Давлю свои эмоции и встаю.
— Не могу сказать, что я удивлен, — говорю я, делая все возможное, чтобы остаться вежливым. — Спасибо за еду, но если ты не поможешь, мне еще есть, чем заняться.
Я намереваюсь уйти, но Сецуна продолжает:
— Задержитесь, пожалуйста, Ранма-кун.
Я останавливаюсь, одна рука на спинке моего стула, а я оглядываюсь на женщину. Мои ощущения оказываются верны. Сецуна играет со мной. Теперь пришло время ей протянуть руку. Но я больше не в настроении слушать.
— Что бы ты не предложила, мне не интересно. Сейчас у меня и так уже ворох проблем. Мне не нужны новые игры.
— Даже если я предложу вам свою помощь в вашем начинании? — спрашивает Сецуна, покачивая чашку.
Прищуриваю глаза, но улыбка Сецуны оказывается безмятежной. Сука мной манипулирует. Не успеваю я это подумать, как изгиб губ Сецуны становится чуть шире, как будто она в курсе моих мыслей и польщена моим пониманием.
— Дай угадаю. Это тот момент, когда ты называешь свою цену.
Сецуна не отвечает. Вместо этого она молча потягивает чай. Ждет. Ждет, пока я не сяду. Я настойчиво стою еще некоторое время, пытаясь победить в негласном соревновании. В конце концов, я сдаюсь, моя гордость уступает желанию помощи.
— Цены не будет, Ранма-кун. Я с самого начала намеревалась помочь вам в вашей задаче, — начинает Сецуна. — Как мне отказаться? Институт это рак — тот, что быстро становится злокачественным. Оставить Институт без противников будет все равно что пригласить к уничтожению человечества, как мы его знаем.
— Ага, — тяну я. — Это мило и все такое. Институт Прекрасных Принцесс это ультра-злобная организация, стремящаяся уничтожить весь мир. Бла-бла-бла. А теперь, может, прояснишь мне мое замешательство, потому что я точно слышал, что ты сказала, что не поможешь. Так в чем дело?
— О, но Ранма-кун, я ведь не говорила, что не помогу, — отвечает Сецуна. — Я лишь сказала, что Сенши не нападут на Институт. Однако более ограниченная роль приемлема. Если вы согласны, мои товарищи Уран и Нептун, так же как и я сама, обеспечим защиту любой сбежавшей юной леди.
Я подаюсь вперед и смотрю через стол.
— Посмотрим, понял ли я все правильно. Ты думаешь, что ИПП собирается уничтожить мир и единственное, что ты готова сделать, это проводить пленников в безопасное место? Что, черт возьми, с тобой такое?
Сецуна не спешит с ответом. Я некоторое время нервничаю, наблюдая, как женщина медленными глотками потягивает свой чай. Единственной реакцией, что мне удается обнаружить, является веселье.
— Ну? — Мой вопрос скорее требование.
Сецуна изящно подхватывает печенье с единственной оставшейся тарелки. Играет с ним секунду тишины.
— Если бы у вас был шанс отправиться назад во времени и убить Гитлера, вы бы так сделали?
— Какое это имеет к чему-то отношение?
— Полное, — без колебаний отвечает Сецуна. — Это классический гипотетический вопрос. Правильно ли убить одного человека, если это гарантирует жизнь миллионов? Правильно ли, даже если он еще не совершил преступления? Конечно, убийством Гитлера ничего не достичь. Судьбу приводят в движение воля десятков миллионов, а не нечто столь маленькое, как одна жизнь. Хотя жаль. В противном случае моя работа была бы гораздо проще.
Сецуна делает паузу, и официант наполняет ее чашку. Затем она окунает печенье в янтарную жидкость, позволяя ему пропитаться, прежде чем укусить.
— Но давайте на минуту оставим это в стороне и предположим, что убийство Гитлера, само по себе, предотвратило бы Вторую мировую войну. Смерть одного человека и спасение миллионов. Вы бы это сделали?
— Нет, — отвечаю я. Откидываюсь на спинку стула. — Я бы, наверное, просто похитил ублюдка, использовал какие-нибудь приемы, чтобы стереть ему память, а затем вышвырнул его в городе на другой стороне мира.
