Ничуть не страшно

— Лиля, — закончив с капельницей, Вадим поставил рядом с моим креслом стул и присел на него. — Вряд ли Витторио уже разговаривал с тобой об этом... Максимум, что он мог сказать, это только что ты — приемный ребенок. Но объяснить, причину твоего усыновления... да и Бьянка сейчас не лучший собеседник...

— Только не говорите, что вы — очередной добродетель, решивший открыть мне глаза на правду?! — Мой тон резко переменился на жесткий и бескомпромиссный. — Может, я и готова смириться с тем, что мои биологические... "родители" совсем другие люди, но это не значит, что я приму их в своей жизни с хлебом и солью! Они мне — никто! Мужчина и женщина, благодаря которым я появилась на свет... Мне даже неинтересно кто они такие, где сейчас находятся и почему двадцать три года назад они поступили так, а не иначе. Меня воспитали Елена и Владимир Виноградовы, а не какие-то там дворяне из Италии!

— Лиля! — В голосе Вадима появились властные нотки. — Успокойся и прошу, выслушай меня до конца. Мне плевать, как ты относишься к Бьянке, твоей биологической матери, все равно, кем считаешь своего отца. Я сейчас хочу рассказать тебе о другом — о физиологии, с которой тебе к сожалению придется столкнуться раньше, чем положено. Иначе, все окружающие, и тем более те самые люди, что тебя вырастили рискуют жизнями, находясь рядом с тобой.

— И что это значит?! — нахмурившись, я уставилась на лицо Вадима Акимова, который, видимо, пытался в данную минуту подобрать правильные слова и объяснения.

"Очень надеюсь, что он их найдет, потому как в ином случае я пошлю его туда, откуда этот недоумок появился на свет!"

— Ты когда-нибудь замечала за собой странности, кроме того, что сегодня тебе вдруг резко захотелось... ммм... пить? — Спросил врач, спустя несколько минут.

— А что в этот список странностей входит? — Мне вдруг резко стало весело от того, что вся ситуация по ходу начала принимать размеры фэнтэзи-сериала. — Если неумение выбирать парней...

— Ты была беременна, хоть раз?! — Тут же приобретая какую-то нечеловеческую суровость, строго произнес Вадим. — Делала аборт?!

— Послушайте, уважаемый господин А-ки-мов, — по слогам выговаривая его фамилию, отчеканила я. — Вам не кажется, что данный вопрос немного выходит за рамки приличия?

— Не кажется! — Таким же скабрезным тоном, передразнил меня мужчина. — Потому как в ином случае, и ты, и я будем подвергнуты нелицеприятной медицинской экспертизе, а после и наказанию, если данный факт вскроется... И поверь тогда твой папаша, а хочу отметить, что он персона — очень влиятельная, не поскупится...

— Нет! — Не знаю почему, но его угроза отозвалась внутри каким-то неприятным осадком, подсказывающим, что последствия данного "инцидента" действительно будут серьезными. — Я не была беременна и не собираюсь в ближайшие несколько лет.

— Это хорошо, — на лице врача проскользнула легкая, но располагающая улыбка. — Что не была. И что не собираешься.

— В каком смысле?

— Попроси как-нибудь Максима объяснить... — туманно отозвался Вадим, вновь нахмурившись. — Но сейчас не об этом. Если тебе очень нужны будут противозачаточные таблетки, можешь обратиться ко мне за этим — я выпишу рецепт. Это так, к слову, потому как до двадцати пяти лет, я не советую тебе задумываться о потомстве.

— Вы сейчас будите меня учить жизни?!

— Не-а! — На губах мужчины растянулась ласковая отеческая улыбка. — Ты знаешь, кто такие мары?

— Кто?

— М.А.Р.Ы. — По буквам выговорил мужчина. — Мужчины и женщины, обладающие некоторыми особыми способностями. Существа, стоящие в пищевой цепочке на ряд выше обычного человека за счет того, что их непосредственной пищей являются не органические и неорганические элементы, содержащиеся в овощах, фруктах и мясе, а энергия. Особая энергия, создаваемая человеком в ряде случаев.

— Ээээ... — протянула я, не совсем понимая, какую реакцию ожидает от меня Вадим. — Ну и где здесь спрятана скрытая камера? Куда улыбаться-то?!

