— Три недели назад тряхнуло. Горы пошалили. Обошлось без жертв и разрушений. Покачало. Энтузиасты сразу кинулись к иссякшему источнику. Ничего не изменилось. А через пару дней случилось ЧП. На девушку-художницу, местную жительницу, рисовавшую орла, напал бродяга. По свидетельствам очевидцев — обычный бомж. В отрепьях, косматый. Он не ограбил художницу, не пытался изнасиловать. Толкнул, сбивая с раскладного стульчика, так, что она расшибла локоть и колено, перевернул этюдник и потоптался по рисунку. Бродягу искали, но не нашли, а девушка на следующий день попала в инфекционную больницу. Пошла к врачу с жалобами на аллергию — намазала ссадины мазью и покрылась волдырями. Прямо в поликлинике ее состояние ухудшилось, отвезли в бокс с отеком легких и два дня не могли поставить точный диагноз. Предполагали внезапный отказ иммунной системы.

— Она жива? — не удержался, спросил Яр.

— Жива и здорова, — мэр переплел пальцы, стиснул, словно пытаясь задушить неведомого врага. — Ее отец, полковник в отставке, ранее служивший на Урале, обратился ко всем ворожеям и целительницам, с которыми мог связаться. Дальнейшие события известны с его слов, подтверждением служат записи камеры наблюдения возле памятника. Алексей Иванович Шапкин заключил устный договор с хозяином скал и горных источников, скелем. Он пообещал отдать десять лет жизни за порцию живой воды, которая исцелит его дочь. Вызванный с Урала скель взял аванс — месяц жизни — и отправился обследовать гору, где раньше бил целебный ключ. В полночь в горах было зарегистрировано небольшое землетрясение. А в четыре часа утра скель позвонил Алексею Ивановичу и назначил встречу возле орла, чтобы отдать живую воду. Вот, посмотрите.

Изображение было нечетким, напоминавшим черно-белый фильм ужасов, с какой-то радости попавший на монитор в кабинете. Возле бронзового орла топталось чудовище ростом с двухэтажный дом. Каменные ладони, способные смять бульварную скамью, как фантик, бережно держали хрустальную чашу с водой. Человек и скель о чем-то переговаривались — камера фиксировала только изображение, не звук. Чаша почти перешла из рук в руки, когда на сцене появился новый персонаж. Бродяга спрыгнул на скеля с дерева, накинул на шею длинную цепь. Чудовище дернулось, вода из чаши окатила Алексея Ивановича и застывшего на постаменте орла, окропила тротуарную плитку. Орел расправил бронзовые крылья, взлетел, исчез из поля зрения камеры и вернулся, чтобы оторвать бродягу от спины скеля. Извивающееся тело поднялось в воздух. Скель сунул чашу в руки человеку и куда-то побежал.

— Вода из чаши исцелила больную. Утром, когда была обнаружена пропажа памятника, а потом и сам орел, проломивший крышу хлебозавода, Алексей Иванович был допрошен милицией. Он не запирался, описал скеля, каким запомнил его при первой встрече, и помог составить фоторобот. С огромной долей вероятности это Василий Степанович Петренко, прилетевший в аэропорт Минводы из Екатеринбурга.

С фотографии на Яра с Вирмом смотрел неприметный худой мужичонка, такого в толпе и взглядом не зацепишь — обычный тощий работяга.

— Василий Петренко из аэропорта Минводы не вылетал, и не покупал железнодорожных билетов. Это не значит, что он по-прежнему в городе. Он мог уехать на попутке или экскурсионным автобусом. Или, — мэр снова вернул изображение чудовища, — уйти пешком. Эксперты, исследовавшие чашу из-под воды, предполагают, что орла оживила содержавшаяся в ней жидкость. Поиски скеля для допроса не увенчались успехом. Однако, по мнению все тех же экспертов из краевого Центра астральной диагностики и изучения паранормальных явлений, скель может и не знать способа возвращения орла в прежнее состояние.

В кабинете повисло тяжелое молчание. На мониторе орел снова подхватил бродягу и унес в неведомую даль. Яру показалось, что цепь, наброшенная на шею скеля — часть кандалов, сковывающих бородатого безумца. Имеет ли это значение?

