Наш генеральный перезвонил часа через полтора, сказав нам, что сегодняшним чартером в Новосибирск улетят бортпроводники, а нас с Анатолием Андреевичем он оставляет пока в городе.
— Только живо собирайтесь и переселяйтесь в какую-нибудь другую гостиницу.
Мы вернулись в "Москву". В моём номере кто-то побывал: по комнате были разбросаны вещи, а кое-какие бумаги пропали. Впрочем, бумаги были совершенно не важные — в основном, ночные черновики списков пассажиров. Кому они могли понадобиться?
Мы с Игорем и главным "сибирским" юристом собрали сумки и без лишнего шума покинули гостиницу. Нашим следующим пристанищем стала легендарная "Приморская", где, говорят, в советские годы проходили "подпольные" чемпионаты по преферансу и "сходки" авторитетных воров. Действительно, простая, казалось бы, операция — смена гостиницы, сработала "на все сто". В оставшиеся дни нас никто не беспокоил.
Беспокоил мобильный телефон с городским сочинским номером, купленный мне местным представителем в первый же наш день в городе.
— Здравствуйте, вас беспокоят из МИДа Государства Израиль, — сказал мне, представившись, вкрадчивый голос с лёгким акцентом. — Могу я задать вам несколько вопросов?
— Да, конечно, — покорился я.
— Скажите, на борту упавшего самолёта была стюардесса по фамилии Гусарова? — начал свой "допрос" "МИДовец".
— Да, — ответил я.
— Скажите, а стюардесса Гусарова имела родственников в Израиле?
Я не знал, имела ли погибшая Лена Гусарова родственников в Израиле, о чём прямо сказал плохо скрывавшемуся "моссадовцу" (4). Потом, уже в Новосибирске, узнал, что бортпроводница Гусарова, в девичестве Рапопорт, действительно, была еврейкой. На этом основании всю заботу о её сыне, оставшемся после авиакатастрофы круглым сиротой — отец умер ещё раньше, взяло на себя Государство Израиль.
— Ещё пара вопросов, — попросил меня вежливый "МИДовец". — Скажите, на борту самолёта была стюардесса по фамилии Костенко?
— Насколько я знаком со списком экипажа, была, — подтвердил я.
— Скажите, а у Костенко есть родственники в Израиле?
— Я не владею такой информацией.
— Хорошо, скажите, а как часто стюардесса Костенко летала в Дубаи?
"Ах, вот куда ты, гад, клонишь!" — подумал я. Чёртовы "вражеские" Эмираты никак не давали покоя израильским "чекистам".
— Я этого не знаю. Скорее всего, вам нужно обратиться в пресс-службу авиакомпании в Новосибирске, — выкрутился я и попрощался.
Я сразу же перезвонил своему начальнику Мише и предупредил, что сейчас его будет допрашивать "Моссад", а после набрал Олега Александровича — попросил его изъять у меня телефон, становившийся опасной "обузой". Мобильник сочинский представитель "Сибири" отобрал у меня вечером, предложив самый беспощадный способ его ликвидации:
— Надо будет на базар заехать, армянам загнать его — пускай торгашей твои "моссадовцы" да прокуроры донимают!
Дневной рейс в Тель-Авив бортпроводники отправляли без нас — мы были заняты переселением из одной гостиницы в другую. Вечером же мы все вместе стояли на площадке у "Москвы" и ждали автобусов, которые должны были увезти наших коллег и родственников пассажиров к новосибирскому чартеру.
Всё-таки порой я бываю чертовски сентиментальным. Я прощался с бортпроводниками, как с родными мне людьми, а сама сцена проводов напомнила мне детское прощание с друзьями по пионерлагерю, несмотря на всю нелепость такой аналогии. Я понимал, что, даже встретившись потом где-нибудь в авиакомпании, мы больше не будем чувствовать этого вынужденного "родства". А потом мы и вовсе потеряемся на просторах большого города большой страны. Где-то они сейчас? Острая на язычок красавица Оля, основательная Марина, хозяйственная Наталья Геннадьевна? А где наша, ставшая за бессонную ночь настоящей "боевой подругой", кассирша-сочинка Ирина?
