И Смех, И Грех

— Просто тебе жаль меня и ты придумываешь чем бы успокоить. Как там говорят:— "Чем бы дитя не тешилось..."

— Ты не права. Я не рисуюсь, говорю то, что вижу. По мне так они сквозь пропитаны добротой, чистой, не истрёпанной жизнью души. Сейчас границы морального в искусстве давно уже размыты до такой степени, что из художественных галерей даже не надо "святых уговаривать отвернуться"— они сами давно повернулись задом. А тут такая нежность, такое чудо.

— Но я не училась...— упиралась она.

Ему пришла в голову идея, и он принялся её воплощать.

— Давай проверим. Дай мне одну картину на продажу, какую тебе не жалко. Обещаю пристроить в хорошие руки.

Ей бы очень хотелось, чтоб он забыл обо всём этом и оставил картины в покое. Однако теперь это было маловероятно. Она тяжело вздохнула:

— Ты не понимаешь, каждая картина, как родной ребёнок.

— Но детей не держат всю жизнь около себя. Их как бы не любили, а отпускают в жизнь. Давай и мы рискнём. К тому же я действую из самых добрых побуждений,— счёл он своим долгом сказать. Она молчала, а он, прикоснувшись к её виску, задумчиво добавил:— Странно, что ты надеялась долго скрывать от меня своё занятие...

"Надеялась вот". Отложив кисточку и обведя чердак несколько раз пытливым взором, она нерешительно качнулась в одну, потом в другую сторону. Теперь эта её наивность одной из картин может дорого обойтись. Надо решить какой. Таня задумалась и отдала кота с часиками из гвоздички на лапе.

— Ясно. Рыжий прогневил тебя, поужинав рыбкой,— посмеялся он под её кивок, означающий, что попал он в точку. — А это что у тебя такое?— поставил он на свет картину с тремя толстенькими смеющимися малышами, удобно устроившимися на листочке колокольчика, спрятав головки под шапочки цветка, карапузы смеялись.

Таня покраснела и отвела взор.

— Эй, малыш, у тебя всё нормально? Я что-то, дундук, упустил этот вопрос. А ну, повернись ко мне. С месячными порядок или как?

Таня, покраснев ещё больше, мотнула головой, что означало "да".

— Тогда в чём дело?

Она машинально провела рукой по лбу. Какой он бестолковый. Она состроила гримасу.

— Их же три. Если б это было то, о чём ты говоришь, то был бы один ребёнок. А их три,— повторила она.— Ты с братиками.

Он откинул голову на бок и ещё раз внимательно посмотрел на картину. И не мог удержаться от улыбки.

— Теперь понял. Очень мило. Какой же я? Похоже вот этот самый здоровый... Кстати насчёт братика. Со счёта Андрея странным образом уплыли все средства. А его мегера сегодня по этому поводу подняла страшный шум. Обнаружив ещё и завещание, по которому он всё оставил какой-то женщине. Я, правда, сам ни черта не пойму. Насколько мне известно, вообще никакого завещания не было. Что это за баба и откуда она взялась пока не понятно. Но это всё же лучше чем его благоверная. Мегера в таком бешенстве, что и не описать. Уже как бы замуж собралась и такой облом. С Димкой тоже проблемы. Какая-то кукла сдала его в милицейский участок. Пришлось ехать вызволять. Но ладно об этом потом. Забираем эти две картины и спускаемся вниз. А то я на нервной почве проголодался.

Они осторожно спускались. Он взял её за руку, их пальцы переплелись. С последней ступеньки он покружил её на руке, вторая была занята картинами.

— Я потушила картошку с мясом, что ты принёс, открыла огурчики, малюсенькие с ноготочек, даже ещё и с цветком.

— Давай. Сама ела? Нет. А ну пошли. Кстати, ты почему опять в юродивую нарядилась?— удивился он, усаживаясь за стол.

— Не торопи, пожалуйста. И будь осторожен. За домом подсматривает моя соседка.— Раскладывая еду на тарелки, отводила глаза она.

