— Мне что, охрану тебе выделить?
— Было бы неплохо, — совершенно серьёзно заявил я. И, пока никто не перебил, добавил:
— Например, общество леди Стойкость с её замечательным оружием могло бы меня... и успокоить, и промотивировать.
Хрустящий скрип — втрое громче. У "переводчика" словно горло перехватило:
— Что?
Снова подпустив в голос тьмы, я добавил:
— К тому же её общество обеспечит тебе какой-никакой, а контроль моего поведения. Это хорошее предложение, Мастер Обменов. Соглашайся.
— Пожалуй, — ожила у меня за спиной молчавшая всё это время леди Одиночество, — я тоже составлю тебе компанию, Ровер.
— И я, — объявил лорд Печаль не допускающим сомнений тоном, — не оставлю сестру.
"Переводчик":
— Мы обсуждали совершенно не это!
Я, с толикой не особо убедительного недоумения:
— Ну а что нам мешает обсудить такой... вариант?
— Обмен не будет равновесным! Четверо за одну-единственную сущность — при том, что одного Ровера за неё и то будет много!
— Тогда считай, что компенсацией неравновесного обмена будет большой погром. Если ты не этого хотел, почему не признался сразу?
Однако Мастер Обменов не зря носил своё имя. В лапы он взял себя решительно и быстро. В конце концов, лап у него было целых восемь...
— Хорошо же. Я отправлю в Вязкие Миры сразу четверых, но только с дополнительными условиями. Первое: высокие господа не задержатся там дольше, чем нужно для... погрома. Второе: мой клиент должен выслушать весь список моих претензий в полном объёме из уст Ровера. И третье: после выполнения всех условий обмена Ровер тоже должен вернуться сюда.
— Поскольку третье условие ты вставил лишь для того, чтобы было о чём поторговаться, не надо настаивать на его выполнении. Только я сам решу, возвращаться мне в Поток или нет... а если возвращаться, то в какую именно область Потока. Я выполню свои обязательства по сделке, и после этого ничего не буду тебе должен. Ничего. Это понятно?
— Вполне, — процедил "переводчик" под долгий, но не особенно громкий хрустящий скрип.
— Тогда поговорим о нюансах. Как именно ты собираешься нас перемещать?
Вместо ответа Мастер Обменов в сложной последовательности дёрнул за некоторые из нитей своей паутины, и чуть в стороне от прямой линии меж нами возникла колонна слабо светящегося тумана.
— Это ничто иное, как вход в "чашу", — заговорил "переводчик" сухим деловитым тоном, выделив интонацией последнее слово. — Вам всем придётся хорошо постараться, чтобы система не вышла из равновесия: обмен четыре на один несёт скрытую угрозу тонким балансам. Чтобы было понятнее: из-за нарушения симметрии "чаша" может выбросить вас в неправильном месте, в неправильное время и даже — это наиболее вероятный и вместе с тем неприятный вариант — в неправильном состоянии. Я постараюсь парировать искажения, но без вашей активной помощи у меня мало что выйдет. Так что постарайтесь помочь мне: вам это даже нужнее.
Я поинтересовался особенностями системы обмена и способами настройки тех самых тонких балансов. Суперпаук устами "переводчика" отвечал — не слишком охотно и обходя некоторые моменты, но без попыток прямого обмана.
В процессе диалога я лишний раз убедился, что некоторые реалии магии могут быть описаны незамкнутым множеством различных языков символического типа... правда, не помнил, откуда взялась формулировка этой теоремы реальной семантики, но в тот момент меня это и не интересовало. Моё мышление понемногу расплывалось, одновременно наводясь на резкость — престранный эффект, но приятный. На некотором уровне облако смыслов, которые я наловил в реке, не просто собралась в один плотный сгусток, но приобрела особую подвижную структуру, сложившись в мозаику с переменным числом измерений.
