Выхожу в роту, Селихова уже нет, убыл на дембель. Вместо него Миша, он уже старший сержант, Ли сержант, командует взводом. Встретились как родные. Миша меня обнимает, лицо как всегда, словно высеченное из гранита. Ли хлопнул по плечу, в раскосых глазах таится загадочная корейская улыбка.
— Вот, орден получил, — смущаясь, говорю я.
— Всё правильно, — ободряет меня Миша.
— Что-то в том метро есть, — Ли щурит и без того узкие глаза, — я б наведался туда, инкогнито.
— Кто ж нас в зону ЗКП пропустит, — я охлаждаю его пыл.
— Ой, проблемы! Мы столько лазеек знаем.
— Уймись, Ли, не нарывайся на дисбат!
— Волка так и не нашли, — Миша сжимает губы. — Рота Обороны всё прочесала, пару кабанов убили, а его не нашли, следы ведут в метро, но там чёрт ногу сломает. Бойцы далеко не пошли, байки рассказывали про огромных крыс.
— Бондар тоже о них говорил. Неужели, правда? — мрачнею я.
— Ерунда всё это, — блеснул зубами Ли, но Миша ещё больше каменеет.
— После отпуска сходим на разведку, — решаюсь я, — может, даже официально. Через Особый отдел попробую, полковник Белов, вроде как ко мне неплохо относится.
До поезда Москва-Севастополь, часов шесть. Прощаюсь с друзьями, в общаге накрываю поляну. Заваливаю стол спиртным и, пока народ приходит в себя от увиденного изобилия, чисто по-английски исчезаю. Стоит задержаться хоть на полчаса и считай поезд уйдёт без меня. Стас, правда, пытается меня тормознуть, но внушительно надавливаю на плечи, заглядываю в глаза и он с возгласом: "Понял — не дурак, дурак бы не понял!" — отваливает к братьям офицерам. А там уже и девицы подползают, врубили тяжёлый рок, звякают бутылки. В принципе, им и без меня нормально. В общаге в основном холостяки, пока ещё зелёные лейтенанты, впрочем — как и я, мы все — одна порода.
Лёгкая сумка через плечо, есть немного времени, прогуливаюсь по гарнизону.
Ноги сами приводят к дому Стелы, но знаю, к ней не пойду. На сердце грустно, тоска вытягивает жилы. Вспоминаю её глаза, волнующий запах тела, насмешливый взгляд. Нет, не сейчас! Мотаю головой, уверенно иду на КПП, скоро подойдёт автобус, в Москву приеду рано. Ничего, погуляю по московским улицам, матери подарки куплю.
...................
Автобус мотает по колдобинам, нервно ревёт двигатель. Прижимаюсь к холодному стеклу, сильно порошит снег, скоро всё заметёт. Кутаюсь в шинель, шапку надвинул на лоб, как говорится — не месяц май.
На соседних аэродромах взлетают МиГи. Лётчики иной раз шуткуют, над дорогой врубают полный фарсаж, и нас едва не смывает в лес. Пассажиры беззлобно ругаются, привыкли уже.
Наконец заезжаем в Мытищи, до Москвы совсем близко. Спрыгиваю с автобуса, скорым шагом иду в метро. Вроде как кто-то спешит за мной, пробивает озноб, вспоминаю встречу в госпитале. Делаю вид, что развязался шнурок, наклоняюсь, осторожно смотрю сквозь локоть. Перекормленная немолодая мадам, пыхтя, тащит две забитые до отказа сетки, пот градом, лицо страдальческое.
— На метро? — оборачиваюсь к ней.
— Ой! Да, детка! — в глазах появляется надежда.
Я усмехаюсь: — Давайте ваши кошёлки.
Она расплывается в улыбке как старая добрая хрюшка, кокетливо подаёт их мне ... я едва их не роняю Не фига ж себе, ну и тяжесть!
— Что у вас там?
— Колбаска, сальце, тушёнка, картошка, капуста ... — с удовольствием перечисляет она.
— На месяц затарились?
— Почему же. Нет, конечно, на недельку хватит, — она скоренько семенит за мной, толстые ляжки гуляют как пудинг на тарелке.
Спускаемся в метро. Мне на другую линию, с удовольствием передаю ей неподъёмные кошёлки. Она долго благодарит, называет то котиком, то рыбкой, тараторит как заводная и тут, через оплывшее плечо женщины вижу их. Незнакомцы одеты уже в длинные пальто и нервно озираются по сторонам, очевидно, ищут меня.
— Давайте, всё же, вас провожу до электрички, — бледнею я.
— Ой, какое счастье! — радуется она.
Стараюсь затеряться в толпе, мадам едва поспевает, но мне необходимо торопиться. Вроде оторвался, я перевожу дух. Что им надо от меня? "Чёрное сердце" в моём кармане ощутимо нагревается, возникает безумное желание капнуть на него своей кровью. Что за дикость? Решительно отметаю это непонятное желание.
Наконец юркаю в вагон, опасливо рассматриваю своих соседей. Пассажиры как всегда читают. Мест нет, топчусь в общем стаде, монотонно объявляют остановки, потихоньку успокаиваюсь.
В метро воздух ни с чем несравнимый: прохладный, тревожный, с запахом электричества и ещё чего-то. На стенах мелькают огоньки ламп, иногда взгляд выхватывает ходы закрытые кладкой кирпича — тоннель что-то пересёк непотребное, и люди решили их заделать.
Путей, под землёй, бесчисленное множество. В некоторые из них месяцами не заходит человек. Что творится в их отсутствие, одному богу известно. Говорят, в московских подземельях скрыта библиотека самого Ивана Грозного, а иногда люди исчезают в недрах лабиринта метрополитена. Как-то мне рассказывал один товарищ о случае, который его поразил сильнейшим образом, в электричке ехала группа мужчин, одетых в строгие серые костюмы. Они так неестественно сидели, спины выпрямленные, взгляды в одну точку, что пассажиры не выдерживали их тяжёлой энергетики и уходили в другие вагоны. Затем, люди в серых костюмах, вышли, попрыгали в тоннель и скрылись в темноте. Вот, интересно, что они там забыли? Ещё понимаю, бичи переночевать решили, но эти люди ...
Монотонно объявляют мою остановку, с общей толпой вываливаю на перрон. Дух захватывает от красоты — всё в мраморе, барельефы, цветная мозаика и эскалатор загруженный людьми. В ларьке покупаю газету, что б чем-нибудь заняться в поезде и бегу наверх.
Всё замело снегом, пожалел, что сапоги не надел, противный холод лезет в носки и тает под ступнями. Но улицы преображаются, возникает ощущение чистоты, грязи под ногами не видно, вокруг белизна.
Бегаю по магазинам, накупил овсяного печения, в Севастополе это страшный дефицит. Строю глазки продавщице, она лучезарно улыбается и выуживает из-под полы пачку ассорти шоколадных конфет с ромовой начинкой, даже по меркам Москвы — круто. Затем, толкаюсь вместе с женщинами, стою в огромной очереди, завезли импортные сапоги, моя матушка о таких давно мечтает.
После, просто брожу по улицам, удивляюсь такому количеству народа, он идёт непрерывным потоком и на встречу и обратно. Кошмар! Задохнуться можно. Ныряю в бар, заказываю рюмку коньяка и горячий чай, смешиваю. Мне один лётчик рассказывал, таким способом можно быстро согреться. Кстати, он называл этот коктейль, адмиральским чаем. Действительно, ноги быстро отогреваются, похорошело. От нечего делать сижу здесь до самой темноты. В этом же здании располагается ресторан, слышится музыка, весёлые возгласы, хрустальный звон бокалов, доносится голос ведущего: "А сейчас, для нашей несравненной гостье из солнечного Крыма: "Листья жёлтые!""
Звучит музыка: "Листья жёлтые над городом кружатся, тихим шорохом под ноги нам ложатся..." — я взгрустнул, песня навеяла воспоминание о Графской пристани, о Приморском бульваре ... смотрю на часы — пора!
Изрядно подогретый, выхожу на мороз, бегу к поезду. Беру билет в купейный вагон, бросаю сумку под нижнее сидение, шинель вешаю на крючок, шапку бросаю на стол, присаживаюсь к окну.
В вагоне толчея, все с огромными сумками, суетятся, шумят, вот и ко мне заходит целая семья: муж с женой и парень подросток. Тот сразу вылупился на меня, даже рот открыл. Неожиданно набирается духом и выпаливает: — Дядя лётчик, вы в Афганистане воевали?
С удивлением смотрю на него. Тут до меня доходит, на моей груди сияет орден Красной звезды. Дико смущаюсь, надо бы снять.
— Да нет, это из-за ранения дали, здесь, под Москвой.
— А что, такое бывает? — удивляется подросток.
— Бывает, — горько улыбаюсь я.
— Вадик, не приставай к товарищу лейтенанту, — доброжелательно смотрит на меня мужчина. Осанка у него ровная, очевидно бывший офицер.
— В Севастополь едете? — интересуется его жена.
— Да.
— Живёте там, или по службе?
— В отпуск еду. Домой.
— А мы с отпуска, — вздыхает она, — так быстро закончился. Раньше редко ездили, всё по гарнизонам. Потом мужа в Севастополь перевели, на БПК.
— Ещё служите? — интересуюсь я, чтоб поддержать беседу.
— Уже нет, — вздыхает мужчина, — ушёл капитаном второго ранга. По ночам служба снится.
Внезапно остро понимаю, как этот человек переживает, что сейчас не удел. Всегда быть на передовой и вот, ещё сравнительно молодой, а пенсионер.
Поезд дёрнулся, звякнула посуда, за окном задвигались столбы. Неужели скоро увижу свой дом?
Разносят постельное бельё. Молодая проводница приветливо улыбается: — Чаёк принести?
Соседка по купе достаёт курочку, режет солёные огурчики, нарезает ровными кружочками колбасу: — Берите, не стесняйтесь, — говорит она, заметив, что я отвожу взгляд и невольно глотаю слюну.
Мужчина ставит на стол пузатую бутылку коньяка. Постепенно вся неловкость улетучивается и уже, вроде как знаем друг друга всю жизнь. Вот так всегда бывает с соседями по вагону.
Ночь в самом разгаре, забираюсь на верхнюю полку, закрываю глаза и честно пытаюсь заснуть. Сон нагрянул неожиданно, сваливаюсь, словно в яму и начинаются кошмары: вокруг степь, усеянная обломками острых камней, торчит колючий кустарник, взвивается в воздух сухая пыль, на небе набухшие тучи, сквозь них едва прорывается свет луны. С трудом бреду между камней, неуютно и непонятно, что я здесь делаю. Ни души, лишь завывает ветер. А ветер ли это? Нечто тоскливое проносится над степью, кровь стынет в венах. Мне б уйти отсюда. Но куда? Шарю глазами по сторонам, вроде тропа. Становлюсь на неё, иду, но как мне страшно, чудится, впереди ждёт встреча. Но с кем? Меня ждут и знают, что я прейду.
Впереди завал из каменных глыб, тропа упирается в них. Обхожу. Кто-то возится в грязных кустах. Вытягиваю шею, пытаюсь рассмотреть, что там. Это какое-то животное, вижу лохматый бок.
Затем, в темноте сверкают два жёлтых глаза, раздаётся утробное рычание — огромный волк выпрыгивает из зарослей, морда перепачкана кровью, скалит клыки, прижимается к земле, мгновенье и вцепится в горло. Но он медлит, не сводя взгляда от меня, отходит в сторону. Какой у него жуткий взгляд, глаза — нечто потустороннее, выцветшие, радужка почти белая, зрачки едва заметны, в то же время бьёт из них жёлтый огонь. Внезапно ощущаю, он меня смертельно боится. Странно, почему? Я безоружен, у меня нет даже палки. Тем временем, прижимаясь брюхом к земле, ужасный волк отползает в сторону, пятится, скрывается за нагромождением камней, но чувствую, не уходит, наблюдает за мной.
Делаю шаг в направлении колючих зарослей, вся земля перепачкана кровью, пахнет сырыми внутренностями. Пытаюсь проникнуть в логово волка, но вязну всем телом, для меня лаз очень маленький. Вытягиваю вперёд руки, хочу раздвинуть ветки, обмираю от ужаса, это не мои руки! Огромные лапы, покрыты сверкающей чешуёй, на концах серповидные когти. От неожиданности кричу, хочу бежать, но оглушительно хлопают за спиной крылья. Взмываю в воздух, внизу, как человек, смеётся волк.