— Тоже мне новость. Я заметил давно. Она меня ещё на туалете вашем экзотическом поймала. Чего я тебе не первый раз и предлагаю, переезжай ко мне и все дела. А что было?

— Она полезла днём подсматривать в окно. Наличник оборвался, и пожилая дама пострадала.

— И хорошо грохнулась?— оторвался он от тарелки.

— Грядка с морковью в лепёшку и наличник на ней.

— Зашибись. Наличник дубовый?

— Ну...

— Сама ушла или унесли?

Она спрятала смех в ладошке.

— Сама, но почти по двору ползком. А на улице по забору... Бедная...

Виктор не сдержал ликования.

— Отлично! Я рад. Считай, что у нас есть несколько без надзорных дней, пока она на больничном. Так как насчёт переезда ко мне?

Таня напугалась его настойчивости и, опережая ответ, замотала головой.

— Прошу тебя не спешить. Всё не так просто. Мне нелегко.

— Ну, хорошо, только не волнуйся. Я обещаю, что не буду тиснуть на тебя кувалдой, и ты выберешь время сама. Надо же картины самоучкой пишет она!? Тогда ты должна знать или даже любить кого-то из художников?

— Да Винчи.

— Да-а! А ещё?

— Пабло Пикассо.

— Ну с первым понятно. "Джаконда" и всё такое, а почему Пабло?

— Понравилось.

— Что и где ты видела его работы?

— В журнале. "Маскарад". Он любил женское тело, а женщины благотворили его.

Он, пеняя себе, улыбнулся — про журнал мог бы догадаться и сам.

— На грани фантастики. Так оно и было. Его страсть-живопись. Деньги и женщины использовались им по мере надобности, теша его самолюбие. Он пользовался и аристократками и проститутками. Женщин кромсал на "леди" и "подстилки". Бесцеремонно стремясь первых превратить во вторых. Как ты не скажешь: "он любил женские тела". Так и было. Именно это его и интересовало в женщине. А ещё он был патологически скуп.

— Он был женат?

— Тебя так волнует этот вопрос. Не иначе как собралась за него замуж,— посмеивался он.

— Он же старый,— покраснела Таня.

— Настолько, что в 1973 году умер. Женат был два раза. Между первым и вторым браком прошло сорок лет.

— Целая жизнь. Он был таким верным?

— Ну что ты, скорее привередливым в выборе. За это время через его руки каких только женщин не прошло. У меня есть книга о нём и его работах, как-нибудь съездим в городскую квартиру и заберём. Ладно, спасибо, котёнок, за ужин, я пошёл, а ты подои несчастную Люську.

Татьяна разволновалась:

— Ой, я забыла про неё. Надо сходить за ней в рощу.

— Рогатая барышня вместе с колом уже во дворе. Я тебя жду в десять у подкопа Джека. Ну, пока!

Поцеловав Танюшку и забрав картины, парень отправился домой. На крыльце он, не удержавшись, посмотрел на соседний дом и, увидев неестественно шевелящуюся шторку, помахал, приветствуя "бюро новостей на дому" рукой. Соседка не ожидавшего такого оперативного реагирования отпрянула от окна, опять неудачно перелетев через стул. О чём тут же известил соседей грохот падающего стула и тела. Таня, улыбнувшись и погрозив хохочущему Виктору пальчиком, пошла к Люське в хлев, а тот с полотнами к себе в хоромы.

"Какой он чуткий и добрый".— Подаивая Люську, она принялась искать в нём то, что делало его совершенно особенным, не похожим на других. И как он может быть обыкновенным? конечно же, нет. Он совершенно не так смеётся, шутит. А когда рассказывает что-то весёлое, играет бровями. Его голос... Таня слушала бы с утра до вечера, особенно как он произносит её имя. "Танюшка" Его ласки и нежные руки... таких нет больше не у кого и никто другой не способен любить так юродивую. Неужели это всё происходит со мной и он реальность?!"— разлившаяся трель мобильного напугала её, оторвав от дум.— Алло.

— Малыш, что у тебя с голосом?

— Я думала о тебе. Звонок напугал меня.

— Жду тебя у подкопа Джека.

— Хорошо.