— Я не шучу, Лиля, — сурово произнес мужчина. — И не разыгрываю тебя. Хотя понимаю, что звучит это слишком безумно, ведь на деле все проще и одновременно сложнее.

— Мары?! — Переспросила я, ожидая услышать на заднем плане запись смеха и аплодисментов. — Очередное название суккубов, что ль?!

— Судя по тому, что ты ухватилась за слова "пища" и "энергия", то да... В некоторых источниках, даже значится тот факт, что Мары являются подвидом суккубов, — Вадим снова усмехнулся, но как-то ненастояще. — Но по сути, это две совершенно разные группы. Суккубы — это те, кто питается сексуальное энергией, а Мары — те, кто питаются энергией страхов и кошмаров, способны на массовый гипноз и вызов галлюцинаций. Также Мары умеют осязать окружающее пространство... последнее явление сложно объяснить на словах, его просто надо почувствовать.

У меня перед глазами вдруг встало странное ощущение — зуд — испытываемое мною в машине Игоря месяц назад, когда случилась авария.

— Хотите угадаю, что вы скажите дальше? — Усмехнулась я, нервно качнув головой и прогоняя из мыслей странное воспоминание. — Что я, по законам сериального или книжно-фэнтэзийного жанра, являюсь Маром?

— Марой, — поправил меня Вадим с серьезным озадаченным выражением на лице. — Да. Ты являешься Марой. Точнее была рождена ею и в двадцать пять лет полностью переродишься в нее.

— Двадцать пять, а не поздно ли? — Еще не до конца понимая, кого из нас двоих считать более сумасшедшим: меня — за то, что не могу перевести это разговор в шутку, или его — за то, что он вообще этот разговор затеял.

— Нет, с учетом того, что мы живем порядка двухсот лет, в среднем. И за первые двадцать пять лет жизни в нас формируется этот самый голод и способности, позволяющие его удовлетворить...

— Смахивает на энергетический вампиризм...

— О дааа, особенно после того, как услышишь обсуждения другими марами "охоты" — улыбнулся Вадим. — Но на самом деле все не так... кусать мы ни кого не кусаем, убивать не убиваем... Правда лишь в том, случае, когда полностью контролируем жажду... Если нет, то голодная Мара способна вдохнуть всю человеческую энергию буквально за пару минут, при этом не в силах остановиться. Правда случается подобное редко, из-за того, что наказания таких преступлений довольно жестоки.

— Значит... такие... они способны убивать, просто вдыхая людей? — Проглатывая слова и звуки, кое-как переспросила я, чувствуя внутренний страх. — И я... могла убить... свою семью... потому что... хотела... была голодна?

— Могла, — кивком подтвердил мужчина, не пытаясь разуверить меня в обратном. — Думаю в твоем случае, ты могла бы и обыкновенную взрослую Мару "осушить". Так что, молодец, что сдержалась.

— Но ведь... погодите-ка, разве голод, как вы до этого сказали, наступает не в двадцать пять?

— Правильно, — Вадим нахмурился и показался мне на секунду настоящим стариком. — И в этом заключается твоя основная проблема. Ты будешь испытывать голод, не имея возможности его удовлетворить, так как эта способность в тебе скорее всего еще не развита. Капельницы, — доктор перевел скептический взгляд на уже ополовиненный пакетик с раствором. — они не помогут... Может будут давать облегчения на несколько часов, или в лучшем случае, дней, но потом голод, или скорее потребность, будет появляться вновь.

— И что это з-з-значит? — Прошептала я, надеясь таким образом уменьшить масштабность трагедии.

— Ты будешь убивать, Лиля. Или умрешь. Одно из двух. Или одно за другим.

ГЛАВА 6. Ход второй: маскировка. Цель... Хм, а может сначала определимся с главными фигурами?

Сидя в машине рядом с Игорем и вертя в руках найденный в холле медицинского центра "Альбрус" рядом со старым и давно не работающим фонтанчиком, брелок с вырезанным из белого камня небольшим соколом, я представляла перед глазами Евгению с дочерью Катариной и мысленно искала сходства между девочкой и Максимом.