Сецуна смеется.
— Прекрасный ответ, Ранма-кун. Прекрасный. Но в этом-то и наше различие. Видите ли, я бы не сделала ничего. Совсем ничего.
Я фыркаю полусмех, любопытствуя, как же я позволил втянуть себя в этот разговор.
— Так значит, ты позволишь всем умереть? — качаю я головой. — Не то чтобы я здесь для философствований. На самом деле, меня ничего этого не заботит, но предполагаю, что где-то там ты права. В остальном ты хладнокровная бессердечная сука.
Сецуна не вздрагивает от моего оскорбления. Вместо этого она снисходительно улыбается, как взрослая, свысока глядящая на наивного ребенка.
— Вы не понимаете, Ранма-кун. Мой выбор рожден не бездушием. Просто я рассматриваю не то, что вы. Вы взвесили очевидные последствия, но при этом пренебрегли скрытыми. Рассмотрим, на мгновение, что бы произошло, если бы Второй мировой войны не было. Конечно, миллионы были бы спасены, но так же как и статус-кво. Представьте на мгновение мир, где вся приведшая к этой войне враждебность сохранилась, ожидая для своего выпуска малейшей искры. Представьте мир, где расовая ненависть, фанатизм и евгеника еще не были окрашены кистью неописуемого зла.
На губах Сецуны появляется промораживающая улыбка.
— Представьте себе мир, полный ядерного оружия, силу которого человек еще не понял. Как думаете, Ранма-кун, будет ли такой мир лучше? Будет ли этот мир балансировать на краю пропасти и отступит? Или он падет?
Сецуна ждет, позволяя своим словам повиснуть.
— Именно поэтому я позволила Гитлеру жить. Именно поэтому я не могу и не попрошу моих подруг Сенши отправиться на войну с Институтом, несмотря на то, что он должен быть разрушен.
Последние три слова Сецуны эхом прокатываются в моей голове. Ищу ответ, но не нахожу его. Вместо этого начинаю задаваться вопросом, какие же, по мнению Сецуны, будут катастрофические последствия в случае вовлечения Сенши. Неужели она боится, что они проиграют? Неужели она боится, что их захватят?
Я качаю головой. Это не важно. Я влезу в ловушку. У меня нет никакой необходимости думать о бесполезном. Да, это лицемерно, но я здесь не для того, чтобы играть в героя. Я здесь ради спасения друзей.
Если поставить вопрос так, все становится просто. Что бы не предложила Сецуна, я приму. Если она меня использует? Ну и что. Не то чтобы я не использовал ее. Если ее цель хороша, то я в итоге спасу мир, отлично. Если все это одна крупная схема по замене одной злой организации на другую, я разберусь с ней позднее. А сейчас мне нужно думать только о спасении Аканэ и Укё.
— Знаешь что, меня это не волнует. Твои причины это твои причины. Что бы ты не предложила, я это приму, — говорю я, облекая свои мысли в слова. — Ну, если мы здесь закончили, у меня еще масса дел.
— Еще кое-что, Ранма-кун, — отвечает Сецуна.
На моем лице мелькает раздражение. На сегодня мне хватило глубоких размышлений.
— Что еще? И давай побыстрее.
— Подарки, — отвечает Сецуна.
Из своей сумочки она вытаскивает два коричневых бумажных конверта. На них фиолетовыми чернилами изящным почерком написаны слова «Отступление» и «Нападение». Она подталкивает ко мне конверт, подписанный «Отступление».
— Первый…
— Нет, — говорю я, толкая конверт обратно. — Я не собираюсь уходить. Я бы не сбежал, даже если бы был единственной целью. Тем более пока нужно спасти Аканэ и Укё. Я не сбегу.
— Как скажете, — говорит Сецуна, возвращая конверт в свою сумочку. Затем она выталкивает вперед конверт с надписью «Нападение». — Пожалуйста, примите тогда этот, Ранма-кун. Не стесняйтесь использовать его так, как пожелаете.
— Не думай, что это значит, что я тебе что-то должен, — смотрю я через стол, вызывающе предлагая ей сказать что-нибудь еще.