На следующий день, он, преодолев её сопротивление, свозил Таню в клинику пластической хирургии. Её посмотрели, сделали несколько снимков и пообещали помочь беде. Обнадёжив, что страшного ничего нет и всё можно исправить. Договорившись о дне операции, повёз девушку в галерею, где собирался выставить её картины. Таня ходила молча рядом, держась за руку, смотря и слушая, плохо понимая происходящее и не веря своим ушам.

Таня не знала, как относиться к проявляемому интересу Виктора насчёт её картин. "Он просто сошёл с ума! Ведь то, что она делала, не может иметь ценности и наверняка не интересно никому". Однако картину "Кота с цветочными часиками", что он выставил на продажу, и которая висела рядом с его "Одуванчиком" очень быстро купили. Бойко торговали и "Одуванчика" а, узнав, что он не продаётся, были весьма недовольны.

— Малыш, что я говорил. Ты самородок. Твои русалки в старом фонтанчике на фоне запущенного сада и развалин замка бесподобны. А вообще-то, всё потрясающе. Я давно уже ничего подобного не встречал. Откуда ты берёшь сюжеты?

— Не знаю, как-то пишется само. В моей жизни не было ни детства, ни праздника. Детство украли, затравив меня, как волчонка. С праздником не сложилось. Сплошные серые будни. Вот я забиралась на чердак и делала себе праздник, фантазируя, как мне хочется. Витя, я боюсь операции.

— Всё будет о, кей!

— Вспоминать задним числом давно уже стало частью меня. Я забыла про своих домашних. Витя, а куры, а Люська и Кузя с цыплёнком?

— За ними присмотрит жена Тимофеевича. Да и Кузя с Сёмой солидные мальчики стали. Как их та корова с наличником не придавила — судьба, они ж так любили прятаться в ботве моркови.

Она, помня, как он их раньше шугал, смеялась. "Надо же, оказывается, у Кузи с Сёмой существует теперь судьба".

Виктор дождался конца операции и её пробуждения после наркоза, боясь оставить одну, упросил разрешить ему ночевать. Таня терялась и скучала. Заезжая по несколько раз в день проведать, старался рассмешить её и приласкать. Потом, привезя из клиники домой, держал девушку ещё неделю у себя дома в спальне. Чтоб поправилась и упаси Бог, не сунувшись в домашнюю работу и огород, чего-нибудь не порвала. Он бы и ещё не отпустил, но она предупредила, что уйдёт сама и это будет через окно и забор. Виктор, набрав в пакет продуктов, отвёл вечером её в домик на курьих ножках. Тимофеевич с женой опять играли в гадалки. Что это было? "Носился две недели с рыжей красоткой, притащил её домой, а сегодня отвёл к юродивой. Опять же вопрос набегает, куда делась на эти две недели дурочка? Дом точно был закрыт. Тимофеевич сам проверял. Опять же за животными присмотр был... Значит, ненормальной там не было. А утром они с женой своими глазами видели, как юродивая появилась на крыльце вместе с ним и оба потопали в рощу. Она козу повела, а он пса. Похоже, он там и ночует у неё. Уж понятно, что не с ней, а с рыжей. Может родственница какая или сестра? А вообще-то чёрт ногу сломает в том скворечнике, как всё запутано. Юродивая теперь почему-то стала ходить в тёмных очках. "Дура дурой, а тоже моды захотелось",— поглядывала в её сторону жена Тимофеевича. Кстати опять же непонятки. Раньше в тёмных очках ходила рыжеволосая. Теперь же рыжеволосая без них, а юродивая натянула на нос. Может, дурочка у неё их выпросила?" Таня действительно спрятала исправленные глаза под очки. Рыжую шевелюру и пол лица кутала по-прежнему в бесцветный платок, а теперь ещё и глаза под тёмными стёклами. Она боялась, что по лицу, потерявшему косинку, люди догадаются... Но её тревога была напрасной. Очки на носу воспринялись окружающим её народом, как очередной забубон чокнутой. "Вот и славно. Пусть всё остаётся, как есть".

