Посох

— Ты так и не ответишь мне, — потерял терпение Марий. Мне не оставалось ничего, кроме как коротко бросить:

— Будем отводить лошадей, тогда и поговорим, — Нико тоже удостоился не совсем любезного ответа, хоть и более мягко произнесённого. — В стойло.

Нет, так много разговаривать — это явно не моё. Вообще, сначала хотела послать сообщение Горагу, а уж потом отвести лошадей в селение, но вопрос Мария заставил меня пересмотреть планы: пришло время поговорить с ним, и лучше сделать это наедине. Я могла бы поспрашивать Нико, но он либо ничего не знает, либо соврет так, что не смогу из сказанной им правды вычленить ложь. Марий же или ответит правдиво или промолчит — как я подметила за время пути, ложь он на дух не переносит.

Взяв лошадей, мы вышли в "Весенний" мир и пошли по направлению посёлка. Вокруг царила весна и я не удивлюсь, если подсознательно шагнула в день покупки котелка.

На пути к селу между нами царило молчание — я никак не могла сформулировать вопрос помягче, а главное, так, чтобы он на него ответил. Почему молчал Марий не знаю, но уверена, что у него на то были свои соображения. В итоге, дойдя до лавки купца, у которого приобрела котелок и огниво в прошлый раз, и, заплатив золотой за неделю постоя лошадей, мы пошли обратно к временному убежищу.

Уже подходя к границе с Межмирьем, поняла, что дальше откладывать разговор не могу — времени нет. Монах, видимо придя к таким же выводам, тоже остановился. "Нужно поговорить", произнесли мы одновременно, и тут же выжидающе уставились друг на друга, выжидая, кто первым нарушит тишину. К моему стыду должна признаться, что первыми сдали именно мои нервы: слишком уж сложными оказались последние два дня, чтобы никак не сказаться на выдержке. Так и не придумав ничего путного, разговор решила начать с ответа на вопрос Мария:

— Я не убила его, по многим причинам. Тебе лишь достаточно знать, что я не причиню ему вреда. Подтверждением тому, что не вру, пусть будет моя честь — и начертила в воздухе руну "честь". Она вспыхнула белым сиянием и тут же исчезла, подтверждая, что сказанное мной правда. Если бы я соврала, руна загорелась бы чёрным, умолчала что-то — серым (предупреждая ваш вопрос: да, я умолчала о причине, по которой не убила Нико, но руна была призвана подтвердить не это, а отсутствие враждебных намерений относительно него).

Марий кивнул — ему знаком этот ритуал. Отлично, теперь, думаю, можно и к расспросам приступить.

— Марий, скажи, а зачем настоятель отправил вас в Общину? — Ненадолго задумавшись, отвечать или нет, он всё же произнёс:

— Настоятель приказал нам следовать за тобой и делать то, что ты скажешь, пока не приведёшь нас к старейшине Тергему. После этого мы поступали в его распоряжение.

М-да, ситуация: всё предельно ясно, но ничего непонятно. Где-то на задворках мозга мелькнула мысль: "Что же это они в начале пути спорили со мной за первенство, раз и так должны были подчиняться?". Но поскольку помимо нее было много о чём подумать, она осталась без внимания.

Я всё же попыталась добыть ещё хоть какие-то сведения:

— А больше ты ничего не знаешь?

А в ответ тишина. Понятно, на эту тему я из него больше ничего не выбью. Ну ладно, "время раскроет все тайны", как часто говорил отец.

— А какое задание относительно нас было у тебя, — ответно спросил Марий.

— Довести вас целыми и невредимыми до Мастера.

— Понятно, — задумчиво протянул монах. И что ему там только понятно? Я вот уяснила себе, что мы сыграли роли пешек, и никто ничего до конца не знает, ну или не хочет говорить.

