Щепотка соли в твоем чае (общий файл)

 

 

 Манилааа, Манилаааа,

 В сети заманила,

 И в самой жесткой позе

 Мне мозг ты отлюбила.

 Манилааааа, Манилаааа...

 О боже, если ты существуешь, сделай так, чтобы этот юродивый выплюнул легкие на очередном выдохе своих ужасных воплей.

 В соседней комнате послышались капризные возмущения разбуженной сестры. Справа — стараясь заглушить творящееся под нашими окнами безобразие, точно импульсы кардиограммы, протяжно застонали басы гитары, и вскинулись разрывные всплески ударных, рожденные стереосистемой. Брат злостно помянул великим и могучим вражеские связки, прибавляя громкость. Кит же под окнами и ни подумал затыкаться, благо обитали мы на втором этаже, и слышимость была отменной.

 Мне захотелось банально сдохнуть, лишь бы очистить часы законного выходного от такого отягчающего обстоятельства, как певун с утра пораньше.

 А лучше просверлить пустой череп Кита отцовской дрелью. От этой заманчивой идеи пришлось отказаться из-за Конституции всея Руси, которая предусматривала статью для таких мечтателей.

 Дверь в мою комнату многозначительно отошла от косяка. Оторвав гудящую голову от подушки, я вперила покрасневшие глаза в мрачную фигуру родительницы. Александрина Аскольдовна, урожденная Манилова, хмуро смотрела на распластавшуюся на кровати дочь, туго затянув пояс расшитого хризантемами шелкового халата на еще тонкой талии.

— Манила, — дрогнувшим от обиды голосом укорила статная брюнетка свое восемнадцатилетнее чадо, — ты решила таким оригинальным образом выкурить родную мать из квартиры? Дочь, я не так часто остаюсь у вас ночевать, чтобы опускаться до таких зверств.

  Мученически застонав, я уткнулась лицом в подушку. Маниле — стыдно. Манилы — нет.

 Мама не была бы мамой, если бы на этом успокоилась, уверовав в дочернее раскаянье. О, нет. Эта коварная, породившая меня женщина решила взять крепость Вакаиро (фамилия гг) измором.

— Манил, а кто этот неугомонный молодой человек?

— Нелюдь, мама, он нелюдь!

 Желание воспользоваться дрелью окрепло, обрастая интимными подробностями. Как рассказать любопытной матушке о психопате, который не одно утро насилует мой мозг, мне было неизвестно.

— Илка, заткни своего камикадзе, я его щазз кастрирую, — грозно прорычала обычно писклявая Альбина из-за стены.

— Аля, я тебе помогу. Нести ржавый скальпель?

 Одобрительный братский позывной был еле слышен из-за особо нервного аккорда его любимой металлической группы.

 "Моя семья — выезд дурдома" — окончательно решила я, нахлобучивая на голову подушку в утверждающе желтой наволочке.

  Я самый счастливый человек. Мое счастье всеобъемлюще и безгранично. Знаете почему? А я — знаю: Кита увезли на прототипе советского бобика, так как озверевшие соседи все же вызвали доблестную полицию. Жильцы 13-ого дома улицы Лермонтова вздохнули с облегчением. Я же еще тайком перекрестилась и воспела аллилуйя. Рин отключил стереосистему и ушел спать, сказав, что если его разбудят, он перегрызет негоднику сонную артерию. Уныло покивав на угрозу брата, я окопалась на кухне. Альбина тоже предпочла сестринской кампании кровать.

  Мама оккупировала ванную на двадцать минут, лишив дщерь свою возможности размочить слипающиеся глаза, после чего покинула обитель своего потомства. Напутствовав ее передавать привет папе, я с облегчением защелкнула дверь, в последний момент, отказавшись от идеи подпереть ее стулом во избежание недоразумений.

  Макнув пакетик зеленого чая в кипяток, я с ногами устроилась на мягком уголке, скинув тапочки с вислоухими зайцами под стол.

  Моя семья — это очень интересное социальное явление, вторичное существование которого могло бы привести к катаклизмам. Хотя начиналось все вполне благопристойно.

  Старший сын японского семейства, Кира Вакаиро, приехал в матушку Россию с неведомой ему самому целью. И так эта цель его затянула, что он решил мимикрировать среди русскоязычного населения крупного города.

  Кира увлеченно постигал азы режиссерского искусства в российском университете, приспосабливаясь к жизни странных большеглазых человечков.

  Увы, судьба безжалостно отнеслась к молодому японцу, столкнув его со страшной девушкой, а впоследствии и женщиной Александриной Аскольдовной Маниловой. Уз брака режиссеру и флористке избежать не удалось, их в заложники взяла коварная штука — любовь. Монголоидные родственники отнеслись к снохе добродушно, что-то упоенно чирикая на своем языке. Голубоглазые Маниловы, со стороны невесты, тоже не выражали протеста, у Киры вместо глаз не было щелок, а были продолговатые миндалевидные очи, весьма приемлемой распахнутости. Смешав саке и традиционно русскую водку, нации породнились, закусив умилением.

  Высокую плотность своей родины Кира решил оправдать уже через год, агукая со своим первенцем Рином. Через шесть лет на свет появились голубоглазые близняшки Альбина и Манила с разницей в семь минут. Младшенькую называл дед, который решил хоть в имени одной из близняшек сохранить отзвук гордой русской фамилии.

  Русско-японская семья четы Вакаиро жила-поживала в славном городе-миллионере и, даже разъехавшись по разным квартирам, продолжала испытывать родственные чувства друг друга на прочность.

  Кира обрел успех на ниве режиссуры, Александрина, с его помощью, организовала агентство ландшафтного дизайна, диплом о котором успешно защитила уже после замужества.

  Дети же решили авангардными красками мазнуть семейную биографию творческих родителей. Рин окончил медицинский институт и работал патологоанатомом, при этом всей душой принадлежа металлистам с готическо-панковскими замашками, а в сплетнях соседских бабусек — попросту сатанистам. Альбина подалась на журналиста, спрятав японский разрез глаз за большими ванильными очками. А Манила ..?

  Я же решила постигать науку рекламы, подрабатывая при этом в агентстве ритуальных услуг "Анубис". Сие жизнерадостное место давало возможность вкусить терновый сок самостоятельной жизни, несмотря на денежные вложения со стороны родителей. О нет, я не была виртуозным могильщиком, и даже не плела венки для скорбящих родственников. Я всего лишь оформляла заказы. С устройством помогли завязки брата и выражение убитости в глазах после тяжелого студенческого дня, предпочтительное для "Анубиса", чтобы не бесить посетителей радостной физиономией.

  Отхлебнув горьковатого кипяточка, я задумчиво посмотрела на свои голые коленки, торчащие из-под растянутой майки. Нужно бы покушать. Только есть, было лень, сонная апатия не давала сделать даже семимильного шажочка. Выцепив из стоявшей на столе вазочки ломтик печенья, мы с желудком решили, что этого пока хватит. Примостив затылок на спинке дивана, я схомячила печеньку, скучающим взором разглядывая потолок.

  Со мной так всегда, если не высплюсь, то весь день, точно зомби-инвалид. Минимум рефлексов, минимум эмоций, и незамутненный ничем, кроме пофигизма взгляд. В таком случае мог помочь только внешний раздражитель, стимулирующий работу мозга. Универсальная красная тряпка моей нервной системы благополучно отбыла в обезьянник, и заменить ее могла только всемирная паутина.

  С кряхтеньем я сползла с дивана и, шаркая, поплелась в свою комнату. Операционка ноутбука неохотно поприветствовала мою тиранистость, которая вчера насиловала несчастный hp, пока часы в правом углу не оформились в магическую четверку цифр: 03.47, после которых вступил в силу условный рефлекс под названием "отрубон".

  Клики мышкой произвели поистине живительное воздействие на тормозную жидкость в моей голове. Развернув закладки страниц, я метким взглядом обежала новости. Одним глазом просматривая почтовый ящик, запустила асю.

  Онлайн контакты сонно вспыхнули зеленым цветом, своей малочисленностью тонко намекая какой сегодня день недели и, где находятся стрелки часов. Не успела я опечалиться, как аська радостно ойкнула о сообщении. Писала Тамара — лучшая подруга и, вообще, замечательный во всех отношениях человек.

  Йа_не_йа (09:35:35 13/11/2011)

  иииииль??? :)

  Йа_не_йа (09:35:40 13/11/2011)

  опять????

  Йа_не_йа (09:35:41 13/11/2011)

  он снова пел????

  Ёжик в танке (09:36:21 13/11/2011)

  и тебе авэ, любимая подруга))

  Йа_не_йа (09:36:40 13/11/2011)

  привет :) монстрик)))

  Йа_не_йа (09:36:45 13/11/2011)

  так пел???? не томи, мну интересно)))

  Хрустнув костяшками, я хмыкнула, занося пальцы над ноутом.

  Ёжик в танке(09:36:48 13/11/2011)

  (((( танцевал :) голый, с белой розой в зубах..

  Йа_не_йа(09:38:09 13/11/2011)

  ахаххх) откуда ты знаешь мои эротические фантазии??

  Йа_не_йа(09:38:27 13/11/2011)

  о боже)) *испуганно округлив глаза* и у тебя тоже???

  Представив описанное выше, я нервно икнула, пытаясь изгнать картину с колючим стеблем меж губ Кита из головы.

  Ёжик в танке(09:39:02 13/11/2011)

  *мрачно ухмыльнулась* если только этот паскудник исколется шипами)))

  Йа_не_йа(09:39:25 13/11/2011)

  ))) неее, Никитка хороший.. и милый

  Ёжик в танке(09:40:27 13/11/2011)

  милый???? гори в аду, предательница)))

  Йа_не_йа(09:40:56 13/11/2011)

  хахаххахх))

  Йа_не_йа(09:41:12 13/11/2011)

  и не надоело вам??? чесное слово — камедь и кловуны)))

  Ёжик в танке(09:41:45 13/11/2011)

  а я это начала????

  Ёжик в танке(09:41:56 13/11/2011)

  это все этот козел)))

  Йа_не_йа(09:42:17 13/11/2011)

  да ну??

  Ёжик в танке(09:42:57 13/11/2011)

  ну да)))

  Йа_не_йа(09:42:32 13/11/2011)

  чур, я свидетельница))) на вашей свадьбе :)

 Прищурив глаза, я злобно буравила взглядом последнее сообщение, недовольно пыхтя. Паршивка Тома оставила последнее слово за собой, нагло уйдя в офф. Отложив ноут на пол, я устроилась на постели. И сонно причмокивая, заложила руки за голову. Как выразилась Тамара, "камедь и кловуны" начались сравнительно недавно. Но предпосылки к этому крылись еще в детских обидах.

  Никита был двоюродным братом моей подружки, родители которого погибли в автокатастрофе. Жили они на том же этаже, где располагалась квартира моих родителей. Поэтому мы сдружились. Кит был старше нас на два мизерных года, но после шестого класса стал задирать нос, постепенно отдаляясь. Наверное, многие прошли этот этап в своей жизни, когда друзья мальчишки перестают находить точки соприкосновения со своими подружками. Тогда меня заклевала обида на мерзкого пацана, который всегда был рядом и вдруг променял меня — любимую на каких-то мальчишек.

  В тринадцать на меня снизошло озарение, почему постоянно хотелось плюнуть гадскому Киту в глаз. Я влюбилась, безбожно влюбилась в зеленоглазого чертенка-блондина, который нагло клеил девчонок, несмотря на терзания подруги детства. Тамара, вечный миротворец в наших стычках, узнав о постигшем меня недуге, стала вместе со мной делать гадости братцу и его девицам. После этого началась холодная война лагерей Кит — Ила. Было чертовски обидно, когда видела целующиеся парочки с участием белобрысого Кита. Самым же ярким эпизодом локальных военных действий было столкновение с очередной подружкой практикующегося Донжуана. Дура блондинка своей пергидролью почуяла мой диагноз. Как мы собачились, сложно описать, но Тома, вспоминая о тех днях, являет миру довольнющую интригующую улыбку. Меня словно таблеточкой озверина тогда угостили.

  Закончилось тем, что мы с Китом перешли в новую стадию реакции друг на друга под кодовым названием "игнор". На тот момент мне уже было четырнадцать, и начала прослеживаться мозговая деятельность, а через год Тамарино семейство переехало в другой город. И нам с подругой остались только социальная сеть и редкие встречи, вместо полноценного общения. О чертенке-блондине я старалась не вспоминать, отшучиваясь на попытки подруги упомянуть братца и сотворяя охранительный знак. Дуратская влюбленность прошла, оставив после себя ворох воспоминаний и яркую палитру эмоций.

 Однако господин чертенок не пожелал бесследно исчезать из моей жизни. 1-ого сентября сего года выяснилось, что мы с Томой поступили в тот же вуз в нашем родном городе, где грыз гранит науки Кит. На справедливое рычание, Тома только руками разводила, мол, я пыталась сказать, сама виновата, что не давала и рот на эту тему раскрыть. Смирение никогда не было моей добродетелью, и на поддевки блондина я отвечала с решимостью партизана 1812 года. Песнопения же Кита в воскресные утра были особо изощренной местью, паскудник прекрасно знал, как я реагирую на ранние побудки и, когда в гости приносит маму. Тома молчаливо угорала, соблюдая политику нейтралитета и стеба.

 Я все-таки отоспалась. Этот радостный миг наступил. Сладко прикорнув поверх одеяла, я отключила кнопочку, которая отвечала за проигрывание ненужных мыслей.

  Солнце золотым крапом лучей пробивалось сквозь фиолетовые шторы, устроив шаловливые поскакушки на моем лице. Это и согнало липкие ручонки Морфея с моих век. Зевнув так, что чуть не вывихнулась челюсть, я чутко прислушалась к тишине, царившей в квартире. Не заметив никаких подозрительных звуков, постоянно наполняющих наше обиталище, будь-то завывания сотни плакальщиц в исполнении сломавшей ноготь Али, хрипловатый, подпевающий Кипелову голос брата, или же обволакивающие нашептывания солистки Flёur, я решилась совершить вылазку из уютной постельки.

  Позавчера меня и сестру посетило совершеннолетие, и тот ад, который творился у нас в доме, забыть удастся только к рубежу, про который говорится, что "баба — ягодка опять".

  Сначала была благонадежная трапеза у родителей, в семейном кругу и распаковка подарков от родственников с обеих сторон. Потом же наступило пекло.

  Квартира, которую подарили брату на совершеннолетие и в которую сбежали от родительской опеки мы с сестрой, в субботу утром напоминала место дислокации беженцев Казахстана. Такое количество незнакомых узкоглазых лиц я видела только тогда, когда мы ездили в гости к бабушке в Токио. Откуда набежали эти люди, понять так и не удалось, а что они чинили на нашей жилплощади, знал только кот, у которого на спине стараниями ванильных подружек Али появился британский флаг. Увидев субботним вечером первый раз после покраски несчастное, ошалевшее животное, мама долго ходила с квадратными глазами.

  Какой-то маньяк, читай в скобках Тамара, решил подогреть градус развлечения весьма тривиальным, но от этого не менее действенным способом. Этот бесенок заманил к нам на гулянку ребят в развеселых костюмчиках японских самураев. Троица стриптизеров робким ручейком втянулась в квартиру. Жаль, что робость сих граждан быстро истаяла, после чего мне захотелось плакать. Тамара серебряными монетами рассыпала смех черного властелина, лихо улюлюкая, когда особо настойчивый танцовщик за пятку стаскивал меня со шкафа. Ребяток хорошенько угостили вискарем, заставляя пить штрафные тех из их кампании, кто плохо садился на шпагат. Рин, гогоча бешеной гиеной, примерял кимоно, реквизированное у Саши. Я испуганным хомячком схоронилась поближе к потолку, но Тома слила информацию моей дислокации полуголой троице, из которой самым неадекватным оказался Александр, решивший научить меня танцевать стрип.

 Отбившись от одного полоумного, я пала жертвой Тамариного энтузиазма. Эта особь на вечной солнечной подзарядке позитива потащила меня расписывать стены нашего подъезда виршами, найденными в интернете:

  Устой традиций надо соблюдать,

  Пускай не раз ответят вам отказом,

  "Конечно, дама может и не дать!"

  Но предложить ты ей всегда обязан. (с)

  Какой дикобраз укусил нас, подвигнув на марание стен, науке неизвестно. С фонариком в зубах и баллончиками под мышкой мы поднимались обратно, довольные, как русские в сорок пятом под стенами Берлина, оставив позади творения очумелых ручек. Обратно нас впускать не хотели, ответив на стук и возмущенные вопли Тамары дежурной фразой из Простоквашино. Ведите ли, у них все на месте.

 После пятого "кто-тамканья" Тома, плюнув на коврик у моей квартиры, потащила меня к соседней двери. Открыл нам бледный ботаник Георгий, под глазами которого живописали о нашей нехорошести темные круги. Парень мужественно попытался захлопнуть дверь перед нашими носами, но прыткое Томкино копытце вовремя успело ему помешать.

  Спустя час мы втроем весело распевали советскую песню пионеров, добравшись градусом коньяка, который был плохо спрятан отцом ботаника, уехавшим вместе с женой на моря. Счастливо гогоча, воодушевленно проходили WoW.

  То, что мы отрубились на одной постельке, нас почти совсем не трогало, разве что пихалось ногами: чтобы устроиться с комфортом на двуспальном ложе, пришлось потесниться. А после того, как совместными усилиями с новым другом удалось отобрать у Томы одеяло, мы и вовсе сомлели. Обиженная подруга погрозила темноте кулаком, попав им куда-то в распластанного Жорку, который лишь всхрапнул в ответ, и тоже засопела.

— Иль, пойдем в кино сходим, а?

Подавившись мандаринкой, которую долго и вдумчиво чистила и, наконец, решила попробовать, я недоверчиво выпучила глаза на сестру. Аля невозмутимо продолжила жевать бутерброд с сыром.

— Тебя отравили галлюциногеном? Ты же зареклась выходить со мной в люди?

Эта голубоглазая пигалица многозначительно покивала, прихлебывая свой любимый кофе, от запаха которого мне хотелось плеваться.

— Я притворюсь, что мы не знакомы, — послало мне ехидную улыбочку мое отражение.

Подивившись абсурдности сестринского предложения, я согласилась, ведь семья — это святое, и плевать, какие тараканы точат мозг этой семье.

— Когда уже твой геморройный дружок перестанет будить во мне зверя по воскресеньям?

— Зверя-то? — умиленно хохотнув, я осмотрела сестренку до кончиков встрепанных волос. — Не хомячка ли?

Аля злобно зыркнула из-под упавшей на глаза челки, замерев с откушенным куском бутерброда во рту, при этом действительно походя на потешного щекастого грызуна.

— Спрячься под стол, хохотушка, — сестра аккуратно переживала защечное богатство, — если этот Шаляпин не прервет свои гастроли под нашими окнами, мы с Рином его изувечим.

Радостно похлопав в ладоши, я согласно затрясла головой: "вверх — вниз, вверх — вниз".

— Я сошью себе помпоны и буду потряхивать ими на манер черлидерш, подбадривая вас на это правое дело.

Подарив мне сомневающийся взгляд голубых очей, Аля продефилировала к мойке сполоснуть чашку из-под кофе.

— Давай дожевывай, и пойдем, выгуляю тебя.

Отсалютовав сестрице последней долькой, я тоже встала с дивана. И протиснулась перед ней вон из кухни, резвым козликом гарцуя к собственной комнате. Высокий шкаф купе с пескоструйным рисунком на зеркалах египетского антуража подвергся тщательному обыску.

Минут пять я упоенно ворошила полки и только потом догадалась поинтересоваться насчет погоды за окном.

— Аль? — громогласный вопль нарушил благочинную атмосферу квартиры.

Застыв сусликом с фиолетовым балахоном в лапках, я терпеливо ожидала ответа, вместо которого в ванной что-то упало и послышалось невнятное ворчание.

— А что у нас за окном?

— Лягушки-парашютистки с крыши прыгают.

Непроизвольно обернувшись к окну, я узрела лишь плотные прячущие внешний мир шторы.

— Ок. А там холодно?

— Там ледниковый период, блин, — снова послышался невнятный шмяк какой-то задетой вещицы.

Философски пожав плечами, я прошествовала к окну и развела фиолетовые полотнища в стороны. За окном улыбался множеством белоснежных крупинок снежный полдень. Выпавший вчера снежный покров начинал подтаивать из-за беснующегося золотого солнечного шара над крышами многоэтажек. Его лучи настойчиво лезли в глаза выбивая слезинки. По скользкому тротуару спешили пешеходы, разноцветные бегунки машин бороздили автостраду.

Ручка стеклопакета мягко подалась под ладонью вниз, и в отворенную створку окна ворвался ветерок. Он встрепал волосы, отведя их за плечи, холодком куснул щеки.

Вдохнув наполненный множеством ароматов воздух, я быстро законопатила свою то ли бетонную, то ли панельную крепость.

Ненужный балахон печальной кляксой раскинул рукава на полу. Небрежно сложив слишком холодную для нынешней погоды тряпку, расторопно затолкала ее обратно.

— Иль. Уважь старшую сестру, одень мое мини, — непоседливая голова просунулась в щель приоткрытой двери, моментально обнаружив предмет собственных размышлений.

Высунувшись из шкафа, я обернулась на голос. И тут же противно захихикала, рассмотрев гостью. Правый глаз сумасшедшей дивчины был накрашен, в то время как левый — являл собой образец естественности. Невозмутимо пройдя ко мне в комнату, Аля недовольно наморщила нос, рентгеном сканирую мои домашние шорты в легкомысленный горошек.

— Ты выпила свой бальзам для волос, да? Там преддверие зимы, и морозить задницу я не собираюсь.

— Пфе, оденешь шубку, которую тебе бабушка подарила, а не свой болоньевый пуховик.

Мой глаз подозрительно задергался, когда я вспомнила, чем одарила меня бабушка. Меховое песочное чудовище почти до пят обещало утопить меня в себе.

— Не, не, не.

— Еще как, да, — Аля прошмыгнула в коридор и почти сразу уже стояла передо мной, как лист перед травой.

В ее ручонках была солидная стопка одежды, скинув ее на кровать, она широким жестом наметила очередность действий. Состроив непонимающий фэйс с кристально честными глазами, я истуканчиком замерла на месте.

— Тааак, ну-ка всунула свои мослы в тряпки, а то мне нужно глаз докрасить.

Выпятив средний палец в всемирно известном жесте, я продемонстрировала данную конструкцию сестре. Оная, не обратив внимания на выражение протеста, кинула мне первую попавшуюся вещь.

— Шевели лапками. А упрямство, оно наказуемо. Ты же не хочешь, чтобы твой Кит узнал о тебе что-то новое и доселе не известное.

Поразившись вероломству собственной родственницы, я уже не так уверенно послала ее чесать пузико чебурашке, ее когда-то любимой игрушке. Злорадно хохотнув, Аля ткнула пальцем в подношение.

Обозвав сестру тираншей, я осторожно разворошила принесенную стопку. И почти сразу издала восторженный вопль. В руках затаилась моя прелесть, которую я отчаялась найти.

— Откуда у тебя моя шмотка? — Раненным зубром взревела моя персона.

Альбина недоуменно округлила голубые глаза, разглядывая шедевр, трепетно схваченный цепкими пальчиками.

Это было кашемировое платье под горло сдержанно-медового цвета с рисунком забавного пингвинчика. Ничего особого, но влюбилась я в него с первого взгляда, с первого касания, когда во время прогулки мы с Томой забрели в очередной торговый центр.

— Не знаю. За своими вещами нужно следить. Может оно само ко мне в шкаф перебралось?

— Угу, — пропустив сестринскую попытку подстебнуть мимо ушей, я натягивала потерянную прелесть.

Посмотрев на извивания, которые я совершала перед зеркалом, чтобы рассмотреть себя со всех сторон, Альбина окончательно уверовала в мою невменяемость. Покрутив пальцем у виска, она ужиком скользнула за дверь, спасаясь от посланной вдогонку подушки.

— Бюстгальтер одень, чумачечая, — прогнусавила ехидствующая близняшка в приоткрытую щель.

— Ну, а сама бы я не догадалась бы.

— Вот — вот, а я про что. И колготки тоже одень.

Посоветовав этой циклопше не забыть дорисовать глаз, я включила музыку, чтобы заглушить насмешливые напутствования.

"О да, дети, бесспорно, цветы жизни, но лучше, если они растут в чужом огороде", — мрачно размышляла я, чистя пальто от налипшего снега.

Нет, я их люблю, но это чувство прямо пропорционально тому расстоянию, на котором мы находимся друг от друга.

Какое-то на удивление кривоглазое дитятко угодило в меня снежком, а после, заинтересованные новой мишенью, меня пытались обстрелять и остальные еще редкозубые чудовища. Я честно отстреливалась, наплевав на уже солидный возраст и впаренное сестрой узкое укороченное пальто.

— Никто не виноват, что ты еле ползаешь, — злорадствовала довольная Аля, вовремя удравшая от обнаглевших снайперов за угол.

Я пыталась призвать близняшку на баррикады, но вероломная сестрица лишь подбадривала меня из-за надежной стены многоэтажки. Она резвой козочкой упрыгала от мелких хулиганов в то время, как я еле переставляла свои топтышки по скользкому тротуару. И теперь стебалась над моим несчастьем, мало того, что меня оснежили, так еще и соседка старушка снизу распекла вместе с мелюзгой за хулиганское поведение. Заглаживала вину близняшка тем, что отряхивала снег с моей спины.

— Все, сестрица, ты вновь бесподобна, — коварная родственница шлепнула меня по заднице своей сумочкой и расторопно отбежала в сторону, чтобы не быть искусанной.

В след ей донеслось глухое рычание разбуженного посреди спячки медведя. Сделав страшные глаза, Альбина в знак искренности постигшего ее испуга подняла ладони вверх.

— Ой, боюсь-боюсь, — тоненько взвизгнуло мое несчастье и в припрыжку умчалось к припаркованной алой инфинити, словно объевшись энергетиков.

— Ну, уж нет, я не камикадзе, — мрачно буркнула себе под нос, нащупывая в сумке коммуникатор, чтобы вызвать такси.

Чтобы набрать номер, мне пришлось зубами стаскивать перчатки, потому что пальцы в них упорно косили мимо цифр, и были жутко неловкими.

Как только я поднесла его к уху, послышалось недовольное сопение и обиженный голос, одновременно с чужими руками, вырвавшими коммуникатор из моих пальцев, капризно прохныкал:

— Я так не играю!

Я от неожиданности едва не повстречалась с товарищем Кондратием. За спиной довольно щурилась голубоглазой кошкой Альбина.

— Фак. Сестрица, у тебя последняя извилина облезла? Так и до кровопролития недалеко. Я тебя когда-нибудь съем. Нафиг так подкрадываться?

Аля счастливо расхохоталась.

— Подсела на наркоту, да? Или перекушала радости на завтрак?

Сестра лишь фыркнула, просовывая мой коммуникатор в кармашек своей сумки.

— Гоу, детка, верни мою прелесть.

— Не-а, — пальцы беззаботно крутанули ключи от машины, — мы поедим на крошке.

— Вперед, на абордаж, я с тобой не поеду, ты водишь, как слепая блондинка в период ПМС.

— Ммм... Ты сейчас хочешь сказать, что братец прям образец благочестивого водителя?

— Ну, — задумчиво почесала переносицу под пристальным выжидающим взглядом, — не совсем, просто он не пытается целенаправленно меня уничтожить.

— У тебя фобия.

— Нет, просто я не люблю автомобили.

— А такси, это у нас что? Ох, неужели, карета? — Альбина простерла руку в сторону и драматично изрекла. — Карету, мне карету!

— Угусь, скорой помощи, — я подхватила сестрицу под локоток и потянула вперед по тротуару, — предлагаю прогуляться пешочком.

Близняшка пыталась шутливо упираться, но после того, как едва не угодила в сугроб, Аля уже ступала более осторожно, игривой кошечкой постреливая голубыми глазами по сторонам. Парни охотно провожали тоненькую фигуру взглядами. Мое чудо не может оставаться без внимания. На нее хочется смотреть.

По дороге болтали с сестренкой обо всем на свете, сначала стебались над ее бывшим, потом над моим. Потом наши языки зацепились за Кита. Сестра обливалась желчью, вспоминая гаденыша нехорошими словами. Просыпаться в воскресенье раньше двенадцати Аля считала преступлением. Я полностью подписывалась под этим утверждением, мысленно снимая мерки с чертенка, чтобы в домашних условиях изготовить железную деву и уложить туда блондина.

 Я чувствовала себя красочным воздушным шариком, которому взмыть в небо мешает лишь детская ладошка, липкими от сладкой ваты пальчиками перебирающая длинную нить. В груди было так тепло, словно я проглотила солнце, и теперь оно ласковым котенком засело в солнечном сплетении, переступая бархатистыми лапами.

  Я блаженствовала. Тело ликовало и наслаждалось комфортом. Оно почти в голос кричало благодарственные слова тем, кто предусмотрел в зале вип-места. Расстегнув молнии на сапогах, я вытянула ноги, с блаженным вздохом откидываясь на спинку диванчика. Хитрым взглядом Альбина проводила мой маневр, запуская пальцы в попкорн. На экране еще правили балом рекламные трейлеры.

— Хорошочка, — замурчала я, с громким чпоком вскрывая банку с нести.

  Соседей у нас не оказалось, весь народ сконцентрировался ниже и кое-где по бокам.

  Время было не летное. В основном в кинотеатр "Аллегория" посетители собирались ближе к вечеру, когда на стеклянном фасаде ярче проступала неоновая краска, в переплетениях которой замерла на своем хвосте бронзовая королевская кобра.

  Каждый раз, видя эту красавицу на фасаде из стекла и металла, я начинала восторженно посапывать. Это была часть проекта, разработанного мной и еще шестью первокурсниками, как реклама для нового кинотеатра. По результатам конкурса наша славная компания получила денежные сертификаты, дипломы и вип-карты. А еще желанный автомат по основным дисциплинам на сессии, но это было позже.

— Бинго, Иль, нас все же решили порадовать полнометражкой, — воодушевленно зашептала Аля, пожевывая попкорн и простирая ручонки над моей банкой с персиковым чаем.

  Отпихнув вездесущие хваталки, я уставилась на экран, на котором уже сгущались дримворкские облака.

  Нам с близняшкой захотелось ударной дозы умилении, и мы единодушно выбрали в качестве дилера американский мультфильм.

  Приладив 3D очки на нос, я амебой растеклась по спинке диванчика, настроившись на созерцание американской анимации. Ну да, как же.

  Из нутра Альбининой сумки требовательно подал голос мой коммуникатор. От задорных аккордов "Идола" группы КиШ сестра испуганно отшатнулась, уставившись на сумку дикими глазами. Преданной поклоннице Вагнера голос Горшка практически знаменовал пришествие апокалипсиса, да еще и из ее элегантной сумочки. Про заключение моего коммуникатора в круглую темницу Альбина совершенно забыла.

  Полюбовавшись священным ужасом на лице Альбины, я проказливо ухмыльнулась. Перегнувшись через каменный истуканчик сестры, я по-хозяйски запустила руку в ее имущество, нащупывая надрывающийся прямоугольник со спанч бобом на задней панели.

— Чертенок? — мои глаза попытались переползти на лоб, но мне удалось совладать со своевольными частями тела.

  На экране высветилась фотка моего махрового детства, на которой сияли улыбками я и Тома, и морщился перемазанный пастой Никита. Пока я медитировала над коммуникатором, он замолчал, недовольно загудев напоследок. Прикусив нижнюю губу, я придалась размышлениям, держа коммуникатор в ладони и хмуря брови. Не успела я решить перезванивать блондину или обойдется, как меня с отрывистым звуком настигла смска.

— Иль, свали из зала, ты отвлекаешь, — сестра щедро черпнула и затолкала за щеки огромную горсть попкорна, внимательно глядя на огромный экран разноцветными квадратиками 3D очков.

  Прошипев что-то невнятное, я открыла смс, посланное с номера чертенка: "Если ты не ответишь на звонок, Манька, я не поздравлю тебя с наступившим совершеннолетием. Страшно же?"

  Очень страшно. Прямо до дрожи в пальцах и шальной улыбки, появившейся от дурашливых слов Кита. Помнит? Или Тома сказала? И почему сегодня, а не одиннадцатого?

  Я погрузилась в думу, гипнотизируя взглядом экран коммуникатора. Тот заново зашелся в приступе вибрации и громких трелей "Идола". Альбина, удушила бы меня, если бы ее руки были свободны. Я спешно дунула к выходу, ласково шепнув сестре на ушко слова из песни КиШ: "Сжечь его, чтоб он не стал, чтоб не стал таким, как мы...".