Теперь Виктор часто, подгоняя к чужому дому "джип" и сажая рыжеволосую красавицу в него, увозил на глазах изумлённых соседей. Они уже не сползали с лавочек и заборов. Не мудрено, что часто. Ведь они ходили на всё, на что успевали. Смотрели спектакли, фильмы, всевозможные программы и концерты. Были в ресторанах и казино. Где он попробовал свою догадку, посадив её играть, и остался доволен её выигрышами. Любопытство самой любопытной соседки опять перевалило через осторожность и она, рассмотрев, что во дворе нет противного пса, сунулась с разведывательной вылазкой. Ей было страх, как интересно, куда девается юродивая, когда поселившаяся у неё, по всей видимости, рыжеволосая красавица уезжает с тем бесстыжим крутеликом.

Но дом оказался погружённым в темноту и запертым. Как не стучалась, никто признаков жизни не подал. Она не спала всю ночь и проследила, что привёз он рыжую уже к себе. И утром она бессоромница припёрлась в дом юродивой. И только потом появилась дурочка. Выпустив козу и захватив соседского пса, потопала в рощу. Сложив один плюс один, и больше не сомневаясь, что дурочку держат в подполе, а выпускают только для работ, она включилась в борьбу за права неполноценных и замученных. "Ещё и дом, поди, уже к своим ручкам прилепили. Что с дуры возьмёшь. А этот бандит толстосум, мигом распорядясь, пассию свою ей подселил, чтоб сподручнее было обтяпывать".— Накручивала она себя и других зевак соседей. А потом, заручившись поддержкой общественности, отправилась в сельсовет и всё это, что так жгло грудь и будоражило мозг, выболтала участковому. Народ и ответственные работники горели. "То-то шуму будет!"

Таня полола цветы, когда подвалила целая комиссия с возбуждённым народом к её двору. Впереди всех резво приседая на полусогнутых ногах, бежала соседка. "Надо же два раза шмякнуться и так прытко бегать". Быстро достав из кармана очки и орешки, водрузив их на место, она воззрилась на них. Её допрашивали про рыжую жиличку, она крутила головой, мол, не понимаю. Обыскали дом, заглянули в подпол, хлев, спрашивали про соседа и его дела с рыжей. Таня с удвоенной силой мотала головой. "Не мотай так, оторвёшь",— пожалел юродивую озадаченный участковый. Плача убежала в дом, надеясь, что они уберутся. Но не тут-то было. Комиссия, слушая взахлёб тараторившую страсти-мордасти женщину, не собиралась так просто сдаваться и, покидая поле боя, уходить. Напуганная и припёртая к стенке Таня, достав из бездонного кармана мобильный, позвонила обрисовав обстановку Виктору. С орешками за щеками это мало было понятно на речь. Но появление звонка ему дало повод думать, что случилось нечто неординарное.

— Малыш, не трусь, я лечу.— Он отставил все дела и немедленно рванул на помощь. У него и мысли не закралось отказать. "Всё-таки правду говорят, что сила женщины в её слабости. Как хочется и здорово чувствовать рядом с ней себя всемогущим мужиком".

Пока они с новым усердием лазали по участку и дому ища следы преступлений и жестокого обращения с юродивой, сочиняли протокол, прикатил и "бандит толстосум". Разглядев толпу, он, предвидя развлечение, ухмыльнулся. Оставив машину у изгороди, а охрану на расстоянии: — В чём проблема командир?— подошёл он к лейтенанту.

— Жалобу разбираем,— козырнул тот.

— Даже так? И о чём нынче сигнализируют? А ещё на Сталина бочку катят, а червь-то в нас. Стучим на соседей и без Лаврентия Берии...

— Не трепись,— поморщился лейтенант.— От баб устал уже.

— Да ну! Тогда ближе к делу давай двигай.

Лейтенант, шмыгнув носом, для маскировки не к месту выползшей улыбки, прогнусавил:

— Что вы издеваетесь над юродивой?

О! Виктор сразу ухватил настроение и, взяв за оружие иронию и насмешки, пошёл в атаку.

— Как интересно и кто это видел, может подтвердить? Немедленно звоню своему адвокату. Немедленно. Меня обвиняют чёрте в чём...