Впрочем, "сложившись" — не совсем то слово. Или даже "совсем не". В обновлённом поле моих представлений у времени было два измерения, и если вдоль одной из его осей можно было определить моменты начала и конца событий, то вторая ось, которую и осью-то называть не следовало, придавала всем связям иное качество. Волны вероятностей плыли по времени в обе стороны, меняя события по закону равновесия, расходились, сходились, отражались, умножаясь и взаимно нейтрализуя друг друга.
Это завораживало.
И это же могло меня уничтожить. Потому что лишало привычных способов контроля над собственной памятью — а новых, пригодных для нового понимания себя и мира, я ещё не выработал. То есть выработал, кажется, но в достаточно отдалённом будущем, и в данном срезе Потока, в пространстве, контролируемом Мастером Обменов, использовать их без серьёзнейших последствий для собственной души не мог.
— Ну что ж, нам пора, — сказал я слегка невпопад. — Лорд, леди, подойдите ближе. Чтобы не затруднять себе жизнь, нам лучше шагнуть в "чашу" одновременно. Мастер Обменов, что именно вы желаете моими устами сообщить своему клиенту?
Под негромкий хрустящий скрип "переводчик" продекламировал три недлинные фразы, для меня не особенно осмысленные. Я повторил их в точности. Потом взял нижней левой рукой правую ладонь леди Стойкость, правой нижней — левую ладонь леди Одиночество, подождал, пока они возьмут за руки лорда Печаль...
И колонна слабо светящегося тумана, вокруг которой мы образовали этот небольшой хоровод, рывком расширилась, принимая нас в промозглые объятия.
11
Больше всего это движение походило на спуск в лифте. Хотя было в нём и нечто от сплава вниз по порожистой реке на плоту, и от падения сухого листа, — падения, при всей внешней хаотичности подчинённого строгим и красивым закономерностям.
Высокие господа дружно сделали нечто малопонятное, уменьшающее их "вес" — точнее, давление их совокупной Силы на реальность. Что было не так-то просто, поскольку даже свёрнутая и не проявленная Сила всё равно "давит" на реальность, всё равно существует (так камень, затащенный на верх стены и не сброшенный ещё на головы нападающим, уже обладает определённой потенциальной энергией). Ну а я, как лучше прочих понявший наставления Мастера Обменов, "растопырился" и тормозил наш полёт-падение всем своим существом, заодно пытаясь его контролировать.
И не без успеха. Во всяком случае, тревожных признаков, описанных несколько ранее, не наблюдалось: туман не вихрился, потоки энергий, "мимо" и "сквозь" которые мы падали, текли ровно, струясь и танцуя, но не прерываясь. А на некотором уровне, если смотреть только глазами, мы словно вообще не двигались (потому-то я и сравнил происходящее со спуском в лифте).
На другом уровне я продолжал вспоминать. Похоже, процесс возвращения моей личности окончательно вышел из-под контроля.
— Это и есть глубинная сущность магии подобий? Резонанс?
— Да. Всего-навсего резонанс. Но насколько просто подобрать натяжение для струны, чтобы она зазвучала в унисон со струной иной длины и толщины, настолько же сложнее установить резонансные сетки для более сложных предметов.
— И наиболее сложные объекты для магии подобий — живые?
— Нет. Резонанс для живых объектов считается средним по сложности. Наисложнейшей из дисциплин магии подобий считается установление подобий духа.
— Почему? Ведь духи пластичны и легко "настраиваются" друг на друга. На этом феномене основаны все низшие ментальные дисциплины...
— Вот именно: пластичны. Чтобы связать две души при помощи магии подобий, нужно не просто уловить какое-то фиксированное состояние души-цели, даже не весь спектр её состояний — для этого требуется изучить законы, управляющие её изменениями! Ты представляешь себе порядок сложности этой задачи?
