1936. 12-я Интернациональная.

— Товарищ Петров! Георгий Васильевич!..

Они крепко обхватили друг друга и так, обнявшись, постояли молча. Встреча у нас на командном пункте была, надо предполагать, не первой в их жизни.

— Ну? Как живешь?.. — слегка задыхаясь, заговорил Петров с еще усиливавшимся от волнения горским акцентом, плохо объяснимым при столь православном имени, отчестве и фамилии. — Я думал, ты, как в Альбасете порешили, артиллерией командуешь, и вдруг слышу: начальник штаба Двенадцатой...

Дверь, чуть не слетев с петель, распахнулась, и, нагнув голову, чтобы не стукнуться о притолоку, через порог переступил молодой гигант с ручным пулеметом DH-28/30 за необъятной спиной; под левым локтем великан, очевидно, шофер Петрова, держал набитый до отказа, но, похоже, отнюдь не документами, потертый портфель с медной застежкой. Петров общался с ним на ломанном сербском, называя при этом Милошем. Не правой руке Милоша не хватало указательного пальца, а следовательно, этакий богатырь формально был не пригоден к военной службе.

Поскольку все, кроме дежурившего в подполье Морица, спали, я, не желая мешать встрече друзей, выскользнула наружу. Дождь прекратился, но дул леденящий ветер, забиравшийся под мою плащаницу.

Мне в голову пришла мысль и я пыталась её думать. В штате нашей бригады имелись три пехотных батальона, автоброневой отряд с тремя противопехотными и тремя противотанковыми броневиками, артдивизион и кавалерийский эскадрон. А в Кольменар-Вьехо механики под руководством Тимара восстанавливают из металлолома грузовики — в две смены, не смыкая глаз. После того, как товарищ Фриц обратил мое внимание на качество подготовки здешних шоферов, я уже не удивлялась, то и дело встречая на обочинах дорог скелеты автомобилей, казалось бы, не имеющих никаких повреждений. Грузовики, восстановленные на автозаводе бригады, принадлежат бригаде. А зачем бригаде столько грузовиков? Только для повышения мобильности. Ясно. Далее...

Если бы из бригады делали моторизованную пехотную часть по указанию сверху... В этом случае не требовались все эти сложности с автозаводом — ей бы просто передали нужное количество русских грузовиков. И даже не только и не столько грузовиков... В первую очередь для мотопехотных частей нужны не грузовики, а бронетранспортеры — иначе путь от места высадки до места боя для частей мотопехотного соединения сильно затягивается. Как у нас под Сьерра-Де-Лос-Анхелес. Или — в том случае, если грузовики подведут чересчур близко к тому месту, где летают пули — автопарк части понесет очень большие потери: достаточно одной удачно попавшей случайной пули, чтобы грузовик пришлось уволакивать на буксире, а то и сразу списывать в металлолом.

Значит, генерал Лукач пытается сделать свою бригаду моторизованной по собственной инициативе. В таком случае... В таком случае его планы ограничиваются тактикой. Независимость от продолжающих находиться в состоянии тотальной реорганизации автотранспортных служб. Максимально быстрое время прибытия частей на позиции. Переброска резервов. Но даже и в таком случае генералу необходима некая ударная часть, набранная из лучших бойцов и максимально подвижная.

Как я это себе представляю...

У нас в бригаде есть шесть броневиков. Три из них вооружены 57/25-мм пушками и предназначены для непосредственной поддержки пехоты. Три, с 20-мм автоматическими пушками, предназначаются для борьбы с бронетехникой противника. Добавив к этому усиленную пехотную роту и пару сорокапяток, можно получить отличный инструмент. Проблема возникает в связи между пехотой и броневиками. Бронеавтомобили имеют привод на все колеса, а те грузовики, что можно найти по обочинам дорог — только на два. Этот разрыв в подвижности компенсировать невозможно — количество полноприводных тяжелых вездеходов (типа "Кирасира") в ИНА можно пересчитать по пальцам. И все они заняты в штабах, и для организации самопальной ударной группы их никто не отдаст.

