| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Накрыло волной жара, придавило к земле. Когда пятеро смогли снова поднять головы, отверстия на том берегу не было. Только развороченная куча медленно остывающего известняка там, где еще несколько минут назад зиял вход в пещеры Грома.
— Чистые души к свету ушли.... — шептали губы Сирени, — теперь лет на десять или больше... Пока новый путь не пробьет.
А Костер обнимал плечи своего друга, и тот с трудом расслышал, что маг повторяет что-то совершенно неподходящее: — Домик, домик в деревне и надел земли....
— Все, назад к лагерю, нам здесь больше делать нечего, — раздался почти обычный голос волшебницы, — И не сметь рассуждать о цене!
В лагере начальница вытащила из своего мешка синий прямоугольник, личное удостоверение путешествующего простолюдина и протянула Плющу:
— Это тебе. Бумага волшебная, все стерпит, впишешь имя, какое захочешь. В отчете укажу, что ты погиб. Оружие можешь забрать, не благодари, и поторопись.
— Не смей оборачиваться, а то ледяной молнией угощу! — закричала она вслед воину, медленно удалявшемуся по протяженному лугу с редкой от засухи колючей травой. И только когда он прошел некоторое расстояние, обратилась к "второй половине рамки":
-Костер-на-берегу, ты понимаешь, что магу без уровня в управлении делать нечего? Но если будет нужда, ко мне лично всегда можешь зайти. А задержала тебя специально, хотела подарить хоть какое-то подобие выбора. Захочешь — догонишь, не захочешь — у света больше, чем четыре стороны. Иди и живи! — произнесла Сирень стандартную формулу, которой маги освобождались от дальнейшей службы.
Костер коротко поклонился, и ничего не ответил, потому что именно так предусматривали правила. Он подхватил свой мешок, и пошел вслед своему товарищу, сорвавшись на бег только тогда, когда услышал за спиной:
-Парни, портал до Накса, прямо сейчас.
Горизонт затягивало рваными облаками, приближался долгожданный дождь.
Глава 12. Сливы и яблоки
По лугу, настолько сухому, что между редкими кустиками осоки, куртинками розовой кашки и высокими колючками виднелась голая глинистая почва, задыхаясь, бежал человек. Бежал туда, где за разливом цветущего кипрея, похожего на пенку на малиновом варенье, начиналась серо-зеленая полоска далекой рощи, и маленькая фигурка одинокого путника двигалась, подобно муравью. Издали казалось, что она еще нескоро уползет прочь с глаз. Серое тяжелое небо обещало дождь, но порыв ветра ударил в лицо и принес только две-три капли, сухая гроза прочертила небо желтой худосочной молнией, нехотя проворчал гром. В духоте все сильнее чувствовался медовый запах кипрея, в груди разрасталась тянущая боль.
"Да, отбегался я," — охнул бывший маг королевского управления, когда боль заставила-таки остановиться, сесть прямо на колючую траву, а потом и лечь.
Придавленные весом тела сухие травинки неприятно кололи даже сквозь одежду, бурый кузнечик нагло прыгнул прямо на ладонь, но быстро убрался восвояси.
"И что это мне понадобилось бежать? Cлед взять в безлюдном месте нетрудно, никуда он от меня не денется," — утешал себя волшебник, с трудом отгоняя мух-жигалок.
Боль постепенно отпускала. Небо так и осталось серым, солнце, беспощадная сила которого так досаждала за последнее время, не собиралось появляться. Через некоторое время маг смог сесть и неспешно оглядеть местность.