  Сестрица попыталась злобно пнуть меня в голень, но мимо. Моей голубоглазой любительнице классики не захотелось отвлекаться, поэтому и прокосила. Я погрозила ей кулаком, отвечая на крайне неожиданный звонок.

— Давай, чертенок, у тебя пять минут, чтобы изобразить фанфары в мою честь, — я уселась на корточки, близко к стене, отойдя недалеко от двери.

  Одной рукой прижимая коммуникатор к уху, другой — я застегивала молнию на сапоге, сначала на левом, потом на правом.

— Гип-гип, Манька. Ура тебе, о, японская дева, ура, — Кит единственный человек, который так коверкает мое имя, к которому у меня, итак, болезненно трепетное отношение.

— Окей, русский пафосный мальчик. Можешь встать с преклоненных колен, дева разрешает.

  Я натянула подол платья сильнее на ноги, еще и свободную руку благочинно уложила, чтобы не шокировать возможных прохожих. На том конце рассмеялся Кит. Блин, я уже и забыла, какой у этого чертенка приятный голос.

— Мечтай, няшка. И пусть твои мечты осуществит Газпром. Я презрительно фыркнула, недовольная дурацким обращением Кита, но перебивать не стала, с любопытством вслушиваясь в красивый голос.

— Позвони Томке, у нее обнищание баланса, а она с тобой связаться хотела.

— Ну, а ты не мог одолжить сестре телефон?

— Я не дома, Мань, она с компа меня через инет достала. Лучше позвони, если не хочешь, чтобы я облысел, — в голосе сквозили нотки подлинной печали, помноженной на горечь.

  Я даже прониклась. Лысый чертенок — это слишком жестко.

— Ради тебя блондинка, я готова переплыть Северный Ледовитый океан, — я задумчиво ковырнула ногтем плитку на полу, слушая громкие сигналы машин с той стороны.

— Я знал, что ты на самом деле милая девочка, — особенно громкий сигнал клаксона почти заглушил слова Кита, — даже не смотря на то, что меня почти закрыли на пятнадцать суток из-за твоей вредности.

— Вот ты где, моя милейшая ехидна, я уже думала, тебя подменили.

  Кит снова засмеялся.

— Нет, няшка, я с тобой. Навеки, — замогильным голосом объявил Никита, — только мне пора. Прощаться будем?

— Давай, — я уже хотела отключаться, когда услышала слова чертенка.

— С Днем рождения, Мань, меня два дня в городе не было: не смог поздравить. Счастья тебе, японская дева. Самого вкусного и шоколадного из существующих.

  Кит сбросил первым. А я еще сидела, в прострации прижимая коммуникатор к щеке. Потом опомнилась, торопливо вскакивая на ноги. Томка будто ждала, что я ее наберу, ответила после первого гудка.

— Иль, идешь со мной? Сегодня в пять акция против наркотиков на стадионе. Ты же против?

— Мдо. — Я задумчиво подергала прядку, упавшую на лицо. — Я-то против. Только, что нужно делать?

— Там и узнаем, — подруга всегда отличалась высокой информативностью.

— Хорошо. Тогда в пять на нашем месте.

  Тома одобрила, и мы распрощались.

  Повертев коммуникатор в пальцах, я поставила его на бесшумный. Удрученно повздыхав, я вернулась в зал и почти на ощупь нашла сестру. Вот люди пошли, даже кино посмотреть не дают. Хотя внутри продолжало греть солнышко, после звонка Кита ставшее еще жарче.

  Пропущенное начало я выпытала из Альбины, пригрозив щекоткой.

  Смотреть что-то со мной просто невозможно, я постоянно фонтанирую комментариями. И все было бы не так страшно, если у сестры не было бы такой же привычки. В нашем обрамлении милейший слоник становился любимым пациентом старика Фрейда, циником и начинающим извращенцем. Каждый добрый самаритянин на самом деле оказывался замаскированным маньяком, цветущим всеми цветами корысти. Тихим ироничным голосом мы перетирали косточки прекрасным принцессам и довели бы несчастных до истерики, услышь барышни наши размышления. Поэтому при походах в кинотеатр с друзьями, для каждой из нас покупались огромные стаканы попкорна, чтобы занять чересчур говорливые рты. В этот раз он нам не мешал, мы пережевывали и продолжали перешептываться.

— Имбецилка безглазая, у тебя вообще мозг есть, или он не выжил под ударом пергидроли? — лютовал высокий худощавый мужчина в очках.

— Да если бы ты свои четыре глаза чаще протирал, ничего бы не было, — не отставала от него симпатичная блондинка с короткой модной стрижкой.

  Он раздражался, она негодовала, мы с сестрой замерли в сторонке.

— Какой безумец купил тебе машину?

— Тот же, который выдал тебе права.

  Он хотел ее придушить, для него она предпочла бы кремацию.

  Мужчина крайне агрессивно ударил ногой колесо своего внедорожника, хотя мечтал пнуть ее порш, клюнувший его машину в зад. Так и не застрахованную машину.

— Изольдов, да ты неврастеник, — ехидно пропела блондинка, невозмутимо рассматривая кончики своих ухоженных ногтей.

  Мужчина изумленно поднял брови, посмотрев на коротко стриженую блондинку не самым гуманным взглядом. Секунд пять они молча смотрели друг на друга, пока на его лице не появилось узнавание.

— Егозина?

— Ну да, — девушка насмешливо оглядела недавнего оппонента, — это я, Вероника, — твоя первая любовь!

— Твою мать...

  Тишина. Занавес.

  Кого мне это напоминает? Я нервно дернула кончик пояса на талии, пытаясь вогнать образ чертенка в рамки худощавого мужчины в очках. Впихивание происходило со скрипом.

  Мою душу тревожили демоны. Одни ратовали за срочное движение на встречу с Томой, другие с пеной у рта требовали дальнейшего любования уличным спектаклем с элементами кровавой драмы. Аля воодушевленно посверкивала глазами, чутко прислушиваясь к диалогу Изольдова и Егозиной, шепотом предложив мне сделать ставки.

  Мужчина суеверно открещивался от прошлых грехов, напирая на несознательность своего пятнадцатилетнего возраста, блондинка едко кривила губы, вслух вспоминая подвиги своего поклонника.

  Меня казнила совесть с пунктуальностью на подпевках. Но окончательный вердикт вынес голод, незаметно подкравшийся и давший о себе знать недовольным урчанием.

— Аль, давай в какую-нибудь пиццерию забежим, на меня жорик покушается.

  Сестра посмотрела на меня, на эпатажные разборки у обочины дороги недалеко от Аллегории и решительно зашагала вперед по тротуару, взяв мою ладонь в свою. Меня изнутри так сильно клюнуло умиление, что минуту я молча семенила за близняшкой, трогательно держась с ней за ручку. Потом я поняла, что эта выпускница кружка имени Сусанина свернула не туда.

— Сестрица, тпру.

  Меня пытались игнорировать, но я включила кнопочку доставучки, и мы все же отправились по правильному маршруту.

  Центр города явно хорош тем, что от места к месту можно добраться за несколько минут. Даже несмотря на то, что мы с сестрой передвигались паровозиком, она была вагоном, я же — скользящим по льду прицепом.

  Я чувствовала себя неуклюжей конькобежкой, которой необходимо добраться до финиша первой, но лезвия ее коньков коварно затуплены конкурентками. Да чтобы я еще раз одела эти ботфорты, отрекомендованные сестрой, — облезть мне на том же месте. А все ее дурацкая прихоть засветить меня публике в исконно женском обличье, вместо привычного полуспортивного стиля. Блажь. Блажь, стоившая мне черепашьего шага из-за скользкой подошвы.

  Самым страшным оказался порожек у пиццерии, он словно специально был облицован гладкой плиткой, с которой сам случай велел взлететь весенней ласточкой. Но я мужественно устояла. Сестра обещала собственноручно отлить мне медаль.

  Я с любопытством огляделась по сторонам. Все помещение было пронизано единым духом стекла и монохрома. Не самое теплое место, но свой особый шарм имеет. Стеклянные стены были испещрены черно-белыми абстрактными рисунками. Я так загляделась на них, что близняшке пришлось оттаскивать меня к столику почти на буксире. Мы разместились возле окна, заказав огромную грибную пиццу на двоих. Моя сестра — кофеманка потягивала латте, сыто кося на мой чай с кардамоном в чашке с широким ободком. Фарфоровая черная чашка с белыми тонкими побегами цветов мне так понравилась, что захотелось по-тихому ее стибрить.

  За широким окном люди словно играли в чехарду. Спешили куда-то, оскальзываясь на льду, смеялись, хмурились. Я смотрела на них сквозь стекло, задумчиво пережевывая пиццу. Со стороны улицы окна были непрозрачными, их расчертили все те же абстрактные узоры, резко контрастирующие со снегом. Поэтому можно было, не скрываясь, наблюдать за прохожими, поднося к губам чашку и мелкими глоточками отпивая горячий чай.

 "Давай нарисуем плакаты

 С бессвязными наборами букв

  И с ними выйдем на площадь.

 Вести себя станем как стадо,

 Будем прятаться друг за друга,

 Пока водометы полощут.

 УК РФ ТЛ ТН БМГ УВ ДГ ВН ОП ЗДЦ eeee..."

 Я спешно двигалась к месту встречи, едва не подтанцовывая. Прищелкивая в такт музыке пальцами, я нашептывала губами слова панковских "Плакатов". Левая капелька наушников часто выпадала. Я с мученическим стоном возвращала эту гадость на место, не желая отрываться от офигенного голоса вокалиста группы Radio Чача, который заставлял биться каждый нейрон моего мозга в собственном драйвовом ритме.

 Интересно, это у меня уши дефектные, или бананы попались одушевленные, которым не по нраву настолько тесное знакомство с устройством моего уха? О, это очень занимательный вопрос, особенно, когда в тебе бьется ритм любимой группы, и какая-то пакость мешает им наслаждаться.

 Впереди уже замаячило монументальное строение 90-х, у которого мы договорились встретиться с Тамарой, и я, сердито одернув воротник, прибавила скорость.

 Поистине, место встречи изменить нельзя. Вот уже в который раз наши с Томой гулянья начинаются у порога городской поликлиники. Солидное строение мышастого цвета тянуло к себе всех начинающих скейтеров города, словно намазанное медом. Поэтому у нас с подругой появилась привычка собираться у гостеприимных ступенек. Она зародилась еще с тех пор, когда мы увлеклись скейтбордом. После моего коронного падения и визита в травмпункт с переломом голени, и чуть позже явления Томы с переломом руки наша страсть к доске охладела, и кататься мы почти перестали.

 Я торопливо в одиночестве летела навстречу с подругой, покинутая близняшкой сразу после выхода из пиццерии. Насытившаяся сестрица упорхнула по своим делам, махнув на прощанье ладошкой.

 Перила у поликлиники были обвешены куртками разгоряченных скейтеров. Цветная горстка неформальных парней жизнерадостно покоряла острые углы скатов. Не менее неформальные девушки облепили три кованые лавочки, подбадривая тех, у кого не все получалось. За десять шагов были отлично слышны их гомон, восклицания и заразительный смех. Мамаши, волокущие детей в поликлинику, неодобрительно косились на трюки парней, мелюзга же, наоборот, восторженно пялилась, не желая заходить в помещение.

 Среди разношерстной толпы Томы было не видно. Я вытянула шею, ища свою пропажу. Ох, и не быть мне разведчиком! Огорченно покивав своим мыслям, я достала коммуникатор, чтобы обнаружить Томку. Пальцы крепко стиснули вытащенный из кармана аппаратик, а я застыла с вытянутым наушником, на грудь же уныло упал второй самостоятельный банан. Мой взгляд приковала до этого не отмеченная деталь. На парковке, у левого крыла поликлиники, обнаружился такой красавец лимонного цвета, что даже у меня паталогической нелюбительницы автомобилей внутри что-то екнуло. Хочу его. Хочу, хочу.

 Астон Мартин нежился в солнечных лучах. Он был так красив, что мои ручонки неосознанно потянулись потрогать эту прелесть. Очарованная, я сделала несколько шагов и не сразу заметила хозяина моей внезапной любви.

 Он сидел на капоте, перекрестив длинные ноги в узких джинсах, и говорил по телефону, свободной рукой ероша светлые волосы. Чертенок? Я заинтересованно прищурилась, разглядывая блондина. Не я одна, кстати. Взгляды девчонок тянулись к Киту, словно муравьи на сладкое пятно от мороженого. Хорош, стервец.

  Я решительно двинулась к хозяину моей прелести. Чуть раньше меня стартовала симпатичная неформалочка с синими прядями в массе черных коротких волос. Я остановилась рядом с блондином, с любопытством взирая на прелестную пару. Кит приветственно кивнул, ткнув указательным пальцем на смартфон, мол "сей момент, и я весь ваш". Очаровательно улыбаясь, девчонка прочирикала приветствие, зыркнув на меня, как на самую коварную врагиню. Блондин заинтересованно сверкнул зелеными глазами из-под челки на темноволосую визитершу. Поощренная привлекательной улыбкой неформалочка попросила телефон. Я прифигела, ощутив себя наглым оккупантом на чужом празднике жизни. Кит остался невозмутим. Сноровисто прижав смартфон плечом, он принял маркер из рук девушки и вывел свой номер на протянутой руке с поднятым рукавом.

  Распрощавшись с собеседником и скинув вызов, блондин притянул меня к себе, дурашливо чмокнув в кончик носа. Я хотела взбрыкнуть и ляпнуть что-нибудь ехидное, но Кит тоном ласкового маньяка зашептал мне на ухо:

— Тшш, няшка. У нас свидетели, которые должны поверить в наши трепетные отношения.

 Я почти сразу дошла, что это неформалочка, но сделать гадость не успела, блондин убрал руки с моей материи. Оглянувшись, я нашла взглядом возвращающуюся к остальным девушку.

— Давай садись скорее, у тебя нос ледяной.

 Кит приглашающе распахнул дверцу и попытался запихнуть меня в салон. Я уперлась рогом. И это не обыденный фразеологизм, учитывая степень моего упрямства.

— То, что я Тому жду — это ничего?

— Не-а.

  Чччертенок. Мне захотелось, как в детстве отвесить Киту оплеуху, чтобы он, наконец, научился считаться с чужим мнением. Многозначительно фыркнув, я стала набирать Тому, решив не купать блондина в излишках моего внимания. Подруга затаилась. Во мне проклюнулось подозрение. Блондин смотрел на меня кристально честными глазами, питая мою уверенность в намечающейся подлянке. Порочный круг, блин.

  Тамара ответила со второго раза, когда мне уже хотелось пнуть невозмутимого блондина, как можно больней.

— Иииль?

— Ох, что я слышу? Неужели это раскаянье?

— А нужно? — Спросило мое несчастье язвительней прежнего.

 Я уверенно покивала.

— Конечно. Кто меня кинул?

— Я?? — Батюшки, сколько изумления и недоумения.

— Ты, мой коварный друг. Да еще и братца подослала, чтобы этот лазутчик потрепал мои нервы, — я бросила на блондина многозначительный взгляд.

  Кит ухмыльнулся очень уж мерзко, подбираясь ко мне вплотную. Я погрозила поганцу кулаком.

— Ты вообще где?

  Повернувшись к чертенку спиной, я сделала несколько шагов вперед, потом ковырнула асфальт мыском сапога, ожидая ответа от Томки.

— Ммм... Я дома пока, но Кит тебя подкинет до стадиона, он тоже туда собирался. Не обижаешься?

  Меня обняли со спины, замком сцепив руки на животе. Чужая щека прижалась к моей, точнее к задней панели коммуникатора. Подбородок уперся в плечо, а светлые волосы щекотнули кожу.

— Конечно, нет, сестрен. Твои планы для нас священны, своих мы попросту не имеем.

  Я почти подпрыгнула на месте, зато впредь буду знать, что поворачиваться к Киту спиной, все равно, что лишиться одним махом ударной дозы нервных клеток. Хотя с его ироничной интонацией я в чем-то согласна, да и пахло от блондина очень вкусно. Так что пусть стоит, но не долго. Всю серьезность моего решения я выразила прицельным ударом локтя. Парень дернулся, но рук не убрал.

— Твой братец до меня домогается, — зашептала я еле слышно, хитро кося на Кита.

— Да-да, а во всем виновата ты, Томка.

— Хотя нет, — чертенок выдержал драматичную паузу, — знаешь, какие офигенные ножки у твоей подружки в мини, — немного отстранившись, парень насмешливо оглядел меня с ног до головы.

  Так и вижу, как противно ухмыляется этот стервец. Развернувшись лицом к неприятелю, я возмущенно уставилась в зеленые глаза. И такое чувство, будто с трамплина ухнула в пропасть.

— Вот, он еще и стебется надо мной.

— Прости, Иль, но я, правда, не успеваю, встретимся уже там? Никита обещал вести себя хорошо, — и почему мне кажется, что произнося эти слова, моя подружка как-то двусмысленно улыбалась.

— Окей. Увидимся там, и я тебя придушу.

— Так же страстно, как это делал ревнивец Отелло?

— Именно, детка. Жди.

— Ммм... Пошепчи так моему брату, он оценит, — Томка отключилась.

  Это уже становится традицией, когда моя подруга ретируется с места преступления на волне полунамеков. Я мрачно посмотрела на чертенка, тот, проникнувшись моментом, соорудил на лице серьезное выражение. И, как истинный мужчина, сам сделал первый шаг.

— Маня, давай попробуем ужиться.

— Окей. На чьей территории? — не заметить скептицизм мог только глухой.

— Мелкая колючка, я серьезно: давай попробуем поладить. Мы же были хорошими друзьями.

  Ох, блондин, что же ты задумал?

— Пробовать ладить с тобой, Кит, все равно, что ставить на зеро.

  Ожидающе поднятая левая бровь дала мне понять, что парень заинтересован в продолжение моего монолога. Вот и ладненько. Пора нам нормально поговорить в своей песочнице, отложив на время лопатки, которыми мы пытаемся задеть друг друга.

— Вероятность, что тебя не разведут, в обоих случаях ничтожна.

— Философствуешь, Мань? Надоело в моей компании истекать ядом, поэтому решила разнообразить бесполезные перепалки?

 Я уперла указательный палец в грудь блондина и уже открыла рот, чтобы парировать его реплику, но лишь глубоко вздохнула. В самом-то деле, если этот жуткий эгоист решил объявить амнистию первым, может и мне стоит примерить на себя роль дипломата?

— Замечательная идея, блондин, — видя неверие в зеленых глазах, решила уточнить предмет своего согласия, — я про мир, дружбу, жвачку.

  Кит кивнул и предложил все же двинуться на стадион, я поддержала. Раз уж теперь мы, вроде как, перебесились и пришли к консенсусу. А ведь я не лицемерю, я хочу видеть чертенка и не плеваться от досады. Я хочу говорить с ним и не съезжать на ехидство. А чего добивается он?

 С этими мыслями я загрузилась в салон лимонного великолепия. С плавным тихим звуком за мной закрылась дверь, отрезая пути к отступлению.

 Мое узилище оказалось выдержано в приятных светло-кофейных тонах. С трепетом закоренелого язычника я пробежала пальцами по приборной доске, зачарованно задержав дыхание.

— Ты сегодня непривычно выглядишь.

 Насмешливый голос короткой фразой спустил меня с небес на землю. Я посмотрела на напряженные пальцы Кита, уверенно держащие руль. Слабым фоном вспомнилось то, что родители блондина погибли в автокатастрофе, и, наверняка, он испытывает дискомфорт, заточенный в своей роскошной клетке. Парень мягко вырулил на проезжую часть, руки его тут же расслабились, словно в опровержение моим мыслям. Астон Мартин ярко-желтой металлической рыбкой втек в запруду из других машин.

— Может брови выщипала?

 А что? Предположение, как предположение. Зачем же смотреть на меня, как на душевнобольную.

 Интересно, Киту нравится, как я выгляжу? Поймав себя на размышлениях об этом вопросе, я мысленно отвесила себе затрещину и следом вторую для закрепления результата.

  Блондин бросил быстрый задумчивый взгляд на мое лицо, но промолчал. Жаль. Меня дернуло поговорить.

— Кит, заедем ко мне, я сменю эти адские копыта на человеческую обувь, — в доказательство я качнула ногой, чтобы блондин проникся горечью моего положения.

 Высокая платформа парню понравилась, но поддавшись то ли уговорам, то ли угрозам, одеть на него такую же, Кит согласился выделить пару минут на переобувание.

  Чтобы не сидеть в тишине, я заставила блондина отдать мне на растерзание все те диски, которые нашлись в его Астон Мартине. Оказывается, я четыре года пребывала в невежественном заблуждении относительно вкусов чертенка. Этот мачо-мэн, странное дело, не слушал хип-хоп, отдав предпочтение моему любимому панку.

  Атмосфера потеплела на пару Цельсий, и я решила закрыть глаза на некоторые пакости вредного блондина и не мстить, раз уж он слушает хорошую музыку.

  Мы оба молчали. Блондин смотрел на дорогу, я же лениво наблюдала за ним.

 Интересно, если я выкинусь из машины, он заметит? Ноль целых, фиг десятых внимания своей попутчице. Я понимаю, что человек за рулем, но остальные адекватные люди это же как-то совмещают? Игнор? Очень захотелось плюнуть кому-то в глаз. К чему бы это? В кого бы это?

  Никита улыбался так тепло и лукаво, прекрасно разгадав мои метания, что не ответить было сложно. Получив совместную порцию будущих мимических морщин, я полезла на свой излюбленный броневик, пытаясь выпытать, когда блондин перестанет строить из себя Шаляпина. И, как самый настоящий разведчик, решила начать издалека.

— Никит, а скажи-ка мне, ты любишь спать?

  Парень немного дико покосился на мою персону. Так наверняка смотрел протрезвевший художник на свою картину, пытаясь понять, что силилась изобразить его муза после трех бутылок коньяка. С удивлением, недоумением и любопытством.

  Злорадно потерев ладошки, я вкрадчиво начала акцию пыток, придвинувшись к чертенку немного ближе.

— Так что, радость моя, любишь?

— Очень, особенно, когда не в одиночестве.

— Ох, избавь меня от подробностей, — я почти театрально махнула ладошкой, только от какого-то странного осадка после его слов так просто не отмашешься, — я заценила поклонниц твоей неотразимости. Фу таким потребителем быть, фу!

— Никто и не обещал, что я буду мести перьями на шляпе пол у твоих ног.

 Снова здорово. Мы опять схватились за свои детские лопатки, пытаясь задеть ими друг друга. То ли вновь не поделили песочницу, то ли просто взыграла привычка; меньше метра между нами, как тут не поехидничать.

 Я откинулась на спинку сидения и по старой памяти потерла глаза, задней мыслью вспомнив про тушь. Интересно, я стала похожа на енота или нет? С любопытством взглянула на пальцы, но следов преступления, сотворенного против макияжа, не нашла. Пришлось искать в сумке зеркало, чтобы определить нанесенный урон.

— А ты, с какой целью спрашивала, колючка?

  Пфф, я кактус, блондин, рядом с тобой я полноценный калифорнийский кактус.

— Думаю вот, какого черта ты просыпаешься в такую рань и уничтожаешь во мне гуманизм. Может травонуть тебя, чтобы полноценно высыпаться по воскресеньям?

— Окей. Хочу домашних щей с мышьяком, организуешь?

  Бартер был неравноценен, я бы чертенку и бич лапши не заварила в память о безбожно испорченных воскресеньях. Целых трех, включая сегодняшнее утро.

— Живи лучше. На тебя еще силы тратить.

  Из зеркальца на меня смотрела все та же Манила, нисколько не изменившаяся в обрамлении косметики. Все тот же холерик, даже с зимней резиной, не умеющий вовремя тормозить.

 Блондин благовоспитанно остановился на светофоре, проигнорировав мое милостивое разрешение и нетерпеливо барабаня пальцами по рулю.

 Смотреть на профиль чертенка — очень познавательное занятие, которое сродни релаксации. Или, наоборот, катализатор моих эмоциональных вспышек. Когда что, предугадать невозможно. Плюс на минус. С одной стороны, желание ласково потрепать светлую макушку, с другой, потребность выцарапать наглые зеленые глаза.

 Сейчас выпал плюс.

 На правой скуле, которой мне удостоено было любоваться, я заметила бледный полумесяц маленького шрама. Открытие мне не слишком понравилось. Да и кому понравится видеть на хоть немного дорогом тебе человеке следы пережитой боли, пусть и достаточно давней.

 Рука бездумно потянулась к бледному полумесяцу, чтобы пальцами накрыть поврежденный участок кожи. Зачем? Кто знает.

 Блондин дернулся, словно его ударило током, я тоже шарахнулась к окну, отводя глаза.

— Ммм... Мань?

— Знаешь. Я скучала по тебе, — я сказала это тихо, едва слышно.

 Кончики пальцев на секунду ощутили тепло загорелой кожи блондина и словно сохранили это ощущение. Я сжала пальцы в кулак, чтобы впившиеся в ладонь ногти прогнали его, боясь признаться самой себе насколько приятно это прикосновение. И насколько живы в памяти воспоминания о том, как чертенок весело смеялся, когда мы с Томой пытались вывалять его в снегу. Тогда зимы были чуточку теплее, ведь мне улыбался счастливый блондин, и я видела свое отражение в его глазах близко-близко.

— Когда только успела? — Кит пытался шутить, только голос оставался невеселым и немного задумчивым.

 Я молча пожала плечами и повернула голову к окну. За стеклом со скоростью Астон Мартина вереницей бежали многоэтажки, похожие на огромные сугробы. Кусочки светлого неба многоугольными пазлами выглядывали в образованные городом бреши.

 Мне же нестерпимо захотелось шоколада, горького, темного и горячего, чтобы ожег язык и лишил возможности говорить глупости, хотя бы на несколько минут.

 Металлические рыбки нетерпеливо забурлили и разноцветным косяком метнулись вперед, стоило глазку светофора загореться зеленым. Я безучастно проводила полосочки зебры взглядом, почти успев их пересчитать. Эх, Манила, распроклятый ты холерик, откуда в твоих солнечных краях эта дождливая хандра? Молчишь предательница? Ну, молчи.

 Чужие пальцы накрыли мои. Хотя почему чужие? Я рывком развернулась к чертенку, который уже тормозил у обочины рядом с моей многоэтажкой. Попытка вырвать руку из сильных пальцев не увенчалась успехом. Надеюсь, он не хочет оставить мои хваталки себе? Ну и наглый тип, я едва не поседела, уйдя по тропинке рефлексии и насильственно вернувшись к мирской суете, а Киту хоть бы хны.

— Только не говори, что пытаешься обидеться на меня?

— Нет, ну как можно, Манила-хохотушка не умеет дуть губы.

 Блондин ближе подтянул меня к себе, все за ту же многострадальную руку.

— Мелкая, не вредничай, ты же знаешь, мой язык и мозг работают на разных частотах.

 Тоже мне открытие.

— Манька, ты же мне как сестренка, конечно, я скучал, почти лез на стену от тоски, — увидев в моих глазах море скептицизма, блондин нахмурился. — Честно. Не веришь?

 Чертенок подтянул меня еще ближе, уперся своим непробиваемым лбом в мой.

 Сестренка? Вот мудак. Я дернулась, занервничав. Яркие глаза и темные в противовес волосам ресницы будили в моем сизом веществе слишком много воспоминаний. В том числе и отзвуки соплей и слез в подушку, когда первый раз увидела, как чертенок целуется с какой-то девчонкой и поняла, что дружба — это не последняя инстанция в моем сердце по отношению к Киту.

— Блондин отлипни, мне дышать тесно.

 Я скосила глаза на его переносицу, чтобы не смотреть в ворожейные колодца моего самого нелюбимого цвета.

— Только, если ты мне поверишь.

— Верю, верю. Давай задний ход, иначе такими темпами мы до стадиона не доберемся.

— Точно?

— На все 100500 процентов.

 Кит как ни в чем ни бывало вернул первоначальную дистанцию, явно не собираясь сочувствовать тому факту, что у меня сперло дыхание от его близости и собственных воспоминаний. Зло зыркнув на жизнерадостную физиономию блондина, я потянулась к дверке импровизированного вольера, в котором была заперта со светловолосым монстром.

— Давай быстрее, итак уже минут десять в задний карман ушло.

  Угукнув что-то одобрительное, я поспешила вырваться на свободу, вертким ужиком просочившись за дверь.

— Жди, жди, наглый врун, — я показала чертенку язык и торопливо посеменила к подъезду..

 Я подносила чашечку с обжигающе-горячим чаем к губам и шкодливо улыбалась, кося голубым глазом в окно. Коммуникатор громко и возмущенно выплевывал из себя аккорды "Идола", угрожающе наползая в мою сторону по поверхности стола. Я сидела на кухонной столешнице из светлого искусственного камня, блаженно вытянув ноги и покачивая ими, так что уши зайцев-тапочек умилительно подпрыгивали в воздухе.

— Знаешь, на его месте, я бы плюнул на упрямую девку и свалил.

— На его месте я бы не рождалась, — ответствовала я брату, торжественно подмахнув полупустой чашкой и сделав большой глоток.

  Рин смешливо искривил уголки губ, переводя взгляд с тонкой кисеи штор на меня, а потом на бушующий коммуникатор. Скорчив мне рожицу, братец изобразил шагающего человечка средним и указательным пальцами. Таким образом, его культя добралась до импровизированного патефона с улыбающимся спанч бобом. Заинтересованная занимательными передвижениями, я прощелкала клювом тот момент, когда братец схватил коммуникатор, вновь начавший песнопения. Я не успела и мекнуть, а он уже отвечал Киту, не прореагировав на мои просительно сложенные домиком брови.

— Психиатрическая помощь слушает, — Рин задорно подмигнул мне, с интересом выслушивая блондина, — откуда такие подробности нашей родословной? О, мой друг, не иначе ты держал свечку моим многоуважаемым предкам?

 Я хмыкнула, подойдя к окну и любопытно ткнувшись носиком в тонкую ткань шторы. Отводить ее было небезопасно, под окнами зверствовал блондин, меряя пространство перед своим Астоном раздраженными широкими шагами.

— Маня? — Я обернулась на голос и вопросительно посмотрела на брата, тот только ухмыльнулся вредно-вредно. — Ага, прячется от тебя. Признавайся, чем ты угрожал моей любимой систер?

  И Рин включил громкую связь, с наслаждением откидываясь на спинку дивана.

— Маленькая, мерзкая девчонка, я считаю до десяти, и если ты не выползешь из подъезда, я сам к тебе поднимусь.

 Я недоверчиво посмотрела в лицо спанч бобу, потом за окно. Блондин остановился и вскинул голову, пытаясь найти лик своего сбежавшего жертвенного ягненка. Нашел. Глазастый мой. Кит медленно провел ребром ладони по шее с явным кровожадным подтекстом.

— Десять, Маня, десять.

 Честно? У меня даже в груди что-то екнуло от этого многообещающего голоса. Братец хохотнул.

— Кит, ты мне систер не пугай так, у нее улыбка дурацкая появилась.

— Какого черта, — возмущенно свела я бровки, пытаясь отвесить Рину подзатыльник.

 Для этого пришлось отлепиться от окна и грозно прошлепать к дивану. Кареглазый родственник примиряюще вскинул ладони.

— Блондин поднимайся, чаи погоняем.

 Недра паркета разверзлись. Уже второй родственник, который вынуждает меня рукоприкладствовать.

— Какие чаи? Охамел, вражину в дом зазывать?

 Рин и Кит рассмеялись, а я с воплем воинственного ацтека кинулась на братца, пытаясь вернуть коммуникатор. Вернула. Из-за чего едва не рассталась со скальпом: Рин неосторожно дернул меня за волосы. Я завыла, мерзкий полуяпонец попытался отползти от разъяренной валькирии, но дверной звонок прервал семейную потасовку. Зло сузив глаза, я попятилась из кухни.

— Предатель, — обиженно отозвалась я, запираясь в ванной и с опасливым любопытством разглядывая себя в зеркало.

  Так и есть, тушь все же решила оставить меня наедине с моей неотразимостью, частично отпечатавшись на коже. Волосы спутались после катавасии с вертким и ушлым Рином, торча теперь, словно я заслуженно получила титул "Воронье гнездо намбо ван".

 Царство Альбины встретило меня прохладно, как воспитанный хозяин, который не рад гостям, но послать их лесом не позволяет старушка вежливость. Моя любимая повелительница косметики вечно расставляет своих подданных в неведомом мне порядке. Всевозможные тюбики, скляночки, бутылочки — все они теснились на полках, но выудить нужную могла только Аля.

  Я искала лосьон для снятия макияжа. Искала тщетно, проверяя каждую этикетку на наличие нужных названий. Емкостей десять я пропустила через свои руки, прежде чем плюнула на неблагодарное времяпрепровождение. Возмущенно фыркая, я вывернула ручку крана, ожесточенно сжимая пластик флакона из-под жидкого мыла. Какие высшие силы уберегли мои реснички от облысения, мне неведомо. Но то, что они были на грани — это факт. Тушь оказалась водостойкой и не желала нашей разлуки, к тому же в глаза попало мыло, и их защипало.

