| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— И что вы в нем увидели?
— Гриф "совершенно секретно", номер и отметку с одним единственным словом: "Антисеть". Что означает "Антисеть" я даже не догадываюсь. Больше в ее деле ничего нет. Можете в этом сами убедиться, если соизволите поискать ее дело в картотеке.
— Вы сказали, что она не оставила вас равнодушным. Тем не менее вы приказали бы ее убить, следуя этой зверской инструкции?
— К чему этот вопрос, подполковник? Мы с вами люди военные, а в армии приказы не обсуждаются, даже зверские или идиотские. Я привык держать руки по швам...
— Но есть же нравственный предел!
— Нравственный предел?... Нравственность... О какой нравственности вы говорите? Знаете, люди которые издают приказы если и знают что такое нравственность, то только потому что когда-то встречали это слово в энциклопедиях. Те кто издают приказы когда-то сами их исполняли... А что до меня, то я пытался ей помочь. Сначала я привлек специалистов из ТСК, но они оказались способны только ломать, а не врачевать. Да-а, ломать, как говорят, — не строить. Конечно, я бы мог вызвать хорошего спеца из Медицинского Управления БН, но это оказалось бы последним, что я сделал бы на этой должности. Здесь на Ламаске я разыскал врача-психотерапевта. Его зовут Владимир Экгардт, у него клиника в городе Мальвин. Экгардт навещал эту женщину, немного помог ей, но потребовал ее перевести в клинику. Естественно, я не смог удовлетворить его требование. Представляете себе? Он даже стал бушевать и мне пришлось напомнить ему, что он ссыльный и положение его довольно шатко.
— Почему вы отказали Экгардту в дальнейшем лечении здесь в ТСК?
— Ну, тут две причины. Первая — лечение в застенках, тем более когда оно касается психики и всего такого, это тоже по своему изощренная пытка. Это и мое мнение и мнение самого Экгардта. Вторая причина и главная — меня известили, что подследственную с таким-то номером скоро этапируют в другой ТСК, куда-то в центральные миры. До своего ареста, мой предшественник Самхейн занимался ей лично и кажется это именно он ее брал. Я не знаю что стало с самим Самхейном, но вся его деятельность, по видимому, представляет для Центра большой интерес.
— Когда ее должны были этапировать?
— Точно не знаю. Где-то на следующей неделе должен был бы прийти тюремный транспорт. Н-да, целый корабль за ней одной...
...Доктор Экгардт выглядел добродушным толстяком, таким он по сути и был. У него был редкий талант — располагать к себе людей. И может быть поэтому он входил в число не только известных на Ламаске людей, но и уважаемых. Местные власти его любили и были даже в тайне рады, что Экгардту запрещено покидать планету. В этом мире он был единственным врачевателем души, имеющим научное звание.
С тех пор как в его клинике появилась та самая безымянная женщина из ТСК, Экгардт, что говорится, был на подъеме профессиональной деятельности. Пациентка представляла довольно сложный и нестандартный в его практике случай, ему по человечески было ее просто жаль.
— Вы не лежите, — сказал он заходя в ее палату. — Вам крайне необходим покой.
— Не могу больше, Владимир Геннадьевич, все бока отлежала. Погулять хочется, заняться чем-нибудь. Хотя конечно, после нар в моей камере, эта постель — одно удовольствие.
— Великолепно! Вы идете на поправку и мне, признаться, будет жаль с вами расставаться.
Она улыбнулась, поправляя больничную пижаму.
— Вы улыбнулись! Впервые за столько времени!
— А сколько я здесь?
— Почти месяц уже.
— Вы кудесник, Владимир Геннадьевич. За месяц побороть мой непростой недуг...
— Все благодаря последним достижениям науки. Теперь я хочу задать вам мой старый вопрос.
— Задавайте.
— Вы готовы назвать свое имя?
— Хух, — она пожала плечами, мол почему бы и нет? — Готова. Меня зовут Цинтия.
— Цинтия, — Экгардт кивнул и повел бровями.
— Что-то не так? — забеспокоилась Хельга. Ух, как ей не хотелось врать этому милому человеку! — Я говорю правду. Это мое имя.
— Ничего-ничего! Я вовсе... Просто у вас красивое имя.
— Хорошо. А когда вы мне разрешите посмотреть город?
— Хотите погулять? Это замечательно! Думаю, сегодня же это можно будет устроить.
— Правда?.. А когда вы меня окончательно... того?
— Скоро, Цинтия, уже скоро. От наркозависимости вы уже избавлены. Хотя вот с вашей душой еще надо поработать, а точнее с вашей психикой. Вам ее ломали весьма умело, не гнушались применять и возбуждающие препараты, и транквилизаторы. Когда я посещал вас в ТСК, в вашей крови, помимо прочей дряни, я обнаружил амизил, который иногда применяют при невротических реакциях. Вам не раз проводили психосканирование мозга, но вот выяснилось, что кто-то заранее вам поставил психоблоки, поэтому вас так долго мордовали. И еще, я сделал одно существенное открытие, может быть вам станет легче. Я надеюсь.
