Фредерик. Конечно же, брат Глории старше её на пять лет, а ей было семнадцать, когда погиб Кларенс. Сколько же страданий пережило это искалеченное тело, что обрело старческую немощь.

"Ну как не так!" — сам себе усмехнулся Фредерик, вспомнив, какой огромной силой обладали руки Седрика. Да и не слабым надо быть, чтобы унести на себе такого высокого человека, каким был Уоллес.

— Я не слишком сильно тебя стукнул? — озабоченно спросил колдун, возникнув над скорбным ложем Фредерика. Его длинные космы свесились над лицом молодого человека. На Фредерика смотрело странное лицо — половина его была уродлива, как маска чудовища. А вторая половина безупречна, как лик падшего ангела.

— Ты меня убил. — прошептал одними губами Фредерик.

— Не беспокойся. — отвечал горбун. — Скоро явится она и разрежет твои путы. Тогда ты вскочишь с этого места и убьёшь мерзкого колдуна Макгибура. Потом ты бросишься скорее в свой сарай, где ждёт тебя в коляске умирающий от страха пастор, и вы быстро покинете этот проклятый дом. Деньги я подбросил под сидение коляски. Твои костюмы и все прочие вещи я сложил в сундук и прикрепил сзади.

— Зачем тебе всё это? — недоумённо спросил Уоллес, забыв притворяться, что умирает от удара.

— Затем, что в той коляске уедешь не ты, а я. — со смешком ответил колдун. — А ты останешься валяться здесь с размозжённой головой. Потом она всем будет рассказывать, что проклятого Макгибура сразила твоя рука, как орудие божественного гнева. Кто не поверит этой доброй леди?

— Ты говоришь о своей сестре?

— Нет. Я говорю о тётушке Лауре. А сейчас не мешай мне, до её прихода я должен завершить обряд.

Рука горбуна приблизилась к лицу Уоллеса с грязной окровавленной тряпкой в цепких тёмных пальцах.

— Скажи мне, Седрик, — лихорадочно заговорил несчастный Фредерик, пытаясь отодвинуть страшный миг ужасной пытки. — Скажи, зачем ты так долго мучил Кларенса? Была в том какая-то необходимость?

— А. — неохотно отозвался мерзкий некромант, и его рука застыла над лицом последней жертвы. — Он должен был за всё ответить. Простая смерть была бы для него слишком хороша. Он должен был утонуть. Всё было для того готово — лодка с подломанной доской. Он выбрался на берег и скрывался среди леса. Но деться было некуда — дорога отсюда одна. Когда я понял, что он спасся, я попытался его сбросить со скалы. Но мне не повезло — мы упали оба. Я разбился, а он остался цел. Но дело было сделано: мы с отцом уже пустили слух о его кончине. Иначе он бы выдал нашу тайну.

Горбун замолк и надменно посмотрел в глаза прикованного пленника.

— Он должен был страдать. — зло добавил некромант. — За моё увечье, за то, что обманул нас, за то, что Глория хотела с ним бежать. А теперь заглохни, потому что время близко.

И он безжалостно затолкал ему в рот Фредерику свёрнутую тряпку.

— Язык не прищемил? — осведомился Седрик. — Мне нужен будет твой язык, чтобы говорить в лондонских гостиных комплименты юным леди.

И Фредерик, глядя в его жестокие глаза, понял, что говорится всё это отнюдь не в шутку — Макгибур действительно намеревается жить его, Фредерика, жизнью. Он переселит свою душу в тело Фредерика, потом умертвит руками Фредерика своё прежнее тело, вместе с Фредериком, а потом под руку с Глорией направится в конюшню, где всё приготовлено для бегства. Проклятый горбун с самого начала водил его за нос, а Фредерик старательно исполнял дьявольский план дьявольски умного Седрика.

Он был бессилен что-либо изменить. Связанный, как овца на бойне, он смотрел в потолок остановившимся взором. Лишь мысли были подвластны Уоллесу.

"За что, о Боже? Это вся твоя справедливость? О, если бы я не влюбился в Глорию так безнадёжно, если бы не кинулся её искать! Я бы уже мчался в десятке миль отсюда. Я сумасшедший, что пошёл спасать эту лживую дочь Макгибуров. Наверняка она всё знает о плане Седрика. Да, она всё знает, я сам слышал, как он поведал Глории свои намерения."

От этой безнадёжной мысли в голове у Фредерика помутилось, и он впал в состояние прострации, словно заранее отрешившись от своего тела.

Низкое тягучее пение ворвалось в уши Уоллеса, как огненный набат. Его скрутил ужас, поскольку молодой негоциант понял, что означают эти звуки. Это проклятый некромант вызывал своего кровавого духа. Последовавшее за тем заставило Фредерика забиться в своих путах, поскольку не было сил противостоять тому торжествующему рёву, который раздался из медной чаши, полной крови.

Голос некроманта заполнял всё помещение, словно громовой гул, и в такт этому неистовому воплю пульсировал на стенах и потолке кровавый свет. Чудовищные лики возникали и исчезали в воздухе, наполненном удушающим запахом адской серы. Многозубые пасти скалились на Фредерика, роняющие кровь когти тянулись к его лицу. А голос некроманта всё завывал и метался под сводами, призывая того духа, что обещал ему жизнь в новом теле.

— Ты принёс мне кровь?! — взревел, как сотня труб, голос.

— Я сам буду твоей жертвой! — пронзительно вскричал Седрик Макгибур. — исполни моё желание, и ты получишь это тело, и невинную душу, заключённую в нём!

— Мне мало! — закричал дух. — Ты зря играешь со мной, Седрик Макгибур! Где тётка, где пастор?! Мне нужны эти чванливые святоши, которые воображают, что они обрели спасение!