Но все могло быть и по-другому, причем гораздо лучше для немцев — если бы их торпеды попадали и взрывались так, как это планировали их создатели. К сожалению, в 1939-1941 годах немецкие торпеды страдали множеством технических недостатков, очень часто лишая подводников честно заслуженных ими лавров. Такая судьба постигла и тридцатилетнего Герхарда Глаттеса, командира субмарины U39.

U39, принадлежавшая к IX серии и флотилии "Гундиус", возвращалась в Германию с длительного океанского патрулирования, когда её капитан с перископной глубины увидел в море необыкновенную цель. Это был авианосец "Арк Ройял". С палубы корабля взлетали монопланы типа "Скуа" (направлявшиеся на выручку английскому грузовому судну "Фэнад Хед"). Эскорта рядом не было. Чтобы беспрепятственно поднять самолеты в воздух, "Арк Ройял" ушел от сил охранения, оставив далеко за кормой (на расстоянии четырех миль) эсминцы "Фолкнер", "Фоксхаунд" и "Файердрейн". О лучшей цели нельзя было и мечтать.

Глаттес пришел в сильное возбуждение. Еще бы! После двадцати шести дней бесплодного патрулирования ему, наконец-то, повезло, и необыкновенно. Перед ним в перекрестье нитей перископа был авианосец "Арк Ройял", гордость британского военно-морского флота. Подводная лодка пошла на сближение, незамеченной вышла в точку, удобную для атаки, и выпустила по авианосцу три торпеды с магнитными взрывателями. Экипаж лодки замер в ожидании. Есть! Взрыв! Попадание! Корму авианосца окутало дымом.

Однако оказалось, что радость экипажа была преждевременной. Торпеды взорвались за кормой авианосца в кильватерной струе. По мнению англичан, Глаттес неправильно определил скорость "Арк Ройала", приняв ее за 20 узлов, в то время как авианосец шел со скоростью 26 узлов. Но гораздо вероятнее была немецкая версия — торпеды опять сработали неправильно: "...они нередко взрывались всего лишь в непосредственной близости от корабля, а не под его днищем".

Получив с "Арк Ройала" сообщение о появлении немецкой подводной лодки, три эсминца полным ходом пошли к авианосцу. Через восемнадцать минут корабли установили с лодкой гидроакустический контакт. В дело пошли глубинные бомбы. "Фоксхаунд" сбросил две бомбы (с установленными глубинами взрыва 250 и 300 футов), "Фолкнер" — пять (с установленными глубинами взрыва 100 и 150 футов). После этого "Фоксхаунд" и "Фолкнер" потеряли с лодкой гидроакустический контакт. Зато гидролокатор "Файрдрейка" оказался более чувствительным. "Файердрейк" вышел вперед и сбросил по курсу подводной лодки еще пять бомб (с установленными глубинами взрыва 250 и 500 футов) с таким расчетом, чтобы взрыв бомб произошел, когда лодка придет в место их сбрасывания.

Первые взрывы частично вывели из строя аккумуляторные батареи. В лодке погас свет. Глаттес отдал команду уйти на глубину, однако он просчитался: от бомб с "Файрдрейка" подводной лодке уклониться не удалось. Вышли из строя забортные клапаны. В аккумуляторное отделение хлынула морская вода. Потянуло хлором. Тут же вышли из строя электродвигатели. Лодка почти полностью потеряла управление.

Паники среди подводников с лодки U39 не возникло, но они пережили несколько весьма неприятных минут. Первым в себя пришел Глаттес. Он приказал продуть балластные цистерны и приготовиться к срочной эвакуации, предварительно установив подрывной заряд для затопления лодки. Через несколько минут подводная лодка всплыла. Подводники один за другим начали прыгать в воду.

