Закуси горе луковицей

— Зоя, держи, уйдёт, — азартно проговорил Володя.

Девушка, понимая, что сейчас всё зависит от её сноровки, упала коленями на траву и, как сумела, прижала рыбину к земле.

— Молодец! Теперь хватай её за жабры, и она наша.

Нащупав скользкую голову, Зоя с трудом ухватила рыбину за жабры.

— Не бойся! Бери её поглубже, — отчаянно жестикулировал Некрасов.

— Ну, всё, рыбонька моя, допрыгалась! — Зоя торжествующе подняла над головой бьющегося сазана.

— Молодец, Зоя! Не будь сейчас тебя рядом, не было бы у нас и улова.

Зоя поднялась и подошла к Владимиру. Он с жадным восхищением рассматривал рыбину.

— В вашей речке и такая рыба водится? Удивительно.

— Так это точно сазанчик, не карась?

— Однозначно. А ты, что же, деревенская — и не знаешь?

— Если я жила в посёлке, так, по-твоему, и на лошади должна уметь скакать, и на тракторе ездить, так что ли?

— Ну, извини. Это доподлинно сазан. Видишь: усы, крупная, с ноготь тёмно-золотистая чешуя, ну и форма, конечно. Интересно, сколько же он весит?

Зоя расслабила руку и попыталась определить вес рыбины.

— Что-то около килограмма. Пойду бабушке покажу, пусть порадуется.

— Хорошо, — сказал Володя, — а я, если не возражаешь, ещё порыбачу.

Рыбка оказалась как нельзя кстати: бабушка была просто в восторге.

— Живая? Как же вы такую большущую рыбину поймать-то сумели? Ну, молодцы, — поглаживала она заскорузлой ладонью серебристый бок сазана. — Ох и давно же я не видывала чуда такого.

— Да, повезло нам. Вдвоём еле справились. Сейчас водички для неё принесу.

Через минуту сазан уже плескался в ведре. Чуть погодя, Зоя снова вышла к Некрасову. Он показал ей двух окуньков. В течение часа они поймали ещё пяток рыбёшек, самая крупная из них — краснопёрка, длиной с ладошку. До заката можно б ещё половить, но у комаров мотивация была сильнее, и рыбаки удрали домой. Уху решили сварить завтра. Рыбу сунули в холодильник. Попили чаю, поговорили о своих черноморских знакомых и вскоре улеглись спать.

Глава 11. ДАНИЛОВЫ

Минула вторая ночь, а решение всё не приходило. После завтрака Зоя пошла в магазин. В посёлке никакой привычной с детства активности. Некогда известный колхоз-миллионер, наполняющий трудовой жизнью три посёлка, съёжился до размеров полеводческой бригады. Люди остались без работы, без денег, без надежды. В магазине та же сонная одурь, что и в посёлке. Накупив муки, крупы, масла, Лихачёва вышла на улицу.

— Ба, Зоя Николаевна, неужто вы? Ра-ад, рад вас видеть.

Перед девушкой с бутылкой пива стоял матёрый человечище: грудь, плечи, ноги — всё мощное, как у памятника. Щекастая физиономия Федьки Журавлёва, старшего брата её одноклассницы Нинки, расплылась в радушной улыбке.

— Привет, Федя. И мне приятно земляка встретить. Ты стал ещё здоровее. Поделись опытом, как тебе удаётся так хорошо выглядеть? — пошутила она.

— Так меня же не в конце месяца зачинали в суете и спешке, а в самой серёдке, ну и зарабатываю хорошо. В Сибири работаю, шоферю.

— Молодец! Наверно, с роднёй приехал повидаться?

— Да ну их! — отмахнулся он. — Жениться хочу.

— Здорово. И на ком же, если не секрет? — сорвалось у неё с языка.

— Да хоть на тебе, и сегодня.

— Вот это номер! — опешила Зоя. — Ну, ты, Федя, и кавалерист. Представляю, как мои сейчас удивились бы: сбегала девка за мукой, а заодно и замуж выскочила. Да не за какого-то там заморыша, а за самого статного парня в посёлке.

Зоя деланно рассмеялась. Фёдор поморщился.