— Да, Зархот. Представляю. И теперь понимаю, почему вы могли продолжать нас преследовать даже в Квитаге. Здесь перемешаны вещество и энергия, пространство и время; здесь царит чуть ли не идеальный хаос... но до пласта высоких абстракций этот хаос всё же не дотягивается: последние исследования Айса позволяют утверждать это с определённостью. Я же могу предположить, что ваше поисковое заклятье было нацелено не просто на Ладу — после всех изменений, через которые она прошла, это было бы слишком сложно. Оно отслеживало обладателей определённого тезауруса. Вы искали хилла-недоучку, молодую, ещё не усвоившую должным образом родной язык. Я прав?
Молчание.
— Ладно, можешь не отвечать на этот вопрос. Он был риторическим. Лучше скажи мне другое: ваше поисковое заклинание выдавало вам двоящуюся засечку, не так ли?
— Ты слишком догадлив, друид.
— Я рад, что ты вспомнил об этой грани моих умений. Поэтому остерегись объявлять, что не станешь учить меня, потому что я всё равно не сумею воспользоваться высокой магией подобий в её лингво-семиотической плоскости. Я сумею, Зархот.
— Не сразу. Далеко не сразу.
— А я никуда особо и не тороплюсь.
...ну а ещё на одном уровне я в очередной раз изменил внешнюю форму.
Убавил в росте, убрал верхнюю пару рук, превратил свою живую броню в нечто, для чего в прошиваемой молниями воспоминаний голове нашлось словосочетание "городской камуфляж с бронежилетом скрытого ношения". И голова моя стала похожа на головы высоких господ, обзаведясь носом с парой ноздрей, глазами какого-то... да, пожалуй, именно правильного цвета и разреза, а также светло-русой шевелюрой, собранной в короткий "хвост". Этот последний облик — вообще весь, а не только его глаза — ощущался мной как точный, уместный, привычный и опять-таки правильный. Кажется, таким я был, когда...
— Ровер, я восхищён.
Реплика лорда Печаль спугнула очередное воспоминание, и я охотно поддержал разговор, чтобы отвлечься. Угроза бесконтрольных воспоминаний буквально сжигала меня ощущением бессилия перед внутренней угрозой. Для того, чтобы отдалить мгновение настоящего возвращения в себя, годилось любое средство.
— Если ты о моём общении с Мастером Обменов, то там нет особых причин для восторга.
— Неужели? Но до сих пор у него на его же поле никто не выигрывал!
— Рано судить о том, выиграл я или проиграл. Это раз. А во-вторых, Мастер Обменов с самого начала имел невыгодную позицию. Его суть в том, чтобы получать и отдавать. Он не может просто отдать что-либо, но не может и взять просто так, безвозмездно. Кроме того, он имеет дело не только с безличными Силами, но и с живыми, разумными клиентами. Я всего лишь сыграл на слабостях его природы, воспользовавшись конфликтом, имевшим место между ним и другим его клиентом. Кстати, леди Стойкость, запомните этот приём. Не знаю, как и на чём Мастер Обменов поймал вас впервые, но не забывайте: любой обмен нужен прежде всего ему, а не вам. Он не может быть всё время пассивен, он заинтересованное... гм, лицо. А это значит, на определённом уровне, что он атакует — и становится при этом уязвим для контратаки. Главное — выбрать момент.
— Тебе это удалось.
— Не очень хорошо. Три часа впустую!
— Потерять три часа, — сказала леди Стойкость, и в голосе её обиженно звякнула оружейная сталь, — гораздо лучше, чем сначала лишиться оружия, а потом свободы.
— В отличие от многих иных благ, свобода никогда не даётся даром. За неё нужно драться. И вполне можно её отвоевать, если какая-то её часть оказалась потеряна.
— Отобрать принадлежащее Мастеру Обменов?
— Если бы я не верил в такую возможность, я бы не раздавал сейчас советы о том, как лучше всего это проделать. Я бы вообще не просил у Мастера Обменов "охрану", если бы не хотел поговорить подальше от его... "переводчика".
— И чего ради ты мне помогаешь?
Вот тут я окончательно понял, как леди Стойкость оказалась в своём нынешнем положении. Знакомый избыток прямолинейной искренности... не всегда он хорош, не всегда.
— Потому что это кажется мне правильным.
— Слишком краткий ответ.
— Тогда скажу так: в отличие от нашего знакомого паука, я не связан потребностью давать, одновременно забирая. Я могу просто дать — тем более, что непрошеные советы недорого стоят для дающего. Это раз. И причина вторая: лорд Печаль и леди Одиночество помогли мне... просто так. В некотором роде я отдаю долг.
— Долг перед ними — мне?
— Почему бы нет? Иногда это — самое простое.
— Странный ты, Ровер, — сообщила леди Стойкость. — Кто ты вообще такой?
Опасный вопрос!
Очередная молния воспоминания пронзила меня, казалось, с головы до пят.
Долгий путь вверх. Гора километровой высоты может показаться холмом в сравнении с заледеневшим величием семи— и восьмитысячников, но для карабкающейся по осыпям разумной букашки и один километр — довольно много. Особенно если это изрядной крутизны километр.
Впрочем, упорство имеет обыкновение награждаться чаще, чем иные добродетели. Одолев последнюю осыпь, я устало влезаю на вершину и осматриваюсь.
Неплохое местечко и неплохой вид. Это если преуменьшить впечатление пропорционально моей усталости. Но через пять минут, стоит моему дыханию немного выровняться, как я уже готов признать равнины, простёршиеся до опалово-дымчатого горизонта роскошными, а небольшую рощу на плоской, словно срезанной чуть наискось вершине горы — изумительной. Даже прекрасной, если не мелочиться. Войдя под сень деревьев, я поначалу смутно, но с каждым шагом всё отчётливее ощущаю подспудные токи "зелёной" эши, пронизывающие всё вокруг в необычно большом количестве. Друидам положено впадать в экстаз, угодив в подобные места...
Чуть затупившаяся, но всё ещё болезненно жалящая игла тоски пронзает грудь. Щедро льющаяся вокруг Сила мне чужда. Я больше не друид, я изгнан из ордена.
И надежда, что здесь мне укажут новый путь, блекнет.
Но не поворачивать же с полпути? По крайней мере, спросить совета у здешнего Сердца надо. Проверю, так ли он мудр, как болтают об этом селяне.
Вот и сердце рощи. То, которое с маленькой буквы. Громадное дерево (слишком громадное и не тех пропорций, чтобы сойти за обычный фиррас) раскинуло над ним свои ветви, а рядом, в сплетении могучих корней, высится серовато-белый камень. Он походил бы на мегалитический менгир, если бы не полное отсутствие следов выветривания на острых каменных гранях. Обойдя камень и пересчитав грани, я убедился, что их ровно семь. И на каждой — свой рунный символ в двойном эллипсе. Резьба глубокая, точная... сделанная не руками. Скорее, росчерками добела раскалённого плазменного шнура. К точности линий придраться невозможно.
Математическое, почти абстрактное совершенство.
— Qwalui tepelo rhe maanu, zara somond?
Даже изгнанный недоучка-друид способен перевести обращённую к нему реплику на чужом языке автоматически, как умные руки фокусника ловят брошенный ему предмет.
— Чего ты ищешь здесь, тёмный?
Я обернулся. Похоже, что Сердце не пришёл сюда, а до поры просто-напросто с успехом избегал моего внимания. Видимо, какая-то разновидность отвода глаз. Хотя он и так очень даже неплохо сливался с окружением. Смутно человекоподобная фигура легко могла поразить куцее воображение селян, но и я не остался вполне равнодушен, увидев сплошь оплетённую побегами фигуру смутно человеческих очертаний. Лесной маскировке снайперов до этого одеяния было так же далеко, как резиновому щенку — до щенка живого.
