Щепотка соли в твоем чае (общий файл)

  Я сидела на лавочке, в то время как Александра Григорьевна за руку вела свою ученицу по катку. Она же зашнуровывала ей коньки, когда сестренка в странном трансе смотрела на острые лезвия и тихо плакала, впервые за последние два года.

  Мне не хватало открытой голубоглазой девочки, маленькой шкодницы, которую предали близкие люди.

  Именно поэтому увлечение Альбины писательством вызвало у меня такое воодушевление. Настоящие чувства, наверняка, нашли лазейку, прорываясь на бумагу. Я надеюсь, что близняшка перестанет искать в людях двойное дно и, наконец, отпустит старые обиды, освобождая место новым отношениям.

  Альбина не любила, когда суют нос в ее жизнь. И желание растормошить близняшку, сковырнуть сросшуюся с кожей маску стало моим основным планом на будущее. Пока мне это плохо удавалось. Мечта не спешила перерастать в быль, встречая алькино сопротивление.

  Вот и сейчас потешив себя недосягаемой мечтой, я ни с чем вернулась в родные пенаты. И задержала дыхание, стараясь ничем не выдать своего вторжения.

  Тамара спала, скинув одну из подушек и наполовину стянув покрывало. Ноутбук сиротливо лежал на полу, напоминая развороченную устрицу. Прокравшись к нему и прихватив коммуникатор, я так же тихо устремилась обратно в коридор.

  Тома уснула в позе морской звезды, и подобраться к ней, не разбудив, не представлялось возможным. Бросив на светловолосого оккупанта укоризненно-теплый взгляд, я осторожно притворила дверь. Подсвечивая себе дорогу коммуникатором и зажав бук под мышкой, я в приподнятом настроении добралась до гостиной. Разобрав диван и застелив его бельем в легкомысленную ромашку, с удобством устроилась, затолкав потайной ящик обратно в каркас будущего ложа. Место пижамы заняла привычная растянутая майка, в прошлом принадлежавшая Рину.

  Ревизия бука не выявила подпольной деятельности маленького зла, и успокоенная, я уснула, устроив ладошки под щекой.

  Снилась метель, лютая, отчаянно ненасытная, будто голодное чудовище. Снежные вихри мели по бескрайнему полю, жаля и пронизывая насквозь. Я стояла посреди разворачивающегося бутона ненастья, до боли вглядываясь в режущую белизну. На ресницах стыли комочки снежинок, а губы тянуло от холода. Кожу словно примораживало к кости. Тонкая рубашка морозила голое тело, заиндевев от ветра. Я коротко дышала, мелко глотая отравленный метелью воздух.

  Я не могла плакать, слезы замерзали еще внутри. Хотелось перекричать, перевыть неправильные слова, от которых больно, гадко на душе. Дыхания не хватало, змеи сжимали горло. Из последних сил я потянулась вперед, уже не чувствуя тела и...

  Проснулась, с громким вздохом сев на постели. Коммуникатор тихо жужжал, поставленный на вибрацию. Подняв его, прижала к уху, даже не посмотрев, кто желает моего внимания. Сердце гулко колотилось в горле, пытаясь покинуть свою хозяйку. Сквозь шум в голове не сразу разобрала негромкие слова, прорвавшиеся сквозь динамик:

— Наверное, разбудил?

  Я больно прикусила губу от удивления. Никита. Кит.

— Ничего, — прошептала хрипло и неразборчиво, воюя со скачущим сердцем.

  В груди потеплело, резко, на несколько сотен гигаватт. Чтобы побороть охвативший тело жар, я встала с дивана и промаршировала к окну. Горячий лоб уперся в холодное стекло, принося некоторое успокоение буйству мыслей.

— Добрался уже?

— Минут двадцать, как в город въехал. Передашь Томке, что отца удачно прооперировали, и теперь точно все будет хорошо?

  Спокойная уютная тишина оплела разделившие нас километры. Я слышала размеренное дыхание чертенка и незаметно начала дышать в том же ритме.

— Передам, а сам не хочешь с ней поговорить?

— Не хочу, позже, — голос был усталым, невыразительным, непривычным.

  В нем не было прежних заразительных искорок, которые способны, будто вирус, передавать окружающим настроение их обладателя.

— Не обижайся на неё, она очень жалеет и переживает. И я. Без тебя у нас даже похолодало, — я провела пальцем по инистому узору на стекле.

— Не волнуйся, маленькая, я скоро вернусь к тебе, даже умудрился соскучиться по своей колючке, — Кит усмехнулся, окрасив приятные слова горчинкой насмешки.

— Ты вредина, — беззлобно просветила блондина насчет его дурного характера, — но я готова дать тебе досрочный ответ. Ты мне тоже нравишься, зеленоглазый, и я готова вступить в кабалу отношений.

  Чертенок помолчал, чем заставил меня испуганно зажмуриться. Дурной сон толкнул на ту глупость, о которой я могу пожалеть. А жалеть-то и не хотелось.

— Манечка, — искорки набрали цвета, такого же тепло-зеленого, как и глаза Кита, — ты удивительно разумная девушка, раз сделала правильный выбор, и я докажу, что он правильный, как только вернусь.