 Уткнувшись лицом в мягкое полотенце, я ворчливо жаловалась кафелю на свою криворукость и несчастную судьбу.

 Именно в такие моменты я понимаю, как мы с Алькой не похожи друг на друга. Она всегда идеальная, ухоженная, никогда не позволяет себе расплеваться с человеком даже, если он ей неприятен. Мне же иной раз влом челку выпрямить, забрала волосы в низкий хвост, поддела непослушные пряди заколкой — уже хорошо.

  Синяя тушь на кончиках ресниц и серебристый карандаш в уголках делают мою близняшку такой непохожей. Алька иногда, хитро щурясь, говорила, что ее безупречный вид — это то же, что змеиная шкурка. Попробуй, стяни — и перед тобой кто-то совершенно незнакомый.

 Ее образ вобрал в себя все оттенки женственности, мягкости и утонченности, уравновешенности и спокойствия, хотя на самом деле она непробиваемая, упертая, иногда мрачно тяжелая и скрытная, но за обаятельной улыбкой и не поймешь, что эта пава все утро зло пинала свой диван, потому что рассталась с парнем.

 Я же, как некачественная копия ее характера. Горючая, как разлитый керосин. Одна искра и злой пожар. Мне может нравиться миллион вещей, и от каждой я отщипну чуть-чуть, не стремясь к эпилогу. Могу бросить начатое, если внутри больше не нахожу отклика. Аля не бросит то, что привлекло ее внимание, она достигнет результата, приложив максимум усилий. Меня же до конца, при отсутствующем интересе может погнать только палка-ответственность.

 Но неразличимо похожими мы становимся, когда, хихикая в ладонь, красим спящему, уставшему после смены Рину, ногти в кислотно розовый цвет. Потом когда вместе прячемся в ванной от проснувшегося и сердитого, как медведь-шатун брата. Или, когда готовим ему вкусный ужин, замаливая свои шкодливые проступки. Пихаемся или фехтуем вилками, ищем соль, а пересолив, одинаково хитро переглядываемся, споря, чья очередь брать вину на себя перед грозным дегустатором.

 Так и живем, я и моя любюмая семья. Ах, да еще кот.

 Этот длинношерстный британец с темно-желтыми глазами, узурпированный чувством собственной значимости, не мог ни потрепать нервы хозяевам. Он драл диван в гостиной, ломал любимые каллы Альбины, нежные до хрупкости, растаскивал распечатанные листы по всей квартире, чинил множество гадостей и как апогей его деяний — погрызенная до нерабочего состояния, моя любимая 16-гиговая флэшка в виде хот-дога, глядя на которую радовалось студенческое сердце.

 Вот и сейчас громкий томный мяв основательно шатнул мою нервную систему. Жадно вцепившись в полотенце, словно это был, по меньшей мере, гранатомет, я воинственно обернулась в сторону ванны. Она находилась в пяти шагах, кокетливо оттененная шторой из некрупных деревянных бусин, неплотно нанизанных на нити.

  Решительно отдернув преграду, я заглянула через невысокий бортик ванной. Виннипух лениво тянул лапы, нагло поблескивая своими круглыми, почти совиными глазами.

— Ах, ты кремовый шар, ты опять здесь трешься?

 Винни пренебрежительно дернул хвостом, поводя в мою сторону ухом. Я сузила глаза, уперев руки в боки на традиционно-русский манер, только кокошника не хватает для полноты ощущений и образа. Виннипух не впечатлялся моим видом, лишь лапки потянул, зевнув во всю мордочку.

 Я укоряюще цокнула языком, подхватывая светло-кремового британца на руки. На спине у Винни красовался британский флаг — как символично — так и не сведенный после празднования нашего с Алей совершеннолетия.

 Наш усатый господарь очень любил спать в ванной, но от воды шарахался, как чумной, в него словно вселялась тысяча чертей.

  Только я, прижав Винни к груди, хотела открыть дверь, как услышала голоса.

 Точно. Совсем забыла про оккупанта, вторгшегося в пределы моего окопа с тыловой поддержкой в лице Рина. Опустив Винни на пол, я приникла ухом к двери и тут же зашипела, мрачно потирая пострадавший орган. Все пять сережек жадно впились в кожу, да еще на обратной стороне одной из них был шип, очень доходчиво напомнивший, что подслушивать нехорошо.

 Изнывала от любопытства я не долго, если перекладывать эти мгновения в секунды, можно обойтись пальцами на руках.

— Манька, ты плаваешь?

 Вопрос, заданный голосом блондина, отвлек умывающегося Виннипуха. Он последний раз мазнул лапой по мордочке и с интересом посмотрел на дверь, даже понюхал ее, вальяжно прошествовав мимо меня.

 Я же решила играть в партизана, даже рот себе ладошкой прикрыла, чтобы не сорвалось что-нибудь с языка. Вот буду молчать, чертенку станет скучно, и он покинет занятые позиции, уж тогда партизанский отряд имени меня разгуляется.

— Ну же, молчаливая моя, не хочешь посмотреть, что я тебе принес в честь прошедшего дня рождения?

 Конечно, нет. Что ты мог принести? Лягушка, паукан, гантели с надписью "Крутой мужик" — как вариант мести за подаренную мной майку с собственноручно нарисованным "Будь мужиком". Восемнадцать воздушных шариков, и на каждом подпись одного из моих недостатков (было дело, но шариков тогда было меньше, как и лет), корона из картона и золотистой фольги с запиской "Царице моих мыслей, p.s не вру, правда, мысли нецензурные". Что-то забыла?

  Я задумчиво прикусила губу, посматривая на дверь с недоверием. Чччтенок, а ведь мне интересно, что породила твоя больная фантазия в этот раз.

— Я выйду, если ты пообещаешь соблюдать мою неприкосновенность.

— О`кей.

  Первым ванную покинул Виннипух, я — следом под ненадежной защитой светло-кремовой груди британца. Он неторопливо переставлял лапы, виляя попой, как модель с подиума, я же неуклюже сделала шага два и тут же запнулась, едва не сверзившись на пол.

 Эпичный полет не совершился благодаря блондину, он вовремя поймал меня, как чертик из табакерки появившись в поле зрения. Под белы рученьки меня подхватили и поставили на ноги.

 Кит даже не пытался изобразить приличествующую случаю сердитую гримасу. Его красивые глаза улыбались, словно в их глубине танцевал десяток малюток фей в ярко-зеленых платьицах. Весь его вид говорил, что эта комедия в моем исполнении его забавляет, что он готов кинуть к моим ногам букет цветов и разразиться аплодисментами.

— Да-да, знаю, что у меня кривые ноги, — опередила я своей репликой чертенка, попытавшегося что-то сказать.

 Поднятая бровь и внимательный взгляд были мне ответом. Я же поджала губы и упрямо вскинула подбородок. Мол, врагу не сдается наш гордый "Варяг". Вот так чертенок, и нечего волновать меня своими глазенками и веселящимися феями в их глубине.

 Славная скульптурная композиция быстро распалась на отдельные части, мы отступили в сторону друг от друга, как только Кит убрал руки.

 Спрашивать в лоб, что притащил гораздый на выдумки чертенок, было равносильно признанию с ладонью у сердца, насколько мне на самом деле любопытно. Но тщательно соскребя все свое мужество, я обошла это тему стороной.

— Кит, вот скажи, зачем ты со мной нянчишься? Уже на месте бы был, если бы на меня время не тратил.

 Блондин усмехнулся, легко сократив расстояние между нами и поощрительно потрепав меня за щечку.

— Куда же я без тебя?

 Я скривилась, отмахнувшись от руки блондина.

 Высшие силы, зачем вы породили это блондинистое безобразие? К тому же в последнее время ставшее слишком тактильным.

— Куда руки тянешь? Я тебе не сахарный рожок.

 Шкодливые феи ясно дали понять, что максимум, на что я тяну — это растаявшая ириска. Блондин всегда был неглупым мальчиком и не стал подписывать себе смертный приговор, произнося умозаключения фей вслух.

 Мы потоптались на месте, обменявшись дружелюбными оскалами.

— Кхм... Няшка, я хочу тебя одарить.

— Да ну?

— Ну да, — чертенок совершенно по-мальчишески мне подмигнул.

— Ммм... Мне заранее готовиться к психологическим травмам? — Я застенчиво ковырнула тапком-зайцем пол, коротко глянув на Кита из-под ресниц.

— Нет, как можно. Просто разреши мне закрыть тебе глаза.

 Я не стала спрашивать, какие непотребства он задумал учинить, просто послушно кивнула, позволяя его пальцам лечь мне на лицо.

 Кит стал за спиной, аккуратно закрыв обзор теплыми ладонями. Своей спиной я чувствовала его грудь, он немного подталкивал меня вперед, и я медленными шажочками шла по коридору.

 Такое необычное ощущение, когда ты зависишь от другого человека, тем более, если этот человек Кит.

— Еще немного, Мань, — тихо подбодрил меня интригующим голосом чертенок.

 Я передернула плечами.

 Вот заведет меня этот коварный блондин в тихий уголок родной квартиры и прирежет припрятанным тесачком. От таких мыслей мурашки испуганным скопом пробежали по коже, спрятавшись где-то на макушке.

 Моя ориентация настаивала на том, что ведут меня в мою комнату.

 Вот, значит как, интересно девки пляшут. Драматичный почин моей жизни в собственных покоях? Ну, уж нет, я пас.

— Замри. Перед нами дверь.

 Такой послушной я еще никогда не была, сама себе умиляюсь. Стою на месте, почесывая левую коленку, и умиляюсь.

  Кит тактично отошел в сторону, продолжая прикрывать мои глаза. Так как Кит был выше меня, да еще, и я немного наклонилась, чтобы произвести прочёс, представляю, как ему пришлось изогнуться, чтобы не вернуть мне зрение. Прямо практическое пособие по Камасутре получается, наглядное.

 Я захихикала.

— Эй, давай быстрее. У тебя что чесотка?

— Конечно, вот ты своими ручонками меня тискаешь, теперь тоже будешь ходить и чесаться.

— Шелудивая, — беззлобно прокомментировал блондин.

 Каким образом, Кит открывал дверь, я не видела, но наверняка со стороны это была не менее эпичная композиция тел. Он крепко прижал меня к себе, отвернув от предполагаемой двери. Теперь мне глаза закрывала лишь одна ладонь, вторую блондин убрал, чтобы освободить наш путь от возникшей преграды.

 Скрип двери, и очередная перестановка в наших рядах. Снова я первопроходец, Кит позади. Предвкушение засвербело во мне миллионом пузырьков, словно я бутылка шампанского, которую тщательно встряхнули перед употреблением.

  Ковер мягко приветствовал мои пяточки пушистым ворсом. Никогда не замечала этого так отчетливо. Очевидно, правду говорят, что при потере одного из чувств, остальные стремятся занять пустоту. Только ни разу не слышала, чтобы к ним шел бонусом Кит.

 Я почувствовала, как блондин глубоко вздохнул, почти сразу отнимая ладони от лица.

— С Днем Рождения, маленькая, мне очень жаль, что я не успел приехать одиннадцатого.

 Я прошла вперед, рассеянно оглядывая комнату и оставляя Кита без ответа.

 Окно на восток с тяжелыми шторами грубоватой ткани, шкаф-купе, угловой письменный стол, с наваленной на него ерундой, кресло-мешок, стеклянный столик на невысокой ножке, кот-игрушка, с непропорционально длинными лапами, валяющийся прямо на полу. Западная стена, почти полностью обклеенная фотографиями формата А5, которые держались на кусочках цветного скотча. Все осталось без изменения, после моего ухода, даже округлая разворошенная кровать. Хотя...

 Я сделала еще несколько шагов к постели. Насыщенный фиолет покрывала разбавляли не только подушки светло-желтого и сиреневого цвета, но и ... нежно-белые крупные полураспустившиеся розы, а рядом с ними ярко-черные на длинном стебле. Я склонилась над ними, кончиками пальцев невесомо проводя по лепесткам. Ласковые. Нежные. Контрастные. Пять белоснежных. Шесть черных. Без дурацких блесток, с капельками влаги и острыми шипами.

 Что ты хотел сказать Кит?

 В стороне от роз стояла подарочная коробка в матовой светлой обертке, с атласной лентой поверх. Я потянулась к ней и, сев на пол, осторожно начала разворачивать. Медленно, пересиливая себя, чтобы не порвать от нетерпения, я сняла шелестящую бумагу, следом крышку от коробки.

 На дне, поверх мягкого наполнителя лежала маска. Обычная венецианская маска из фарфора. Белая без блеска, на все лицо, правильных линий. Слепые провалы глаз миндалевидной формы, словно очерченные углем. Из левого на бледную щеку падает черная слеза. Черные же губы, по-кукольному сложенные бантиком. Ажурная вязь по правой стороне от скулы к провалу глазницы и вокруг нее узор, похожий на сложенные крылья бабочки. Выше, словно шутовской колпак черно-белого шелка, и будто хрустальные колокольчики на кончиках по обе стороны лица.

 Что ты, черт возьми, хотел сказать?

 Ни тебе боевого слона в расшитой золотыми монетами попоне, ни кровищи на ковре, ничего, заставляющего удивленно расширяться глаза. Тогда почему сердце так тесно прижалось к ребрам и стучит с невыносимой силой? Словно у него выросли рот и ручки, и теперь оно держит транспарант с огромными буквами "Даешь, обнимашки!" и скандирует: "Потискай блондина, потискай".

  Эй, Манила, отсчитай десять капель валерьянки и запей их водой. Это же совсем обычный подарок. Да, и глаза эти зеленые, совсем обычные. Нет в них фей, Манила, нет. И зеленый ты не любишь. Зачем смотришь тогда?

 Я, как сомнамбула приблизилась к чертенку. Зажмурилась и обняла его, вцепившись пальчиками в ткань рубашки и неловко спрятав лицо. Блондин засмеялся, его смех толчками отдался в прижатой к его груди голове.

— Манька, ты с таким лицом ко мне кралась, будто я латентный маньяк, но ты меня раскусила.

— Дурак. Спасибо тебе за подарок.

— Маленькая, я же волшебник, а они всегда приносят радость, — насмешливо похвастался блондин, растрепав мои волосы.

— Скромник, — протянула я, потеревшись носом о рубашку чертенка.

 Бледно-фисташковая, выгодно оттеняющая глаза блондина, с темной прошвой по воротнику. А пахнет, как вкусно. Лимон и зеленый чай.

— Эй, Маня, сопли об меня не вытирай, а?

— Бе-бе-бе.

 На этой жизнеутверждающей ноте наше общение прервал свист со стороны двери. Весьма многозначительный свист. Я серной скакнула от Кита. Мать, я его обнимала? Я? Воу, у меня помрачение?

 Брат стоял у косяка, растянув губы в понимающей улыбке.

— Какие вы сладенькие, хоть в чай добавляй.

— А тебя в салат, вместо бальзамического уксуса. Сам виноват, пустил лазутчика на нашу жилплощадь, а теперь скалится.

— О, женщины — коварные создания, — блондин театрально откинул со лба прядь светлых волос, на которых грелись солнечные лучики, — только что была девочкой-лапочкой и снова стала колючкой.

— Ила-лапочка? — Рин недоверчиво глянул на чертенка, потом на меня.

 Я не покраснела, нет? Чтобы скрыть смущение, уж очень брат игриво протянул "лапочку", я обиженно надула щеки, наставив на него укоряюще-указующий перст. Рин поманил меня к себе с заговорщицкой улыбкой. Я же примерная сестренка, я подошла.

— Я хочу такого свояка, он улучшит наш генофонд.

 Я убийственно зыркнула на брата, выпихивая его в коридор. Он же ржал, как обкуренный гопник, и не пытался сопротивляться. Кит был на очереди, хотя его даже не пришлось выживать из комнаты, чертенок сам ушел, пообещав вынести меня из дома, как мешок с картошкой, если я не выйду сама.

 В страшные угрозы я не верю с тех пор, как обварила деда мороза кипятком, нечаянно опрокинув на него чайник. Все, что обещал мне дядька с белой бородой по самые брови, он так и не решился воплотить, ведь кроме меня в квартире еще были двое монстриков и их любящие родители.

 Поэтому я не спеша разыскала напольную вазу, бережно перетащила ее из комнаты сестры к себе, едва не разбив беднягу по дороге. Осмотрела черно-белое великолепие на кровати и по одной розочке опустила его в воду.

 На этом терпение Кита, очевидно, приказало долго жить, и он светловолосым коршуном навис надо мной. Молча, без лишних трат эмоций, меня подхватили на руки и потащили в коридор. Возмущалась я громко, пытаясь зацепиться ногами за косяк. На меня грозно шикнули и поволокли дальше, не обратив внимания на печальный полет слетевшего с ноги тапка-зайца. Рин шел следом, довольный, как мытый слон, только хобота и не хватает.

  В прихожей меня, словно переходящее знамя, передали брату. Чертенок обулся, застегнул куртку и ожидающе посмотрел на меня. Я замотала головой, в ультимативной форме высказав все, что я думаю о нем и мерзком полуяпонце. Меня, как бы я ни пыталась вывернуться из рук, вновь вернули Киту. Брат же стал натягивать мне на ноги мои зимние кеды, неуважительно откинув оставшийся тапочек в сторону.

— Караул, насилуют, грабят, пожар, — провыла я на высокой ноте, целя Рину пяткой в глаз.

  Подлый родственник увернулся, с пыхтением натянув на меня обувь, и с победным видом снял с вешалки мою куртку.

— А шнурки? — возмущенно дрыгнула я ногой.

— Хамка.

— Заметь, это не я единокровную сестру из дома вытуриваю.

 Рин промолчал, только куртку мою чертенку под руку просунул и пожелал счастливого пути, распахивая входную дверь. На выходе я прошипела, что обязательно это припомню, и месть моя будет страшна.

 Рин рассудительно покивал, обещав ждать этого момента. Братец отсалютовал Киту и с радостным видом захлопнул за нами дверь.

  Из подъезда меня вынесли торжественно, лицом вниз, как и обещалось, словно мешок картошки. Орать во всю глотку я постеснялась, поэтому злым шепотом обещала чертенку раскаленные сковородки в его личном аду, как только окажусь в строгой вертикали относительно матушки-земли. Кит огрызался не слишком охотно, очевидно, мои килограммы не располагали к шумным дебатам и широким жестам.

 Чертенок остановился, поддав плечом так, что я подпрыгнула в воздухе, словно ока на ухабистой российской дороге.

— Э?

 Извернувшись буквой "зю", я попыталась увидеть причину нашей остановки. Перед Китом стоял какой-то тип, явно уголовной наружности, рассматривавший нас, как увлекательнейший музейный экспонат. Разве что пальцем не тыкал, проверяя подлинность.

— Хороша девка. Высокой пробы, наверное? — Дядька похабно улыбнулся. — Где клеймо у твоей девочки?

  Взгляд этого гондурасца мне не понравился точно так же, как голос и интонации, которые можно было намазывать на хлеб вместо масла.

 Киту тоже. Каждым участком тела я почувствовала, что блондин напрягся, хотя куда уж больше, итак не пушинку нес.

— 750-ой, — я своим ушам не поверила, настолько ледяной надменный голос не мог принадлежать насмешливому теплому чертенку, — только ночью пробу ставили.

  Дядька оживился, вот тут уж я не выдержала.

 Дернулась изо всех сил, словно муравьи устроили марш-бросок по моему телу. Блондин еле удержал, но, от греха подальше, спустил мое прыткое величество с рук.

 Я попыталась метнуться к любопытному гопнику, сама не знаю зачем, но чертенок поймал меня за руку, словно посадил бешеную овчарку на цепь.

— Слушай, мужик, может тебе еще и показать. Ты не стесняйся, проси, я продемонстрирую.

  Вытянувшееся лицо гопника и сухой смешок блондина были мне ответом.

— Смешно? — Раздражение клокотало жаром в груди и требовало выхода.

 Это, как девятый вал, которому все равно, что перемалывать своей сокрушительной яростью и мощью: щепку или целый корабль.

 Мужик, явно уловил какие-то эманации грядущего цунами, поэтому, буркнув что-то относительно моей ненормальности, двинулся дальше по своим делам, одарив чертенка сочувствующим взглядом.

 Высокая темная волна, угрожающе рокоча, поднялась над блондином, почти облизываясь от предвкушения.

 Подарил подарок, от которого где-то глубоко проснулись от своего добровольного анабиоза старые чувства, и думаешь, что можешь тащить меня, словно безвольную куклу, куда твоей душеньке захочется? Решил поиграть в доброго волшебника? Дерзай, только в голубые вертолеты и щедрые жесты я давно не верю. Пытаешься играть мной? А ты знаешь, мой хороший, что порванная струна не только гудит на прощанье, но больно бьет по пальцам?

  Ты хоть представляешь, каково это, видеть каждый день глаза самого нелюбимого цвета и все равно в них теряться, прекрасно понимая, что я тебе нужна точно так же, как промокший бумажный кораблик.

  Мелким ты любил пускать их по воде. И когда один размокшей кляксой шел ко дну, ты беззаботно мастерил новый.

 Маленький демиург, ты нисколько не изменился, продолжая искренне верить, что твои желания обязаны исполняться. Верь. Только как-нибудь без меня. Я не буду тебе мешать.

 Ты уже большой мальчик, а еще пытаешься играть в куклы, свято веря лишь в свою правду. А ведь, мне и собственную некуда девать.

 Не знал? Лови момент, чертенок. Такое вот откровение.

  Я промолчала, стиснув зубы, чтобы не проорать все это в спокойное лицо.

  Высокая волна безвольно опадала, оставляя после себя вспененный песок и острую гальку.

  Я вежливо улыбнулась, пытаясь вырвать ладонь из руки блондина. Не отпустил, наоборот, еще сильнее сжал, почти до боли.

— Отпусти.

  Куда там. Еще и запястье второй руки сжал.

— Тшш. Сделай три глубоких вздоха. Давай, — блондин качнул мои руки, из-за чего ворот не застегнутой куртки сполз с плеча.

  Я безучастно посмотрела на это безобразие. Столько эмоций и мыслей, спрятавшихся в паре секунд, выжгли почти все силы. Госпожа-апатия элегантно оправила шляпу, приветствовав меня, словно желанную гостью.

  Кит освободил мои конечности и заботливой наседкой вцепился в края куртки. Меня аккуратно застегнули, расправив все складочки.

— Ты такая грустная. Улыбнись. Хочешь я тебе по руке погадаю? — Чертенок снова подхватил мою ладонь, щекотнув ее кончиками пальцев, и задорно улыбнулся.

— Хо-хо, нашелся мне хиромант.

— Эй, красавица, позолоти ручку. Всю судьбу твою расскажу, что было, что будет, что есть, — его голос ластился ко мне домашней кошкой, мурлыкающие нотки возводили в сухой пустыне, оставшейся после эмоционального всплеска, воздушные замки с миллионом башенок.

  Не улыбаться блондину очень сложно. Вот и сейчас я не выдержала, приподняв уголки губ. Поощренный чертенок внимательно вгляделся в переплетение ниточек судеб на узкой ладони. Интригующе помолчал, поглаживая кожу, и выдал:

— У тебя очень красивые ладошки и пальцы, — быстрый лукавый взгляд на меня.

 Я только плечом дернула, едва сдержавшись, чтобы не съехидничать.

— Знаешь, я плохо умею читать судьбы, но я бы хотел, чтобы наши были рядышком.

 Меня точно током ударило, сотни искорок прошли по телу, зарождаясь там, где касались кожи пальцы блондина. Они ползли по телу, с дыханием попадая в кровь, и быстрыми толчками неслись к сердцу. Вздох. Просто шутка, чертенок всегда был веселым мальчиком. Выдох. Чертов юморист, зачем тревожишь мою вспыльчивость?

  Я попыталась соскрести остатки самообладания и не нокаутировать чертового шутника. Наверное, хиромант-самозванец что-то увидел в моих глазах и резко изменившемся лице. Он отпустил мою руку, слегка склонив голову к груди, так что челка упала на глаза, спрятав эти зеленые омуты.

  Почему не ушла, я не знаю. Стало абсолютно пофиг. Итак, чувствую себя неврастеничкой, которую от каждого резкого слова трясет. Вот она первая влюбленность. Вцепилась своими мелкими зубиками в меня, словно клещ, и никакой репеллент не поможет.

  Я села прямо на тротуар, медленно завязывая шнурки. Авэ вечно хмурому дяде Пети, нашему бессменному дворнику вот уже шесть лет. Сидеть бы мне на снегу и топить его своей горячей кровью, превращая в лужицу, если бы не он.

— Не сиди на холодном — тебе еще рожать, — равнодушный спокойный голос и ноги в узких джинсах перед лицом — тот еще комплект, когда твое настроение не только сдохло, но и разложилось.

— Не твои заботы, блондин.

— Не шипи.

— Не шиплю. Просто ты меня раздражаешь, чертов хохмач.

 Чертенок опустился на корточки и дернул меня за ногу, привлекая к себе внимание.

— Я хохмач? Это, когда я успел? Минут двадцать из меня лезет лишь серьезность, а ты клевещешь.

— Слушай, гадалка-недоделок, чего ты от меня хочешь?

 Хорошая мина при плохой игре чертенку удалась на славу. Темные бровки нахмурены, между ними залегла небольшая морщинка, губы сжаты — будто и не разговаривать собрался, а совершать акт удушения.

— Чего хочу? — Блондин метнул злой взгляд.

 Пфф, тоже мне Зевс-громовержец.

— Я хочу заткнуть тебе чем-нибудь рот, — мое лицо приподняли за подбородок.

  Блондин дразняще-неторопливо потерся своим носом о кончик моего и поцеловал правый краешек губ, потом левый.

 Я смотрела на него огромными не верящими глазами. Неужели ты так искусно врешь, чертенок? Я попыталась, что-то сказать, но меня нагло прервали.

— Молчи, — Кит убрал руку от моего лица, но расстояние между нами не возобновил, пытливо оглядывая, — я дам тебе три дня, на четвертый ты скажешь свое решение.

 Я медленно переваривала слова, кивая по инерции.

— Ты мне нравишься, Мань, да ты вредная и упрямая, но ты мне нравишься. Не веришь? Дурочка моя, зачем мне врать?

  Я пожала плечами. Мало ли на свете причин.

— Давай попробуем встречаться? Молчи. Через три дня скажешь свое "да", пока просто пробуем нормально общаться.

— Мое "да"? — Я скептически оглядела Кита, отпихивая его в сторону, чтобы подняться. — А как насчет моего "нет"?

  Ноги и то, откуда они растут, подмерзли, и я мечтала заползти в тепло, или посидеть на грелке, закутавшись в полосатый плед с растрепанными кистями. В груди свернулись клубочками ежики неопределенности и сомнений.

— Такой вариант тоже возможен, но вероятность меньше. Потому что я охрененно-хорош и нравлюсь тебе, — наглость Кита не может не умилять, а его уверенность в себе — и подавно.

 Ответ мой был исчерпывающе лаконичен — средний палец на руке высказал почти все, что я думаю о всяких там блондинах.

— Хорошо, попытка "мир, дружба, жвачка" номер два. И свое законное "нет" ты получишь ровно через три дня.

— Посмотрим, — хулиганская улыбка чертенка была по-мальчишески очаровательной, — ты даже не представляешь, как я умею убеждать и как я настойчив.

  От очередного прикосновения я увернулась, набирая дистанцию в пару шагов. От греха подальше и от сомнений в том, что это действительно не просто шутка. Маленькая романтичная Манька во мне уже выбирала свадебное платье, готовая волочь чертенка под венец. Сердце громко стучало, совершая немыслимые кульбиты.

— Поехали уж, наивный чукотский мальчик.

  В Астон Мартин я садилась с целым возом и еще сотней маленьких тележек размышлений, но это не помешало мне любовно погладить холодный металл, незаметно от чертенка.

  Вздохни глубже, мать. Тебя ждут классная музыка, три дня нервотрепки и Тома, маленькая злодейка, снова переведшая своего братца в разряд моих личных неприятностей.

  Все круто, детка, жизнь бьет ключом, и не беда, что бьет-то по голове. Такова сэ ля ва, как утверждают французы.

 Астон Мартин сорвался с места, точно так же как и моя, итак, непутевая жизнь.

* * *

  Из машины чертенка я вылетела, как пробка из бутылки шампанского. Но ускользнуть и затеряться в толпе народа мне не позволили его руки. Меня, буквально, загнали в угол, точнее прижали к красавцу Астону. Холодный металл с одной стороны и слишком горячий чертенок с другой — ну не романтика ли это?

— Будешь скучать без меня? — даже не спросил, скорее, утвердительно прошептал, прикоснувшись губами к виску.

 Я промолчала, как истинная последовательница Зои Космодемьянской, и отрицательно замотала головой, чтобы согнать ощущение теплого дыхания на чувствительной коже.

— Будешь.

 Блондин проложил щекочущую дорожку из невесомых поцелуев от виска к краешку губ и весело хмыкнул, наблюдая, как у меня перехватывает дыхание.

 Играешь, пафосный мальчик? Только в эту игру можно играть и вдвоем.

 Я сладко улыбнулась, обнимая Кита за плечи. Так сахарно, словно была воплощением карамельного леденца. Руки совершенно естественно потянулись к светлым прядям, я осторожно пропустила их сквозь пальцы и с улыбкой растрепала в милом беспорядке. Чертенок скосил глаза, пытаясь рассмотреть, какие бесчинства я вытворила на его блондинистой голове. Такой славный, когда молчит.

  Я ласково погладила чертенка по щеке и когда попыталась отвести ладонь, Кит накрыл ее своей, не позволив. У пафосного мальчика был очень странный взгляд, потемневший, собственнический и чего-то ждущий.

— Кит? Давай располземся в стороны часика на два? — С усилием вытолкнула из себя слова, явно, что не те, которые он хотел бы услышать.

  Каждая секунда рядом с тобой делает меня податливей пластилина. Твои прикосновения словно вылепливают из меня другого человека, подменяют меня, топят кусочки льда моего характера жаркими солнечными лучами. И я начинаю бояться, что не смогу отказаться от тебя. Подсяду на этот потемневший взгляд и чуткие пальцы, как на наркоту.

 Я же разучилась дышать тобой, собрала, заперла чувства к тебе под сотней запоров в собственной крови, чтобы не дать им жизни. Почему опять каждый капилляр пульсирует желанием прижаться к тебе, дышать тобой, твоим запахом, твоим дыханием? Обвить твои плечи кольцом рук и не отпускать.

 Уверенность в подлоге твоих симпатий почти задохнулась, ее задушили старые чувства, сравнимые с пожаром в крови или инфекцией, которой заразили зеленые глаза еще тринадцать лет назад.

  Кит отстранился. Не глядя на меня, он достал из машины темную спортивную сумку.

— Ты моя, Манька, как бы ты не противилась и не упиралась. Помни об этом.

 Пафосный мальчик ушел, оставив меня наедине с нерастраченной нежностью, больно колющейся под сердцем. Наедине с противоречивыми мыслями и желаниями.

 Я заторможено коснулась щеки, по которой прошлись губы Кита, потом словно опомнившись, ожесточенно растерла кожу:

— Да пошел ты, козел.

  Она стояла передо мной, стыдливо поводя наглыми глазами то на меня, то на кончики ярких шнурков. Пальцы неприкаянно блуждали по ремешку почтальонки, перекинутому через плечо. Короткие прядки топорщились на затылке, более длинные лежали по обе стороны от симпатичного лица. Блондинка Томка, такая же заноза, как и ее братец, наивно мне улыбалась, в светло-карих глазах, подчеркнутых коричневой тушью плескалось веселье. Экстремально-желтые прядки и вертикальный прокол на губе превращали светловолосого ангелочка в ту еще бесовку.

— Бла-бла-бла, моя гневливая подруга, — Томке надоело разыгрывать раскаянье, и она перешла в наступление, — неужели ты не слышишь этот зов?

 Покрутив пальчиком у виска, я закинула ноги на спинку пластикового кресла передо мной, любопытно оглядывая толпу людей, напирающих на возведенную сцену. По ней как попрыгунчик носился тонконогий хрупкий тип в полосатой шапке. Этот полуневесомый мальчик орал грол в микрофон, заряжая толпу.

 Зов? О да, Томка права. Хотелось танцевать, орать на пределе возможностей, встряхнуться так, чтобы лишние мысли убегли из головы, как тараканы от дихлофоса.

— Куда уж нам, лишь вы слышите неведомый голос, Тамара Батьковна.

 Томка забавно скривилась и, топнув ногой, ткнула пальчиком с оранжевым ногтем в сторону сцены.