— Говорите же.
— Вам, Цинтия, вживлен блок ложной памяти, причем выполнено это на таком высоком уровне, что я долгое время ни о чем не догадывался. Понять это мне помогли некоторые, с позволения сказать, неувязочки. Ваша ложная память спаяна с эмоциональными слепками, скажем так, высоких энергий. Сделано это специально для выведения вас из устойчивого психического состояния, чтобы сделать вас уязвимой и более податливой для дальнейшей над вами работы. Так вот, когда я проведу в вашей памяти грань между реальными и апокрифичными воспоминаниями, тогда я с чистым сердцем отпущу вас на все четыре стороны.
Хельга зажмурилась. Потом она открыла глаза и подошла к большому натуральному (а не стереоэкранному, как зачастую бывало во многих домах) окну с видом на лужайку, где росли странно-непривычные крючковатые псевдодеревья.
— Мне страшновато, Владимир Геннадьевич.
— Понимаю вас, Цинтия. Всегда страшно сделать открытие, что что-то в вашей жизни всего лишь фантом памяти. Так вот знайте — ваш фантом — вещь далеко неприятная.
— То есть?
— Избавившись от него, вы станете чувствовать себя намного легче. Поверьте мне.
Хельга засмотрелась на заоконный пейзаж.
— Понимаете, Владимир Геннадьевич, иногда я ощущаю себя абсолютно голой, незащищенной, выброшенной на многолюдный бульвар, где все меня рассматривают, делают замечания, обмениваются мнениями. Иногда мне кажется что я какой-то экспонат или подопытный материал... Мне не по себе, что вы знаете обо мне все, не знаю как и сказать... Это как знаешь, что кто-то копается в твоем грязном белье и знает все твои тайны, которые не желательно... — она замолчала и посмотрела на Экгардта в упор. — Вы ведь давно узнали мое имя? Так?
— Да, — признал он со вздохом.
— И некоторые другие мои имена?
— Прошу вас Цинтия, успокойтесь. У меня есть свои правила — я руководствуюсь этическими запретами. В вашем грязном белье я не копался. К тому же, я не в силах взломать то, что взломать не сумели "промывальщики" из ТСК. Да мне и не нужно это. Так что не беспокойтесь, ваше сокровенное таковым и осталось.
— Я вам верю, Владимир Геннадьевич, простите.
— Не стоит... А теперь я хочу вернуть разговор к вашему фантому.
— Валяйте.
— Погодите... постарайтесь держать себя в руках.
— Хорошо, я обещаю.
Экгардт кивнул и подошел к ней поближе.
— Вам знакомо имя "Мэк"?
Хельга в миг напряглась. Внезапная волна боли и ненависти прошла сквозь нее, вызвав секундный порыв и что-нибудь сокрушить, и спрятаться одновременно. Потом пришло, а вернее вернулось отчаяние, которое за все время ее заключения было неразлучной спутницей смертельной тоски. Хельгу охватило жгучее желание, чтобы все ее прошлое безвозвратно растворилось в забытьи. Экгардт взял ее за руки, подождал пока она успокоиться, затем спросил:
— Так как?
— Да, знакомо... Черт возьми! Неужели?... Мэк — это и есть мой фантом? Нет, это бред. Полный бред!... Не может быть.
— Погодите Цинтия. Вы слишком спешите. Мэк — это действительно фантом, но только в том уровне вашей памяти, где зафиксирована его жуткая смерть.
— Как? — Хельга забыла, что нужно дышать.
Она долго молчала, а Экгардт ждал пока ее разум переварит услышанное.
— Значит, он жив!
— Выходит, что так.
— Жив... — она почувствовала огромное, несказанное облегчение. Ей не придется сообщать жуткую весть отцу Костика. — Значит, у меня будет возможность его найти.
"Сколько лет занимаюсь своим делом, — подумал Экгардт, — а так и не понял природу любви".
...В саду было тепло и уютно. Беспорядочно, на первый взгляд, посаженные псевдодеревья давали тень и возможность уединиться на одной из скамеек. Здесь можно было расслабиться. Подумать о чем-нибудь приятном, созерцая пышные красно-фиолетовые бутоны ламаскийских цветов на толстых светло-коричневых стеблях, или просто помечтать. Хельга с восторгом отметила, что впервые за долгое время начала мечтать.
— Простите, я вам не помешаю? — услышала она от тихо вышедшего из-за деревьев человека.
Хельга дернулась, моментально осмотрела его с ног до головы и поняла что угрозы незнакомец не представляет. Ее немного смутил его мундир имперского образца со знакомыми знаками различия и неизвестными шевронами.