Автобусы, наконец, уехали, и к нам с Игорем и Анатолием Андреевичем подошёл Филёв.
— Пошли, мужики, пива выпьем! — предложил он.
Предложение "отметить" окончание самой тяжёлой, связанной с работой на месте трагедии, фазы разбора катастрофы, как оказалось, шло не только и не столько от нашего генерального, сколько от "эфэсбэшников" — наших, российских, "чекистов". Их было двое, и жили они в "Москве" на том же, что и я, шестом этаже. Один из них, москвич, был в звании майора, второй — подполковник из Новосибирска, но оба, разумеется, ходили в штатском. "Чекисты" сейчас рассыпались в комплиментах в адрес "Сибири" и звали нас выпить пива в какую-то "самую лучшую" кафешку.
Из всех многочисленных сочинских питейных заведений на открытом воздухе "эфэсбэшники" выбрали самое дурацкое — находившееся на шумном и вонючем Курортном проспекте метрах в пятистах от гостиницы "Москва".
— Пива у нас нет, — сказала официантка, приготовившаяся, тем не менее, принимать у нас заказ.
— Так. А что поесть? — спросил Владислав Феликсович.
— Орешки, сухарики, — начала перечислять меню заведения на память девушка, — фисташки...
— А горячее есть? — уточнил Филёв.
— Из горячего тоже ничего нет, — легкомысленно сообщила официантка, — у нас мясо кончилось!
Кафе, похоже, было действительно "самым лучшим". Правда, наш генеральный не решился его покинуть, дабы не обидеть пригласивших нас "силовиков".
— Вот что, красавица, — Филёв достал из своего кошелька долларов триста сразу, — давай-ка сбегай, купи всё, что нужно — пива, мяса, овощей на салат, если нету. Шашлык вы ведь сможете сделать?
— Сможем, — оторопела девчонка — она, наконец, поняла, что у неё начинается "вторая смена".
— Ну и прекрасно, — обрадовался наш директор. — Только пива, солнце, принеси сразу!
В ожидании пива, "чекисты" начали нас "допрашивать" — они, судя по всему, не умели разговаривать иначе.
— А как у вас обстоят дела с авиационной безопасностью? — спросил нас один из них.
И тут дядьки попались на нашу авиакомпанейскую "фишку". Когда нужно было кому-то "запудрить мозги", наши пиарщики всегда начинали ловить вопрошающих, что называется, "на слове". Как-то раз одному нелюбимому журналисту в ответ на его запрос о мелком авиапроисшествии с нашим бортом в аэропорту Домодедово "Сибирь" выдала исключительно формальный текст — мол, в аэропорт Домодедово авиакомпания не летает. Это было чистейшей правдой — "Сибирь" тогда летала во Внуково, где, собственно, и произошёл интересовавший журналиста эпизод. Сейчас же "чекисты" спросили нас об авиационной безопасности, имея в виду, конечно же, безопасность полётов. В авиации, как говорят в Одессе, это "две большие разницы". Говоря по-простому, "авиационная безопасность" — это чтобы не пронесли чего на борт, а "безопасность полётов" — чтобы самолёт был исправным и пилот подготовленным. Мы с Игорем к явному удовольствию нашего директора начали отвечать на поставленный вопрос, перебивая и дополняя друг друга.
— Авиационной безопасностью занимаются аэропорты, — сказал я и ни капельки не соврал.
— Насколько нам известно, в Толмачёво с этим всё очень хорошо устроено, — уточнил Игорь. — Мы строго следуем предписаниям по авиационной безопасности, которые предъявляет нам аэропорт.
"Эфэсбэшники" так, похоже, ничего и не поняли. В это время "красавица" принесла нам пива, и разговор постепенно перешёл к обсуждению событий последних дней, разбавляемому очень актуальными сейчас еврейскими анекдотами. В какой-то момент, выпив с полкружки пива и так и не дождавшись обещанных шашлыков, я начал терять нить беседы. Очнулся только от окрика Филёва:
— Андрей, ты спишь что ли?