— Подняла задницу и попрыгала навстречу радости. Гоу, Ила, мне не нравится твой задумчивый вид, захватывать мир тебе еще рано.

 Я лениво качнула носком правого кеда, прищелкивая пальцами в такт музыке.

— Я мир захватывать не собираюсь, это ты у нас маленькое зло.

  Томка возмущенно запыхтела, сталкивая мои ноги со спинки пластикового кресла.

— Врешь, я большое и взрослое зло. — И совершенно без перехода. — А ты знала, что там шарики раздают и майки?

— Где? — Я вскочила на ноги, оглядывая пространство вокруг.

 Томка радостно потерла ладошки и, схватив меня под руку, рванула к людям. Мы сбежали со смотровых трибун и клином врезались в толпу. У некоторых действительно были шарики, белые и на них цветными маркерами какие-то надписи.

— Людииии, людиии, я вас люблю, аеееее, — вопила эта ненормальная, распихивая своих возлюбленных и упрямым паровозиком волоча меня за собой.

  Я посмотрела на Томку, наступила кому-то на ногу и решила, что рефлексировать буду в другом месте. Беззаботная атмосфера наполняла меня, словно гелий воздушный шар.

— Ты перестала печалиться, мать? — Томка даже не оглянулась, но вопрос ее расслышали все, кому посчастливилось оказаться на пути маленького смерча.

 Какой-то такой же безголовый тип, как и моя подруга, хлопнул меня по плечу, запретив грустить. Ну, как я могла отказать парню с фиолетовыми дредами.

  Мы достигли нужного места. Справа от сцены стояли девушка и парень, в руках у него было два шарика белого цвета. Они о чем-то болтали.

 Томка подлетела к парочке и кинулась обниматься. Девушка с голубым каре и глазами Мальвины радостно пискнула, сжимая мою подругу. Парень с темно-карими глазами и африканскими косичками оттащил ее и тоже потискал Томку.

  Я смотрела на этих неадекватных и умилялась. Подруга скоро отлипла от эпатажной парочки и обернулась ко мне.

— Иль, знакомься, это мои любимые, ну после тебя конечно, няшки.

 Парень скривился, девушка шутливо хлопнула его по плечу. Томка покосилась на них и, прикрыв рот ладошкой, громко прошептала в мою сторону:

— Прикинь, они женаты.

  Я удивленно округлила глаза, Мальвина застенчиво улыбнулась

— Этот тип с афро — Артем Нежин, хахахх, классная фамилия для любителя тяжелой музыки. Голубоволосая малышка — Алиса, уже семь месяцев, как Нежина. Мои фрэнды и одноклассники, только позавчера приехали в наш город, — Томка очертила парочку широким жестом, словно купец свой товар на ярмарке.

 Потом ее взор пал на меня:

— Это Ила, моя вредная, лучшая фрэнда, — подружка подтянула меня ближе к своим одноклассникам.

  Мы быстро нашли общий язык, еще бы, нас объединяло наше маленькое блондинистое зло, с солнечными прядками.

  Как выяснилось, именно Лиса и Арт раздавали шарики и майки. Последние быстро смели, а вот воздушные шарики парочка для нас придержала, что взрастило в моем сердце искреннюю благодарность. Арт объяснил, что на них обязательно нужно что-то написать в поддержку акции.

 Нам с Тамарой вручили нашу прелесть и выдали маркеры. Я выбрала фиолетовый, Томка — желтый. Пока нас одолевали потуги, чем осквернить белизну воздушного шара, Алиса рассказывала, как они с мужем путешествовали по матушке России. Арт забавно комментировал и издевался над скудностью нашей фантазии.

  Я, философски дернув плечом, кривовато вывела: "Больше наркоманов — меньше наркоманов", пририсовав улыбающийся смайлик.

 Что написала подруга, я не видела, но Томка увлеченно мазюкала маркером, высунув кончик языка от усердия.

  Со стороны сцены звучало что-то заводное и ритмичное, накрывая стадион крыльями, в которых переливались разноцветными перьями эмоции.

— Усе, — выдохнула Тамара, впихивая маркер в колпачок.

  Я любовно оглядела воздушный шарик, привязав его за нить к запястью. Томка залихватски мне подмигнула, повторив мой маневр.

  Нежины вовсю целовались, не обращая внимания на окружающих. Окружающие тоже решили им не мешать.

— Эх вы, супруги, — насмешливо протянула блондинистая девочка-зло.

— Не завидуй, — ехидно поддержала я отмахивание Арта от нашей язвы.

  Одной рукой он обнимал жену Мальвину, другой показывал Томке нежелание прерываться на пикировку. Томка с нотками угрозы обещала позвонить и вытянуть Нежиных на совместные гулянья. Жестом Цезаря Арт одобрил идею моей подруги.

  Мы снова заработали локтями, пробираясь к сцене, Томка говорила, что если не плюнет на кеды одному индивиду не успокоится сегодня. Очень может быть, это же Тамара, царица зла.

  Мы проползли почти впритык к возведенному ограждению. Томка заинтересованно оглядела выступавших и, покачав головой, что-то мне сказала.

— Что? — Я попыталась перекричать визг и музыку.

— Они зеленые еще, я знаю одну очень крутую группу, они позже будут, — повторила Томка почти в самое ухо.

 Я покивала, дав понять, что услышала. Зеленые, как охарактеризовала их всезнающая Томка, выступали неплохо. У их вокалистки был очень красивый голос, но музыка мне не понравилась, слишком вязкая и однообразная.

  Все дружно покричали, провожая музыкантов со сцены, надо же поддерживать молодежь, тем более местного разлива. Как поведало мне блондинистое зло, приехали лишь три группы, остальные взросли на нашей почве.

 Толпа заколыхалась, словно предчувствуя что-то, я вопросительно посмотрела на Томку, но она не ответила, лишь зло дернула плечом, ее губы шептали что-то явно ругательное. На сцене появилась новая группа, парни привычно стали настраивать гитары, барабанщик приветственно вскинул палочки над головой.

  Вокалист — парень с ассиметричной стрижкой, удлиненной с левой стороны и в рваных на коленях джинсах весело осмотрел толпу. Он попытался что-то сказать в микрофон, но тот был выключен.

— Не, ну у нас все как всегда, — веселый голос все же прозвучал со сцены, когда вокалист нащупал нужную кнопочку. — Хей, народ, вы нас ждали?

 Люди ответили положительно, громкими воплями, которые почти оглушили меня. Морфий здесь любили, особенно лапочку Аллегро — вокалиста в рваных джинсах.

  Томка напряглась, сжав пальцы в кулаки, словно была готова причинить кому-то серьезные увечья. Тем более подозрительно, что подруга промолчала, Томка на концертах всегда кричала до хрипа, а тут лишь хмурый взгляд на парня с микрофоном.

— О`кей, а все знают, что наркотики в крови — это все равно, что секс без любви? Какие вы молодцы, тогда подняли руки, кто ведет здоровый образ жизни, остальных после концерта перевоспитаем. Правда, парни? — Аллегро обернулся к своим музыкантам, те радостно закивали.

— Чтоб ты охрип, Воронов, — прорычала Томка, сверля Аллегро ненавидящим взглядом, она даже попыталась шагнуть вперед, но я вцепилась в ее рукав мертвым грузиком.

— Тома, что за дятел тебя покусал? — Прошептала ей на ухо, цепко держа переставшую вырываться девушку.

  Подруга посмотрела на меня, сердито хмуря брови.

— Какие дятлы, Ила? Просто меня бесит Лешенька Воронов, — увидев непонимание в моем лице, она со вздохом добавила, — Аллегро.

 Мои глаза попытались приобрести несвойственную им шарообразную форму. Что же сделал этот Лешенька моей подруге, что она хочет подвергнуть его заживо термической обработке?

 Взгляд вокалиста зацепился за нас, когда он еще что-то втирал толпе. По мне он прошелся вскользь, зато Томку Аллегро словно искупал в нем. Тамара зябко повела плечами, но упрямого тяжелого взгляда не отвела. Воронов будто заискрился, противно улыбаясь.

— Я надеюсь, никто не будет против, если я кое-что скажу одной девушке? Хотя микрофон-то у меня, значит потерпите, — люди притихли с любопытством прислушиваясь к красивому голосу.

 Томка дернулась и сильно сжала мои пальцы, неотрывно смотря на сцену. Я тоже вылупилась со всем вниманием, абсолютно ничего не понимая.

 Аллегро почти прижал микрофон к губам, на секунду прикрыв глаза.

  "Мое маленькое солнце с колючими лучами,

  Ешь меня большой ложкой, черпай до дна.

 Выворачивай наизнанку чувства, до корчи, наводи свою порчу.

  Кричи этой ночью, но с первым лучом уйду навсегда.

 Коснись меня детка, сорви с меня кожу, сожги мою душу до праха, дотла.

 Вонзи свои когти — тебе же все пох*й,

 Так смотри *ля сука, смотри на меня..."

 Томка смотрела, не отрываясь, ее губы побелели и задрожали, как будто она собралась заплакать, словно его речитатив наотмашь ударил ее по лицу. Но потом будто передумала и равнодушно ухмыльнулась.

— Сдохни, — по слогам проговорила, продолжая сжимать мои пальцы.

  Музыканты из Морфия удивленно смотрели на Аллегро, они и не догадывались, что их вокалист с лету умеет импровизировать в совершенно чуждом стиле.

— Я скучаю по тебе, моя блондинка, соседи стали слишком хорошо спать по ночам, приходи как-нибудь, — издевательски завершил свою болтовню Аллегро, нахально улыбаясь в сторону Томки.

 Она лишь уничижительно хмыкнула, тихо обозвав Воронова показушником и кобелем. Второй эпитет меня особенно заинтересовал. Я развернула Томку к себе.

— Скажи-ка мне подруга, что за страсти в нашем королевстве?

— Это детский лепет, подруга, страсти были, когда я встречалась с этим доралисцем.

 Иначе, как культурологический шок, мое состояние в обрамлении цензуры назвать было нельзя.

— Финиш. А почему я узнала об этом только сейчас? — Я отволокла Томку подальше от сцены, на которой уже играли Морфий.

— Потому что это событие слишком мелкого масштаба, чтобы зудеть о нем на каждом шагу, — девушка отвечала резко, отводя глаза в сторону.

— О`кей, Том, я поняла — это меня не касается.

— Просто мне неприятно об этом говорить, не обижайся, — блондинистое зло покаянно сложило руки.

 Я отмахнулась от нее, я не консервная открывалка, чтобы лезть людям в души и вытягивать из них слова. Да и на Тамару грех обижаться, слишком мрачной и решительной она выглядела.

 Морфий на славу отработали свое время, народ одобрительно кричал, особо активные устроили High Jump и Сёркл пит. Я с удовольствием попрыгала с толпой, Томка же стояла в сторонке, что-то набирая на своем сенсорнике.

 После Морфия было еще группы три, но сразу после того, как Аллегро ушел со сцены, я потеряла Томку. Нигде не было льняных и ярко-желтых прядок. Маленькое зло ушло учинять кровопролитие.

 Обеспокоенно поискав подругу глазами, я даже набрала ее. Но Томка скинула, после чего я перестала дергаться. Раз не хочет, чтобы я ее нашла, значит, сама справится, и помощники по затиранию улик и укладке расчлененного тела ей не нужны. Всерьез подумав, не обидеться ли мне, я решила, что слишком много чести для одного маленького зла.

 Когда мне на глаза попался памятный парень с фиолетовыми дредами, я сразу решила, как поступить с внезапным одиночеством. Только почти сразу замерла и резко обернулась. Мне показалось, что я увидела чертенка. Но нет, вокруг были лишь незнакомые лица и почти рядом фиолетовый маячок. По сторонам я больше старалась не смотреть, только вперед, чтобы сразу было понятно, что никого не ищу.

 

— Фиалка, ты мне на ногу наступил, — я укоризненно ткнула локтем в парня, стоящего рядом.

 Давка была жуткая, и по кедам мне прошлись уже не в первый раз. Я начинала бояться, что 38 размер моей ноженьки плавно перерастет в 100500.

— Запарила, так называть, Черника, — изволил негодовать товарищ с фиолетовыми дредами, зовущийся Михаил.

 Его голос был каплей в море разогретой толпы, которая ожидала зрелищ.

 Нас, словно соломинку, качало людской волной. Люди напирали ближе к сцене, заинтригованные обещанием фаер-шоу. Мне тоже было очень интересно, но за чужими спинами едва ли можно было что-то рассмотреть.

— Миш, у нас сейчас есть проблемы важнее твоих комплексов. — Да чтоб я еще хоть раз познакомился с какой-нибудь японкой — да ни в жисть.

  Мы на некоторое время прекратили наше словоблудие. На сцене, ярко освещенной прожекторами, началось ожидаемое движение, и толпа очередным рывком подалась вперед. Я попрыгала на месте, чая разглядеть хоть что-нибудь, но разноцветные головы лишали меня этой возможности.

— Ыыы, почему я такая маленькая?

 Фиалка, тоже не отличавшийся особой рослостью, посмотрел на меня с превосходством. За это я "нечаянно", после очередного прыжка приземлилась ему на ногу. Мишутка взвыл настоящим взрослым медведем, я же невинно похлопала ресничками, очаровательно демонстрируя свой прикус. Мне пригрозили растерзанием, но это явно не самое страшное за сегодняшний день. Минуты три я беспрерывно ныла, что меня никто не любит. На четвертую, непривычный к моим закидонам, Миша с мученическим вздохом предложил залезть к нему на плечи. Окинув оценивающим взглядом предоставленное тело, я печально вздохнула, протягивая к Фиалке ручки.

  "Летим, летим", — восторженно скандировали тараканы в моей голове, когда я воспаряла на плечи парню.

 Ух ты, как здорово. Я завертела головой, оглядываясь по сторонам. Некоторые повторили наш маневр, но перед нами, слава богу, таких скалолазов не нашлось. Прожекторы почти совсем отключили, и вечерний сумрак наплывал на сцену мягкой волной.

  Маленькими аккуратными шажочками на ней появилась невысокая девочка в черном платье в пол, прямом с длинными рукавами, как у Пьеро. На глазах повязка в разводах алого. Кровь?

 Чуткая, ждущая тишина неприятно резала слух, но девчонка оставалась невозмутима. Внезапно за ее плечами синхронно с начавшимся боем барабанов и слитно с ее движениями раскрылась металлическая конструкция крыльев, которые полыхнули огнем и опали на сцену. Огненные дорожки, словно ручейки, обтекли женскую фигуру со скрипкой. Я даже не заметила, как она появилась в руках девушки, наверное, ее скрывали длинные рукава.

 Резкий взмах смычка, и экзотичная мелодия рваными аккордами просыпалась на сцену.

 Эта музыка выманила на импровизированный помост новую участницу. На ней была ярко-алая юбка-солнце с затейливым рисунком. Горящие веера в обеих руках кокетливо очертили полумесяцы. Она на секунду замерла и, когда вновь сорвалась в ритме танца, вместо хрупкой девчонки на сцене стоял черноволосый готичный парень с такой же повязкой на глазах. Они поменялись местами, словно кто-то неведомый перевернул в пальцах монету. Эти двое отлично чувствовали друг друга, стоя спина к спине. У парня также была скрипка, которая звучала чуточку нервно, нагнетая обстановку.

 Танцовщица, соблазнительно изгибавшаяся в подобие восточного танца, была похожа на наложницу, принцессу песков или саламандру, огненные веера, расчерчивающие воздух вокруг нее и вовсе добавляли девушке мистического магнетизма. А когда она без перехода упала на шпагат, кошкой выгнув спину и веерами образовав огненное солнце над запрокинутой головой, я чуть не задохнулась от восторга.

 Музыка пошла на спад, словно заколебался свечной огонек на оплывшем огарке.

 Веера огненными полумесяцами разошлись в стороны, пока кольца, куда продевались ладони, не уперлись в пол.

 Девушка глубоко дышала, было видно, как опускалась и поднималась грудь, скованная корсетом. Только скрипачи не оставили ей времени надышаться. Мелодия импульсами тока рванула по восходящей. Танцовщица неуловимым рывком встала на ноги, ярко-алая юбка, голландским тюльпаном накрыла ноги, скрыв движения. Она закружилась, быстрым огненным смерчем на месте, веера ало-рыжими всполохами растеклись в воздухе, а юбка-солнце вслед за ними пленила ее вторым огненным кольцом. С левой и правой стороны мешаниной черных одежд и пурпуром огня появились два всполоха, вскоре распавшихся на отдельные фрагменты: двух парней и их реквизит.

  Правый с ярко-красными волосами выписывал восьмерки горящими штуковинами на цепях с небольшими звеньями. Левый — в кожаном жилете на голое тело стоял боком, и рассмотреть я его сначала не смогла. Но в груди что-то подозрительно екнуло. У него было два укороченных шеста с фитилями на обоих концах, и они то сливались в единую поволоку стихии, то распадались.

  Когда парень, появившийся с левой стороны, обернулся к зрителям лицом и отвел шесты за спину, я почувствовала, что Миша уходит из-под моих ног, вместо земли, положенной по сценарию, да и вместо ног, было место их образования. Но сути это, увы, не изменило — мне резко поплохело. Во рту стало сухо, будто я на спор жевала песок.

 Я внимательно следила за чертенком, точно притаившийся в кустах охотник, выследивший редкую зверушку. Остальных на фоне блондина словно стирал ластик. Отсветы от фитилей бежали по его обнаженной на руках коже, бороздя ее причудливыми вензельками. Настоящий чертенок: верткий, стремительный, проказливый, очень органично смотрящийся в переливах алого и рыжего. А то, как они дополняли друг друга с девушкой восточного типа, и вовсе заставляло стискивать челюсти от ревности, которая острым напильником пилила грудную клетку.

 Блондин смотрел на меня, находился на расстоянии миллиметра от страстной красивой девушки, а смотрел на меня. Жег своим взглядом, забирался в самые потаенные уголки души, перетряхивая в ней все на свой вкус. Слегка извращенный, по моему мнению

 Я как никогда была близка к предынфарктному состоянию, ведь зажженные концы шеста мелькали очень близко от чертенка. Какого черта творит этот сумасшедший?

— Черника, не дергайся, твоя задница — довольно тяжелая ноша для моих плеч.

 Я шикнула на Фиалку, смотря во все глаза на сцену и вздрагивая всякий раз, когда ребята совершали особо опасные трюки. В этот момент я почти ненавидела этого идиота с искушающей улыбкой за то, что заставляет меня бояться за его жизнь.

 Все выступление я смотрела, нервно сжав пальцы, едва пересиливая себя, чтобы не бросится к сцене и не стащить с нее Кита. Спички детям не игрушка, однако, блондинистое дите ловко управлялось с двумя укороченными шестами, совершенно не слыша моих остерегающих беззвучных воплей. У меня едва глаз не задергался, когда танцовщица с темными волосами провела веерами по обе стороны от лица моего чертенка.

 Зрители восторженно хлопали и одобрительно кричали, когда девочка Пьеро и готический парень перестали играть, тем самым знаменуя окончание выступления. Я сердито молчала, напряжение и страх за чертенка заставляли по-глупому хмурить брови.

  Не успела я слезть с Фиалки, ворчащего и сетующего на атрофированные плечи, как перед нами возник Кит. Мы с Мишей недоверчиво уставились на сие блондинистое явление. На плечи поверх кожаного жилета чертенок накинул куртку, влажные льняные волосы непослушно топорщились после того, как блондин запустил в них пятерню и небрежно растрепал.

— Тяжела моя няшка, да парень? — Кит задорно подмигнул Фиалке, устало растирая пальцы левой руки.

 Так и вижу, как противно залыбился в ответ предатель Михайло.

— Ох, и тяжела.

 Мерзкие представители сильной половины человечества, поглумившись, все же спустили меня на землю, Кит сразу притянул мою тушку к себе. Его руки легли на талию, прижав меня к чертенку очень тесно. Я тайком, довольно вздохнула и едва не заурчала от восторга, крошечные бабочки захлопали крыльями, ласково щекочась под ребрами. Чертенок был горячим, словно свечной фитилек, и пах зеленым чаем и керосином. Первое заставляло бабочек активнее бить крыльями, от второго — я морщилась и пыталась чихнуть. И все-таки чихнула, ударившись головой о грудь блондина.

— Каменный ты, что ли? — Ворчливо посетовала, потерев макушку.

— Дай поцелую, где бо-бо, — блондин насмешливо чмокнул меня в ушибленное место, ласково погладив по голове.

  Я вздрогнула, едва не выбив чертенку зубы своим резким движением.

— Убери свой клюв, дятел.

 То, что я перегнула, я поняла, когда меня развернули. Угрожающе прищуренные глаза ярко-зеленного цвета обещали медленную мучительную смерть. Я наивно хлопнула ресничками, кокетливо накрутив прядку на палец. Мой чертяга не смягчился, лишь пренебрежительно хмыкнул.

— Эээ, ребят, — взгляд Кита сместился на невольного миротворца, чуть подобрев.

 Блондин был уставший и раздраженный, я, не думая, — как это на меня похоже — обняла его, чтобы не злился, ну или хотя бы, чтобы занять его руки.

 Мои ладони скользнули под не застегнутую куртку и замком сомкнулись на спине блондина. Прислонившись щекой к левой стороне груди, я зажмурилась. Сильные частые удары отдавались в голове и баламутили инфекцию в крови, из-за которой хотелось схватить руки Кита и прижать его ладони к своим вискам, чтобы этот балбес сквозь прикосновение смог понять, как сильно меня к нему тянет и какие шальные мысли искрят во мне, ведь сказать вряд ли получится.

— Эм, ну я пойду, наверное, — неловко вклинился голос Фиалки в мою личную идиллию.

— А?

— Бэ, — передразнил чертенок, запустивший пальцы в мои волосы и медленно их перебирающий, и уже Мише, — счастливого пути, доброхот.

 Попрощаться с Фиалкой мне не дал блондинистый тиран, не пожелавший убирать рук.

— А теперь, без свидетелей, скажи-ка мне, родная, какого черта ты полезла на этого типа?

— Тебя расстраивает сам факт, или персона Фиалки?

— Меня расстраиваешь ты, — Кит отпустил меня, и вновь потер пальцы левой руки.

  Мне не понравились его удрученные интонации и усталый жест.

 Осторожно прикоснувшись к пальцам чертенка, я вздрогнула и внимательно вгляделась в колдовские глаза.

 Ты колдун, чертенок, самый взаправдашний, который оплел меня с ног до головы своими чарами.

 Хотя, на самом деле, я тебя придумала. Выдумала каждую твою черту. Приписала оттенки характера. Только ты оказался другим, в пику моему воображению, не тем мальчиком раздолбаем, которого я привыкла видеть. Ты такой взрослый сейчас. С задумчивыми морщинками в уголках самых красивых на свете глаз. Такой теплый и любимый, мой огненный мальчик.

— Очень больно? — Я аккуратно провела кончиками пальцев по ладони Кита, внимательно всматриваясь в его лицо.

 Уголки губ блондина очаровательно приподнялись в улыбке.

— Обычное растяжение. А ты — мое лучшее обезболивающее.

 Смотря на высокие скулы, на светлые пряди, падающие на глаза, прикасаясь к моему чуду, очень естественным кажется желание пасть на колени и поклоняться чертенку, словно древнему божеству. Прижаться ласковым котенком к его боку и греться живым теплом.

 Этот чудо-тип, словно догадавшись, какие буги-вуги танцуют мои мысли, шкодливо заулыбался, щелкнув меня по носу. Размышления, семафорящие розовым, с громким чпоком вернулись на свою привычную орбиту.

— Не делай такое задумчивое лицо — я начинаю тебя бояться.

— Почему ты не сказал мне, что участвуешь в фаер-шоу?

  Поддевку я пропустила мимо ушей. Это же блондин.

— Ты не спрашивала, — зеленые глазищи невинно блеснули под тенью густых ресниц.

 Ну, это прелестно. Просто прелестно. От резких слов я сдержалась, но фитилек от динамита моего настроения начал угрожающе тлеть.

— А кто вызвался завоевать мою симпатию? Дерзай, мачо-мэн, это прекрасная возможность покорить мое неуступчивое сердце честностью и красноречием. Воспой мне, дивный соловей, чем пленил тебя огонь.

 Чертенок куснул губу, чтобы не засмеяться. Нашелся мне хохотунчик.

— Ну? — Угрожающе наставила на парня палец, требуя рассказа.

 Кит перехватил мои пальцы и сжал их в своих руках, греясь и согревая.

— Ты так любопытна, моя няшка, — меня наградили умиленным взглядом и щекоткой ладони. — Огонь похож на тебя, родная, а дабл стаффы — это как мостки на пути единения с ним — с тобой. Ну как, мне продолжать?

  Я неуверенно кивнула, от интонаций чертенка я начинала теряться и смущенно переводить взгляд. Коварный чертяга.

— Когда я занимаюсь со стаффами, я задыхаюсь, устаю, как черт, потею и чувствую необыкновенный выброс адреналина в крови. А знаешь, что мне это напоминает? Знаешь, родная. Это похоже на наши перепалки. Ты мой огонек, и гореть он должен лишь для меня.

  Неужели можно лгать с такими глазами, смотря в которые, тонешь?

— Скажи. — Я встала на носочки и приложила пальцы к губам моего чертенка. — Просто скажи, ты играешь, да? Ты поспорил? Тебе нечего делать? Еще какие-нибудь извращения твоей фантазии?

 Кит кивнул.

— Ты угадала. Всему виной моя извращенная фантазия. Она шепчет мне на ухо, что без тебя ей скучно. Она жаждет видеть тебя матерью моих детей и твою сонную моську по утрам на моей подушке.

— Ты псих? — Я сердито нахмурилась, не спеша кидаться чертенку на грудь с ответным признанием. — Неужели так сложно прямо ответить, из-за чего такая метеорная смена поведения? Без драмы и словесного украшательства.

— Ты мне нравишься, я без ума от тебя, я грежу тобой. Ты мне снишься. Достаточно? — Все это чертенок по слогам прошипел мне в лицо, близко склонившись над ним

— И осознал ты это вчера, да? Тебя ударил поп кадилом по голове, и пришло озарение? Какого черта ты изводил меня своими подлянками, угорал надо мной, а сейчас пытаешься внушить мне, что это такая симпатия. Может, ты хочешь меня зомбировать? Ты сектант, да? И за нового прихожанина, тебе начислят бонус?

— Наркоманка что ли? Какая секта, какие бонусы, — Кит сжал мои плечи и хорошенько встряхнул, так что клацнули зубы.

 Нет, я, конечно, понимаю, что несу чушь, но это не повод распускать руки и впиваться своими крючками в мои косточки.

— Маня, Манечка, моя маленькая. Я хочу быть с тобой рядом, я хочу не воровать твои прикосновения, а иметь на них право. Хочу гладить твои волосы, греть твои пальцы, и чтобы ты не отшатывалась от меня, как от прокаженного.

  Глазами Красной шапочки я смотрела на чертенка и внимательно слушала его браваду. Вокруг расходились по своим делам люди, дорожки от прожекторов гасли, покорные воле осветителей. А я стояла рядом с моим чудом и верила каждому его слову, потому что срок годности старым чувствам все еще не вышел.

 Теплые губы коснулись волос, а руки обхватили меня надежным кольцом.

— Ты моя драгоценность.

 Я промолчала, зарывшись лицом в отворот куртки чертенка.

 Я не люблю тебя, Никита...

 Просто толчки твоего сердца отдаются в моей груди. И в ней словно оживает пчелиный улей, когда ты рядом.

 

 

 Меня окружили незнакомые люди. Они любопытно надвинулись на меня, рассматривая и задавая вопросы. Словно вместо привычных тяжелых прямых прядей у меня выросли зеленые усики гуманоида.

 Прыгая на одной ноге, натягивая джинсы, чертенок любезно оповестил собравшийся консилиум насчет моей персоны:

— Это Манька — моя девушка, руками не трогать: она кусается.

 Прям, точки над ё расставил, размашисто пририсовав злорадствующий смайлик. Я кинула на говорливого попрыгунчика предупреждающий взгляд, который не был замечен ввиду того, что парень склонил голову к груди, учинив разборки с пряжкой собственного ремня.

  Чертенок потянулся к рубашке, с легким сердцем отдав меня на растерзание своим друзьям.

 В небольшом помещении, в котором ребята готовились к выступлению, остались лишь участники фаер-шоу. Но мне и их хватило за глаза.

— А ты хорошенькая, — заявила самая младшая, окидывая меня оценивающим взглядом.

  Ну как на базаре, чес слово, только мужика с беляшами и не хватает.

 Выдавив из себя дружелюбный оскал, я не навящиво попятилась к Киту, под защиту нетопыринного крылышка.

— Вы тоже все очаровашки, но чертенок пошутил, он свободен, аки ветер.

  Мне почему-то не поверили. Особенно заинтересовался моей персоной парень с красными волосами, внимательно всматривавшийся, словно что-то вспоминая.

— Манька? Слушай, а Некромант случайно не твой брат?

— А? — Невнятное бормотание — это все, что я из себя извлекла, ошарашенная тайными способностями своего брата.

— Рин Вакаиро. Азиатская внешность, медицинское образование, в молодости — ролевик, сейчас — патологоанатом?

— Мой, — я все же маленькими шажочками приблизилась к Киту и незаметно ущипнула его за руку.

 Кит дернулся и громко и матерно прошелся по чертам моего характера. Но под взглядами своих друзей смолк и очаровательно приподнял уголки красиво очерченных губ:

— Это любовь, ребята, это все она, зараза. — На последнем слове меня обняли и прошептали на ухо. — Еще раз так сделаешь, я тебя укушу. Больно.

 И уже сборищу фанатиков в лице своих друзей:

— Вы хоть имена свои назовите, а то моя няшка вас побаивается.

 Фаершики сначала смущенно притихли, а потом наперебой начали со мной знакомиться, проявляя невероятный энтузиазм, будто я не я, а Памела Андерсон.

 Красноволосый оказался Филиппом, но все упорно величали его Кардиологом за захватывающие трюки и диплом той же медухи, откуда выпускали и моего братца. Это заведение начинает вызывать у меня любопытство, что курит его ректор перед выдачей диплома таким субчикам, как Рин с Филом.

 Танцовщицу с темными волосами родители окрестили Венерой, Красноволосый же, издеваясь, называл девушку Венькой, остальные чаще прибегали к такому сочетаю букв, как Эни.

  Готический парень больше отмалчивался, он листал какую-то папку, не обращая внимания на общее настроение пестрой гоп-компании. Возле него крутилась девчонка по имени Оля, светленькая, с золотистым крапом веснушек на лице и большими глазами цвета чая. Как нашептал мне Кит, ее чаще называли Лель, а отстраненного скрипача — Маэстро.

 Три четверти собравшихся жаждали подробностей отношений Кит-Ила, из-за чего я чувствовала себя под их взглядами "Снегурочкой", застрявшей в лазерном принтере.

 Я рассеянно отвечала, стараясь не смотреть на полуголого чертенка. Клянусь своей левой пяткой, я мужественно держалась, пока он натягивал джинсы, но взгляд сползал на этого мерзавца против воли. Скользил по смуглой коже, по выступам ключиц и разлету плеч, по груди и бледной паутинке старых шрамов на ребрах, самовольно спускаясь по кубикам пресса к линии пояса джинсов.

 Кит лукаво прищурился. Его пальцы медленно, с явным подтекстом, прошлись по пуговкам рубашки, неторопливо их застегивая. Словно загипнотизированная, каждую я проводила взглядом. Не самым скромным взглядом.

— Нравлюсь?

— Безумно, — нагло протянула, и не думая скромно опускать очи долу.

 Кит склонил голову к плечу, поддразнивая, с энтузиазмом исследователя сканируя меня бесовскими глазами.

— А вы давно вместе?

 Я моргнула, отвлекаясь на вопрос Лель.

 Солнечная девочка явно была младше меня. Позже я узнала, что она учится на втором курсе нашего колледжа искусств. И больше своей скрипки любит разве что флейту, за что и получила свое прозвище.

— Ну, — я задумчиво почесала кончик носа.

 Уловив мои сомнения, за меня ответил чертенок, совершенно непосредственно заявивший, что вот уже пару часов, как начали. И что он требует канонизации его как великомученика.

 Кардиолог показал большой палец, пройдясь по нашему с блондином тандему любовным, почти родительским взглядом. Венера фыркнула, весело сверкая серыми хрусталиками глаз и затягивая пояс кардигана крупной вязки. Красивые стройные ноги девушки обнимали темно-серые в разводах скинни. Остальные тоже вернулись к цивилизованному стилю одежды, домовито попрятав сценические костюмы. На полу стояли раздобревшие спортивные сумки с инвентарем и футляры для скрипок.

 Лель шкодливо подмигнула мне, пытаясь параллельно привлечь внимание Маэстро, тот отмахивался от солнечной девчонки, занятый своей папкой. Она обиженно надув губы, подошла ко мне.