"Кипрей нынче разросся, а ведь место его на вырубках и гарях. Надо же, сколько его. Ведь этот луг еще пару лет назад был полем, овес растили или ячмень, еще дернина не успела образоваться. А теперь бросили, никому не нужно. Может, теперь что-то изменится, да вряд ли. Дыру заткнули. А людей не вернешь, они теперь в столицу ушли, в города помельче, или в Драгцветмет. Земля здесь и прежде неласкова была, урожай на два неурожая. Дыру заткнули? Двое в сером, совсем дети... Где это только Сирень взяла их, шагнувших в пещеры Грома так легко? Похожи на послушников Серого, им ведь любить нельзя, а эти любили друг друга, наверное, поэтому. Да, Сирень удивительная, собрала экспедицию. И мы с Плющом...Плющ.... Помчался вперед, и не оглянулся ни разу, ледяной молнии испугался? А я вслед за ним тащусь, и не знаю, зачем. Хотя нет, знаю. Потому, что не привык быть один, сам за себя. Всю жизнь управлению магии служил, даже в свободном поиске знал и верил, что за мной сила, даже, когда хотел быть первым, но среди своих, чтобы оценили и восхитились. А теперь — в первый раз один, сам за себя и никому не нужен, как эта земля. Кроме него, кто у меня остался? Мать где-то в деревне. Она за эти годы привыкла, что если сын — маг, так отрезанный ломоть. Сестра ее не оставит, а я к ней такой не пойду. Но один быть не готов. И не знаю, чем теперь буду."
Будто в ответ на унылые раздумья из кармана высунулась коричневая головка на бледном кольчатом теле.
— А ну, брысь, — сердито пихнул маг назад в карман своего "питомца" — я еще не настолько упал духом, чтобы тебе было чем поживиться, и не помираю, чтобы ты заполучила право гулять свободно. — Сейчас отдохну и догоню.
Далеко впереди по тому же самому неприглядному лугу размеренно шагал бывший королевский разведчик Сейне, бывший модный бард Плющ, а ныне почтенный, не из-за возраста, а из-за носимого на среднем пальце змеиного кольца, воин в отставке Ронд. Так решил он поименовать себя в документе, полученном от волшебницы на дорожку. Осталось только разжиться пером и чернилами, а еще лучше румийской самопиской, чтобы вписать на волшебную бумагу, которая, как известно, все стерпит, выбранное имя. Молодой человек презрительно придавливал сапогом непокорные колючки, но старался не наступать на торчавшие тут и там невысокие муравьиные кочки, а то еще в сапог мураши заползут. Спешить вроде было некуда, да и не хотелось. Обещавшийся дождь так и не хлынул, жалкие несколько капель не в счет, и ничто не мешало тому, чтобы мысли бывшего воина прыгали, как кузнечики, с одного на другое:
"Да... А ведь мне очень и очень повезло. Доберусь как-нибудь до какой-нибудь деревни, а там расскажут дорогу в Драгцветмет. Если верить тому, что слышал о нем, так там людской муравейник, никому ни до кого нет дела, только работай, значит, смогу начать все сначала. В охрану наймусь. Подумаешь, выбросили маги, как шелуху от семечек. Большего и ждать не стоило, и так не поймешь, что я в их экспедиции делал. От королевской виселицы меня спасли, в пещеры Грома лезть не пришлось, — воспоминание о пещерах приятным не было. Не забыть до конца дней двоих, юных совсем, что шагнули в смрадную черную пасть, так легко, как в двери храма. Хотя смертей повидал достаточно."
Когда Ронд добрался до края оврага, поросшего кривоватыми березками и старыми осинами, он уже порядком утомился и проголодался, хотя переход и не был таким уж долгим. Сухих веток валялось вокруг порядочно, так что он решил зажечь костер, отдохнуть, может, даже провести здесь вечер и ночь, а потом решить, как быть дальше. Он никак не мог понять, отчего места, в которых довелось побывать всего лишь год назад, казались совсем незнакомыми. Оврага этого прошлым летом точно не было. Снизу тянуло сыростью, спустившись, Ронд смог отыскать небольшой бочажок, почти лужу, набрать мутноватой воды и пристроить кипятить в маленьком котелке.
" Хорошо возле костра. Всегда любил глядеть в пламя, что-то в нем завораживает. Костер...Остался со своими, даже бровью не повел. А, не все ли равно," — мысленно уговаривал себя молодой человек, понимая, что в который уже раз все идет так, как идет, и он ничего не может с этим поделать.