— А бродягу не нашли? — спросил Вирм.

— Нет, — мэр сбился с официального тона, почти запричитал. — Да черт с ними с этими скелями и бродягами, вы мне птицу утихомирьте! Он же не улетает никуда, над городом кружит, всех туристов распугал — а ну как кинется или упадет на голову? Туша неподъемная, не смотрит, куда летит, вчера в водонапорную башню врезался, теперь ремонта на несметные тысячи рублей! На хлебозаводе крышу проломил и трубу попортил, а еще повадился за электричками гоняться! Вы представляете, что будет, если он в проводах запутается?

— Представляю, — Вирм едва сдерживал улыбку — видимо, вспомнил что-то.

Мэр охотно подписал стандартный контракт, вручил Яру с Вирмом ключи от гостиничного номера, предложил пообедать, но нарвался на отказ.

— Опросим свидетелей. Может быть, от следствия ускользнули какие-то детали, я свои вопросы буду задавать. А вечером попробую договориться с вашим орлом, — пообещал Вирм, и они с Яром покинули мэрию.

Остаток светового дня прошел бестолково. Ни Алексей Иванович, ни его красавица-дочка ничего важного не рассказали. Важного для охоты на орла — мелочей, на взгляд Яра ненужных, Вирм вызнал достаточно. Скель не взял с Алексея Ивановича плату.

— Я бы почувствовал. Когда он аванс забрал, в глазах потемнело, и руки похолодели. А когда чашу отдал — наоборот. Брызгами окатило, и я как помолодел. Силы вернулись, надежда появилась. Не знаю, может быть, он еще вернется, — Алексей пожал плечами. — Я свое слово сдержу. Меня никто за язык не тянул.

Милицейские эксперты, изучившие запись с камер, подтвердили, что цепь была частью кандалов.

— Думаю, мы этого бродягу не найдем. Вот.

На фотографиях, сделанных на месте иссякшего источника, обнаружился зажатый камнями кусок цепи. Звенья уходили вглубь скалы, намекая на место захоронения — вокруг были обнаружены частички нечеловеческой плоти и крови.

— Странная ДНК. Не имеет аналогов. Мы отправили образцы в Москву для исследования.

В сумерках Яр с Вирмом решили то ли поздно пообедать, то ли рано поужинать. Расположились в кафе рядом с фонтаном и заполучили нежданного сотрапезника. Орел, гулко хлопая крыльями, опустился на площадь, нахохлился, склонил голову, разглядывая Вирма. Увещевания и просьбы вернуться на постамент птица слушала невнимательно. Туристы и горожане наперебой фотографировали Вирма, читающего орлу мораль. Говорили недолго — орел заскучал и улетел с площади.

К ночи расположились в гостиничном номере — Вирм улегся на кровать, Яр с монетой уселся на стул. Ни обрыв, ни змей Яру не привиделись, только по обмякшему Вирму было видно, что процесс пошел. Даже монета не грелась. Тоска, да и только, и телевизор не включишь. Яр прислушивался — вдруг змей с орлом подлетят, попробуют в окно вломиться? Или вопли донесутся с улицы, если они на пару что-то разгромят. Тогда Вирма срочно вытаскивать придется. А пока что?

С улицы донеслись голоса — возбужденные, хмельно надрывные. Змей? Нет, драку в кафе обсуждают. Мысли почему-то перекинулись к Наде — как вчера вечером сказала: "Вирм теперь смотрит как на предательницу, а ты, если бы по-настоящему на свидание сходили, вообще бы проклинал". И не поймешь, какой смысл в слова вложила: то ли не стала авансы давать, потому что уезжать собралась, то ли считает такой сволочью, что лучше не связываться.

Размышления прервал деликатный стук в дверь. Яр взвился, не зная как поступить — сразу Вирма выдернуть, или узнать, не минералку ли от щедрот мэра принесли. Он подошел к двери, сжимая монету, спросил:

— Кто там?

— Я к Владимиру Петровичу. Меня зовут Василий. Откройте, пожалуйста, Ярослав Андреевич, мне с ним поговорить надо.

