The Immortality

Съемки закончились удачно, дополнительных дублей не требовалось, и творческая лихорадка сошла на нет, уступив место будничным переживаниям.

— Надо Лил позвонить, узнать как она добралась, — сказал Марс, укладывая в сумку софит.

— С ней все хорошо, — ответил Лестат. — Она звонила от Алекса.

Упаковывая компьютер, Брюс похабно улыбался и периодически хватал мельтешащую рядом Олю то за руку, то за попку. Девчонке это, похоже, нравилось, она с готовностью бойскаута подавала басисту реквизит, стараясь прошмыгнуть мимо, для приличия сопровождая его выходки недовольно-смущенными взглядами.

— Не нравится мне все это, — отозвался басист, заклеивая очередную коробку скотчем.

— Почему же? Может, Лил нашла свою любовь наконец-то.

— А что мы будем делать, если она замуж соберется и в Финку умотает к этому хмырю? — не унимался Брюс. — Олечка, детка, подай пожалуйста вон те книжечки.

Олечка покорно принесла басисту то, что он просил и получила воздушный поцелуй.

— Никуда она не уедет, — сказал Лестат, ища глазами что-нибудь, возможно, забытое и неупакованное. — Лилит трудоголик-мазохист до мозга костей, ей проще переступить через себя и отказаться от личного счастья, чем бросить работу. Вот увидишь, она вернется, будет дальше писать слоганы-концепции-сценарии, напиваться до одури и лить слезы в подушку.

Все понимали, что он прав, и искренне желали счастья близкой подруге, но тревога уже пустила корни в мыслях, а паутина страха разрасталась раковой опухолью, потому что "Истерика" была ярким примером опровержения фразы "Незаменимых людей нет".

* * *

Алекс проснулся, когда солнце на редкость сильно рвалось в окно сквозь плотные шторы. Его взгляд встретился с глазами темноволосого кумира. "Доброе утро", — сказал Алекс безмолвному лику. Рука споткнулась о пепельницу, возбудив желание в области легких. Алекс приподнялся на локте и дотянулся до пачки "Marlboro". Тонкая струйка дыма рванулась к потолку, пересекая своим очертанием женский силуэт, растянувшийся на полу. Алекс осторожно убрал темную прядь с лица девушки. Он часто просыпался рядом с женщинами, точно также убирал волосы со спящих глаз, смотрел на убитые сном черты и хотел повторения ночи. Только эти вечера всегда были наполнены сексом до изнеможения, выплеском физического желания, а не разговорами о музыке, литературе и вечных человеческих слабостях. Алекс не мог понять, что иного в этой странной девушке с именем "Лилит". Но ему действительно хотелось продолжения минувшей ночи. И даже большего. Алекс осторожно провел ладонью по ее лицу, и она, сладко вздохнув, открыла глаза. Ее "Привет" было столь обыденным и простым, что у Алекса защемило сердце. Не говоря ни слова, он дотянулся губами до рта Лилит и легко коснулся его. В этом поцелуе не было ни капли свойственной фронтмену "Sacrament" агрессии и напористости. Только чуткость и чувственность прикосновения. Алекс улыбнулся не столько девушке, сколько своим ощущением и ушел на кухню.

Когда Лилит вышла из ванной, ее ждал кофе.

— Что ты обычно ешь на завтрак? — Алекс выглядел озадаченным, переводя виноватый взгляд от холодильника, забитого исключительно пивом и вином, на девушку.

— Кофе и сигарету, — ответила она, смеясь.

Алекс вздохнул с явным облегчением и захлопнул дверцу.

— Я тоже. Кофе на столе, а сигареты сейчас принесу, — сказал он, направляясь в комнату.

Лилит села на стул, как ей показалось заботливо освобожденный от хлама и с наслаждением сделала глоток. Кофе в Финляндии не чета российскому. Алекс вернулся с пепельницей и двумя уже подкуренными сигаретами.

— У нас сегодня репетиция, — сказал он, протягивая одну из никотиновых бестий Лилит, — пойдешь со мной?