— Тимка — та еще вредина. Зато, какие у него глаза.

 Лель мечтательно вздохнула, смотря сквозь ресницы на хмурую фигуру скрипача. У того были черные волосы до лопаток и раскосые продолговатые черные глаза, под взглядом которых становилось неуютно. Я передернула плечами, вопросительно кивнув на Маэстро.

— Ой, прости, ты же не знаешь, Тимур — это Маэстро, — просветила меня младшенькая, заметив дезориентированную мину на моем японском лике.

 Издав глубокомысленное "А", я покосилась на чертенка.

  Мое чудо переговаривалось с Кардиологом, демонстрируя зубы в улыбке, словно на приеме у дантиста.

— Как думаешь, о чем они? — Я старательно прислушалась, но негромкие слова парней, успевших расположиться в другом конце комнаты, съедало расстояние и легкий фон радио.

— Парни жуткие сплетники, — поделилась опытом Лель, — стопроцентно о тебе судачат.

  Мне не верилось. Солнечная девочка уверенно закивала головой, словно болванчик, так что светлые завитки ее волос запрыгали, точно живые. Я даже залюбовалась, несмотря на капельку женской зависти.

— Точно тебе говорю. У Кардиолога охотничий инстинкт. Ты ему понравилась, и теперь он выясняет, серьезно у вас с Китом, или он может расставлять свои браконьерские капканы.

  Я пренебрежительно дернула плечом. Знаем, плавали. Сама живу на одних квадратных метрах с похожим типом сильной половины человечества.

— Экий зверолов. Только, как бы ему со зверьком обломинго не повстречаться.

 Лель засмеялась. В ее глазах с темной окаемкой я прочла роспись одобрения.

— А ты давно с этим клоуном знакома?

— С Никитой?

 Скрипачка сложила светлые брови домиком. Указательным пальчиком с коротким ногтем она задумчиво постучала по своему острому подбородку, мысленно производя расчеты.

— Полтора года, где-то.

 Я одарила девушку сочувствующим взглядом, на что Лель заливисто рассмеялась, пытаясь обелить чертенка в моих глазах. Только на такого и двух ведер известки не хватит, куда уж стараниям семнадцатилетнего ребенка.

— Он славный, задорный, симпатичный, у него красивая улыбка, и он ценит своих друзей.

 Я доверительно склонила голову к плечу золотой девочки, внося свои коррективы в устную рецензию моего "парня":

— А еще, он вредный, доставучий и, когда смотрит на меня, мне кажется, что за спиной он прячет линейку, которой старательно замеряет мои недостатки.

— Не удивлюсь, если и у тебя припрятаны крапленые карты, — Венера непосредственно улыбнулась, вступая в разговор.

 Я наивно хлопнула ресницами, старательно ковырнув пол мыском левого кеда. Публика меня освистала. Венера заявила, что кроткая девочка Киту приглянуться не сумела бы. Но на прямой вопрос о вкусах блондинистого гурмана Энни лишь лукаво смежила веки, таинственно обронив:

— Та, у которой есть чертовщинка, сможет вскружить голову нашему паяцу.

 Лель многозначительно покивала, насмешив меня серьезным проблеском светло-рыженьких веснушек.

— Вскружить чертенку голову сможет только пропеллер, — изрекла я непреложную истину, нервно перебирая пальцами краешек кармана на своих джинсах.

  Оспорить японскую мудрость девушки не сумели. Меня отвлек коммуникатор, осветившийся и зазвучавший новым входящим смс.

  "Маааать, где же ты? Находись скорее", — ее пропащее величество Тамара решила вернуться к покинутому ранее пирсу.

 "С НИМ я и с его керосиновыми друзьями", — пальцы быстро замелькали над экраном, выжимая нужную последовательность алфавитного набора.

  "Оммг... С Никиткой? Если так, выгоняй его пироманов и домогайся до моего братца, после выступления у него гармонометр зашкаливает, не упускай момент, солнц".

 "Иди, знаешь куда, голуба моя?"

 Томка знала. Горько посетовав на мое упрямство, подруга вызнала, где меня можно отловить, и велела трепетать в ожидании ее явления.

  Я попросила Венеру куда-нибудь меня спрятать так, чтобы злая бабайка не смогла до меня добраться. Энни недоуменно вскинула темные брови, предложив помощь бравых ребят из Кащенко.

— Моей малышке не пойдет смирительная рубашка, в ней она не сможет крепко обнять меня,

— голос подкравшегося со спины диверсанта-чертенка знатно меня перепугал, я едва не поседела от неожиданности.

— Не делай так, милый, — я недовольно жиганула блондина хмурым взглядом.

 На что Кит шутливо чмокнул меня в кончик носа, а его руки замком сошлись на спине, непоседливыми пальцами невесомо огладив голую кожу на пояснице.

— Хорошо, любимая.

  Внутри у меня что-то дернулось в предсмертных конвульсиях, неприятной болью потянув низ живота. Наверное, это отдала концы надежда на существование чувства такта у Кита, смачно впечатав дуло револьвера в висок. Я передернулась, чтобы стряхнуть чужие руки, но они лишь сползли еще ниже.

— Убери грабли, блондин.

  Чертенок отрицательно замотал головой, забираясь пальцами под краешек моей толстовки.

— Мы пойдем, ребятки, столько дел, столько дел, — засуетились новоявленные пироманы, единодушно решив оставить меня с чертенком один на один.

— Да-да. Я вот утюг забыла выключить, — многозначительно закатила выразительные глаза Энни, подхватывая ремень сумки и пятясь с ней к двери.

 Все разбежались, не обратив внимания на бросаемые мной жалостливые взгляды. Кардиолог был в первых рядах эвакуирующихся, его хитрые светлые глаза обхохатывались над моим растерянным видом.

  Стоило Маэстро, которого за руку тянула к выходу Лель, ступить за порог, чертенок преобразился. Коварная улыбка искривила губы моего визави, а в зеленых глазах заплясали джигу малютки феи. Я сглотнула. После чего громко вскрикнула, когда умудрилась при неосторожном движении больно удариться носом о каменное плечо начинающего маньяка. Маньяк сразу же разжал руки, отстраняясь от злющей девицы, гундосящей из-за прижатой к носу ладони страшные кары на блондинистую голову.

— Ыыыы, ты меня уморишь... — прохныкала я, когда кончился мой личный запас ругательств, ощупывая переносицу.

  Пальцы наткнулись на что-то теплое и влажное над губой. Я испуганно отдернула руку, смотря на красные мазки на подушечках пальцев удивленными круглыми глазами. Лицо чертенка резко посерело, и он вздрогнул, тоже уставившись на кровь.

— Маленькая, — Кит сделал неловкий шаг в мою сторону.

  Но я шарахнулась от его протянутой руки, как монашка от пьяного мужика. Блондин как-то болезненно, прерывисто вздохнул. Его красивые глаза лихорадочно и сухо заблестели, а всегда прямые плечи чуть поникли.

— Никита?

  Он лишь досадливо дернул головой, так что льняные пряди челки черканули по коже, скрывая колючие зеленые глаза. Я решительно шагнула к блондину и требовательно вцепилась пальцами в ткань рубашки, запамятовав, что именно на правой руке остались кровяные мазки.

— Ну, посмотри на меня.

 Кит вскинул злые глаза. С минуту он молча пилил меня тяжелым взглядом, потом обхватил скулы ладонями и крепко, требовательно поцеловал. Я ответила с не меньшей настойчивостью, привставая на носочки, чтобы прижаться плотнее к сильному телу, мои пальцы зарылись в светлую россыпь прядей на затылке, чуть надавив. Блондин неохотно отстранился, легко куснув нижнюю губу.

— Прости меня, — чуть слышно прошептал почти в губы и бережно обнял, — я такой дурак.

— Да, — я старательно закивала, — но тебе это даже идет.

  Блаженная улыбка укрылась от пронзительных глаз, когда я потерлась щекой о мое самокритичное чудо. Чудо хмыкнуло, легонько щелкнув меня по лбу. Но смешинки тут же сбежали из зеленых глаз, словно отряд гробокопателей при виде сторожа, ласково обнимающего черенок лопаты, стоило Киту посмотреть на мое лицо и что-то в нем найти явно лишнее. Со злым выдохом: "Твою мать, она тут кровью истекает, а у меня в мыслях одна горизонталь" блондин дернулся к полкам у правой стены и хозяйственно в них зарылся.

 Я негодующе проводила чертенка взглядом, не понимая куда того и с какой целью понесло. Блондин быстро отыскал то, что ему загорелось добыть, и подступил ко мне. В руке чертенок держал упаковку влажных салфеток, отчего мои брови непонимающе поползли на встречу с затылком.

 Щедро протянутую упаковку с изображением апельсина я приняла с недоверчивым любопытством. Повертела ее в пальцах и попробовала сунуть обратно.

 Чертенок удрученно вздохнул, с истинно-материнским терпением распечатывая упаковку.

— У тебя над губой кровь, иди сюда, я помогу моей маленькой замарашке.

— Эй, он мне кучу лейкоцитов и эритроцитов выпустил, чуть нос не сломал, так еще и изгаляется.

  Чертенок изобразил оскал ласкового маньяка и за пояс джинсов подтянул меня ближе. Цыкнул, чтобы не лопотала лишнего, бережно прикасаясь сначала подушечками пальцев к подсохшей крови, потом цитрусовой салфеткой. Я замерла, едва не зажмурившись от приятного ощущения теплых пальцев новоявленного мойдодыра на своей коже. Ох, как же мне хотелось, чтобы эти смуглые лазутчики не прекращали своего путешествия от губ к скулам. Ненужная больше салфетка была смята и отброшена на пол, и обе ладони легли поверх моей талии, сократив такие ненужные сейчас миллиметры. Меня тянуло к блондину, словно положительно заряженный ион к катоду в растворе электролита и щекотало током под кожей от его прикосновений.

  Я захлебывалась дыханием, дерзко попадающим на мои губы. А внутри острыми лучиками кололась игристая нежность, кокаином дурманящая голову.

— Блондин, если бы ты только знал, какие бесстыжие у тебя глаза, — я доверительно пихнула чертенка кулачком в плечо, пытаясь увеличить пространство для маневров.

  Очень уж меня смущала хитрая горчинка горячей зелени Никитиных глаз.

— Ну, прям, как у тебя, голубоглазая?

— Блондинистый стрелочник, — ворчливо укорила улыбающегося чертенка.

  Упоительно-ласково смуглые пальцы пробежали по виску, вынудив улыбнуться в широкую ладонь, чуть коснувшись немного шершавой кожи губами. На это Кит нагло ухмыльнулся.

— Скажешь мне "да", голубоглазая?

 Я только рассеянно нахмурилась, не совсем понимая, чего хочет мое чудо.

— Забыла? — Проникновенный голос темной капелькой олифы упал на светлый холст моего настроения.

 У меня даже ладошки зазудели от подозрительного предчувствия.

— Ты такая забывчивая, ежик.

— Йаа? — Моя персона пошла в несознанку, стоило в памяти всплыть предмету спора.

  Кит крайне удивленно изломил темную бровь, смущая меня озорно приплясывающими малютками феями в глубине хитрых глазах.

  Я попыталась разыграть святую невинность, по-совинному округлив очи, но озлобленный хлопок двери задушил столь драматичный порыв в зародыше. Мы с чертенком синхронно повернули головы на звук.

  Аллегро раздраженно потирая скулу, на которой начинал наливаться цветом свежий синяк, пнул ногой дверную створку. Присовокупив пару непечатных выражений, фронтмен Морфия поднял голову, окинув нас недружелюбным взглядом. Наспех изображенная скупая улыбка немного ободрила, сообщив, что бросаться на людей музыкант пока не намерен.

— Прошу прощения за вторжение. Не отвлекайтесь. Продолжайте.

  Сдернув с крючка вешалки кожаную куртку, Воронов стремительно нырнул в нее, тчательно застегиваясь, словно это был бронежилет. Нервным суетливым жестом Аллегро сунул свой айпод в карман джинсов, поддергивая концы намотанного на шею полосатого серо-белого шарфа, едва не метущего кисточками пол.

— Не скучайте, — взмахнув ладонью, которую перечертил шнурок с подвеской в виде гипнотической спирали, Воронов предпринял безуспешную попытку распрощаться.

  Только вновь открывшаяся дверь неожиданным препятствием преградила намеченный маршрут. Горным козлом скакнув от створки-убийцы, Аллегро ошалевшими глазами уставился на блондинистое явление, инстинктивно закрывая синяк на скуле ладонью.

— А вот и я, — радостно прокричала встрепанная Томка, вваливаясь в помещение в потоках нереалистичной жизнерадостности.

  Кит отпрянул от счастливой сестренки, подтаскивая меня ближе, под защиту нетопыриных крыльев. Воронов же как-то заметно погрустнел, мученически изломив линию бровей. Маленькое зло премерзко хохотнуло:

— К вам приехал ревизор, мои малютки.

  Задорно раскланявшись, Томка танцующей походкой приблизилась к Воронову, прошептав что-то нелицеприятное прямо в лицо. Парень не стал отвечать, он, зло сузив глаза, не церемонясь отпихнул блондинку в сторону, освобождая дорогу. Даже удаляющаяся спина Воронова выражала немую агитацию на уничтожение всех Тамар нашей голубой планеты.

  Выразительный тыл Воронова был сопровожден взглядами и молчанием до двери. Томка пренебрежительно повела плечом, скидывая почтальонку на пол и старательно пряча взволнованные глаза.

— Как вы тут мои, малечки?

  Кит мученически вздохнул, трогательно коснувшись губами моего затылка и разжимая руки. Словно разом лишилась крыльев, когда резко пропало ощущение крепкой груди за моей спиной.

— Как на минном поле. Поздравишь нас с первой кровью? — Я зябко повела плечами, пытаясь скинуть тактильную память о чертенке.

  Бесполезно. Чужое тепло и запах въелись под кожу.

  Тамара радостно захлопала в ладоши, запрыгав вокруг меня бешеным зайцем. Она так блаженно закатывала глазки и вдохновенно нашептывала: "Свершилось", что мне захотелось сильно и немилосердно ее отпинать или же применить осиновый кол по прямому назначению.

— Тома, припаркуйся уже, меня начинает тошнить от твоих метаний, — тоскливо взмолилась я, пытаясь сделать подсечку прыткой попрыгунье.

— Тошнит?

  Тамара заулыбалась еще блаженней, словно ей выдали программку всех пришествий мессии на год вперед.

— Эй, заяц-дюрасел, перестань подражать кенгуру, пора домой двигать.

  Томка посмотрела на блондина, послушно замерев.

— Ох, нах, у тебя рубашка выпачкана в крови, какого хрена вы здесь вытворяли?

  Подруга уставилась на меня дикими глазами. Чертенок тихонько удалился, якобы под предлогом звонка, но на самом-то деле предатель решил оставить беззащитную меня наедине с горящими глазенками и требовательными ручонками своей сестры, жаждущей подробностей эпической саги с элементами кровавой драмы.

  Стоило мне помянуть, как я расквасила нос о ее братца и об него же вытерла ручонки, девушка противно захихикала.

— Умеешь, мать, поддержать градус отношений.

— В Африку такие умения, знаешь, как я перепугалась?

— Представляю, — Томка присела на шаткий стул, зажимая коленями ладони, в голосе появилась странная грусть.

— Что случилось, Томыч?

  Я присела перед подругой на корточки, пытаясь заглянуть в прищуренные глаза. Томка только отмахивалась от меня, ниже наклоняя голову и прячась под челкой.

— Перестань корчить из себя партизанку, не доверяешь, так и скажи.

  Тамара резко вскинулась, обиженно взглянув на меня.

— Дура что ли? Доверяю, конечно, просто мне не нравится ныть о своих проблемах, ты же знаешь, — маленькое зло заискивающе улыбнулось, перебирая пальчиками шов на джинсах.

  Я щипнула подругу за колено, тем самым изгоняя из свой маленькой мерзости замашки рыцаря-тамплиера. Тома метнула сердитый взгляд, попытавшись меня стукнуть. Я лишь хитро ухмыльнулась, облапливая лодыжки девушки руками и водружая подбородок на Томкины коленки.

— Глупышонок, это ты вмазала Аллегро?

  Томыч на манер возмущенного грызуна надула щеки.

— Почему сразу я, и что ты вцепилась в меня энцефалитным клещом?

— А вдруг у тебя опять кулаки зачешутся, а Лешеньки рядом нет?

  Блондинка хищно и кровожадно заухмылялась.

— Не упоминай этого упыря, у меня от его имени внутри, словно бешеные ежики забег на дальнюю дистанцию устраивают, — Тамара поправила лезущую в глаза челку, старательно пряча озадаченные чем-то глаза за пальцами, неторопливо перебирающими пряди.

— Хорошо, — по слогам протянула, вставая на ноги, — Манила Вакаиро самоустраняется, пока Тамара Батьковна не лопнет от переполняющих ее секретов.

  Тамара Батьковна только ручонками развела.

  На том и порешили, дожидаясь чертенка в мирной тишине. Томка задумчиво раскачивалась на стуле, царапая ножками пол. Я любовалась сводом над головой, скрупулезно подсчитывая щербинки. Тамара бросала на меня расстроенные светло-карие взгляды, но по-прежнему прятала острый язычок за зубами, пощипывая ворс толстовки. Поэтому навстречу вернувшемуся блондину мы подались с одинаково хищным интересом.

  Чертенок хмурился, высокий лоб разрезала вертикальная морщинка, напряженные пальцы сжались в кулаки, а губы кривились в неприятной усмешке. Весь его облик громко кричало том, что что-то случилось.

— Кит?

  Его глаза скальпелем резанули по душе. В недавно бывшей теплой зелени плескалась почти звериная тоска, от которой мурашки дружным маршем ломанулись нарезать километраж по спине. Томка встревоженным воробьем вспорхнула с импровизированного насеста.

— Никита, что случилось? — Девушка участливо схватила брата за локоть, требовательно впиваясь пальцами в ткань рубашки.

  Я замерла в сторонке, оттертая слишком активным маленьким злом на задний план.

— Сестрен, у наших беда. Отец в аварию попал. Он сейчас в больнице. Состояние стабильное, — отрывистые слова, словно камешки, падали в вязкий кисель тишины.

  Томка непонимающе моргнула, продолжая ожидающе смотреть на брата. Лицо девушки видеть целиком я не могла, только профиль, но проступающий страх ясно отразили чуть приоткрытые в испуганном вздохе губы и побелевшие щеки.

— Нет. Нет. Нет, — монотонно пробубнила блондинка, сжав пальцы на запястье брата, реснички трогательно опали вниз, пряча выражение глаз.

— Маленькая, — ладони Кита легли поверх хрупких плеч моей подруги, он притянул ее к себе, бережно обнимая, — все будет хорошо, отца госпитализировали, ему помогут.

  Я с силой закусила щеку изнутри, чтобы не выругаться, не помешать своими переживаниями двум родным людям, которым очень плохо и которым я не способна помочь.

— Тома, не бойся, я съезжу, все узнаю и сразу же позвоню.

  Тамара отпрянула от груди блондина, упираясь в нее ладошками.

— Я с тобой.

  Чертенок недовольно нахмурился.

— Нет, я сам.

— Почему? — Томка вскинулась, зло и удивленно кривя губы.

— Мы все равно не сможем ничего сделать. Я приеду и позвоню. Рядом с тобой матери будет тяжелее, ты же знаешь, она боится казаться слабой, да еще начнет переживать, как ты. Я позвоню, Тамар.

— Да, конечно, — девушка язвительно хмыкнула, — я буду только под ногами мешаться. Зато ты, такой весь из себя замечательный, все понимающий. Потому что неродной, они тебе никто, тебе плевать на папу.

  Тамара зло ударила чертенка кулачком. Я мысленно застонала, зажмуриваясь. Ой, дура.

— Оте... дядя тот человек, ради которого я готов терпеть даже такую эгоистичную дрянь, как ты, — зеленые глаза сверкнули гиблыми болотными огоньками, — я позвоню.

  Кинув прощальный равнодушный взгляд на съежившуюся Томку, Кит ушел, резким рывком закинув спортивную сумку на плечо.

  У меня ощутимо засвербели пальцы вцепиться в куртку блондина и никуда его не пускать в таком взвинченном состоянии, но неловкость и подлая мыслишка, что ему до меня и дела нет, приморозили к полу, заставив безучастно наблюдать, как скрывается в проеме напряженная спина дорого мне человека.

  Тамара резко опустилась на стул, хватаясь за виски и закрывая глаза.

— Вот идиотка. Может язык себе откусить, так проще будет, — тихонько нашептывала Томка себе под нос, взволнованно закусывая губы.

— Дубина ты, Томаш, ох, и дубина.

  Блондинка открыла один глаз, вяло реагируя на детское сокращение собственного имени.

— Ты открыла мне истину, солнц, я прям прозрела.

  Я невесело хмыкнула, разглядывая подругу в электрическом свете единственного плафона. Без чертенка, словно похолодало и стало сумрачней.

  Тамарина скрытность, холодные больные глаза чертенка, их короткая перепалка — все наслоилось друг на друга, образуя затейливый курган хорошему настроению.

— Пойдем по избушкам, Тамар?

  Маленькое зло положительно качнуло острым подбородком, ворожа над своим телефоном. Нужный абонент упорно молчал.

— Не упрямься, братик, я же раскаиваюсь, — нотки горечи перекатывались в словах, обращенных к доскам пола.

— Хочешь, с моего набери, — я щедро протянула коммуникатор девушке, прекрасно понимая ее подавленное состояние.

  Только Кит не ответил на вызов и с моего номера, отчего сердце трусливо съежилось.

— Чертов воспитатель, дает время осознать мою ничтожность, — Томаш жалобно посмотрела на меня взглядом обиженного котенка.

  Я погладила мое маленькое солнце по голове, стараясь сгенерировать большее количество уверенности в голосе.

— Все наладится.

  Минуты через три дозвонившись маме, Томка ободрилась, выдавив из себя слабую улыбку.

— Спасибо, Иль.

— За что?

— Ты рядом. Я знаю, со мной непросто, поэтому спасибо.

 

 

  Держась за руки, словно две первоклашки, мы с Томкой неторопливо плелись вверх по тротуару. Ее плечо оттягивала потяжелевшая сумка, в которую были закинуты зубная щетка и тетрадки с конспектами на завтра. Я пригласила блондинку на совместную ночевку, чтобы выбить из солнечной головы тягостные мысли. Из-за этого нам пришлось произвести скорый налет на Томкино жилище прежде, чем навострить лыжи в сторону улицы Лермонтова.

— Наверное, отпускать таксиста было плохой идеей? — Томка перевела беспечный, неотягощенный мыслью взгляд на мое лицо.

— Может, — отозвалась с теми же интонациями, благодушно щуря глаза на огоньки фонарей.

  На улице потеплело, снег размяк, потемнел, жирно поблескивая в электрическом и лунном свете. На небе светлым далеким пунктиром проступили созвездия, по ниточкам которых мы и шли. Вышагивая по асфальту, мы чуть забрали вправо от моего дома, решив совершить легкий променад.

— А помнишь, как мы впервые встретились? Ты тогда с разбитыми коленками на бордюре сидела и не плакала, только глазами жалобно хлопала, голубыми такими. Брату очень понравились, он сказал, что такого цвета небо в летний полдень. Он сразу к тебе бросился утешать, а ты только моргала удивленно и краснела. Вы со стороны так забавно смотрелись, он светлый, ты темненькая, словно две фигурки на шахматной доске. Белый ферзь и черная королева.

  Кит за тебя, как за родную сестренку переживал, а я мелкая была и ревновала жутко. Но мы сдружились все равно, хотя мне и казалось, что ты у меня брата хочешь забрать. Потом вы с Китом, словно мухоморов наевшись, ругаться начали. Глупые такие. Я почти сразу поняла, что влюбились. Знаешь, как брата мальчишки раздражали, с которыми ты играла, он все доказывал, что переживает просто, чтобы тебя не обидели, он же старше, защищать должен. Да и ты на его девчонок волком смотрела.

  Я с ним говорила, спрашивала, зачем ему другие, если тебя таким тоскливым взглядом каждый раз провожает. Отвечал, что ты маленькая еще и что он тебе не нужен. Дурак, да? Осел упрямый в голову себе вбил, что только несчастья приносит тем, кто ему дорог, поэтому и открещивался от нормальных отношений всеми правдами и неправдами. Верил, что всем от этого лучше будет.

  Когда мы с Лешкой расстались, мне так плохо было, почти до кровавых чертиков в глазах. Только лазить по стенам в одиночестве мне было неинтересно, и я нашла себе достойного сподвижника. Я старательно отплясывала на лелеемых братом мозолях, поминая тебя в каждом разговоре, рассказывая, как сильно голубоглазая красавица страдает от мужского внимания, какие пикаперы ее окружают и что она скучает по упрямому чертенку.

  Я замерла посреди тротуара, обвиняюще уставившись на разоткровенничавшуюся блондинку. Тамара тоже остановилась, флегматично вытаптывая елочку на снегу.

— Я каждодневно промывала мозг упертому чертенку, и он обещал пересмотреть свои принципы. Ведь на самом деле, любовь на расстоянии — это, не что иное, как трусость, боязнь быть непринятым, отвергнутым, и плевать, какую великую истину вкладывает человек, оправдывая свое поведение. Люди жуткие эгоисты, но это наше здоровое состояние, и из-за этого делать первый шаг всегда тяжело. После Лешки меня основательно проперло на философию. О козле Воронове я старалась не думать, поэтому смаковала косяки брата. Когда тетя Ира и дядя Сергей погибли, Киту было шесть, он все уже прекрасно понимал и отчего-то вбил себе в голову, что виноват в смерти родителей.

  Когда Кит гостил у нас, он серьезно заболел. Его родители были в командировке, и, спеша обратно, на въезде в город попали в ДТП. Чертенок возвел себя чуть ли не в ранг мирового зла. У брата будто свинтился какой-то болтик в голове, он искренне стал верить, что причиняет страдания своим близким.

— Мое маленькое чудо, — я задумчиво подняла глаза к небу, когда Томка замолчала, — чудило, практикующее самоедство.

  Слова Томки задели за живое, надорвали противоинфекционный пластырь, из последних сил сдерживавший своевольную заразу в моей крови. Я глубоко вздохнула, вцепившись пальцами в бесполезный коммуникатор и проклиная упрямство зеленоглазого абонента.

  Мы стояли в пятне фонарного света, заблудившись каждая в своих мыслях. Воспоминания о блондине возбудили цепную реакцию в моей голове. Неожиданно в памяти воскресла совсем другая зима, четырнадцатая в моем личном прейскуранте.

  Снег доверчиво падал на замерзшую до бесчувственности ладонь. Я же неподвижно сидела на холодной скамейке в заснеженном парке, бесцельно глядя мокрыми от слез глазами на откинутые на край скамейки варежки.

  Мир не перевернулся, солнце все также проснулось на востоке, просто слезы внезапно нашли мои глаза, упорно не желая высыхать, и чертили кожу солеными дорожками в это первоянварское утро.

  Тридцать первого декабря, на двенадцатом ударе курантов, я загадала желание. А уже парой секунд позже сердце разочарованно и болезненно сжалось в груди, когда Кит целовал свою девушку, и она ласковой кошкой льнула к такому красивому, взрослому чертенку. Мое загаданное желание, облаченное в плоть, улыбалось не мне, обнимало и целовало совсем другую девушку.

  Привкус досады осел на языке вместе с пузырьками шампанского. Позже, когда гости разбрелись праздновать на улицу, она сковала не только губы, но и глаза. Плотно смежив веки, чтобы перекрыть доступ подступившим слезам, я, сославшись на головную боль, осталась дома один на один с быстро промокающей подушкой.

  Все смерзлось внутри, только горячие слезы катились по щекам.

  А где-то бродит сейчас мой зеленоглазый Кай и греет его улыбчивая Герда, с удовольствием растоптавшая тонкой шпилькой загаданное желание быть рядом с ним. От зеленых глаз перехватывало дыхание, но зеленые глаза смотрели в совершенно другую сторону.

  Кругом лежал безразличный кипельно-белый снег, выстуживая последние крохи тепла.

  Стряхнув с ладоней нападавшие снежинки и их растаявших собратьев, я достала телефон, судорожно сжимая холодный и молчаливый прямоугольник. Он не звонил. Зачем ему это?

  Я подтянула колени к груди, обхватив их руками. Мобильник лег рядом с варежками, продолжая хранить молчание, которое прервали минутой позже веселые голоса вошедшей в парк компании. На что я лишь равнодушно уткнулась лбом в колени, никак не реагируя на шумное вторжение.

 Голоса покружили совсем рядом, а потом, начали удаляться, ранние прохожие, должно быть, свернули на одну из множества дорожек, вдаль от облюбованной мною скамейки. Правда, кто-то из них направился в мою сторону, предупреждая свое появление скрипом снега.

  Я не стала поднимать головы, уверенная, что человек пройдет мимо. Не прошел.

— Не замерзла?

  Удивленный вздох сорвался с губ, не узнать этот голос было сложно. Я укусила себя за колено для острастки, слишком уж много лишнего пыталось сорваться с языка.

— Манька, не спи.

— Иди, куда шел.

— Ну, зачем так грубо? Ты, наконец, узнала, что Деда Мороза не существует, поэтому такое паршивое настроение? Признавайся, я угадал?

  Вот, как на него реагировать? Рядом с чертенком словно включается аварийное солнце, хотя минуту назад все казалось основательно замерзшим. Я несмело подняла глаза, надеясь, что Кит не заметит моего жалкого состояния. Напрасно. Заметил, и насмешливые глаза моментально посерьезнели.

— Тебя кто-то обидел? — Кит резко опустился на корточки перед скамейкой, так что наши лица оказались на одном уровне.

  Я распрямила спину, отстраняясь. Смотреть в эти глаза — все равно, что совершать затяжной прыжок с парашютом, у которого подрезаны стропы. Бешеный адреналин и болезненное падение, неминуемое падение.

— Меня обидело шампанское, после которого жутко болит голова.

— Охотно верю, но, если у моей девочки что-то случилось, сразу же скажи мне. Я постараюсь помочь.

  Я обхватила скулы чертенка ладонями и раздельно с чувством проговорила.

— Лгун вы, батенька, бесстыжий лгун.

  Поверх моих пальцев легли теплые ладони.

— Замерзла вся, — Кит сдернул меня со скамейки и с невозмутимым лицом устроился на нагретом месте, притягивая несопротивляющееся тельце к себе на колени и пряча нос в моем воротнике, — пойдем лучше домой, Томаш обрадуется гостье.

  Я вздрогнула от прикосновения холодного носа к своей шее и легших поперек живота рук.

— Угу, только лыжи салом смажу и сразу к тебе в гости.

  Уверена, каждый помнит из своего детства вероломную строчку: "По кочкам, по кочкам, в ямку бух, провалился Винни-Пух". Она моментально воскресла в памяти, когда со звонким взвизгом я ухнула между разведенных коленей. Смеющийся чертенок успел подхватить меня немногим раньше знаменательной встречи земля — копчик. Обернувшись к коварному блондину, я укоряюще наставила ему указательный палец точно в лоб, спрятанный под забавной вязаной шапкой, другой же вцепилась в спортивный пуховик, чтобы быть готовой к появлению новых "ямок".

— Изувер, а если бы я убилась? Ну, ты и...

— Самый замечательный человек на свете, заботливый, терпеливый, отходчивый. Разве нет? — Тень от густых темных ресниц кокетливыми полукружьями легла на светлую кожу.

  Я возмущенно ковырнула шапку ногтем.

— Нет, ты пакостный и беспардонный родственник дядюшки Кондратия.

— Хорошо, — чертенок смиренно закивал, — зато ты улыбаться начала, а то сидела такая Несмеяна, что я перепугался до жути. Расскажешь, почему плакала?

  Резко заданный вопрос мне совершенно не понравился, хотя бы тем, что изначально предполагал концентрированную ложь в ответ.

— Тоже мне, закись азота ходячая. Хочу плачу, хочу на тромбоне играю, тебе-то какая разница?

— Никакой. Хочешь реветь в парке, реви, — блондин небрежно пожал плечами, — я, может, за тем же пришел, тебя сейчас со скамейки выживу и начну сопли со слезами по щекам размазывать.

  Серьезный голос никак не вязался с ехидной, подстрекательской ухмылкой. От негодования я чихнула, набрала воздуха, чтобы обозвать Кита пафосным жуком, и снова чихнула.

— Расти большой, Манька, и не такой скрытной, как сейчас.

  Я клятвенно обещала чертенку здравствовать, но при этом спалилась и шмыгнула носом.

— Пойдем домой, заболеешь ведь, а когда у тебя температура, ты такая вредная становишься, что легче тебя добить, чем вылечить.

  И вроде бы гадость сказал, а шальную улыбку спрятать невозможно, и желание прикоснуться к теплой коже почти непреодолимо.

— Ты, правда, волнуешься или тебе банально некому выносить мозг?

— Волнуюсь, Манька, — чертенок спрятал мои пальцы в кармане своей куртки, — ты же мелкая еще, постоянно куда-нибудь влипаешь.

— Ну да, а ты бесстрашный Ланселот, который защитит прекрасную Гиневру от любых напастей?

  Блондин игриво поиграл бровками.

— Такая маленькая, а уже будущему мужу планирует изменять, — перед моим лицом назидательно покачали пальцем, что совершенно не вязалось с лукавой физиономией.

— Откуда такие идиотские выводы? — Недовольно скривившись, я отвела укоряющий перст в сторону.

— Из артуровских легенд, в которых прекрасная Гвиневра — супруга Короля Артура развлекалась на стороне с не менее прекрасным Ланселотом.

  Я посмотрела на чертенка, как на полоумного, подивившись хитросплетениям мужской логики.

— Расслабься, в брак я вступать не собираюсь, разве что решусь отомстить тебе за все скопом, и выйду замуж за тебя.

  Чертенок драматично схватился за сердце и закатил глаза.

— Хорошо, что ты еще маленькая и воплотить свои коварные замыслы сможешь только через четыре года.

— Время икс близится, готовься, блондин, горелая яичница на завтрак ждет тебя, — мой пророческий вкрадчивый голос разнесся над заснеженным парком, в котором кроме нас никого не было.

  Чертенок благосклонно выслушал мои наполеоновские планы относительно своей семейной жизни.

— Горелая яичница в обмен на раскиданные по всей квартире носки и трусы — и я весь ваш, — Кит щедро развел руки в стороны, предлагая товар к досмотру.

  Я оценивающе оглядела парня, и, вынув согревшиеся в чужих карманах пальцы, попыталась тактильно обнаружить дефекты. Блондин горделиво распрямил плечи, замерев с лукавой улыбочкой. Ох, и не зря мой дядя по материнской линии был таможенником. В результате беспристрастного шмона во втором кармане пуховика была обнаружена шоколадная конфета, по-братски разделенная пополам, и усилилось недовольство от преступной притягательности зеленых глаз.

— Скажи, да или нет?

  Блондин только бровку свою выразительную вскинул в ответ на бессодержательный вопрос.

— Просто, да или нет? — Пиявка во мне жаждала крови, не собираясь так просто отпускать свою жертву.

— Это официальное предложение руки и сердца, мелкая?

— Нет, — я уверенно покачала головой, неловко коснувшись пальцами ладони блондина.

— Тогда, нет, — в зеленых глазах мелькнуло странное выражение, а улыбка отдала горечью.

  Я волнительно закусила губу, пристально глядя в колдовские глаза напротив. Каждый в эту минуту что-то решил для себя, но дальше собственной головы это решение не пойдет, однозначно.

— Спасибо, чертенок, — я дружески чмокнула блондина в щеку и освободилась от обнимавших меня рук.

  С Новым годом, зеленоглазый, пускай счастье не покидает твоего дома, ведь любовь в нем уже поселилась. Жаль, конечно, что ты бездумно сказал ей "нет", но она тебя не оставит, Кит. По крайней мере, это случится не скоро, да и не заметишь ты этого.

  В реальность меня вернул громкий взвизг тормозов автомобиля, трепетно прижавшегося к обочине. Мы с Томкой еле открестились от добровольных извозчиков кавказской наружности. Заглянув по пути в супермаркет, мы решили закругляться с вечерним променадом и двигать в направлении моего гнездовища.

  У отдела с бутылочками с зеленым змием Томка задержалась, задумчиво оглядывая ряды стеклотары. Но погладив плоский животик, подруга зашагала к кассе, торопя слегка подвисшую меня. Покидав четыре огромные пачки чипсов в тележку, и покатавшись на ней, пока на нас не наорал охранник, мы выбрались из плена бесконечных съестных рядов.

  Томка трепетно прижимала к груди купленную баночку с корнишонами и смачно ими похрустывала. Я с любопытством и подозрением косилась на девушку, но молчала, давая маленькому злу возможность насладиться соленьями.

  Душу томили воспоминания и чужие откровенные слова, молчаливый коммуникатор жег пальцы, а бывшая недавно в почете гордость молила о пощаде, сминаемая неурочным желанием услышать родной голос зеленоглазого упрямца. Дважды наступать на одни и те же грабли я не намерена, чертенок. Жди, мой хороший, Манила вышла на охоту и тебе теперь не спастись.

 

 

 Я страстно прижималась к железу входной двери. Вглядывалась в фигурную прорезь замочной скважины. Задерживала дыхание. Стучала ногами и скверно выражалась в попытке попасть внутрь квартиры. Сжимала кулаки и отрывисто дышала сквозь зубы, булькая недовольством.

  Собирая любимую сестренку на прогулку, коварный японец забыл главное — предупредительно сунуть в кармашек ключи. На звонки кареглазое порождение не отвечало и на грохот в дверь тоже. После десятой попытки снести преграду я, беспомощно заскулив, амебой расползлась по коврику. Тамара молчаливо созерцала мои беснования, опираясь локтями о перила лестницы и сонно моргая.

— А я думала, что у меня брат вредный, — подруга, зевая, растерла переносицу, лениво растягивая слова.

 Приблизившись, Томка ободряюще похлопала меня по плечу и с удобством разместилась на коврике, подтолкнув меня в бок, чтобы освободить место.

 Тяжело вздохнув, я запрокинула голову вверх, рассматривая лунный лучик, спрятавшийся в продольной царапине на потолке.

— Есть идеи, милый друг?

  Тамара только неопределенно проворчала что-то, склоняя буйную головушку на мое плечо.

— Вот и у меня нет. Почему этот скот на звонки не отвечает? Он мне мстит, точно-точно, я вчера его любимый шампунь разлила, и теперь он меня ненавидит.

— Смешные вы, — Тамара резко подскочила на месте, взбудораженная появившейся идеей, — сестре позвони, у Али сто процентов есть ключи.

 Обрадованно хлопнув в ладоши и наградив маленькое зло восторженным сюсюканьем, я нащупала коммуникатор. Альбина отозвалась неожиданно быстро.

— Вещай, неформально начиненная сестрица, я тебя слушаю, — звонкий голос близняшки приятно согрел алчную душу.

— Меньше пафоса, Аль, и люди к тебе потянуться, а лучше — ты к ним. Ты где?

  Из динамика послышался сдавленный писк и сердитое: "Аккуратнее".

— Жива?

— Конечно, заботливая моя. Я домой собираюсь ехать, вот, в гардеробе куртку забрала. А тебе что-то нужно?

— Конечно, проницательная моя. Я домой собираюсь попасть, а ключей нет, и Рина словно корова языком слизала, — проворчала я в трубку, тыкая пальцем в Томкины ребра.

  Подруга отмахивалась, сосредоточенно сопя и пытаясь расслышать слова Альбины.

— Минут через 20 буду, — и еле слышно, — если этот маньяк отвяжется.

— Ты меня преследуешь? Уже ...

 Реплика оборвалась, оставив меня мучиться любопытством. Сестра скинула вызов, переключившись на какого-то таинственного собеседника.

— Ну?

  Обратив очи к ждущей откровений Тамаре, я коротко и ясно обрисовала нашу перспективу.

— 20 минут — и мы по ту сторону, мужайся ратник — родина тебя не забудет.

  Сидеть на полу стало слишком холодно и нам пришлось гуськом прохаживаться по лестничной клетке, чтобы хоть как-то убить время. Время убивалось весьма охотно за легкими разговорами, жалобами на нерадивых братцев и планами по созданию ОЗПМС — организации по защите прав младших сестер. В разгар полемики о мерах наказания громко хлопнула дверь в подъезде, и по ступеням взбежала растрепанная Альбина.

— Ваш Чип и Дейл в одном лице прибыли, — у сестренки немного сбилось дыхание и, наверняка, с мороза раскраснелись щеки.

  Вдумчиво поковырявшись в сумке, Аля величественным жестом извлекла на свет божий звякнувшие ключи. Я даже дыхание затаила, пока не щелкнул двойной замок, и дверь не отошла от косяка. Отпихнув сестру в сторону, я первой влетела в квартиру, со скоростью света стаскивая куртку и кеды. Громко топоча, я небольшим тайфуном пронеслась по прихожей и коридору.

  Дверь в комнату брата была немного приоткрыта, жадные до членовредительства пальцы вожделенно вцепились в ручку и распахнули ее настежь.

  Что и требовалось доказать. Драконово порождение находилось в комнате. Тихонько подкравшись, я протянула скрюченные пальцы к шее брата.

  Рин лежал, запутавшись в проводах от наушников, растрепанные волосы темными солнечными лучиками раскинулись по подушке вокруг головы. Парень тихонько посапывал, подложив ладошку под щеку. Из наушников вырывалась спокойная мелодия. Полюбовавшись умиротворенным выражением лица, я задумчиво прошлась по комнате, не отрывая испытующего взгляда от спящего тела. Коварные мысли бурлили в голове, ратуя за отмщение. И вскоре они одержали верх над умилением.

  С боевым кличем я прыгнула на постель, нещадно щекоча брата. Сдав-ленно охнув, Рин уперся руками мне в живот, пытаясь отпихнуть. Наушники слетели, осоловелые темные глаза взглянули с укоризной и мировой скорбью. Я лишь взобралась брату на живот и запрыгала с большим усердием.

— Сгинь, мерзкая девчонка, — Рин лениво отмахивался, пытаясь избежать щекотки.

  Одеяло из-за нашей возни сползло до бедер, давая возможность рассмотреть новую татуировку брата. Выпучив глаза, я уставилась на повисшего на полумесяце скелета. Зацепившись ногой за покатый бочек растущей луны, костяк тянулся по левой стороне живота, ныряя за резинку боксерок.

— Когда это ты успел разрисовать свои телеса? — я с любопытством потыкала в живот пальцем, отчего Рин сердито заворчал.

— Руки прочь, вандалка, ты так до кишок докопаешься.

  Ссадив веселящуюся меня, Рин поднялся, заразительно потягиваясь и зевая.

— Что за бучу ты подняла?

 Беззаботно хлопнув ресницами, я невозмутимо отмахнулась от обвинений, продолжая наблюдать за братом.

— По-твоему, это нормально скакать на мне бешеной газелью? Я спал, если ты не заметила, у меня ночные дежурства и ненормированный график, я предавался блаженству сновидений, пока твоя задница не впечатала мои кишки в позвоночник.

  Грозно нахмуренный брат смотрелся так потешно, что я не выдержав, вскочила с кровати, бросаясь ему на шею.

— Рин, маленький гад, я тебя обожаю, — умиленно проворковала, сцепляя ноги на пояснице брата.

  Тот охнул и накренился вперед.

— Бедный Кит, радикулит ему обеспечен.

  Пренебрежительно хмыкнув, я обняла братишку за плечи, утыкаясь носом в ключицу.

  Напряжение сегодняшнего дня постепенно отпускало, изнутри съедаемое теплом. Раньше, если что-то случалось, я всегда могла прийти к брату, прижаться лбом к его груди, и все тревоги утихали, словно их развеивали карие родные глаза.

  Поддавшись очарованию момента, брат ласково погладил меня по голове:

— Ты подозрительно мила для человека, пытавшегося втоптать меня в матрас.

  Отстранившись от худощавого плеча, я залюбовалась белоснежной улыбкой и выточенными по-вампирски клыками. Рин забавно морщил нос и старательно сгибался под тяжестью моего веса.

— Ууууу, зараза клыкастая, ты меня не любишь, — я обиженно надула губы и отстранилась от вредного родственника, царапнув того при спуске на пол.

— Стервозина.

— Сам такой, ты меня в дом не пускал, засранец.

— Может быть, я спал?

  Темная бровка скептично изломилась.

— Наделал гадостей и в кроватку? Детское время, братик, ты еще не смотрел "Спокойной ночи, малыши", как только сумел уснуть без Степашки?

  Рин погрозил мне кулаком и, не слушая отчитывающую браваду, устремился из комнаты, только боксерки в дверном проеме сверкнули. Упрямым хвостом я зашагала следом.

  Темноокий Сусанин, почесывая вихрастую макушку, ввалился в обитель приема пищи, приковывая к себе взгляды Томы и Альбины. Следом, не снискав внимания, в помещение просочилась я.

  Рин, не обращая внимания на любопытные взгляды, привычно зарылся в холодильник.

— В этом доме опять нечего жрать, — темные глаза значительно погрустнели.

 Сестра недовольно скривилась и нырнула в свой ноут, над которым с рекордной скоростью замелькали острые ноготки.

— Эй, двое из ларца, одинаковых с лица, может что-нибудь приготовите? — Рин вопросительно уставился на нас с близняшкой.

 Стрекот клавиш немного сбился, когда Аля отвела взгляд от экрана.

— Я — пасс.

  И с тем же увлечением продолжила пружинисто цокать по клавишам.

— Ты не поверишь, но я — тоже, — я пакостно ухмыльнулась, подпирая щеку кулаком.

— Я могу, — Томка подняла руку, выказывая искренность своего желания.

  Взгляд медово-карих глаз, будто зачарованный, был прикован к забавной татуировке.

— Кхм.

  Рин зябко передернулся от столь пристального внимания, ощутимо отдающего маньячеством. Зуб даю, мой братец страстно мечтал прикрыть своего скелета ладошкой, чтобы не искушать Томкино любопытство.

  Выхватив из холодильника тарелку с полукружием шоколадного торта, Рин молчаливо шлепнул ее на стол. Недрогнувшей рукой он смешал в кружке почти ведерного размера ароматный чай, остатки кипятка и немного сахара. Все также отстраненно отпилил вил-кой небольшой кусок торта, оставляя его нам, и потащил добычу себе в логово.

— Приятного, — выкрикнула я в спину брату.

  Члены любительского кружка "Посиделкино" одновременно уперли взгляд в шоколадный бисквит, стоило главному сладкоежке покинуть кухню. Альбина старательно принюхалась, забавно по-кроличьи дернув носом.

— Избавьте меня от искушения, — жалобно простонала она, отползая на край дивана.

— Будешь должна, — Тома пододвинула к себе тарелку, заразительно облизнувшись.

 Сестренка взглянула на блондинку со священным ужасом. Моя близ-няшка едва ли не окропляла холодильник святой водой, после шести забывая к нему дорогу. По-этому Тамара резко пала в ее глазах, пополнив ряды святотатцев.

  Пока девушки перебрасывались колкими репликами и гримасничали, я заглянула в ноут сестры и задумчиво хмыкнула. Поверх фоновой фотки висело свернутое окошко блокнота, белизну которого окропили выбитые строчки. Я успела выхватить лишь пару предложений, прежде чем сестра заметила пристальный взгляд в ее бук и захлопнула его.

— Не обращай внимания, скопировала отрывок из книги, тренируюсь писать рецензии, — сестра светло улыбнулась, убирая со стола предмет моего интереса и кокетливо поправляя прядку темных волос.

  Я ей не поверила, печенкой почуяв, что каждая выбитая буковка принадлежит ее тонким пальцам, а не какому-то подставному писателю.

— Скинешь потом книжку, хочу почитать.

— А ты умеешь? — Альбина в притворном восторге хлопнула в ладоши.

— Сама в шоке, — на языке упорно вертелось "лицемерка", но я сладила с несвоевременным порывом и смогла проглотить едкое словцо.

  Близняшка легонько под столом сжала мои пальцы.

— Не скучайте, девушки, я вас покину. Иль, поругаемся завтра, у меня еще не домученная рецензия на хвосте висит.

  Я царским жестом отпустила сестру восвояси, на что мелкая стервозина лишь фыркнула, лебедой выплывая из помещения. Тома яростно царапнула тарелку вилкой.

— Твоя сестра меня провоцирует.

— А ты представь, что жаришь ее на сковородке со сливочным маслом, мне помогает, — я шумно шлепнула коммуникатор на стол, вяло ковырнув кнопку вызова.

  Затаившийся блондин начинал нервировать.

— Почему на сливочном? — заинтересованно вскинулось маленькое зло.

— Она не ест пищу животного происхождения, — я сладко зевнула, культурно отгородившись от подруги ладошкой.

— Вегетарианка?

— Не-а, ее с детства воротит от жирного из-за проблем с печенью.

— Несчастный человек, — Тамара жалостливо посмотрела на дверь, за которой не так давно скрылся объект обсуждения.

— Угу. Кит не отвечает.

 Томка отложила вилку, тяжело сглотнув кусочек бисквита. Светло-карие глаза мокро блеснули, но девушка, мотнув головой, ровно проговорила:

— Оставь, он еще не отошел. Братику нужно перекипеть, свариться в обиде, словно в собственном соку.

— О, да, мой мальчик самозаварной, аки бичлапша.

  Томка укоризненно ткнула в меня пальцем.

— Не посягай на великое, детка.

— Твое великое предложило мне встречаться.

— Вау, — подруга округлила медовые глаза, жадно на меня уставившись, — надеюсь, ты не тормозила и согласилась?

— Расслабься, Томаш, хэппи-эндом еще и не пахнет.

— Что за дрянь? — Томыч угрожающе прищурилась. — Вы меня огорчаете.

 Я лишь плечами пожала, не желая вступать в бессмысленные дебаты. Услужливо изъяв из-под носа царицы зла тарелку и прибор, я подступила к раковине, являя тыл новоиспеченному гуру в области серьезных отношений.

— Ты глупа, друг мой, ты глупа, — полетело мне в спину нелицеприятное и субъективное.

  Только на правду обижаться не принято, и Ила-умничка тактично промолчала.

— Мне страшно, Том. Я боюсь привыкнуть к нему, если мы разойдемся после того, как я по-верю в эти отношения, я останусь совсем разбитой.

  Вода бежала по рукам, приятно холодя кожу, а круговые движения губкой вносили размеренность в излишне сумбурные мысли.

— Трусиха, — ласково укорила блондинка, — он любит тебя.

  Я спокойно поместила тарелку в сушилку, но нервно звякнувшая вилка выдала меня с головой. С остервенением захлопнув ящик со столовыми приборами, я обернулась к подруге.

— Тебе не кажется странным, когда вместо человека о его любви говорит кто-то другой? Не странно ли, что ты ждешь откровенности и разговора по душам с моей стороны, хотя сама прики-дываешься консервной банкой? Ты молчишь о своих проблемах, Том, позволь и мне смаковать собственные в одиночку.

  Девушка внимательно выслушала прочувствованный монолог, обиженно поджав губы.

— Мне лучше уйти.

  Тамара попыталась подняться, но я подскочила к ней и надавила на плечи, усаживая на место.

— Прости, солнце, у меня дурной язык, — я обняла Томку за плечи, покаянно засопев, — я так не думаю, правда, просто отношения с твоим братом для меня больная тема.

  Тамара покачала головой, отстраняясь.

— Думаешь, и ты права.

  Подруга подтолкнула меня к дивану, предлагая исчерпать больную тему.

— Давай сначала тебе кости перемоем, поверь, у меня такая жо** произошла, что на трезвую голову лучше и не браться о ней говорить.

— Хорошо, моя болячка вне очереди, потом душ, чистка зубов и рассказ о твоем Армагеддоне.

  Я присела напротив Томы, подобрав под себя ноги.

— Итак, мораль сей басни такова, что девочка Маня немножко сохнет по милому мальчику с невероятными глазами. Мальчик Кит непонятно, как к ней относится: сначала игнорирует, потом раздражает до синих бесенят, потом мило и дружелюбно переговаривается, и, как апогей его завуалированного издевательства, топит в странных взглядах и прикосновениях.

  За окном взвизгнула чья-то сигнализация, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Тома устроилась на диване, зеркально отразив мою позу. Ее острый подбородок лежал на колене, а светлые прядки разметались по обе стороны от задумчивого лица.

— Сама знаешь, в детстве у меня открылся страшный недуг — я запала на твоего брата, а он начал вести себя, как форменный козел, встречаясь с кучей девчонок. Мне тогда казалось, что я его придушу или четвертую, но заставлю чувствовать всю ту дрянь, что происходила в моей душе.

  Вы переехали, когда я дошла до точки кипения. Я никогда не верила в правдивость страдающих вздохов и резаных во имя великой любви вен, но тогда отчетливо поняла, что сохну изнутри, потому что рядом нет моего светлого мальчика, нет его улыбок и простых прикосновений. Я была согласна терпеть его взрослость, его часто меняющихся девушек, лишь бы мне перепадали его чуточку особенные взгляды. Он был самым лучшим другом, без которого самая безудержная радость, казалось, тускнела, и он же превратился в парня, с которым хотелось ошибаться, но пробовать на вкус первую любовь. Потом я вроде бы переросла все это, шрамики от безответности совсем рассосались, а он взял и вернулся в мою жизнь.

  Бесцеремонно и нагло опутал меня воспоминаниями, которые охотно возвращались во всей красе, такими же яркими, словно и не было почти четырех лет на расстоянии. Каждая случайная встреча в универе — это новая иголка под кожу. Я бесилась, срывалась, видя насмешливого мальчика, нет уже парня, с теми же бесятами в глазах. Я понимала, что ничего дружеского между нами уже не будет, я не позволю, потому что боюсь подпускать блондина на прежнее расстояние. Только глаза эти и запах зеленого чая уже не отпускали. Я кляла себя, но с предвкушением ждала случайных встреч.

 Чертенок не умеет отпускать тех, кто попал под его очарование. Он пришил меня к себе. Я смотрела на других парней, пробовала встречаться с кем-то, но это было фоном. Чужие прикосновения не дарили ничего, кроме отторжения. Я до сих пор люблю его. Чертенок — часть моей жизни, я скучаю по нему, но впустить его за ту линию, с которой он сможет ударить, я не могу. Трушу. Не хочу его терять, но страх, что Кит снова окатит меня безразличием, сильнее желания греться теплом любимого светлого мальчика.

 Тамара покачала головой, жалостливо посмотрев на меня.

— Я не буду тебя распекать и говорить, что ты перестраховщица. Ты в чем-то права, и доверие нужно заслужить. Я очень хочу, чтобы у вас с братом сложились именно такие отношения, которых вам всегда хотелось. Время друзей прошло, вы это переросли, пора становиться парой, ведь чувства есть, как бы вы не отнекивались.

 Мой любимый сорванец грустно кривил губы, говоря несвойственные ей по тональности вещи.

— Том? Расскажи.

 Я неуверенно коснулась ладони подруги. Девушка шумно сглотнула, с силой впиваясь в ладонь и тревожно вздрагивая.

— Я залетела, Иль, — голос маленького зла надломился, и она со стоном уронила голову на наши переплетенные пальцы, — и резус у меня отрицательный.

  Послышались глухие всхлипы. А им в ответ еще горче завыла так и не отключенная сигнализация. Я не знала, что нужно сказать вдруг заплакавшему солнцу, только перебралась к ней на диван и крепко обняла, прижимаясь к вздрагивающему острому плечу своей щекой.

* * *

  Стрелка спидометра металась в опасных пределах, отмеченных предупредительным красным, в то время как в груди разливалась чернота. Ее щупальца точили грудную клетку и клеили язык к нёбу, затрудняя дыхание.

  Кит жадно хватал ртом воздух, вцепившись в кожаную оплетку руля чуть дрожащими пальцами. Он ненавидел себя за слабость, за страх, который нежно прикусывал кожу над бешено бьющейся жилкой. Но никак не мог их побороть.

  Блондин запускал пальцы левой руки в светлые волосы и ворошил их, ожесточено дергая кончики. Шипел, грязно матерился и мечтал побиться головой о приборную панель.

  Дорога обещала быть долгой, очень долгой.

  Смартфон не замолкал, резкой надрывной мелодией наполняя салон, а чуть полетевший динамик надсадно хрипел, полируя натянутые нервы. Его хотела слышать голубоглазая девчонка с необычным именем, провокационно притягательными губами и чрезвычайно неугомонным характером.

  Кит мучительно стонал, сжимая челюсти, когда мобильный начинал содрогаться в конвульсиях вызова, но стойко игнорировал все входящие. Он знал, что нормально разговаривать сейчас не сможет, а лишь наорет на непоседливую малышку, которая уже давно стала неотъемлемой частью его жизни.

  Блондин сжал в пальцах вновь задергавшийся смартфон, ставя его на вибрацию. На дисплее улыбалась его персональная сказка, устроившаяся на краешке крыши в карминовых лучах закатного солнца. Змейки волос растрепал ветер, а подол летнего сарафана облепил стройные ноги. Его сказка отчаянно улыбалась, раскинув руки. Босые ступни едва касались карниза, словно еще секунда и девушка сорвется вниз.

  Когда Кит впервые увидел эту фотографию на ноутбуке сестры, у него задрожали пальцы от желания отвесить девушке хорошенькую оплеуху, чтобы мозги у той встали на место. Он тотчас же набрал номер безрассудной девчонки и наорал. Сказка в долгу не осталась и, прошипев какой он психопат, послала далеко и надолго, красочно расписав маршрут. После этого бредового разговора Кит и Манила лишь яростно сверкали друг на друга глазами, играя в молчанку.

  Киту всегда было любопытно, почему рядом с темноволосой врединой он ведет себя как форменный идиот, хотя раньше они замечательно общались.

 Еще давно, когда он первый раз заметил за собой, что обегает взглядом тонкую фигурку своей подружки непривычно долгим взглядом, он насторожился. Набирающие голос гормоны уверяли, что ему жизненно важно обладать голубоглазой девчонкой и душой и телом.

  Особенно воодушевлял последний пункт, и желание прикасаться к бледноватой нежной коже становилось нестерпимым. Перебирая темные пряди, Кит чувствовал приятное тепло в груди и кончиках пальцев от осознания, что его девочка так легко позволяет ему дотрагиваться до себя.

  Переплетенные пальцы, счастливый смех, яркие глаза напротив — она заполнила его личное пространство под завязку. Но назойливая мысль, что такая привязанность может дорого стоить, отрезвляла. Кит не мог себе позволить любить голубоглазую крошку, потому что уверенность, что его родные люди рядом с ним страдают, крепко засела в голове. Только как бы он ни пытался вытравить из себя воспоминания о задорной девчонке, желание обладать ею крепло, всем размышлениям назло.

— Что же ты не отпускаешь меня, маленькая?

 Чертенок чуть коснулся большим пальцем вибрирующего смартфона, погладив фотографию счастливой девушки. Экран потух, и гудение вибрации оборвалось — его все же решили оставить в покое, отчаявшись дозвониться.

  Кит побился головой о спинку сидения, на секунду прикрыв глаза. Он рвался на неравные части. Он хотел быть рядом со своей девочкой, но должен был спешить к человеку, заменившему ему отца.

  Кит только начал сближаться с Маней, но новая неприятность вновь натянула между ними километры. А ведь сказка к нему тоже неравнодушна. Кит прочел это в немного растерянных голубых глазах, когда его девочка увидела черно-белые розы на своей постели.

  Ее хотелось схватить на руки и жадно целовать, не выпуская. Его девочка выросла и стала желанной, теперь под его пальцами замирала девушка, а не угловатый подросток. Этот факт все усложнял, придавая метаниям чертенка пикантной горчинки.

 Расставание не облегчало зависимости от голубых глаз, назад его влекло все сильнее.

  Сказка не желала отпускать свою жертву. С какой бы скоростью не летел вперед Астон Мартин, мысли оставались в родном городе, в квартире номер 13 улицы Лермонтова, за фиолетовыми шторами у восточного окна.

 

 

  В жизни каждого человека должен быть тот, перед кем не стыдно размазывать слезы по щекам. Тот, кто выслушает и не станет осуждать, поможет советом или, на худой конец, просто посидит рядом, грея пальцы, пытающиеся сжаться в кулаки.

  На такое способны лишь по-настоящему близкие люди.

  Именно такой я считаю Тому.

  Я чуть сильнее обняла девушку, с которой мы окопались на моей постели, бездумно глядя в полоток и слушая музыку сквозь одни наушники.

— Пойдешь завтра в универ? — я приподнялась, опираясь на локоть, заглядывая в спокойное лицо блондинки и придерживая доставшийся мне наушник.

  Тома закрыла глаза.

— Да. Не вижу поводов косить.

  Ломкий голос не напугал меня только потому, что я разглядела на губах девушки легкую улыбку.

— Ты перевернула мой мир с ног на голову, — ворчливо посетовала, шутливо пихнув подругу в худощавый пока бочок.

  Томка чуть приподняла ресницы, пытливо стрельнув медовыми глазами в мою сторону.

— Ба, подруга, неужели я пошатнула твою уверенность в том, что детей приносит аист?

— Вот ни разу, таких типчиков, как ты и твой брат, точно приносят аисты и старательно роняют по дороге, кстати, — поправив проводок наушника, щекочущий шею, я с любопытством продолжила, — чертенок знает, что скоро станет дядей?

  Маленькое зло опечаленно вздохнуло, почесав остро изломленную бровь.

— Ты первая, я вообще не представляю, как скажу маме и папе. Черт. Знаю, что они не будут истерично бить себя пяткой в грудь и вещать, какая я дебилка. Но, все равно неловко как-то, у самой еще жизнь не устроена, а уже залетела, да от кого, от мудака, о котором и говорить не хочется.

  Подруга сердито стукнула кулачком по кровати, да так, что мой коммуникатор высоко подлетел и звучно шлепнулся обратно.

— Имущество не портим, — я успокаивающе вцепилась в ладошку Томы своими пальцами, вновь устраивая голову на подушке, — Воронов знает?

  Девушка угрюмо помолчала, но потом сдалась, не в силах сладить с кипящей внутри яростью.

— Знает, я сегодня сказала, решила этот певун должен знать, что у нашей безмозглости есть последствия, нехилые такие последствия. А он сказал, что не знает от кого я залетела, мало ли на кого вешалась. Урод. Наверное, было бы не так обидно, если бы Лекс был левым парнем, но у нас были отношения. И такие слова. Уже три недели во мне коренится частичка Воронова, а мне не противно, даже после его уродских слов. По-прежнему люблю его, Иль, я такая дура.

  Хмурое солнце прижало ладони к лицу, шумно сглатывая комок дурных слез, так и не кончившихся. После долгого молчания подругу прорвало. Томыч никогда еще с таким остервенением не жаловалась на судьбу и не корила себя за слепой идеализм.

  Я слушала и тихо свирепела. Такого козла, как Аллегро, хотелось немедленно линчевать или бесхитростно кастрировать. В растревоженные медовые глаза невозможно было спокойно смотреть. Моему солнышку изрядно досталось, теперь еще беспокойство за здоровье отца новым грузом легло на островатые плечи. Нестерпимо хотелось разделить горести моего Томыча ровно пополам и никогда не видеть такого отчаянного выражения в уголках родных глаз.

  Отняв от лица ладони, Тамара серьезно посмотрела на меня.

— Никогда не повторяй моих ошибок, Иль, лучше сразу рвать, чем тянуть до последнего.

— Хорошо, — я миролюбиво закивала, отстраненно подумав, что вырвать из своей жизни чертенка у меня не хватит решимости.

— Это я не про Кита, с братиком рвать не стоит, он хороший.

  Томка завозилась, решив сесть на кровати. Подпихнув под попу мою подушку, она удовлетворенно огляделась вокруг, стянув опостылевший наушник. Заметив что-то, маленькое зло насмешливо хмыкнуло, невоспитанно ткнув в находку пальцем. Проследив за напутственным перстом подруги, я наткнулась взглядом на стену, покрытую фотографиями.

  Небольшой зазор на стене всколыхнул в душе собственнические инстинкты и с силой сковырнул меня с постели. Стикер с резковатым почерком, найденный на месте отклеенной фотографии, быстро скукожился в пальцах, и я вернулась на прежний пост, задумчиво выпятив нижнюю губу. В записке было лишь несколько слов: "Ты такая милая, не хочу с тобой расставаться". Но и это вполне милое сообщение сумело меня раззадорить. Ненавижу, когда без разрешения трогают мои вещи.

— Перестань жечь покрывало таким зверским взглядом, мне нельзя волноваться.

— Так и не волнуйся, — вяло огрызнулась, подтягивая к себе подушку.

— Что хоть за фотка? Компрометирующая?

— Не-а. Обычная, наша детская. Когда морожено ели, нас щелкнули, мы на ней с чертенком за руки держимся и пытаемся друг друга рожками перемазать, — мечтательная улыбка, несмотря на коварное хищение, появилась на моих губах, овеянная приятными воспоминаниями.

  В груди разгорелось то нестерпимо жаркое солнце, что золотило светлую макушку высокого мальчика и мое отражение в его зеленых глазах в тот самый день.

— Перестань так сахарно улыбаться, у меня сейчас попа слипнется от умиления.

  Показав девушке язык, я с хрустом потянулась. Сон смеживал веки, незаметно подкравшись из-за плеча. Томка тоже сцеживала зевки, устало щуря заплаканные глаза.

— Ты со мной будешь спать или мне идти в зал стелиться?

— С тобой, если ты не будешь брыкаться, как всегда.

— Пфф, моя территория — мои правила, — я сурово глянула на блондинку.

  Та только ручонкой пренебрежительно повела, не уверовав в искренность моей строгости. Настаивать я не стала, миролюбиво предложив проверить ванную. Тома отказалась, по-хозяйски подтягивая к себе мой ноутбук.

  Я же с тяжелым сердцем покинула свою комнату, зная за подругой страшный грех — блондинка любила менять мои статусы, причем пределы неуемной фантазии маленького зла не мог измерить ни один тахеометр.

  В ванной меня ждал вполне предсказуемый сюрприз — сквозь журчание воды прорывалась напеваемая сестрой песенка. При всей нелюбви Альбины к естественным водоемам и легкой боязни воды, в ванной она могла сидеть часами.

— Аль, у меня зубы чешутся от твоего вокала, пусти их почесать, — я воспитанно поскреблась в дверь, надеясь на благосклонность близняшки и добавляя в голос больше просительных ноток.

  Мои надежды оправдались, и голубоглазая певица вскоре отворила, просовывая мокрую голову в узкий проем. С темных прядей капала вода, а глазищи сверкали осуждением.

  Ноги потянуло сквозняком, и, чтобы не простудить близняшку, я нагло впихнула ее внутрь комнаты, также просачиваясь в ванную.

— Иля, — сестра удрученно простонала мое имя, поправляя полотенце на груди.

— Аля, — не стала отставать я от собственной копии и скорбно прижала ладошки к верхним девяносто.

  Близняшка подкатила глаза и, кивнув на дверь, велела мне скорее убираться. Пройдясь взглядом по голым пальчикам сестренки, которые та забавно поджимала, я решила не морозить несчастную мокрую девицу, и быстро повазюкала щеткой по зубам. Алька стояла рядом. Ее личико выглядывало в зеркале ровно над моим плечом. Мокрые прямые волосы прочертили гротескную рамку по бледным щечкам.

  Все недовольство неискренностью сестры куда-то ретировалось, стоило посмотреть на Альбину, зябко поддергивающую полотенце на груди. Иногда я ее понимала, редко, конечно, но понимала.

— А ведь тот отрывок, что я прочитала, написала именно ты, сестрица, — я пристально вгляделась в зеркало, в котором чуть вздрогнула от неожиданности близняшка, — признавайся, Лялька.

— Ты бредишь, сказочница.

— Ну же, перестань претворяться, признайся, я все равно не отстану.

  Сестра недовольно поджала губы, неуютно переминаясь с ноги на ногу.

— Давай не сейчас.

  Я кивнула. Быстро заканчивая с гигиеническими процедурами. За закрытой дверью ванной, которую с наслаждением захлопнула за мной близняшка, я немного смирилась с замкнутостью сестры, но не оставила планов по ее допросу.

— Отмокай, красавица, правды я все равно добьюсь.

  Есть у меня один пунктик, который не мог позволить мне слезть с неё живой, не изыскав правды. Уже давно голубоглазая начала меняться, замыкаться в себе, не позволяя чувствам в полную силу вырываться наружу.

  С пяти лет моя сестренка профессионально занималась фигурным парным катанием. В двенадцать получила звание мастера спорта, в четырнадцать — мастера спорта международного класса, а почти в шестнадцать — страшную травму, которая вычеркнула ее из спортивных соревнований. Три месяца немоты и несколько нейрохирургических операций оставили свой след на характере девушки.

  Друзей тех лет у Али не осталось. Бывший партнер Антон ничуть не огорчился замене, не найдя принципиальных отличий между прежней и новой партнершей.

  Спортивное прошлое было отмечено двумя пережитыми сотрясениями, воспалениями, растяжениями, рассеченной лезвием конька кожей, костными мозолями, кучей медалей и кубков, которые остались в родительской квартире, чтобы не тревожить воспоминаниями.

  А еще первым разочарованием в людях, которое научило Альбину глубоко прятать истинные чувства, ведь Антон был не просто партнером, он был парнем, которого она любила. И который так просто оставил ее в прошлом, ведь Аля больше не могла идти с ним к золоту, которое было идеей фикс для амбициозного фигуриста. Светлым лучиком той поры для близняшки стала Александра Григорьевна — ее тренер, к которой она и сейчас могла забежать в гости без всякой причины. Антона она тренировать перестала, зная за ним вину в тяжелой травме сестренки.

  Только несколько месяцев назад Альбина вновь начала кататься, о большом спорте, конечно, и речи не шло. Я видела ее перепуганные глаза, когда она оторвалась от бортика. Но и не привести близняшку на каток я тоже не могла, чего только стоили ее крепко сжатые кулаки и едва сдерживаемая истерика, когда она видела чемпионаты по фигурному катанию. Алю тянуло на лед, но животный страх перед тем, что причинило столько боли, заставлял ее, изнывая, кружить у катка, не пуская дальше.

  Я сидела на лавочке, в то время как Александра Григорьевна за руку вела свою ученицу по катку. Она же зашнуровывала ей коньки, когда сестренка в странном трансе смотрела на острые лезвия и тихо плакала, впервые за последние два года.

  Мне не хватало открытой голубоглазой девочки, маленькой шкодницы, которую предали близкие люди.

  Именно поэтому увлечение Альбины писательством вызвало у меня такое воодушевление. Настоящие чувства, наверняка, нашли лазейку, прорываясь на бумагу. Я надеюсь, что близняшка перестанет искать в людях двойное дно и, наконец, отпустит старые обиды, освобождая место новым отношениям.

  Альбина не любила, когда суют нос в ее жизнь. И желание растормошить близняшку, сковырнуть сросшуюся с кожей маску стало моим основным планом на будущее. Пока мне это плохо удавалось. Мечта не спешила перерастать в быль, встречая алькино сопротивление.

  Вот и сейчас потешив себя недосягаемой мечтой, я ни с чем вернулась в родные пенаты. И задержала дыхание, стараясь ничем не выдать своего вторжения.

  Тамара спала, скинув одну из подушек и наполовину стянув покрывало. Ноутбук сиротливо лежал на полу, напоминая развороченную устрицу. Прокравшись к нему и прихватив коммуникатор, я так же тихо устремилась обратно в коридор.

  Тома уснула в позе морской звезды, и подобраться к ней, не разбудив, не представлялось возможным. Бросив на светловолосого оккупанта укоризненно-теплый взгляд, я осторожно притворила дверь. Подсвечивая себе дорогу коммуникатором и зажав бук под мышкой, я в приподнятом настроении добралась до гостиной. Разобрав диван и застелив его бельем в легкомысленную ромашку, с удобством устроилась, затолкав потайной ящик обратно в каркас будущего ложа. Место пижамы заняла привычная растянутая майка, в прошлом принадлежавшая Рину.

  Ревизия бука не выявила подпольной деятельности маленького зла, и успокоенная, я уснула, устроив ладошки под щекой.

  Снилась метель, лютая, отчаянно ненасытная, будто голодное чудовище. Снежные вихри мели по бескрайнему полю, жаля и пронизывая насквозь. Я стояла посреди разворачивающегося бутона ненастья, до боли вглядываясь в режущую белизну. На ресницах стыли комочки снежинок, а губы тянуло от холода. Кожу словно примораживало к кости. Тонкая рубашка морозила голое тело, заиндевев от ветра. Я коротко дышала, мелко глотая отравленный метелью воздух.

  Впереди меня кто-то ждал. Смутный силуэт, единственный, темнел в кипельно-белом мире. Я пробовала сделать хотя бы шаг навстречу, но плотный снег сковал до бедер.

— Что же ты не идешь ко мне, маленькая?

  Голос Никиты кружил голову и перехватывал заходящееся в прыжках сердце. Я старалась, изо всех сил стремилась сделать шаг вперед и не могла. Ледяные змеи ползли по венам, они уже охватили колени и теперь с тихим шипением поднимались выше.

— Ты не любишь меня, милая?

— Ты не хочешь быть со мной.

  Я хотела кричать, звать его, но горло душил холод, и с губ срывался лишь чуть слышный хрип. Силуэт отдалялся, его крыла метель, но голос звучал в голове.

— Ты не хочешь сделать даже шажок мне навстречу. Я тебе больше не нужен.

  Я не могла плакать, слезы замерзали еще внутри. Хотелось перекричать, перевыть неправильные слова, от которых больно, гадко на душе. Дыхания не хватало, змеи сжимали горло. Из последних сил я потянулась вперед, уже не чувствуя тела и...

  Проснулась, с громким вздохом сев на постели. Коммуникатор тихо жужжал, поставленный на вибрацию. Подняв его, прижала к уху, даже не посмотрев, кто желает моего внимания. Сердце гулко колотилось в горле, пытаясь покинуть свою хозяйку. Сквозь шум в голове не сразу разобрала негромкие слова, прорвавшиеся сквозь динамик:

— Наверное, разбудил?

  Я больно прикусила губу от удивления. Никита. Кит.

— Ничего, — прошептала хрипло и неразборчиво, воюя со скачущим сердцем.

  В груди потеплело, резко, на несколько сотен гигаватт. Чтобы побороть охвативший тело жар, я встала с дивана и промаршировала к окну. Горячий лоб уперся в холодное стекло, принося некоторое успокоение буйству мыслей.

— Добрался уже?

— Минут двадцать, как в город въехал. Передашь Томке, что отца удачно прооперировали, и теперь точно все будет хорошо?

  Спокойная уютная тишина оплела разделившие нас километры. Я слышала размеренное дыхание чертенка и незаметно начала дышать в том же ритме.

— Передам, а сам не хочешь с ней поговорить?

— Не хочу, позже, — голос был усталым, невыразительным, непривычным.

  В нем не было прежних заразительных искорок, которые способны, будто вирус, передавать окружающим настроение их обладателя.

— Не обижайся на неё, она очень жалеет и переживает. И я. Без тебя у нас даже похолодало, — я провела пальцем по инистому узору на стекле.

— Не волнуйся, маленькая, я скоро вернусь к тебе, даже умудрился соскучиться по своей колючке, — Кит усмехнулся, окрасив приятные слова горчинкой насмешки.

— Ты вредина, — беззлобно просветила блондина насчет его дурного характера, — но я готова дать тебе досрочный ответ. Ты мне тоже нравишься, зеленоглазый, и я готова вступить в кабалу отношений.

  Чертенок помолчал, чем заставил меня испуганно зажмуриться. Дурной сон толкнул на ту глупость, о которой я могу пожалеть. А жалеть-то и не хотелось.

— Манечка, — искорки набрали цвета, такого же тепло-зеленого, как и глаза Кита, — ты удивительно разумная девушка, раз сделала правильный выбор, и я докажу, что он правильный, как только вернусь.

  Я пренебрежительно фыркнула, чтобы блондин не спешил расслабляться. Дыхание расползлось по стеклу влажным пятнышком, на котором я мизинцем вывела кривоватое сердечко.

  Инфекция брала свое в моем организме, делая вздохи мечтательными, а голову — пустой точно воздушный шарик. Почти всю свою жизнь я прожила с острым заболеванием — влюбленностью в чертенка, и, видимо, сейчас наступил рецидив.

— Я буду ждать, хвастун. А сейчас иди спать, ты, наверняка, вымотался за день. Спокойной ночи, чертенок.

— Хочешь избавиться от меня, соня, якобы из благородных побуждений, — чертенок улыбался, я чувствовала это в красивом голосе, в переливах его мягких интонаций, от которых так сладко щемило в груди.

— Сладких снов, малышка, извини, что так поздно, но меня будто что-то толкнуло позвонить. Страшный эгоист пошел спать, сниться тебе не буду — копи предвкушение нашей скорой встречи.

  Кит отключился. Я осталась стоять у окна в тишине и одиночестве, сонно наблюдая за желтыми звездами уличных фонарей. На часах давно за полночь, сон гирьками замер на ресницах, а внутри шальной молнией бродит странное удовлетворение. И чувство, что, наконец, все так, как должно быть. Что толика чувств к Никите вырвалась в словах и не стала отверженной. Кружит голову.

  Улыбаясь и сонно подволакивая ноги, я вернулась к дивану.

  Сон пришел быстро. В нем не было места холоду и страху. Он не задержался в памяти. И только ощущение солнечного тепла рвалось изнутри весь следующий день.

 

 

  "Утро добрым не бывает", — скажите вы? Еще вчера я бы не заставила себя долго ждать и решительно подписалась под этими словами, баюкая тяжелую от недосыпа голову. А сегодня я резвым козликом подскочила с дивана, стоило будильнику тихонько мяукнуть начало мелодии.

  Во всем теле чувствовалась чудотворная легкость, будто из меня вынули все кости, и теперь невесомая пушинка свободно могла порхать по комнате, даже не пытаясь злобно рычать на пришедшее утро.

  Рассматривая свою моську в зеркале ванной, я задумчиво перебирала темные пряди и широко улыбалась. Утро пело, утро сияло, утро обещало легкий веселый день. И этому обещанию я склонна была верить, чувствуя горящее солнце под сводом собственных ребер.

  Прогарцевав по квартире в радостном порыве и разбудив еще не вставшую Тамару, я отправилась на тихий зов чуть звенящей посуды.

 На кухне хозяйничала Аля, колдуя над плитой. На одной конфорке стояла кастрюлька, на другой турка, которую сестра периодически тревожила помешиванием.

— Доброе утро, тебе помочь?

— Доброе, порежь, пожалуйста, клубнику, — близняшка кивком указала на мисочку с крупной ягодой, — и не смей ее есть, а еще бананы порежь.

  Разделив полномочия, Алька вернулась к булькающему кофе, любовно помешивая свое варево. Что-то напевая, она достала с полки упаковку зефира и, распотрошив ее, мелко нарезала приглянувшуюся зефиринку на небольшие кусочки, смахнув сладость в турку.

  Если бы я не знала вкусы сестры, то покрутила бы пальцем у виска, а так лишь невозмутимо продолжила резать фрукты.

— Знаешь, Иль, ты в чем-то права, — Альбина чуть обернулась в мою сторону, мило улыбнувшись, — пора отпускать старые обиды. Я сегодня после учебы к Александре пойду, она давно просит меня помогать ей с мелкими, попробую тренировать будущих чемпионов. Надеюсь, на три дня в неделю меня хватит. На остальные я записалась в бассейн.

 Как я не оттяпала себя палец ножом, ума не приложу. Я широко распахнутыми глазами уставилась на сестренку, крепко стиснув холодное оружие в паре миллиметров от поверхности разделочной доски.

— Что-что, прости?

  Близняшка хитро мне подмигнула, отворачиваясь к плите и принюхиваясь к парку над кастрюлей.

— Я говорю, что твоя взяла, я решила немного распахнуть створки своих фобий, чтобы шире взглянуть на этот мир. Говорят, он удивительный.

  Алька засмеялась, искоса поглядывая на мое озадаченное лицо.

— Ты обдолбанная что ли? Тебе вредно вдыхать аромат кофе, ты говоришь странные вещи, — я аккуратно отложила острый тесак на доску, окрашенную алыми потеками от сока клубники.

  Сестренка смешно фыркнула, подхватив турку с конфорки и тыкая ногтем в сенсорную кнопку. Разлив кофе в две широкие чашки, Альбина отправила джезву в раковину. Вода гулко наполнила медную посудину, весело плеснув из горлышка и пробежав по рыжим бокам. Оторвав взгляд от тисненных цветочным орнаментом стенок, я вернула свое внимание голубоглазой кофеманке.

— Аль, ты сейчас серьезно, что ли?

 Девушка спокойно кивнула, легко перемещаясь по комнате и расставляя посуду.

— Какой бассейн, ты же боишься воды и плаваешь, исключительно, как топор, — я возмущенно заглотила пластинку нарезанной клубники, но под укоряющим взглядом сестры раскаялась и спрятала руки под столом. — Поэтому и записалась, буду бороздить гладь, насыщенную хлоркой. Может моя фобия испугается и пройдет, или хотя бы топор-стиль сменю на более жизнеспособный.

  Близняшка пристально оглядела глазки расставленных тарелок, хозяйственно оросила стол столовыми приборами, и послала меня звать всех на завтрак.

  Эти "все" загонялись на кухню весьма неохотно, они вредничали и ворчали, прятались от меня под одеялом и подушками, но все же не смогли устоять перед жизнерадостным ураганом, ворвавшимся в их сонное царство.

  Рин сонно тер кулаком глаза, зевая по-гиппопотамьи. Томка не отставала от вялого японца, и скупо цедила зевки в кулачок, неохотно плетясь вслед за парнем на кухню. Доставив сонный выводок в пункт приема пищи, я с удобством разместилась перед наполненной тарелкой.

— Заботливая моя, почему каждый раз на завтрак ты подсовываешь нам каши? — я без особого воодушевления ковырнула овсянку выданной ложкой.

  Аля смерила меня таинственным взором подведенных очей, прилежно выедая клубнику из геркулесовой гущи.

— Чтобы твоя задница продолжала влезать в джинсы 44 размера, например.

  Ответом я удовлетворилась, и старательно закопалась в овсянку, тихо радуясь найденным кружкам банана. На завтрак Альбина, действительно, готовила только каши, но редко, когда на неделю приходилось два одинаковых рецепта.

— Приятного аппетита, дамы, — апатично пожелал темноокий господин, рассиживающий за столом в одних трусах, и потянулся к кувшинчику с медом.

 Томка проворчала сердитое "спасибо" и решительно отказалась от трапезы. Так же отрывисто звякнул тостер, выдав парочку румяных ломтиков.

— Тамар, тебе тосты с сыром, джемом или еще с чем-нибудь? — Аля уложила румяных братьев к остальным на плоскую тарелку, томившуюся в шкафу для подогрева посуды, требовательно взглянув на насупившуюся блондинку.

— Я не хочу есть, — заупрямилось наивное солнце, искренне верящее, что может переупрямить мою сестренку.

— Завтрак — это не еда, это вынужденная репрессия по отношению к спящему организму, — Аля нравоучительно взмахнула ножом, — когда я не хотела завтракать, мой тренер заставляла меня пить теплое молоко, тебе организовать?

 Томка, с детства ненавидевшая молоко, отрицательно качнула головой, немного сползая со стула, чтобы можно было спрятаться от коварной Альки под столом. Сестренка быстро организовала мне и моей подруге чай, намазав мягкий сыр на горячие ломтики. Пододвинув к Тамаре сырное кушанье, она также указала на чашечки с джемом и медом. Дальше указующий перс двинулся к маслу и непокрытым сыром румяным ломтикам.

  Посчитав свой хозяйский долг выполненным, близняшка вернулась к овсянке.

  Завтракали мы в тишине, Томка, нахмурив брови, жевала сырный тост, трио Вакаиро приканчивало геркулесовую кашу, браво выстукивая ложкой затейливые ритмы.

  Готовила Альбина очень вкусно, так что даже Тамара втянулась и к концу трапезы перестала возмущенно сверкать глазами.

— Спасибо, Альбин, извини за насупленный фейс, с утра у меня с настроением неполадки.

 Барыня благосклонно простила непутевую холопку, сегодня она вообще была на диво добродушной. Загрузив грязные тарелки в посудомоечную машину, близняшка отправилась собираться, чтобы явить безупречный лик своей альма-матер. Рин, Томыч и я остались на кухне допивать кофе-чай и доедать тосты.

  Щечки Рина забавно двигались, когда тот пережевывал тост, старательно заливая теплую мякоть хлеба липовым медом. Я незаметно передергивалась всякий раз, когда взгляд падал на янтарную патоку. Употребить столько сладкого за раз я была даже морально не в состоянии, поэтому честно гордилась темноволосым сладкоежкой. Как у братца еще ничего не слиплось от этой ударной дозы глюкозы, ума не приложу.

  Степенно мяукая в душераздирающей тональности, на кухню вступил ее истинный хозяин. Винни, ни капли, не стушевавшись от сдавленных проклятий на его пушистую голову, сел рядом с холодильником, продолжая громко заявлять о своих потребностях.

— Заткнись, комок шерсти, — Рин кинул в кота смятой в шарик салфеткой.

  Винни, тоненько, обрывисто мяукнул от неожиданности, обиженно прижал треугольники ушей к голове, но позиций упрямый британец не сдал. Его укоризненные, круглые глаза двумя темно-желтыми буравчиками ввинтились в бессердечного японца. От такого внимания Рин поперхнулся и закашлялся, злобно метя в кота снятым с ноги тапком.

  Британца спасла отзывчивая Тома, решившая не допустить удушья. Маленькое зло смачно шлепнула Рина по спине, так что тапок выпал из ослабевших пальцев. Рин аж взвыл от благодарности, отшатываясь от своей благодетельницы вместе со стулом. Кожа наверняка загорелась, не зря же я разглядела четкий след от Томкиной пятерни на сгорбленной спине родственника.

  Тамара смущенно присела обратно на стул, зажав ладони между колен. Винни, недовольный безразличием людей к его проблемам, гневно замяукал, противно царапая паркет когтями.

— Кормите своего кошкоглота, пока я его из окна не вышвырнул, — Рин, наконец, прокашлялся и теперь сурово смотрел на меня и учиняющего акт протеста Винни-Пуха.

— Сейчас, пушистая задница, я тебя покормлю, — произнесенно это было без всякой угрозы, но строптивый британец оставил паркет в покое и даже перестал душераздирающе мяукать.

  Знает котэ суровый нрав японо-русской Манилы Батьковны, поэтому и не рискует пакостить еще и ей. Один злопыхатель у него на хвосте уже есть, вон, как нежно стискивает поднятый с пола тапок.

  Отыскав кошачью консерву и открывалку для нее, я выкинула своеобразный белый флаг между Рином и британцем. Брат разжал объятья и вернул тапочек на пол, котэ замурчало, с удовольствием засовывая нос в миску. Тамара сонно покачивалась на стуле, прихлебывая чай и во все глаза наблюдая за развернувшимся лицедейством.

— А зачем вы вообще кота завели?

  Рин вскинул на подругу недовольные глазищи, пытаясь потереть то место, где его кожи коснулась суровая длань блондинки.

— Мы его не заводили, он, гад пушной, сам завелся, — Рин аж подпрыгнул на стуле от негодования.

  Погладив красную кожу на спине братца, я обняла того за плечи, уткнувшись подбородком в темную макушку. Рин сразу посмирнел, перестав жечь Винни яростным взглядом. Кота брат не любил, и тот отвечал японцу яростной взаимностью.

— Его бабушка Але подарила, когда та после операции отходила. Эта разжиревшая гадость такой милой была, заползала Альбине в постель и, пригревшись на груди, сладко мурлыкала. А теперь туша мерзостная только и может, что пакостить.

  Рин горько вздохнул, а Винни, явно понимая о ком речь, недовольно дернул ушами, но от кушанья не оторвался. Надышавшись вкусным запахом шампуня братика, я отлепилась от его плеч.

— Пойдем, что ли, в универ собираться?

  Тома согласно кивнула, отставляя в сторону чашку, о которую приспособилась греть пальцы.

  Сборы закипели в привычном режиме. Альбина, пробегая мимо, наметанным взглядом прошлась по моей кофте-кенгуру с троллфейсом и удрученно закатила глаза. Выпихнув вредную критиканку за дверь, я возмущенно всплеснула руками. Тома только хмыкнула, слушая мое недовольное ворчание. Кто бы сомневался, что дверь не сможет оградить меня от едких комментариев и острот близняшки. Утренняя любезность сестрицы бесследно истаяла, заново затачивая ехидством язык блюстительнице моего внешнего вида.

— Иля, ты на мальчика пубертатного периода похожа, я боюсь за ориентацию Тамариного брата.

— Я тоже боюсь за его ориентацию, — Тамарка беззастенчиво поддакивала моей оппонентке, развалившись на постели.

  В своих ручонках она вертела мой коммуникатор, что-то увлеченно набирая и высунув от усердия кончик языка.

— Томыч, брось имущество, оно чужое, — я возмущенно стегнула Томку своими джинсами, которые надумала надевать.

  Маленькое зло переползло на вторую половину кровати, продолжая действо сакраментального характера.

— Цыть, Иль, я Киту горестное воззвание о прощении набираю.

— Почему с моего коммуникатора? — я требовательно нависла над маленьким злом.

  Солнце беззащитно улыбнулось, захлопав немного выгоревшими ресницами.

— Мой номер у блондина сейчас не в фаворе, ты же сама знаешь, каким господин чертенок бывает упертым.

  Я знала и решила не выдирать из загребущих ручонок драгоценное имущество.

— От меня 'привет' передавай, и напиши, что его голубеньким некоторые считают, пусть самоуверенный мачо-мэн порадуется.

  В комнату незаметно пробралась Альбина и нагло затеяла ревизию в моем шкафу.

— Это не то, это тоже ... это — вообще фуу...

  В сторону отлетали мои вещи, подвергаясь словесным репрессиям и необъективному критиканству.

— Фаааак, сестрица, ты чего вытворяешь?

  Уперев руки в бока, чтобы не подвергнуть темные космы сестренки опасности выдергивания, я терпеливо ожидала оправданий. Голубоглазая только печально изломила темные брови.

— У тебя вообще нет нормальной одежды, ты знала?

— Я знала, что у тебя совести нет, но молчу же.

— Ты совсем не похожа на девушку в своих бесформенных хитонах.

— Мне так удобно и комфортно, — я упрямо нахмурилась.

  Даже приподнятое с утра настроение не могло оградить меня от докапывания Али.

— Ну, скажи, пошто тебе так хочется обрядить меня в бабьи тряпки?

  Алька задумчиво прикусила губу.

— Я хочу, чтобы ты была красивой. Зачем мне это, ума не приложу, может потому что мы близняшки и, глядя на тебя, я представляю себя в этих тряпках и передергиваюсь от ужаса.

  Я недоверчиво вгляделась в серьезное личико старшей сестры. Странными наклонностями тут засквозило.

— Надеюсь, ты не хочешь перестроить меня по образу и подобию своему? — я иронично вздернула бровь, насмешливо поглядывая на самоуверенную сестренку.

  Та нисколько не смешалась под моим неласковым взором.

— Если оденешься по-человечески, я тебя до универа на машине подкину.

  Хм. В дело пошел шантаж?

— Иль, переодевайся, я хочу бесплатно на машинке доехать, — Тамара беспардонно всунулась в семейные разборки, да еще и на вражьей стороне выступила, предательница.

  Готовую сорваться с языка укоризну прервал звонок. Коммуникатор захлебнулся какой-то живенькой мелодией, требуя ответа. Перехватив из Томкиных рук свой аппаратик, я дружелюбно рыкнула в динамик:

— Слушаю.

— Доброе утро, доченька. Выспалась?

  Голос мамы приятно удивил. Давно пора поставить на ее звонок особенную мелодию, или хотя бы отвыкнуть от привычки отвечать на вызовы, не посмотрев на номер.

— Доброе, мамуль. Наверное, выспалась, а ты как?

— Хорошо, смотри на пары не опаздывай. Альбина рядом?

  Я кивнула, но потом, вспомнив, что между нами приличное расстояние, поспешила "дакнуть" вслух.

— Передай тогда ей телефон, — голос мамы был суров, словно Алька умудрилась натворить что-то, о чем я не в курсе.

  Протянув сестре коммуникатор, я проартикулировала губами: " Она зла". Близняшка удивленно моргнула и с любопытством прижала пластик к щеке.

— Охаё, ока-сан.

  Что отвечала мама, я не знаю, но Алька мрачнела на глазах. Я прижалась щекой к задней панели коммуникатора, впечатленная бледностью сестриных щечек.

— ... тебе мало? Ты хочешь, чтобы какой-нибудь урод совсем тебе голову разбил. Ты знаешь, что со мной и отцом было, когда ты говорить не могла и только губами чуть шевелила. Знаешь, как это страшно, когда голова твоего ребенка полностью спрятана под бинтами, и на тебя смотрят огромные, совсем безучастные глаза на изможденном лице. Когда ты даже не знаешь, чего твоя девочка хочет, потому что она не может тебе об этом сказать. Она вообще ничего не может, только мнет худющими пальцами простынь и даже не плачет, а, не моргая, смотрит в потолок. Я запрещаю тебе, снова связываться с Александрой, хочешь кататься — катайся, хочешь общаться с ней — пожалуйста. Но эта затея с тренировками — я запрещаю тебе, даже не думай об этой глупости. Ты сама должна понять, что это лишнее, один неуклюжий ребенок, может толкнуть тебя, когда ты будешь показывать какой-нибудь элемент. И что дальше? Еще десятки операций? Ты хочешь, чтобы мы с отцом с инфарктом слегли?

— Успокойся, мама, я все поняла, — голос Али был неживым, даже пальчики, в которые я вцепилась, были неприятно холодными, — тебе Александра сказала, что я буду ей помогать с тренировками?

— Не будет никаких тренировок, если тебе наплевать на себя, подумай о детях. Ты неопытная, если ты недоглядишь, они могут покалечиться, — наша родительница прошлась по больному, это было заметно по побелевшим от напряжения скулам сестрички.

  Вырвав из пальцев Али коммуникатор, я радостно прощебетала:

— Ой, мамуль, нам на пары пора, давай потом позвонишь?

  Александрина Аскольдовна смилостивилась и попрощалась, обещав позвонить позже. Кинув коммуникатор на кровать, я крепко обняла застывшую Альку. А ведь день так хорошо начинался.

— Сестрен, не слушай маму, она просто паникерша. Ты замечательная, и у тебя самый чистый лутц, который я только видела, мелкие не поранятся, ты им не дашь, да и Александра Григорьевна будет рядом.

  Аля только голову низко склонила, не желая показывать удрученного выражения на миловидном лице.

— Я вас в машине подожду, собирайтесь скорее.

  Я вцепилась близняшке в ладонь, не давая девушке уйти.

— Аль, заплети мне, пожалуйста, колоски?

  Особое сестринское чутье подсказало, что расстроенная Лялька уже готова послать свою близняшку в далекие, неприглядные дали. Но девушка сдержалась, только ресницы дрогнули, скрывая сухие глаза, в которых совсем не осталось эмоций. Лучше бы наорала, честное слово, не может человек столько держать в себе, это опасно — копить в душе столько негатива.

— Вовремя ты, точно опоздаем.

  С бесцветным замечанием усадив меня в кресло, Аля ухватилась за расческу, точно она — та соломинка, способная удержать на плаву. Я даже испугалась за сохранность своего волосяного покрова, с таким отчаяньем сомкнулись на пластике тонкие пальцы.

  Близняшка, несмотря на душевный коллапс, почти нежно коснулась прядей у висков, аккуратно отводя их. Ловкие пальчики быстро заплясали над головой, заплетая русы косы. Я успокоено выдохнула, позволяя Альбине тюнинговать свой личный антидепрессант, как ей заблагорассудится.

  Зачем я заставила свою кровинку батрачить на благо моей прически? Ответ прост, я хотела удержать грустную Ляльку рядом с собой, чтобы створки дурного характера близняшки окончательно не захлопнулись. Перебирая темные пряди, девушка молчала, не поднимая взгляда выше моей макушки. Но я знала, рядом со мной ей становится легче. Просто потому что так было всегда. У каждой из нас была своя безотказная жилетка, которую не обязательно заливать мокрой солью, чтобы получить утешение или помощь.

  Все шесть минут, что были потрачены на мою красоту, мы просидели в тишине. Напряжение колкими разрядами пронизало комнату, так что даже Томка зябко сжалась на покрывале, натянув рукава толстовки по самые ногти.

— Принимай работу, Иля, — близняшка ласково коснулась моего затылка, отстраненно вглядевшись в зеркало.

— Спасибо, Ляль, и не грусти, пожалуйста, когда тебе плохо, мне самой хочется на стену лезть.

  Альбина не стала обещать златых гор и беззаботных улыбок, она просто покинула комнату. Предлога, чтобы снова удержать близняшку, я не нашла, и мне оставалось только разочарованно смотреть на закрытую дверную створку.

— Хреновая я сестра, — развернувшись к Тамаре, я посетовала на собственную неполноценность.

— Кому ты это говоришь, мой язык безлунной ночью связала слепая китаянка, и именно поэтому он работает отдельно от мозга.

— Воу, с такой образностью трудно тягаться. Кстати, Кит вчера звонил, с твоим папой все хорошо, операция прошла успешно.

  Томаш сразу преобразилась, в медовых глазищах замерцали теплые искорки надежды, что этот мир не безнадежен, и людям в нем не позволят быть несчастными. Она даже улыбнулась, как раньше, без оглядки на свое несчастье.

— Поднимайся, лапа, труба зовет, — не дав Томке толком насладиться приятными разрядами успокоения, я собственным примером вдохновила оную на скорые сборы, вскакивая с кресла и гарцуя в сторону двери.