  Я пренебрежительно фыркнула, чтобы блондин не спешил расслабляться. Дыхание расползлось по стеклу влажным пятнышком, на котором я мизинцем вывела кривоватое сердечко.

  Инфекция брала свое в моем организме, делая вздохи мечтательными, а голову — пустой точно воздушный шарик. Почти всю свою жизнь я прожила с острым заболеванием — влюбленностью в чертенка, и, видимо, сейчас наступил рецидив.

— Я буду ждать, хвастун. А сейчас иди спать, ты, наверняка, вымотался за день. Спокойной ночи, чертенок.

— Хочешь избавиться от меня, соня, якобы из благородных побуждений, — чертенок улыбался, я чувствовала это в красивом голосе, в переливах его мягких интонаций, от которых так сладко щемило в груди.

— Сладких снов, малышка, извини, что так поздно, но меня будто что-то толкнуло позвонить. Страшный эгоист пошел спать, сниться тебе не буду — копи предвкушение нашей скорой встречи.

  Кит отключился. Я осталась стоять у окна в тишине и одиночестве, сонно наблюдая за желтыми звездами уличных фонарей. На часах давно за полночь, сон гирьками замер на ресницах, а внутри шальной молнией бродит странное удовлетворение. И чувство, что, наконец, все так, как должно быть. Что толика чувств к Никите вырвалась в словах и не стала отверженной. Кружит голову.

  Улыбаясь и сонно подволакивая ноги, я вернулась к дивану.

  Сон пришел быстро. В нем не было места холоду и страху. Он не задержался в памяти. И только ощущение солнечного тепла рвалось изнутри весь следующий день.

  "Утро добрым не бывает", — скажите вы? Еще вчера я бы не заставила себя долго ждать и решительно подписалась под этими словами, баюкая тяжелую от недосыпа голову. А сегодня я резвым козликом подскочила с дивана, стоило будильнику тихонько мяукнуть начало мелодии.

  Во всем теле чувствовалась чудотворная легкость, будто из меня вынули все кости, и теперь невесомая пушинка свободно могла порхать по комнате, даже не пытаясь злобно рычать на пришедшее утро.

  Рассматривая свою моську в зеркале ванной, я задумчиво перебирала темные пряди и широко улыбалась. Утро пело, утро сияло, утро обещало легкий веселый день. И этому обещанию я склонна была верить, чувствуя горящее солнце под сводом собственных ребер.

  Прогарцевав по квартире в радостном порыве и разбудив еще не вставшую Тамару, я отправилась на тихий зов чуть звенящей посуды.

 На кухне хозяйничала Аля, колдуя над плитой. На одной конфорке стояла кастрюлька, на другой турка, которую сестра периодически тревожила помешиванием.

— Доброе утро, тебе помочь?

— Доброе, порежь, пожалуйста, клубнику, — близняшка кивком указала на мисочку с крупной ягодой, — и не смей ее есть, а еще бананы порежь.

  Разделив полномочия, Алька вернулась к булькающему кофе, любовно помешивая свое варево. Что-то напевая, она достала с полки упаковку зефира и, распотрошив ее, мелко нарезала приглянувшуюся зефиринку на небольшие кусочки, смахнув сладость в турку.

  Если бы я не знала вкусы сестры, то покрутила бы пальцем у виска, а так лишь невозмутимо продолжила резать фрукты.

— Знаешь, Иль, ты в чем-то права, — Альбина чуть обернулась в мою сторону, мило улыбнувшись, — пора отпускать старые обиды. Я сегодня после учебы к Александре пойду, она давно просит меня помогать ей с мелкими, попробую тренировать будущих чемпионов. Надеюсь, на три дня в неделю меня хватит. На остальные я записалась в бассейн.

 Как я не оттяпала себя палец ножом, ума не приложу. Я широко распахнутыми глазами уставилась на сестренку, крепко стиснув холодное оружие в паре миллиметров от поверхности разделочной доски.

— Что-что, прости?

  Близняшка хитро мне подмигнула, отворачиваясь к плите и принюхиваясь к парку над кастрюлей.

— Я говорю, что твоя взяла, я решила немного распахнуть створки своих фобий, чтобы шире взглянуть на этот мир. Говорят, он удивительный.

  Алька засмеялась, искоса поглядывая на мое озадаченное лицо.

— Ты обдолбанная что ли? Тебе вредно вдыхать аромат кофе, ты говоришь странные вещи, — я аккуратно отложила острый тесак на доску, окрашенную алыми потеками от сока клубники.

  Сестренка смешно фыркнула, подхватив турку с конфорки и тыкая ногтем в сенсорную кнопку. Разлив кофе в две широкие чашки, Альбина отправила джезву в раковину. Вода гулко наполнила медную посудину, весело плеснув из горлышка и пробежав по рыжим бокам. Оторвав взгляд от тисненных цветочным орнаментом стенок, я вернула свое внимание голубоглазой кофеманке.

— Аль, ты сейчас серьезно, что ли?