— А стоит? Мы не любим репетировать в присутствии посторонних.

— Ты же не посторонняя, — искренне возмутился Лав. — К тому же мы привыкли к наличию слушателей.

— Тогда ладно, — согласилась она. Репетиция — это таинство творчества и побывать на такой мессе для Лилит было сродни посвящению в миссионеры. — Во сколько вы собираетесь?

— Через полтора часа. Успеваем.

Естественно, репетиция "Sacrament" была сорвана. Сначала все просто радовались присутствию Лилит, потом начались бесконечные расспросы о России, закончилось все переигрыванием репертуара "Истерики". Больше всех веселился Григо. Он изо всех сил пытался передать сценический образ Брюса, прыгая на месте подобно огромному орангутангу, что пару раз приводило к спотыканию о шнуры и падению с жутким грохотом. Алекс на свой манер исполнял вокальные партии Лестата. Его голос на удивление хорошо сочетался с вокалом Лилит.

— Слушай, Лил, — сказал Лари, подстраивая только что поставленную третью струну взамен порванной, — а почему бы нам ни сделать совместную программу? У вас с Алексом отлично получается выть вместе.

— Нет уж, спасибо, — категорично отказалась она. — Мы сейчас на Запад прорываемся, пока получается неплохо, в Германии и Франции диски покупают, но стоит нам сыграть вместе, как все газеты начнут кричать, что "Истерика" выехала за счет "Sacrament".

— Ой, какая самостоятельная девочка! — засмеялся Григо. — Я все сама сделаю! Не помогайте мне.

— А то! Подождите, вот встанем на ваш уровень, можно будет что-нибудь и сделать.

Алекс, экспериментирующий с настройками на пульте во время импровизации Лари, подал голос.

— Не такие уж мы крутые, чтобы за нами тянуться. Всего один платиновый диск и то в паре стран.

Открылась дверь, и в студию вошел менеджер "Sacrament" Сандрю Мэллок по кличке Бридж — высокий полный англичанин средних лет с гладко выбритой лысиной, которая блестела от света ламп, в простом джинсовом костюме и кедах, отчего имел вид "своего парня".

— Все развлекаетесь? — Бридж оглядел присутствующих, остановив взгляд пронзительных серых глаз на Лилит.

Алекс вышел из-за пульта, протянул руку менеджеру и представил девушку.

— Бридж, это Лилит, вокалистка русской группы "Истерика".

— Очень приятно, — строгость в голосе улетучилась подобно мифу и Бридж склонился в джентльменском поклоне. — Вас без очков прямо не узнать. Зачем вы прячете свои чудесные глаза? Такое сокровище впору в музеях выставлять.

Лилит улыбнулась неприкрытой лести.

— Сокровища должны принадлежать избранным, а не быть достоянием общественности, — парировала она.

— И то верно, — ничуть не смутившись произнес Бридж. — Кстати, группа вашего уровня не должна прозябать в России. Вы не хотите в Финляндию переехать? Я бы с удовольствием занялся вашим проектом.

— Нет, спасибо, — ответила Лилит, уловив в его интонации столь привычные для Лекси нотки и отметив про себя насколько похожи все продюсеры и менеджеры, — нас и в России неплохо кормят.

— Очень жаль, — Бридж выглядел действительно разочарованным и, отвлекшись от Лилит, обратился к своим подопечным: — Поздравляю, "Sound Records" наконец разродились нормальным предложением. Альбом выпустим под их лейблом. На раздумья есть неделя, но этот контракт действительно нужно подписать.

Новость встретили радостными возгласами, и Григо высказал всеобщую мысль:

— Есть повод напиться!

— Никаких пьянок! — заявил Бридж, стараясь укрепить имидж воспитателя. — Только работа! Упорная и ...

— Да ладно тебе, — Алекс дружески похлопал англичанина по плечу, — сегодня можно и напиться. Лучше кончай строить из себя мамочку и пойдем с нами.

— Уговорили, — легко сдался Бридж и расплылся в улыбке, отчего его лицо стало похоже на солнечный блин. — Куда подадимся?