Яр попытался выйти на призрачный обрыв, тряхнул Вирма за плечо — никакого результата. Как в тот день, когда сняли хворца, и разлад вышел. Только сейчас у Вирма кровь не хлестала.

— Змей ничего не сможет сделать орлу, — сообщили из-за двери. — Я предлагаю сделку — вы выполните мой заказ, а я — ваш.

— Вернись! — прошипел Яр и дернул Вирма за локоть. Тот неожиданно кубарем скатился с кровати, словно ему в бок машина врезалась, ударился об стену и сел, потирая ребра. Яр наклонился, почти прошептал в ухо: — Пришел скель. Поговорить хочет. Обменяться заказами.

Вирм, морщась, уселся на стул, тихо ответил:

— Впускай.

Яр открыл дверь, ожидая увидеть каменное чудовище, но скель явился неприметным мужичонкой в рабочей спецовке, с чемоданчиком для инструментов. Обошлись без реверансов — скель повторил, что змей не одолеет орла, коротко объяснил:

— Действие живой воды может отменить только мертвая вода. У меня есть десяток капель, доставшихся по случаю. Берегу, потому что диковина, больше не достать. И как оружие на самый крайний случай. На орла бы никогда не потратил, но возникла надобность в ваших услугах. Сделка проста: вы подманиваете орла, я обрызгиваю его мертвой водой. Ваш заказ будет выполнен, получите свои деньги у мэра. Мой интерес в маленьком сундучке, спрятанном в развалинах здешней крепости. Я его вижу, но не могу прикоснуться. Люди могут его открыть, но не видят. Вы, Владимир Петрович, откроете сундук, или ваш змей — мне все равно. Я заберу оттуда рукопись, и даже доплачу вам за беспокойство. Хотите клад?

— Эта мертвая вода... — Вирм потер лицо, словно собираясь с духом. — Она подействует на моего змея?

— Конечно, — кивнул скель. — И на змея, и на вас, и на Ярослава Андреевича.

— На нас не надо. Моя цена за услугу — остатки мертвой воды. Вы продемонстрируете качество товара на орле. Если вода работает, я достану хоть десяток сундуков.

— А вы? — скель повернулся к Яру, глянул тяжело, каменно.

— Ярослав Андреевич — наемный работник, — проговорил Вирм. — Он выполнит мои указания.

— Одну минуточку, — Яр использовал тон, которым укрощал разгулявшихся клиентов в казино. — Позвольте мне вам кое-что напомнить, Владимир Петрович.

Они ввалились в тесную ванную комнату, и Яр немедленно дал себе волю — ухватил Вирма за шею, слегка придушил:

— Хрен ты меня заставишь! У тебя змей рехнулся. Брошу вас на обрыве на недельку, и никакой Сеня с хворцом не заставит тебя вернуть. А скотине твоей только волю дай — разгромит все почище орла. Уже забыл, как пули в лоб за это боялся?

Вирм вывернулся, едва не сломав Яру запястье. На пол полетели стеклянные полочки, флаконы, пузырьки.

— И что ты хочешь? Клад у Васи выпросить?

— Тебе — мертвая вода, мне — мой хворец.

— И как ты его убивать будешь? — Вирм смотрел хитро, нагло. — Думаешь, это простое дело? Или выждешь, пока мне опять прижмет, поторгуешься, чтоб змей выдохнул?

Яр подумал и переформулировал:

— Помогу работать, и если что случится — любой ценой вытащу. А ты взамен уничтожишь моего хворца.

— Договорились. Получишь дохлого, в банке, — заулыбался Вирм. — А мне — мертвая вода. Всегда хотел иметь оружие на самый крайний случай.

Яр, удивленный легкой победой, попятился к двери и вдруг сообразил:

— Слушай, а что в сундуке? Может, там вирус чумы или атомная бомба, а мы с тобой гонорар делим?

Глава 10

Скель Василий клялся, что рукопись в сундуке бесполезна для людей.

— Я думаю, что там описан способ рождения таких, как я. От живой воды, камня и железа, побывавшего на наковальне великана. Мне достался кусок такого железа. Это ценный подарок и обнадеживающий знак.