После того как командир лодки прыгнул за борт, раздался взрыв. Лодка U39 клюнула носом и пошла ко дну, став первой немецкой подводной лодкой, погибшей в годы Второй Мировой войны. Из членов экипажа не пострадал ни один. Все сорок три человека были подняты на борт английскими эсминцами.

Девять из десяти немецких подводных лодок, отозванных с патрулирования в Германию, вернулись на базу в период с 15 по 17 сентября. Одной из них — подводной лодке U41 под командованием двадцатишестилетнего Густава-Адольфа Мюглера — на пути домой удалось захватить в Северном море два небольших датских судна, имевших на борту недозволенные к перевозке военные грузы.

Однако эти незначительные трофеи не улучшили настроения Деница. За время первого патрулирования в Атлантике десять немецких подводных лодок потопили лишь восемь судов (по три судна Шульце и Прин, два — Либе).

Семь подводных лодок не добились успеха, а одна из них — подводная лодка U39 — погибла. Начало боевых действий немецких подводных лодок оказалось не впечатляющим.

Белая Поляна, Югославия. 14 сентября 1939 года.

Танки 2-й, 3-й и 10-й немецких танковых дивизий, прорвав оборону 5-й югославской армии в районе Пирот, устремились на Ниш. Взятие этого крупного железнодорожного узла отрезало всю южную группу войск и открывало перед армиями Стального Пакта прямой путь к Белграду. Удержать Ниш было необходимо. Любой ценой!

Все, что имело в своем распоряжении командование 6-й и 5-й армий, входящих в состав 4-й армейской группы, а также сама 4-я группа и верховное командование, спешно стягивалось к городу. Но времени не хватало катастрофически — и к селению Белая Поляна были направлены войска заслона. Они были собраны в адской спешке, набраны "с миру по нитке". Но зато за них были горы. Их горы.

В состав "заслона" входили два батальона народного ополчения, сводный батальон полиции и жандармерии, 12-й моторизованный батальон истребителей танков (восьмиорудийная батарея 37-мм ПТП, рота ПТР, рота огнеметчиков, саперно-противотанковая рота и рота собак-истребителей танков), 21-й отдельный артдивизион (16х75-мм дивизионных пушек) и шестиорудийная батарея старых французских 155-мм гаубиц, укомплектованная курсантами артиллерийского училища. Командиром заслона был назначен полковник Иванишин, начальник того самого училища — просто больше никого из артиллеристов под рукой не было.

— Ваша задача, полковник, продержаться сорок восемь часов. Сорок восемь часов. Любой ценой. За это время мы подтянем к Нишу резервы и танковые части и встретим наци как положено. Но для этого вы должны продержаться. Ясно?

— Так точно. Куда должно отойти то, что от нас останется?

— Вот сюда, в горы. Если останется какое-то тяжелое вооружение, то его отправьте вот по этой дороге и прикройте отступление.

Полковник Иванишин был типичным представителем "военного разряда" ЧСИР. Угодив под клеймо в результате глупости, сотворенной родным племянником в 1933-м году (лоботряс связался с какими-то не то либералами, не то анархистами, втравившими его в глупую историю со взрывом памятника Петру I) и оказавшись за границей без гроша в кармане, но со всем семейством на руках, он вспомнил всех, кто мог ему помочь — и его путь в югославскую армию оказался прост и короток.

Высланные из Империи интеллектуалы собирались в Париже, техническая интеллигенция — в Берлине, творческая — в Праге. Военное сословие попадало в Белград. Давние русско-сербские связи, множество личных контактов, завязавшихся во время Великой Войны и позднее, в 1917-1925 годах, когда Россия выводила Кральевину СХС в разряд первоклассных военных держав Балканского Полуострова и всего Средиземноморья, привели к тому, что в 1920-х-1930-х годах на службу короля Александра Карагеоргиевича попало множество русских офицеров (около 8 с половиной тысяч — 93,5% высланных) — и служило не за страх, а за совесть.