"Неужели, эта Евгения — бывшая любовница Демона, а Катарина его незаконнорожденная дочь? Хотя, почему незаконная?! У девочки же на шее весит серебряное колечко папы. Так что вполне вероятно, что они с Евгенией просто поссорились и живут порознь. Наверняка, она выгнала его, когда узнала об измене. Например, с той же Эвелиной Шварц. И с дочерью запретила ему видеться. А когда выяснилось, что Катарина заболела, Максим подарил ей собственное обручальное, чтобы быть рядом с дочерью... ну или для соблюдения какой-нибудь традиции... Кто ведь знает этих мар..."

Выстроенная в собственных размышлениях драма, почему-то занимала меня в данный момент намного сильнее, чем собственная физиология, возможность массового убийства и скоропалительной кончины.

Все же разум женщины — потемки. А разум женщины-журналиста — сплошной мрак!

— Занимательная вещица, — впервые за полчаса произнес Игорь, указывая взглядом на брелок в моих руках. — Купила?

— Нашла, — покрутив статуэтку, я вновь залюбовалась ее необычностью.

Вроде и ни чем не примечательная, обыкновенная, изображающая сокола, а видно что сделана с душой. Из какого-то белого гладкого камня, с точечными вставками голубых кристалликов вместо глаз, и уже проржавевшим от времени металлическим кольцом. Правда жаль, что крылья у птички обломаны — видно от времени или неаккуратного обращения предыдущим владельцем — но образ все равно не портиться.

Чудо, а не вещица. И досталась как ценный приз после посещения "злого" доктора Вадика, раскрывшего мне глаза на "суетность бытия" этого бренного мира. Хоть что-то хорошее в этот день.

— Лиль... — спустя еще несколько минут, нерешительно протянул мужчина, скосив на меня внимательный и обеспокоенный взгляд. — Не хочешь поговорить?

— О чем?

— Ну хотя бы о том, что узнала... — Кареглазый пару раз моргнул, слишком часто, как мне показалась, а после продолжил размеренным спокойным голосом, — Или о родителях... знаешь, сними ведь все будет в порядке. И я, правда, не хотел применять гипноз, но альтернатива ведь не лучше?!

— Расскажи мне о себе, — перевела я тему, не желая в данный момент слушать подробности из жизни мар и боясь расплакаться от вдруг навалившегося тяжелого груза проблем. — О том, где жил, как вырос, чем увлекаешься.

— Лиль... — в голосе мужчины мелькнуло сочувствие, а от его пристального взгляда захотелось окончательно отвернуться к окну. Что собственно я и не переметнула сделать.

— Расскажи... — снова попросила, желая отвлечься теперь уже и от семейной дилемы Максима Диметьева, которая вдруг начала раздражать.

— Да все, наверное, как у обычных людей. Родился в этом городе. В семь лет пошел школу. В десять влюбился в свою учительницу. А в тринадцать впервые на спор поцеловал девчонку из параллельного класса.

— И как ее звали?

— Лиль... это ведь неважно...

— КАК ЕЕ ЗВАЛИ?

— Наташа. Забавная была, — продолжил он уже более снисходительно, видимо догадываясь о моем желании сбежать от насущных проблем. — Из разряда девочек-хохотушек, которые считают смешными даже шутки, таковыми не являющимися. Мы даже с ней пробовали встречаться. Под общий классный бум, когда все мои друзья уже обзавелись постоянными подружками. Но разошлись, когда я девятый класс закончил. А потом я увлекся стритрейсингом...

— Ты — гонщик? — От удивления я даже повернулась в его сторону, чтобы глаза увидеть и улыбку на лице, мягкую и располагающую.

— Не профессиональный, конечно. Просто люблю скорость и машины. И ночь, — на губах Игоря появилась таинственное, почти что интимное выражение лица, заставившее меня полностью убедится в его искренности. Правда жаль, что через секунду оно уже исчезло, уступая место разочарованности и грусти. — Но родителям такие увлечения детей обычно не нравятся. А мой отец никогда не пытался быть исключением — одобрял лишь престижные профессии, вроде управленцев, юристов и экономистов. Наверное, хотел, чтобы я продолжил семейный бизнес и пошел по его стопам.

— А ты?

— Получил образования механика-конструктора. Не совсем то, о чем должен мечтать среднестатистический парень из хорошей семьи. Моя профессия скорее больше подходит ПТУ-шникам неудачникам, в жизни которых если такие слова как вечерняя школа, неполноценная семья и родители-алкоголики.