 Девушка спокойно кивнула, легко перемещаясь по комнате и расставляя посуду.

— Какой бассейн, ты же боишься воды и плаваешь, исключительно, как топор, — я возмущенно заглотила пластинку нарезанной клубники, но под укоряющим взглядом сестры раскаялась и спрятала руки под столом. — Поэтому и записалась, буду бороздить гладь, насыщенную хлоркой. Может моя фобия испугается и пройдет, или хотя бы топор-стиль сменю на более жизнеспособный.

  Близняшка пристально оглядела глазки расставленных тарелок, хозяйственно оросила стол столовыми приборами, и послала меня звать всех на завтрак.

  Эти "все" загонялись на кухню весьма неохотно, они вредничали и ворчали, прятались от меня под одеялом и подушками, но все же не смогли устоять перед жизнерадостным ураганом, ворвавшимся в их сонное царство.

  Рин сонно тер кулаком глаза, зевая по-гиппопотамьи. Томка не отставала от вялого японца, и скупо цедила зевки в кулачок, неохотно плетясь вслед за парнем на кухню. Доставив сонный выводок в пункт приема пищи, я с удобством разместилась перед наполненной тарелкой.

— Заботливая моя, почему каждый раз на завтрак ты подсовываешь нам каши? — я без особого воодушевления ковырнула овсянку выданной ложкой.

  Аля смерила меня таинственным взором подведенных очей, прилежно выедая клубнику из геркулесовой гущи.

— Чтобы твоя задница продолжала влезать в джинсы 44 размера, например.

  Ответом я удовлетворилась, и старательно закопалась в овсянку, тихо радуясь найденным кружкам банана. На завтрак Альбина, действительно, готовила только каши, но редко, когда на неделю приходилось два одинаковых рецепта.

— Приятного аппетита, дамы, — апатично пожелал темноокий господин, рассиживающий за столом в одних трусах, и потянулся к кувшинчику с медом.

 Томка проворчала сердитое "спасибо" и решительно отказалась от трапезы. Так же отрывисто звякнул тостер, выдав парочку румяных ломтиков.

— Тамар, тебе тосты с сыром, джемом или еще с чем-нибудь? — Аля уложила румяных братьев к остальным на плоскую тарелку, томившуюся в шкафу для подогрева посуды, требовательно взглянув на насупившуюся блондинку.

— Я не хочу есть, — заупрямилось наивное солнце, искренне верящее, что может переупрямить мою сестренку.

— Завтрак — это не еда, это вынужденная репрессия по отношению к спящему организму, — Аля нравоучительно взмахнула ножом, — когда я не хотела завтракать, мой тренер заставляла меня пить теплое молоко, тебе организовать?

 Томка, с детства ненавидевшая молоко, отрицательно качнула головой, немного сползая со стула, чтобы можно было спрятаться от коварной Альки под столом. Сестренка быстро организовала мне и моей подруге чай, намазав мягкий сыр на горячие ломтики. Пододвинув к Тамаре сырное кушанье, она также указала на чашечки с джемом и медом. Дальше указующий перс двинулся к маслу и непокрытым сыром румяным ломтикам.

  Посчитав свой хозяйский долг выполненным, близняшка вернулась к овсянке.

  Завтракали мы в тишине, Томка, нахмурив брови, жевала сырный тост, трио Вакаиро приканчивало геркулесовую кашу, браво выстукивая ложкой затейливые ритмы.

  Готовила Альбина очень вкусно, так что даже Тамара втянулась и к концу трапезы перестала возмущенно сверкать глазами.

— Спасибо, Альбин, извини за насупленный фейс, с утра у меня с настроением неполадки.

 Барыня благосклонно простила непутевую холопку, сегодня она вообще была на диво добродушной. Загрузив грязные тарелки в посудомоечную машину, близняшка отправилась собираться, чтобы явить безупречный лик своей альма-матер. Рин, Томыч и я остались на кухне допивать кофе-чай и доедать тосты.

  Щечки Рина забавно двигались, когда тот пережевывал тост, старательно заливая теплую мякоть хлеба липовым медом. Я незаметно передергивалась всякий раз, когда взгляд падал на янтарную патоку. Употребить столько сладкого за раз я была даже морально не в состоянии, поэтому честно гордилась темноволосым сладкоежкой. Как у братца еще ничего не слиплось от этой ударной дозы глюкозы, ума не приложу.

  Степенно мяукая в душераздирающей тональности, на кухню вступил ее истинный хозяин. Винни, ни капли, не стушевавшись от сдавленных проклятий на его пушистую голову, сел рядом с холодильником, продолжая громко заявлять о своих потребностях.

— Заткнись, комок шерсти, — Рин кинул в кота смятой в шарик салфеткой.

  Винни, тоненько, обрывисто мяукнул от неожиданности, обиженно прижал треугольники ушей к голове, но позиций упрямый британец не сдал. Его укоризненные, круглые глаза двумя темно-желтыми буравчиками ввинтились в бессердечного японца. От такого внимания Рин поперхнулся и закашлялся, злобно метя в кота снятым с ноги тапком.