Бред и компания

— Что значит 'нет'? — озадачился метаморф, но не остановился. — Милая, позволь я удостоверюсь в том, что в нем нет ничего возбу... плохого.

— В нем нет ничего такого! — заверил я, и Бюст кивнула.

— И все же, я бы хотел... — произнес он и осекся.

— Настойчивость? — промурлыкала последняя из рода О`Нилл, она же кикимора отбросила мой букет и протянула руки к будущей жертве мавкиных страстей. — Обожаю проявления напористости, но в другом. — Произнесено это было так, что мы с Ссычом оба ринулись навстречу счастью, метаморф к болезной, я к двери.

Уходя, успел услышать несколько интересных фраз:

— Эден, милый... — произнесла кикимора с призывом.

— Лея, нежная моя, — незамедлительно отозвался призываемый и, видимо, прикоснувшись к болезной, глубокомысленно заметил: — Ты вся дрожишь и охрипла.

— Хризантемы тут ни при чем. Это все ты... — ответила Бюст и я по ее голосу понял, Ссычу не жить! А еще понял, что уйти, не оглянувшись, я не смогу, иначе любопытство заживо сгрызет.

В следующий миг я обернулся, а старший лейтенант внутренней разведки был потерян для всех на этом свете, потому что с пухлого плечика подставной Трианской медленно соскользнула ночная рубашка, мягкая грудь оголилась еще на дюйм, а влажный взгляд засветился предвкушением. И ей бы помолчать, изображая смущение, но мавкина дурь восторжествовавшая над природной осторожностью кикиморы вдруг решила проявиться.

— Да что ты только смотришь, трогай! Я вся твоя... — И самым нелепым образом указала на свое достоинство, только сейчас заметив, что вместо привычного двенадцатого у нее иллюзорный третий размер, пышный, но не внушительный. — А... что?! Где? — прошипела она, стянув ворот рубашки вниз и оголив не только себя, но и рабочий инструмент Ниловой.

И все. Интимность момента исчезла, а пикантность подставы прекратилась в фарс.

— Вот значит как, — хмыкнул Грайссыч, сорвав с мадам Безори амулет иллюзий.

— Вот значит где, — обрадовалась она, обретя свой прежний вид и хватку. — Брэдди, подожди своей очереди в коридоре.

Стоящее предложение, я вышел и плотно закрыл дверь, не обращая внимания ни на рассерженный рык старшего лейтенанта внутренней разведки, ни на последующий грохот падения чего-то тяжелого, ни на победный клич мавки, получившей добычу. Спокойно спустился на первый этаж, прошел через приемные покои и только оказавшись на улице понял две неприглядные истины. Первая — амулет иллюзий остался к Ссыча, вторая — одним метаморфом Бюст не ограничится, следующей жертвой она наметила меня.

— Проклятье!

Я ринулся обратно, снося все на своем пути, поднялся на этаж, вышиб двери в палату и решительно прервал мавкин произвол. Безори была раздразнена и недовольна, Ссыч полураздет и не в себе, еще не в коме, но состояние предобморочное. И я бы ему посочувствовал от всей души, но тут Бюст вознамерилась переключиться на меня.

— Брэдди, глазурь моя зеленоглазая! да ты ревнуешь!

И я бы с радостью соврал перед лицом смерти, то бишь кикиморы, но мне как и в прошлый раз прижав пышным достоинством к стене, ни слова, ни воздуха не дали. И наверное, это был рефлекс, потому как почувствовав легкое удушье и оторопь перед возросшей силой мадам, я оторвал ее пальцы от своего ремня и оттолкнул болезную куда подальше... через три стены.

Все произошедшее дальше помню урывками.

Следователей не пожелавших завести дело из-за фигурировавшего в нем Ссыча. Взгляд последнего не то благодарный, не то обещающий мне все круги ада. Отчет целителя о состоянии старшего лейтенанта, временно прикованного к кровати. Внеплановое продление больничного кикиморы. Хризантемы... Так как мадам Безори фактически бросила их ради Грайссыча, я посчитал правильным презентовать букет второму пострадавшему. На фоне ослабшего и потому зеленого лицом метаморфа они смотрелись прелестно, Грайссыч моего восторга не разделил, но и отказаться от подарка не сумел. Оно и понятно, в состоянии полного бессилия не то что говорить, даже мычать тяжело. Жаль радовался я этому не долго.