— А у тебя как? — Подтолкнула я его к продолжению рассказа, уже не на шутку заинтересовавшись судьбой мужчины.

Вот интересно, почему мы с ним в подростковые годы не встретились?! Ведь наверняка Игорь был тем романтичным и чуть безумным парнем, которые предпочитают ходить с девушкой под ручку, целоваться у подъезда под фонарем, не обращая никакого внимания на бабушку-ворчунью с первого этажа и двадцатиградусный мороз. А после, он бы проводил меня многозначительным взглядом, от которого бы на щеках появился предательский румянец, а когда дверь моей квартиры закрылась — сломя голову побежал бы на очередную сумасшедшую гонку, где моей соперницей стала бы скорость.

Вот если бы мы встретились тогда, то я бы наверное поняла, что такое любовь на самом деле, а не пыталась выдать страсть и легкое возбуждение за это чувство, как было с Кнопочкиным. Наверное, мы бы даже поженились, когда Игорь бы вернулся из армии, а мне исполнилось бы восемнадцать. А сейчас бы были одной из немногих семейных пар, имеющих счастливый брак...

— Мои родители нормальные. Практически пропагандисты здорового образа жизни. И, наверное, даже любят меня... особенно после того, как я от них переехал, — с откуда-то появившейся решительностью, произнес мужчина тем временем. — Скоро год как. Наверное, поэтому поводу отец закатит праздник — годовщина все-таки.

— Не сошлись во взглядах на жизнь? — Догадалась я.

— Ага. И решили расстаться полюбовно. У меня свои проблемы и территория, у него — свои, в которых больше нет сына-бунтаря, — Игорь невесело усмехнулся. — Вот так и получилось, что в свои двадцать четыре я оказался на улице, не совсем представляя что делать, где жить, и чем обернется мое перерождение. Глупый максимализм заставил учиться самостоятельности: зарабатывать деньги, готовить пищу и... ждать...

— То есть, ты с самого рождения зал, что...

— Являюсь марой?! — Подсказал Игорь, понятливо кивнув. — Ага. В моей семье из этого тайну не делали. Родители с пеленок объясняли, что это такое и чем обернется в будущем. Но теория — одно, а на практике все совершенно иначе оказывается.

— А потом ты встретил Максима?! — Предположила я, желая вновь увезти разговор со скользкой дорожки.

— Что-то типа того, — Игорь вновь улыбнулся, но уже не так отрешенно и вымученно. — Я работал в то время в одной автомастерской. Как сейчас помню, что в тот день чинил машину какого-то Випа, а из головы все не выходили мысли о перерождении. До двадцати пятилетия оставалась всего неделя, а значит, мое становление Марой могло случиться в любую минуту. Вот сейчас дышу и улыбаюсь, а уже через мгновение чувствую как внутри все начинает закипать... Так что собственно из рук у меня в тот день инструменты вываливались, а сам я никак не мог сосредоточится на работе. И как назло перерождение настигло в те минуты... я даже не сразу осознал, что отключился... Помню что было странно — больно и в тоже время захватывающе... Жарко, но холодно... Это наверное похоже на то, как ты одновременно умираешь и рождаешься... Говорят, Мары во время этих изменений кричат от боли... Но я не помню...Со стороны никогда не видел, а собственные ощущения похожи на густой туман... даже не в курсе, когда очнулся и что делал в первые часы... ведь сознание заработало лишь спустя сутки... Так странно было, когда я обнаружил себя в чужой квартире, а рядом сидела Кристабэлла со стаканом воды в руках и пониманием в глазах... Ну, помнишь ту женщину, сегодня с утра?! — После моего кивка он продолжил, но уже полностью сосредоточившись на дороге. — А позади нее, скрестив руки стоял Максим... В своем неизменном аккуратном деловом костюме...Иногда мне даже кажется, что и спит он в нем, и в бассейне плавает... Он тогда просто стоял и смотрел, этим своим пронзительным сухим взглядом, как будто рентгеновским. Даже страшно становилось немного. Заговорила первая Кристабэлла. Но тоже как-то скупо, без подробностей, озвучивая лишь голые факты. Я тогда долго недоумевал, над их манерой ТАК разговаривать. Словно зачитывать какой-то документ — монотонно и без эмоций...