Из вечерних сумерек к приветливому огню робко вышел человек. Светлая толстая коса перекинута на грудь, лицо такое, что, сколько ни смотри, не запомнишь. Худ, в чем только душа держится. Пустой, ничего не выражающий взгляд, а улыбка блаженная будто наклеенная. Орни. Они все такие, сколько ни гляди в глаза, не поймешь, ни о чем думают, ни как к твоим словам относятся. Хитрованы, торговцы бродячие. Чего только нет в их затейливых огромных берестяных коробах, разделенных внутри на разные отделения, карманы и карманчики: от бус из пестрых камешков, до которых охочи деревенские красотки, до редких зелий, за которые в столице пришлось бы заплатить немалые деньги. Где их дом и семьи, толком никто не знает. Говорят, среди болот, на сваях, стоят жилища, там хранят древнее колдовство их женщины, там растут дети, и только мужчины бродят по cтране, гадая о будущем, отгоняя злых духов, приторговывая всякой мелочью. Мать привечала их, любила цветистые россказни, на которые всякий орни горазд, дай только место у очага или за столом.
— Добрый человек, не приютишь ли на ночку возле костра?
— Cадись, небось не объешь, не обопьешь. А кстати, куда ты короб свой подевал, пропил небось, либо лихие люди отобрали?
— Что говоришь, право, добрый человек. Орни не пьют, а отвести глаза лихим людям сумеют. Короба нет у меня, потому как дурно идет нынче торговля, запустели деревни, и незачем таскать с собой этакую тяжесть, хватит и мешка.
— А что, в мешке хоть что-нибудь дельное найдется, или одни мышиные лапки?
— Чего желает добрый человек?
— Чего желаю? Не найдется ли у тебя заморской ручки-самописки?
— Найдется добрый человек, как не найтись, из лучшей лавки что при Драгцветмете.
— Вот и ладно, садись, завтра при свете найдешь.
Поутру орни долго рылся в мешке и нашел-таки искомую ручку. Однако уходить не спешил.
"Вот ведь привязался, — досадовал Ронд, — что ж теперь, и не отделаться от него?"
Но спросить в лоб не решился, все же орни — особые создания, ни к чему злить такого попутчика, а то, не приведи боги, неудачу поймаешь, либо с дороги собьешься. Нет, лучше молчать, глядишь, сам уйдет, увидев, что поживиться нечем.
— Экой ты невеселый, добрый человек, — ласково проговорил орни, — али близкого кого недавно потерял, али еще какая беда приключилась? Ты ведь до Драгцветмета путь держишь, видать, в охрану наниматься?
-Это почему ты так решил?
— А как же иначе, кольцо змеиное у тебя на пальце — это раз. Один ты в лесу, и снаряжение не охотничье — это два. Драгцветмет — неподалеку, три дневных перехода — это три. Видно, ты служивый в отставке, теперь куда ж тебе, только в охрану, в этот самый Драг. Идем вместе, я как раз туда, товары кое-какие прикупить, а кое-какие продать. Да не бойся ты, нешто не знаешь, орни никогда тому, с кем у костра сидели, зла не делают.
— Что ж, идем вместе, — понуро согласился Плющ, которого все более и более захватывало тягучее равнодушие к тому, что было и что будет. Жара. Куда идти непонятно, и отчего местность не вспоминается, тоже.
Еще два дня прошли кое-как. Орни то шел споро, то останавливался, оглядывался, принюхивался, будто не уверен в том, что они идут правильно. Перелески сменялись все такими же тоскливыми глинистыми луговинами с чуть живой от палящего солнца короткой редкой травой, в душной жаре зудели жигалки и слепни. Попадая под защиту деревьев, хотелось никуда не идти, а сидеть и сидеть под зеленым пологом, где хоть как-то можно было спастись от зноя. Орни тащился чуть впереди, не пытаясь завязать разговор и будто позабыв, что обещал вывести на дорогу.
— Эй, ты что, дорогу потерял? Так ловил бы за хвост, пока не стемнело, — хмыкнул воин, когда в предзакатной дымке они добрались до очередной рощицы, и орни снял с плеч мешок, явно не собираясь двигаться дальше.
— Будет тебе, добрый человек, дорога сама нас найдет, давай отдохнем лучше, вот и вечереет.
Ронд все еще опасался чудного спутника, хотя на свою быструю реакцию полагался более, чем на меч и кинжал. Спал чутко и не слишком удивился, когда в отблесках костра склоненное над ним лицо все с теми же пустыми глазами.