Сецуна не отвечает. Вместо этого она взмахом подзывает к нашему столику официанта и оплачивает счет. Мое любопытство берет надо мной верх, и я с некоторым усилием открываю конверт и заглядываю внутрь. Сбоку шуршит одинокий журнал, удерживаемый на месте толстой пачкой бумаги. Мгновенно узнаю пачку, но раскрываю конверт чуть шире, чтобы убедиться.
— Это шутка?
Мои глаза выстреливают в Сецуну, которая уже в двух шагах от нашего столика. Женщина приостанавливается и смотрит назад.
— Конечно нет, — отвечает она. Затем она начинает идти в темноту кафе. Она уже на пороге, когда останавливается и оглядывается во второй раз. — О, и последнее, Ранма-кун. Когда вы затеряетесь во тьме, и враг протянет руку. Примите ее, или будете уничтожены.
Я вскакиваю со своего места.
— Что?
В третий раз Сецуна не оглядывается, продолжая идти, как будто не слыша меня. Спешу за ней, быстро выбираясь из-за стола, прежде чем стремительно ринуться вслед.
— Стой! — зову я. — Я не могу это принять.
Ответа нет. Я влетаю внутрь кафе на секунду позднее и оглядываюсь по сторонам, мои глаза привыкают к тусклому освещению. Сецуны нигде нет.
Встав в тупик, я смотрю на конверт. Ну и что мне делать с достойной Куно пачкой денег? С кружащейся от мыслей, сколько мне в руки сунули денег, головой, я пячусь к столу и беру бумажный пакет, в котором лежит то, что осталось от позднего завтрака.
Я останавливаюсь и во второй раз смотрю на конверт. Снова открываю его и вытаскиваю тонкий журнал. Одного быстрого взгляда достаточно, чтобы опустошить мой разум. Спустя секунду мои щеки пылают от смущения. Быстро засовываю каталог обратно, чтобы спрятать его, и оглядываюсь во все стороны, чтобы убедиться, что никто больше его не видел.
Я один.
Выдыхаю и смотрю на конверт. Ну. Нищие не могут выбирать.
* * *
Сидя на холодной каменной скамье, я смотрю на последнюю остановку в моей авантюре. Непритязательные стеклянные двери, обрамленные кирпичом, мой последний пункт назначения. Мне осталось только войти внутрь и сделать покупку. Столь простым действием я приобрету то, что нужно для победы над Институтом Прекрасных Принцесс. Свобода Укё и Аканэ так близко, что я могу ее коснуться.
Тем не менее, я сижу здесь, мышцы тяжелы, а конечности не шевелятся. Не могу заставить себя подняться. Я связан оковами своего разума.
Глупо, ругаю я себя. Мне нужно это сделать. Еще в бане я сделал свой выбор. Но этих простых банальностей недостаточно, и я не могу скрыть от себя их слабую ложь. Я победил Митико и Кодачи. Я снова могу победить. Но думать так наивно. Высокомерие и гордость стремятся ввести меня в заблуждение. Я прекрасно это знаю, потому что не могу забыть горечи моих предыдущих поражений.
Однако возможность скрытности оказывается куда более заманчивой фантазией.
На поверхности все просто. Быстро войти в Институт и выйти. Хитрый засранец вроде меня может проделать это почти без проблем. Даже если я не прав, у меня есть умисэн-кэн. С этим приемом призрачной ауры сомневаюсь, что хоть одна махо-сёдзё может надеяться меня остановить.
Но на этом идея и умирает. Дело не в моей пронырливости, но в девушках. У Укё, по крайней мере, есть потенциал. Однако Аканэ это готовая взорваться пороховая бочка. Если она не подавит свои эмоции, она, не задумываясь, нас выдаст. И это только начало моих проблем. Я достаточно видел, как сражаются обе девушки, чтобы знать, получится научить их скрытности или нет. Эту проблему мне не преодолеть. Скрытности не научить во время дела, и умисэн-кэн влияет только на пользователя.
Странно, насколько признание этого позволяет мне лучше себя чувствовать. Мне не нравится идея распечатывания умисэн-кэн. Мои причины запечатывания приема остались все те же: слишком заманчив, чтобы использовать, слишком прост, чтобы повторить. О многом говорит то, что мой батя решит похоронить прием, и я не готов недооценивать своего отца, когда доходит до личной ответственности.