Узнав о происшествии второй заместитель декана, используя трехэтажный мат, весьма лестно высказался о моих умственных способностях, молодецких увлечениях и страсти к авантюрам. Под конец гневной отповеди он высмеял мою неразборчивую ветреность и настоятельно рекомендовал отступиться от Ниловой, не преследовать девочку и не подходить ближе, чем на пятьдесят шагов. Тут я не без ехидства заметил, что это требование невыполнимо, так как нынче я числюсь куратором двадцать четвертой группы. На что он не без иронии заметил, что продлив больничный профессора Безори, я бессовестно увеличили срок своего пребывания на ее месте.

Потрясающий аргумент, с таким не поспоришь. Вот почему я безмолвно дослушал пылкую речь второго замдекана, получил наряд в двадцать пять кругов, согласился с тем, что докладная на мое имя это лишь капля в море заслуженного наказания и отправился вымещать зло на студесах.

Погодка была мерзкой, настроение под стать, а студесы, как назло, смиренны и молчаливы. Хоть бы кто высказался неучтиво или нахамил, я бы всем им с радостью устроил хорошую жизнь. Но нет, бегут слаженно и тихо, и амулет Ниловой жжет руку огнем, а в голове то и дело стучит вопрос: Кроссби подкрепление взял или, как самонадеянный кретин, один отправился на встречу с двухсотлетней Габриэлли. В очередной раз вспомнил, насколько сильной после подпитки оказалась Бюст и поежился. Надеюсь, он подкрепление взял, а если нет, то...Додумать я не успел, с удивлением отметив как в толпе слаженно бегущих студесов вдруг ни с того ни с сего, споткнулись все девушки. Одновременно, слаженно и весьма странно.

— Что за?..

Я поднялся со скамейки для отдыхающих и приблизился к смотровой площадке. Ощущение подставы почувствовал шеей и, уже ничего хорошего не ожидая, прищурился, чтобы увидеть невероятное. Плетельщики решились на обман. Стоят, мерзавцы, в стороне, ежатся на ветру и молчат, а по полигону бегут лишь двое студесов из двадцати двух бугай-Савронский и тощий на его фоне Златенский. И судя по плетениям, что я увидел, на первого сориентированы иллюзии парней, на втором — иллюзии девушек.

— Да чтоб вас... — выплюнул, я и первый зам старосты, словно бы почуяв мою ярость оглянулся, а с ним и все иллюзорные девчонки. То, что я их раскусил он понял с ходу, свистнул отдыхающим под деревом, и когда те вышли на беговую, он и Савронский сбросили иллюзии. И вот что удивительно, плетение распадаясь ушло не к одному из них, а к долговязому Криги, который незамедлительно что-то передал Леонке, она Дарике, а та якобы запыхавшись от бега, расстегнула куртку и спрятала это нечто в лиф.

В первое мгновение я удивился наглости и находчивости студесов, во второе обрадовался, вот и повод поиграть. Сколько они там кругов 'пробежали'? Шесть или семь? Самое время наверстать пропущенное. Открыто издеваться я себе позволить не мог. Доцент должен быть мудрым, в основе своей и чуточку хитрым. Именно эта чуточка и натолкнула меня на коварный план возмездия и мгновенно подняла настроение. Я развел плечи, поднял голову вверх и...

Гортанный рев горных троллей сотряс пространство над полигоном. Мощная звуковая волна снесла с ног студесов и погасила все магические фонари. В следующий миг дрожь прокатилась по беговой дорожке, не по всей только под дезориентированными плетельщиками, но и этого хватило, чтобы выбить из студесов несколько испуганных вскриков: три женских и как ни на мое удивление один мужской. Правда, обладатель хриплого голоса быстро взял в себя в руки и выдал непереводимый мат на эльфийском, когда в темноте раздались тяжелые шаги гигантов.

— Твою мать! Это тролли... — порадовал меня сообразительный Райан Савронский. Он же, кажется, треснул ругающегося Саммирта по хребту и приказал. — Не истери.

— Да пошел ты! Это же тро...

— Тихо, — грозно шикнул на них Златенский, — позже проверите кто из вас сильней.

— Если выживем, — хмыкнула обычно молчаливая Леонке, и я с гордостью осознал, что в критической ситуации прикрываться ролями они не будут, а значит, раскроют если не себя, то других.

— Это мы еще посмотрим, — ответил ей Савронский и понизив голос скомандовал: — Девушки за мной, парни... Клим, Гарриет, Корсой вы отвлекаете, Максвеллы вы на подхвате, остальные прикрывают.

И эта его команда поразила меня до глубины души, во-первых, потому что произнесена она была на террианском диалекте, во-вторых, потому что студеса поняли и послушались все... все плетельщики, а ведь это диалект избранных, фактически язык венценосной семьи. И что же это получается? Они все до единого не из простых.

— Да быть такого не может, — прошептал я, отслеживая, как группа слаженно отступает к запасным воротам. И пока удивлялся, чуть не упустил момент, когда кто-то из девушек вдруг вопросил слезливым голосом:

— Райан, Саня, а как же куратор? Неужели мы...? — Окончание фразы потонуло в реве моих иллюзий, но суть я понял. И гордо приосанился уверенный в том, что моя мужская харизма уже завоевала в группе несколько девичьих сердец. Именно поэтому, когда на вопрос Златенского 'С каких пор тебя волнует Бред', Дарика Арбаро ответила 'У него артефакт Феи', я растерялся и не сразу отреагировал на вопрос не глупого Савронского:

— А действительно, где наш куратор? Уж не он ли за этим всем стоит?

Почуяв, что мое грандиозное представление вот-вот раскусят, я сделал то, что должен сделать каждый уважающий себя иллюзионист. Заставил всех поверить в мою непричастность, искренность и благородство.

— Бегите! — заорал я не своим голосом и выпустил в небо несколько плетений. Сам же их разрушил и прокричал вдвое громче: — Хватит стоять! Савронский уводи их немедля...

С моих пальцев в небо взвилась ловчая сеть, вслед за ней разрывная волна, плетение стазиса, мощное и от того ослепительно яркое оно осветило морду ближайшего из троллей и распалось по велению моей руки. Искры магии брызнули в стороны, и я не поленился кое-где для пущего эффекта разжег костерки, в том числе и на грязной одежде великанов. Иллюзии на огонь внимания не обратили, с ревом продолжили свой путь, а я свою роль.

— Бегите! Бегите... — Вопль не шуточный, но и не достаточный. Плетельщики не сдвинулись с места, всем своим видом толкая меня на последнюю крайность. Перемахнув через ограду смотровой площадки, я мягко приземлился на мерзлую землю полигона, кувыркнулся через голову и сорвал с ближайшего светильника свою завесу. В следующий миг луч света выхватил мое перекошенное ужасом лицо, иллюзию порванной одежды, кровь и руку горного тролля, что потянулась ко мне.

— Нет! — закричали девушки. — Сзади!

— Беги... — проорал им я из темноты, и сдавленный хрип потонул в довольном рыке и хрусте костей. Как 'мне' ломают спину и отрывают голову, я не показал, но для усиления ужаса и драмы, я через весь полигон зашвырнул иллюзию обезглавленного тела и даже создал звук его падения.

'Шмяк!'

Это стало сигналом к действию, студесы устремились к заблаговременно закрытым мною воротам, тролли последовали за ними, я же сошел с дорожки, освобождая место для бегунов. А в том, что плетельщики побегут я не сомневался, вот сейчас только размер подставы осознают и побегут. Жаль, что я один за этим наблюдаю, а впрочем, оно и к лучшему, так в особой жестокости к студесам меня не обвинят. Предвкушение нарастало с каждой секундой и было оно столь полным и щемящим, что я не сразу заметил стража.

— Развлекаетесь? — со смешком спросил эльф, и я от неожиданности чуть не устремился вслед за бегущей группой.

— Тренирую... — Отдышался, приводя сердечный стук в норму, кашлянул и, как на зло, просипел: — За рамки дозволенного я с подопечными не вышел.

— Именно поэтому закрыли полигон непроницаемой для глаз дымкой, забаррикадировали переплетом проклятий ворота и спустили на студесов троллей.

— Это иллюзии, — отмахнулся я и указал уже не на трех гигантов, а на три огромных бегущих факела. — Посмотрите сами, они же горят, а тролли, как известно, до ужаса поятся огня.

— Второй курс этого не знает, — укорил страж, — развейте свои творения. Иначе мне придется вмешаться.

— Только после того, как они наверстают пропущенные круги, — я решил твердо стоять на своем условии, как вдруг каменный подлец растворил моих гигантов, снял иллюзию дымки с полигона, открыл ворота и громогласно попросил студесов остановиться.

А ведь они пробежали только лишь круг!

— Страж! — возмутился я, но был остановлен его смешком.

— Не взывайте к моей совести, я исполнил ваше условие в точности. Они решились на подлог после седьмого круга и этот круг они только что завершили. Мое почтение.

Страж ушел сквозь опорную колонну смотровой площадки, а от плетельщиков, без сил повалившихся на мерзлую землю, послышалось слаженное ругательство, коим Нилова всех заразила 'Твою мать! Я убью его...' Какое единодушие, какая экспрессия, не будь я доцентом убоялся бы, наверное. Но здесь и сейчас используя почти чистый террианский диалект, напомнил:

— За освобождение вас от Ссыча могли бы свое отбегать, а не юлить. — Студесы озадаченно умолкли, я же с улыбкой продолжил на общепринятом: — Тренировка завершена.

В свою комнату я возвращался довольным и почти счастливым. Шел, спрятав руки в карманы брюк, и насвистывал витиеватый мотивчик. После раскрытия тайны ректорского сервиза, столкновения с Ссычом, слез Ребекки, настоятельного совета Ниловой, схватки с возбужденной кикиморой, объяснения с правоохранительными органами, беспринципной выходки студесов на тренировке и такого же беспринципного возмездия, разговор со вторым замдекана уже не казался столь удручающим, а отработка в двадцать пять кругов — несправедливой. Я еще легко отделался. Душу грел скорый отход ко сну и артефакт Ниловой, который я завтра обязательно разберу и продублирую.

Я уже почти уснул, когда в дверь настойчиво постучали и голосом стража, попросили дверь открыть.

— Что еще?!

— Завтра с утра у вас отработка, — напомнил он с улыбкой и с ней же не позволил мне дверь закрыть. — И еще вам пришло письмо и записка...

Я молча забрал корреспонденцию, а эльф так же молча удалился, оставив меня тет-а-тет с сообщениями от двух Кроссби.

Первое гласило: 'Я получил повышение. Завтра отметим'

А второе настоятельно рекомендовало об этом забыть. 'На две недели в склепе закрою' размашисто написал наш декан, недвусмысленно напоминая, что спорить с ним бесполезно, а дурить опасно для жизни. И вот вопрос, за что. За Ссыча, за Бюст, за спор с его вторым деканом, новый вид тренировок для студесов или за чашку из сервиза, что так и осталась в книгохранилище на столе?

Повторный стук и записка, просунутая под мою дверь, развеяли все сомнения, прямо указав на мой промах. 'Где вы потеряли студеса Нилову?' гласила она, и я с фатальным опозданием вспомнил, о том, что отсутствие девчонки я должен был прикрыть.

— Потрясающе, просто потрясающе! — Штанины путались в ногах, от рубашки с треском отрывались пуговицы, в голове то и дело вспыхивала идея проклясть всех и вся, в том числе и мое кураторство. В ходе сборов не к месту вспомнилось, как я поругался с завхозом общежитий Домусом, посадил горгулий на диету и послал стража. Он, конечно, каменный, но вряд ли стерпит мое хамство. Тут взгляд скользнул по прикроватной тумбе, зацепился за артефакт Ниловой, и план прикрытия родился сам собой, а мое кураторство превратилась в увлекательное озорство.