Вопрос — что может превзойти по подвижности вездеход и встречается почти столь же часто, как и обычные машины? Ответ: мотоцикл. Испания занимает четвертое место в мире по их производству (после России, САСШ и Великобритании), так что и количество, и ассортимент должны быть вполне удовлетворительными.

Значит, ударное подразделение должно состоять из броневиков, обеспечивающих подвижность, посаженной на грузовики пехоты, усиленной артиллерией и обеспечивающей устойчивость, и мотоциклистов, связывающих броневики и пехоту. При этом для пущей устойчивости на мотоциклах с колясками лучше установить не "Эспаньолы Эйч-Би", а универсальные "УР-36". Взвод мотоциклистов может сопровождать броневики и оборонять захваченные позиции до подхода грузовиков с пехотой и сорокапятками. А там уже можно дождаться и подхода всей бригады...

И кстати. Зачем моторизованной пехотной бригаде нужен кавалерийский эскадрон? И какого качества конницу можно создать из волонтеров, набранных в основном из потомственных пролетариев? Вне зависимости от качества конского состава (а оно не может быть слишком высоким — Испания не Россия, здесь бескрайних степей, бесчисленных табунов и специальных армейских конезаводов нет и быть не может) и от качества обучения (а о каком качестве обучения может идти речь, если эскадрон 12-й Интернациональной начал формироваться всего-то три недели назад?), вчерашние рабочие, привыкшие к общению не с живыми тварями, а с машинами и механизмами, не смогут сравниться с прирожденными наездниками из марокканских племен и с прекрасно обученной армейской кавалерией (я не знала, были ли в старой испанской армии кавалерийские соединения, но если они были, то наверняка оказались на стороне мятежников — кавалерия издавна считалась гораздо более аристократическим родом войск, нежели пехота). Так какой смысл пытаться?

Гораздо лучше будет, если переформировать эскадрон в ударное мотопехотное и мотоциклетное подразделение — если эскадрон формировался по русскому штату, то там как раз должна быть пехотная рота полного состава. Один взвод сажаем на мотоциклы, дополняем артиллерийским взводом в два орудия...

Не знаю, сколько времени я бродила по шоссе туда и обратно, иногда присаживаясь на парапет моста и закуривая "Галуаз", но не горлодерные "синие", а доступные обычному человеку "желтые", и размышляя. Кажется, час или полтора... В любом случае отцовские часы напомнили, что пора будить подчаска. Белов и его гость так накурили, что пламя свечи еле маячило сквозь дымовую завесу. На столе красовалась початая бутылка коньяку и были соблазнительно разложены съестные припасы. Но мне почему-то показалось, что разговоры здесь не отличались излишней жизнерадостностью.

— Вот, позволь тебе представить, — обратился Белов к своему приятелю. — Доротея — прибыла сюда из Парижа. Дочь поляка, высланного по делу Рыцарского Легиона, но, как видишь, с нами. А это полковник Петров, инспектор пехоты у генерала Кропата. Товарищ Петров, как сам догадываешься, тоже болгарин.

...Недаром, видно, все мои друзья-музыканты утверждали, что мне медведь на ухо наступил: в который раз села в лужу с "кавказским" акцентом.

— Здорово, — протянул мне большую мягкую руку Петров. — Коньяк принимаешь? Тогда налей. Чокнемся по случаю состоявшегося знакомства.

Мы глотнули неважного испанского коньяка и я пошла будить разоспавшегося Гишара. Он просыпаться не желал.

— Послушай, ты своему соне ногу кверху задери, — подсказал мне полковник. — Сразу проснется.

Петров еще не уехал, когда возвратился Лукач. Он недовольно повел носом на табачный дым, покосился на недопитую бутылку, сухо кивнул Петрову. Его присутствие явно не нравилось нашему комбригу. Едва тот отбыл, Лукач забросал Белова вопросами:

— Что ему здесь надо? Кропат прислал? Надеюсь, ты не дал этому соглядатаю в наши дела нос совать?