За неимением вопросов по существу, задала тот, который меня уже очень давно мучил:

— А что это с вами за история приключилась, которая про валенки? — Последнее слово было произнесено на русском, потому как аналогов ему в нашем языке нет. Но Марий меня отлично понял: взгляд стал настороженным, а лицо напряжённым:

— Откуда знаешь?

— Ну, во-первых, я слышала ваш с Нико разговор, а во-вторых, когда была в монастыре, очень удивилась найденным в шкафу валенкам. Так как, расскажешь? — Настороженность из его глаз почти испарилась, да и лицо стало менее напряжённым:

— Это тайна Нико. Спрашивай его. Ещё вопросы есть?

— Нет, — протянула я, разочарованная его отказом рассказать. А так хотелось послушать историю типа охотничьих и рыболовных баек, которые любили рассказывать одногрупники в беззаботные студенческие времена.

— А вот у меня есть, — и выжидающе уставился на меня. И чего он ждёт? Неожиданно навалилась усталость, не только от магического истощения — как никак прикрываю нас двоих от поиска, а это довольно энергоёмкое занятие, — но и душевная: слишком устала я от переживаний этих двух дней.

— И какой, — равнодушно спросила я. Марий, несомненно, удивился такому внезапному перепаду настроения, но виду не подал.

— Тебе пятьдесят один год, так почему же ты себя ведёшь, причем постоянно, так, словно только вчера тебе исполнилось двадцать?

Вопрос удивил. Причём довольно сильно, но всё же не смог прорвать пелену окутавшей меня апатии. Всё так же равнодушно ответила:

— Мне не пятьдесят один, а тридцать три. Я вам соврала, — подтвердила невысказанный вопрос, прочитанный в глазах собеседника. Марий лишь хмыкнул, никак не отреагировав на то, что до конца я ему так и не ответила.

— Ну что ж, пошли в Межмирье, а то Нико, наверное, уже заждался, — потянул он меня за руку к грани.

— Пошли, — согласилась я: всё равно никаких вопросов больше не придумалось, а других причин стоять посреди рощи не было.

Глава 9

Шпион

Лире

Я стояла на так полюбившемся мне берегу и провожала глазами опускающееся в морскую пучину солнце. Нет, я, конечно, знаю, что планеты круглые (почти) и всё такое, но так звучит поэтичнее.

Каким-то образом багрово-фиолетовые росчерки, украсившие небо невероятно насыщенного лазурного цвета с мягкими пухлыми комками туч, а также огромный пылающий шар солнца (что бы кто не говорил, а для меня светило всегда останется солнцем — ведь первые двадцать два года своей жизни я провела на Земле) каким-то образом подлечили, успокоили мою растерзанно-мечущуюся душу. Мелодичные трели птиц из леса и крики чаек над морем вместе с шумом ветра песней жизни вторглись в клубок переживаний, царивший в душе и заставивший меня погрузиться в апатию, и, распутав его, немного приглушили боль. Теперь я снова могу чувствовать, хотя ещё час назад сильно сомневалась в том, что эта способность вернётся ко мне.

Я вдохнула как можно глубже, пытаясь на мгновение погрузиться в идиллию этого мира, стать его частью. Отныне и навсегда покой и умиротворённость будут ассоциироваться у меня с этим местом. А ещё, я чувствовала: звёзды снова споют мне сегодня ночью — они всегда пели, когда меня обуревали тоска и неуверенность.

Проводив последний лучик солнца, я удручённо вздохнула — хотелось подольше насладиться красотой закатного неба, — и принялась готовиться к разговору с Учителем. Сколько я себя помню, Гораг постоянно меня чему-то учил: боевым искусствам, походной жизни, житейской мудрости — через многочисленные поучительные рассказы, и шпионажу. Всё свободное время, что оставалось у меня от учёбы в школе, а затем ВУЗе, я либо постигала тайны магии, либо занималась многочисленными тренировками и уроками в разнообразнейших областях, превозмогая боль и слёзы. А ночами тайком читала старинные фолианты по целительству — отец упорно учил меня боевой магии, временами разбавляя её бытовой, я же мечтала стать лекарем. Впрочем, куда поступать на высшее, он разрешил мне выбрать самой, и я тут же с радостью подала документы в медицинский.