Побросав инструменты, музыканты дружной орущей толпой вывалились из студии.

"Тавастия" встретила постояльцев пустующим до вечера залом. Лари остановился у входа, вслушиваясь в негромко играющую мелодию.

— "The Cure", "Pornography", 1982 год, — довольно опознал он. — Хорошо!

— Самый классный их альбом. Особенно люблю "The Figurehead", — добавила Лилит с малой толикой ностальгии по давно ушедшим со сцены звукам. — Да, хорошее было время.

— Можно подумать, ты его помнишь, это время, — смеясь сказал Григо и оглядел ее с головы до ног, словно определяя возраст.

— Не помню, но музыка была потрясающая.

Они заняли ближайший к барной стойке столик и заказали выпивку. Из дальнего угла клуба, через небольшую дверь, задрапированную черной тканью, вышел человек лет тридцати пяти в кожаной косухе и бандане с надписью "Metallica". Уверенной походкой, немного шаркая ногами, он прошел к барменам, что-то сказал одному из них на ухо и тот моментально скрылся в подсобном помещении. Обведя зал цепким взглядом, человек в косухе достал сигарету и направился к столику музыкантов.

— Рановато вы сегодня. Что отмечаем? — спросил он, подойдя.

— О, Ник, привет! — Алекс привстал для рукопожатия. — Присоединяйся к нам. Я смотрю, у тебя сегодня ностальгия по восьмидесятым?

— Да надоела постоянная тяжесть, — засмеялся Ник, придвигая стул от соседнего столика.

Алекс представил Лилит администратору "Тавастии". Покончив с комплиментами девушке, Ник взял открытую бутылку вина, рассмотрел этикетку, затем бросил взгляд на единственный бокал с красной жидкостью, стоявший возле Лилит, и, подозвав бармена, что-то тихо сказал ему на ухо.

— Алекс, сразу видно, кто вино выбирал, — по-доброму съязвил Ник, — ты в нем ничего не понимаешь, а такие девушки достойны самого лучшего.

— Я просто не пью его вместо воды, как некоторые, — невозмутимо поддел администратора Лав.

Ник картинно закатил глаза:

— Я уже много раз говорил тебе, что вино, как и женщины, должно быть всегда и самым лучшим. Но я рад, что хотя бы в одном ты разбираться научился.

Сквозь смех и звон бокалов разговор медленно перетек от женщин к сексу, а затем и к музыке. Бридж красочно описал возможности предложенного контракта, по которому музыкантам давалось достаточно свободы в аранжировках и очень мало времени на личную жизнь.

К десяти вечера клуб заполнился молодежью. На сцене появилась молодая металлическая команда, а Ник растворился в кулуарах, иногда появляясь, чтобы перекинуться парой слов и глотков с музыкантами или дать персоналу указания. Не смотря на большое количество уже опустевших винных бутылок, Лилит сохраняла поразительную ясность мыслей. Она вдруг поняла, что чувствует себя здесь, в Хельсинки, в ночном клубе, пропитанном запахом разгоряченных тел и рок-н-ролла, как дома. Ощущение слабого де жа вю в свете софитов вызывало образы совершенно незнакомых людей, которые незамедлительно материализовывались и попадали в поле зрения. Уставшим взглядом Лилит окидывала стены, покрытые светящимися прямоугольниками рекламы, и неожиданно поняла, что ей придется уехать, но она этого не хочет. "Что в тебе моего, холодный город?" — задала она вопрос скорее самой себе. Рука, коснувшаяся ее запястья, вывела Лилит из внутреннего разговора.

— Лил, ты о чем задумалась? — спросил Алекс.

Лилит заглянула в его глаза, пытаясь понять, являются ли они ответом на ее немой вопрос. "Вряд ли", — подумала она, понимая, что лжет.

— Ни о чем, просто домой уже хочется, — и эта ложь далась намного сложнее.

— А здорово мы посидели, — Алекс упал на диван, стягивая на ходу носки.

— Да, — откликнулась Лилит из кухни. — Этот Ник весьма занимательный экземпляр. Теперь я понимаю, как "Тавастия" стала культовым местом. Ник оформлял клуб для себя, а когда делаешь то, что тебе нравится, это начинают любить и другие.

Она вошла в комнату с двумя стаканами сока и, протянув один Алексу, села на пол у его ног.

— Я заметил, что он тебе понравился, — съехидничал Лав, сделав глоток. — Детка, если ты хотела заставить меня ревновать, у тебя это получилось.

Лилит вскинула бровь и рассмеялась. Таких мыслей у нее не возникало и, видимо, зря.

— Милый, с нашей профессией понятия "ревность" и "верность" просто не совместимы. Чем болтать всякую чушь, лучше сыграй мне на гитаре что-нибудь.

— Я с удовольствием поиграю, но на другом инструменте.

Алекс кошачьим прыжком оказался на полу рядом с Лилит, и взяв ее лицо в ладони, поцеловал.

— Я не могу и не хочу больше ждать, — прохрипел он, стягивая с девушки блузку.

Сопротивляться не было ни желания, ни сил. Лилит утопила руки в его волосах и для нее не было ничего прекраснее прикосновения к этим длинным шелковым прядям. Ковер немного щекотал кожу. Алекс не оставил без поцелуя ни один участок ее тела. Мелкая дрожь прошлась током и растворилась чуть ниже живота. Прикосновения теплых губ между лопатками вызвали судороги, а напряжение туманило сознание, заставляя каждой клеткой ощущать мужское дыхание. Алекс осязанием изучал ее тело миллиметр за миллиметром. Затем, не отрываясь, дотянулся до музыкального центра и нажал "PLAY".

— Я еще никогда не занималась любовью под собственные песни, — прошептала Лилит.

— Все бывает впервые, — ответил Лав и так сильно сжал ее запястья, что она вскрикнула.

Они катались по полу, причиняя друг другу боль и наслаждаясь ею. Бешенная схватка обезумевших от близости тел подпитывалась жаждой обладания. Получить. Растерзать. Довести до таких криков, чтоб соседи вызвали полицию. Утопить в себе и утонуть безвозвратно. Сбиваясь с ритма. До синяков на плечах. До спазмов. До смерти.

* * *

Вик проснулся от собственного крика. Его руки сжимали сбившуюся в комок простынь, одеяло валялось на полу вместе с подушкой, а во рту стоял терпкий вкус крови. Именно солено-сладкая вязь на языке заставила его в ужасе вскочить с кровати и броситься в ванную комнату.

— Что случилось? — проснувшаяся Энн метнулась за братом и застыла на пороге немой скульптурой страха.

Вик всматривался в забрызганное белыми точками зубной пасты зеркало и не мог понять, почему его десны расцарапаны.

— Вик, — тихо позвала Энн. — Что случилось? Тебе приснился кошмар?

Он повернулся к сестре и показал раны.

— Откуда это? — с истерикой в голосе спросил он.

Энн взяла его руку и поднесла к лицу. Под нестриженными ногтями на правой руке Вика запеклась кровь.

— Зачем... зачем ты это сделал?

Вик ошалело глядел на свою руку. Его зубы стучали то ли от холода, то ли от страха, а мертвенно бледное лицо из-за растрепанных черных прядей волос казалось еще белее.

— Пойдем, — Энн обняла брата и отвела в комнату. Она уложила Вика на свою кровать и, прижав его голову к груди стала успокаивать, качая как ребенка. Некоторое время Вик сидел, уставившись пустыми глазами перед собой. Вдруг он вскочил, упал на колени и, обхватив голову руками, тихо завыл. Энн испуганно подлетела к брату. Вик поднял на сестру глаза, полные ужаса и злобы.

— Я убил ее, — прошипел он.

— Кого?

— Лилит. Я видел, как она трахалась с Лестатом, и убил ее. Я разбил ее голову об стену.

— Вик, это сон, просто сон — повторяла Энн, пытаясь успокоить скорее себя, чем брата.