— Он совсем не за тем, товарищ комбриг, приезжал, — обиженно возразил Белов. — Он так просто завернул, со мной повидаться. Мы же, дай Бог памяти, шестнадцатый год знаемся. Со студенческой поры. И сюда совместно добирались.

Связавшись с батальоном Тельмана и обстоятельно побеседовав с Людвигом Ренном, вызвав затем Роазио и спросив "как дух?", а у Клауса осведомившись, по скольку у него к завтрему окончательно выстрелов на орудие, Лукач, на ночь глядя, по обыкновению уехал в Мадрид. Но на сей раз Алексей настоял, чтобы с ним ехала я. Слишком отпираться я не стала — это был прекрасный случай высказать пришедшие мне в голову на ночном шоссе мысли.

Как оказалось, генерал Лукач тоже имел мысли на этот счет. Мысли были интересные, но несколько... Традиционные. Зашоренные в системе определенных представлений. Конечно, кавалерия (являвшаяся, кстати, его родным родом войск) имела определенные преимущества. Но не в данных обстоятельствах. Не с набранным из рабочих эскадроном, на обучение которого отпущено не более месяца, а комплектование конским составом пребывает в исключительно хаотическом состоянии. Все, что может из этого получится — плохо ездящая пехота драгунского типа. А если уж им все равно придется драться, спешившись, то и спешиваться лучше с более скоростного транспортного средства. А поскольку бригада все равно зависит от поставок горюче-смазочных материалов и ремонтно-восстановительных технических служб, так какая разница, если вдобавок на ней повиснут ещё пара десятков мотоциклов? А польза может выйти большая...

22 ноября 1936 года, воскресенье.

Испания, город Фуэнкараль.

Впервые с ночевки в казарме Чинчона мне удалось выспаться в свое удовольствие. Никакой стрельбы, никакого выставления часовых... Благодать. На рассвете я сопроводила Лукача обратно к Пуэнте-де-Сан-Фернандо.

Вслед за Лукачем в сторожку съехались Фриц, Галло, Даймлер, Реглер, Кригер, и Клаус со своим малорослым, неправдоподобно одинаковым в длину и в ширину заместителем. Гюнтер еле успевал отгонять машины и мотоциклы. Видя, что предстоит совещание, Алеша не стал дожидаться беловского указания и вывел все население сторожки на шоссе. Дождя не было, и нам не пришлось топтаться в пустующей вилле. Поеживаясь от утреннего холодка, мы покуривали, разбившись на кучки. В числе прочих новостей Алеша сообщил мне о том, что Белов, оказывается, знает французский — это выяснилось, когда уже почти утром началась перестрелка на фронте батальона Андре Марти и впавший в некоторую робость командир батальона начал названивать на КП бригады.

Задолго до назначенной контратаки приезжие, кроме Фрица, отправились к своим местам, и мы смогли возвратиться восвояси. Началось напряженное ожидание. Через полчаса в отдалении возникло тяжкое урчание, и на шоссе показались обещанные танки. Они шли гуськом и двигались гораздо медленнее, чем грузовики на первой скорости, однако быстрее бегущей рысью лошади. Но, Господи, сколько шума они производили! Когда грохот приблизился, Лукач и Фриц вышли посмотреть на них. Из открытых люков высовывались по пояс крепкие парни в кожанках в охватывающих молодые, типично русские лица танковых шлемофонах. Лязгая и скрежеща, Т-26 проползли мимо нас. Впереди — оснащенный поручневой антенной командирский, за ним — три взвода по три машины, каждый взвод также возглавлялся командирским радиотанком. Перед рощей танки роты повзводно повернули башни пушками назад, вероятно, чтоб не уткнуться ими в деревья. Еще продолжительное время после того, как грозные машины скрылись из виду, до нас доносился то слабеющий, то усиливающийся гул их движения, пока они где-то не остановились. Но настороженная тишина продержалась всего несколько минут. Ее нарушила стоявшая позади пушечная батарея из дивизиона Тельмана, вслед за ней заговорила и переброшенная за мост, ближе к фронту, гаубичная. После первых же залпов впереди разгорелась автоматная и ружейно-пулеметная стрельба, сквозь которую пробивалось редкое уханье ручных гранат. Сделав пять залпов, батареи перешли на беглый по готовности — орудия тут же загрохотали вразнобой, но темп огня значительно возрос.