Теперь часто думаю о том, что из меня по какой-то причине готовили универсала, воина-мага, который умеет практически всё. Бесшумно пройти по лесу? Запросто. Исцелить почти мёртвого? Да не вопрос, ведь помимо магии я вооружена ещё знаниями профессионального хирурга. Разогнать банду разбойников? Легко (хотя, как показал опыт сражения с настоятелем, мне и более серьёзные противники по зубам). Всё это я умею замечательно и могу даже больше: вода и воздух — это очень сильная комбинация Стихий.

Не подтверждённой на опыте осталась лишь одна область знаний: шпионаж. У меня по нему было множество захватывающих лекций, но на практике дальше подслушивания, вскрытия замков и очистки карманов (последние два тренировала на декорациях и манекенах), мы не заходили.

Кто-то может возмутиться: у ребёнка украли детство! Но для меня не было игр лучше, чем обучение магии с отцом и походы в лес и горы с Горагом. Омрачалась эта радость лишь тренировками по боевым искусствам — для меня была ненавистна сама мысль о том, что могу кому-то причинить боль. Но Учитель всё же смог меня убедить.

Помню, мне тогда было пять лет, и я упорно отказывалась взять в руки деревянный меч. Он присел перед насупившейся мной на корточки и спросил:

— Почему ты не хочешь учиться?

— Я не хочу делать людям больно, — пробурчала я.

— А если кто-то захочет сделать больно тебе или твоим близким, как ты поступишь?

— Я его зачарую, — гордо произнесла я — тогда отец как раз начал обучать меня основам магии.

— А если у тебя будет истощён резерв? — Я насупилась ещё больше, признавая правоту его слов — с пустым резервом я ничем не смогла бы помочь близким, случись нам попасть в беду. И неважно, что из близких у меня тогда были лишь Гораг и отец, которые и сами бы о себе позаботились. Я с недетской серьёзностью подумала о том, что они когда-то состарятся, папа вон уже седой весь, и тогда кроме меня защищать их будет некому.

Так началось моё обучение боевым искусствам.

Воспоминания о прошлом уже не причиняли боли, оставляя лишь легкий оттенок грусти и мягкую полуулыбку на губах.

Начертив на песке ровный круг и поставив по его границе сферу тишины — теперь меня за пределами купола никто не услышит, а также полог, защищающий от поиска (теперь меня магически может найти только тот, кому я позволю) и, убедившись, что уже достаточно темно, я села в круг и прочитала заклятие призыва. Вообще этим заклятием призывают демонов, но мы с отцом (при этом слове сердце сжалось от боли понимания, что я его больше никогда не увижу) немного его переделали, изменив пару строчек, и теперь легко можем вызвать любого знакомого человека, в каком бы месте он не находился, назвав получившиеся чары "Полным призывом". Есть ещё одна модификация этого заклинания — "Неполный призыв" — она не вызывает человека, а лишь даёт знать, что его некто (имя и образ, а также место встречи вплетаются в текст заклятия) просят прийти. Я использовала Полный призыв, поскольку Гораг магией не владеет, и переместиться сюда сможет только с чьей-то помощью. Так уж лучше пусть ему я помогу, чем какой-то неизвестный мне маг — доверять ведь сейчас нельзя практически никому, как ни печально это звучит.

Напитав чары силой, затемнив щиты и повесив небольшой светляк, села ждать — чем дальше от меня сейчас находится Гораг, тем дольше заклинание будет его искать и переносить, а значит, тем больше я потрачу маны. Вообще магическое поле движется со скоростью в миллионы раз превышающую скорость света (а то, как бы иначе мы перемещались между мирами) и даже до самого отдалённого из миров добирается максимум час, а, следовательно, и плетение заклинания мне придётся питать максимум час. Но я надеюсь, что Гораг находится не очень далеко, потому что, продержав целый час заклинание, я полностью обессилею и, не то что не смогу отправить его обратно — даже поговорить с Учителем будет выше моих сил.