Несусь над полем. Постепенно, место страха вытесняет восторг. Свобода, полная свобода! Поднимаюсь всё выше и выше. Долетаю до туч, они, клубясь, наползают на меня, сверкают молнии, но я их не боюсь. Поднимаюсь выше их. Наполняя меня силой, ярко светит луна, а всё небо усеяно огненными звёздами. Мощно взмахиваю крыльями, лечу с немыслимой скоростью, воздух ионизируется, и тело заключается в плазменное облако.
Грозовой фронт исчезает позади, а внизу застыл океан, солнце выныривает из-за горизонта, стремительно движется вверх. На океан наползает континент — древняя земля и она осквернена! Эмоции жадности, равнодушия и вседозволенности, как грязная плёнка, колышутся над небоскрёбами. Я ощущаю, как военная эскадра под звёздно-полосатым флагом готовится к выходу в море, чтобы произвести массированный "гуманитарный" ракетный обстрел городов одной из слаборазвитых стран, чтобы сменить неугодный для США режим и принести туда "демократию, счастье и процветание".
Чувство гадливости потоком хлынуло в душу. Едва не стошнило от всей этой мерзости, раздражение, как цунами поднимается в сознании, мне необходимо выплеснуть эмоции иначе сгорю. Извергаю из себя огонь. Он с гудением уходит вниз, касается океана и, вздымается мощным торнадо. Как щепки взлетают военные корабли и разлетаются в стороны, где-то рвутся боеприпасы, чужой дикий страх словно искривляет пространство. Всё это мне взбурлило кровь, хочется снова атаковать.
"Ещё не пришло наше время" — голос словно возникает из пустоты, мгновенно гасит мою ярость.
Кручу шеей, смотрю вверх, заслоняя солнце, проносится исполинская тень огромного дракона.
Мне становится радостно и спокойно и, словно засыпаю.
Поезд резко дёргает, визг тормозов, какая-та станция. Продираю глаза, странное ощущение, словно всю ночь мешки с углём грузил. Сползаю вниз, достаю зубную пасту и полотенце.
— Опять уходите? — слышу сонный голос соседки.
— В смысле? — не понимаю я.
— Вас сегодня ночью здесь не было.
Гл.9.
Поезд ворвался на мост, стук колёс стал более лёгким, словно вагон неожиданно взлетел в воздух. Я невольно глянул в окно, мимо проскакивают металлоконструкции, а внизу бурлит река, рыбачёк пристроился в густых камышах и наблюдает за красным поплавком. "Интересно, поймает он рыбу?" — мелькнула мысль. Рыбачёк дёрнул удочку, но поезд проскочил мост, и река исчезла, перестук колёс вновь стал тяжёлым, а я так и не узнал, что он вытащил, даже расстроился. Медленно повернулся к женщине и рассеянно спрашиваю: — А где же я был?
— Наверное, бессонница, может, в тамбуре стояли?
— Вам приснилось, — улыбаюсь я. Обрывки сна рассыпаются в сознании, как осколки стекла, уловить содержание не могу, лишь чётко помню силуэт дракона, зависшего среди звёзд, но вот и он подёрнулся вуалью и растворился во мгле, оставив в душе необъяснимую тревогу и печаль.
— Может быть. Я так плохо спала этой ночью, — нехотя соглашается женщина, но я понимаю, она осталась при своём мнении. Да и бог с ней, мне то что, я спал как убитый ... вот только почему мышцы болят, словно всю ночь занимался на турнике?
Настроение пятибалльное, выхожу в тамбур, дверь открыта, сейчас стоянка, проводница проверяет билеты. Улучаю момент, спрыгиваю на перрон. Не холодно, снега нет, мы явно на подъезде к Крыму.
Станция небольшая, чистенькая. Ходит немногочисленный народ, кто-то продаёт вязанки фиолетового лука, кто-то яблоки. Бабка везёт тележку с пирожками, запах одуряющий, не удерживаюсь, покупаю несколько штук. Затем вижу мужчину с вяленой рыбой — хорошие такие лещи и длинные щуки. Останавливаю его, выбираю рыбу, он видит мой орден, даёт целую вязанку бесплатно. Страшно смущаюсь, хочу сунуть деньги, но он наотрез отказывается, говорит, сын его служит на границе.
— Лейтенантик, трогаемся! — приветливо завёт проводница.
Прыгаю на лестницу, она мило улыбается: — Чаёк принести?