— Да слышал я, что ты с женихом приехала. — И, не замечая удивления девушки, продолжил. — Не понимаю: зачем свою жизнь ломаешь? Что, тебе здоровых парней не хватает? Вот я, к примеру, чем тебе плох? У меня всё на месте, и я к тебе ещё со школы хорошо отношусь.

— Федя, ты же, вроде, женат? По-моему, Нинка говорила, что у тебя и ребёнок есть, а? Или я что-то путаю?

— Путаешь, — заулыбался Фёдор. — У меня двое. Обе — девки.

— А говоришь, замуж.

— Так я свою Райку выгнал, начисто. Уже год, как развёлся. И дети с ней.

— Да, легко ты семейные дела решаешь. А что ж она? Чем тебе не угодила?

— Не подходит она мне: отсталая баба, несовременная.

— Вот как?.. А я, Федя, представляешь, тоже несовременная, и мы совсем не подходим друг другу. Ну, нисколечко.

— Да ладно тебе, Зойка! — согнув ручищу крюком, Фёдор обхватил её за плечи. — Не волнуйся, подходишь ты мне, подходишь.

— Стоп, стоп, стоп! — выскользнула она из его объятий. — Во-первых, не нахальничай! А во-вторых, сообщаю тебе: ты мне не подходишь, Федя. Ты.

— Это чем же?

— Прости за грубость, но ты мне очень напоминаешь Винни-Пуха.

— По характеру, что ли? — заулыбался он.

— Да нет, Федя. У тебя тоже в голове опилки.

Мгновение, и улыбка исчезла. Фёдор набычился.

— Ты что же это, меня за придурка держишь?! — рявкнул он, и вдребезги разнёс бутылку о тротуар.

Зоя, опасаясь его очередной выходки, неловко извинилась и заспешила домой.

'Ну и псих, — подумала она, — как бы чего спьяна не натворил. Всё же напрасно я поддержала разговор. Не отвяжется ведь теперь'.

Вернувшись из магазина, девушка с головой окунулась в работу и о встрече с Федькой тут же забыла. Владимир с утра не выходил из мастерской, а Зоя выстирала занавески, сварила уху, нажарила блинчиков. Когда был готов обед, позвала Володю. Он выбрался на свет весь в мелких щепочках и прозрачных серпантинках стружек.

— Чем ты там занимаешься? — спросила она.

Он с лёгкой тенью смущенья улыбнулся.

— Надеюсь, до завтрашнего вечера не сгоришь от любопытства.

— Не волнуйся, я терпеливая, — ответила она. — Могу и подольше подождать.

На что Володя заметил:

— Да тянуть-то, вроде, и некуда: всего лишь три дня впереди.

Бабушка села за стол в новой жёлтой блузке с черными лилиями, но отнюдь не с праздничным выражением лица. Глаза её выражали мучительную тревогу. Зоя и Владимир хорошо понимали её душевное состояние и ни о чём личном не спрашивали.

Говорили о соседях, давних знакомых, о погоде и урожае, и всё время осекались в разговоре, когда тема касалась будущего. Зоя даже и не предполагала, что оно занимает в их мыслях так много места.

Да, надо что-то решать. Эта проблема, что большая заноза, загнанная под ноготь, ни на минуту не позволяла расслабиться. Пообедав, они опять занялись каждый своим делом.

Около пяти вечера, когда Зоя снимала с верёвки белье, во дворе появилась миленькая русоволосая девчушка лет семи.

— Здравствуйте, — ласковым, как у кошечки, голосом поздоровалась она. — Вы — тётя Зоя?

— Да, девочка. Здравствуй. А ты кто?

— Я, Света Данилова. Мама велела передать, что мы ждём вас к себе в гости.

— А когда, Светочка?

— А прямо сейчас. Пока вы соберётесь и к нам дойдёте, мы как раз и управимся по хозяйству.

— Спасибо за приглашение.

— Ну, так мы ждём вас?

— Да-да, мы придём. Светланка, подожди, я тебя яблочками угощу.

— Не надо, тёть Зоя. У нас есть яблоки, — ответила девочка.

И, счастливая тем, что успешно выполнила поручение матери, выбежала на улицу.