  Тамара чертыхнулась, проследовав за мной в прихожую и не найдя второго кеда. Облазив помещение и собрав ту пыль, которая тщательно накапливалась, несмотря на уборку, мы злые и вспотевшие вывалились из подъезда.

  Алька сидела на капоте алой инфинити, в раздражении тарабаня пальцами по металлическому крылу своей любимицы. Мокрые дорожки на щеках я заметила сразу, как бы близняшка не старалась спрятать лицо в отвороте капюшона.

— Наконец-то, — хрипло каркнула Альбина, ныряя в салон и жестом приказывая следовать за ней.

— В генах вашей семьи властность передается по женской линии, — тихонько шепнула Тома, — Александрину Аскольдовну можно понять, но стиль тиранши ей не к лицу, Альке, кстати, тоже.

  Я злобно прищурилась, на что Тамара, противно ухмыльнувшись, растянула уголки своих глаз пальцами, бессовестно кривляясь. Затолкав блондинистую безобразницу в машину, я мстительно натянула ей шапку до острого подбородка, чтобы не смогла и дальше гримасничать.

  Алька хмурилась, вцепившись пальцами в оплетку руля, словно это была брендовая шмотка на распродаже китайских джинсов.

  Мы с Томой прекратили дурачиться, сдавшись под напором напряженного сестриного взгляда, и расползлись по краям сидения, косясь на чернявый затылок со смешанными чувствами. Девушку было жалко, но ее потребность выглядеть невозмутимой очень раздражала.

  Лично мне хотелось схватить Альбину за плечи и хорошенько ее потрясти, уверяя, что она не чертов Халк, чтобы ходить с каменной рожей. Тамара, скорее всего, испытывала нечто похожее, ведь мы обе были импульсивными и не представляли, как можно прятать заряд такой силы внутри себя.

  Дорога до университета складывалась напряженно, казалось, коснись я Алькиного плеча, и меня ударит током. Тишина в салоне угнетала, и как только близняшка остановилась, мы выпрыгнули на улицу, словно внутри сидела жуткая бабайка, грозившая нас съесть. Говорить с Альбиной было бесполезно, поэтому я только махнула ей на прощанье, быстро набив и скинув смс-ку.

  "Не слушай никого, я поддержу любое твое решение".

  Оглянувшись, увидела задумчивую мордашку близняшки. Растерянная невысокая девочка, стояла на стоянке с закрытыми глазами, крепко стиснув смартфон. Бедовая моя сестренка, пытающаяся казаться сильной и независимой, но по-прежнему остающаяся ранимой внутри. Сколько всего свалилось на ее чернявую голову. Я бы сломалась, а у Альбины только характер испортился, и появилась дурная привычка — не доверять никому кроме себя.

  В детстве я просила у Деда Мороза способность забирать горе у своих близких, чтобы им никогда не было больно. Сейчас я бы тоже не отказалась от подобной.

 

 

— Е4, — с каменным лицом я потопила трехмачтовый корабль одногруппницы Леси — яркой шатенки с капризно изломленными дугами бровей.

— Убит, стерва, — простонала Леська, щипнув меня за бок так, что я едва не вскрикнула во весь голос.

  Препод по психологии подозрительно покосился на мою конвульсивно дернувшуюся фигуру, но я профессионально изобразила одухотворенное лицо честного студента, и Палыч не стал залипать на этой теме.

— Вухаха, детка, ты в который раз отправилась на корм рыбам

  Покер фейс не сполз с моего лица, несмотря на злорадствующий тон и счет 3:2 в мою пользу. Леся тихонько ругнулась, сминая поле эпичного сражения русско-японского флота.

— Врагу не сдается наш гордый варяг. Я требую реванша, — Леська умудрилась это прошипеть, мило улыбаясь седовласому лектору.

— Смирись, в русско-японской войне победа была и останется за моими монголоидными собратьями.

— Я требую отмщения, и я разорву этот порочный круг, — пафосно изрекла Ижевская, решительно расчерчивая тетрадный лист для нового боя.

  Палыч тяжело вздохнул, но продолжил нудно бубнить о гештальтпсихологии и ее принципах.

  Математичка же добродушием не страдала и имела 14 группу во всех мыслимых и немыслимых позах.

  Англичанка заставляла языки студентов завязываться косичкой, и не слезала с будущих рекламистов, жаждая идеального произношения. Я едва в голос не стонала от поисков альвеол и от выплевывания межзубных звуков.

  Только Сан Саныч оказался милосердным в этот нелегкий понедельник и отпустил своих доходяжек с четвертой пары, отведенной под физ-ру.

  Так что ее начало застало меня в небольшом сквере у университета. Я сидела на лавочке и мелкими кусочками поглощала горячий сырный пирожок. Сумка, забитая конспектами, грела колени, а телефон мерз на прутьях лавки, поставленный на автодозвон.

  Паршивка Тамара не отвечала, вынуждая мое воображение придумывать для нее жуткие кары.

  Некультурно облизав пальцы, я сунула их в снежный холмик под ногами, согнувшись для этого со старушечьим кряхтеньем. Повазюкав жирными подушечками в снегу и тем самым омыв их, я блаженно растеклась на лавочке, вытягивая ноги.

  Вязь чищеных дорожек взрыхлила полотно потемневшего снега, решившего стечь под скупым солнцем в грязные лужицы. Кое-где уже виднелись такие островки.

  Осень решила сказать зиме: "Давай, до свиданья", — вспомнив, что ноябрь вовсе не четвертый месяц зимы, и должен этому соответствовать.

  А моя Тамара ничего вспоминать не хотела, где-то загуляв. Шестая минута бесплодных попыток дозвониться до этой балбесины плавно перетекла в седьмую. Договор созвониться по окончании пар явно был односторонним. Я бы взяла и психанула по этому поводу, если бы не вкусный конверт пирожка, нашедший приют в моем желудке. О да, жизнь хороша, когда жрешь не спеша. Неоспоримая истина любого студента грела меня этим неласковым днем.

  Томка нашлась на десятой минуте, когда я неспешно вышагивала по дорожке, приладив капельки наушников и спрятав подбородок в отвороте куртки. Ветер задувал капли за шиворот, срывая их с тающих крыш и карнизов.

— Здравствуй, блудница, — спокойно приветствовала я свою потеряшку.

  Сквозь фоновые помехи прорвалось застенчивое сопение.

— Прости скотинку, она хорошая.

  Из-за голубоватого стекла витрины на меня печальными глазами смотрел игрушечный розовый слон, и раскаявшийся голос Томки настолько вязался с его повинным обликом, что я не могла не улыбнуться. Отражение вернуло мне улыбку, приглашая познакомиться с находкой поближе.

— У тебя хобот плохо пришит, — насмешливо протянула моя остроумность, вертя в руках понравившегося слона, явно, что китайского производства.

  На что Томка едва не захрипела от возмущения.

— У меня аккуратный носик, в лучших традициях аристократии, между прочим, — наставительно ответствовала Тома, — ты подло наговариваешь на царственное великолепие семьи Бессмертных (фамилия Тамары).

  Я только фыркнула, рассматривая другие игрушки, выставленные в магазине.

— Куда тебя, аристократку, уже уволокло?

— Ммм, я на вокзале, Иль.

  Я закашлялась от такого заявления.

  Кассирша, пропикивающая моего слоника, растерянно захлопала крашеными ресницами, не понимая чего от нее еще хотят.

  Я от нее хотела лишь акта самовозгорания, но постеснялась попросить этого вслух.

  Столько картонного было в этой представительнице прекрасного пола, что меня подмывало поискать у нее на спине, заводной ключик, заставляющий эту девушку двигаться.

  Кукла, продающая кукол, неестественно растянула губы в доброжелательной улыбке. Я ответила не менее добродушным оскалом, отсчитывая деньги и мечтая скорее оказаться на улице.

  Повальное отсутствие жизни в голубых глазах заставляло нервничать, закрадывалось подозрение — а не является ли хозяин этого магазина злым Карабасом — зомбоделом? Ведь вторая продавщица тоже выглядела вареной. Может, конечно, у них внеурочные ночные будни, но я поспешила скорее убраться, пока, и правда, не заявился местный Карабас.

— Может, пока?

  Коммуникатор ожил, выводя Томкин голос в наушники.

— Ну, нет, — я спрятала розового слона в сумку, останавливаясь у красного глазка светофора, — сначала ты отчитаешься, какого рожна там забыла.

— Иль, пойми, я должна сама убедиться, что с папой все в порядке, я не могу спокойно ждать, пока вернется Кит. Это же моя семья.

  Я понимала. Только Томкина попытка утаить свой отъезд меня покоробила.

— На автобусе или электричке?

— Автобус.

— Не смей, брать билет, жди, я сейчас подъеду.

  Отговаривать меня подруга не стала. Ученая уже.

— Спасибо, Иль, мне, правда, это нужно. Автовокзал на Северном.

  Тамара отключилась, я же спокойно перешла дорогу, благообразно — по полосам зебры, холя в душе комочек обиды на подругу-партизанку.

  На вокзал я прибыла совсем в растрепанных чувствах. Мысленно кляла себя за глупую идею, следовать за Томкой, словно верная жена декабриста, но продолжала протискиваться к кассам. Увидев затылок солнечной блондинки, я чудом удержалась от кровожадной идеи, стукнуть ее сумкой по темечку. Словно почувствовав надвигающуюся расправу, Тамара обернулась.

— Привет, крошка, ты так остервенело сверлила взглядом мой череп, что я даже вспотела, — Тамара порывисто обняла меня, прижавшись горячим лбом к моей голове.

  Личный жест, слишком личный. Но его легко можно позволить человеку, с которым делил каждое коленце своей жизни. И первые потрясения, и первую обиду, и все секреты. Просто потому, что эта противная белобрысая девчонка — важный кусок жизни, без которого никак не обойтись.

— Ты — настоящая холера, солнце. Дурная головешка, которая и мне покоя не дает.

  Я обреченно вздохнула, расставаясь с комочками обиды и злости, пытавшимися укорениться в душе. На друзей невозможно долго обижаться и точить зуб, тем более на Тому, которую легко понять.

  Если уж и перепадают на мою голову орехи из ее огорода, виновата только я. Маленькое зло никогда не просило поддержки. Но и меня никогда не оставляли в трудный момент ее теплые пальцы и сочувствующие медовые глаза.

  Это даже не было обязанностью — прийти на помощь солнечной блондинке, это было кусочком того большого, что держит нас рядом почти десять лет.

— Я знаю, Иль, и ты не должна тащиться со мной, — Томка отстранилась, серьезно меня оглядывая.

  Что она могла рассмотреть? Упрямство, бескрайний голубой океан упёртости в безмятежных глазах, с которой не поспоришь.

  Тамара и не стала, просто сунула мне в ладонь билет, заговаривая о пустяках:

— Леонидович сегодня чуть скальп с меня не снял, говорит, что у меня руки из задницы растут и между собой переплетаются. Ворчливый пень, помешанный на своем черчении. Нафиг оно никому не нужно, у меня стилистика потрясающая, а он мне: "Бессмертных, ты чертеж запорола". И давай "бла-бла-бла", какая я косоглазая и безрукая.

  Тамара разорялась все громче, уже начав возмущенно взмахивать руками. Я строго на нее цыкнула, рассматривая билет.

  Отправление стояло на пять часов, что меня совсем не обрадовало. Проникнувшись моим кислым выражением лица, Томка затихла.

— Иль, может, пойдем, покушаем?

  Голодное солнце просительно прижало ладошки к груди, жалобно хлопнув ресничками.

— Ну, Иль, нам еще тут часа два тусовать, пошли, — голосок постепенно изживал умоляющие интонации, переходя к привычным нагло-указующим.

  Мерзко ухмыльнувшись, я показала Тамарке средний палец.

— А я не хочу, есть, я пирожком перекусила.

  Подруга взглянула на меня, как на величайшего предателя, будто это я собиралась в втихомолку укатить из города.

— Жизнь ко мне не справедлива, давай хоть просто посмотришь, как я ем? Тут "Рис" совсем рядом.

— Тогда с тебя звонок моему папочке с объяснениями, почему я временно эмигрирую.

  Томка сделала страшные глаза.

— Скажи, спасибо, что не маме.

— О, да, замри, я отвешу тебе благодарственный земной поклон, — съязвило солнце, беря меня под локоток и оттаскивая в сторону выхода со стороны площади.

  Я не сопротивлялась, даже ради приличия, бартер стоил того, чтобы не применять по отношению к Томке репрессивных мер и позволить той откушать в моей теплой компании.

  "Рис" охотно предоставил нам столик и меню.

— А что я скажу твоему родителю, после того как Александрина Аскольдовна совсем недавно лютовала насчет Али, не боишься, что и тебе перепадет?

— Боюсь, — я задумчиво куснула бочек ролла, вытащенного из Томкиной тарелки, — поэтому звонить будешь ты.

  Маленькое зло рассерженно насупилось, отодвигая посуду почти на край стола.

— Это получается, я Кита завтра увижу?

  Я подперла голову кулаком, рассеянно наблюдая за официантом, и тем самым сворачивая болезненную тему..

— Скорее сегодня, — блондинка понимающе ухмыльнулась, профессионально орудуя палочками.

  По чертенку я успела соскучиться еще вечером. Физически не хватало рядом крепкого смуглого плеча, которое можно было злобно грызнуть от души и бегать потом по комнате, спасаясь от праведной мести.

  А еще не хватало светлых прядей, которые щекотали кожу, когда блондин склонялся совсем уж близко и горячо целовал, заставляя забывать о недавних ссорах. Последнее случалось так редко, на пальцах перечесть, но уже сумело вызвать ломку.

  Без чертенка меня ломало, изнутри больно царапалась острая нехватка такого родного "китовизма". Глупых шуток, обидных фраз, многообещающих глаз и ловких пальцев — всего этого безумно не доставало. Это хотелось растянуть надолго, лучше даже на всю жизнь.

  Только любви можно чуточку больше. Мне ведь многого не надо, только возможность прижиматься к сильному родному телу и не отлипать, пока это тело не начнет вредничать или не задохнется под приливом моей крышесносной нежности.

  Тамару не волновали такие пустяки, как не устроенные мечты ее подруги, она с упоением орудовала китайскими палочками, при этом стреляя глазками на симпатичных парней по соседству. Те не сводили глаз с обаятельной блондинки, благо, что пуговка томкиной рубашки кокетливо расстегнулась, открывая виды на симпатичный бантик лилового бюстгальтера. Да и язычок иногда пробегал по нижней губе, якобы случайно, но от этого не менее эротично.

— Можешь не стараться, мысленно тебя уже, итак, поимели.

  Моя прямолинейность Томке не понравилась, она даже палочку едва не переломила от возмущения.

— Иля, епт. Нафиг под руку говоришь, я же ем.

  Тамара осторожно пережевала отправленный в рот кусочек.

— Мне просто интересно, как они жертву делить будут, ведь оба слюной в блюдечко капают.

  Я только хмыкнула. Томке вообще нужно говорить о себе во множественном числе: азм есмь Тамара Батьковна и ее раскормленное самомнение.

— Спорим, что я парой слов собью их боевой настрой, и они тебя десятой дорогой обходить будут?

  Глаза у Томки тут же загорелись, в них апельсиновыми искорками вспыхнули азарт и любопытство.

— На что спорим?

— Я слона розового купила, интересует?

  Маленькое зло оценивающе потискало извлеченного из сумки слона, давая свое согласие на его заклад. В ответ я потребовала ее фиолетовые большие наушники, на которые я давненько капала слюной и которые мне отказывались дарить. Тамара поломалась для приличия, но уступила под напором собственного любопытства. Солнцу очень не терпелось узнать, что способно отвратить от нее очарованных поклонников. Многообещающе поиграв бровями, я поднялась с места, навострив лыжи к столику парней.

  Те отреагировали сдержано, только заулыбались с эдакой пошлинкой, за которую каждому захотелось дать в зубы тяжелым предметом.

  Вот, та бы вазочка подошла. Я с сожаление проводила взглядом напольную вазу, из серии какой-то там династии, и невозмутимо опустилась за столик к обозначенным мажорам.

— Привет, мальчики, а меня М... Мика зовут, — выдавив приветливую улыбку, я внимательней рассмотрела собеседников.

  Один серый, другой белый. Ну что я могу сказать, два веселых гуся жили у бабуси.

  Ребята оказались братьями, залейбленными ребятками, от которых за версту пахло дорогими бутиками. Пепельно-русый Макс и блондинистый Игорь имели год разницы и были очень похожи.

  Только мысль, что передо мной пустоголовые мажоры, сдулась, словно воздушный шарик, стоило парням открыть рот. Вопрос Макса: 'А ты Мика, случайно, не майден Чайна будешь?' — совершенно меня покорил. Так что я передумала очернять Томку в их глазах и рассказывать, как ее беременную бросил жених и теперь она ищет нового папу, пока срок совсем небольшой.

  С чистой совестью я выдала братьям исходник разворачивающихся событий. Они посмеялись и пригласили скучающих девиц вместе провести время перед отъездом.

  Посоветовавшись, мы с Томой все же составили компанию скучающей золотой молодежи. Только Тамара от греха подальше застегнула пуговички рубашки наглухо, чтобы не ловить в своем вырезе многообещающие взгляды.

  Мы долго разговаривали о всякой ерунде. Делились теплыми воспоминаниями, сами грелись в чужих счастливых словах. Даже планами на будущее успели обменяться. За пару часов мы едва ли не побратались. Мальчики оказались очень приятными в общении, понимающими и смешливыми.

  Наболтавшись, мы смеющейся гурьбой вывалились на улицу, и фоткались у неработающего фонтана, корча забавные рожицы. Поэтому время до отъезда истекло неожиданно быстро. Парни собирались в город Петра, сбежав с юбилея своей нелюбимой мачехи. Мы махали вслед их автобусу платочками, не желая такого скорого расставания. И начали скучать по двум ангелочкам буквально после двух минут расставания. Томка наскоро добавляла братцев в друзья в контакте и спешно набивала им сообщения.

— Макс аву сменил, — Тамара восторженно охнула, радостно блеснув медовыми глазами и сунув мне в лицо свой смартфон.

  Я с круглыми глазами отшатнулась, чудом не клюнув носом сенсорный экран.

— Тома, епта, у меня на носу ноздри, а не глаза.

  Перехватив смартфон из томкиных пальцев, я с интересом вгляделась в экран. С изнанки на меня таращились четыре полоумные дитятки. Макс на фотографии забавно раздувал щеки, Игорь округлял темно-карие глазищи, мы же с Томой изображали то ли белок, то ли бешеных сусликов.

— Ахахахаххх, эта ава соберет все лайки его друзей. Так дебильно выглядеть — это ж уметь надо.

  Тома выхватила свой мобильник и наставительно погрозила мне пальцем.

— Не дебильно, а эпатажно и забавно. Мимимими.

  Я от нее еле сдыхалась, солнце не отставало, пока я не признала, что фотка и прадва мимими.

  Конечно было что-то в четырех радостно оскаленных физиях, но выставлять такой компромат в соц сети — это не дело. Еще подумают, что мы фоткались, выкурив что-то запрещенное. И как тогда прикажете отмывать репутацию законопослушной гражданки РФ.

  Сестренку Кита такие мелочи совершенно не волновали, она беззаботно болтала ногами, обтянутыми голубыми джинсами, бережно придерживая сенсорный аппаратик в пальцах. Испугавшись, как бы холодный бортик фонтана не отморозил моей подруге, и так, не дюже умный спинной мозг, я поволокла ее в зал ожидания. До прибытия автобуса Р. — А. оставалось не больше десяти минут.

— А Кит, наверное, снова курить начал, — Томка произнесла это совершенно ни к кому не обращаясь, лениво накручивая прядь волос на палец.

— Да ну?

  Я удивленно моргнула.

— От него даже сигаретами никогда не пахло, разве он курил?

  Я ускоренно проигрывала в памяти все наши пересечения, и выходило, что и правда я никогда не чувствовала от своего обожэ запаха сигарет.

  Маленькое зло состроило одухотворенную мордочку, словно пифия, готовая вещать темным массам свои откровения.

— Летом, после одиннадцатого класса этот придурок начал смолить. Но через полтора года уже бросил. Зачем вообще брался за эту гадость, он не признавался. Я пытала, честно.

  Глядя в невинные медовые глаза, я передернулась, прекрасно зная, что пытать, это да, абсолютно по томкиной части.

  Когда моей подруге требовалось узнать, что будет дарить ей брат на день рождения, солнце становилось беспощадным. Она щекотала меня, щипала, приклеивала тапки к полу, насыпала бисера в кеды, оставляла скрученные пустые фантики вместо конфет. Тома была настолько убедительна, что сдавалась я почти сразу, моля блондинистую садистку о пощаде.

— Кстати, ты помнишь, что обещала мне?

  Подруга изобразила на побледневшем лице недоумение и начала пятиться. Только я успела проворно схватить попытавшееся петлять солнце.

— Ты не пройдешь, — молвила я, протягивая маленькому злу свой коммуникатор с открытым контак-листом.

  Девушка театрально всхлипнула, жалобно округляя медовые глазищи, но я оказалась непоколебима.

— Ну что я скажу твоему отцу? "Папа Манилы, мы с вашей дочерью едем ко мне в гости, постарайтесь скорее накапать валерьянки Александрине Аскольдовне, а то с утра она метала молнии"?

  Я закивала:

— Да-да, а можешь его по имени назвать, он же сам предлагал так к нему обращаться.

— Мне неловко, какой из него дядя Кира.

— Какой-какой? Все тот же, даже не постарел ни капли, надеюсь, это и его детям по отцовской линии передастся.

  Тамара скептично выгнула тонкие брови:

— Можно подумать, твоя мама изменилась. Эта великая женщина совершенно не стареет. Наверняка, ваша семейка варит какое-то зелье и обмазывается кровью младенцев в полнолуние.

  Я угрожающе качнула коммуникатором. Тамара скуксилась, но приняла в свою ладошку улыбающегося спанч боба.

— Здравствуйте, это Тамара Бессмертных — подруга вашей дочери. Да-да, та самая, у которой брат замечательный, — Томка привередливо сморщила нос, как будто, мой родитель поглумился над ней, а не сказал истинную правду. — А вы можете отпустить Илу ко мне в гости на пару дней, а то мои родители так соскучились, что я уже не знаю какую отговорку придумывать, чтобы не ехать? Да-да, конечно, мы с братом за ней присмотрим. Всего доброго, спасибо вам.

  Солнце отключилось и глубоко вздохнуло.

— Все не так страшно, как я себе нафантазировала, старая, однако, стала, отвыкла уже тебя с твоими загулами от предков отмазывать.

— С моими загулами? Три ха-ха, это ты меня вечно на шалости подбивала, а я всегда была скромной, послушной, домашней девочкой.

  По мере моего перечисления собственных добродетелей, губы Тамары ехидно растягивались.

— Вот только мне не заливай, какой ты была паинькой, я знаю тебя лучше, чем кто-либо. Законченная хулиганка.

  Томка припечатала меня, словно таракана топком, я даже не нашла слов оправдания, ведь наглое маленькое зло и правда было слишком хорошо осведомлено в этом вопросе.

— А знаешь, милая подруга, что делают с ненужными свидетелями, — я подобралась к Томычу, подхватывая ее под локоток.

— Холят и лелеют.

  Так мы и разместились в автобусе, шумно споря, что следует делать со слишком осведомленными людьми, пока на нас не цыкнула какая-то злющая бабка. Мы дружно замолкли, справедливо испугавшись, что этот старенький агрессивный Рэмбо выкинет нас из автобуса.

* * *

 Салон автобуса качнулся взад-вперед, когда двигатель, чихнув, потянул металлическую коробку вперед с платформы автовокзала. Мы с Тамарой дружно потянулись к своим наушникам, умело игнорируя бухтение Рэмбо, недовольного водителем. На соседних сидениях пытался капризничать годовалый карапуз, мусоля огромный помпон со стянутой с головы шапки. В моих же наушниках тихой капелью звенел фолк, мягким голосом Хеллависы убаюкивая. Я засыпала, чувствуя, как с каждой минутой расстояние между мной и чертенком сжимается, отдаваясь в памяти ароматом зеленого чая.

 Меня разбудил щелчок по носу и, открыв глаза, я увидела склонившуюся надо мной Томку, беззвучно шлепающую губами. Вытянув наушники, я разобрала обращенную ко мне речь:

— ... вставай японская краса, нас уже домчали согласно купленным билетам.

  Зевнув так широко, что чуть не хрустнула челюсть, я лениво снялась с нагретого места, волочась за подружкой к выходу из автобуса.

 На улице уже стемнело. И чтобы не сгинуть в этой темноте, людям пришлось научиться жечь электричество. Искусственный свет лился отовсюду. Из окон соседских многоэтажек, с самого здания автовокзала, с неоновых вывесок над платформами и с язычков лампочек фонарей. Маленькие электрические феи плясали на электродах, почти так же завораживающе, как и те, которые искорками веселья вспыхивают в зеленых глазах.

  Я зажмурилась, смаргивая скопившееся в уголках глаз наваждение, и поспешила за Томкой, уже пытающейся договориться с таксистом довезти нас за полцены. И вы не поверите, у этой болтушки это даже получилось. У городской больницы мы оказались минут за двадцать, чудесным образом миновав все пробки. Не иначе Томкина аура постаралась, девушка так напряженно пялилась в лобовое стекло, будто силой мысли сдвигала с нашей дороги чужие автомобили. Наверное, у нее получалось, потому что, несмотря на загруженность дороги, мы успели до окончания приемных часов.

 Тамара стрелой взлетела по лестнице, еще в такси узнав номер палаты, куда перевели после операции ее отца. Возле двери Томаш резко затормозила, неуверенно оглянувшись на меня. Медовые глаза просили поддержки. Я ободряюще сжала Томкино плечо, кивая на закрытую дверь. Девушка встряхнулась и осторожно поскреблась внутрь. Просунув в палату голову, она вдруг счастливо взвизгнула и рванулась вперед. Заглянув следом, я увидела как доверчиво замершую на полу Томку по волосам трепет Владимир Иванович. Томаш сидела на полу, сложив руки на краешке кровати и устроив на них подбородок. Анастасия Филипповна сидела по другую сторону от дочери и чистила обожаемые мужем мандарины.

 Притворив дверь, я робко замерла рядом с ней, негромко поздоровавшись.

— О, привет-привет, Иля, тоже приехала на больного дядьку посмотреть?

— Ничего, под таким присмотром быстро поправитесь, Владимир Иванович, — я улыбнулась светловолосому мужчине, искоса глянув на другого блондина этой семьи.

  Чертенок сидел на свободной кушетке, устало свесив кисти рук между колен, и на мое появление отреагировал только бледной улыбкой.

— Не стой у двери, девочка, садись, что ты как неродная совсем. Я присела к чертенку, прижавшись к его теплому боку.

— Устал? — Я вопросительно глянула на Кита.

— Есть немного.

 Моя ладошка нашла пальцы Кита, крепко за них цепляясь. Мой зеленоглазый демон едва не сопел, склонив белобрысую голову на мое плечо. Семейство Бессмертных вскоре заметило, насколько медленно моргает их чадо, и какие темные омуты залегли под опущенными ресницами.

— Никита перенервничал сильно, бедный мальчик всю ночь не спал, — тихонько шепнула Анастасия Филипповна, глянув на своего племянника с искренней любовью и благодарностью.

  Томаш тоже покосилась на чертенка.

— Братик, прости, а? — Маленькое зло скроило умильное выражение на хитрой мордашке, сложив ладошки у груди.

  Чертенок глянул на сестру немного сердито, но мы с Тамарой обе знали, что Кит не умеет долго дуться на родных ему людей.

— Прости Томыча, Кит, она просто мелкий эгоист, который болтает, не думая.

— Вы этим очень похожи, знаешь? — Чертенок хмыкнул, выслушав оправдания в адрес моей любимой подруги.

 Ехидные слова так и просили подзатыльник, но больно измотанным выглядел блондин, и мне пришлось сдержаться.

— Никит, может вы с девочками поедите домой, отдохнете, — мама Томки передала мужу очередную очищенную от кожицы дольку, — ты себя совсем измучил, тебе бы поспать.

— Действительно, что вам в больнице сидеть, с меня и Насти хватит, она даже медсестру подкупила, ее теперь никак не выгнать.

— Пап, я тоже не уйду, а Кит пусть Илю домой отвезет, она еще на вокзале замерзнуть успела.

— Не переживайте, я могу и в гостинице переночевать, — я попыталась избавить чертенка от заботы обо мне, но все Бессмертных так недовольно на меня зыркнули, что продолжить я не рискнула.

— Какие глупости ты выдумываешь, Манила, — мать семейства даже брови нахмурила, — Никита, позаботься о гостье, и сам хорошенько отдохни, чтобы я тебя завтра раньше обеда здесь не видела.

— Да-да, а то в твоих мешках под глазами можно кенгурят носить, — Томка едва не мурлыкала от достающихся ей ласковых поглаживаний. Кит насмешливо фыркнул в адрес сестры, поднимаясь с кушетки:

— Мои кенгурята не идут ни в какое сравнение с твоей вампирьей красноглазостью, сестренка.

 Тома показала чертенку язык, при этом украдкой пригрозив кулаком. Подружке не хотелось привлекать лишнее внимание к своему не самому свежему виду. Но маниакально блестящие Томкины очи прекрасно давали понять, что оторвать переживающее чадо от отцовской постели сегодня никак не получится.

— Донь, может, лучше отдыхать поедешь?

  Маленькое зло едва не зашипело на попытку своей родительницы о ней позаботиться.

— Я никуда не поеду, я останусь с папой.

 Привычка чуть что капризно дуть губы у Томыча никуда не делась, несмотря на то, что в ее оконце уже почти полгода как постучалось совершеннолетие. Никто не стал оттаскивать блондинку от постели, побоявшись, что добровольца цапнут за руку. Я попрощалась со старшим поколением семьи Бессмертных, помахала ладошкой Томке и пристроилась в хвост чертенку.

  Кит вел меня по больничным коридорам с уверенностью опытного полководца. Он молча сопроводил меня к машине. Распахнул для меня дверцу Астон Мартина, устроился сам и резко уронил голову на оплетку руля с протяжным стоном:

— Бл*...

 Я потянулась ладонью к светлым волосам, осторожно вороша пальцами не расчесанные пряди. Чертенок повернул ко мне усталое лицо, выжав клаксон щекой. Он резкого звука дернулись не только мы, но и случайный прохожий, семенивший по льдистому тротуару за кованым забором парковки.

  Мы долго в тишине смотрели друг на друга, пока Кит не ляпнул неожиданную глупость:

— Мань, а давай в феврале в Рио на карнавал махнем, а?

— В Рио? Что это тебя за океан потянуло, а, блондинка? Кит выжал сцепление и, сосредоточенно глядя в зеркало, вывернул на главную дорогу.

— Там в феврале как раз разгар летнего сезона, шумно, красочно, море соленое — никаких тебе проблем и холода, да еще, если моя малютка со мной будет — так это и вовсе на сказку похоже.

  По-мальчишески задорная улыбка появилась на усталом лице, искрами отразившись в колдовской зелени красивых глаз.

  Я зябко потерла ладони друг о друга, пытаясь скрыть странное свербящее чувство, рвущееся наружу жаром на щеках.

— Да, солнца зимой точно не хватает.

— Эй, Томка же говорила, что ты на вокзале еще замерзнуть успела, — Кит хлопнул себя по лбу, — сейчас печку включу, а ты дурная совсем, кто в такую холодину в парке расхаживает, она короткая и нифига не теплая.

— Нормальная она, зимняя, просто у вас здесь холоднее, чем дома.

— Мелкая, — Кит припарковался у девятиэтажной новостройки, — думай иногда головой, хорошо?

 Озорные феи вспыхнули в обращенных ко мне глазах. И я не сдержалась. Потянулась к своему чертенку каждой клеточкой души. Закинула руки на твердые плечи, прижимаясь к груди, чтобы почувствовать тепло. Тепло, за которым тянусь всю свою жизнь. Впитать каждую кроху, чтобы быть в его жизни, а не смотреть на нее со стороны.

— Кит, давай вместе встретим Новый Год, летом полетаем на параплане, черт с ним, махнем в твой Рио и придумаем любую другую ерунду, все равно какую. Только не сбегай от меня, хорошо?

— От тебя не сбежишь, — блондин прижался губами к моим волосам, крепко обнимая, — пойдем, я тебя горячим чаем поить буду, может даже с бабушкиным вареньем.

— Ага.

  А в лифте мы целовались, и все семь этажей подъема я дышала счастьем, пропитанным запахом зеленого чая. Мы едва смогли оторваться друг от друга, чтобы вывалиться из кабинки лифта и попасть в квартиру.

— Пойдем на кухню, мерзунья?