Также усилился и огонь пехоты. Ответные пули фашистов опять начали долетать почти до самого командного пункта. Заработала и вражеская артиллерия. Белов крикнул в норку Морицу, чтоб тот вызвал немецкий батальон, но Лукач, меривший шагами узенькое пространство между буфетом и дверью, мягко притронулся к спине начальника штаба.

— Может, воздержимся? Стоит ли в самом начале толкать их под руку? Звоня сейчас, мы лишь обнаруживаем собственное беспокойство и неуверенность. Или ты хочешь навязать Людвигу Ренну мелочную опеку, поучать его? Так он еще нас с тобой научит. Пусть себе действует самостоятельно. Понадобится, сам к нам обратится.

Фриц, сверявший свою карту с беловской, встал, перекинул планшет через плечо, провел, выравнивая его, вдоль ремешка большим пальцем, оттянул назад тяжелую треугольную кобуру черной лаковой кожи:

— Думаю, если не возражаешь, сходить туда, посмотреть на все невооруженным глазом.

— Ой, как возражаю. Но возражай я, не возражай, ты же все равно пойдешь, — отозвался Лукач. — Об одном, родной, прошу, будь поосторожнее.

Не прошло после ухода Фрица и двадцати минут, как Мориц высунулся из норы и торжественно, как мажордом на великосветском рауте о титулованных посетителях, провозгласил, что у телефона Людвиг Ренн собственной персоной. С ним говорил Лукач, точнее, не говорил, а сдержанно, поддакивая, выслушал. Положив трубку, он рассказал Белову, что наступление началось с неудачи: танки еще не вышли на исходный рубеж, когда шедший пятым сорвал гусеницу и загородил путь остальным. Тем не менее, танк комроты и машины первого взвода, назначенные для поддержки тельмановцев, продолжали двигаться вперед, поднялась в атаку и немецкая ударная рота. Но едва головной танк выбрался из деревьев, как спрятанное в доме напротив скорострельное орудие открыло по нему огонь и сразу же подбило. Танк загорелся, к счастью, экипаж успел выскочить, но остальным машинам дорогу перегородило. Ударная рота попыталась наступать, но фашисты ввели в дело несколько хорошо укрытых пулеметов, подавить их огнем батальонных минометов не удалось. Потом ударила фашистская артиллерия... Словом, батальон опять встал. Итальянцы, по сведениям Ренна, тоже не продвинулись. Он послал связного к командиру батальона Гарибальди, прося его подойти, чтобы на местности договориться, как общими усилиями взять чертову высотку с зеленым домиком, находящуюся в стыке между батальонами. На высотке засели фашисты с противотанковой пушкой и минимум семью пулеметами, включая и один "Хиссо".

Ренн надеется подготовить повторение операции к шестнадцати часам и просит ее санкционировать, считает, что, во всех подробностях согласованная с гарибальдийцами, она будет успешнее утренней...

— Вот теперь свяжись, пожалуйста, с итальянцами. Надо же знать, что у них и какое настроение. Без этого я не могу благословить Людвига Ренна на выполнение задуманного при их участии мероприятия.

Белов хотел распорядиться, но Мориц без предупреждения подсоединил ближайший ко мне закрытый ящик, загудевший до того громко и злобно, что Алеша чуть не сбил его на пол, поспешно поднимая крышку. Алексей передал трубку Белову, в чем мне почудился какой-то подтекст.