— Кто вы?
— Мое имя — Вальтер Фохт, подполковник королевской космической пехоты.
— А-а, Королевство Опет. Доктор Экгардт просветил меня в новейшей истории... Трудно поверить, что это случилось, раньше я не могла себе представить, что империя окунется в гражданскую войну.
— Это не гражданская война, Цинтия, это война за независимость.
— Пусть так, — не стала она спорить. — Значит вы знаете мое имя и пришли, как я понимаю, неспроста.
Фохт улыбнулся.
— Вы позволите?
— Да, конечно, — показала она рукой на скамью.
Фохт присел рядом с ней и снял фуражку, положив ее рядом.
— Да, Цинтия, я знаю ваше имя, которое мне сообщил господин Экгардт, и это все что я о вас знаю. Но не беспокойтесь, я не пришел сюда что-то у вас выспрашивать и надоедать своим присутствием. Я только хотел навестить вас. Господин Экгардт ничего вам обо мне не рассказывал?
— Нет. Он только вкратце ответил на мой вопрос, как я здесь очутилась.
— Ладно. Вообще-то, это мой батальон взял штурмом ТСК, где вас содержали. Там я вас увидел в санчасти.
— Понятно, Вальтер. Можно я вас так буду называть?
— Да, конечно.
— Я благодарна вам... — Хельга умолкла, пытаясь поймать ускользнувшую мысль, а потом неожиданно для себя спросила: — У вас есть сигареты?
— Увы, — Фохт развел руками, — я не курю.
Она улыбнулась. И он за ней.
— Вальтер, у меня столько вопросов к вам. Вы могли бы рассказать о том, что сейчас происходит? Я имею в виду... Ну не только то что касается меня. Черт! Как я отупела — не могу выразить нормально мысли!
— Я вас понял, — кивнул Фохт. — Рассказывать придется довольно долго. Может быть немного попозже, а, Цинтия? Я ведь хочу у вас кое-что узнать.
— Вы же говорили, что не станете ничего выспрашивать.
— Вы меня не так поняли. Меня интересует ваше состояние. Дело в том, что Экгардт собирается продержать вас здесь еще минимум две недели. Я с ним даже слегка повздорил, похоже, он недолюбливает людей в форме. Так вот, Цинтия, завтра, крайний срок — послезавтра, вы должны покинуть Ламаску.
— Что за спешка, Вальтер?
Прежде чем ответить, Фохт посмотрел на серо-голубое небо по которому проплывали странным образом правильной формы овалы облаков.
— Мы не сможем долго удерживать Ламаску. Уже были два налета. Эта планета занята нами только потому, что имперцы не смогли быстро справиться с неразберихой после дордского поражения. Слишком много мы хапнули и, боюсь, уже мучаемся от несварения желудка.
— Послушайте, Вальтер, если надо, я хоть сейчас помчусь куда угодно, лишь бы не обратно — в застенки БН.
— Поэтому я и беспокоюсь за ваше здоровье.
— Не надо. Я чувствую себя нормально. Правда в голове иногда каша возникает после того как я начала распознавать ложную память. Ну ничего — справлюсь!
— Хорошо. Я дам вам знать. И обещаю место на корабле.
— Спасибо вам, Вальтер... Но почему вы решили побеспокоиться обо мне? — Хельга встретила его взгляд и отважилась спросить в лоб: — Я вас интересую как женщина?
Фохт некоторое время молчал, потирая одну ладонь другой.
— Цинтия, я вам отвечу так: вы действительно очень привлекательная женщина, способная привести в трепет любого мужчину. Но... использовать ваше затруднительное положение я считаю ниже себя. Я был бы просто рад помочь вам.
— Ясно. Значит есть еще рыцари в этой галактике.
Фохт улыбнулся и смущенно стал изучать почву у своих ног, видно комплимент ему понравился.
— А куда бы вы хотели отправиться? — спросил он.
— Пока определенно не знаю. На Опете открылось русское консульство?
— Да, насколько я знаю.
— Вот туда я и направлюсь. Потом — домой, на Новую Русу.
— Новая Руса? — поразился Фохт.
— Да. Я подданная русской короны, — она поняла, что что-то не так и спросила: — В чем дело?
— Все правильно, вы этого не знаете...
— Не знаю чего, Вальтер?
— Имеется приказ по флоту переправлять на Шерол всех русско-подданных, освобожденных из тюрем и лагерей в ходе наступления. Там они должны пребывать до особого распоряжения.
Теперь настала очередь для изумления Хельги.
— Вот как? Это связано с политикой?
— Нет, политика тут ни причем. Это делается по просьбе наших союзников.
— Вы мне обещали немного позже рассказать обо всем. Думаю время пришло...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