И офицеры, и король находили такое положение выгодным. Русские получали новый дом и верный кусок хлеба на насквозь знакомой службе (это тебе не таксистом в Париже работать, а привычную лямку "под погонами" тянуть), а Югославия — дешевый (в том смысле, что не приходилось тратиться на обучение), но высокопрофессиональный офицерский корпус.

Конечно, и королю, и его окружению было ясно, что многие из высланных на самом деле "засланные". Но поскольку Империи с Югославией делить было нечего (война или хотя бы простой конфликт между Россией и Югославией? Какой бред!!!), то Александру было в высшей степени наплевать, сколько его новых верноподданных на самом деле работают на русскую военную разведку. Конечно, внешнеполитические акции (вроде Войны Балканской Лиги) требовали серьезного обеспечения с этой стороны, но это было проблемой решаемой. Зато Югославия имела лучшую армию Балканского полуострова.

И первые две недели войны подтвердили это. Югославия, имея против себя шестикратно превосходящего врага (на направлениях главных ударов противник превосходил югославские войска не в разы, а на несколько порядков) не только держалась, но и наносила удары! Конечно, такое не могло продолжаться бесконечно — просто в силу общего ресурсного превосходства противника. Но за спиной короля были Англия и Франция — сила, с которой стоило считаться.

Но у русских офицеров была своя специфика, выявлявшаяся в переделках, подобных той, в которую угодил командир сводного отряда "Белая Поляна" полковник Иванишин.

"Солдат должен прежде всего постоянно помнить, что он должен умереть. Вот его главное дело. Если он всегда помнит об этом, он сможет прожить жизнь в соответствии с верностью и сыновней почтительностью, избегнуть мириада зол и несчастий, уберечь себя от болезней и бед, и насладиться долгой жизнью. Он будет исключительной личностью, наделенной прекрасными качествами. Ибо жизнь мимолетна, подобно капле вечерней росы и утреннему инею, и тем более такова жизнь воина. И если он будет думать, что можно утешать себя мыслью о вечной службе Родине или о бесконечной преданности родственникам, случится то, что заставит его пренебречь своим долгом перед Империей и позабыть о верности семье. Но если он живет лишь сегодняшним днем и не думает о дне завтрашнем, так, что, стоя перед командиром и ожидая его приказаний, он думает об этом как о своем последнем мгновении, а глядя в лица родственников он чувствует, что никогда не увидит их вновь, тогда его чувства долга и преклонения будут искренними, а его сердце будет исполнено верности и сыновней почтительности".

Это — "мантра солдата Империи", также известная как "солдатский ритуал". Её текст был первым, что призывник учил наизусть, первым, что он произносил, открыв глаза утром, и этот же текст надлежало произнести перед отходом ко сну — все два года службы, с первого до последнего дня. Курсанты военных училищ, будущие офицеры Российской Имперской Армии, совмещали "мантру" с дыхательными упражнениями и базовыми стойками и переходами рукопашного боя. Так она внедрялась в подсознание ещё лучше.

Впервые "мантра" появилась в 1908 году, тогда она была просто причудой, распространенной среди офицеров морской пехоты, прошедших курс усиленной подготовки в севастопольском "Классе Штурмовых Атак" — рукопашный бой там преподавали японцы, видимо, от кого-то из них эту мантру подхватил кто-то из преподавателей, и уже потом её унаследовали ученики.

В 1913 году "мантру" ввели официально — во всех армейских подразделениях. Два раза в день, утром после побудки и вечером перед отбоем, каждый военнослужащий, от призывника до генерала, обязан был проговорить наизусть эти строки. С тех пор текст "мантры" стал для российского офицерства чем-то вроде "символа веры".