Вирм коротко глянул на Яра. Тот озвучил напрашивающийся вопрос:

— То есть, вы хотите... э-э-э... зачать? С помощью всяких подручных предметов?

— Я надеюсь, что горы подарят мне подругу, — лицо скеля озарила слабая улыбка. — Или воспитанника, которому я смогу передать секреты. Я не такой как все, Ярослав Андреевич. Я устал жить в одиночестве. Людские жизни сгорают у меня на глазах, те, из долгоживущих, с которыми довелось познакомиться — плохая компания.

Слова резанули по живому. Вирм тысячи раз жалел, что наткнулся на яйцо, и тысячи же раз благодарил судьбу за встречу со змеем. То гордился своей избранностью, то проклинал. А если бы уродился тварью каменной? Во где жопа! Так, хотя бы, человек среди людей.

Яр поежился — то ли от схожей мысли, то ли от холода — подбросил веток в чахлый костерок. Встречать рассвет выехали за окраину города, надеясь поймать орла без лишних глаз. Гад чугунный присоединяться к трапезе не спешил. Вирм с Яром успели все вчерашние припасы, что Фатя положила, прикончить, а грохота крыльев все не было. Скель от трапезы отказался — превращаться, мол, на полный желудок неприятно, а превращаться придется, если что-то пойдет не так.

Вирму на каменное чудовище посмотреть хотелось, хоть так что-то пойдет, хоть не так. Просить скеля о превращении язык не поворачивался — сам бы не желал выставляться ярмарочным уродцем. Придется ждать. А вдруг? Пока же, пользуясь случаем, можно разговорить. Попытаться.

Он ожидал, что каждое слово как клещами тянуть надо будет, и ошибся. Скель говорил охотно, только временами непонятно, а объяснения все запутывали. Рассказал о сундуке с рукописью: лежит, мол, на кромке, люди его не замечают, из другого мира никто не польстился. Сам скель его оком видит, да только ни зуб, ни рука неймет.

— А вы уверены, что я к нему прикоснуться смогу?

— Конечно, Владимир Петрович, — бесцветный голос стал снисходительным. — Кто, как не вы? У вас на кромке лёжка есть, скамеечку обустроили, со змеем своим милуетесь. Откинете крышку. И рукопись возьмете. Подержите, пока я прочитаю.

— Послушайте, — убедившись, что скель не собирается продолжать, заговорил Яр. — Объясните мне, откуда у вас эта вода — и живая, и мертвая? Тут, в округе начерпать можно, что ли? Я бы бутылочку набрал про запас.

— Нет, — смех скеля аукнулся осыпью мелких селей, — в здешних горах больше нет животворного источника. На пару часов открылся и ушел под землю. Навсегда. Это и к лучшему.

Скель говорил, камни подтверждали его слова шорохами и вздохами — так и было. Давным-давно в маленькое горное поселение занесло демона болезни, собравшего щедрую жатву. Почему череда смертей обеспокоила хозяина здешних мест, кузнеца-великана? Горы рассказали скелю, что он был добр к людям — торил дороги росчерком мизинца, открывал пласты угля, останавливал лавины, чтобы не причинили вреда домам. Истинные силы благоволили любой жизни, грызться и уничтожать всех без разбора начали их порождения и потомки.

Великан сковал цепь — невесомую, прочную. Без труда скрутил разжиревшего демона, запечатал в подземной темнице и, как мог, исправил причиненный вред. Удар исполинского молота породил животворящий источник. Вместе с водой из камня вышла хранительница, скеля. Кузнец приказал ей присматривать за ключом и удалился в свое жилище.

Шли годы, отмечаемые обвалами каменной крошки. Люди берегли тайну источника, скупо делясь живой водой с чужаками. Великан, уставший от трудов, покинул горную кузню и ушел в ледники, чтобы навеки упокоиться под снежным одеялом. Скеля дряхлела — и вода, и камень имеют свои пределы — все чаще дремала в ложбине над ключом, теряя счет времени. И, однажды, не проснулась, оскалилась каменным черепом, пугая людей.