Зоя тут же поставила Владимира в известность об их предстоящем визите. Спешно закруглив свои дела, они стали приводить себя в порядок. На всё ушло около часа. Вот тут-то и пригодился её запас сувениров. Для мальчика в нём нашлась модельная машинка, а для девочки — алый пластмассовый флакончик духов, выполненный в виде губ, сложенных поцелуем. Попросили бабушку не волноваться, если вдруг припозднятся, и отправились в гости. По пути Зоя забежала в магазин и купила пару шоколадок и коробку конфет.

Узкая улочка оказалась накатанной и короткой. Из огородов, обтянутых панцирной сеткой, свешивались над дорогой ветви абрикосовых деревьев. Возле нужного им дома с кучи песка проворно сполз мальчуган в синей панаме и подошёл к ним. Значительно посмотрел на них, вытер ладошку о крошечные трусики и протянул её Владимиру.

— Данилов... Ванюша.

Зоя чуть не прыснула. Владимир, тоже напустив важности, пожал ему ручонку, но представился просто:

— Дядя Володя. Что строишь, Ванюша?

— Гараж, как у папки.

— Нужное дело. А машины-то у тебя есть?

— Есть. Две машины и трактор.

— А на чём начальник гаража будет ездить?

Мальчуган озадаченно почесал затылок.

— Я пока не придумал.

— А вот тётя Зоя, мне кажется, уже придумала.

Владимир повернулся к ней.

— Ах, да! — воскликнула Зоя. — Ванюша, ты не будешь против, если начальник твоего гаража станет ездить на новом москвичонке?

И подала ему коробочку с моделькой.

Малыш счастливо улыбнулся.

— Не буду, — сказал он.

— Ну, Ванюша, веди нас в свой дом.

— Нет, это не мой дом, а папкин, — возразил мальчик. И пояснил: — Мой будет рядышком. Подождите, я собаку прикручу.

Малыш настежь распахнул калитку и направился вглубь двора. Загремела цепь, послышалось недовольное ворчание собаки.

— Заезжайте! — ликующе прозвенел голос Ванюши. — Она не достанет.

Гости с некоторым опасением проникли во двор. Блочный дом с высоким фундаментом и весёлыми окнами вблизи показался ещё более основательным. Пару раз гавкнула собака, и тут густой мужской голос прикрикнул на неё. Это навстречу им спешил хозяин. Чернявый, роста выше среднего, кавказской наружности. Лицо его весьма выразительно: длинные баки, усы подковкой вниз, большие, чуть навыкате, глаза с сонно подрагивающими веками. Он вытер о спортивные штаны руку и подал её Володе.

— Данилов... Сергей.

Тонкий шелковистый ус Владимира дрогнул.

— Володя. А это Зоя, — покосился он в сторону своей спутницы.

— Я уже понял, — улыбнулся Сергей, — проходите. Сейчас мы обитаем в старом доме, — кивнул он в сторону мазанки. — Летом в нём как-то привычней. В новом только спим.

Данилов откинул с двери тюлевую занавеску. Владимир преодолел невысокий порог. И гости очутились в просторной комнатке с печью, кухонным шкафчиком, диваном и уже щедро накрытым столом.

— Располагайтесь, где вам будет удобней. Люба вот-вот освободится. А я, чтобы не скучали, сыграю.

Сергей вышел, Зоя села слева от Владимира. Через минуту с гармонью под мышкой вернулся хозяин.

— Батино наследство, — с гордостью пояснил он.

Бросил ремень на плечо, пробежался пальцами по кнопочкам. Поковырял одну из них.

— 'Фа' залегает. Да ничего, я уже приноровился.

И заиграл 'На сопках Манчжурии'. Тут же появился Ванюшка. Его глазёнки сияли радостным любопытством. Было видно, что он боготворит отца и хочет абсолютно во всём походить на него. Западающее 'фа' изредка мешало, но Сергей, не прерывая игры, лихо выдёргивал ногтем задремавшую кнопку, и мелодия с прибалтийским акцентом звучала дальше. Во время 'Дунайских волн' вошли Люба со Светланкой.

Зоя познакомила их с Владимиром, и после обмена обычными в таких случаях любезностями и подарками началось застолье.

Рагу из индюшины, салаты, домашнее вино, ягодный пирог и многое другое свидетельствовало о радушии хозяев. Угощаясь, вспоминали школу, рассказывали друг другу смешные истории, анекдоты.