После того, как русские офицеры появились в армии Югославии, он распространился и там. Конечно, он не стал обязательным — воспитанные на западном образе мыслей высшие военные начальники не видели необходимости в этой "азиатской экзотике". И даже наоборот — иногда по югославской армии прокатывались кампании, направленные против "насаждения фатализма" и "неправильного воспитания". Но поскольку у начальства всегда хватало и других забот, то вскоре все возвращалось на круги своя — и призванные на службу в элитные части солдаты возвращались домой, твердо зная, что "солдат должен постоянно помнить...". Ещё более в этом были уверены молодые югославские офицеры, выпускники созданных русскими эмигрантами училищ.

При обычных обстоятельствах такого рода настрой не проявлял себя практически никак — только несколько большей решительностью в наступлении и несколько большим упорством в обороне. Но в заданиях, где шансов выжить было мало, а то и не было вообще...

Поскольку противотанкового оружия не хватало, полковник Иванишин построил свои батальоны, произнес речь и приказал всем, готовым отдать жизнь за Родину, сделать три шага вперед. Добровольцам выдали по связке ручных гранат, две бутылки с бензином и противотанковой мине с двумя веревочками, и приказали рыть глубокие узкие колодцы с "лисьим отнорком" на дне на танкоопасных направлениях. При появлении вражеского танка сидящие в колодцах солдаты должны были тянуть мину за привязанные к ней веревки так, чтобы она попала точно под гусеницу, а затем атаковать танк гранатами и бутылками с загущенным бензином.

Сердце обороны отряда составили 12-й батальон истребителей танков, сводный батальон полиции и жандармерии, усиленный наиболее подготовленными ополченцами, и артиллерийские части. После выделения добровольческих команд истребителей танков и усиления полицейского батальона два батальона ополчения свели в один. От него полковник Иванишин особых успехов не ждал — единственным тяжелым оружием ополченцев были восемь 7,62-мм русских станковых пулеметов "Максим-1910" с жидкостным охлаждением и двенадцать старых русских 50-мм минометов — в регулярной армии такие уже давно были заменены 60-мм французскими. Но все же батальон есть батальон, восемь сотен штыков. Не так уж мало.

Организованными из полиции и жандармов заградотрядами полковник перекрыл дорогу беженцам и отступающим ошметкам разбитых частей 5-й армии — гражданское население отправлялось на окопные работы, а военных, сбитых в коробки сводных рот, разводили по позициям ставшие капитанами поручики. Нескольких отказавшихся и паникеров расстреляли на месте — это значительно подняло дисциплину.

Силами своего отряда и всего взрослого населения, мобилизованного "для военных целей", полковник создал свой маленький укрепрайон, обращая особое внимание на противотанковую оборону. Большое количество старых 105-мм снарядов, имевшихся на артиллерийском складе, было переделано в фугасы и установлено перед фронтом обороны, выкопаны противотанковые рвы, траншеи, колодцы для метателей гранат, установлены заграждения из колючей проволоки, минные поля и ежи, сваренные из рельс. Те же рельсы образовывали перекрытия дзотов с установленными в них ПТР, станковыми и крупнокалиберными пулеметами и на наиболее танкоопасных направлениях были вкопаны в землю (и забетонированы) вместо кольев для колючей проволоки.

12-я огнеметная рота (ОР) имела на вооружении два вида огнеметов. Фугасные ФОГ-2 (128 единиц) обычно устанавливались "кустами" (отделение — 6 человек, 16 огнеметов, три "куста" — 120-200 метров по фронту, 60 метров в глубину) на танкоопасных направлениях, маскировались и применялись с помощью дистанционного электровзрывателя. 25 килограммов вязкой огнесмеси давлением пороховых газов выбрасывались на расстояние в 100-110 метров, поджигая все на своем пути. Ранцевые пневматические огнеметы РОКС-25 (80 огнеметов) метали огнесмесь на 40 метров, одной заправки (8,5 кг) хватало на 6-8 коротких (около 1 секунды) или 2-3 затяжных выстрела — наставления рекомендовали сосредоточенный огонь 3-5 огнеметов с дистанции в 25-30 метров.