— Ишь, дрянь болотная, что задумал, признавайся! — рычал он секунду спустя, оседлав хрупкое тело и плотно обхватив ладонью горло своего спутника.
— Пусти, добрый человек, я ничего, ничего...— из последних сил хрипел орни, и тут черты лица его стали расплываться, исчезла, как будто растаяла, длинная коса.
— Костер, ты? — охнул Ронд, отпуская свою жертву и усаживаясь рядом на пятки, -Я тебя не очень помял?
-Ну, да, я. Не удержал личину. Эх...
-Нет, что придумал, личину. Зачем это. Я ведь тебя и убить мог, запросто.
— Брось, не убил бы, ты разведчик, тебе непременно захотелось бы узнать, что орни от тебя надо.
— Эх, Костер, ну зачем, зачем тебе это понадобилось?
— Не зови меня так, погас костер, Илар я, можно Ил, меня в детстве дразнили: ил, ил, лягуху прибил, а еще ил да навоз — зажимай нос, — ответил Илар совсем не на вопрос, как это он частенько делал и раньше. И тогда его товарищ окончательно осознал, что маг, которого он уже не рассчитывал когда-нибудь увидеть, действительно рядом.
— Илар... Илар, — растягивая слоги, повторил Ронд, будто на вкус пробуя имя, будто не веря, что они снова вдвоем, и никого больше нет, кроме них двоих. И стряхивая "лирическое наваждение", с усмешкой добавил: -А я — Ронд, прошу любить и жаловать.
Сон больше не шел. Где-то в кустах топотали ежи. Велика ли зверюшка, а шуму побольше, чем от лося. Вскрикнул обеспокоенный чем-то дрозд. Илар вздохнул, виновато поглядел на своего товарища, и продолжал молчать, опустив голову, будто хотел что-то сказать, но не решался.
— Илар, ты что? Cам на себя не похож. Да скажи ты хоть что-нибудь. Смотришь так, будто подвел меня чем? Я ведь понял давно, что жизнью тебе обязан. Ведь ты хлопотал в этом Вашем управлении, чтобы меня не повесили за измену родине, а отдали магам по древним каким-то уложениям?
— Да, я. Знал, что ты не изменник, а в очередной раз запутался как-то. Но не воображай, что мне твоя благодарность требуется.
— И не думаю. Но ведь ты мог и не идти за мной, а пошел.
— Пошел, да. А что? Я, как и ты, теперь никому не служу. Отставку получил.
— То есть как? Разве маг не пожизненно магом остается?
— А вот так. Магом остаются всю жизнь, да в управлении не всем место находится, только лучшим. Куда мне с таким-то багажом — уровня нет, зато личная страховидка есть. Как и ты, не знаю, куда идти, с чего начинать. Я говорил как-то — магия, она как песня. Учатся не дару, дар или есть или нет, учатся им управлять. А у меня дар был. Еще в самом начале, мне двенадцать было, случайно подслушал: "Этот мальчишка будет величайшим магом всех времен. Если не сорвется, если совладает со своим даром. Если сможет выдержать расплату, а она должна быть немалой при такой силе". Я и сам верил, что поднимусь высоко. Среди учеников в Управлении был самым младшим, а получалось многое лучше, чем у других. Наставники берегли меня, старались лишний раз не похвалить, А я запомнил этот разговор, что вовсе не был предназначен для моих ушей. Учился легко, уже в 17 у меня был четвертый уровень. Но боялся все время — и расплаты, и потери дара. Расплата бывает разной, учитель мой потерял интерес к человеческой стороне жизни еще в юности, не знался с женщинами, чурался любых удовольствий тела, был хмур и нелюдим. Нет, я так не хотел. Все время пытался доказать себе, что не магией единой. По девкам бегал, выпить был не дурак, а уж если какую-нибудь рискованную забаву учинить, то всегда в первых рядах. Хех, фейерверк в оружейной мастерской накануне дня всех богов запомнили надолго, а доказать, что я это устроил, так и не смогли. А теперь думаю, что не там и не того боялся. И, наверное, моя расплата — ты.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