Что и оставляет меня здесь, глядеть на неизбежный рок. Забавно, что рок может принять вид небольшого магазина, вклинившегося в торговом центре между остальными. Он выглядит так невинно, как будто бы его существование вполне обычно. Лично я бы предпочел зоомагазин. По сравнению с этим, гладить кошку приятно.
… ладно. Это ложь. Это лучше, чем гладить кошку. Незначительно.
Все еще не отлипая от бетонной скамейки, я в очередной раз прогоняю свою внутреннюю мантру. Это должно быть сделано. Я уже решил. Вставай, Ранма, войди в магазин, купи то, что тебе нужно, и получи силу столкнуться с Институтом Прекрасных Принцесс.
Мои ноги не сдвигаются с места, и я обнаруживаю, что тешу в себе еще большее заблуждение. Что я смогу победить и без дополнительной силы.
Монстры вроде Тиё? Не вспотев. Справлюсь с этим. Акина и ее магическая колыбельная? Ха! Это легко. Я просто раздавлю ее, прежде чем она успеет запеть. Гёндуль со своим молниеносным копьем и летающим волком? Просто подпрыгну и надаю им пинков, прежде чем мы упадем на землю.
Ага. Точно. Я чуть не сдох, столкнувшись с Сафураном, и тогда у меня был волшебный посох. Некоторые из этих девушек играют на его уровне. Даже те, кто нет — Акина, Митико и Кодачи — все еще очень опасны.
Мне придется с этим столкнуться. В этом бою перевес на стороне моих врагов. Это меня не пугает, но я не был бы и вполовину таким хорошим бойцом, если бы немного себя не обманывал.
Что значит, что мне придется пройти через двустворчатые двери в ад.
Но, прежде чем я это сделаю, я должен убедиться, что не осталось ничего.
— Эй, — кричу я в сторону крыши. — Я знаю, что ты следишь за мной, так что спускайся, поговорим.
С вершины здания на другой стороне двора и справа от меня падает Хикару. Он лениво мне ухмыляется, не выглядя хоть сколько-нибудь извиняющимся.
— Черт, ты хорош, — говорит Хикару с ноткой похвалы. — Когда ты меня заметил?
Хмурюсь. Этим утром за моими шагами следил Чиба. Видимо, я пропустил момент, когда эти двое поменялись. Не то чтобы я собираюсь сказать это Хикару.
— Все же, зачем ты следишь за мной? — спрашиваю я.
— Если ты не заметил, ИПП вытащил большие пушки. Вполне очевидно, что цель это ты, — объясняет Хикару.
— Я не слеп и не глуп, — отмечаю я. — Кроме того, как минимум половина девушек прямо сказали мне, что они пришли за мной. Так что это совсем не секрет. И это все равно не объясняет, почему ты здесь.
Хикару натянуто улыбается.
— Я просто за всем присматриваю.
— Мне не нужна твоя защита, — ворчу я. — На случай, если ты не заметил, я, черт возьми, могу о себе позаботиться. Даже разобрался с Митико, пока чертов мальчишка не вмешался в бой.
Хикару склоняет голову набок.
— Не врешь?
— Не вру, — отвечаю я.
Чтобы доказать свои слова, вытаскиваю из кармана очки Митико и кручу их между пальцев. Усмехаюсь, когда лицо Хикару озаряется узнаванием.
— Ты украл у нее очки! — говорит Хикару, давясь от смеха словами.
— Ага. — Моя усмешка превращается в ухмылку, и я надеваю очки на нос. Сделав пустое лицо, касаюсь линз и говорю: — Вероятность победы равна нолю про… вот дерьмо!
По линзам проносятся оранжевые огоньки, и на стекле появляются рамки. Очки оживают, активировавшись нажатием пальца. Теперь мир подчеркнут индикаторами. Над предметами появляются численные данные, а Хикару выделяется призрачным оранжевым светом. Смотрю на себя, я тоже выделен, но зеленым с оранжевыми вкраплениями. Осматриваюсь по сторонам, но толпа людей не получает такого обозначения.