Ребятишки так и вились возле отца с матерью, то забирались к ним на колени, то что-то шептали родителям по секрету; а те лишь потискивали их и целовали. В этом доме явно царил культ ребёнка.

Уже тогда, в разгар веселья, Зою начал покалывать шип обиды на свою судьбу. Именно обиды, а не зависти. Потому что Зоя никогда не смогла бы полюбить такого мужчину, как Любин муж, и своих будущих детишек она видит похожими на себя, и свой дом представляет несколько иным. Словом, в её жизни всё должно соотноситься с её мечтами и представлениями. И как окоченевшему от холода человеку порой не справиться с ознобом у открытого огня, так и её взволнованной душе стало непривычно зябко возле чужого счастья, и в который уже раз с особой остротой захотелось своего.

А Любаше, конечно, повезло. Она смогла построить своё маленькое независимое государство, где все дорожат друг другом. Зоя смотрела на весёлую возню малышей, хлопоты подруги, довольное лицо о чём-то рассказывающего с решительными жестами Сергея, и ей вдруг захотелось заплакать.

'Боже мой! Чего это я так расслабилась, вино в голову ударило что ли? Надо что-то делать', — спохватилась она и тут же предложила:

— А давайте споём.

Все замолчали. И Зоя, чтобы не утонуть в своей тоске, запела: 'Гори, гори, моя звезда...' Взрослые стали неуверенно подпевать. Ванюша как заворожённый смотрел прямо в лицо гостье. А Светланка выбежала во двор и через два куплета влетела в комнату с гитарой. Лак на гитаре почти вытерся, но струны были на месте. Люба взяла рушник и поспешно вытерла её от пыли.

Песня окончилась. Девочка протянула Зое гитару и замирающим от волнения голоском проговорила:

— Под гитару будет ещё красивей.

Зоя в замешательстве взглянула на детей: они ждали чуда. 'О, святая простота! Я же не волшебница, чтобы всё уметь'.

— Светочка, прости...

И тут руку протянул Владимир.

— Вот чёртов рефлекс, сама потянулась, — оправдываясь, смущённо пробормотал он. — Позвольте. Вот не думал, что когда-нибудь ещё возьму её в руки.

Некрасов принял гитару, осмотрел её, подушечками пальцев легонько постучал по корпусу и удовлетворённо кивнул. Устраиваясь, чтоб инструмент не упирался в подлокотник, Владимир развернулся влево и взял несколько аккордов. Гитара была расстроена.

Минуты три он крутил колки: то в одну сторону, то в другую, натягивая и ослабляя струны, — и вскоре зазвучали чистые и стройные созвучия.

— Кажется, готово, — произнёс Некрасов.

Он взял аккорд и, как бы приглашая остальных, негромко запел:

'Светит незнакомая звезда...' Это под Зоин голос. И уже на второй строке она подхватила песню. Потом вторую, третью. Так одну за другой они спели ещё с десяток хороших добрых песен. И вдруг Зоя заметила, что поют только они с Некрасовым, а семейство Даниловых, обняв друг друга, слушает их. Потом Владимир исполнил свой романс на стихи Бунина 'Только камни, пески...' Хорошо получилось. И вот он запел песню, слов которой Зоя не помнила — 'У беды глаза зелёные...' Он пел её так, будто рассказывал им о своей неудавшейся судьбе, и некоторые слова отдавали такой горечью, такой болью, что подступали слёзы. Но вот песня закончилась, и Владимир протянул гитару девочке.

— Спасибо. Гитара хоть и старенькая, но очень удачная.

Несколько мгновений было тихо.

— У нас в доме давно не было такого замечательного вечера, — с подкупающей искренностью призналась Люба.

Гости, в свою очередь, поблагодарив хозяев за щедрое застолье и тёплый приём, выбрались во двор, а потом и на улицу. Сергей вынес сумку, наполненную продуктами.

— Здесь кое-что бабушке, да и вам в дорогу.

Солнце, словно оранжевый мяч, пересёкший линию горизонта, скатывалось в короткую ночь. Даниловы пошли проводить гостей. Люба придержала подругу за локоть, и когда они поотстали от мужчин, виновато спросила её:

— Зоя, ты меня, конечно, прости, но неужели ты ещё не почувствовала, что вы просто созданы друг для друга?