После невероятного многодневного напряжения организм, поддерживаемый только "кофейным допингом", похоже, решил расслабиться — я уснул за столом прямо во время разговора, не закрывая глаз. Со мной, честно, такое было впервые. Генеральный, видимо, понял всю нелепость ситуации и аккуратно свернул сегодняшнее "празднество", прогнав нас с Игорем в гостиницу.
— Так, — сказал он нам на прощание, — пару дней отсыпаетесь, отдыхаете здесь, а потом возвращайтесь с Андреичем в Новосибирск. У тебя, — обратился он ко мне, — ещё выборы впереди, ничего не отменяется.
* * *
Ночь и весь следующий день я проспал тяжёлым и каким-то "болезненным" сном. Первый раз я проснулся около часа дня. Включил телевизор, не вылезая из-под одеяла, и, немного посмотрев его, опять "вырубился". Вторым моим пробуждением я был обязан какой-то особо громкой телепередаче — это произошло около четырёх. Я выключил телевизор, сходил умылся и опять прилёг — как говорят профессиональные "сони", "на минуточку". Около семи вечера меня разбудил стук в дверь — Игорь тоже только проснулся и теперь звал меня искупнуться.
Удивительно, но за весь тяжёлый и интересный 2001-й год я искупался всего дважды — оба раза в Чёрном море, и оба раза в Сочи. Первый раз в августе, второй — в октябре.
То, что происходило за эти пару оставшихся в Сочи дней со мной и, подозреваю, с Игорем тоже, не было отдыхом — это было неким "арифметическим средним" между реанимацией и навёрстыванием организмом упущенного: сна, пищи, отсутствия мыслей и элементарного "горизонтального положения".
Перед обратным самолётом в Новосибирск мы сидели с Игорем, Анатолием Андреевичем и нашим сочинским представителем в какой-то уличной кафешке и обедали. Пасмурно было уже с утра, но сейчас начал накрапывать дождик. Пока мы ели, он всё усиливался и усиливался. Когда мы вышли из-за стола, чтобы пойти к машине, в городе уже шёл настоящий ливень. Таких дождей у нас в Новосибирске не бывает — какой-то тропический или, вернее, субтропический — Сочи же субтропики. С неба буквально обрушивались потоки воды, и от нее не было никакого спасения.
Шоссе в Адлер превратилось в настоящую реку — мы медленно не то ползли, не то плыли по этой реке, "дворники" бешено елозили по лобовому стеклу в тщетной попытке разогнать воду, а Олег Александрович звонил кому-то в аэропорт и просил "подержать" немного для нас рейс — мы опаздывали.
— Девять дней сегодня, — вдруг заметил Анатолий Андреевич.
Надо же, несмотря на то, что большинство погибших было иудеями, сочинское небо вовсю и совершенно по-христиански рыдало на девятый день с момента их внезапной и такой страшной смерти...
(4) На всякий случай, "Моссад" — это израильская спецслужба, считающаяся одной из самых эффективных в мире. На эту тему очень рекомендую фильм "Мюнхен" Стивена Спилберга посмотреть.
Глава 5. Сибирские мотивы
Я уж давно и навсегда бродяга,
Но верю крепко: повернется жизнь,
И средь тайги сибирские Чикаго
До облаков поднимут этажи.
П. Васильев, сибирский поэт
Вообще-то, я хотел в этой книге написать о своём опыте общения с представителями разных народов, попытаться показать то, что называют национальным характером, менталитетом. Но пройти мимо русских (а я принадлежу именно к этой "этнической группе"), которых было бы нелепо называть "титульной" нацией, скорее "объединяющей" и образующей собственно пространство России, я, конечно же, не мог.
Россия большая, я вдоль и поперёк объездил ту её часть, что находится между Уралом и Дальним Востоком, и в этой главе собрал какие-то заметки, случаи, истории из Сибири, с моей второй родины, приютившей меня после Казахстана. Все эти "анекдоты" не объединены временем происходящего или сюжетом, более того, я даже намеренно "перемешал" их очень тщательно. А ещё я постарался не останавливаться так подробно, как в предыдущих и последующих главах, на описании местных "достопримечательностей", потому как многим из вас описываемые города и местности хорошо знакомы. Я лишь разделил свои "байки" по принципу их отношения к "смешному" и "несмешному" — грустному, лиричному, хотя, конечно же, всё это условности.
Может быть, в этих моих побасёнках мне, а вместе со мной и вам, удастся узнать себя и свою страну?
Часть 1. Смешное
По пушкинским местам
В небольшом городке Алтайского края, в Камне-на-Оби, живёт мама моей жены — у меня язык не поворачивается называть "тёщей" эту тихую, но очень сильную женщину — настоящую, русскую, из тех, что "коня на скаку...". Естественно, к Наткиной маме в гости мы ездим довольно часто — всего-то двести вёрст от Новосибирска.
Одна из центральных улиц города носит имя "нашего всего", Александра Сергеевича Пушкина, и для большинства здешних мужиков — заядлых охотников, рыбаков и автомобилистов-самоделкиных, примечательна самым крупным в городе автомагазином. Открытый еще в советские годы, магазин, став частным, официально получил название, принятое в народе — "Пушкинский". Одно это сочетание сути объекта и его названия для человека с "тренированным" чувством юмора звучит забавно, но каменцы на этом не остановились. Слева от автомагазина находится точка, торгующая мужской одеждой и названная "Онегиным", а справа — продуктовый магазинчик "Дантес". Пушкинские места, одним словом...
Могли бы...
В Красноярск я как-то раз поехал в однодневную командировку, захватив с собой Наталью — она там раньше не бывала. Завтракали мы в небольшой кафешке на Красной площади — в Красноярске тоже есть Красная площадь, хотя и совсем не центральная. В туалете на стене был приклеен рекламный стикер-"хулиганка" от какого-то местного такси: "А могли бы быть уже дома", и телефон диспетчера. Ниже на стене кто-то остроумный дописал: "Сейчас пописаем и поедем".
Борьба с олигархами
В исторической части города Омска есть две улочки, названные в честь местных большевиков. Обе фамилии анекдотичны — Рабинович и Березовский. В связи с бегством из России опального олигарха-однофамильца, местная городская Дума на полном серьёзе начала обсуждать вопрос о переименовании улицы Березовского, а заодно и улицы Рабиновича. Вряд ли второе предложение было признаком узаконенного антисемитизма, скорее — законодательного кретинизма.
Новосибирск гораздо прогрессивнее Омска. У нас есть улица Потанинская — красноярцы, стиснутые пространством собственности М. Потанина и собственности О. Дерипаски, впадают в ступор, услышав такой топоним — дескать, целая улица его? Но мы держимся, не переименовываем — правда, и Потанин-однофамилец пока никуда не сбежал.
Воззвание
Карасук. Есть такой городок на юго-западе Новосибирской области практически у самого Казахстана — тысяч тридцать народу. Когда я жил в казахстанском Павлодаре, мы воспринимали его жителей (угадайте, как они зовутся?), которым до моего родного города ехать гораздо ближе, чем до своего областного центра, как голодную "саранчу". Никогда не евшие досыта несчастные россияне в советские годы сметали в наших, относительно обеспеченных, магазинах всё мясное, а заодно "молочное" и "хлебное".
Перед зданием местного ПТУ, скорее всего, готовящего рабочих для местной железнодорожной станции, стоит железный щит, раскрашенный в цвета российского флага. На щите угловатыми буквами без указания автора начертано воззвание к учащимся, не полностью цитирующее средневекового персидского поэта Фирдоуси: "Если путь твой к познанию мира ведёт, как бы ни был он труден — вперёд!" (1)