Мне повезло — уже через девять минут рядом вспыхнул портал и из него вышел Гораг. Настороженно осмотревшись, он одобрительно кивнул на предпринятые мною меры безопасности — хоть творить магию он и не умеет, но заклинания видит замечательно, — и опустился рядом на песок. Призыв, выполнив своё предназначение, тут же рассеялся мелким туманом — то истаивали остававшиеся в плетении мелкие крупицы маны. Опытные маги умеют выкачивать их из заклинания, перед тем как оно распадётся — экономят силы. Несмотря на многие годы тренировок, я этим мастерством так и не овладела, хорошо хоть резерв большой.

Учитель не произнёс ни слова. Я тоже молчала, разглядывая его: раньше не замечала, насколько он постарел за прошедшие годы. Прежде длинные русые волосы, всегда заплетённые в косу, сейчас поседели. Лицо укрыла сетка тонких морщин, и лишь глаза смотрели с прежними энергией и задором. Хотя, задора тоже поубавилось, но виной этому, скорее всего, не время, а последние события. Более чем уверена, что Учитель каким-то образом узнал о том, что произошло со мной и сейчас молча сопереживает.

Боги, как же я рада его видеть. Рядом с ним я всегда чувствую себя защищённой. Мне он роднее и ближе, чем другим бывают родители.

Я и не замечала, что плачу, пока не открыла рот с намерением поздороваться. Тут то я и поняла, что голос осип, а по щекам катятся слёзы, изобильно орошая песок. Я принялась утирать их руками, но они всё лились из глаз, не желая покидать проторенный путь. Учитель с мягкой улыбкой пододвинулся ко мне и обнял:

— Поплачь, моя девочка. Поплачь, и тебе станет легче, — слушая этот мягкий голос и нежась в объятьях — таких родных и знакомых, я опять почувствовала себя пятилетним ребёнком, которого избили одногодки в садике за то, что не дала мучить кота. Тогда Учитель утешал меня точно так же, и я точно так же рыдала, сидя у него на коленях, — не спрашивайте, сама не знаю, как там оказалась.

Спустя полчаса, более-менее успокоившись, я рассказывала Учителю о своих злоключениях.

— И тогда я провела ритуал отречения, закончила я, готовая вновь разрыдаться. Учитель мягко пожал мне руку:

— Я знаю. Я стоял неподалёку и все видел. И невероятно гордился тем, насколько ты выросла за то время, что мы не виделись, Лире.

— Стоял неподалёку? — Я была сбита с толку, а в мозгу набатным звоном раздавалась одна только мысль. Её я и озвучила: — Но почему ты не остановил меня? Ты ведь знал, что приказ мне дал не мой мастер! Не отпирайся, по глазам вижу, что знал! Как ты мог не остановить меня, я ведь теперь больше никогда не смогу увидеть отца, никогда не побываю на Водопаде Трёх Рек, а ведь я так хотела там побывать, никогда не, — мой голос срывался, а я представила себе всё то, от чего сознательно отказалась, и что было для меня очень, просто невероятно важно в жизни. Удивление ушло, гнев схлынул, забрав с собой остатки сил и оставив лишь усталость. Я почувствовала, что вновь скатываюсь в апатию. Ещё подумала, что в этот раз вряд ли уже смогу из неё выбраться, а потом пришла мысль: а зачем, собственно, ведь насколько проще не чувствовать. Ведь тогда не будет боли, приносимой разочарованиями и предательством. Тогда мне всегда будет спокойно. Так легко станет жить...

Сквозь гущу мыслей до меня донёсся голос Учителя:

— Лире, послушай меня. Лире, да вынырни же ты из своих мыслей хоть на миг, — заметив, что я смотрю на него, он начал торопливо рассказывать: